Angi_kam
Тени Солнца
Договорив, он лихо перелез забор и скрылся в темноте. Ночь оказалась по-настоящему темной, беззвездной. Мирослава опустилась на влажную траву, пытаясь рассмотреть тонкий силуэт парня или хозяев двора. Но, все было тихо: даже скот не выл в хлевах.
Через десять минут показался довольный Шуя. Он показал кулек наполненный овощами. На ощупь, Миклушина различила колючий огурец и гладкую капусту.
– Очень повезло, – выдохнул он, не скрывая улыбки. – Собак то ли не было, то ли уснули все. Тишина, хоть в дом пролезай. Ладно, это я шучу.
Они прошли еще три двора и остановились. Шуя пояснил, что здесь должно быть много курей и уток. Конечно, он так и не объяснил, почему именно здесь, но Мира решила не задаваться этим вопросом. Так же молча, он перепрыгнул забор, и спокойно пошел к сеновалам.
Мирослава вздохнула, это оказалось, на самом деле, не так ужасно и страшно, как она полагала. Никто не хватится нескольких яиц и пару овощей. То ли дело, если бы Шуя попробовал утащить утку.
Послышался скрип калитки, и тоненький огонек лучины заплясала на ветру. Мира затаила дыхание, наблюдая, как силуэт нерешительно шагнул в огород. Кто то проснулся! Но, как, если они действовали тихо? Глубоко вздохнув и напрягая голосовые связки, Мира, набравшись храбрости мяукнула.
Вышло тихо, даже жалобно, словно бродячий кот сбежал от своры собак. Шуя не может её услышать. Она попыталась мяукнуть громче и правдоподобнее, вышло намного лучше.
Лучина не двигалась, продолжала стоять далеко. Через минуту и несколько попыток мяуканья, тоненький девичий голосок жалобно попросил:
– Мурка, иди домой, уже ночь!
Скрежет когтей прошелся вдоль забора, а после пушистая любимица, мурлыкая, подбежала к хозяйке. Девочка, подхватывая кошку, побежала в дом. Испуганная Мирослава схватилась за сердце. Их чуть не поймали!
– А ты молодец, – прошептали ей на ухо, отчего она подскочила, едва не закричав. Рядом сидел Шуя, улыбаясь во весь рот, возникший из неоткуда.
– Ты… ты меня испугал. Там девочка… а я, как кошка… и тебя нет.
Её испуганный шепот сопровождали дрожащие руки. Шуя, быстро встал, обхватил их широкой ладонью. Несмотря на ночную свежесть, он оставался теплым.
– Ты большая молодец, не растерялась. Благодаря тебе, я не попался.
Пожалуй, ей не стоило знать, что он и так бы не попался. Её смешное мяуканье, он услышал, когда уже возвращался. А та самая пушистая кошка, что потеряла девочка, спала на сеновале. Он случайно потревожил её сон, когда набирал яиц.
– Пошли обратно, – попросила Мира, Шую, почти со слезами. Еще одного раза она не выдержит. Парень, кивнув, передал ей десяток яиц, а сам подхватил крынку с молоком и кулёк овощей, отправился в путь. Ночь продолжала быть беззвездной, немного холодной, в пору надвигающейся осени. Шуе бы хотелось остаться в Южных степях до октября, пока не придут холода. Тогда можно будет вернуться в земли пустынь, а позже дождаться открытия Дикого базара. Но, у него была важная миссия – избавиться от берендея. Золотая коса тяготила мешочек и его думы. Сначала нужно разобраться с этим.
Спать легли сразу, не разговаривая между собой и не деля добычу. Мира решила, что проснется раньше и приготовит завтрак для всех.
Проснулась она от холода, когда молочный туман окутал шалью поляну. Только-только начало светать: солнечные лучи неловко выходили из-за горизонта, медленно пробуждая природу своим приходом. Как бы ни хотелось Мире остаться лежать под плащом, она заставила себя подняться. Шуя посапывал рядышком с ней, уставший после ночной вылазки. Мира со спокойной улыбкой начала хозяйничать: сперва перевязала платок и закатала рукава рубахи, а после взглядом нашла украденные продукты.
Ночью их оставили возле костра, чтобы сразу начать готовить. Мира отпила немного молока с крынки, смакуя его вкус на губах. Тут же она перенеслась в жаркое лето, когда ей едва исполнилось шесть. Первым делом, после пробуждения, она бежала босоногая к своей бабушке, что жила в соседнем дворе. Смиренно ждала, пока подоят рыжую корову, а после отпивала еще теплое молоко, кулачком убирая молочные усы.
Детские воспоминания прервал громкий шелест травы. Мира обернулась и замерла, распахивая васильковые глаза. Там, бороздя луговые травы, шел олень. Гордое животное не спеша брело, рассекая туман громоздкими рогами. Мирославе показалось, что она спит, иначе, как объяснить, столь нечто прекрасное ранним утром.
Поставив кувшин на землю, она, едва касаясь земли, пошла к нему. Длинная трава цеплялась за подол, оставляя крошечные порезы на коже. С дрожащим дыханием, все еще не веря, что это не сон, девушка добралась до хранителя леса, останавливаясь в десяти шагах от него. Мудрое животное любопытно обернулось на неё.
Глаза, слишком осмысленные для животного, смотрели без тени опаски, словно знали, что потомок Миклушиной не причинит вреда. Осмелев, Мира сделала несколько острожных шагов и вытянула руку, прикрывая глаза.
Волнением билось сердце о ребра, пока холодный нос не коснулся ладони, обдав горячим дыханием. Мирослава улыбалась, разглядывая, как гармонично выглядит фигура лесного хранителя на утренней зорьке. Как от светлой шерсти идет еле заметный пар, а длинные рога тянутся к небесам.
– Ой, что это у тебя, – удивилась Мира, смотря на красную нить, что запуталась в округ одного рога оленя. Но, едва она потянулась к нему, как тот, отмерев, с громким фырком побежал в сторону леса, исчезая в зарослях высокой травы.
Пораженная случившимся, Мирослава смотрела ему в след. И, если бы не сбитая копытами роса, то все можно было бы списать на разыгравшееся воображение. Рука продолжала чувствовать мягкое касание влажного носа. Но свидетелем волшебной встречи были только луговые травы, да восходящее солнце.
Со смешенными чувствами, она вернулась к ночлегу, удивляясь, что Шуя с Камом уже проснулись. Сонный юноша взмахом руки растопил костер и, зевая, опустился возле него. Завидев девушку, он лениво улыбнулся:
– Как спалось?
Ей хотелось ответить, что мало, но вместо этого она решила рассказать об утреннем госте.
– Вы видели, как олень пробегал?
Шуя поднял брови.
– Нет, не видел. Может не олень это, а косуля?
– Ну, у него рога были, – пожала плечами Мира и показала руками. – Вот с такие и в разные стороны!
– Нет здесь оленей, всех истребили, – хриплым голосом поведал Шаман, опуская возле Шуи. Он небрежно бросил жухлую траву из кармана в огонь, и все замолкли. Шуя уставился в огонь, надеясь увидеть там то, что видит наставник. Языки пламени плясали, сжигая древесину. Ему даже показалось, что он начал видеть размытые силуэты, вот-вот рассмотрит что-то среди жара костра.
Шаман встал, фигура его казалась поникшей.
– Отправляемся после завтрака. К полудню окажемся на месте.
Завтрак прошел быстро и сытно. Наверное, единственное, чего действительно не хватало – это хлеба. Мира представила, как кладет вареное яйцо на мягкий краешек, рядом перышко зелёного лука и свежая редиска. Но жаловаться не приходилось, сегодня вместо родниковой воды каждый напился молоком.
На такой веселой ноте, сытые и отдохнувшие, они отправились в путь. Мира заметила, что, когда знаешь, что дорога скоро кончится, идти становится легче. Шуя согласился, добавив, что не дождётся длинной остановки, тогда можно будет поставить ловушки и поймать, например, зайца. Хоть, Мирославе было очень жаль несчастного зверька, по мясу она скучала, и поэтому молчала.
Дождь так и не пошел, хотя его ждали со вчерашнего вечера. В воздухе повисла ленивая духота, без солнца. Лениво летали стрекозы, даже лягушки и те квакали как-то лениво. Лишь быстрые ласточки летали по-прежнему шустро, едва не касаясь острыми крыльями земли. Одежда взмокла и припала к телу, Шуя терпеть не мог липкости и влажной духоты. Он чувствовал себя рыбой на солнце.
– Искупаться бы, – парень вытер пот со лба и заправил прядки волос за уши. Вечером срежет мешающую длину ножом, как делал это всегда. Но до вечера еще нужно дожить, а с такой погодой выходило это скверно.
– Хотя бы умыться, – поддакнула Мира справа.
Двигаемые надеждой на скорое окончание пути, они брели по лесу, удивляясь большим валунам и редким полянам белого мха. Уставшие ноги доложили, что они постепенно взбираются в гору. Комаров почти не было, те, наверняка, скрылись в зарослях травы, спасая свои крылья от редких лучей, что пробирались сквозь кроны деревьев. Лес казался живым. Мира и до этого знала, что в лесу может жить не только зверьё, но и то, что охраняет его. Поэтому, она старалась вести себя тихо: нехорошо шуметь в чужом доме.
Дом, объятый кронами могучих деревьев, походил на княжеский терем – так богат был на яства и зрелища. Несколько раз проходили они мимо малиновых дебрей, где сочные ягоды сами ломились от своего веса. Ежевика, неожиданно появившаяся перед носом, теперь пачкала темным соком руки, окрашивая губы в фиолетовый. Мире казалось, что такого богатого и чистого места ни она, ни её праотцы не видели никогда. Даже зверьё, словно бы чувствовало свою власть в нелюдимом лесу спокойно пробиралось сквозь чащу, не боясь быть обнаруженными.
– Охотникам нельзя вступать на эту землю, – голос, сотканный из песен и плясок под громкий бубен, нарушил тишину. Совсем рядом оторвался от изумрудной травы лось, удивленно поглядывая на гостей. Хозяйка их уже ждет.
– Разве они не пытаются? – удивилась Мирослава. Может ли человек устоять перед таким богатством?
– Те, кто решился нарушить покой леса – навсегда остался в нем.
Шуя с Мирой одинаково поёжились. Как бы ни было прекрасно это место, оно являлось чужим. И чужая магия сейчас просачивалась в них вместе с воздухом. Телом Шуя чувствовал опасность, но головой не мог понять, откуда её ждать.
Чем выше они поднимались, тем громче говорило небо о скором дожде. Шаман поторапливал их коротким «шустрее», однако добрались до пещеры они с первой моросью небес.
– Переждем дождь и снова в путь?
Шуя уселся на пол, вглядываясь, как уже крупные капли разбиваются о твердую землю. Не часто проходится такой дождь, но так долго его ждут поля и реки. Не сдержавшись, он вытянул руку из укрытия, и тут же холодные капли обожгли разгоряченную кожу. Лисёнок, чихнув, взъерошил мокрую шерсть.
Кам не ответил ему, застыв на месте и вглядываясь в темноту пещеры. От неё веяло холодом горных камней и ледяных ключей, а еще чудился голос. Её голос. Она ждала его там.
– Ждите меня здесь, – одними губами произнес он, когда темнота окутала старое тело, как тогда, три века назад, когда испуганным мальчишкой вступил он в чужие владения, ступая за зеленым подолом женского платья.
Сильнее грянуло небо, низвергая воду. Мира зябко поежилась, обняв себя руками. Не развести им сегодня костра, да не согреться его теплом холодной ночью. Один Шуя не унывал, казалось, не ведомо ему это чувство. Набросив капюшон плаща на голову, нырнул он из пещеры, принимаясь собирать ближайшие ветки, да бревна. Мира, минуту погодя, побежала следом, стараясь найти собрать как можно больше хвороста.
Мокрые и продрогшие, вернулись они в пещеру с полными руками дров. Стекали капли с тонких ветвей, мокрая кора отходила быстро. Шуя, раскинув наиболее сухие ветви друг на друга, принялся водить над ними руками. Мирослава с округлившимися глазами различила, как прозрачный пар превратился в тонкий столб дыма.
Через пять минут дым от разожженного костра горечью пробирался в горло.
– Я и не знала, что ты так умеешь, – восхитилась девушка, доставая еду из сумки. Ей бы испугаться, а не восторгаться магией чужеродной. И пусть на родной земле отношение к чаровству было куда лояльнее, оно не одобрялось. И проявлять его так открыто было опасно. Одно дело лечить людей от хвори, а другое таить огонь меж ладоней.
– А как я, по-твоему, костры жег все это время?
Ехидная улыбка скрасила сгущающие черные тучи. Вспышкой прошлась молния по небу.
Громыхнуло прямо над ними. Вздрогнув, она по привычке посмотрела в сторону Шамана. Мужчина, не смотря на возраст, обладал удивительной способностью сохранять самообладание в любых условиях, а от его спокойствия ей становилось легче. Но сейчас его поблизости не оказалось.
– Кам тоже так умеет?
Шуя присвистнул.
– Даже больше! Однажды, местные по весне решили поджечь сухую траву. Может дети баловались, но ветер понес огонь на лес, а за ним деревня. Большущая такая! Тушили все – и стар и млад, да толку все? Я малым еще был, издалека видел, как он, вытянув руку, остановил пламя. Сначала остановил, а потом, не поверишь, огонь начал стихать, словно в землю ушел!
Мурашками прошлись его воспоминания. И Мира, словно, увидела их наяву: охваченное огнем поле, горящие деревья и спасающиеся от ужаса животные, бегущие прочь. Паника распространяется через людей, копают они землю, носят ведра с водой, да только прожорливое пламя ненасытно и быстро. И вот, загораются черные глаза магией, вытягивает руку воин без щита и меча, загораживая собой людей. Искры силы встречает пламя, языки его накаливают воздух и… отступают, повинуясь зову Шамана. Стихает огненная смерть, уняв свой голод.
– Ого, а когда ты так сможешь?
– Когда… займу его место. Надеюсь, не скоро это будет.
Словно в подтверждении словам, грянул гром. Шуя сурово посмотрел на темные облака, он и без них знает, что скоро грядет срок Кама, скоро мудрые глаза перестанут видеть духов, а душа совершит последнее путешествие из слабеющего тела.
Как страшно ему было в первый раз покидать тело, заняв чужое. И пусть это был глупый варан, наблюдавший за их караваном, он испугался. Мать шутливо отмахнулась, отец рассмеялся. Смеялись братья и сестры, а Шуя, надув губы, сдерживал кулаки. Не поверили ему, когда он разжег костер без кремня, подпалив пальцем верблюжью шерсть. И тогда, в темную ночь, когда люди в черных повязках гнали их в пустыню, из его рук вырвалось пламя, ему уже некому было это рассказать.
Два дня скитался он по пескам, одоленный жаждой и голодом. С ужасом рассматривал Шуя свои руки, длинные пальцы и покрытую загаром кожу. Вроде его ладонь, его запястья и сеть зеленовато-синих вен, а скрыто в ней нечто чужеродное.
Обессиленный, добрался до крохотного оазиса. Четыре пальмы, одна из которых повалена на землю, а под ними источник пресной воды. Так припал он губами к ней, что не заметил, рядом с собой еще одного человека. Наверное, будь перед ним хоть северное войско, бросился бы Шуя сперва к воде, и только потом от них.
Шаман, точно так же уставший после долгого странствия, сидел на поваленной пальме, в тени её сестер с закрытыми глазами. Не думал ни о чем, душа его бороздила гиблые болота вместе с юным глупцом, что решил отыскать редкие травы на территории нежити. Недолго ему еще разгуливать в этом теле, чувствует он, как всколыхнулась вода, и, покрытые клочковатой шерстью руки тянуться из неё.
– Ты кто? – спросил Шуя, едва мужчина открыл глаза. Черные и разящие, поражающие своей глубиной, они смотрели прямо в саму суть.
– Никто, – пожал плечами мужчина. Его одежда, из грубой ткани вся в пыли. На поясе висел кинжал в кожаном чехле, рядом крошечный мешочек. Возле ног неизвестного лежала тряпичная сумка.
– Как это никто? Не может быть такого. Ты человек, и я тоже.
Лениво Шаман прикрыл глаза, желанный отдых нарушен щебетанием мальчишки. Взъерошенные светлые волосы покачнулись от едва заметного ветерка. Кам мотнул головой, нужно идти дальше. Отдохнувшие ноги бодро сделали несколько шагов по песку, ободряюще звякнула фляга воды в сумке. До следующего привала полдня пути.
– А я могу… пойти с тобой? – перед ним выскочил мальчишка. Желтые глаза смотрели с мольбой. От этого решения завесила его жизнь. – Пока не найду свой караван, Солнце мне свидетель!
Солнце, словно бы услышало слова юнца, сверкнуло ярким лучом в глаза. Шаман скривился, а Шуя побледнел, ждя ответа.
– Если не будешь отставать, то можешь держаться рядом.
Подпрыгнув от радости, он улыбался детской улыбкой, смотря на мужчину без тени страха. Не похож он на кочевника, не было в нем и черт людей с Южных степей – видел их Шуя, все как один – голубоглазые, да русоволосые.
– Я Шуя кстати, – добавил он, спустя минуту. Мужчина не ответил ничего, не скривил лицо, продолжая шагать прямо. И почему-то в груди зародилось решение поведать свою печальную историю странному незнакомцу.
Рассказал ему Шуя о своей жизни, как разбойники в ночи напали на их караван, как гнали их под ночными светилами. Не утаил он, как из пальцев сверкнули искры, поджигая фитиль фейерверков – так на них кочевники и вышли. А вот, как мать драла ему за это уши, скрыл. Временами казалось, то Шаману неинтересны его слова, смуглое лицо выглядело равнодушным. Возможно, он, как и сестры, не верит ему и насмехается в душе. И лишь на второй день пути, когда на небо взошло луна, Кам, окинув его взглядом, приказал разжечь огонь. В руках не было кремневого камешка, и сколько бы не тер Шуя ветви друг о друга – они не загорались.
Шаман терпеливо ждал.
Стыдясь своей неумелости, особенно под изучающим взглядом, Шуя, от обиды стукнул рукой по ветвям, тонкое волшебство острой болью прошлось по кончикам пальцев. Замерев, он снова посмотрел на ладони. Его, не чужие. А раз, они его, значит и делать будут то, что он, Шуя, скажет.
Диким потоком необузданная магия окутала сухие ветви, обдуло жаром тело. Едва отскочил он от вспыхнувшего пламени, опалив ресницы.
– Что толку от злости, коль не можешь с ней брататься?
«Никакого» понял Шуя, разворачивая ладони к лицу. Едва заметное золотое свечение просачивалось сквозь тонкую кожу. Это его, и он должен научиться с этим совладать, иначе повторится то же, что и в тот вечер. Шуя не знал, как именно он научится контролировать это, но точно знал, что ему поможет странный мужчина.
Много лет прошло с того года, много дорог они прошли вместе, много рек переплыли, много закатов проводили. И сейчас, слушая непривычный шум дождя, Шуя понял, что очень скоро наставник будет жить разве что в его памяти. Не было у него родни, не было друзей, по крайне мере ни разу не упоминал в разговоре их имена.
– Надеюсь, не скоро… – повторил парень сам для себя и с тоской на сердце посмотрел во тьму пещеры. Наставник уже должен вернуться, но даже шаги его не раздавались в тишине.
– Может, пойдем за ним? – предложила Мирослава. Как не хотелось ей уходить от теплого костра, но толкало к действиям чувство тревожного беспокойства.
Взявшись за руки, они вошли в темноту пещеры, продвигаясь в пол шага. Под ногами петлял лисенок, не желая оставаться наедине с непогодой. Вдруг, по лицу прошелся тоненький сквознячок холода, гоня мурашки по телу.
– Впереди выход, – прошептал Шуя, уже видя слабый свет. Его руку крепко сжали в ответ, он и сам чувствовал это, хоть и не мог объяснить словами.
Повсюду светились камни, будто солнечные лучи пропитали их вечные тела. Холодное голубое сияние шло от каменных стен, со сталактитов капала вода – горная, студеная. Под ногами лежали камни, крупные и яркие, привлекающие внимание своим дорогим блеском. Шуя тяжело сглотнул, хорошо бы наполнить ими карманы, да обменять на золото. Да только чувствовал он, что недобрым это кончится. Самоцветы горят в серебре, а сердце беду чувствует.
– Предчувствие у меня плохое, – промолвил он едва слышно. Знакомое ощущение тревоги прошлось по телу, тут же напряглись мышцы, готовые в случае чего бежать от опасности или защищаться.
Воздух стал совсем холодным, дыхание белым паром вышло изо рта. Мира зябко поежилась, когда подошва её лаптей намочилась. Шуя, словно бы не замечал, как ледяная вода касалась щиколотки, шел вперед. Он ясно чувствовал присутствие своего наставника среди удивительного богатства горы, но никак не мог понять – зачем старик пошел в самую глубь?
Аккуратно, Мира потянула его за рукав, сбавляя шаг, Шуя проследил за её взглядом и удивленно замер. Позади них, на каждом камне сидело, по меньшей мере, две ящерки. Зеленые, коричные, желтые, выглядывали они из своих укрытий, наблюдая за чужаками умными глазами. Не может так животное смотреть, уж Шуя знал, не раз видел, как делал это Кам.
Кто бы за ними не наблюдал, он уже знает об их присутствии.
Лисенок агрессивно зашипел на ящериц, его пришлось взять на руки.
Они дошли до края пещеры, где узкий коридор выходит к круглому каменному залу, и спрятались за выходящими самоцветами. И страх, и интерес, боролся в душе, когда он увидел, как его гордый наставник, приклонив колени, стоит напротив трона, ни живой, ни мертвый.
Почти бросился к нему Шуя, но, на удивление, твердая рука Мирославы остановила его. Девушка закачала головой.
– Освободи меня, – просил Кам устало. Шуе не надо видеть лицо наставника, чтобы представить его выражение. Никогда прежде не показывал Шаман столько чувств.
Та, что сидит на троне, распрямила плечи, уложив тяжелую косу. Вид её выдавал скуку: не первый раз она видит его в своих владениях, и кто знает – последний ли?
– Отчего же мне снимать проклятье? – поинтересовалась женщина. – Долг платежом красен.
Зеленые глаза-изумруды блеснули во тьме. Страшная красота владеет этим местом.
– Как мне отдать долг, если не помню я, что задолжал? Сними с меня проклятье, Малахитница, недолго мне осталось. Как вспомню – все верну!
Женщина встала, чуть резко, но, не показывая, как слова Шамана задели её. Давно никто не называл её так, прошли века, как люди забыли это имя. Дышит глубоко, хозяйка Медной горы, а позади тускло сверкают самоцветы.
– Триста лет ты ходишь ко мне, Кам. Триста лет забыть дорогу не можешь…
– Только это я и помню, – прервал её мужчина, кривя губы.
– К нашему общему сожалению. Ты знаешь, как снять проклятье, этого более, чем достаточно.
Шаман поднялся, хватит с него унижений. Последний раз пришел он к ней с мольбой. Если дано ему умереть без имени, то так тому и быть. Чувства приходится держать в себе, не должна она видеть его боль.
– Каким мощным было моё обещания, раз я наслал на себя твоё проклятье?
Черные брови сдвинулись в обиде. Зелёное платье при движении переливалось синевой. За секунду оказалась хозяйка горы возле хранителя южной земли, смотря ему прямо в глаза.
– Твое предательство стоило жизни человеческой, если для тебя это что-то еще значит, Шаман.
Мысль эта заставляет опустить голову. Наверное, в детстве мать тоже ругала его за проказы, а он, понурив голову, разглядывал сапоги. Возможно, да только не помнит Кам ни матери, ни отца, не имени своего.
– От лап смерти и мне не спастись. Не могу я мертвого вернуть, – хрипло и едва слышно. Видно, как старик выбился из сил, ослаб и потерял надежду. Еще совсем и предательская память коснется самой глубины души, превратит его самого в пустую оболочку.
Женщина оскалилась.
– Так вслушайся в моё проклятье снова, Шаман. Забудешь ты имя своё, забудешь дом и край, покуда не вернешься с обещанным. Будешь блуждать по четырехземелью, истопчешь сто дорог, но пока не найдешь спасение меж семи рогов зверя.
Вслушивался Кам в каждое слово, да только ранят они так же больно, как тогда. Не сыскать ему волшебного зверя, не раскрыть секрет спасения. Семь рогов у него, а жизнь одна. И ищет его Кам на протяжении трех столетий, сбивая стопы в кровь. Зверь быстр и умен, передвигается совсем рядом, словно издевается над ним.
– Прощай, Хозяйка Медной горы. Да прибудет с тобой Солнце.
– Не наступи на моих стражниц, Кам, – вместо прощания сказала женщина. Шуя готов поклясться, что увидел у неё раздвоенный тонкий язык, но слишком торопился, чтобы разглядеть. Словно стрелы по ветру, просились они обратно, стараясь не затоптать маленьких ящериц. Те провожали их хитрыми темными глазками, расступаясь в живом коридоре.
Добрались до входа в пещеру они тогда, когда костер полностью потух, а вместо стылого дождя, сквозь утренний туман выходило солнце.
– Мы же всего на час отходили! – недоумевающе уставилась Мира на солнце. Шуя пожал плечами. Для них ночь прошла слишком быстро.
Кам вернулся несколькими минутами позднее, не обратив внимания, что не спят дети в столь ранний час, не увидел мокрых подошв. Разве это его сейчас волновало? Присев на пол, вытянул руку Кам, одним движением разжигая костер. Пламя, такое знакомое, обжигает голову пустыми воспоминаниями, чувствует он, что забыл что-то важное, а вот что, не может вспомнить.
– Горный камень у меня, – поведал Кам, доставая из кармана булыжник, размером с ладошку. Подкину в руках, он приметил, что три наконечника должно выйти, чтобы сразиться с Берендеем.
Они начнут охоту завтра.