Андрей Гупало
Спокойная ночь
Словно эхо от выстрела раздалось под каменными сводами колокольни, и Антон осознал – прошлого больше нет. Там, в прошлом, осталась его наивная детская вера в Бога, в мудрость отца Петра и доброту окружающих людей. Лет десять ушло на то, чтобы туман красивых слов рассеялся, и он, наконец, увидел голую правду жизни.
Оказывается, люди в церкви ничем не отличаются от неверующих. У них те же страсти, те же стремления, те же соблазны. Только все это прикрыто лицемерными разговорами о покаянии и любви, верой в чудесное свойство обрядов и «благотворительностью». Неверующие честнее. Они хотя бы не лгут сами себе, не корчат из себя праведников и не читают моралей. Они творят зло и этого не скрывают. За них это делают такие, как отец Петр, готовые оправдать и простить самую гнусную гадость, самого отпетого злодея.
Спускаясь по гулким ступеням железной лестницы, он ощущал необыкновенную легкость в мыслях и чувствах. Будто тяжелая, непомерная ноша вдруг свалилась с его плеч, и он готов был взлететь выше деревьев, выше домов. Даже выше этой колокольни, где, словно паук в банке, сидит и плетет паутину лжи старик в рясе…
Внизу ему встретилась мать, – она держала в руках поднос с пирогами.
– Антон? Ты куда раздетый?
– Домой, мама, – с легкой улыбкой ответил он, натягивая куртку. – Если хочешь – оставайся. А я пойду.
– Ты поговорил с батюшкой?
– Да.
– И что?
– Ничего.
– Как, ничего?
– Так, ничего… Ничего нового он мне не сказал. Просто… показал проект гимназии и… крестильной. В общем… мне понравилось.
– И больше вы ни о чем не говорили?
– Нет, – соврал Антон.
Он не хотел, да и не мог объяснить матери своих чувств. А если бы и нашел подходящие слова, то наверняка причинил бы ей боль. Пусть все остается, как есть. В конце концов, люди не виноваты, что у них такие пастыри. Даже Иисус предупреждал: «Что они говорят, делайте, по делам же их не поступайте».
– Я скоро приду, Антош, и мы вместе пообедаем, хорошо?
– Не торопись, мам. Хочу прогуляться по городу – праздник ведь.
– Шапку надень! – услышал он перед тем, как двери храма закрылись у него за спиной.
Остановившись на паперти, огляделся. К полудню одеяло облаков превратилось в тонкую перистую паутину, и уже не могло скрыть пронзительную синеву неба. В ярких лучах осеннего солнца город белел стенами зданий и поблескивал стеклами окон. На тонкой ледяной глади озера чернели редкие силуэты отчаянных любителей рыбной ловли. Воздух был свеж и прозрачен, и Антон, зажмурившись, вздохнул полной грудью.
Нацепив наушники и натянув шапку поглубже, он включил плеер и рванул на остановку. «It's My Life!» – зажигал молодой Бон Джови, а Антон несся по асфальту дороги так, словно маршрутка, ожидавшая его на стоянке, была последней.
Гуляния на главной площади были в самом разгаре. Народ толпился у сцены и бродил между пестрых лотков с яствами и поделками. Хор пожилых тётушек в русских сарафанах в сопровождении толстого гармониста в белой косоворотке с надрывом пел что-то про озера синие и ромашки. По бокам от сцены колыхались триколоры и флаги правящей партии.
Антон вышел из маршрутки и стал лениво скитаться между лотками, пока не наткнулся на застекленный киоск с выпечкой. Горячая сосиска в тесте со стаканом чая на морозном воздухе оказались весьма кстати. Перекусив, подошел к предвыборной палатке мэра, взял пару буклетов и, отойдя в сторонку, тщательно вытер ими жирные пальцы.
Побродив еще немного в толпе, он уже собирался уходить, как вдруг внимание его привлек похожий на вигвам шатер из оленьих шкур. Легкий дымок, время от времени появлявшийся над шатром, выдавал присутствие человека. Яркая рекламная надпись, расположенная рядом с диковинным сооружением, сообщала: «Этноинсталяция «Чум шамана». Традиции и обычаи коренных жителей Северного Урала. В программе: знакомство с живым шаманом и его жилищем; участие в обряде камлания; снятие темной энергии, заговоры на здоровье и предсказание будущего. Цена – договорная».
«Любопытненько», – подумал Антон и осмотрелся по сторонам. Праздный люд слонялся вокруг да около, но к вигваму никто подходить не спешил. «Ну и правильно: кому нужен ряженый мужик с бубном?» – губы скривились в скептической усмешке. – «Однако… чем он хуже тех казаков с игрушечными шашками? Этот, пожалуй, посмешнее будет». Наклонив голову пониже, он откинул полог из оленей шкуры и нырнул в загадочный сумрак.
Внутри оказалось неожиданно просторно. На невысоком каменном очаге, устроенном посередине, горел огонь. В подвешенном над ним железном котле булькало какое-то варево, распространяя терпкий горьковатый запах. На ребрах деревянного каркаса висели предметы кочевого быта, пучки сухих трав и рога оленя. На соседней от входа стороне Антон заметил большую зловещую маску, помещавшуюся посреди двух бубнов. Прямо под ней на небольшом возвышении, покрытом медвежьей шкурой, сидел коротко стриженный мужичок в шубе из разноцветного меха, и грел босые ноги у очага. Рядом стояли расшитые северными узорами белые унты.
– Ладно, Степан, я тебе потом позвоню – у меня тут клиент, – сказал он кому-то в старенький айфон и поспешил спрятать его, как только на пороге появился посетитель.
«Я так и думал, – улыбнулся Антон, увидев, как мужичок спешно натягивает унты, подпоясывается и поправляет шубу, принимая вид «настоящего» шамана. – Впрочем, все честно. Написано же – этноинсталляция».
– Здравствуйте! – поприветствовал Антон хозяина.
– Гавари защем пришёль, маленький челявек – резко и сердито отреагировал шаман, зачем-то коверкая язык.
– Я, собственно, так… ради интереса…
– «Так» – нельзя. Ты что, не читал, что написано?
– Читал, но… – Антону уже становилось скучно.
Не просить же, в самом деле, господина артиста снять с него порчу. Но и уходить сразу не хотелось – снаружи было скучнее.
Решил импровизировать.
– У вас там написано, что вы предсказываете будущее. А мне нужно знать прошлое.
– Сядь, – коротко скомандовал шаман, указав на невысокую скамью возле очага.
Антон скинул рюкзак у порога и с готовностью подсел к огню.
– Какое прошлое хочет знать маленький человек? – спросил шаман, понизив голос и прищурив и без того узкие глаза.
«Реальный квест! – возбудился Антон. – Надо включаться в игру».
– Прошлое мое туманно, старик, – загадочно произнес он, сделав безумные глаза.
– Смеяться не надо, – с холодным спокойствием произнес шаман. – Говори, что нужно или уходи.
– Ну ладно, ладно, извините, – попытался Антон замять неудавшийся розыгрыш. – Вы что, и правда… шаман?
– Я – шаман. Сын шамана, внук и правнук шамана. А ты пришел смеяться, маленький человек. Нельзя так.
– Ну хорошо, допустим, я вам верю…
– Э-э-э! Шаману вера не нужна. У шамана сила есть. Хочешь узнать – спроси. Только даром говорить не буду. Деньги давай!
– Я заплачу… А сколько надо?
– Сколько духи попросят! – широко улыбнулся шаман, обнажив желтые кривые зубы, и вынул из-за пазухи короткую костяную трубку. Набив ее сухой травой из расшитого северными узорами мешочка, достал из огня тлеющую головешку и прикурил.
Антон наблюдал за действиями шамана, словно хотел запомнить каждую деталь этой диковинной процедуры. «Эх, жаль фоткать нельзя! А может попросить потом, после сеанса?»
– Если что, я не курю, – предупредил он и с опаской подумал: «Лишь бы не спайс – терпеть не могу!»
Шаман не ответил. Закрыв глаза, он отодвинулся подальше от огня и, скрестив ноги, стал пускать клубы густого белого дыма. Антон все никак не мог уловить запах: проплывая над очагом, дым устремлялся вверх в потоке горячего воздуха и выходил наружу через небольшое отверстие в конусе чума.
– Спрашивай, маленький человек, – не открывая глаз и не выпуская трубки изо рта, произнес шаман монотонно и прилег, опершись на локоть.
«Вот же засада! Что я ему скажу?» – растерялся Антон. Но, помолчав немного, выговорил, медленно подбирая слова:
– Месяц назад мы с друзьями… повеселились, так сказать. Об этом узнал один… большой человек… И… меня посадили на пятнадцать суток. Вопрос: кто меня предал?
«По логике, сейчас должны начаться танцы с бубном, горловое пение, катание по земле, конвульсии», – рассуждал он, поглядывая на шамана и висевшую над ним зловещую маску.
– Эй, вы меня слышите? – повысил голос Антон, заметив, что шаман никак на него не реагирует. Он даже слегка приподнялся, чтобы лучше разглядеть хозяина чума. Но тот продолжал лежать с закрытыми глазами и если бы не дым, по временам испускаемый трубкой, можно было бы принять его за спящего.
Вдруг шаман, словно механическая кукла, поднялся и сел ровно, положив смуглые морщинистые руки на колени. Антон инстинктивно отшатнулся, увидев, как тот уставился на него белыми, как молоко глазами: «Бли-и-ин… Как это у них получается?»
– Предал тебя тот, кто рядом с тобой – произнес шаман глухим утробным голосом, едва шевеля губами.
«Тоже мне новость», – подумал Антон, но вслух не сказал: пусть уже заканчивает свои фокусы.
– И знаешь его, и не знаешь его.
«Ага, вот и антимонии подкатили. А есть что поконкретнее?»
Руки у шамана задрожали, а лицо неестественно искривилось.
– Во чреве горы поймешь… – изрек шаман в нижнем регистре, и тут же истерически завизжал фальцетом: – Ему нельзя, он должен уйти, должен уйти!
Мороз пробежал по коже. Этого в его сценарии не было.
– Успокойтесь, уважаемый, я уже ухожу, – вскочил он на ноги, схватил рюкзак, но замер, услышав утробное: – Ее не вини, вступающий в битву…
Антон смотрел на шамана открыв рот, не в силах двинуться с места. На последних словах он ясно ощутил присутствие в чуме кого-то третьего. И этот третий знал то, что не было известно не только шаману, но даже самым близким его друзья.
Некоторое время шаман сидел, опустив голову и покачиваясь словно пьяный. Потом поднял глаза – они приняли обычный вид – и протянул дрожащую руку:
– Давай деньги, маленький человек.
– Да, сейчас, – торопливо захлопал по карманам Антон. – А… переводом можно… или по карте?
– Нет! – резко вскрикнул шаман. – Дать должен ты!
«Никакого сервиса, – нервно шарил Антон по карманам рюкзака. – А еще духи называются».
Вдруг осенило: полез за шиворот, стянул с себя крестик и протянул шаману:
– Вот, возьмите, он серебряный.
Глаза у шамана округлились и он, замахав руками, закричал не своим голосом:
– Нет, нет! Забери это! Уходи, уходи!
Антон сунул крестик в карман куртки и вывалился из чума на улицу. Некоторое время стоял, глубоко дыша. Немного успокоившись, огляделся.
– Что за… хрень?! – сорвалось с языка.
Смеркалось. На городской площади не было ни души. Ветер гнал по асфальту обрывки цветной бумаги и помятую пластиковую посуду. Только несколько рабочих возились у сцены, заканчивая разбирать конструкцию.
«Сколько же я там просидел? Пол дня? А может сутки?!» Он выхватил смартфон и включил экран. «Фу-у-х! Слава богу!» На экране светились цифры календаря и время: «4 ноября, 20.13».
«Это все спайс. Наверняка, что-нибудь подмешивает. А я ему уже почти поверил», – злился Антон и на себя, и на шамана, шагая на остановку. Нужно было срочно бежать домой, мать его уже потеряла.
Сидя в маршрутке, он пытался объяснить себе все, что увидел и услышал в чуме, но ничего не выходило.
Почему? Как?! Откуда фокусник, играющий роль шамана может знать, как его имя переводится с греческого? Они ведь даже не знакомились. Может в состоянии транса сболтнул? Кто знает, что он там курит? Но ведь не было же ничего: ни эйфории, ни тумана, ни спутанности сознания! Наоборот, все виделось четко и последовательно, хоть кино снимай. Фокус со временем тоже не ахти какое чудо: за игрой в сети еще не то бывает.
А Жанна? Откуда он знает про нее, про их ссору? О ком, если не о Жанне, эти слова: «Не вини ее»? Нет, для фокусов это уже слишком. Да и потом – он ведь сам задал вопрос, за язык его никто не тянул. И ему ответили. Что еще нужно?! А это значит, шаман – настоящий!
Этот вывод оглушил Антона. Он еще никогда не сталкивался с мистикой. Слышать – слышал. Но чтобы вот так, лицом к лицу…
Хорошо, допустим, информация заслуживает доверия, что из этого следует? А то, что он зря обидел Жанну. Не она сдала его Бивню. А кто тогда? «И знаешь его, и не знаешь его». То есть, кто-то из их круга, а значит догадка была верной. Но кто это может быть? «Во чреве горы узнаешь». Бред какой-то! Или иносказание такое, типа, когда рак на горе свистнет?
«Ладно, что есть, то есть. С Жанной надо помириться. А с предателем разберемся – война гниду покажет».
А то, что война начнется, и очень скоро, Антон ни капельки не сомневался.
Глава 7
Ноябрь прошел незаметно. Антон вел обычную жизнь: писал контрольные, ходил в институт, штурмовал эльфийские замки. С друзьями общался мало, только на ходу, при встрече. Помириться с Жанной не получилось: попытка заговорить с ней у Чехова закончилась таким скандалом, что Антон неделю ходил, как помоями облитый. Соло, бывший свидетелем эксцесса, даже позавидовал: «Я, конечно, не знаток Фрейда, но, похоже, ты ей нравишься». О том, что все изменилось, и как прежде уже не будет, напоминали только грузчики, таскавшие книги из библиотеки.
Библиотеку закрывали в невероятной спешке: целый месяц с полок хранилищ и кабинетов выгребали тома книг и на такелажных тележках свозили все на задний двор, складируя сначала в хозблоке, а потом, когда не хватило места, прямо на улице под жестяным навесом. Уложенные стопками друг на друга, разной величины и цвета, эти сокровища знаний напоминали поленницу дров, приготовленную к растопке на зиму. Чтобы не смущать излишне чувствительную публику, книги прикрыли брезентом, закрепив его по верху обломками кирпичей.
Когда с книгами было покончено, наступил черед стеллажей. С ними вообще не церемонились – выносили во двор и сваливали в кучу. Потом подъезжала бортовая газелька и грузчики, ловко орудуя топорами и монтировкой, доверху забрасывали ее деревянными обломками – в целом виде книжные полки в кузов не помещались. Вынесли даже отреставрированную недавно старую деревянную дверь, заменив ее на убожество из белого пластика. Брошенная в кузов поверх груды обломков, она напоминала крышку гроба увозимого на кладбище покойника. Скоро от богатейшей институтской библиотеки осталась только россыпь из щепок на снегу да обрывки страниц, носимые ветром вместе с окурками и пачками от сигарет по подворотням.
На сотрудниц библиотеки было больно смотреть: вынужденные участвовать в разорении своего гнезда, бедные женщины громко протестовали, видя, как редкие тома, десятилетия хранившиеся под грифом «На руки не выдавать!», с верхних полок летят прямо на пол. С обезумевшими от ужаса глазами, они бежали за тележками, предохраняя книги от падения. Им было сказано, что весь библиотечный фонд перевезут в специально приготовленное здание, которое администрация города обещала построить в следующем году.
Потом, когда все закончилось, можно было иногда увидеть, как одинокая женская фигура, словно вдова на кладбище, бродит у занесённой снегом брезентовой могилы, заботливо поправляя свалившийся местами брезент и перекладывая кирпичи с места на место.
Как ни пытался Антон отстраниться от происходящего, разорение библиотеки стало для него настоящей пыткой. Ему все время казалось, что он видит на лицах рабочих злорадную усмешку, получай, мол, это тебе за мэра. Иногда даже появлялась шальная мысль о явке с повинной, только бы прекратить это безумие, вернуть все, как было. Но поздно: принеси он хоть тысячу извинений, Абрамов не остановится. Единственное, что утешало, – мать всего этого не видела…
Торжественное открытие информационно-вычислительного центра – ИВЦ – было назначено на День конституции. О том, что институт в этот день посетит мэр, сообщали и афиши, развешанные на каждом углу, и представители ректора, посещавшие лекции, чтобы еще раз напомнить студентам и преподавателям об их «долге».
«Конечно! Разве Бивень упустит такой шанс – попиариться на науке, да еще перед выборами? – злился Антон. – Ничего, пусть куражится. Поперек горла встанет ему эта библиотека».
Ему грезилось, что там, в прокурорских кабинетах, уже изучили дело шайки Абрамова и осталось только найти статью потяжелее, чтобы взять ОПГ «Бивень-&-Компани» в полном составе и отправить куда-нибудь подальше за Уральский хребет. Но проходили дни и недели, а мэр продолжал ухмыляться с телеэкрана, рассказывая сказки о том, как беззаветно он любит родной край и его жителей. У Антона сами собой сжимались кулаки, но он говорил себе: «Жди, Громов, жди», продолжая делать вид, что ему безразлична вся эта суета.
Помещение библиотеки тем временем стало походить на огромный системный блок, внутри которого словно фиксики сновали фигуры наладчиков в синих комбинезонах.
Наконец, час икс настал.
В надраенном до блеска фойе института, одетые как на выпускной, собрались студенты и преподаватели. Посередине, на узорном прямоугольнике ковролина, у стоек с микрофонами, покачиваясь с пятки на носок, стоял мэр. На лице его играла довольная улыбка. За ним выстроились в ряд заместители и секретари, среди которых блистала соперница Данаи. Макияжа на ней было чуть больше обычного, а ее декольте казалось ушло в свободное падение. Стоявший рядом моложавый заместитель ректора с гусарскими усиками, хитро щурясь, что-то нашептывал ей на ухо, отчего секретарша то и дело заходилась беззвучным смехом, стыдливо прикрывая рот перламутровыми стрелками маникюра.
Программу озвучили заранее: после приветственных речей и поздравлений высокие гости должны проследовать в помещение ИВЦ и ознакомиться с его работой. Затем студенты и преподаватели могли быть свободны, а гости оставались для участия в круглом столе, посвященном «вопросам сотрудничества института и городской администрации».
«Бивень заказал фуршет, не иначе», – ухмылялся Антон, глядя, как двери в студенческое кафе поминутно хлопают, впуская и выпуская щеголеватых парней в костюмах официантов. Все дышало атмосферой наступающего праздника: словно шампанское томился он под фольгой ожиданий, готовый вырваться наружу яркими брызгами счастья. Не хватало только виновника торжества.
Прошло полчаса сверх назначенного времени – мэр не появлялся. Ректор тревожно поглядывал на часы, секретари повисли на телефонах, а студенты вопреки запрету полезли в чаты. Вдруг грянула бравурная музыка и массовка пришла в движение – едут! Ректор даже встал на цыпочки, чтобы разглядеть сквозь панорамные окна тамбура знакомую фигуру. Оператор местного телеканала подбежал к дверям и прильнул глазом к камере, боясь пропустить момент появления важной персоны.
Наконец двери отворились. Толпа дружно ахнула и сдала назад. Антон из задних рядов попытался рассмотреть происходящее и увидел справа и слева от входа две фигуры в штурмовой экипировке, черных балаклавах и с автоматами в руках. «Ничего себе поворот!» Навстречу им вышел охранник и трясущейся рукой потянулся к кобуре. В этот момент дверь еще раз открылась и на пороге появился человек в форменной куртке с погонами. Вместе с ним вошли еще два автоматчика и двое в штатском. Охранник быстро ретировался, а человек в погонах подошел к окаменевшему ректору и, развернув гербовые корочки, представился:
– Старший следователь городской прокуратуры Ринат Давлетханович Галимзянов. Олег Парфентьевич Огрызко?
– Да, это я. А что случилось?
– Сейчас все объясню. Попрошу остаться системного администратора и… – следователь заглянул в небольшой клочок бумаги, – Веру Павловну Кравец. Остальные могут быть свободны. – Повернувшись к сопровождающим, скомандовал: – Двое с Башировым налево, остальные с Петровым на третий этаж.
– Простите, но у нас торжественное открытие… И Иван Захарович… – промямлил ректор.
– Все свободны! – громко, во всеуслышание произнес следователь и, взяв ректора под руку, пошел с ним в сторону кафешки по приготовленной специально для мэра ковровой дорожке.
Перешептываясь и бросая друг на друга испуганные взгляды студенты и преподаватели ринулись к гардеробу. Антон уже натягивал куртку, но остановился, увидев секретаршу. Держась за голову и покачиваясь словно пьяная, она брела по коридору в сторону запасного выхода. Антон догнал ее и окликнул:
– Вам помочь?
– Что? – отпрянула она в испуге. Глаза у нее были залиты слезами, тушь с ресниц черными ручьями стекала по щекам, губы дрожали.
– Вам помочь? – повторил Антон.
– Я не виновата… Что я такого сделала? – прошептала она, глядя ему в глаза, и, закрыв лицо ладонями, зарыдала.
Ноги у женщины подкосились и Антон едва успел удержать ее от падения. Так они стояли несколько минут: секретарша рыдала на груди у Антона, а он, обняв ее за трясущиеся плечи, молча кусал губы.
До него уже начинала доходить суть происходящего: прокуратура заинтересовалась документами и ищейки пошли по следу. Только не по следу Бивня, а по его, Антона, следу. А значит его опасения оказались верны: щупальца спрута дотянулись до горла Фемиды. Два чувства теснились сейчас в его сердце: обида – наказать Абрамова не удалось, и стыд – он подставил невинного человека. Сливаясь в единое целое они рождали растущее, как ядерный гриб, отчаяние.
«Это уже конец или только его начало?»
– Вера Павловна? – раздался в тишине опустевшего коридора спокойный мужской голос.
Секретарша оторвала заплаканное лицо от груди Антона и, громко шмыгнув носом, кивнула в ответ. Антон обернулся и увидел штатского из команды следователя.
– Давайте поднимемся в ваш кабинет, – мужчина был предельно вежлив, – мне нужно задать вам парочку вопросов.
– П-п-парочку вопросов?
– Вы не волнуйтесь, мы вас не задержим.
– Спасибо, юноша! И… простите, я вас, кажется, замарала, – виновато улыбнулась она и пошла вслед за штатским по коридору.
Антон покидал институт под пристальным взглядом охранника. У входа стояли люксовый уазик следователя и омоновский Урал, в зарешеченные окна которого можно было разглядеть еще несколько человек в балаклавах и черные дула калашникова. «Они что, собирались нас штурмом брать?» – усмехнулся про себя Антон и быстрым шагом миновал импровизированный блокпост.
О случившемся он рассказал матери за ужином, и даже нашел в себе силы подшутить над ректором.
– У людей проблемы, а тебе смешно, – упрекнула мать.
– Сами виноваты. Не трогали бы библиотеку, ничего бы и не было.
– Да, библиотеку жалко, – вздохнула она, покачав головой.
Спал Антон плохо. До трех часов ночи ворочался с боку на бок и то и дело включал смартфон, чтобы узнать время. Обессилев в борьбе с бессонницей, сел на кровати и закутался в одеяло. Ветер за окном закручивал снежные вихри и в его порывах Антону слышался издевательский хохот Бивня.
Где он сейчас? На очередном кутеже в сауне пользует проституток или спит безмятежным сном в своем дворце под охраной своры верных псов? В любом случае, ему сейчас лучше, чем остальным. Его не мучают вопросы, которые не дают спать простым смертным. И, самое главное, совесть его не мучит. У него просто нет такой функции.
– Власть – это зло, – прошептал Антон, глядя, как кривые тени от веток деревьев испуганно мечутся в квадрате ночного окна.
На большее его не хватило. Он просидел около часа, путаясь в мыслях и образах, пытаясь увидеть хоть какой-то просвет в этом мраке. Но становилось только хуже: чувства одиночества и безысходности нарастали, и он снова ощутил себя маленьким беззащитным ребенком. Только в этот раз нельзя было убежать к маме под одеяло. Да и чудовища уже не те – от них теперь даже мама не защитит. Он сам должен встать на ее защиту.
Но как?..
Где взять силы?..
Кто поможет?..
Ответов не было. Туман застилал глаза. Голова отяжелела. Антон упал на подушку и накрылся с головой одеялом.
– Громов, Громов, проснись! Тебя спрашивают! – шипел кто-то на ухо, грубо толкая его в спину.
Антон оторвал голову от рюкзака, разлепил затекшие глаза и растерянно повертел головой по сторонам. Послышались девчоночьи смешки и гогот парней. Он сидел на задних рядах в аудитории, а у доски стояли и смотрели на него в упор преподаватель и заместитель ректора по учебной части. Кто-то из девчонок сунул зеркальце под нос и Антон увидел у себя на лбу здоровенную букву Z. «Блин, вот так косяк! Сколько же я спал?» – попытался он стереть отпечаток, оставшийся на лбу от бляхи на рюкзаке.
Он вспомнил, как утром на автопилоте добирался до института, умывался по пути снегом, а потом обжигался горячим кофе в фойе. Но все бесполезно. Как только прозвучал голос лектора, голова сама упала на рюкзак и он провалился в сон.
– Громов, не могли бы вы поторопиться? У нас тут лекция, знаете ли, – поддел преподаватель.
– Извините, – буркнул Антон и, выбравшись из-за парты, вышел из аудитории вслед за женщиной в черном.
Он шел за ней, глядя на идеально черный прямоугольник ее костюма, смущенно прикрывая лоб рукой. Прямая, как струна, в огромных очках на узком бесстрастном лице она напоминала робота из «Отроков во вселенной». «Может задать ей загадку, и она расплавится?» Нет, эта не расплавится. Она же – железная!
Когда поднялись на третий этаж и пошли в сторону приемной, у Антона засосало под ложечкой. Возникло стойкое ощущение, что ведут на расстрел. Может быть сама «железная» и пустит ему пулю в лоб. А когда его безжизненное тело рухнет на пол или выпадет в окно, она спрячет теплый ствол в элегантную портупею под юбкой, сядет за пишущую машинку (здесь обязательно должна быть пишущая машинка, механическая, и непременно с английским шрифтом!) и напечатает отчет о выполненном задании.
Интересно, какая будет формулировка? «Оскорбил его величество Ивана ибн Схарию из рода Абрама». Круто, но маловероятно, – это еще надо доказать. А если: «Получил доступ к информации, составляющей государственную тайну». Тоже неплохо. Только кто же не знает, что Бивень – вор? Нет, скорее всего будет нечто вроде: «Спал во время лекции».
– Входите, – холодно произнесла роботесса, когда Антон остановился у открытой двери приемной.
«Нет, всё-таки надо было загадать ей загадку».
В приемной все было по-прежнему. Мягкая синева зимнего дня брезжила за окном, а здесь горел яркий неоновый свет. Вчерашняя знакомая Антона сидела на своём месте и никак не отреагировала на посетителя. На ней была совсем другая, строгая одежда серых тонов, без декольте и коротких рукавов. Если бы не трехцветная брошка на золотой цепочке, висевшая на груди, ее вполне можно было бы принять за машинистку из полицейского участка.
«Однако!» – подивился Антон такой метаморфозе. У входа в кабинет ректора, положив ногу на ногу, скучал вежливый в штатском. Он кинул на Антона ничего не значащий взгляд и снова принялся изучать настенный календарь, висевший над столом секретарши. Антон поглядывал то на штатского, то на секретаршу, но они его, казалось, не замечали.
Несколько минут тягостного ожидания, отмеренных стуком настенных часов, показались длиннее прошедшей ночи. Наконец за дверями ректорской послышалась мышиная возня, фигурная позолоченная ручка нырнула вниз и в приёмной появился ректор. Он испуганно посмотрел на Антона и, слегка отступив в сторону, сделал элегантный жест:
– Прошу!
Из открытых дверей ректорской потянуло холодом и чем-то затхлым, и Антон в очередной раз пожалел, что пошел за женщиной в черном. Но делать было нечего и с обреченностью смертника он переступил порог, оставив ректора за дверями. В кабинете было тихо и пусто, окна – наглухо зашторены. Антон в недоумении почесал голову, пытаясь понять, зачем он здесь.
– Здравствуйте, Громов, – раздался вдруг низкий мужской голос, и Антон заметил очертания человеческой фигуры в дальнем углу кабинета. Определить внешний вид говорящего не было никакой возможности: розоватый сигаретный туман достигая узкой полоски дневного света, проникавшего в щель между двух бархатных штор, превращался в подобие тюли между Антоном и его загадочным визави.
Антон уже хотел ответить на приветствие, но осекся. «Никогда не разговаривайте с неизвестными», – всплыла в голове цитата из классика, и он молча посмотрел на притаившееся в дымном сумраке привидение.
– Не хотите говорить? – догадался неизвестный. – Что ж, тем лучше. Мне нужно, чтобы вы выслушали меня и сделали выводы. Правильные выводы, Громов.
«Интере-е-есно!»
– Вчера в вашем институте должно было состояться открытие информационно-вычислительного центра. Событие не рядовое: планировалось, что его посетят мэр города и представители губернатора… Да что я вам рассказываю. Все, и вы в том числе, видели, что произошло. А вот почему произошло, думаю, знают немногие. В том числе и вы, не правда ли? По глазам вижу, что знаете…
«Тоже мне, Полиграф Полиграфыч нашелся».
– Отдаю должное вашей изобретательности, Громов: как только новая сеть была протестирована, тут же папка с известным вам названием появилась на каждом внутреннем мониторе.
«Кто бы мог подумать?»
– Мы ее, конечно, изъяли, так что оригинал теперь только у вас. И, поверьте, мы его обязательно найдем.
«Ну-ну, давай, копай. Только не надорвись».
– Так что, юноша, план ваш не удался. Как только первоисточник заражения был определен, вы сразу попали под подозрение. Кто же поверит, что какая-то там крашеная кукла, – неизвестный усмехнулся, – будет заниматься такими делами?.. Ну да ладно. Мне, знаете, что интересно? Зачем вам это? Кому и что вы хотите доказать? Хотите почувствовать себя Джеймс Бондом – включайте компьютер и вперед! Столько возможностей у вашего поколения! Мне, честно говоря, даже завидно – хоть целые вселенные создавай. Нет, вам мало, вам реальность подавай, адреналин! Но в реальности все намного сложнее, молодой человек. Здесь у игроков не десять, а только одна жизнь. И выйти из игры по собственному желанию невозможно…
Таинственный незнакомец сделал драматическую паузу, но, не дождавшись нужной реакции, продолжил:
– Хорошо! Допустим, вы согласны на такие условия. Но чем вы собираетесь воевать? Как обороняться? Ваше положение заведомо проигрышное: вы можете только гадать о действиях противника, в то время как он видит вас насквозь. Я уже не говорю о средствах – у него их гора-а-аздо больше. И это не лазерные мечи или, как их там… бластеры. Со всем уважением к памяти вашего покойного деда, но вы – не он!
«Боитесь, суки, что дед вас с того света достанет?»
– Впрочем, дело ваше. Хотите бодаться с дубом – пожалуйста! Только потом не жалуйтесь на головную боль. Мне важно другое. Вы должны понять, что своими акциями вы ставите под удар государственный строй в стране, а с этим шутить нельзя.
«Чья бы корова мычала».
– В общем так, Громов. Предлагаю перестать играть в казаки-разбойники и отдать имеющуюся у вас информацию. Вместе с источником, разумеется. Адрес вам известен. Можете сделать это как в прошлый раз, анонимно, и мы поймем, что вы вышли из игры. Хорошо? Взамен обещаем, что вас никто не тронет. Вы сможете спокойно продолжать учиться в институте, общаться с друзьями, с любимой девушкой.
