Андрей Гупало
Спокойная ночь
«Сейчас заплачу, блин!»
– Ну что, договорились? Вижу, что вы согласны. Даю вам две недели, а там – в новый год с чистой совестью! – захохотал неизвестный и густые клубы дыма скрыли его фигуру.
У Антона запершило в горле, и он закашлялся. Когда дым рассеялся, неизвестного уже не было. «Странно, куда он девался? Выход-то у меня за спиной», – повертел он головой. Дверь тут же отворилась и вошел ректор. Порывистым шагом он пересек комнату, раздвинул шторы и открыл настежь окно. Антон поморщился от яркого дневного света и спросил:
– А это кто был?
Ректор резко обернулся и удивленно посмотрел на него:
– Вы это о ком?
– Ну, тот человек, с которым я сейчас разговаривал.
– Здесь никого не было, – испуганно ответил ректор, прошел на свое место и сел в кресло. Вид у него был потерянный.
– Понятно, – усмехнулся Антон.
Он уже хотел покинуть кабинет, но ректор его остановил:
– Постойте, мне нужно вам сказать кое-что!
Антон повернулся и с любопытством посмотрел на ректора.
– У вас… у вас… – он делал вид, что ищет какую-то бумагу, – у вашего курса сессия начинается двадцать первого декабря.
– Да вы что?! – воскликнул Антон с деланным удивлением.
– Да, именно это я и хотел вам сказать. А теперь идите, Громов.
– Благодарю покорно! Я теперь всем расскажу!
Ректор поднял на Антона страдальческий взгляд.
– Да, я обязательно расскажу, что сессия у нашего курса двадцать первого декабря.
– Спасибо, – ректор обмяк и снова принялся перебирать бумаги на столе.
Глава 8
В кармане куртки завибрировал смартфон, отвлекая его от тяжёлых мыслей.
– Жанна, – улыбнулся Антон и нажал кнопку соединения.
– Признайся, Громов, это ты назло мне замутил с секретаршей?
– Не понял…
– Хорош прикидываться! Я все видела.
– Что… видела?
– Как вы с секретаршей обжимаетесь! – орала в трубку Жанна. – И не надо из меня дуру делать, понял?!
– Ладно, ладно, не кипятись. Я все объясню…
– А куда ты денешься? Сегодня в «Калигуле» в десять. И попробуй только не приди, я тебе ночью вместо Фредди Крюгера заявлюсь! Все, бай-бай, детка!
Словно ангел-хранитель распростер над ним свои крылья – так подействовал на Антона неожиданный звонок Жанны. Целый месяц он добивался разговора с ней и все бесполезно. И вот сейчас, когда казалось земля уходит из-под ног, она вдруг явилась, наорала и от этого крика стало тепло на душе.
После «разговора» с неизвестным он чувствовал себя совершенно опустошенным. Будто сотня дементоров накинулась на него и высосала всю до капельки жизненную энергию. Нет, он не испугался, хотя было отчего. Просто, ему теперь ничего не хотелось. Любая мысль о сопротивлении казалась бессмысленной. Неизвестный прав: кто он и что он такое, чтобы вступать на путь борьбы с беззаконием? Он не полиция, не прокуратора. Ему никто не давал полномочий и даже никто не просил этого делать. Наоборот, все: и мать, и отец Петр, и даже неизвестный в кабинете ректора, – убеждают прекратить борьбу, не губить ни себя, ни своих близких.
Насчет средств и тактики можно было бы поспорить: если бы враги не испугались, не стали бы портить людям праздник, сделали бы все по-тихому. Надо было устраивать маскарад с огнестрелом, доводить бедную женщину до истерики, чтобы потом разводить пальцы веером! Так что врешь, мистер Икс. Страшно вам стало. А можно сделать еще страшнее.
Только какой в этом смысл? Бабушку и сотни умерших стариков уже не воскресишь. Украденные Бивнем деньги – не вернешь, – он уже давно по заграничным офшорам все рассовал. Остается одно – жажда отмщения, всеохватывающая и слепая. Не накажешь злодея – перестанешь уважать себя. Хотя… Кто сказал, что месть, это единственное, ради чего стоит жить? Теперь, когда Жанна оттаяла, все может быть по-другому. Лишь бы это было правдой!
Антон шел по зимнему городу, а в душе у него пели птицы и звенели ручьи. Даже ледяной ветер, дующий со стороны Силтау, казалось, нес с собой ароматы с цветущих где-то далеко лугов и полей. Давно забытое чувство росло и ширилось, как пожар в джунглях. И потушить его теперь могло только одно – томное «лавли» Жанны и ее горячее дыхание у его щеки.
Антон терпеть не мог «Калигулу». Мало того, что название ночного клуба напоминало ему что-то мерзкое и липкое, там еще и тусовалась «золотая» молодежь города. В другой раз он бы ни за что не пошел в эту клоаку, да и Жанна бы не позвала. Но сейчас он не в том положении: это он добивался встречи, и это ему надо было просить прощения.
– Куда на ночь глядя? – встревожилась мать, увидев, как сын наводит марафет.
– Ребята на вечеринку позвали, новогоднюю, – соврал Антон, – посидим у елочки, чаю попьем.
– Какие ребята? Глеб, что ли?
– Может и Глеб будет, не знаю… Если задержусь, обязательно позвоню.
Мать неодобрительно покачала головой, но, скрепя сердце, отпустила.
Посетителей «Калигулы» встречал всадник в царском венце и золотых доспехах, управляющий римской колесницей. «Veni, vidi, dance!» – поочерёдно зажигались над дверями слова рекламы, высвечивая дремучую глупость провинциальной элиты. Антон в нерешительности потоптался на пороге и нажал кнопку вызова. Высокий лысый качок при галстуке, наблюдавший за Антоном через стеклянную дверь, пренебрежительно склонил голову набок.
– Доброй ночи, путник! Ты решил заглянуть на огонек? Скажи, что ты любишь больше всего? – промурлыкал нежный девичий голос.
– Бешбармак, – ухмыльнулся Антон.
– О-о-о, – жалобно протянул голос, – я вижу ты устал, путник. Даю тебе еще один шанс: посмотри наверх, и ты найдешь нужное слово.
Антон бросил недовольный взгляд на вывеску и сморщившись, признес:
– Данс, дансин, танцы, танцевать…
– Да! – радостно воскликнул автоответчик. – Входи, друзья ждут тебя!
– Дурилка картонная, – выругался Антон, когда двери открылись, и по ушам и в грудь ударил низкочастотный бит.
Охранник, сцепив руки спереди и покачиваясь из стороны в сторону на широко расставленных ногах, посмотрел на гостя оценивающим взглядом и кивнул на большой плакат:
– Ознакомьтесь с правилами клуба, пожалуйста.
– Что-то не так с одеждой?
– Читать умеешь?
«Да, фейс-контроль мне не пройти. Переходим к плану Б».
– Меня, вообще-то, пригласили.
Охранник не шелохнулся, только чуть больше склонил голову набок. Антон спешно принялся вызванивать Жанну. «Ну же, где ты там? Возьми трубку, пожалуйста!» – раздраженно прислушивался он к гудкам, набирая ещё и ещё, но Жанна не отвечала. И когда терпение было на пределе, откуда-то сверху вдруг раздался знакомый голос:
– Это ко мне, пропусти!
Антон поднял голову и увидел в конце высокого лестничного марша Жанну. Одетая в черное бархатное мини-платье со стразами, она стояла на верхней площадке посреди двух римских колонн, прекрасная и недоступная, как богиня Юнона.
– В этом? – презрительно кивнул охранник в сторону Антона. – Не по правилам.
– Хочешь, завтра новые напишу? И тебя, фэйс, там уже не будет, – скуксила губки Жанна.
– Проходи, – недовольно буркнул лысый в галстуке и отступил в сторону.
Антон сдал вещи в гардероб и легко взбежал по мраморным ступеням, отражаясь в больших настенных зеркалах.
– Хай, лавли, – прикоснулась она губами к его щеке и у Антона внутри вспыхнул небольшой термоядерный реактор.
– Привет, – улыбнулся он смущенно. – Ты меня прости. Тогда, у Чехова, я был не прав.
– Ой, да ладно, проехали! Пошли в зал, почилим, – она схватила его за руку и повела за собой.
Они долго шли по глухому узкому коридору, на черных стенах которого застыли красные силуэты изогнутых человеческих тел, встречая одиноких клаберов с блуждающим взглядом и целующиеся парочки. Звук становился громче, появились средние и высокие частоты, от дыма курительных смесей свербело в носу.
– Сначала в бар – я угощаю! – крикнула на ухо Жанна, когда они оказались в зале.
Обогнув толпу танцующих, они забрались на высокие стулья у барной стойки.
– Дайкири, плиз, – улыбнулась Жанна брюнету в белой рубашке с золотыми запонками и цветастой жилетке.
– Что будет джентльмен? – приветливо улыбнулся бармен.
– Что-нибудь полегче, – сконфузился Антон.
– Хорошо. Мэджик для вас.
Пока бармен готовил коктейли Антон растерянно поглядывал вокруг: он никогда не был на подобных тусовках и совершенно не представлял, как себя вести. У стены на широких и мягких кожаных диванах сидели и полулежали гламурного вида парни и девушки. Они лениво болтали, что-то потягивая из бокалов, а столы возле них пестрели разноцветными бутылками. Кто-то, пряча в кулаке вейпы, пускал облака дыма под ноги танцующим, и он быстро растворялся в пронизанном разноцветными огнями полумраке танцпола.
– Давай за мир, – приподняла Жанна фужер с колечком лимона, и Антон с готовностью подставил свой бокал: – За мир.
– чё ты такой напряженный, Антон? – Жанна улыбнулась и толкнула друга в плечо.
– Да че-то… шумно как-то. Толпа эта.
– чё сразу «толпа»? Привык сычом сидеть за своим компом. Надо жить, Громов, понимаешь? Жить! А ты все от людей прячешься.
– Ни от кого я не прячусь…
– Ну конечно! Когда последний раз с парнями собирались?
Антон недовольно закатил глаза.
– То-то! Ты, Громов, интроверт. Но ничего – это лечится.
Антон усмехнулся и махнул головой в сторону танцующих:
– А это – оздоровительные процедуры?
– И целительный бальзам, – Жанна рассмеялась и отпила из фужера. – Расслабься! Здесь никому до тебя нет дела. Сюда приходят покайфовать, поболтать с друзьями. Проблемы оставляют там, за дверью. Здесь – полный релакс и движуха. Ну же, давай! – плечи у нее озорно заходили под звуки очередного трека. – И не надо так бычиться, будь проще! Здесь тоже… нормальные чуваки.
– Нормальные чуваки?! Эти мажоры? – скривил губы Антон.
– Ну и что, что мажоры. Они что, не люди? – недовольно посмотрела Жанна. – Просто им не повезло с предками: они с них пылинки сдувают, исполняют любые желания. А это стремно, по себе знаю. Становишься рыхлый, как медуза: ни желаний, ни цели – тоска.
– Поэтому они здесь?
– Ты тоже здесь.
– Я пришел извиниться…
– Ну все, хорош! – вспылила Жанна. – Какой же ты зануда, Громов. Можно хотя бы несколько минут не копаться в себе и в других? Сиди, соси свой мэджик, слушай музыку.
– Ладно, прости, – недовольно поморщился Антон. – Просто день был напряжный.
– В таком случае, могу предложить текилу Бланка – недавно завезли, – встрял в разговор бармен.
– А давай, – оттолкнул Антон пустой бокал из-под коктейля.
– Ты же не пьешь, – широко раскрыла глаза Жанна. – Тогда и мне за компанию.
Прозрачный напиток обжег горло и грудь, пахнуло легким дымком. Через пару минут краски стали сочнее, звуки – мелодичнее. Но главное – Жанна! Она вся светилась, точно от крема Азазелло!
Антону всегда нравилось смотреть на нее исподтишка, но теперь от нее нельзя было глаз оторвать. В этом платье со стразами она словно сошла с обложки глянцевого журнала и теперь сидела перед Антоном раскованная и – пленительная!
Жар мексиканских прерий закипел в жилах и Антон, по-ковбойски соскочив со стула, подал руку даме:
– Вашу руку, сеньорита!
– О, мой кабальеро! – лукаво прищурилась Жанна и грациозно последовала за партнером.
Море из звука и света захлестнуло их своими волнами, и они растворились в нем, как соль растворяется в воде. Множество рук, лиц, глаз мелькали перед Антоном, но он видел только ее – Жанну. Она двигалась совершенно свободно и естественно, словно танец – ее стихия, ее природа и модус вивенди.
До этого дня Антон думал, что не умеет танцевать. Это был один из его комплексов, и он даже слегка гордился им. Но сейчас, глядя на Жанну, он чувствовал, как ее энергия переливается в его тело и душу, и он также легко и свободно двигается в ритме музыки, как все эти юноши и девушки, с которыми они теперь – единое целое.
– А говорил, что не танцуешь, – весело кричала ему на ухо Жанна и Антон начинал выделывать такие па, о которых в мире танца понятия не имели. Жанна покатывалась со смеху и пыталась подражать партнеру, но у нее не получалось – девчонка!
Постепенно возле Антона образовалось свободное место. Кое-кто даже показывал пальцем и кивал головой в сторону новоявленного короля танцпола. Растворившись в танцевальном экстазе, Антон ничего и никого не замечал, пока не увидел, как к Жанне подошел высокий парень в модном прикиде, что-то сказал ей на ухо и, бросив на Антона презрительный взгляд, захохотал во все горло. Жанна зло посмотрела на весельчака и влепила ему наотмашь. Парень ошалело покрутил головой и, ринувшись, навис над обидчицей, грозя ударом. Его тут же схватили за руки, но он вырвался и, покрутив пальцем у виска, скрылся в толпе.
Все произошло так быстро, что Антон не успел понять, что происходит. Он стоял и с удивлением смотрел на разгневанную Жанну и на окружающих. Та же презрительная усмешка читалась в глазах разодетых в модные шмотки завсегдатаев клуба, среди которых Антону с его сермяжным прикидом не место.
Вмиг очарование момента покинуло его и вернулся прежний Антон – с трезвым и злым взглядом на жизнь. Да, они такие же, как и все, люди из плоти и крови. Но какой-то демон внушил им, что они – лучше, красивее, умнее. Потому что – богаче.
Жгучий стыд овладел им: как можно было купиться на эту приманку красивой беззаботной жизни? Забыть все зло, на котором эта жизнь строится? Сколько потрачено сил на борьбу с этим злом? А ведь он в отличие от всей этой гламурной тусовки родился не в особняках и в роскоши не купался.
Антон думал об этом, выходя из зала. Он пил свой позор, как горькое лекарство от помешательства, в которое его ввергли излишняя доверчивость и текила. Жанна все это время была рядом: они вместе покинули зал, вместе оделись и вышли из клуба. Следуя за Антоном, она не проронила ни слова. Только оказавшись на морозе и вызвав такси, она подошла к Антону и угрюмо посмотрела ему в глаза:
– Прости. Это я виновата, что затащила тебя сюда. Я – дура, а они, – Жанна с ненавистью ткнула пальцем в светящуюся колесницу, – уроды! Знать их больше не хочу.
– Ты ни при чем, – попытался успокоить ее Антон, – я сам виноват: нечего было раскисать. Хлебнул текилы – и слюнки потекли. Идиот!
Жанна благодарно прильнула к его плечу и прошептала:
– Спасибо.
В такси они ехали молча: Жанна дремала на плече у Антона, а он, несмотря на близость любимой, все размышлял о превратностях судьбы, в одночасье превратившей его в посмешище.
Прощаясь у подъезда, – Жанна давно жила одна, снимая квартиру в центре города – Антон еще раз услышал «Спасибо!» и почувствовал нежное прикосновение ее горячих губ. Он вздохнул: по опыту знал – продолжения не будет. Но сейчас Жанна смотрела на него совсем по-другому, и даже не сказала своего обычного «лавли».
– Может зайдешь? Посидим, чаю попьем.
От неожиданности Антон онемел, а потом проблеял несуразное:
– Я… это… а не поздно уже?
«Дубина стоеросовая! Ничего не поздно, соглашайся скорей!» – кричал внутренний голос.
– Как хочешь, – с налетом огорчения вздохнула Жанна и поправила ему шарф. – Спокойной ночи! – улыбнулась и стала подниматься по ступенькам парадной.
«Сейчас или никогда!» – панически завопил внутренний голос и Антон, сделав усилие, робко произнес:
– Ну, если только одну чашечку?
Жанна отворила дверь подъезда с ласковой усмешкой:
– Заходи, кабальеро!
Глава 9
Зимнее солнце уже давно проникло в комнату и кралось по складкам одеяла, по разбросанным на полу вещам, предательски отражаясь в стеклянной поверхности стола, в стоящих на нем бокалах и пустой бутылке из-под шампанского.
Антон смотрел на обнаженные плечи Жанны, на каштановые волны ее распущенных волос, чувствуя, как рядом бьется ее сердце, и не мог поверить своему счастью. Несколько лет он штурмовал эту вершину, и, не достигнув желаемого, отступал. И вот теперь она, близкая и недоступная, сильная и беззащитная лежит рядом в первозданном виде, тихонько посапывая. Думать ни о чем не хотелось, только смотреть на плавные изгибы ее тела, слышать ее дыхание, боясь спугнуть ее сон…
Скоро солнце добралось до лица Антона и он, как ни морщился и ни жмурил глаза, не удержался и громко чихнул.
– Будьте здоровы, – прозвучал спокойный мужской баритон, и Антон с ужасом увидел стоящего в дверях комнаты отца Жанны.
Вскочив с кровати, незадачливый любовник кинулся одеваться.
– Как ты сюда вошел? – недовольно пробурчала осипшим со сна голосом Жанна, натягивая на себя одеяло.
– Ты забыла, кто снял тебе квартиру? – невозмутимо ответил отец.
– Я не знала про второй ключ… Отвернись! – резко крикнула, потянувшись за халатом. – Так нечестно! Ты врываешься в мою личную жизнь, я тебе этого не позволяла!
– Личная жизнь? А-а-а! – насмешливо протянул он. – Ну хорошо, не буду вам мешать – сейчас уйду. – И, обратившись к Антону, судорожно натягивающему ботинки в прихожей, спросил: – Можно тебя? На пять минут буквально.
– Куда?! – высунулась из-за дверей спальни взлохмаченная голова Жанны.
– Никуда, – снисходительно улыбнулся отец. – Посидим в машине, побеседуем. Можно?
– Только попробуй его хоть пальцем тронуть! Понял?! А ты, – Жанна бросила сердитый взгляд на Антона, – чтобы вернулся!
– Да никуда он не денется – вернется. Правда, Антон? – отец по-дружески похлопал его по плечу. – Кстати, это тебе на твою л-л-личную жизнь, – положил он с десяток оранжевых купюр на полочку перед зеркалом.
Жанна недовольно фыркнула и скрылась из виду.
– Никакой благодарности, – вздохнул отец и вышел на лестничную площадку. Антон нехотя поплелся следом.
У подъезда стоял черный Ленд Крузер из парка администрации. Водитель выскочил из машины, открыл задние двери и замер в ожидании начальника. Тот кивнул Антону: «Садись», а сам открыл переднюю дверь и опустился на пассажирское сиденье.
– Витя, ты погуляй минут пять, хорошо? – попросил он водителя. – У меня тут разговор конфиденциальный. – На последнем слове перевел взгляд на Антона, застывшего в нерешительности у открытых дверей, и произнес приказным тоном: – Садись, чего встал?
Антон забрался на заднее сиденье, больше похожее на мягкий кожаный диван, и дверь за ним захлопнулась. Он с сожалением посмотрел на водителя, оставшегося на морозе в черной тройке с одной лишь вязаной шапкой на голове.
– Ничего, он привычный, – угадал мысли Антона отец Жанны, глядя в зеркало заднего вида. – Надеюсь, разговор у нас будет короткий.
– Не знаю, – смущенно пожал плечами Антон. – Смотря о чем говорить будем.
– А ты не догадываешься?
– Если вы о Жанне, то зря беспокоитесь – она себя в обиду не даст.
– А ты?
– Что – я?
– Ты же не хочешь сделать ей больно?
– Нет, конечно.
– Поэтому я и хотел тебя попросить: оставь ее в покое.
– С какой стати? – Антон недовольно посмотрел в зеркало, где отражались глаза собеседника. – Жанна мне нравится, да и я…
– Видишь ли, – перебил отец Жанны, – Вы ещё молоды, у вас все впереди. Калечить себе жизнь случайными связями сейчас, на самом старте, – зачем?
– А кто вам сказал, что наша связь случайная?
– Чутье отца и жизненный опыт, сынок. Понимаю, что для тебя это ничего не значат. Но подожди, придет время, и ты поймешь.
«Ну вот, началась педагогика», – Антон недовольно отвернулся и посмотрел в окно на курившего у подъезда водителя.
– Не знаю, что вы там себе думаете, Жанну я не оставлю, – сердито пробурчал он.
– Этого я и боялся, – в голосе отца Жанны прозвучали железные нотки.
«Вот так заканчиваются все разговоры по душам», – поежился Антон. – «Сейчас начнется второй сет – наехать и запугать».
– Понимаешь, – понизив тон и нудно растягивая слова, заговорил чиновник, – ты встал на очень опасную тропу. Последствия твоей борьбы с властью могут быть очень печальными. И мне бы не хотелось, чтобы вместе с тобой пострадала моя дочь. Она у меня одна, Громов.
– Это все?
– Все.
– Ну, тогда слушайте, – Антон наклонился вперед, и положил сцепленные в ладонях руки на колени. – Я не знаю, что вы называете опасным путём, но наша… моя оппозиционная деятельность не выходит за рамки закона. Я понимаю, – вам хочется, чтобы нас… таких как я не было. Тогда вам никто не будет мешать наслаждаться жизнью. Так, вы, кажется, это называете? Но дело в том, что пока вы наслаждаетесь, остальные считают копейки до зарплаты, кушают на праздник макароны и не знают, в чем вести ребенка в школу. А потом, – горло у него перехватило, – потом они умирают в старых больницах из-за того, что вам хочется сладко есть и мягко спать. И вы думаете, что так будет продолжаться вечно? Ошибаетесь. За вами придут. Если не люди в прокурорских погонах, то костлявая старуха с косой. И от нее вы уже не откупитесь ни новыми храмами, ни дешевыми подачками!
Почти выкрикнув последние слова, Антон резко откинулся на спинку сиденья и зло уставился в зеркало. Отец Жанны сидел, прикрыв глаза рукой. Около минуты в салоне царило тяжелое молчание. Потом прозвучали слова, от которых Антон опешил:
– Ты думаешь, мне нравится весь этот бардак? Или я не хочу, чтобы все было по справедливости? Ошибаешься. Только, что ты или я можем сделать? Ты посмотри вокруг: мы живем в такой стране, где во главе угла – капитал. Ни за чем так не гонятся олигархи и правительство, как за деньгами. На людей им наплевать! Если бы они могли, то с радостью обменяли бы миллионы населения на миллионы баксов. Они даже знают, где обменный пункт находится… Но разве только они хотят богатства? Спроси у последнего работяги с завода, у уборщицы или учительницы… да, учительницы и доктора: хотите быть богатыми? Ты даже «да» в ответ не услышишь! «А что для этого нужно?» – вот что они спросят. И согласятся на все условия: рабочий вынесет с завода всё до последнего винтика, учительница, которая читает детям морали, пойдет на панель, а доктор сделает укол богатенькому Буратино, чтобы его детки могли поделить наследство. И все почему? Деньги, Антон! Все! Любят! Деньги! – отчеканил он последние три слова. – Даже те, кто на каждом углу кричат о любви к Родине, тоже беззаветно любят деньги. Просто они придумали, способ конвертации одной любви в другую. И так везде, Антон. Буквально везде!
От возбуждения чиновник бурно жестикулировал и сардонически смеялся.
– Ну хорошо! Представь, что вам удалось сделать революцию. Вы пересажали олигархов, разогнали коррумпированное правительство, и поставили править страной новых людей. Но вот беда: люди у вас новые, а желания у них – те же самые: деньги, богатство, роскошь! Каждый, кто получит доступ к казне будет воровать так же, как воровали до него и сто, и триста, и тысячу лет назад. И вот ради таких людей ты собираешься идти на баррикады?
Отец Жанны повернулся к собеседнику с горькой улыбкой. Антон сидел мрачнее тучи. Таких откровений от первого заместителя мэра он никак не ожидал. Он слушал и понимал, что тот говорит правду. Но согласиться с этой правдой не мог и не хотел. Вопрос, заданный ему, повис в воздухе, как звук незавершенного аккорда. И нужно было завершить его – дать верный ответ.
– Даже если вы правы, – потупив глаза, тихо произнес Антон, – я не откажусь от борьбы. Правда на моей стороне, и больше мне ничего не нужно.
Собеседник, скривив недовольно губы, отвернулся и в салоне вновь воцарилось молчание.
– Скажи честно, – прозвучал его грустный голос, – ты любишь мою дочь?
Вопрос застал Антона врасплох. Он и самому себе ещё на него не ответил. Месяц назад Жанна была для него – как и он для нее – врагом. И пусть все разъяснилось, вчера на танцполе все едва не повторилось. То, что произошло между ними этой ночью, это любовь или прелюдия к ней? Но она же не требовала от него признаний, когда снимала с себя платье и расстёгивала его рубашку. Почему сейчас он должен говорить об этом с ее отцом?
– Ну вот, видишь, – усмехнулся отец Жанны, не дождавшись ответа, – я же говорил – обыкновенная интрижка. Спасибо, хоть врать не стал. Витя, – крикнул он, приспустив стекло дверцы, – поехали!
Антон, не попрощавшись, выбрался из машины и угрюмо побрел к подъезду. Разговор оставил у него странное чувство раздвоенности. Говоря о справедливости, он был прав и неправ одновременно. Разве справедливость не высшая ценность жизни, ради которой можно пожертвовать всем? Очевидно, что так. С другой стороны, что такое справедливость без людей, без их отношений друг к другу? Абстрактный принцип, который, как выяснилось, особо никому не нужен. А если так, стоит ли попусту ломать копья, сражаясь с ветряными мельницами?
И он хорош! Твердит о справедливости, а у самого рыльце в пушку. Зачем надо было ложиться в постель с девушкой, если не уверен в своих чувствах?
– Что он тебе сказал? – встретила его Жанна на пороге.
Антон посмотрел на ее страдальчески изогнутые брови и растерялся. Уйти сейчас, было бы предательством. Остаться – подлостью. Не раздеваясь, он опустился на табурет и со всей ясностью осознал неизбежность выбора. Прекратить борьбу с Бивнем – немыслимо. Вовлекать в эту войну Жанну тоже нельзя: она с детства жила без матери, а теперь лишится ещё и отца.
Жанна сама вывела его из ступора. Она начала раздевать его, снимая шапку, развязывая шарф, расстегивая куртку. И только когда опустилась на колени и схватилась за его мокрые от снега ботинки, Антон встрепенулся:
– Ты зачем это? Я сам!
Жанна поднялась и серьезно посмотрела ему в глаза:
– Сам, так сам. А то раскис, как размазня… Еще раз спрашиваю: о чем вы там говорили?
– Кофе нальешь? – улыбнулся Антон.
– Сначала расскажи, – Жанна надула губы.
«Это у них от Евы», – вздохнул он, и вкратце пересказал содержание разговора, умолчав лишь о последних словах отца.
– Они не посмеют, – обняла его Жанна. – Я им тебя не отдам.
– Пойдешь за мной на каторгу, как жена декабриста? – попытался Антон пошутить.
Жанна отстранилась и серьезно посмотрела ему в глаза.
– Если надо, поеду, не сомневайся, – ответила решительно и снова привлекла к себе.
Сердце захлестнуло теплой волной, и Антон второй раз за утро оказался на вершине счастья. Даже говорить ничего не хотелось, а только вдыхать душистый аромат ее распущенных волос. И как он мог сомневаться? Почему раньше не сказал ей самые главные слова? Может быть сейчас? Да, сейчас! Именно сейчас это и должно произойти.
Смартфон тревожно завибрировал, и Антон с досадой полез в карман.
– Антон, где ты пропал? – рыдала мать в трубку. – У нас кто-то был, все вверх дном! Приезжай скорее!
– Черт! – вырвалось у него.
Жанна испуганно встрепенулась:
– Что случилось?
– Кто-то взломал квартиру. Бежать надо.
Он быстро поцеловал Жанну и выскочил из квартиры.
– Я позвоню! – крикнул Антон на бегу, успев заметить тревожный взгляд Жанны, провожавшей его у открытых дверей.
Маршрутка плелась как черепаха, и Антон пару раз порывался вскочить, чтобы бежать своим ходом. У матери было слабое сердце, и если что-нибудь случилось… Всю дорогу он отгонял от себя эти мысли. А когда забежал в подъезд, и не сумел открыть дверь своим ключом, принялся колотить кулаком в дверь:
– Мама, открой! Это я, Антон!
Не дождавшись ответа, сорвался на крик:
– Мама, ты слышишь меня?! Мама, открой, пожалуйста!
Наконец замок щёлкнул и дверь медленно отворилась. Антон облегченно выдохнул и шагнул через порог.
– Прости, мам, я испугался, – думал, вдруг ты… А что с замком?
– Где ты был? – спросила мать тихо, глядя на него грустными глазами, красными от недавних слёз.
– Они что-нибудь украли? – постарался он уйти от ответа.
– Вроде бы, нет, все на месте. Только бабушкин сервиз зачем-то разбили на мелкие кусочки да вещи раскидали.
Антон мрачно посмотрел по сторонам и стал раздеваться.
– Где ты был, сынок? – не отставала мать.
– Я же предупреждал, мам, – вынужденный врать, Антон раздражался, – что я на вечеринке с друзьями…
– Глеб звонил, – прервала мать, – говорил, не может до тебя дозвониться.
Он одел довольную улыбку на лицо, повернулся и поцеловал мать в щечку:
– А Глеба с нами не было.
«И это чистая правда», – добавил про себя.
– Давай помогу убраться.
– Я уже прибралась. Проверь у себя, всё на месте?
Антон шагнул в распахнутую дверь спальни. Системный блок стоял посреди комнаты со снятой стенкой. На передней панели зияли два черных прямоугольника.
«Понятно, чья тут собака порылась, – недовольно поморщился он, осматривая рабочее место. – Закон о неприкосновенности жилища только для вас насписан, кто бы сомневался».
– Ну что, Антош? – заглянула мать через плечо.
– Всё в порядке, мам, не беспокойся. Компьютер маленько «подчистили», а так…
– Ну и слава богу. Кушать будешь?
– Давай, – кинул он еще один взгляд на распотрошенный системник, и бодро зашагал на кухню.
«Сто процентов, это люди Бивня. Полиция на такой зашквар не пойдет – вскрывать жилье без санкции. С бумажкой они бы не прятались, устроили бы тут представление с понятыми. Только кто ж им даст эту бумажку? На каком основании? Вот и послал Бивень своих «фараонов». Сам отморозок и помощнички такие же: домушники да щипачи».
– И когда это произошло?
– Часа полтора назад. Буквально на полчаса в магазин отлучилась. Прихожу, а тут… Ужас какой-то!
«Ага, знали, что времени мало, спешили. Диски забрали и смотали удочки. А бардак устроили, чтобы на воров стрелки перевести. Хоть бы стащили что-нибудь для вида, идиоты».
Он уже доедал свою гречку с килькой в томате, когда в дверь позвонили.
– Кто это? – встрепенулся Антон.
– Милиция, наверное, – тревожно ответила мать, вытирая руки о фартук.
– Ты вызвала полицаев? Зачем?! – округлил он глаза.
Мать с недоумением посмотрела на сына и вышла в прихожую. «Здравствуйте! Лейтенант Трошев, пятнадцатый участок. Что у вас случилось?» – прозвучал негромкий мужской тенорок.
«Толку от них, как от козла молока, – злился Антон, намывая тарелку. – Надо проследить, а то еще чего-нибудь утащат».
В прихожей, листая ленту новостей в смартфоне, скучал молодой сержант. Антон заглянул в зал. За столом в форменной куртке и ботинках сидел коренастый лейтенант и заполнял бланк допроса потерпевшего. Мать сидела напротив, смиренно склонив голову набок, и, сложив руки на коленях, рассказывала подробности происшествия. Лейтенант пару раз глянул исподлобья и у Антона похолодело внутри. Вспомнились мытарства в СИЗО, когда его по нескольку часов мариновали в допросной, пытаясь вытянуть из него «добровольное признание».
– А это кто? – выпрямился лейтенант и пристально посмотрел на Антона.
– Сын, – испуганно ответила мать.
Несколько секунд полицейский сверлил его взглядом, но Антон и не думал прятать глаза. В этот момент в его голове разыгралась эпическая сцена из американского вестерна.
Лейтенант, в форме шерифа, стоял посреди пыльной улицы заштатного городка, держа руку на потертой кобуре револьвера. По его небритому лицу катились крупные капли пота. Антон в ковбойском прикиде черного цвета с длиннющей бахромой на рукавах, холодно улыбаясь, стоял напротив, поглаживая теплую рукоятку кольта. Солнце палило нещадно. Лошади на привязи нервно переступали копытами. Толпа забулдыг высыпала на веранду перед салуном и лениво ожидала развязки.
