Андрей Гупало
Спокойная ночь
Глава 20
Антициклон решил наказать синоптиков за самонадеянность и заявился в город к концу воскресного дня. Сначала между домов пронесся теплый ветер, превращая белые перины сугробов в мокрую серую кашу. Затем зарядил мелкий теплый дождь, и вместе с ветром они превратили дороги в шумящие мутные потоки. Выбегая из дворов и переулков и собираясь на центральном проспекте, они образовали настоящую реку, которая катилась под уклон к озеру, не обращая внимания на захлебнувшиеся грязью и мусором ливневки.
Антон успел покинуть больницу еще до потопа: написав заявление о добровольном отказе от лечения, примчался домой и засел за компьютер. На экране монитора то и дело мелькали снимки гидросооружений и столбики цифр. Кое-что он записывал в блокнот, и скоро чистых страниц в нем почти не осталось. Потом долго сидел и, глядя в записи, напряженно морщил лоб и грыз дешевую ручку.
Мать вернулась после вечерней службы с небольшим кустиком распустившейся вербы и свечой, связанных вместе светло-зеленой лентой. Долго сжимала сына в объятиях, шепча сквозь слезы: «Как ты меня напугал!» а после, нахмурив брови, била его вербой по плечу за то, что ушел из отделения, и «даже спасибо Ёсику не сказал». Закончилось все опять слезами и принуждением к клятве, что «он никогда так больше не будет». Под «так» подразумевалось все: и обморок в коридоре, и побег из больницы, и неблагодарность врачам.
Эту эмоциональную бурю Антон претерпевал со снисходительной улыбкой. Материнское сердце оно такое: какие бы тучи на него не находили, за ними всегда прячется ласковое солнышко, готовое выскочить и обогреть тебя с ног до головы, несмотря ни на какие твои проделки.
– Завтра идем с ребятами в поход дня на два. Хотим посмотреть, как воду на плотине сбрасывают, – уверенно врал он матери, уплетая праздничного судака.
– Антош, – возмущалась мать, – какой может быть поход?! Ты же только из реанимации!
– Посмотри на меня – здоров как бык! – выпячивал он грудь, со следами пластыря на коже.
– Э-эх, кулема! – качала головой мать. – Какой же ты бык? Ты еще теле-енок, – вздыхала она, с нежностью прижимая к груди вихрастую голову.
Засыпал Антон под шелест дождя, тихие порывы ветра и стук тополиных ветвей о карниз. Покой и тишина, посетившие его еще утром в реанимации, теперь наполнились маминым теплом и домашним уютом. Первый раз за последние несколько месяцев Антон спал и не видел снов…
Встречу назначили у памятника горнякам. Их могучие бронзовые фигуры с суровыми лицами возвышались на гранитном постаменте с конца шестидесятых годов. Один держал не плече отбойный молоток, другой – кирку. Оба в касках старой формы, просторной робе и коротких сапогах. Тот, что с молотком, свободной правой рукой показывал куда-то вдаль, а его товарищ пристально смотрел туда же, крепко сжимая в ладонях рукоять кирки.
Памятник стоял на набережной в конце центральный улицы, и вытянутая рука указывала прямо на здание мэрии. Народный фольклор сочинил по этому поводу матерную частушку, вложив ее в уста бронзовых горняков:
– А с каких (хренов), Степан,
Нами правит уркаган?
– Может дать киркой под (попу)?
Чтоб ни склеить, ни заштопать.
Официально скульптура символизировала героический труд рабочих, построивших плотину в горах. Но все в Солнечногорске знали, что памятник посвящен погибшим при строительстве тоннеля горнякам.
Здесь же каждый год в середине мая вспоминали и тех, кто пропал в недрах Силтау в девяносто первом. В назначенный час люди собирались у памятника, и, обнимаясь при встрече, стояли в скорбном молчании, вытирая скупые слезы. Потом так же тихо расходились, оставив у подножия пеструю гирлянду из букетов цветов и мерцающих тихим светом лампад.
Антон вспомнил об этом, выйдя на остановке у Лыжной базы, рядом с которой стоял памятник: зимой здесь выдавали лыжи напрокат, а летом собирались группы, ходившие в горы. Место для конспирации идеальное: увидит кто, скажут – туристы!
К вечеру понедельника снега в городе почти не осталось и потоки талой воды потихоньку иссякли. Вокруг памятника коммунальщики уже успели прибраться и Антон, придя первым, даже смог найти сухое место на мраморном основании. Тучи по-прежнему висели над городом серыми клочьями, как бы раздумывая, чем еще удивить горожан в последний апрельский день.
Первым появился Глеб. Хмурый, будто невыспавшийся, буркнул: «Здорово», плюхнулся рядом с Антоном и принялся юзать смартфон. Минут через пять вытащил из внутреннего кармана штормовки электронную сигарету и стал дымить.
– О как! – усмехнулся Антон. Он знал, что друг покуривает, но, чтобы вейпы…
– Ну а чё мы, не люди, что ли? – Глеб сложил губы трубочкой и пустил вверх густую струю белого дыма.
– Да не, я так. Кури, на здоровье!
Глеб оторвался от «соски» и недовольно покосился на Антона. Потом посмотрел на вейп и нехотя спрятал за пазухой.
Минут десять сидели молча, глядя на редкие авто, шелестящие по мокрому асфальту, на коммунальщиков в оранжевых куртках, сгребающих с тротуаров обломанные снегопадом ветки. Чайки кружили в пасмурном вечернем небе, подставив крылья теплому ветру.
– Ты точно решил идти в тоннель? – прервал молчание Глеб.
– Я бы сейчас здесь в таком виде не сидел, – спокойно ответил Антон.
– Я бы тоже, – усмехнулся Глеб.
– Все будет нормально, брат. Главное, все сделать вовремя.
Глеб вздохнул и огляделся по сторонам.
– Похоже, вовремя не получится. Уже восемь, а их никого нет.
– Мы здесь! – прозвучал откуда-то сзади голос Кима, и братья, выйдя из-за памятника, протянули для приветствия руки.
– Вы как тут? – удивился Глеб. – Маршрутка, вроде, без вас пришла.
– Решили дыхалку потренировать, – пробежались по набережной.
– Учись, студент! – хлопнул Антон друга по плечу и обратился к Бурану: – А поворотись-ка, сынку!
Тот с готовностью крутанулся на месте, подставив для осмотра огромный рюкзак. Антон проверил крепления молотка, пощупал веревку, спросив за метраж, включил-выключил фонарик на каске. Напоследок вытащил фомку и покачал на руке – солидно!
– А это ещё зачем? – скривил губы Глеб. – Сейф вскрывать будем?
– Все отлично, парни! – не обращая внимания на вопрос, похлопал Антон по рюкзаку и Буран, широко улыбаясь, повернулся лицом к друзьям.
– Как договаривались, – пожал плечами Ким.
Антон поднес левую руку к лицу, и из-под рукава вынырнули старые, но мощные, наручные часы.
– Класс! – по-детски округлил глаза Буран и наклонился, чтобы лучше рассмотреть заветную надпись: «СССР». На большом циферблате помещались еще два маленьких: секундомер и компас. – Дедовы?
Антон молча кивнул и произнес сквозь зубы:
– Ну где этот капитан-командор? Еще пятнадцать минут и идем без него.
– Позвонить? – Глеб с готовностью выхватил из набедренного кармана смартфон.
– Ни в коем случае, – отчеканил Антон.
Глеб нервно пошевелил губами и сунул телефон обратно. Закинув ногу на ногу, он уставился на угол дома, из-за которого должна была появиться маршрутка.
Буквально через пару минут напротив памятника остановилось люксовое такси с тонировкой, и из левой задней двери выбрался «командор» – Соло. На нем была форма цвета хаки, высокие берцы и бежевый берет с черной кожаной окантовкой. На плече болталась небольшая сумка для ноутбука.
– Пиночет, ёшкин кот, – прошипел Антон.
Соло действительно чем-то напоминал сейчас чилийского диктатора, но только в момент ареста. Он стоял возле машины, как приклеенный, и подавал друзьям таинственные знаки: и без того большие глаза стали еще шире, а рот открывался беззвучно как у рыбы.
– чё это с ним? – сдвинул брови Ким.
– Может деньги забыл, за такси заплатить нечем? – предположил Глеб.
– Ага, Соло забыл деньги, «ржунимагу», – равнодушно пошутил Антон.
В этот момент открылась передняя дверь и над крышей мерседеса выросла девичья голова с пышной копной фиолетовых волос, вырывающихся из-под шапочки с декоративными рогами. Лицо обладательницы диковинного головного убора покрывал черный готический орнамент, который, впрочем, не мог скрыть от друзей знакомые черты.
– Жанна?! – то ли спросил, то ли возмутился Глеб.
– Убью! – сжал кулаки Антон, метнув гневный взгляд в сторону Соло.
Мерседес плавно отъехал, и друзья ахнули, увидев прикид боевой подруги.
Черный кожаный костюм, со множеством металлических деталей: цепочек, звезд, крестов, колец, – так плотно облегал ее фигуру, что приходилось делать усилие, чтобы не принять его за искусный боди-арт. На левой руке болталась белая песцовая шуба, а на поясе – сумка-мешок, с разноцветной бахромой по контуру, украшенная черными силуэтами летучих мышей.
– Халоу, бойс! – изобразила Жанна американскую улыбку, дефилируя по брусчатке в высоких, до колена, сапогах на трековой подошве. Обвешанный поклажей, Соло семенил сзади, едва поспевая. – Не ждали? – остановилась она перед ними, вызывающе подбоченясь.
– Честно говоря, нет. – Антон поднялся на ноги и обменялся вопросительными взглядами с Кимом.
– От тебя, Громов, я другого и не ожидала.
– Ну ты и… штучка! – плотоядно сглотнул Глеб, без зазрения совести пожирая глазами откровенные девичьи формы.
Жанна бросила на него томный взгляд и закусила губу. Буран зарделся и с глупой улыбкой посмотрел в сторону.
– Хотели свалить на пикничок без меня в такой день? – продолжала наезд Жанна. – Не выйдет. Мне всё про вас рассказали.
Маячивший за спиной Соло, выпучив глаза и оскалив зубы, энергично замотал головой.
– Какой еще день? – поинтересовался Глеб.
– Вы чё, ваще не в курсе?!
Парни переглянулись, и Антон нахмурил брови:
– Что за тема? Первое мая, что ли?
– Ну вы реально отсталые, – фыркнула Жанна. – Вальпургиева ночь – слыхали такое?
– А ты чё, ведьмой заделалась? – усмехнулся Ким.
– Чё сразу «заделалась»? Я, между прочим, официальные курсы прошла, – тетка одна нерусская ведет из администрации.
– Так ты теперь как Баба Яга – на метле можешь? – подколол Глеб.
Жанна оскалилась и прошипела коброй:
– Не вые…вайся, порчу наведу!
Глеб гыгыкнул: «Чур меня!» и скрестил руки перед собой. Антон стоял мрачнее тучи. Операция находилась на грани срыва: такие нагрузки не для девчонок, а значит можно тупо не уложиться по времени, а то и вообще – застрять где-нибудь в «узком месте».
С другой стороны, чем Соло лучше? Он только с виду крепыш, внутри же – кисель, ни мышц, ни выносливости.
Жанна, заметив на лицах парней недовольство, превратилась в ласкового котенка.
– Ребят, ну вы чё? Я не помешаю, всего один обряд… Ну ладно, ладно, не хотите – не надо. Только возьмите меня с собой! Пли-и-из! – Она сделала брови горкой и прижала разрисованные декоративными татушками кулачки к груди.
– Перенести точно нельзя? – Ким серьезно взглянул на Антона. Тот отрицательно помотал головой.
– Мы не на прогулку, Жанна. Там, куда мы идем, может быть опасно.
Глаза у девушки вспыхнули и она, плотно сжав губы, капризно простонала.
– Ладно, – вздохнул Антон, постояв в раздумье, и стал одевать рюкзак. – Только никакой самодеятельности. Иначе отправим тебя … – он посмотрел на удивленного Соло, потом на Глеба, – …с кем-нибудь домой.
– Йес! – Жанна слегка присела, вскинув вверх кулачок. – Приключения в Вальпургиеву ночь!
– Ну все, двинулись, парни! – поморщившись, скомандовал Антон и вся группа, водрузив рюкзаки со свернутыми в трубочку ковриками на спины, отправилась в сторону Лыжной базы: прямо за ней начиналась тропа, ведущая на Ай-Таш.
На место прибыли затемно. Сумерки в горах превращаются в ночь быстро, как будто кто-то выключает свет. Последнюю сотню метров шли уже наощупь, при свете фонарей, спотыкаясь о корни сосен и останавливаясь, чтобы подождать отстающих.
Ветер, дувший в спину в начале тропы, на склоне горы почти затих, и стал слышен шум падающей воды. Чем ближе к пещере, тем сильнее и объемнее становился этот звук, превратившись в настоящий гул, едва путники оказались на смотровой площадке.
– Остановимся здесь, подождем, – предложил Антон и первый скинул рюкзак на землю, предупредив: – Фонари лучше не зажигать – засекут в момент.
Подойдя к краю, он достал из висевшего на груди футляра армейский бинокль и навел его на дамбу. Прожектора освещали каждый сантиметр гигантского сооружения, преграждавшего путь реке на выходе из ущелья. На вышках стояли автоматчики, еще двое прохаживались у шлагбаума, перекрывающего въезд на мост.
Обычно, вода проходила через дамбу плавно и бесшумно, сбегая по двум-трем срединным каналам, разделенным мощными бетонными контрфорсами. Но сегодня, после обильного снегопада и резкого потепления, река переполнилась, и вода вырывалась из настежь открытых шлюзов с бешеной скоростью. Пятью белыми гребнями она падала вниз, поднимая на поверхности озера облака водяной пыли.
– Моща-а-а! – восторженно протянул Глеб, остановившись рядом с Антоном. – Турбины поставить, и качай себе электричество.
– Турбины есть, – подтвердил Антон, не отрываясь от бинокля. – Небольшие, чисто для тоннеля… Ты же взял, что я тебя просил?
– Перчатки-то? Взял, конечно!.. Может и пригодятся, если проводка от сырости не крякнула.
Последними на площадку поднялись Соло и Жанна, остановившиеся передохнуть метров за сто до пещеры.
– И что мы здесь делаем? – поинтересовался неудавшийся диктатор.
– Ждем, – отрезал Антон, пряча бинокль в футляр.
– Чего или кого?
– Когда расступятся воды.
– Не надо так, Громов. Ты – не Моисей.
– Куда мне! Моисей у нас ты, я – всего лишь посох!.. Ребят, – обратился он к Киму и Бурану, – через три часа спускаемся к дамбе. Надо найти безопасный маршрут на западном склоне.
– А нам что делать? – развел руки в стороны Глеб.
– Отдыхайте.
– В смысле?
– В прямом: падайте на коврики и наслаждайтесь видом Ниагарского водопада.
– Шутник, – буркнул Соло и принялся расстилать под одним из валунов туристический коврик. Глеб последовал его примеру.
Жанна, сидевшая все это время на камне нога на ногу, вдруг подскочила, вцепилась Антону в запястье и потащила к пещере.
– Пойдем! Надо поговорить!
Остановившись у входа, Антон включил фонарик и направил внутрь. Скользнув по каменной дорожке и нависающим сверху глыбам, луч света растворился в непроницаемом мраке.
– Здесь, или дальше пойдем?
Жанна не ответила, но, оглянувшись на секунду назад, робко вошла внутрь, вытянув перед собой руки. Антон послушно отправился следом, подсвечивая ей дорогу. Галерея, ведущая к центральному гроту – Приюту Шамана, напоминала глотку окаменевшего древнего ящера, а вкрапления кальцита, выхваченные лучом света из темноты, – застывшую на его стенках слизь.
Идти пришлось недолго: скоро галерея пошла под уклон, проход расширился, и они оказались в довольно просторном, округлой формы, зале с большим плоским камнем посередине. Края у него были бугристые, а поверхность – ровная и гладкая, как у каменного стола. Шум воды, доносившийся снаружи в начале, здесь совершенно затих. И только шорох шагов под сводами раздавался отчётливо и громко.
Жанна приблизилась к камню и прикоснулась к нему осторожно, словно к живому. Скинув с плеча сумку, достала и разложила на каменном столе толстые восковые свечи, небольшой тубус в перламутровой обертке, целлофановый мешочек с лепестками каких-то цветов и квадратную жестяную коробочку.
– Помоги, – протянула она Антону свечу. – Надо зажечь.
– Зачем?
– Мы че, блин, в темноте сидеть будем? – взбрыкнула она.
Одну за другой Антон зажёг пять свечей, а Жанна брала каждую и относила на край зала, расставляя по периметру на некотором расстоянии от стены. С каждым новым огоньком тьма понемногу отступала, и проявлялись отдельные участки просторного, но невысокого каменного свода.
Наконец, кольцо света замкнулось, и пещера словно ожила. Мерцание свечей создавало такую игру света и теней, что в изгибах рельефа при желании можно было увидеть и лесных животных, и птиц, и мифическую Ай-Таш – хозяйку здешних мест.
– А чё, прикольный у шамана приют, – бродил Антон по пещере, изучая небольшие скопления сталактитов, украшавшие в нескольких местах края свода.
Жанна между тем забралась на камень, расставила по краям еще четыре свечи и воткнула в каждую палочку с благовониями. Запах какой-то тропической экзотики моментально коснулся носа.
– Дай, – протянула она руку, и Антон подал ей шубу, которую взял у нее у входа в пещеру.
«Каменный век, граждане. Древняя женщина выделывает шкуры песцов, добытых мужем на охоте», – попробовал Антон себя в роли экскурсовода, глядя, как Жанна расстилает шубу на каменном столе. С любопытством исследователя он наблюдал, как по шубе были рассыпаны лепестки цветов и серый, похожий на пепел, порошок.
Закончив с доисторическим фэн-шуем, Жанна сняла сапоги и уселась на шубе, сложив под себя ноги на восточный манер. Вытащив из-за корсета маленький пузырек, открыла его и сделала маленький глоток.
Антон не стал ждать приглашения и, разувшись, забрался на камень и сел напротив в той же позе.
Ехидно улыбаясь и щурясь, Жанна предложила ему свое зелье.
– Что там?
– Молоко единорога. Наставница дала, – произнесла она детским голосом.
– Не, не хочу… – скривился Антон. – Ну, о чем будем говорить?
– Я буду спрашивать, а ты отвечай, понял?
– Окей!
– Так! – оскалились Жанна и, задрав подбородок, передернула плечами, словно от удара током. Когда опустила лицо, от странной улыбки не осталось и следа. Губы плотно сомкнуты, взгляд – непроницаемый. И только наклон головы выдавал любопытство.
– Ты хочешь идти в тоннель?
– Вопрос так не стоит, Жанна. Я должен туда идти. А хочу я или нет, это к делу не относится.
– Зачем с тобой эти люди?
– Ну ты даешь! Мы же одна команда. И потом… они мои друзья.
– Кто-нибудь кроме тебя знает ключ?
– Никто, только я. А тебе зачем?
– Хорошо, – ответила она невпопад и, медленно наклонив голову влево, резко выбросила руку вперед: – Дай мне его.
– Это тебя Соло надоумил? – усмехнулся Антон и плавно отвел ее ладонь от своего лица. – Губа не дура!
– А если я сильно попрошу?
– Это как? – сморщил Антон лоб.
Жанна поднялась во весь рост и стала расстегивать пуговицы и развязывать ремешки на куртке, постепенно поднимаясь от пояса к груди. У Антона перехватило дыхание. Он не мог оторвать глаз от этого действа, хотя и мелькала мысль, что не время и не место для таких игр. Но нет! во рту пересохло, а сердце колотилось там-тамом – гулко, с нарастающей скоростью.
Когда щелкнула последняя застежка и борта кожанки разлетелись в стороны, Антона накрыло горячей волной. Словно прикованный сидел он, любуясь девичьим телом, отливающим золотом в свете горящих свечей.
Жанна отбросила куртку в сторону, сделала шаг вперед и села Антону на ноги. Сладкий огонь разлился по телу, и он медленно лег на спину, подчиняясь нежному давлению ее рук.
– Все равно, ключа ты не получишь, – сумел он пробормотать, хмелея все больше.
– Мне он теперь не нужен, – шепнула Жанна, коснувшись уха губами. – Главное, что ты знаешь.
Огненная река подхватила их и понесла по скалистому ущелью, унося за пределы времени и пространства в беспамятство и безумство любовной страсти…
– Я думал, вас хозяйка горы на ужин… пригласила, – сострил Глеб, увидев Антона и Жанну выходящими из пещеры.
– Заткнись! – огрызнулась Жанна, сменившая маску пушистого котенка на оскал пантеры. Еще в пещере, после того, как это случилось, она, не скрывая раздражения, закричала: «Отвернись!», когда Антон подал ей куртку.
Огонь страсти погас так же быстро, как и разгорелся, оставив тяжесть внутри. Этот факт смутил Антона, ожидавшего того же светлого чувства, что и после первой их встречи. Но получилось, как в маке: залетаешь голодный, заказываешь бургер, проглатываешь, и – ничего. Как будто и не ел – ни вкуса, ни запаха, только что-то лежит в желудке бесформенное.
Но то, что было внутри сейчас, было хуже любого фаст-фуда. От этого тошнило, без возможности вырвать – желудок-то пустой! Да и не в желудке, собственно, дело. Тошнота эта гнездилась где-то в области сердца, и прямо оттуда переходила в горло.
Антон ощутил ее, когда рыскал по пещере в поисках одежды. Непонятное чувство стыда посетило его в этот момент, будто непроницаемые камни оказались на деле искусным экраном, скрывающих невидимых зрителей, собравшихся поглазеть на половой акт высших приматов. Он лихорадочно напялил одежду, чтобы снова ощутить себя человеком.
На Жанну старался не смотреть, боясь, что чувство омерзения от самого себя перекинется на нее. Но именно так и случилось, когда попытался помочь ей одеться…
– Где парни? – поинтересовался Антон у Глеба, развалившегося на коврике со смартфоном в руках.
– Следопыты еще не приходили. А пан атаман до ветра вышли-с.
Жанна, чертыхаясь, вытряхнула шубу, накинула на себя и села на тот же валун со скрещенными руками.
– Винни, угости сигареткой! – бросила она презрительно Глебу.
– Электронную будешь?
– Давай…
Мысль о том, чтобы предложить ей свой коврик, Антон отверг сразу – побоялся спровоцировать скандал. Он отошел на другой конец смотровой площадки и сел прямо на землю, прислонившись спиной к валуну ограждения. То ли от свежего воздуха, то ли от мыслей о предстоящей операции, тошнота понемногу отступала. Но вместо нее пришло тоскливое чувство потери чего-то важного.
Он сидел и угрюмо пялился перед собой в темноту, силясь понять: что же все-таки произошло? Почему близость с Жанной, прежде легкая и радостная, стала такой гадкой и липкой, словно слизь со стенок чрева проглотившего их каменного монстра? Нарисованный сознанием образ заставил содрогнулся от омерзения.
Не найдя ответа, он завалился набок, пристроив рюкзак под голову, и закрыл глаза.
