Андрей Гупало
Спокойная ночь
«Хороший день для смерти, шериф!» – весело крикнул Антон.
«Прекрасный, Тонни! Твои дружки заждались тебя в преисподней», – процедил лейтенант сквозь зубы, презрительно сплюнув в сторону.
«Что ж, передай им бутылочку виски от меня!»
Это было последнее, что услышал шериф, перед тем как упасть навзничь в горячую пыль с небольшой дыркой во лбу…
Злая усмешка пробежала по лицу полицейского и он снова склонился над листом бумаги. Попросив поставить подпись под протоколом, спросил:
– Итак, Нина Федоровна, что у вас пропало?
– Да, как будто ничего, – удивленно ответила мать.
– Зачем тогда вызывали полицию? – недовольно скривил он губы.
– Пропало, пропало, – неожиданно подключился Антон.
– Что именно?
– Совесть… да, совесть у взломщиков пропала. Это, знаете ли, большая редкость в наше время. Видимо ее и искали.
– И что, нашли? – приподнял бровь полицейский.
– Вряд ли: подобное познаётся подобным.
– Антон! – мать испуганно всплеснула руками.
– Весельчак? – вскинул брови полицейский. – Ну-ну.
– Может оформить его как подозреваемого, товарищ лейтенант? – оторвался сержант от смартфона.
– Ага, так и напишите: злоумышленник проник в собственную квартиру и подло ничего не украл, – поддержал инициативу Антон.
Мать ахнула и прикрыла рот рукой. Лейтенант лениво зевнул и постучал ручкой по столу. Видимо, лишние проблемы ему сегодня были ни к чему.
– Можем оформить, как проникновение в чужое жилище, – предложил он матери. Она кивнула, словно глухонемая.
Антон, мысленно пронзив сержанта лазерным мечом в самое сердце, перешагнул через его труп и с гордо поднятой головой проследовал в свою комнату. Затворив дверь, он аккуратно достал с полки старинный том «Войны и мира».
«Где ж вас таких понабрали? – переключился он на ищеек Бивня, вынимая запасной жесткий диск из тайника. – Чекисты бы в момент откопали, а эти…. Книжки надо читать, дегенераты».
Похищенных дисков, конечно, жалко. Взломать пароль у них, скорее всего, ума хватит. Вот только что они там найдут? Надо быть последним идиотом, чтобы документы с компроматом хранить на компьютере. Да и в тайнике ничего бы не нашли. То, что нужно Абрамову, давно в глубинах даркнета, куда его шавки только за порнухой лазят.
Пока обновлялось программное обеспечение, Антон прислушивался к голосам за стеной – присутствие стражей порядка напрягало. За окном быстро темнело. Проводив взглядом полицейский уазик, он уже собирался задернуть шторы, как вдруг заметил в глубине двора силуэт фургона. Сняв со стены дедовский военный бинокль, навел на автомобиль и ахнул: на двери кабины белел профиль крылатой собаки. Антон задумчиво пожевал губы: похоже, незваные гости все еще здесь.
Вдруг осенило: внешнее наблюдение!
«Ну надо же – какая честь! Интересно, видео пишут или звук?» – строил он догадки, осматривая комнату и шаря руками везде, где только мог дотянуться.
Внезапно остановился и, широко улыбнувшись, подскочил к столу. С полчаса что-то набирал в Ворде, задумчиво хмуря брови и ехидно хихикая себе под нос. Наконец торжественно крикнул: «Готово!» и выбежал из комнаты.
– Мам, ты должна это слышать! – заглянул на кухню Антон.
Мать посмотрела хмуро и продолжила греметь посудой у раковины.
– Ну, прости, мам, не хотел, – стал он ласкаться. – Просто, они вели себя, как…
– Так нельзя, сын! Они представители власти и пришли нам помочь. А ты – хамишь. Хоть бы мать пожалел, честное слово.
– Ладно, ладно, сказал же – не-бу-ду. Всё! – и поцеловал мать в плечо. – Пойдем, я тебе прочту кое-что.
Прием подействовал безотказно: она вздохнула, вытерла руки фартуком и прошла в комнату сына.
– Садись и слушай! – произнес Антон возбужденно, усадив ее в компьютерное кресло.
Мать уже оттаяла и с интересом наблюдала за странными приготовлениями. Антон достал из шкафа детские гусли, одел халат и, подпоясавшись длинным шарфом, расположился на кровати. Постучав пальцем по невидимому микрофону, громко произнес:
– Раз, раз… раз, два, три – проверка связи. Как слышно? Прием-м-м!
Затем, артистически нахмурив брови, посмотрел в монитор и, усиленно окая, затянул искусственным басом:
– А послушайте-ка, люди добрые, сказ об Иване-свет-Абрамове князе Солнцеграда, лиходее изящнейшем!
Ой ты гой еси, русский человек,
Ты послушай быль небывалую.
На дворе уже двадцать первый век,
Только жизнь все как прежде не жалует.
Порешил народ во князья позвать
Не простого, а честного самого,
Чтоб ни дать ему, а дадут – не брать!
Ну и выбрал Ивана Абрамова.
Мать тихонько прыснула в кулак и неодобрительно покачала головой. Антон же, манерно откашлявшись, ударил в гусли и загудел еще сильнее:
Что тут, брат, почалось – ни пером писать,
Ни словами без мата не высказать!
Нервно курит кальян вся Мамаева рать,
Супротив того мэра с юристами.
Вот уж год минул, как у власти князь,
Погоди, народ, все изменится!
Токмо всё кругом непролазна грязь –
Обещал, подлец, а не женится!
Мать сидела красная, еле сдерживая смех, а Антон продолжал терзать расстроенные гусли:
Год второй прошел, князя грусть взяла –
Опустела казна государева.
Кинул клич в народ: не попомню зла,
Кто коня или дом мне пожалует.
И понес народ злато-серебро,
Поминая Мамая с татарами,
Во палаты его, да во мэровы.
Кто же хочет знакомиться с нарами?
Тут уже мать не выдержала и засмеялась в голос, замахав на артиста руками. Но слушать не перестала. Антон же, войдя в образ, старался что было мочи:
Вот купец несёт небольшой процент –
Половину всего лишь от прибыли.
Хочешь строить дом – ты его клиент:
Заплати, чтоб соперники выбыли.
Ну а коли смерд ко двору придет,
Да попросит грош на лечение,
От ворот ему будет поворот –
Объяснят ему пункт назначения.
Так и жил бы Иван, аки в масле сыр,
Да народ почал ерепениться,
Мол, в бюджете-то слишком много дыр.
Во острог его – вся безделица!
Но хитер Иван да не лыком шит:
Где сияет на улице мэрия,
Стелет он асфальт да кусты садит,
Грех на душу приняв лицемерия.
– Ну все, сынок, хватит уже, – хмурилась мать сквозь улыбку, вытирая уголки глаз, – нехорошо осуждать.
– Ты скажи, тебе понравилось? – Антон отложил гусли и скинул халат.
– С художественной точки зрения неплохо…
– А вообще?
– Ты же знаешь, у меня совсем другое отношение к власти.
– Но разве это неправда?
– Хватит, не будем спорить. А то опять поссоримся.
– Люблю тебя, – с нежностью обнял он мать.
Закрыв за ней дверь, он подскочил к окну и выглянул во двор. Фургона уже не было. Сработало! «Беру свои слова обратно: не такие уж вы и тупицы».
– Благодарю за службу, ушлепки! – отдал он «честь» сбежавшим ищейкам мэра и довольный своей выдумкой плюхнулся на кровать. – Мы их сделали, дед! – подмигнул он фото на стене и заметил, что нижний уголок картонной рамки слегка отошел от обоев.
Подойдя, попытался прижать его большим пальцем, но уголок спружинил. Антон снял фото и развернул обратной стороной к себе. Прямо посередине поблескивала небольшая металлическая таблетка.
– Подонки, – холодно произнес Антон и, сковырнув жучка с бумажной поверхности, выкинул в форточку.
Глава 10
В конференц-зале старейшей городской газеты «Горняцкая правда» царила атмосфера нервного ожидания. Вот-вот должна была начаться пресс-конференция новоизбранного городского главы и люди с фото– и видеокамерами старались протиснуться поближе к сцене, где на длинном столе сотрудники службы протокола поправляли таблички с обозначением имени и должности выступающих, выстраивая микрофоны с логотипами СМИ соответственно табели о рангах. На белом фоне пресс волла под гербами Российской Федерации и города в шахматном порядке шла повторяющаяся надпись: «Выборы главы города Солнечногорска 2023».
Все места в зале были заняты. Сидящие держали на коленях раскрытые ноутбуки, пялились в смартфоны и планшеты, перекидывались репликами, как старые знакомые. Кто-то дремал, утомленный суетой выборного дня и долгим сидением, у некоторых в руках белели бумажные стаканчики с кофе. Зал гудел, словно трансформатор, в недрах которого копилась энергия, готовая выплеснуться наружу вспышками фотокамер, каверзными вопросами и выкриками с мест.
Наконец на сцене появился высокий седой мужчина в бежевой двойке и красном галстуке в белую полоску и, склонившись над одним из микрофонов, хорошо поставленным голосом объявил:
– Дамы и господа! Мы начинаем пресс-конференцию избранного главы города Ивана Захаровича Абрамова. Встречайте!
Под звуки жидких аплодисментов и громкий шёпот на сцену вышел мэр со своей командой. Лица у всех были сосредоточены как на поминках. Они заняли свои места за столом, и седой мужчина продолжил:
– Итак, разрешите предоставить слово победителю этих выборов. Прошу вас, Иван Захарович!
Мэр придвинул к себе микрофон и устало пробормотал:
– Думаю, лучше дать слово главе моего предвыборного штаба.
Он оттолкнул от себя микрофон и развалился на стуле, изредка метая взгляды в толпу, словно выискивая для себя жертву.
– Благодарю вас, Иван Захарович, – уверенно подхватил глава предвыборного штаба, он же первый заместитель мэра. – Вначале несколько слов о том, как прошли выборы.
Далее последовала официальная часть, в которой глава штаба поблагодарил «наших дорогих избирателей» и журналистское сообщество за «объективное освещение выборного процесса». Упомянул он и соперников по предвыборной гонке, один из которых, «к сожалению», за несколько дней до голосования снял свою кандидатуру, а другой вряд ли мог» достойно представлять интересы жителей города». Положительным моментом прошедших выборов выступающий назвал «открытый демократический процесс голосования», а к отрицательным отнес «грязную пиар кампанию» против достойного кандидата, которая развернулась в сети за несколько недель до выборов.
– Впрочем, злоумышленники не достигли своей цели, и Иван Захарович Абрамов избран новым главой нашего славного города, – с натянутой улыбкой подытожил спикер.
– Благодарим главу предвыборного штаба. А теперь ваши вопросы, господа, – пригласил ведущий.
Ручки и блокноты взлетели над головами присутствующих, и мэр пристально посмотрел в сторону ведущего. Тот, сделав вид, что не заметил, поискал кого-то глазами и показал рукой в сторону низенького толстяка средних лет:
– «Первый городской» – ваш вопрос новому главе города.
– Спасибо, – выскочил чертом из табакерки плешивый колобок в синем свитере и затараторил скороговоркой: – Иван Захарович, вы в четвертый раз становитесь мэром Солнечногорска. Скажите, вы не устали нести тяжелое бремя власти? Благодарю вас.
– Честно сказать, я не завидую тому, кто завидует мне – грустно пошутил мэр, вызвав пару смешков в зале. – Вы верно заметили: власть – это бремя, которое под силу не каждому. Уже пятнадцать лет я отдаю все свои силы и время на благо любимого города, и не прошу ничего, кроме одного: не мешайте. Не мешайте мне работать, и следующие пять лет все у нас будет хорошо.
– Следующий вопрос – «Уральские зори», пожалуйста, – показал ведущий на худенькую девушку в больших очках.
Журналистка медленно поднялась, растерянно посмотрела вокруг и тоненьким голоском пропищала:
– От имени коллектива нашей газеты разрешите выразить вам, Иван Захарович… то есть, поблагодарить вас… простите – поздравить вас с избранием на пост главы города.
– А вопрос? – попытался ведущий оживить впавшую в ступор говорящую куклу.
– Какой вопрос? – испугалась она.
– Действительно, какой может быть вопрос в двенадцать ночи. Все устали, всем пора отдыхать… – попробовал разрядить обстановку глава штаба и толпа зашевелилась.
– Позвольте мне! – раздался крик из задних рядов.
Ведущий недовольно посмотрел на высокого парня в свитере, потом переглянулся с мэром, и заметил:
– Вообще-то по правилам конференции слово для вопроса предоставляет ведущий. Но… если избранный глава не против?
Мэр легонько кивнул и слегка потянул за узел галстука, спасаясь от духоты.
– Интернет-издание «Сокол». Скажите, с чем вы связываете низкую явку избирателей на пункты голосования и как можно говорить о победе, если за вас проголосовали одиннадцать процентов избирателей? Благодарю за ответ.
Мэр брезгливо поморщился и, ухватившись пальцами за край стола, словно желая опрокинуть его на зрителей, наклонился к микрофону:
– Это я вас должен спросить, уважаемые представители свободных СМИ: как так получилось, что вы встали на сторону интернет-проходимцев, обнародовав непроверенную и недостоверную информацию? Все, что вы опубликовали в последние две недели – грязная ложь и провокация! Какие такие оффшорные счета, что за недвижимость за границей? А крышевание бизнеса и даже собственная полиция – из какого пальца вы все это высосали? Свобода слова – это не значит, пишу, что хочу. Свобода слова – это ответственность перед государством, перед людьми. Это моральная ответственность, наконец. А иногда и уголовная. И если вы, четвертая власть, ведете себя безотвественно, то как люди будут знать, где правда, а где ложь? И вы еще спрашиваете, откуда эти одиннадцать процентов?!
Зал затих. Журналисты прятали глаза, операторы и фотографы опустили камеры. Претензии мэра нависли над присутствующими точно грозовые тучи, готовые разразиться смертоносными молниями. Он еще раз обвел всех гневным взглядом и с тихой издевкой обратился к молодому журналисту:
– Я ответил на твой вопрос?
Тот только молча кивнул и с потерянным видом сел на место, совершенно превратившись в пигмея.
– Вот и прекрасно! – возбудился ведущий. – И если вопросов больше нет – а их нет, как я вижу – , то разрешите объявить нашу пресс-конференцию закрытой. Благодарю за продуктивную работу, дорогие коллеги! До новых встреч!
Антон закрыл ютубовский ролик с пресс-конференцией мэра, снял наушники и с довольной улыбкой побарабанил указательными пальцами по крышке кафешного столика. Все получилось, как нельзя лучше. Файлы с компроматом в преддверии выборов разошлись, как горячие пирожки. Получив их по засекреченному каналу, парни сделали все, как надо без лишних слов: через vpn-протокол они открыли почтовые адреса на имена несуществующих пользователей и стали забрасывать информацию в различные областные СМИ.
Первыми на клубничку клюнули начинающие интернет-издательства, еще не успевшие попасть в поле зрения абрамовского секьюрити. Эстафету подхватили соперники мэра по предвыборной гонке. Не удержался и принял участие в травле раненного зверя даже подставной кандидат, который должен был забрать голоса у конкурентов, а в нужный момент сойти с дистанции. Почувствовав сладкий запах власти, он превратился в Юпитера, метающего молнии в змей коррупции и кумовства, свивших гнездо в городской администрации. Но не рассчитал силы: Бивень сделал ему такое предложение, после которого он вновь стал смирной овечкой, призвав своих сторонников отдать голоса за «кристально чистого» человека. Однако, это не спасло имидж мэра. Как и череда статей, призванных опровергнуть «наглую ложь и клевету»: по закону пиар-технологий, с каждой новой статьей его информационный двойник становился все уродливее.
Антон не сомневался, что Бивень и на этот раз выйдет сухим из воды (при таких-то связях!), и что горло перегрызет конкурентам, но не отдаст вожделенное кресло. Все так и вышло. Но эти публикации кровь ему изрядно попортили, и завалили рейтинг поддержки до смехотворных одиннадцати процентов.
«Барабанные палочки!» – выкрикивала бабушка, когда доставала из матерчатого мешочка для игры в лото бочонок с двумя единичками, и маленький Антошка заливался смехом.
«Быть тебе отставной козы барабанщиком», – злорадствовал Антон, вспоминая хмурую физиономию мэра.
– Здорово, Антоха! – появился неожиданно Глеб и, протянув руку для приветствия, упал на соседнее кресло. – Ну что, – улыбнулся он во весь рот, – доволен?
– Ты о чем? – приподнял бровь Антон.
– А то ты не знаешь?
– Ты про наши встречи с Жанной?
– Причем тут Жанна?
– А что «причем»?
Глеб с удивлением посмотрел на Антона и стал загибать пальцы:
– Мы получили инфу. Открыли левые адреса. Скинули всё в прессу. Бивень в ауте, а мы в шоколаде, – закончил он, осклабившись, и откинулся на спинку кресла.
– Класс. И что дальше?
– Вот ты и скажи, что дальше. Ты же все это спланировал.
– Ты гонишь, что ли?! – сделал Антон недовольную мину. – Вас оппозиция развела, как лохов, чтобы вашими руками конкурента замочить, а вы и рады стараться.
– Так это не ты? – лицо у Глеба вытянулось.
– Если бы это сделал я, Глеб, Бивень давно бы на помойке рыдал.
– Бли-и-ин! – отвел он в сторону потерянный взгляд.
– Я же сказал: я сам вас найду, когда будет надо, сидите тихо и не отсвечивайте. Нет, вы кинулись в драку, а меня и спросить забыли!
– Прости, – понурил голову Глеб. – Это я виноват. Это я сказал ребятам, что письма пришли от тебя.
– В этой игре ставка – жизнь, Глеб. Надо быть очень осторожным, когда принимаешь такие решения. А лучше всего, советоваться с друзьями…
Некоторое время они сидели, глядя в разные стороны.
– Ладно, хорош смурять! – первым прервал молчание Антон. – В конце концов вы это сделали, и сделали неплохо. Бивню точно понравилось! – он хлопнул друга по плечу и засмеялся.
Глеб сдержанно улыбнулся.
– Пойду я, Антох. Буду нужен – звони, – поднялся он и закинул рюкзак на плечо.
– Ты в институт? Я с тобой. У меня зачет по теории информации.
Друзья встали из-за стола и вышли из Мака. «Прости, брат, – думал Антон по пути, с тоской поглядывая на друга. – Так надо. Нужно найти предателя, иначе нам крышка. Я обязательно все расскажу. Но только не сейчас, потом».
У дверей института они расстались, и только тогда Антону полегчало. Странно, но врать Глебу оказалось тяжелее, чем матери. Может быть, потому что Глеб был больше других предан делу и брался за любую работу, лишь бы быть полезным. Да и вообще, Антон всегда считал его своим другом. А от друзей ничего не скрывают.
«Сволочь я последняя!» – третировал себя Антон, поднимаясь на третий этаж северного корпуса. В тишине пустого коридора, залетая в распахнутые двери пустых кабинетов, раздавались только гул его шагов и ровный женский речитатив.
«Лекция? В дни зачета? И охота им перед Новым годом нагружаться?»
Нужный Антону кабинет находился в самом конце корпуса. Еще издали увидев закрытую дверь, ему вдруг захотелось, чтобы за ней никого не оказалось. Нет, к зачету он готов. Но если бы он мог сделать это вместе со всеми, а не в качестве исключения. Персональный зачет – та еще лотерея: тебе или поставят галочку за красивые глазки, или наоборот, начнут по всей программе гонять.
«Эх, кабы не эти пятнадцать суток!» – вздохнул Антон, и осторожно потянул дверь на себя.
Преподаватель оказался на месте. Это был профессор Плетнев – один из трех старейших сотрудников института. По словам матери, он и дедушка Антона в девяностые работали над одним проектом. Но после трагедии в тоннеле профессор надолго пропал из города. Вернувшись, устроился в институт, но никаких должностей не занимал, занимаясь преподаванием и научной деятельностью. Пару раз Антон порывался поговорить с ним, но профессор был все время занят и беседовал со студентами только во время лекций.
Антон всегда удивлялся несоответствию возраста и внешнего вида профессора. Ему было под восемьдесят, но выглядел он значительно моложе. Это был мужчина с пышным венком черных с легкой проседью волос, обрамляющих большую гладкую лысину, и столь же густыми усами. Клетчатый пиджак был ему великоват, но вместе с коричневым вязанным джемпером и черными, идеально отглаженными брюками выглядел довольно гармонично. Он был лишен тех «излишеств», которые свойственны мужчинам в его возрасте, и, если бы не глубокие морщины на его лице, ему вполне можно было бы дать лет сорок.
Профессор сидел на кафедре за столом, поставив ноги под стулом в позу стартующего бегуна, и что-то записывал в большую тетрадь.
– Здравствуйте, Казимир Васильевич! Громов Антон. У меня зачет… индивидуальный.
Профессор, не разгибаясь, повернул голову и внимательно посмотрел на Антона сквозь призму очков с невероятно толстыми стеклами:
– Громов? Проходите, садитесь.
Антон прошел на первый ряд и сел прямо напротив профессора. Тот, вернувшись к своему занятию, спокойно произнес:
– Я вас слушаю.
«Вот как! Даже билетов не понадобилось», – огорчился Антон и недовольно буркнул:
– А чё говорить-то?
– Вы же что-то учили? Вот и расскажите мне, что вас больше всего заинтересовало.
Не мудрствуя лукаво, Антон принялся излагать основные понятия, рассказывая о разнице между сообщением, знаком, сигналом и словом, а профессор все продолжал писать в свою тетрадь, лишь иногда поднимая взгляд, чтобы еще раз посмотреть на экзаменуемого. И только когда речь зашла о семантическом подходе, он оторвался от своей работы и прислушался.
– Как вы считаете: семантический подход употребим при изучении психологических феноменов? – прервал он свободный полет испытуемого.
– Ну… – потерялся Антон, – если считать психологию гуманитарной наукой…
– Ха… Ха-ха… Ха-ха-ха! – вдруг рассмеялся профессор. – Как вы точно заметили: «если считать психологию наукой». Ха-ха-ха!.. Это вы верно сказали…
Профессор смеялся с таким молодым задором, так заразительно, что Антона самого стало пробивать на смех. Но тот быстро успокоился и, произнеся: «М-да!», водрузил на место снятые во время неожиданного приступа смеха очки.
– Хорошо, Громов. Давайте вашу зачетку.
Антон поднялся на кафедру и протянул профессору синие корочки. Тот положил их на лист бумаги, которым была прикрыта раскрытая тетрадь. Оставшиеся видимыми края пестрели какими-то формулами, значение которых было трудно понять. «Все это время он производил какие-то расчеты? Как такое возможно?!» – удивился Антон.
Профессор зачем-то пролистал зачетку, внимательно рассматривая каждую страницу и бормоча себе под нос: «Недурно, недурно…»
– Казимир Васильевич, а… можно спросить? – робко спросил Антон.
– Да, слушаю, – не отвлекаясь от заполнения зачетки, ответил профессор.
– Вы знали моего деда, полковника Громова?
– Имел честь. А что?
– Что сказал бы дедушка, если бы узнал, во что превратится наша страна?
Профессор поднял на Антона удивленные глаза, потом перевел взгляд на пустую аудиторию и, словно обращаясь к невидимым зрителям, произнес:
– Если бы полковник не пропал без вести, всего этого могло бы не быть. Была бы совершенно другая страна и… другая жизнь.
– Как в Эдеме?
Профессор схватился левой рукой за спинку стула и развернулся к Атону всем корпусом. Его увеличенные линзами глаза стали еще больше, а рот был слегка приоткрыт.
– Что вы имеете в виду? – произнес он настороженно.
– Так, ничего, – смутился Антон. – Просто бабушка почему-то говорила, что дедушка в Эдеме, и что он обязательно вернется.
– Бабушка говорила? – поднял брови профессор и, усмехнувшись, покачал головой. – Бабушка говорила… М-да… Знаете, юноша, чем бабушкины россказни слушать, вы бы лучше серьезнее относились к учебе. – Он быстрым росчерком заполнил графу в зачетке и протянул ее Антону: – До встречи в Новом году, Громов.
– Спасибо, профессор. До свиданья, – буркнул Антон и с корочками в руках вышел из аудитории.
Тишину коридора по-прежнему нарушал только одинокий голос неизвестного лектора. Подойдя к окну, Антон бросил рюкзак на подоконник, чтобы спрятать зачетку. Долги закрыты и об учебе можно было забыть на ближайшие десять дней. Он развернул корочки, чтобы еще раз посмотреть на оценки. Небольшой кусочек бумаги соскользнул с последней заполненной страницы и мотыльком полетел вниз. Антон поймал его на лету и поднес к глазам, чтобы прочитать единственную написанную от руки строчку. Почерк был мелкий и неразборчивый, но Антону все же удалось различить два слова и цифру между ними: «парк 18.00 сенбернар». Он с недоумением посмотрел на дверь кабинета, где проходил зачет, и, скомкав листочек, спрятал в нагрудный карман куртки.
Вечер обещал быть интересным.
