Андрей Гупало
Спокойная ночь
Когда победа была близка, случилось непредвиденное: таурен обрушил на пандарена энергетический столп и обездвижил его на несколько секунд. Подскочив, он стал наносить удары топором по скованному сопернику, так что Антон запаниковал:
– Эй, эй, эй! Ты что творишь?!
Жизненные силы Меркатора таяли на глазах. Еще мгновенье, и храбрый пандарен «навеки» отправится в сумеречную зону.
– Чего стоишь?! – крикнул он так, словно фигурка эльфийки на экране могла услышать его. – Помогай!
Дверь отворилась и в комнату заглянуло встревоженное лицо матери:
– В чем дело, Антош? Тебе плохо?
– Закрой дверь, мам, не мешай! – стиснув зубы от досады, бросил Антон, и дверь моментально захлопнулась.
«Неужели это конец?» – подумал он, обреченно наблюдая за убийством своего аватара. Но в этот момент его спутница «проснулась» и отправила в разбушевавшегося таурена струю парализующей энергии.
– Да-а-а! – дико возопил Антон и снова ринулся в бой. Эльфийская хитрость действовала недолго, но ее хватило, чтобы пандарен очухался и нанес врагу ряд сокрушительных ударов. Таурен свалился на спину и, успев сказать: «Спокойная ночь, Меркатор!», испустил дух.
– Фу-у-ух! – Антон вытер горячий пот со лба. – Это было нечто. Еще немного и десять лет игры эльфийской козе под хвост. И за это я получу жалкие пять тысяч? Ну уж нет!
Недолго думая, Антон отправил в чат новое предложение:
«Не нужно золота, дочь Элуны. Я вернул тебе Алтарь Вечности, за это ты возьмешь меня в свой мир».
«Будь по-твоему, – согласилась эльфийка и поднялась по мощным каменным ступеням к алтарю. – Введи числовой ключ».
«Я не знаю никакого числового ключа».
«Найди его, тогда и поговорим».
«Что, еще один квест? – Антон не любил, когда его водили за нос. – Нет уж, с меня хватит. Плати, давай, и расходимся».
Эльфийка приблизилась к пандарену, махнула рукой и выбежала прочь. В тот же момент раздался звон монет и на счет Меркатора упало пять тысяч золотых.
– Класс! – азартно потер руками Антон. – А то шутки шутить вздумала.
Перед тем, как покинуть замок, он еще раз осмотрел Алтарь Вечности и пожалел, что не смог им воспользоваться. Если верить эльфийке, с его помощью можно было попасть на новый уровень, по сравнению с чем пять тысяч – жалкая подачка.
Остановившись над останками поверженного соперника, Меркатор торжественно произнес: «Покойся с миром, доблестный таурен! Умереть с мечом в руках – высшая награда для воина!»
С вершины холма, где ждала его драконья черепаха, Антон еще раз посмотрел на пейзаж и улыбнулся: так вот, где он видел эту локацию! Если вместо руин на том берегу озера построить город, получится Солнечногорск с окрестностями. «Бывают же такие совпадения!» – усмехнулся он и окончил сеанс игры.
Остаток дня прошел в поисках имени, которым назвала себя эльфийка. Интернет не помог: Яндекс выдал только артистический псевдоним какого-то певца да статью об оленьей упряжке в словаре Даля. Тогда настал черед домашней библиотеки.
– Райда, Райда, – бубнил Антон себе под нос, сидя на полу и перелистывая страницу за страницей. – Где-то же я тебя встречал… Мам! – крикнул, отправляя очередной том на полку. – Ты не помнишь, откуда это имя – Райда?
– Чего это тебя на фольклор потянуло? – появилась мать в дверях зала со стопкой тарелок в руках. – Это ж из книги «Заволоцкая чудь». Она раньше дедушке принадлежала. Когда ты в садик ходил, я тебе из нее разные истории читала.
– И где она?
– Не помню… Кажется, я ее в институтскую библиотеку отнесла, – пожала плечами мать. – Она ж старинная, девятнадцатый век. Хотя… посмотри на антресоли, могла и туда засунуть.
Забравшись на табуретку, Антон с энтузиазмом принялся за «раскопки».
– Сколько же здесь макулатуры! – изумлялся он, спуская вниз стопки журналов и книг в старых обложках.
– Но-но! – сердилась мать. – Там раритетные издания. Просто на полках места не хватило.
– Ну да, одно собрание сочинений Ленина чего стоит, – иронизировал сын.
– Ты Ленина не трожь, ищи давай. А я, что помню, тебе расскажу.
В древности по всему нашему северу и Уралу жил таинственный народ – чудь белоглазая. Слово «чудо», «чудной», кстати, отсюда пошло. Говорят, красивые были люди, вот русские на них и чудились, то есть, удивлялись их красоте. Солнца они видели мало, поэтому зрачки у них со временем стали бесцветные – почти белые. Отсюда и пошло название – чудь белоглазая. Они не пахали, не сеяли, а жили охотой, рыбалкой и собирательством. Как и все язычники, верили чудины в силы природы и поклонялись им под видом идолов деревянных и каменных. Отсюда – шаманизм, волхование, и прочие суеверия. Государства, понятное дело, у них не было, а каждое племя управлялось родовой знатью – старшинами. Райда, про которую ты спрашиваешь, как раз и была дочерью такого старшины. Красавица – неописуемая! Да только беда с ней приключилась: накануне свадьбы пропала девица, потерялась. Ходили по горам и лесам, искали, кликали, да так и не нашли. Стало быть, Яг-Морт ее прибрал – старухи сплетничали…
– Кто?! – Антон чуть не свалился с табурета.
– Яг-Морт, говорю ж тебе. Это такое чудище-великан неизвестного роду-племени. Жил этот Яг-Морт где-то в лесах и промышлял разбоем и воровством. А колдун был такой, что все чудинские колдуны ему в подметки не годились. Страдали от него ужасно, а сделать ничего не могли: шибко лютый был. Такого страху нагнал, что матери им своих детей пугать стали. И когда Райда пропала, все сразу поняли: это его рук дело. Приуныл народ, да только жених Райды с товарищами не смирились. Организовали они охоту на чудище и, после многих трудов, поймали и убили злодея. Райду, к сожалению, спасти не удалось: ее высохший труп нашли на горе костей в пещере людоеда.
– Ниче себе, сказочка, – нервно хихикнул Антон. – И я этот хоррор в детстве слушал?
– Нет, конечно, – улыбнулась мать. – В моем варианте жених Райду спасал и жили они долго и счастливо.
– Нашел! – радостно вскрикнул он, забравшись в антресоль с головой. – Это ж надо – в самый дальний угол завалилась.
Старинный переплет прекрасно сохранился и Антон, сдув с него пыль, прочел:
– Ефименко П. С. Год издания – тысяча восемьсот шестьдесят девятый… Смотри, здесь на форзаце даже экслибрис есть… «Библиотека Плетнева К. В.»
– Ой, мамочки! – мать испуганно прикрыла рот рукой.
– Это что же, нашего профессора Плетнева? – изумился Антон. – Ну и ладно. Он про нее забыл давно.
– Ты что, Антош? – возмутилась мать. – Может он потому к нам и не приходил, что мы книжку ему не отдали.
– Ну, конечно!
– Ты отнесешь ее немедленно, слышишь?
– Дай хоть почитаю, – недовольно буркнул Антон и присел на заваленный «макулатурой» диван.
«Ну и дела! – размышлял он, перелистывая пожелтевшие от времени страницы. – Это что за мода пошла у геймеров: брать никнеймы[11] из древних мифов? А эти так вообще из одной тусовки – Райда и Яг-Морт. Замутили, понимаешь, ролевую игру. Только концовочка прямо как в маминой сказке вышла, с хэппи эндом».
На полторы сотни страниц текста в дореволюционной орфографии ушло не более часа. Кроме истории Райды и Яг-Морта, ничего интересного в книге не нашлось. Вместе с книгой мать положила в пакет подписанную новогоднюю открытку, пачку чая и баночку меда.
Провожая сына, наказывала:
– Передай привет Казимиру Васильевичу и скажи: мама очень сожалеет, что так получилось. Да, и пригласи его в гости! – услышал Антон уже на лестнице. – Может он нам что новое про дедушку расскажет.
Глава 14
Через полчаса Антон уже шагал по улице Сосновской между длинным рядом утопающих в снегу двухэтажных домов и хвойным лесом. Дворянское гнездо – так в народе называли этот район на краю города – построили в начале пятидесятых для советской номенклатуры. Двух– и трехэтажки в стиле сталинского ампира давно уже перестали быть элитными, но жилье здесь по-прежнему ценилось: некоторые дома стояли прямо на территории городского парка.
«Где-то здесь должен быть поворот налево», – вспоминал он нарисованный матерью маршрут, вглядываясь в редкие просветы между деревьями. Поворот действительно скоро появился. Но нужно было пройти еще метров пятьдесят, прежде чем открылся вид на трехэтажный дом с бутафорскими вазонами на крыше. Он стоял значительно выше дороги и было непонятно, откуда исходили блики света, бегущие по фасаду.
Первое, что увидел Антон, как только преодолел подъем, была полицейская машина с работающими мигалками и два человека в форме с автоматами наперевес. «Это еще что?» – насторожился он и невольно замедлил шаг.
У второго подъезда, в пространстве, огороженном сигнальными лентами, два человека в штатском что-то измеряли рулеткой, а один, присев на корточки, осматривал лежащее на снегу тело. Неподалеку стояли черный Ленд Крузер и карета скорой помощи. Двое медиков у открытых передних дверей Тойоты о чем-то беседовали с водителем.
«Убийство, – похолодело у Антона внутри, – в первый день Нового года… Вот куда приводят пустые надежды… Эх, люди, люди, что же вы такое творите!» – вздохнул он и направился к первому подъезду, где на крыльце телепался мордатый мужик в дубленке на голый торс, охраняемый упитанной краснощекой дамочкой в норковой шубе с игрушечной короной в волосах.
– А что здесь случилось? – поинтересовался Антон у смолившего цигарку мужика.
– А мы почем знаем? – злобно рыкнула «охранница». – Человека застрелили, не видишь, что ли?
– Шо ты брэшешь? – выпустил облако дыма мужик, слегка качнувшись. – Ножом его пырнули. Следак так и сказал: многочисленные колотые раны в области шеи.
Антон сочувственно покачал головой и помолчал для порядка немного. Однако, не торчать же здесь до полуночи!
– А долго они там будут, не знаете? Мне во второй подъезд попасть надо, – поинтересовался он.
– Часы тры, нэ меньше, – прищурился мужик с видом знатока. – А тоби хто трэба?
– Я к профессору Плетневу в тринадцатую…
Женщина громко всхлипнула и закусила кулак.
– Так это… нема твоего прохфэссора, вон он лежит, – угрюмо махнул мужик цигаркой в сторону трупа.
– Как? – Антон от неожиданности поперхнулся воздухом. – А… вы откуда знаете, что это он?
– Откуда, откуда, – от верблюда! – вернулась краснощекая в свое естественное состояние. – Соседи мы евоные. Мы его и нашли, когда собака во дворе завыла…
– Та нэ брешы ты! – осерчал мужик. – Хиба ж так собаки воют? Ни, це якась нежить…
– Э, э! Тоже мне, Гоголь нашелся! – усмехнулась женщина.
– О, точно! – округлил мужик глаза и важно поднял кверху руку с цигаркой: – Це Вий из лису вийшов. Тому шо Рожество скоро, вот он и лютуэ.
– Дур-р-р-ак! – двинула краснощекая спутника по широкому плечу. – Иди домой, не морочь людям голову!
Мужик еще пару раз затянулся и, бросив окурок в палисадник, посмотрел на Антона с сочувствием:
– Пишлы, помянем твоего прохфэссора.
– Что?.. – ответил Антон рассеянно. – А, нет, спасибо… Мне идти надо.
– Ну как знаешь… Заходи, если что.
Парочка удалилась, а Антон на ватных ногах спустился по ступенькам и приблизился к ленточке.
Человек в домашнем халате и тапочках на босу ногу лежал на снегу, широко раскинув руки. Лицо и грудь прикрывала клеенка, а из-под нее выглядывало темное пятно с неровными краями. «Кровь, – поежился Антон и недоверчиво покачал головой. – Нет, не может быть, это не профессор. Мало ли, что после пол-литра привидится? Вон, уже и Вий у него из леса выскочил. Просто пьяная драка».
– Эй, гражданин, туда нельзя! – махнул издалека рукой полицейский. – Работает следствие.
Антон согласно кивнул, но все же обратился к людям за ленточкой:
– Простите, мне бы в тринадцатую квартиру попасть, к профессору Плетневу!
– А вы, собственно, кто, родственник? – спросил один из них.
– Нет, я его студент.
Оперативник оценивающе посмотрел на Антона, подошел вплотную и, глядя в глаза, отчеканил:
– С какой целью пришли, и почему так поздно?
– Книжку хотел отдать, – Антон уже понял, что «Гоголь» сказал правду. – И… мама мед передала… вот, – залез он в пакет и вытащил завернутую в целлофан баночку.
Тот посмотрел на мед, потом еще раз на Антона и холодно произнес:
– Мед ему теперь не нужен. Идите домой, юноша.
Отойдя в сторону, громко крикнул:
– Сидоров, помоги уже, наконец, медикам! Долго они там будут возиться? – Потом развернулся в сторону Антона и крикнул командным голосом: – Как зовут?
– Громов… Антон…
– Сейчас выпишу повестку, завтра придешь для дачи свидетельских показаний по адресу…
Не успел он договорить, как раздался душераздирающий вопль: это полицейские пытались вытащить из кабины Тойоты водителя, схватив его за ноги. Вцепившись в руль мертвой хваткой, мужчина отчаянно сопротивлялся и кричал, как подстреленный бабуин. Его тянули с такой силой, что бедняга повис в воздухе, словно футбольный вратарь в прыжке. Один из медиков изловчился и всадил несчастному шприц в область бедра. Тот взвыл оборотнем, вырвался из рук полицейских и, сиганув на заднее сиденье, забился в угол.
– Пипец, – сплюнул сквозь зубы оперативник. – Устроили цирк с конями… Ну что там, доктор?
– Надо подождать. Минут через пять подействует.
– Хорошо… У вас есть ручка? Я свою где-то выронил.
Он подошел к Ленд Крузеру, положил папку на капот и, достав из нее небольшой листок бумаги, стал что-то писать. Через минуту вернулся и протянул листок Антону:
– Покажешь дежурному, он тебя направит в кабинет. Время в повестке указано. Свободен.
Оперативник отошел, а Антон продолжал с интересом разглядывать иномарку: только сейчас он заметил на капоте и дверях автомобиля рваные отверстия в форме нескольких параллельных полос.
«Это что здесь за битва произошла? Профессор нечаянно повредил машину, а шофер его за это убил? Бред! Так жестянку разворотить можно только болгаркой. Да и убивать из-за служебной машины, не слишком ли?» – строил он догадки.
– Сидоров, давайте, тащите его в скорую! – скомандовал опер.
Полицейские подошли к машине, открыли задние двери и выволокли водителя из машины. Тот уже не сопротивлялся, а только тихонечко подвывал, как маленький ребенок после затяжной истерики.
– Он меня найдет, – всхлипывал несчастный, спотыкаясь на каждом шагу, – спрячьте меня… прошу вас, спрячьте…
Прежде чем подняться в салон скорой помощи, он оглянулся и лицо его на мгновение исказила гримаса смертельного ужаса. «Витя?!» – чуть было не крикнул Антон в голос, узнав в нем личного шофера отца Жанны.
Подобно молнии, в голове мелькнула страшная догадка.
Бивню зачем-то понадобился профессор, и они послали к нему гонца – шофера Витю, чтобы сделать выгодное предложение. Дело заведомо безнадежное – все равно, что святого Антония искушать. Только вот профессор не святой Антоний и предложение о дружбе с теневым капиталом воспринял, как личное оскорбление. Что и объяснил посыльному, расписавшись для наглядности на машине чем-то внушительным. Тут, то ли Витя сорвался (не учли эксцесс исполнителя), то ли так и было задумано, – в общем, убили профессора на пороге дома в самом расцвете творческих сил. Только вот беда: свистнула у Вити фляга от пролитой невинной кровушки. И теперь мерещится несчастному, будто профессор за ним гонится и хочет отомстить…
Узнав о смерти Плетнева и выслушав доводы сына, мать пришла в ужас.
– Зачем он им? Он же бессребреник, ему кроме науки ничего не нужно.
– Ты же знаешь, у Абрамова талант: он что угодно в твердую валюту конвертирует.
– Я не верю. Этого не может быть, – глаза матери увлажнились, и она истово перекрестилась перед иконой. – Царство ему Небесное!
На следующий день Антон посетил районный отдел полиции. Поход туда стал настоящей пыткой: пришлось снова увидеть коридоры, по которым его водили на допросы накануне суда. Нахлынули неприятные воспоминания и только усилием воли он прогнал от себя страх, охвативший его у дверей кабинета следователя.
Ничего нового «свидетель» Громов сообщить не мог, а потому беседа их была чистой формальностью. Не слишком доверяя полиции, Антон долго изучал протокол допроса, перед тем, как поставить подпись. И только когда за спиной хлопнула дверь участка, расслабился.
«Что это, синдром заключенного? – попытался он оценить свои чувства по пути домой. – Но откуда он взялся? Неужели пятнадцати суток в СИЗО хватило, чтобы волосы на загривке вставали дыбом от одного взгляда на полицейского? Если так, то чем мы отличаемся от собачек Павлова, пускающих слюну при виде сахарной косточки? Нет, должно быть в этом что-то более основательное, чем рефлекс».
Ответ пришел неожиданно, когда от нечего делать Антон копался с отверткой в кассетнике Кима и Бурана. Вся правоохранительная система и каждый ее винтик существуют в парадигме «свой-чужой». Свои для нее только люди в погонах, все прочие – чужие по определению. Даже если ты ни разу не попал в ее поле зрения, ты все равно – чужой. И ты это чувствуешь кожей. Вернее, тебе дают это понять при каждой возможности, пусть даже ты ни в чем не виноват.
Система холодна и безжалостна, как машина, и кристально чиста в своем изначальном коде. Ей безразлично, кто перед ней – преступник или добропорядочный гражданин. В каждом, если понадобится, она отыщет изъян. Ибо несть человек, иже жив будет и не согрешит. И хотя служители ее тоже из плоти и крови, одевая погоны, они уже не люди, а почти полубоги – Аватары Высшей Справедливости.
Поэтому, так холодно внутри от встречи с ними. В их словах слышится не голос человека, но металлический лязг затвора: это система взяла тебя на прицел, и она не задумываясь спустит курок, как только представится случай.
Профессора Плетнева похоронили тихо, без лишнего шума и помпезных речей. Близких у него не было, друзей – тоже. Руководство института не захотело расставаться со средиземноморским загаром в дни каникул. Но, как только все вернулись из отпусков, в институте устроили что-то вроде траурного митинга.
Собрались в актовом зале. На сцене соорудили задрапированный черной тканью постамент, установив на него большую фотографию покойного, украшенную траурной лентой. Основание постамента утопало в цветах, а по бокам стояли венки «от руководства института», «коллег по работе» и «благодарных учеников».
Зал был полон: первые ряды занимали преподаватели и работники администрация, за ними сидели и стояли студенты. Слушая заупокойные речи, произносимые в микрофон со сцены, откровенно скучали и посматривали на двери только первокурсники, не успевшие познакомиться с профессором. Остальные вели себя на редкость сдержанно: ни один рингтон не нарушил скорбную тишину зала, и только реквием Моцарта тихо плыл над головами собравшихся, напоминая о важности момента.
Странное дело: при жизни человека было не слышно, не видно. Наград особых не получал, юбилеев не закатывал. Жил себе тихо, незаметно, честно трудился, статейки в журналы пописывал. Да, имел звание старейшего преподавателя института. Но это, скорее, не заслуга, а выслуга. Умри человек своей смертью, никто бы и не заметил: фото в траурной рамочке да пара гвоздик в холле института – вот и все почести.
А тут – целый траурный митинг, хвалебные речи, народу – уйма! Потому что убили, изверги, и с особой жестокостью. А такое не со всяким случается. Такую смерть еще заслужить надо. «Неужели и это сойдет Абрамову с рук? – возмущался Антон, сидя на заднем ряду, и сам себе отвечал: – Сойдет, еще как сойдет! Руки-то не его, а Витины, с него и спрос. Только Витя теперь вряд ли что расскажет».
Ровно в этот момент в зал вошла представительная делегация, от вида которой у Антона учащенно забилось сердце. Он сразу узнал чиновников городской администрации. Три лощеных туза, светившие золотыми ролексами, деловито проследовали к сцене и разместились на свободных местах в первом ряду. Главное место, прямо напротив портрета профессора, досталось отцу Жанны.
«Это невероятно! – скрипел зубами Антон. – Цинизм девяносто первого уровня: преступники на поминках жертвы!»
Церемониймейстер подбежал к чиновникам и, наклонившись подобострастно, о чем-то спросил. Потом важно подошел к микрофону и, играя низкими тонами, торжественно-печально объявил:
– Слово предоставляется заместителю главы города Леониду Степановичу Майер.
Отец Жанны поднялся на сцену и положил букет роз перед портретом покойного. Постояв несколько секунд молча, слегка поклонился и подошел к микрофону.
– От имени главы города Ивана Захаровича Абрамова, сотрудников городской администрации и себя лично разрешите выразить соболезнование в связи с трагической гибелью старейшего сотрудника института профессора Казимира Васильевича Плетнева. Профессор Плетнев – человек выдающийся, но удивительно скромный. В девяностые годы он мог возглавить институт, но отказался от должности ректора и посвятил свою жизнь педагогической деятельности, открыв двери в мир науки для многих из находящихся здесь. Мне тоже посчастливилось быть в числе его учеников. И я со всей ответственностью заявляю: сегодня наша наука и страна понесли невосполнимую потерю.
Чиновник замолчал на несколько секунд и, повернувшись к портрету, пафосно произнес:
– Спи спокойно, дорогой товарищ! Мы завершим дело, начатое тобою. Чего бы нам это не стоило.
Он спустился со сцены и, сопровождаемый спутниками, быстро покинул зал.
Слегка опешивший от необычной концовки траурной речи, Антон поднялся и вышел следом.
Слова «дорогой товарищ», «закончим дело», прозвучали так, будто враги воткнули иглы в портрет убитого профессора. И ни голос не дрогнул, ни щеки не покраснели у негодяя. Да, видно сильно он насолил этим выродкам, что они даже смертью его не удовлетворились!
Антон настиг делегацию в фойе, где охрана помогала чиновникам одеваться.
– Прекрасная речь! – почти крикнул он в лицо отцу Жанны и тут же отлетел в сторону, нарвавшись на кулак охранника. – Ученик на поминках учителя, – продолжал иронизировать Антон, держа дистанцию, – это делает вам честь. Только завершить его дело у вас не получится. И знаете почему? Вы его предали!
Телохранитель вопросительно посмотрел на хозяина, ожидая команды на силовое решение проблемы. Но тот, молча выслушав хулигана, направился к выходу. Едва дверь распахнулась, как на все фойе прозвучало:
– А где Витя? Почему вы его с собой не взяли? Он бы наверняка оценил ваше красноречие!
Отец Жанны на мгновение замер в открытых дверях. «Ну же, повернись, чудила, скажи хоть что-нибудь!» – сжал зубы Антон. Но тот не удостоил его даже взглядом: стеклянная дверь захлопнулась, и делегация покинула институт.
«Беги, беги, жалуйся своему хозяину, трусливый шакал!» – торжествовал Антон, провожая взглядом чиновничий кортеж.
В пылу схватки он не заметил, что у его одиночной акции появились заинтересованные зрители: митинг закончился и студенты начали разбредаться по кабинетам. Одни смотрели с усмешкой, другие настороженно: не каждый день увидишь, как хлипкий безумец с палкой на танк бросается.
– Здорово, Антон! – прозвучал веселый голос Кима.
– Привет! – прогудел свысока Буран.
– О, ребята, и вам не хворать! – пожал он руки братьям. – Ну че, как вам панихида?
– Жалко профессора, классный был мужик, – ответил Ким.
– Не то слово! – возразил Антон. – Я бы сказал, блаженный. Эти твари, – кивнул он в сторону дверей, – ему в подметки не годятся.
– Круто ты его приземлил.
– А нечего хорошему человеку в товарищи набиваться. Придумали тоже: «мы закончим твое дело»! Тамбовский волк вам товарищ.
– А кто такой Витя?
Антон с опаской посмотрел по сторонам и, понизив голос, произнес:
– Витя знает, кто убил профессора. Сейчас он на Кузнецова – крыша поехала. Но если заговорит, кранты Бивню и всей его команде.
– Нифига себе!.. А это точно?
– Точнее некуда.
– Капе-е-ец! – Ким запустил пятерню себе в волосы. – Слушай, Антох ты же, вроде, валить собирался. Передумал, что ли?
– Пока не знаю, – скривился Антон – признаваться в том, что сказал глупость, сейчас ему не хотелось. – Надо закончить кое-какие дела, а там видно будет.
Братья радостно переглянулись.
– Если что, говори, мы поможем!
– Лады!
«Ну вот, стоило стать самим собой, как дела пошли на лад», – думал он, по дороге в библиотеку: надо было сдать книги, оставшиеся от прошлого семестра.
Настоящей дружбе никакие трудности не страшны. Ее может разрушить только предательство. А предатель это тот, кто предал в первую очередь самого себя, свою веру, свои принципы. Но Антон их не предавал, он только хотел обезопасить друзей от нападок Бивня, избавить от необходимости жертвовать собой.
Какой же он был дурак! Друг, потому и друг, что всегда готов идти с тобой и в огонь, и в воду, без упреков и сожалений. Как Глеб, например. Отхватил по полной, но даже слова не высказал, и еще и шутить умудрялся.
«Но ведь кто-то же его сдал», – мысль о предателе заставила Антона собраться: сантименты расхолаживают, делают доверчивым, а значит – слепым. Десятикратная осторожность – вот что сейчас нужно. А чтобы не повторилось, как с Глебом, действовать в одиночку, вызывая огонь на себя.
Двери информационно-вычислительного центра распахнулись перед самым носом Антона: некто со стопкой книг, закрывающих лицо до переносицы, с трудом протискивался в узкий дверной проем. По печальным глазам в круглой оправе и кудрявой шевелюре Антон узнал в книгоноше Соло.
– Ну ты нагрузился! – улыбнулся он.
– Антон, постой, ты мне нужен, – просипел Соло, пристраивая стопку книг на подоконник.
– Ну уж нет, брат, я за тебя эту гору не потащу.
– Спасибо, конечно, что согласился помочь, но я по другому поводу…
– Погоди, – остановил его Антон, – а разве в библиотеке книги еще дают? Насколько знаю, здесь только должники тусуются.
– Соломон Гольдман точно не в их числе, – поправил Соло сползшие на переносицу очки указательным пальцем, – Ему должны, да, и это нормально. Вот ты, например…
– Не понял?!
– Шо ты делаешь брови? Вообще, я собирался поговорить с тобой с глазу на глаз. Можешь пригласить меня на чай? – заговорщически произнес Соло, наклонившись к уху Антона.
– Приходи, конечно, о чем речь!
– Вот и хорошо. Завтра в два самовар должен пыхтеть, ну и все, как полагается.
– Ну, конечно! – Антону находил забавной эту напускную самоуверенность друга. – Только ты мне не ответил: книги еще выдают?
– Если хорошо попросить, – Соло кряхтя взвалил стопку разноцветных томов себе на грудь, – тебе и папирус Тутанхамона выдадут. – До встречи! – крикнул он на ходу не оборачиваясь.
Посмотрев с улыбкой, как Соло с грузом семенит по коридору («Ничего, ничего, для фигуры полезно!»), мастерски лавируя между встречными, Антон зашел в помещение ИВЦ.
Здесь, за рядами компьютерных столов и черными прямоугольниками мониторов, в дальнем левом углу белела пластиковая дверь с табличкой «Книгохранилище». Когда закрывалась библиотека, много книг оставалось на руках, и теперь, после сессии, студенты приносили их сюда, в этот книжный хоспис. Чтобы система сработала не только на прием, но и на выдачу, нужно было иметь талант Соломона Гольдмана.
– Можно? – заглянул Антон за белые двери и увидел небольшую комнату со стеллажами полными книг.
Между ними и дверью находилось что-то вроде кафедры выдачи. Из-за нее медленно, словно гриб-сморчок из-под земли, появилась голова миниатюрной старушки в старомодном жакете и идеально белой кофточке. Полуприкрытые глаза на сморщенном лице смотрели на посетителя мутным взглядом, а отвисшая нижняя губа обнажала коралловой белизны зубные протезы.
«Миссис Хадсон, собственной персоной, – оценил Антон экзотический типаж. – Сейчас возьмет свое пенсне и с апломбом эдак: ват ду ю нид, сэ-э-эр?»
– Я книги хочу сдать! Можно? – спросил он, как можно громче, чтобы старушка расслышала.
– Кладите сюда, – проблеяла старушка, хлопнув рукой по ламинированной под мрамор столешнице.
Глядя на то, как размеренно и скрупулезно «миссис Хадсон» вносит в реестр возвращенных книг три сборника статей по теории информации и худосочный томик «Модели социальных процессов», Антон перебрал все сюжеты из русского Холмса, а заодно припомнил собаку Баскервилей, которую не так давно ему довелось увидеть вживую.
– У вас есть еще что-нибудь? – флегматично поинтересовалась старушка спустя двадцать минут.
Антон задумчиво посмотрел в сторону и отрицательно мотнул головой.
– Если найдете, постарайтесь не задерживать – нас скоро закрывают.
– Хорошо, – кивнул он и, повернувшись, сделал шаг к двери.
– Вы забыли! – неожиданно высоко прозвучал голос книгохранительницы.
Антон повернулся и с недоумением посмотрел на старушку.
– Вы забыли вот это, – показала она рукой на пластиковую коробочку синего цвета, лежащую на прилавке.
Антон приблизился и взял коробочку в руки. Это была аудиокассета фирмы Basf с надписью на корешке: «Кино 1989. Последний герой». Губы у него искривились в усмешке:
– Простите, но вы, кажется, веком ошиблись. Сейчас такое не слушают.
– Что вы говорите? – на лице у «миссис Хадсон» отразилось неподдельное удивление. – И тем не менее, она ваша, – уверенно произнесла она и, шаркая лакированными туфлями, скрылась за стеллажами.
Антон еще раз повертел кассету в руках и вспомнил про Соло: «Забыл на радостях, книголюб. Надо бы вернуть». Но, сунув кассету в рюкзак, хитро улыбнулся: магнитофон Бурана он починил, а вот проверить в работе до сих пор не мог – нечем. Теперь есть что засунуть в пасть этому трансформеру. А Соло подождет: нечего было варежку разевать.
– Спасибо! – крикнул он в сторону скрывшейся за стеллажами старушки и вышел в просторный и светлый зал ИВЦ.
«Да, как летит время! – размышлял он, проходя мимо жужжащих ульями серверов. – Скажи кто-нибудь нашим предкам в девяностые, что вся коллекция их пластинок и кассет в будущем поместиться на устройстве размером с ладонь, они бы не поверили. Может и с библиотеками также? Наши внуки будут смеяться над нами, когда увидят книги на пыльных полках дедушкиной библиотеки: благодаря чипу в голове им будут доступны все сокровища мировой литературы в мгновение ока! Только захотят ли они их «читать», вот в чем вопрос?»
Эти и другие мысли возникали в его голове, но ярче всех горел задорный огонек победы, которую он одержал сегодня над прихвостнями мэра. Эта победа вернула ему доверие братьев – Кима и Бурана, в которых он теперь, как и в Глебе, нисколько не сомневался. Осталось разобраться, что за птица – Соло, и папку с делом предателя можно будет отправить в архив.
