Angi_kam
Тени Солнца
Глава 16
Трехсосновье, что они прошли сутки назад, мало походило на себя прежнее. Веселая деревушка, где щедрые хозяева часто устраивали незатейливые ярмарки, казалась посеревшей. Раньше здесь продавали платки, яркие, с цветочным узором, а еще всякого рода полезные товары. Михай часто возвращался оттуда с крепкими веревками, мешком соли, и яркой лентой, для дочери. Сейчас же дочь старейшины не носит ленты в волосах, а лишь прикрывает свой позор платком – простым, без узора.
Те, кто остался в веселой деревушке, с громким названием, смотрели на них с подозрением. В частности, смотрели на Мирославу, не скрывая неприязни. Была ли причина в отсутствии кос или в наличии двух спутников мужчин – она не знала, да и спрашивать не спешила. Они не могли узнать в ней дочь Михая, а остальное мало имело значения. Вчера Шуя, наконец, смог доплести тетиву для лука из её волос, а горный камень, что обтачивал шаман, превратился в три наконечника для стрелы. Сама же основа была выстругана ножом из ясеня.
Не знали эти люди, что пришли они спасти их от напасти. Не смотрели дальше своей утраты, а ведь Берендей не скупился на размахи лап и острые зубы. Висели черные ленты над домами погибших, стояла перепуганная скотина в хлевах. Даже спустя недели в воздухе витал запах крови и страха.
Никто больше не выходил в поля, не собирал ягод в лесу.
Лукоморье жило в страхе, и только они в силах остановить нападения.
Изредка они останавливались, переводили дух, почти не разговаривая. Шаман, тут же закрывал морщинистые веки, пытался найти того, кто прятался под шкурой медведя. Искал меж крепких дубрав и высокой травы. Шел по следу, точно охотничья собака. Шуя не думал лезть, становясь непривычно молчаливым. Нервозность выдавали длинные пальцы, без конца теребящие торчащую нитку рубахи. У Миры не хватало смелости попросить её снять и зашить.
На следующий день они почти дошли до земли её отца. Деревня должна располагаться за небольшим лесочком, где детьми собирали они грибы под стройными березами. Мира не могла себя заставить прекратить выглядывать стены дома. Шуя оборвал её, попросив идти быстрее. Он знал, что они опаздывали, как бы не спешили.
– Ты умеешь стрелять из лука? – спросила она как-то Шую. Оружие в его руках смотрелось нелепо. Казалось, он и сам это осознавал, но не расставался с ним даже ночью. Пальцы должны привыкнуть к весу, ощупать каждый выступ, почувствовать живую энергию ясеня. Парень пожал плечами:
– Я не должен промазать. Остальное не так важно.
Он замолчал, чувствуя отвратительный привкус страха на губах. Важным было все. Проглотив комок страха, она ускорила шаг. Каждое деревце, каждый луг и тропинка приносили забытое воспоминание тоскующей болью. Это и её земля тоже, и она пришла защитить людей от беды.
Солнце начало опускаться, а они, изнывая от жары, продолжали брести по окрестностям. Не так далеко была её деревня, чуть в стороне стояла еще одна – небольшая, на сотню человек. Туда любили уходить мужчины на несколько дней, возвращались довольными, пахнущими хмельной брагой.
Мирослава смахнула пот с лица, когда Шаман отбросил сумку в траву, усеиваясь возле дороги. Она нехотя заметила, как углубились морщины на его лице, как тот заходился в приступе кашля, останавливаясь, чтобы отдышаться. Никто не спрашивал Кама об этом, как и не спросили причину внезапной остановки. До привала было слишком рано, а для ночлега тем более. Переглянувшись с Шуей, она поняла, что вероятно Кам снова пробует найти Берендея. Отмахнувшись от летающей мухи, Шуя, улегся рядом с наставником, с благодарностью принимая время передремать, лисенок устроился рядом. Мире ничего не оставалось, как занять себя чем-нибудь полезным – она точно знала, что на этой поляне должно быть куча земляники, а на вечер у них как раз ничего не осталось.
Пройдясь по полю, она, как и ожидала, наткнулась на ягодные места. Яркий сок испачкал ей рукава платья, но оно стало грязным еще неделю назад. Отправив в рот несколько земляничек, Мира уселась на землю возле кромки леса, вдыхая полной грудью теплый запах поля и нагретых солнцем ягод. Действительно, так хорошо ей давно не было.
Хотелось лечь в полный рост, прикрыть глаза и поддаться сну. Или, заскучав, наблюдать, как лениво плывут облака на небе. На самом деле, страшно было находиться на поле одной, Мира вспомнила истории о Полуднице и Полуночнице, ни та не другая, не внушали ей доверия. Однако, вечером их троица в безопасности.
Послышался громкий треск ветвей совсем рядом. Мира, не отрывая глаз от поиска земляники, негромко сказала:
– У тебя не вышло меня напугать, Шуя. Лучше принесли чашу из сумки, я…
Она так и не смогла закончить предложение, осознание настигло раньше. Её обдуло горячим дыханием чужой магии, горькой на вкус. Ощутив холод по всему телу, глаза распахнулись, смотря на того, кого так боялась повстречать лицом к лицу.
Морда черного медведя оказалась на расстоянии руки. С открытой пасти стекла слюна, хотя ей показалось, что зубы зверя измазаны кровью. Глаза, лишенные разума и сострадания, смотрели прямо, не видя никого, кроме нее. Обводка радужки горела красным.
Отшатнувшись, Мира закричала, что есть сил. Возможно, это последнее, что она сделает, пока острые когти Берендея не распорют ей глотку. Медведь протяжно зарычал и сделал к ней шаг.
На крики прибежал Шуя, за секунду оказавшись рядом с ней. Сильные руки плотно обхватили её предплечья, заставляя подняться и бежать. Мирославе удалось унять дрожащие ноги, вскочить и отбежать, но как бы ни был быстр ученик Шамана, лапа берендея лихим замахом задела его бок. Зашипев от боли, он пошатнулся, стараясь отойти как можно дальше. Медведь двинулся за ним. Достав из-за спины лук, он взял стрелу и прицелился. У него всего три попытки.
Руки нещадно дрожали.
Первая стрела вонзилась в бедро медведя, не в голову, как хотелось изначально. Тот взвыл, но не завалился. Шуя выругался, доставая вторую стрелу. Он не являлся лучником, не был борцом, но он был тем, кто хранит равновесие.
Берендей, обезумив от боли, бешеными глазами смотрел на него. Вздыбилась черная шерсть, оскалилась пасть, показывая острые зубы. Много крови они вкусили, много плоти разорвали. Шуя натянул тетиву с молитвой на губах, но оказался слишком медлив против врага. Зубами медведь вцепился в лук, швыряя в разные стороны его владельца. Ослабив хватку, Шуя отлетев в сторону, тут же вставая на ноги, уже без оружия. Внезапно, за спиной у него образовалась линия огня, змейкой огибая поляну. Он посмотрел на учителя, тот сотворил огненное кольцо, заперев их всех на одной поляне.
Или они, или он.
Зарычав, медведь бросился на Шую, зубами пытаясь ухватиться за тонкие конечности. Быстрые удары лапами, от которых у него получалось увернуться, все же достигали своей цели – разорвав его рубаху, оставляя полосы крови. Шуя устал убегать, дышал глубоко и часто, но все никак не мог найти лук и упавшие стрелы. Сквозь пелену дыма, он мог разглядеть разве что массивную тушу медведя. Глаза заполнила дымовая завеса.
Тот шел за ним бешеным зверем. Не обращал внимания на копоть, что оседала в легких. Сердце билось так, что почти выпрыгивало из груди. Шуя знал, что должен приложить усилия, чтобы оно осталось там, однако хватало одного взгляда на Берендея, чтобы отнять возможность двигаться.
Оступившись, Шуя упал на спину, хватаясь за израненную руку. В висках колотило болью, а в горло забился дым, но помимо этого, по телу прошлась липкая волна страха, когда Берендей лапами пригвоздил его к земле. Рев оглушил уши, и парень замер. Глаза зверя горели кровью и желанием расправы, Шуя чувствовал, что под его шкурой больше не было заплутавшего колдуна, лишь собственное проклятье.
Со свистом, криво рассекая воздух, рядом с плечом Шуи упала стрела. Он узнал горный камень, узнал изготовленное им оперение. Обессиленно перевернув голову, он заметил, как в десятке метров от них стояла Мирослава, нацелившаяся последней стрелой в Берендея. Дрожа всем телом, по её щекам текли горячие слезы.
Шуя до крови закусил губу, если Боги за ними наблюдают, то пусть не оставят их в трудный час.
– Давай! – прокричал он, когда пасть Берендея зловеще раскрылась перед его лицом. Его обдуло зловонным запахом чужого дыхания, а после рев боли вышел из горла чудовища. Почувствовал, что лапы сошли с его рук, он ухватился за упавшую стрелу и вколол ей прямо в глаз медведя.
Воя от боли, опускался Берендей на землю, дергались в агонии лапы, и смотрел один глаз прямо на него, уже не красный, а карий, почти человеческий. Взгляд прошелся по шерсти, уже не черной, а коричневой, трещала кожа, пропитанная черной магией.
Уменьшился на глазах тот, кто сковал страхом Лукоморье, развалившись среди луговых трав. Кам, подошел к ним, прихрамывая, без всякой жалости глянул он на безжизненное тело. Сейчас оно оскверняло эту землю своим присутствием. Расправив пальцы, он коротко прошептал заклинание. Густая шерсть загорелась.
Мирослава прочитала шёпотом короткую молитву, приложив руку к груди. Не было понятно, кого она оплакивала – душу неудачливого колдуна или тех, кого он загубил.
– Вы молодцы, – сказал Шаман, кладя руку на плечо Шуе. – Я тобой горжусь.
Если бы не раны, Шуя бы рассмеялся или придумал что-нибудь, чтоб отшутиться, но вместо этого, задрожал всем телом, оседая на землю.
– Наставник, меня на лоскутки пытались разрезать…
Смешок вышел кривым, таким же, как и его улыбка. Шуя почувствовал, как собственные ноги начали подводить его. Осев на пол, он застонал – боль нахлынула везде и сразу. Мира бросилась к нему, испуганными глазами смотря на друга. Весь живот парня был исполосан когтями.
– Да ерунда это, – попытался улыбнуться он. – На мне заживет все, как на собаке. Даже быстрее!
Опустился рядом Кам, доставая флягу с водой. Шуя понадеялся, что там все же полынное вино – горькое и крепкое, ему бы не помешало сейчас немного крепкости во рту. Мира, сняв платок, и намочив его, начала аккуратно промывать раны, каждый раз замирая от шипения Шуи. Она видела, как алая кровь стекает по коже, окропляя землю, как громкий вздох вырывается из груди.
– Мы должны дойти до моей деревни, там тебе смогут помочь, – со слезами сказала она, смотря в желтые глаза. Шуя пожал плечами и посмотрел на наставника. Кам кивнул.
– Перевяжи его как-нибудь.
Оборвав подол юбки, Мира перемотала его торс, надеясь, что они смогут дойти до дома прежде, чем Шуе станет совсем плохо. Парень пытался отвертеться, но с каждой минутой становился бледнее, а движения рук замедлялись, как и его сопротивление.
Хромая и останавливаясь на пути, через час они вошли в деревню. Мальчишка на воротах узнал её даже без кос, воскликнул от удивления и открыл засов. Не успели они и нескольких шагов сделать, как из дома выбежали люди, охая и восклицая.
Не сразу она заметила разруху, но бросились в глаза поваленные бревна, следы когтей и засохшая кровь. Придерживая Шую, шла она к своему дому под тяжелыми взглядами соседей. Никто не встал на пути, никто не подал руку помощи.
Её не было здесь слишком долго.
Родной дом выглядел отчуждённо, не было в нем больше уюта и тепла, лишь в старых воспоминаниях она видела себя в нем счастливой. Сейчас на крыльцо выйдет отец, окинет её долгим взглядом, хмуря брови и сжимая губы в тонкую полосу. Увидеть на его лицее разочарование, было столь ожидаемо, что думать о таком казалось естественно.
Но, услышав суету на улице, на крыльцо вышла мать. Мира не сразу даже узнала эту крепкую женщину с добрыми карими глазами. Сейчас Марья походила на тень самой себя. За её спиной столпилось два ребенка.
– Мама… – прошептала Мирослава, сквозь ком в горле. Женщина открыла рот, её губы затряслись в попытке вымолвить имя дочери, но, не сдержавшись, она бросилась ей в объятья. Роняя слезы, Марья благодарила богов за чудо, целовала в обе щеки своё чадо, чувствуя, как что-то возрождается у неё в груди.
– Милая моя, Мирославушка, как же я рада, что ты вернулась, – женщина светилась счастьем. – Родненькая, жива, возратилася…
Прежде, чем мать снова перейдет в плачь, Мира обхватила её руки, проговаривая:
– Матушка, все потом. Сейчас нужно помочь Шуе.
Женщина посмотрела на бледного юношу, что когда то отрезал косу дочери, тем самым перевернув её судьбу, и кивнула в сторону дома. Дети расступились, с любопытством оглядывая знакомых гостей. Мира помогла лечь Шуе на нижнюю лавку, тот, скрипя зубами от боли, смог улечься. Его повязка давно уже пропиталась кровью.
– Принесите тряпки, – скомандовала Марья детям. Она убрала мешающую светлую прядку со лба и закатала рукава, а после, взяв принесенные клочки ткани, обратилась к сыну. – Беги к лекарю, сынок, да поживее.
Шуя застонал от боли, едва она попыталась убрать повязку с живота – кровь успела пропитать ткань и намертво приклеиться к коже. Ласково женщина гладила его по голове, успокаивая. Лекарь пришел быстро и приказал нагреть воды.
Мира узнала дядьку Степана, что лечил деревню от всех недуг. Увидев, как он занялся Шуей, она опустилась на соседнюю лавку, наблюдая за происходящим со стороны. Шаман тенью стоял у печи, спокойно разглядывая все. Увидев её взгляд, он коротко пояснил:
– С ним все будет хорошо. Духи не дадут ему умереть.
Мира кивнула и сжала кулаки. В правой руке тяжелой ношей лежало то, что изменит все. Она посмотрела на мать, окутанную сетью внезапных морщин, оглядела дом, чувствуя, как изменилось его убранство.
– Матушка, а где отец?
Марья вздрогнула, бледнея и опуская голову. На глазах навернулись слезы, а младшие дети, Весна и Дарен, уткнулись в длинную юбку.
– Дня три как схоронили. Его и еще десяток наших мужиков…
Слезы скатились вниз, а холодные руки зажали рот, чтобы не закричать. Сейчас Мира чувствовала себя предателем, покинувшей деревню. Она должна была встретить напасть вместе со своей семьёй, плечом к плечу. В глазах потемнело, а в памяти возник образ отца – сильного, крепкого, за его спиной можно было спрятаться от всех невзгод. Острая боль пронзила сердце – она ушла, не сказав ему ничего.
– Я хочу увидеть его могилу, – голос дрогнул. Мира обняла себя руками, а взгляд устремился в пустоту.
Степан оторвался от больного, наложив несколько швов, измазав живот пострадавшего зеленной густой массой, и приказал ждать три дня. Шуя устало сопротивлялся, но уснул прежде, чем лекарь покинул дом. Марья тяжко посмотрела на дочь:
– Поздно уже, располагайтесь. Ночью дело не решить.
Её кровать не изменилась, оставалась такой же на ощупь. Под боком улеглась младшая сестренка, обняв Миру так сильно, что она почти пискнула. И все же, уснула она быстро, едва коснулась голова подушки, а на утро, с первыми петухами, Мирослава отправилась на могилу отца. Там под толстым дубом, лежало тело потомка Настасьи Миклушиной, старосты деревни, кто защищал и оберегал её от всех невзгод.
Больше не осталось слез, Мира опустилась на колени перед свежей могилой, прося прощение за свой поступок. Уняв дрожь, она подняла руку, показывая клык Берендея:
– Мы справились, отец. Мы остановили его, я остановила. Прости, что так поздно. Знай, что я люблю тебя. Пусть Солнце согреет твою душу, а Боги встретят с почестью.
За прошедшие три дня она едва ли сказала десяток слов. Только, собрав людей на улице, ей пришлось объявить, что Берендей повержен, и Лукоморье может жить в спокойствии. В доказательство она показала белый клык, размером с палец.
Каждый поверил в её слова, говоря, что потомок Миклушиной вернула жизнь в эти земли.
К сожалению, отца она вернуть не смогла.
Шуя поправился быстро, уплетал кашу с аппетитом, почти не жалуясь на боль. Лекарь приходил еще раз, проверяя швы на ране и давая указания. По широкой улыбке друга, Мира поняла, что он все пропустил мимо ушей. Кам выглядел лучше, хотя кашель участился. Степан предлагал осмотреть и его, но тот отмахнулся.
Больше к нему никто не приставал, а на четвертый день, Кам и Шуя засобирались в дорогу. Мира смотрела на них с сожалением, привязавшись за время странствий. Не хотелось ей отпускать от себя новых друзей, но, как старшая из рода, она должна позаботиться о семье и деревне.
– Хорошее вышло приключение, да? – улыбнулся Шуя, протягивая ей руку. Она неуверенно пожала её, а парень, хохотнув, прижал девушку к себе, обнимая. – Попробуй потренироваться в мяуканье, может, возьму тебя еще раз с собой на вылазку.
– Я… подумаю над твоим предложением.
Кам встал перед ней, губы не дернулись в улыбке, но глаза излучали тихую гордость.
– Мирослава Миклушина, ты изменила мнение о себе. В тебе гораздо больше от твоего предка, чем я думал. Ты вольна сама выбирать свой путь.
Ощутимо стало присутствие семьи за спиной. Ждала мать, рядом ожидающие смотрели младшие дети, без мужчины в доме будет тяжко. Мира благодарственно поклонилась Каму, принимая решение.
– Спасибо вам.
– Знаешь, я постараюсь зайди в гости, – подмигнул Шуя все так же улыбаясь. – На обратном пути сделаю крюк специально для тебя. Уверен, наши дороги еще сойдутся вместе.
Не сдержав слезинку, Мира стерла её ладонью. Её не хотелось плакать сейчас, однако, наблюдать за спинами уходящих друзей было тяжело. Такие разные Шуя и Кам стали ей по-особенному дороги, притягивая жгучем ощущением магии и тайн.
На лопатку легла ладонь матери. Её мягкий голос негромко проговорил:
– Если твое сердце рвется с ними, то… иди.
Мирослава округлила глаза, обернувшись.
– Что? А как же вы?
– Михай оставил немного денег. У нас есть земля. Мы не пропадем…
Все еще не веря свои ушам, Мира обернулась на окружающих их людей, некоторые ободряюще кивнули, другие отворачивали головы. Она знала, что не стать ей старостой и не вести людей, не будут внимать они её речам, как внимали слова отца. Не станет она хорошей женой кому-то из них, не вырастит детей.
– Иди, – прошептала мать, сквозь сковывающее сердце боль. В последний раз она видела, как ей дочь бросается к ней в объятья, целует брата и сестру, шепча что-то быстрое на прощание, обещая вернуться, и уходит к воротам. Обернувшись в последний раз на семью, Мирослава, распрямив плечи, говорит что-то на прощание, сквозь слезы и боль разлуки.
Она вышла за ворота, чувствуя, как свобода растекается по венам приятной дрожью.
Спины мужчин виднелись не так далеко, она с легкостью добежала до них, сверкая улыбкой. Шуя, удивившись, остановился, но Мира прервала его вопрос.
– Я могу остаться с вами?
Шуя почти кивнув, одернул себя и посмотрел на наставника. Тот, подняв голову, покосился на солнце, а после, его взгляд невесомо прошелся по девушке. Быть может, потомок Настасьи что-то изменит.
– Мы идем в пустыню, советую надеть косынку.
Не сдержавшись, Шуя подпрыгнул от радости и обнял подругу. Его не волновали раны, не волновал грядущий путь. Он видео очередное приключение впереди и их троицу на одной дороге. А о большем, он и не мечтал. Впереди их ждали песчаные дюны, ночные светила и целая череда странствий по четырехземелью. Он больше не боится остаться один.
Глава 17
Озерный край.
Осень полноправной хозяйкой пришла в Озерный край. Сначала дни начали стремительно уменьшаться, первыми почувствовали приближения холодов деревья и принялись окрашивать листву в яркие краски. Тонкие березки вмиг преобразились и теперь стояли по краю опушки золотым кольцом, загораживая вечно зелёных сестриц-елей.
С каждым днем все больше птичьих стай улетало в теплые края. Где они зимовали – никто не знал, лишь догадывался, что там северному ветру их не достать.
К холодам был готов каждый дом в селениях Трех лун. Сеновалы забиты под завязку – сена хватит до конца апреля, а кладовые ломились под тяжестью собранных трав и кореньев. Опытная хозяйка так же не забыла засушить грибов и подготовить ягоды к зимовке. Последние пустые полки оставлены для урожая яркой морошки, кислой клюквы и всеми любимой черники.
Зара и Веледара несколько часов ходили по болоту, находя все более и более ягодные места. Вернулись девочки домой только к ночи, страшно уставшие и с двумя полными корзинками на каждую.
Для юной хозяйки Озерного края осень являлась любимым временем года – не только потому, что сама родилась, когда деревья сбрасывают листву, а из-за того, что все чаще оставалась в доме Громовых. Ольга Петровна обещала научить её делать самое вкусное варенье, а еще вяленую клюкву. Пусть женщина и не обладала магией, как её мать и дочь, но была лучшей хозяйкой, которую только можно найти во всей Равии!
Шепот зимы с каждым днем казался громче. Раньше о холодах вспоминали, как о чем-то далеком и несбыточном. Теперь каждый думал, как утеплить свое жилище и себя самого. В середине октября, когда утром большая лужа возле дома старейшины покрылась тоненьким льдом, старший брат Веледары оказался на крыльце дома Зарины. Было еще достаточно рано, и девушка только успела растопить печь. Продолжая кутаться в наспех накинутую шаль, со смущением рассматривая безразлично-спокойное лицо Дмитрия, она от растерянности даже забыла пригласить друга внутрь. Но, к удивлению, Дмитрий лишь вручил ей меховую шапку с пушистыми рукавицами и, так же, не говоря ни слова, ушел в сторону леса.
Что могло это значить?
Следующую неделю Веледара будет жаловаться, что такого красивого белого меха больше не осталось, и ей придется все зиму носить старую шапку.
Самайн прошел для всех спокойно, не смотря на надвигающуюся стужу. Костры горели ярко, а у каждого окна стояла минимум одна свеча. Расточительство перед грядущими короткими днями, но не поприветствовать духов никто не мог. На празднике, по случаю собранного урожая, грея руки обо все еще теплый тыквенный пирог, Зарина продолжала оглядываться, размышляя, могли бы непоседливые мальчишки прятаться в тени?
И она была несказанно рада, что друзья больше не заходили на территорию озерных ведьм, хотя бы во время праздника. Несколько раз они почти столкнулись с Вельгой нос к носу, но лишь чудом избежали самой встречи, так как хранительница Озерного края тут же исчезала. Зара тут же придумала легенду о строгой матери, которая время от времени проверяет её. Обманывать их становилось все тяжелее, как и придумывать новые оправдания своему поведению. Но правила требовали от неё строгости и верности. Теперь гости с севера с осторожностью заходили в гости.
К слову, мальчики практически перестали появляться на западной земле.
В ноябре, когда уже успел выпасть и растаять первый снег, Зара, как всегда вышла на крыльцо своего дома, зябко кутаясь в шерстяную водолазку, которую вязала месяц. Трава покрылась изморозью и сейчас сияла в тусклом солнечном свете. Её внимание привлекло одиннадцать лаек Вельги, носящихся по двору, так и норовя заглянуть под крыльцо. Это было странно – обычно хозяйка болот всегда брала своих верных стражей с собой, но уже как неделю они остаются дома, несмотря на её отсутствие.
Зара пересчитала собак, убедившись, что не хватает одной. Спустившись на замершую землю, она потрепала самого крупного пса за ухо. Тот дружелюбно гавкнул и завилял хвостом. Волнение между собаками утихло, и она смогла вплотную подойти к крыльцу и опуститься на колени. И, заглянув под доски, девушка не смогла сдержать удивленного вздоха: там, на тонкой соломенной подстилке лежала лайка и маленький щенок.
– Вот так чудо, – улыбнулась Зара, протягиваю руку к счастливой матери, лаская её по густой шерсти. Собака оторвалась от спящего щенка и лизнула ей пальцы. Увидев в этом хороший знак, девушка аккуратно оторвала щенка от матери и прислонила к груди, кутая его в шаль. На неё было обращено одиннадцать любопытных морд.
– Знакомьтесь, теперь этот малыш один из вас.
Ей не хотелось, чтобы он жил на улице. Ночи становились все холоднее, а крошечное тельце, пахнущее молоком, таким уязвимым! И ничего лучше, как приютить молодую мать с ребенком в доме она не придумала.
Самое теплое место находилось в углу у печи. Туда она постелила старый тулуп, в котором ходил когда-то еще отец Вельды, и она не знала, что он делал в их дровнике. Лайка быстро обустроилась на новом месте, видимо здесь ей нравилось больше, чем под крыльцом. Щенок снова припал к матери в поисках молока. Зара еще посидела возле них, радуясь прибавлению в собачьем семействе, да и ей теперь будет не так одиноко.
Она с грустью посмотрела на пустующий обеденный стол. Слишком давно она его не накрывала для всех.
Колдунье не хотелось признавать, но за долгое лето она привыкла к гостям в доме. Влад с Казом раньше приходили пару раз за неделю, появлялись так же неожиданно, как исчезали потом на несколько дней. Поначалу это сильно раздражало, но привыкнуть оказалось несложно. Но только не к тому, как один из них нагло влезал в её жизнь.
Поначалу Зара не обращала внимание. Зачем кому-то интересоваться ею? Тем более Казу. Она считала его хорошим знакомым, даже почти другом. Но это «почти» основывалось на её собственных догадках и мечущихся чувств. Потому что она, водяной его подери, чувствовала притяжение и не знала почему. Дальше было проще – научиться контролировать это чувство взаимного притяжения, делать вид, что не замечает и просто игнорировать, когда становилось совсем невмоготу. Но разве можно игнорировать того, кого чувствуешь всеми клеточками тела?
Каждый раз, когда она отворачивалась или занималась чем-то своим, то непременно чувствовала скользящий, изучающий взгляд Каза. Притом, что парень даже не скрывал, что её изучает. В первое мгновение это смущало, а потом начало раздражать. Он часто читал её книги, разглядывал рукописи, мог переставить что-нибудь в кладовой, а ей потом часами искать нужный отвар или мазь.
Она как то осмелилась спросить об этом Влада, но тот отмахнулся, сказав, что иногда его друг забывает о манерах и ведет себя хуже горного козла.
И все же, все вокруг кричало, что это даже не половина правды.
Напрягало, что двое друзей не спешили делиться чем-то о себе. Тему дома они обходили стороной, ловко переводя разговор в другое русло. Веледара не обращала на это внимания, ровно до того момента, пока один из них не проговорился, что живёт очень высоко над землей, где воздух так холоден, что может застыть в легких.
– Но разве человек может выжить в таких условиях? – спросила тогда Громова, округлив глаза.
Мальчики переглянулись и одновременно ответили, что хорошо переносят холод, как и все в их краю. Придраться не к чему – живя в условиях почти вечной зимы, поневоле привыкаешь к низкой температуре. После этого, они не заметили, как уже говорили о каких-то мелочах, даже не вспоминая о северных землях и их жителях.
Через неделю, мальчики сообщили, что будут приходить в гости значительно реже. Причина произнесена не была, да и Зара сомневалась, что попроси их об этом, они бы ответили честно. Тогда она еще не знала, насколько редко будут проходить встречи.
Однажды Влад пришел один, без Каза. Целый час сидел за столом, грел руки сладкой настойкой шиповника от простуды, говорил, как они заняты работой и как много выпало снега в лесу. На его коленях посапывал черно-белый щенок, которого уже успели окрестить Пушком.
Влад рассказывал, как они скучают по компании девочек и как им не хватает их посиделок у Зары дома. Саму девушку мучил вопрос, почему не пришел Каз, но она не могла заставить себя спросить про него, да и парень не спешил говорить.
Руки Влада, казалось, жили своей жизнью – они крутили кружку остывающего напитка. Иногда его взгляд застывал на одном месте, но, очнувшись, он тут же начинал улыбаться и чесать пузико Пушка. Мама-лайка не возражала против таких действий, улегшись у его ног.
И все же, Зара заметила, что её друг чем-то встревожен.
– Влад, что-то случилось? – осторожно начала она.
Парень вздрогнул, будто не ожидал такого вопроса, а после виновато улыбнулся. Его веснушки горели ярче в желтом свете огня печи. Парень приоткрыл рот, но потом снова закрыл, не зная, как сказать. Или что.
– Ничего страшного. Просто голова забита мыслями, – он почесал за ушком Пушка, и тот сладко зевнул. – Как поживает Веледара? Очень жаль, что сегодня не увиделись…
– Отлично. Брат, наконец, сделал ей новую шапку и даже платок расписной где-то выменял. Того и гляди, теперь неделю будет по краю ходить, красоваться.
– Она любит наряжаться.
В его голосе слышалось тепло, и Заре подумалось, что такого доброго человека, как Влада, она не встречала. Другой парень бы засмеялся или пошутил про «девичьи глупости». Но в глазах друга никто не выглядел глупым. Тогда она решилась спросить:
– Почему Каз в этот раз не пришел? Вы поссорились?
На этот раз парень рассмеялся.
– Нет, конечно. У него сейчас… некоторые проблемы в семье. Нужно решить парочку… эм, вопросов.
Каждое слово было подобрано с умом, прошедшим отборку по всем категориям Морозовых. И пусть Власов ненавидел обманывать друзей, никто не мешал ему обходить правду стороной, выдавая лишь малую её часть.
– Надеюсь, это что-то не очень серьёзное.
– Это не то, с чем Каз бы не справился. И кстати, – Влад подмигнул, – он передавал, что постарается скоро навестить тебя и вообще очень скучает. Говорит, что не может уснуть, так, как все думает о твоих вкусных отварах и зеленых глазах.
Ей пришлось приложить усилия, чтобы угомонить разволновавшееся сердце, укротить его стук. Как будто её взволновала еще одна шуточка Влада. Но Зара была благодарна всем богам, что жар от печи скрывал её покрасневшие щеки. Собрав волю в кулак, она хитро прищурилась, как всегда это делала, и выгнула бровь.
– Что, прям так и сказал?
– На самом деле нет, – признался Власов, улыбаясь. – Про отвары я придумал.
Жаль, что на полке с травами не хранилось ничего от ненужных мыслей. Сейчас было бы неплохо выпить такую настойку и забыть о волнении в груди. Пульс против воли ускорился, Зара посмотрела на свои руки – вечно холодные, как кровь болотных тварей. Ей не хотелось верить, что слова Влада были правдой. Иначе появился бы повод замирать сердцу чаще, а этого она не хотела. Как и не хотела привязываться к тому, кто принадлежит земле так, как она Кругу.
Влад не понял её потухшего взгляда, но оно было к лучшему. Чужая душа – потемки, как те, в которых ему добираться до дома. Конечно, сейчас у него шло дежурство в Красных скалах. Сбежать от туда не составило труда – кто захочет проверять далекий пост, находящийся на краю Северных земель? А его напарник только рад, что тот вызвался один проверить дальние посты.
Сегодня он не сможет остаться надолго, дождаться Веледары и выслушать все то, что произошло с ней за эти дни. Девушка не упустила бы ни одну деталь, рассказывая все в мельчайших подробностях, активно жестикулируя. Лучше всего у неё получалось изображать свою бабушку и Дмитрия. Та поджимала губы и выпячивала подбородок, с важным видом рассказывая о насущных делах.