Андрей Гупало
Спокойная ночь
Глава 11
– Кто такой, этот профессор Плетнев? – наводил Антон справки у матери, сидя дома за ужином.
– Лично мы не знакомы, – пожимала она плечами, – а все, что знаю, я тебе уже рассказала. Лет десять назад работала у нас одна старушка, его ровесница. Вот она знала его хорошо. Но никогда ничего о нем не говорила. Вела себя странно: как его увидит, глаза вытаращит от страха и бежит в бытовку прячется, пока он не уйдет. Её спрашивали: зачем она это делает? Но она только трясла головой и говорила шепотом: «Вы не знаете, что это за человек!» Мы пытались добиться подробностей, но она замыкалась и потом дня три ни с кем не разговаривала. В конце концов, махнули рукой: может у старичков личные счеты? А она так и продолжала бегать от него. Девочки из-за этого прозвали профессора Каменным гостем.
– Странно, мне он показался очень даже симпатичным. А семья у него есть?
– Девочки что-то сплетничали, но я так и не поняла: то ли жена его бросила через год после свадьбы, то ли он ее. Но детей у него нет, только собака.
– Сенбернар?
– А ты откуда знаешь? – удивилась мать.
– Да так, предположил. Собаки ведь должны быть похожи на своих хозяев.
– И правда, – улыбнулась мать, – есть у них что-то общее. Такая большущая, лохматая псина, – подойти страшно.
– Неужели он ничего не рассказывал о дедушке?
– Со мной он не делился, а бабушка его видеть не хотела.
– Почему?
– Когда папа был жив, он чуть ли не каждый день звонил или приезжал, я это хорошо помню. А когда случилась авария… или что там…, он ни одно траурное мероприятие не посетил. Может это ее и обидело.
Видя, как Антон собирается уходить, мать встревожилась:
– Ты же не на всю ночь?
– Нет, – успокоил он ее, – пойду погуляю в парке, – погода хорошая.
– Недолго! – строго напутствовала она, и долго держала дверь открытой, глядя сыну вслед.
Городской парк находился в паре кварталов от дома и представлял собой редкий хвойный лес с заблудившимися между соснами семьями березок, раскидистыми рябинами и кустами боярышника. Парком этот лес делали выложенные фигурной плиткой пешеходные дорожки, фонари и скамейки, стоящие через каждые пятьдесят метров. Кое-где были устроены площадки для фитнеса и детских игр, пустовавшие в зимнее время.
Антон любил гулять здесь осенью, когда парк пустел и на его дорожках можно было встретить только одиноких бегунов, пенсионеров со шведскими палками да собачников, выгуливающих своих питомцев. Тогда в ясный солнечный день, достаточно было посмотреть сквозь золото листьев в прозрачное синее небо, как появлялось вдохновение, и в голове рождались стихи. У него их была целая тетрадь. Но об этой слабости Антона знала одна только мать.
На ледовом городке, разбитом на площади у входа в парк, под присмотром взрослых резвились ребятишки. Елка в этом году удалась: высокая и густая, она светилась огнями гирлянд, отражавшихся в огромных зеркальных шарах, создавая неповторимую предновогоднюю атмосферу.
Миновав шумную площадь, Антон вошел в парк и остановился. Часы показывали восемнадцать ноль ноль. Но как найти профессора если вокруг лес, едва освещаемый редкими фонарями и ниточками гирлянд? Ходить и вглядываться в силуэты прохожих – не вариант. Так можно бродить до самой полночи и все без толку.
Вдруг вдалеке раздался густой и низкий собачий лай. «Сенбернар!» – мелькнула догадка и он пошел в ту сторону, откуда прилетел звук. Лай то и дело повторялся и Антону не составило труда найти его источник: здоровенного, размером с небольшого медведя, белого, с рыжими пятнами, пса. Он бегал по небольшой, освещенной светом фонаря, площадке, шурша по снегу широкими лапами и прядая от радости обвислыми ушами. Профессор стоял с краю и бросал вдаль небольшое резиновое кольцо. Пес с радостью кидался за ним и через несколько секунд возвращал хозяину, довольно виляя мохнатым хвостом.
– Добрый вечер, профессор! – крикнул Антон еще издалека.
– А, Громов? – ответил он, словно не ждал увидеть здесь своего ученика. – Ты здесь один гуляешь?
Антон огляделся: вокруг действительно никого не было.
– Один, как видите.
– Это хорошо, – помолчав немного, ответил Плетнев.
В это время пес подбежал к Антону и стал принюхиваться к его куртке.
– Что у вас там, смартфон?
– Д-д-да… – поежился от страха Антон, когда пес ткнулся мягкой мордой прямо ему в живот.
– Выключите его и положите в рюкзак. Рюкзак повесьте на ветку и идите сюда.
Антон сделал, как сказано и в сопровождении собаки подошел к профессору.
– Вот и прекрасно. Гуляй! – скомандовал он псине, и та стала слоняться вокруг поляны, по временам останавливаясь, чтобы принюхаться и облаять кого-то в темноте.
Плетнев пригласил Антона присесть, и они устроились на скамейке, вполоборота друг к другу.
– Я не буду говорить много, только самую суть, – прозвучало, как вступление к очередной лекции. – Ты только слушай и запоминай. Впрочем, и забудешь – ничего страшного. Потом я отвечу на твои вопросы, и мы больше никогда не встретимся и не будем говорить ни на эту, ни на какую-либо другую тему. Мы встретились случайно, во время прогулки в парке. И наш разговор – если тебя кто-нибудь спросит, – внушительно произнес он, – касался зачета, который ты хотел бы пересдать… Тебе все понятно? – устремил профессор испытующий взгляд на Антона.
– Да, – кивнул он спокойно, в то время как внутри все больше и больше разгорался огонь любопытства.
– Хорошо… Сегодня ты спросил меня о своем дедушке, и я ответил. Так вот: другая страна и другая жизнь, это отнюдь не поэтическая метафора, а геополитическая реальность, которую мы потеряли, и которая существует независимо от того, верят в нее или нет. Существует она и здесь и не здесь одновременно, до нее всего несколько шагов и ее не достичь, двигаясь со скоростью света. Это трудно объяснить, но для перехода в эту реальность нужны не столько продвинутые технологии, сколько психосоматическая перенастройка человеческой природы. Именно к такому итогу пришел исследовательский проект, который существовал на последнем этапе существование Советского Союза. Мы назвали его ЭДЕМ: Эксперимент по Достройке Единого Мира.
– А бабушка знала, что ее муж участник эксперимента? – перебил Антон.
– Я же просил, выслушать до конца… Да, близкие знали, что их родные работают на закрытом объекте, но не более. О целях эксперимента знали только несколько человек, в том числе и твой дед. Проект строго секретный. Занялись им еще в середине шестидесятых годов, после того, как стало понятно со всей очевидностью, что построение коммунистического общества в стране пробуксовывает. Исходя из главного методологического принципа марксизма: критерий истины – практика, советские ученые поставили перед собой задачу, создать в относительно небольшой замкнутой локации самодостаточный социум, основанный на высших достижениях социалистического общества и советской науки. Именно для этого, собственно, и был построен наш город. Огражденные от тлетворного влияния извне, жители передового советского общества должны были достичь наивысшей точки развития не через сто или тысячу лет, а в течении, максимум, полувека. Положительный опыт предполагалось распространить по всей стране, а в идеале, и по всей планете.
– Мировая революция? – усмехнулся Антон.
Профессор вздохнул и недовольно покачал головой. Антону стало неловко, и он виновато буркнул:
– Извините, сорвалось…
Профессор невозмутимо продолжил:
– Какое-то время все шло по плану: лучшие ученые углублялись в изучение законов природы, в общественной жизни царили взаимопомощь и доброжелательность. Данные показывали, что мы шли к цели с опережением графика. Но тут случился сбой во внешнем контуре. В стране, при всей внешней мощи госаппарата и передовой науке, возник дефицит доверия к власти. И не только у рядовых граждан, но и в аппарате управления. Внешне все оставалось по-прежнему: провозглашались те же коммунистические лозунги, но на бытовом уровне распространился культ эгоизма и потребления. Понятно, что долго так продолжаться не могло: общество без идеальной цели, превращается в безвольное стадо. Обвал мог случиться в любой момент. И тогда…
Пес вдруг громко залаял и кинулся к скамейке. Широко расставив передние лапы, он встал рядом с хозяином, грохоча басом в темноту парковой аллеи. Внезапно из нее вышли двое: высокая девушка в белой шубе, с длинными черными волосами и азиатским разрезом глаз, и огромных размеров немецкий дог: его благородная морда доставала до плеча хозяйки. Прогулочным шагом они прошли мимо беседующих, и черное, как смоль, чудовище при этом не издало ни одного звука. Антон, сидевший лицом к этой паре, поразился необыкновенной красоте девушки, бросившей на него мимолетный взгляд.
Среди утонченных черт ее лица особенно выделялись глаза: почти лишенные цвета, они были похожи на покрытые льдом озера. Движения ее были легки и в то же время полны достоинства и какого-то великосветского изящества.
– Проект официально не закрывали, – слова профессора вырвали его из плена минутного очарования, когда девушка и дог растворились в морозном сумраке парка. – Они просто прекратили финансирование. Но эксперимент вошел в заключительную фазу и мог свободно обходиться без внешней поддержки. Нужно было только время. Совсем немного времени, – задумчиво произнес профессор и замолчал, устремив взгляд в пустоту.
Антон не выдержал затянувшейся паузы, поднялся и с горькой иронией высказал:
– Благодарю, Казимир Васильевич, за интересный рассказ, но… историю СССР я сдал еще на втором курсе. Остальное мне известно от родных: что-то у вас пошло не так и все погибли. Из-за суперсекретности проекта бедная женщина всю жизнь ждала, что ее муж вернется живым из «рая». А ведь вы могли бы сами ей все это рассказать. Но, к сожалению, поздно, – ее уже нет в живых. За сим, разрешите откланяться, – кивнул он по-офицерски и направился через поляну.
– Погодите, Громов, – недовольным тоном остановил его профессор. – Неужели вам не хочется знать, где сейчас полковник Громов?
Вопрос прозвучал так странно, что Антон остановился и, обернувшись, удивленно спросил:
– Вы это о чем?
Профессор не ответил, намекая, что для продолжения разговора он должен вернуться на место.
– Терпение, друг мой, главная христианская добродетель, – назидательно произнес он, дождавшись, когда собеседник снова сел на скамейку.
– Кшанти-парамита?[4] – улыбнулся Антон.
– И буддийская тоже, – подтвердил профессор.
– Только цели у них разные.
– Да, именно так… Вот и у нас с новой элитой цели были разные. Демократическая Россия, – произнес он с усмешкой, – строилась на полном отрицании всего, чего мы достигли. Идеалы, которые воплотились в ЭДЕМе, ее не интересовали. Их объявили химерой, над ними смеялись, а за верность им подвергали остракизму. Мы готовились к худшему, но… нам как будто дали еще один шанс. Еще в семидесятых в недрах Силтау наши ученые обнаружили временно-пространственную аномалию. Ее нашли… вернее, узнали о ее существовании, когда стали пропадать спелеологи, отправлявшиеся на исследование большой и, как выяснилось, очень глубокой пещеры. После очередного исчезновения, туда отправили автоматическую исследовательскую станцию – АИС, и она, пока шел сигнал, передавала странные вещи. Оказалось, что время внутри пещеры течет по-другому. Иногда возникает впечатление, что его там просто нет! А всего за пару минут передвижения, аппарат преодолевал тысячи километров! К сожалению, связь скоро прервалась, и пришлось отправлять другой аппарат. Но и его постигала та же участь. В конце концов, руководство приняло решение законсервировать аномальную зону.
Профессор замолчал и посмотрел на часы. Он достал из внутреннего кармана пузырек, вытряс на ладонь таблетку и положил на язык. Потом вынул из сумки маленькую бутылочку минералки и сделал пару глотков. Вытерев носовым платком губы, продолжил:
– И вот, когда решение о закрытии проекта практически было принято, приходит этот старик, – будто растерявшись, покрутил в воздухе руками профессор, – и говорит, что знает, как проникнуть в пещеру, и что пройдя через нее можно, будто бы, попасть на Новую землю… Да-да, именно так он ее и назвал – Новая земля. Сначала его за сумасшедшего приняли. Но потом кто-то пошутил: «А давайте его вместо «лунохода» (так у нас АИС называли) в пещеру запустим. Вернется – значит на врет». Начальство, конечно, отказалось: использовать психбольных в качестве подопытных – аморально. Но тут твой дед предложил: давайте, говорит, я с ним пойду. Если что, считайте меня героем, товарищи. В общем… все оказалось так, как сказал старик: на том конце тоннеля полковник Громов действительно нашел Новый мир. Географически – это та же земля, но, как будто миллион лет назад, в девственном состоянии природы! Единственные разумные обитатели этого мира – небольшое племя, которое наши этнографы идентифицировали, как чудь белоглазая. Сильный и красивый народ, обладающий невероятными магическими способностями. Они не строят домов, а живут в огромных пещерных комплексах, занимаясь собирательством и охотой. Из древних мифов было известно, что чудь, спасаясь от русской колонизации, «ушла под землю» со всеми своими богатствами. Ученые истолковали это как метафору, мол, пришли русские и всех истребили. Оказалось, что это ошибка! – радостно хлопнул он себя ладонями по коленям. – Используя аномалию в горе Силтау они перешли в тот мир, о котором мы понятия не имели! – воскликнул профессор так громко, что испугался звука собственного голоса.
Настороженно оглядевшись, он вкрадчиво продолжил:
– Было принято решение о перенесении на территорию Нового мира ЭДЕМа. Не города, конечно, но главных подразделений, которые могли бы в короткий срок наладить жизнь колонистов. Силовой блок доверили полковнику Громову, твоему деду.
Антона будто пригвоздили к скамейке. Он не мог пошевелиться, внимая словам профессора. Как яркие ракеты, они врезались в стройное здание его мировоззрения, образуя бреши, сквозь которые проступали контуры никому неведомого Нового мира профессора Плетнева.
Профессор достал початую бутылочку минералки и, жадно осушив ее, выбросил в урну.
– Все происходило в обстановке повышенной секретности. Даже в правительстве никто ничего не знал. Его уже захватили новые люди, которые потом объявили себя демократами и раскромсали страну. У нас было всего пару лет, но за это время удалось сделать многое. Мы сделали бы еще больше, если бы не договор с чудью: согласно ему, наша деятельность ограничивалась территорией колонии и близлежащих земель. И потом… мы так и не узнали, как действует переход. Для каждой миссии нужен был проводник из чудинов. Все, что мы успели, это создать колонию и наладить связь между мирами. Это было необходимо, чтобы предотвратить проникновение в Новый мир тлетворного влияния нашего мира. Мы надеялись, что, пресытившись «благами» капитализма, люди вновь обратятся к созидательной модели общества. Тогда ЭДЕМ вернется и возглавит процесс обновления человечества.
Профессор замолчал и сделал несколько глубоких вдохов, оперевшись руками на скамейку.
– Вам плохо? – встрепенулся Антон.
Профессор сделал знак рукой, что все в порядке. Когда же вновь заговорил, то голос уже звучал тихо с болезненной вибрацией.
– Для контроля за ситуацией был создан спецотряд. Его члены связаны клятвой: хранить тайну Силтау и наблюдать за состоянием общества. Они не знают друг другу и общаются с помощью сложной системы паролей. В случае эпохальных перемен они должны послать сообщение в Новый мир. Это – числовой код, который можно ввести только один раз. Если допустить ошибку, то переход будет заблокирован на ближайшие сто лет. Непосредственный доступ к ключу имели только четыре человека. К сожалению, трое из них недавно погибли при загадочных обстоятельствах. О четвертом ничего неизвестно. Может случиться так, что и его не станет, и тогда связь с ЭДЕМом будет утрачена навсегда.
Профессор замолчал, прислонился спиной к скамейке и стал смотреть на пса, резвящегося у кромки поляны. Антону вдруг стало не по себе: а что если все рассказанное профессором – бред сумасшедшего? Может у несчастного приступ паранойи (вон и таблетки глотает), а он сидит тут, развесив уши, и наблюдает за тем, как человек тихо сходит с ума. И не только наблюдает, но и провоцирует помешательство своим присутствием?
– Простите, профессор, – сказал он как можно доброжелательнее, – уже поздно. Хотите, я вас домой провожу?
– Зачем? – поднял профессор недоумевающий взгляд.
«Ну точно – паранойя!» – испугался Антон.
– Вам, наверно, таблетки надо принять, вот я и решил…
– Слушайте, Громов, со мной все в порядке. И в вашей помощи я не нуждаюсь.
Профессор резко встал и свистнул собаку. Та подбежала и стала крутиться у его ног.
– Прощайте, Громов! Надеюсь, вы поняли, в чем суть теории информации? Да – и помните о нашем уговоре.
Через минуту профессор и сенбернар скрылись в темноте зимнего парка. Антон тоже поплелся на выход, переживая, что ничем не может помочь. Все это выглядело очень странно: человек преподает в институте, ведет обычную бытовую жизнь, и никто, – ни коллеги, ни друзья (если они у него есть, конечно) не знают о его болезни! Если это так, то профессор, скорее всего, повторит судьбу Джона Нэша, и его таки упекут в психушку. Вот только Нобелевка ему не светит: Нэш свою теорию игр защитил в двадцать один год, а о трудах профессора Плетнева никто ничего не слыхал.
Уже на подходе к дому, в переулке между садиком и магазином Антон наткнулся на компанию гопников. Парни кучковались у дороги, прихлебывая бутылочное пиво и смоля сигареты. Один из них поднялся с корточек и встал посреди тротуара. Антон взял левее, но наткнулся на подставленное плечо.
– Опа! Ты че, дятел, борзой, да? – злорадно возмутился гопник.
Антону стало не по себе: ладно гаджеты заберут, могут ведь еще и покалечить. Парень стоял, спрятав одну руку в карман короткой куртки, а другой поднося ко рту тлеющий окурок. Ухмыляясь, он пускал дым прямо в лицо Антону. «Главное не вступать в разговор, может и обойдется», – думал тот, стараясь не вдыхать табачного угара.
– Да не! Он не борзой, а отмороженный, – раздалось у него за спиной, и компания дружно заржала.
Так, бежать теперь не удастся. Похоже, придется вступать в переговоры.
– Ребят, зачем создавать проблемы. Давайте спокойно разойдемся…
– Я ж говорил – борзой! – весело крикнул заводила и толкнул Антона ладонью в грудь.
Антон попытался удержать равновесие, но, наткнувшись на подставленную кем-то ногу, грохнулся на спину под дикий хохот окруживших его гопников. Заводила опустился на корточки и стряхнув пепел в лицо Антону, угрожающе произнес:
– Проблемы людям создаешь ты, дятел. А потому, придется провести с тобой воспитательную беседу.
Град ударов посыпался на Антона со всех сторон, и он сжался в комок, стараясь защитить лицо и живот. Били молча, без суеты, словно пинали мяч. Антон тоже молчал, сцепив зубы от боли и крепко зажмурив глаза. Главное уберечь лицо, чтобы мать ничего не узнала…
Вдруг раздался чей-то испуганный крик и удары резко прекратились. Антон лежал на снегу, схватившись за голову, и слышал, как хулиганы разбегаются в стороны. Кто-то взял его за руку и слегка потянул вверх. Он открыл глаза (слава богу – целые!) и увидел перед собой девушку из парка. Ни страха, ни сожаления, ни какой-либо другой эмоции не было на ее лице, только холодная красота. Она помогла Антону подняться на ноги (они страшно ныли от ударов), и даже стряхнула снег с его куртки. Справа, со стороны палисадника, послышалось утробное урчание. Антон оглянулся и замер от ужаса: четвероногое чудище, поставив передние лапы на грудь главарю гопников, разинуло клыкастую пасть, готовясь вцепиться мертвой хваткой в живую человеческую плоть.
– За́рок, хоро ин! – крикнула девушка на незнакомом языке и пес, подчиняясь воле хозяйки, убрал лапы со своей жертвы.
Парень, трясясь всем телом, встал на четвереньки, потом выпрямился во весь рост и медленно пошел, настороженно оглядываясь на пса. В какой-то момент он сорвался и побежал так быстро, что скоро его спина мелькала уже в конце квартала. Чудище не пошевелилось.
– Спасибо большое, – поблагодарил Антон свою спасительницу.
Она не ответила, а только внимательно посмотрела ему в глаза и приложила холодные длинные пальцы к его лбу. «Следи за собой, будь осторожен», – явственно услышал Антон ее голос у себя в голове, хотя она даже не раскрыла рта. Девушка изобразила (именно изобразила!) легким движением губ улыбку и, сделав пару шагов назад, развернулась и грациозно зашагала в сторону парка. Дог ступал рядом, поигрывая мощными мускулами и выпуская облачка пара из смертоносной пасти.
Антон проводил взглядом своих загадочных спасителей и, поморщившись от боли, медленно похромал к дому.
