Андрей Гупало
Спокойная ночь
Глава 3
– Антон, блин, ты где? Уже первая пара закончилась, парни тебя ищут. Диспетчер с факультета приходила, тоже тебя спрашивает. Прикинь, Светка с физмата всем болтает, что тебя отчислили. Я ей чуть дреды не оборвала! Не захотела пачкаться – она их с Турции, наверное, не расплетала, дрянь такая… Антон, ты че, спишь что ли? Руки в ноги и вперёд!
Возбуждённый девичий голос звенел в трубке, а Антон все никак на мог прийти в себя: он проспал вечер, ночь и целое утро! Солнце нашло щелку между штор и светило прямо в глаза. Антон щурился спросонок и потирал затекшую руку, поставив мобильник на громкую связь.
– Ноги в руки, – хриплым голосом поправил он Жанну.
– А? что?! Ты слышишь, что я тебе говорю? Мухой в институт, а то сейчас сама приду тебя будить.
– Да понял я, понял… Чаю только попью…
– Ну ты и лентяй, – засмеялась Жанна. – Все, мне некогда, я на историю побежала. Ай кисс ю, лавли! Бай-бай!
– Бегу, солнце, бегу! – с нежностью посмотрел Антон в сторону замолчавшего телефона и блаженно потянулся во весь рост, не вставая с кровати.
Свобода, которая еще вчера утром казалась недосягаемым призраком, свалилась на него всеми своими прелестями: Антон мог просто лежать вот так весь день, выбираясь из постели лишь затем, чтобы перекусить, мог сколько угодно сидеть в интернете, или же дочитать, наконец, Хемингуэя, послушать Пинк Флойд или просто пойти побродить по парку, сочиняя никому не нужные стихи. Но нет же! Надо идти в институт на кафедру, объяснять декану: студент Громов свой срок отмотал и готов снова зубрить теорию информационных полей и совершенствовать практику компьютерной безопасности.
А тут еще Жанна со своим «ай кисс ю, лавли». Пора уже привыкнуть к этим ее американским штучкам. Это там, на западе, где она проучилась пять лет, в норме такое обращение. У нас такими словами не разбрасываются. Когда Антон впервые услышал их от Жанны, его словно огнем обдало. Он долго пребывал в состоянии легкой эйфории, но лишь до тех пор, пока не услышал ее нежное «лавли» в адрес других парней. Розовый туман моментально рассеялся, и Антон даже разозлился на себя, дав слово, что больше никогда не попадется на этот крючок. Но едва только Жанна улыбалась ему, как все повторялось снова: пожар, туман, разочарование. И как этому противостоять, было совершенно непонятно.
Вот и сейчас, едва в трубке раздался бархатный голос Жанны, как сердце в груди снова сладко екнуло. Антон даже представил, как бы он поступил, если бы это был не простой дружеский треп, а искреннее выражение чувств. Наверное, подарил бы ей цветы, пригласил в ресторан, а там за столиком с шампанским, под лёгкую фортепианную музыку, сказал бы все, что давно хотел, но не решался…
Антон слегка поморщился: вставать всё-таки придётся – биологический будильник действует похлеще полицейской дубинки.
Мать давно встала, и что-то стряпала на кухне, откуда доносился ароматный запах.
– Доброе утро, мам, – махнул Антон рукой, открывая дверь туалета.
– Проснулся, соня? Давай завтракать, я тебе картошку разогрела вчерашнюю с наггетсами, будешь?
– С удовольствием! Голодный, как волк!
Антон уже собирался закрыть дверь, но остановился и с удивлением спросил:
– Постой, а ты чего это не на работе? Выходной или отгул взяла?
Мать немного помедлила и ответила коротко:
– В отпуск ушла.
– Погоди, у тебя же, вроде, недавно был?
– Внеочередной. За свой счет.
– Из-за меня, что ли? – нахмурился Антон.
– Да нет, просто решила отдохнуть.
– А, понятно, – кивнул Антон. Мать не любила жаловаться, и он не стал доставать ее лишними расспросами. Если что-то серьезное, она обязательно с ним поделится.
Поплескав в лицо холодной водой и от души пошоркав зубной щеткой во рту, Антон взял в руки бритву. Но, присмотревшись к легкой, почти невидимой, щетине на подбородке, отложил станок в сторону и подмигнул отражению в зеркале:
– Буэнос диас, амиго! Жизнь продолжается!
Парень в зеркале выглядел слегка помятым, но в целом довольно неплохо. Небритость придавала ему какой-то романтический флер. «Пусть думают, что я прямо из камеры к ним пожаловал. Посмотрю на их лица, – усмехнулся Антон, пытаясь справиться с непослушным ежиком на макушке. – А вот жирок нарастить, да в качалку на тренажеры походить, не мешает. А то на кощея стал похож».
– Жанна звонила, говорит, меня в институте потеряли, – поделился Антон с матерью, отправляя в рот вилку за вилкой дымящиеся дольки картофеля с луком.
– Не спеши, подавишься! Никуда твой институт от тебя не убежит.
– А почему мой? – возразил Антон, запивая завтрак горячим чаем. – Он и твой тоже.
Мать вздохнула и, собрав посуду, отвернулась к раковине. Антон опять почудилось неладное. Но разбираться было некогда.
– Спасибо, мам! – он торопливо поцеловал мать в плечо. – Я побежал!
– Беги, торопыжка, – улыбнулась мать счастливой улыбкой. – Брюки только надень, джинсы еще не высохли.
– Да ты что, мам?! – крикнул Антон, высунувшись из дверей спальни. – Я в них как клоун!
– Ничего не клоун, очень даже элегантные, – возразила мать, подавая ему отглаженные классические брюки от пары, купленной сыну на выпускной. Антон недовольно хмыкнул, и нехотя натянул «пижонский наряд».
– Не, с курткой не пойдет, – скуксился он, увидев свое отражение в зеркале, – пальто надену.
Серое пальто было старомодное, но не ношеное, и прекрасно подходило к брюкам. «Еще очки от солнца, и – вылитый мафиози», – усмехнулся Антон, поправляя черный в золотых узорах кримпленовый шарф.
– Пока, мам! Я, скорее всего, до вечера, – крикнул Антон убегая.
Выйдя из подъезда он по привычке обернулся, и помахал рукой в сторону кухонного окна на втором этаже: мать всегда крестила его на дорожку.
Институт встретил Антона броуновским движением: одни из студентов только пришли на пары, другие – уходили, третьи кучковались у кофе-автомата и подоконников, шумно переговариваясь или прильнув к экранам смартфонов. Уже в фойе Антон стал ловить на себе насмешливые взгляды, а кто-то из первокурсников даже пробормотал уважительно: «Здравствуйте», проходя мимо. «Что и требовалось доказать», – иронично отметил Антон и стал искать в толпе знакомые лица.
– Антон? – раздался за спиной удивленный голос.
Он обернулся и увидел смеющееся лицо Глеба. Тот манерно развел руки в стороны и пробасил:
– Антон Па-а-алыч, какими судьба-а-ами?
– Хорош прикалываться. Матушка шмотки вчера постирала, не высохли еще.
– Да ладно, классный прикид, чё комплексуешь. Смотри, как девчонки на тебя смотрят.
– Ну ты и гад, – смущённо улыбнулся Антон. – Ты лучше скажи, Жанну видел? Звоню ей, а она трубку не берет.
– Видел, видел, – здесь где-то ошивается. А с пацанами че, не хочешь повидаться?
– Хочу, конечно. Только… надо дело одно уладить: Жанна говорит, меня на кафедре спрашивали. Может даже отчислили уже.
– Да ну нафиг, врет она все!
– Она ни при чем… В общем, разобраться надо.
– Давай, разбирайся, вечером где-нибудь встретимся. Я парней соберу – можно в Маке. Посидим, покалякаем о делах наших скорбных, – заговорщически прищурился Глеб с распальцовкой.
– Добрый день, молодые люди! – поприветствовал друзей лысоватый мужчина с пухлыми губами и небольшим брюшком под растопыренными фалдами клетчатого пиджака.
– Здравствуйте, Дмитрий Сергеевич.
– Громов, вас не было на последних лекциях…
– Дмитрий Сергеевич, я не мог…
– Я в курсе твоих приключений Громов, и рад что ты познакомился с нашей пенитенциарной системой.
– Это почему? – шутливо нахмурился Глеб.
– Плохо, Громов, очень плохо. Ты прекрасно разбираешься в теории логики, а вот практика у тебя хромает.
Профессор слегка наклонил голову и понизив тон, произнес:
– Что говорит блаженный Августин о государстве? «При отсутствии справедливости, государство не более, чем шайка разбойников».
Друзья, переглянувшись, улыбнулись и согласно закивали.
– Кровь из носу, но три теста ты должен мне сдать, – вызывающе громко произнес профессор, заметив идущую по коридору женщину в черном – заместителя ректора по учебной части. – И не позже вторника, Громов, на позже!
Уходя, добавил тихо, сквозь зубы, поднеся кулак к груди:
– Но пасаран!
– Венсеремос, – по-боевому ответил Антон.
– Классный мужик этот Дмитрий Сергеевич! – выдохнул Глеб, провожая глазами профессора. – Наш человек.
– Наш, да не наш, – усмехнулся Антон. – Рассуждает о практике, а сам десять лет не вылезал из своего кабинета.
– Ну, не всем же везет, как тебе, – съязвил Глеб. – Кстати, как Нина Федоровна себя чувствует?
– Нормально. Хочешь заглянуть на пельмени? – поддел друга Антон. Но шутка почему-то Глебу не зашла. Он тревожно огляделся по сторонам и спросил:
– А разве она тебе ничего не говорила?
– О чем?
– Не знаю, правда или нет, – нерешительно начал Глеб, – но я слышал – библиотеку хотят то ли сократить, то ли вообще закрыть. Ну и, сам понимаешь: Нина Федоровна может остаться без работы.
– Библиотеку? В институте? Закрыть?!
– Я не знаю, может брешут. Спроси у матери, она-то точно в курсе.
Антон был в шоке: три плохие новости одна за другой и чуть ли не в один час. Совпадения, конечно, случаются. Но столько дерьма в первый же день свободной жизни – это слишком! Что-то тут явно не так.
– Встреча отменяется, – нахмурился Антон. – Общаемся только в сети. Минимум – ноль! – личных контактов.
– А чё за измена? Точно-то еще ничего не известно.
– Вот когда уточню, тогда и встретимся. Я сам всех найду. Так и передай.
– Лады, – сказал, как отрезал Глеб и, хлопнув Антона по плечу, растворился в толпе.
Вот этим своим «лады» Глеб Антону и нравился. Он не задавал лишних вопросов, не спорил, как некоторые, не искал причин откосить от работы. Он просто делал то, что требовалось. Да, в мозговых штурмах от него было мало проку. Но зато в практической стороне ему не было равных. Антон мог пригнать свою «Ладу» к подъезду в три часа ночи и ехать хоть к черту на кулички, достать новую видеокарту и починить битый айфон, организовать пикник и разрулить с преподами вопросы по долгам – все это не составляло для него труда. И даже после самой тяжелой работы и бессонных ночей ни одного недовольного слова или жалобы.
На кафедре было темно. Здесь всегда, даже летом, окна закрывали плотные коричневые шторы, создававшие густой полумрак. Входя, Антон успел заметить диспетчера – тетушку предпенсионного возраста в брючном костюме, возившуюся с бумагами в углу возле старого принтера. Но едва двери захлопнулись, ему показалось, что даже солнце за окном и то погасло.
– Громов? – прозвучал в образовавшейся тишине низкий женский с хрипотцой голос, так что Антон вздрогнул от неожиданности.
– Громов… – робко ответил он, пытаясь разглядеть в сумраке фигуру диспетчера. Но она настолько слилась со шторами и принтером, что отличить их было невозможно.
Из темного угла снова прозвучало:
– Антон?
– Антон… – ответил он нерешительно и в кабинете снова повисла тишина, едва нарушаемая голосами, доносящимися из коридора.
«Тоннель», – почему-то подумалось Антону. – «Там, наверное, такой же мрак. Хотя, кто его знает, может еще хуже».
Принтер вдруг замигал зеленым глазом и зажужжал, выплевывая бумагу. Темный силуэт отделился от машины и поплыл над длинным рядом столов. Приблизившись, диспетчер протянула Антону пачку еще теплых листов бумаги и ровным, лишенным эмоций, голосом произнесла:
– Это материалы для сессии: контрольные, билеты, тесты. Нужно сдать все до тридцать первого декабря. Желательно, в печатном виде. Все понятно?
Антон молча кивнул, хотя не был уверен, что его заметят. «Мавр сделал свое дело…» – вспомнил он строчку из Шекспира, глядя, как тень удаляется в другой конец комнаты.
– А можно вопрос? – набравшись смелости, обратился Антон к диспетчеру. – Откуда вы узнали, что я приду?
– Дмитрий Сергеевич сказал, а что?
«Ну конечно! – хлопнул он себя по лбу. – Профессор все-таки прав: практики мне не хватает». У Антона отлегло: значит не отчислили. Уже неплохо. Может и с библиотекой всего лишь слухи.
– Вас не отчислили только благодаря Олегу Парфентьевичу, – будто прочитав его мысли, произнесла диспетчер. – Кстати, он просил вас зайти.
– Кто, ректор? – зачем-то переспросил Антон и, не дожидаясь ответа, выскочил в коридор как был – с кипой бумаг в руках.
Администрация находилась на последнем, третьем этаже и здесь было не так шумно и многолюдно, как этажом ниже. Антон постучал в дверь приемной и, отворив богатую красного дерева дверь с элегантной золотой ручкой, вошел в устланную мягкими ковровыми дорожками просторную и светлую комнату. Сидевшая перед монитором полноватая блондинка в розовой кофточке с глубоким декольте встретила Антона вопросительным взглядом.
– Олег Парфентьевич у себя? – обратился Антон к секретарше.
Легкая усмешка пробежала по ее накрашенным губам.
– А вы по какому вопросу?
Антон почему-то смутился и стал запинаться:
– А он… а меня пригласили… Вот.
«Что со мной такое? – ругнул он себя. – Как первоклассник, честное слово». И видя, как усмешка на лице секретарши становится все заметнее, выпалил:
– Я Громов, Антон. Мне на кафедре сказали, что…
– Громов? – переспросила секретарша, не дав ему закончить, и заглядывая в раскрытый ежедневник. – Проходите, Олег Парфентьевич ожидает.
– Спасибо! – облегченно выдохнул он и постучал в дверь с надписью: «Ректор института Олег Парфентьевич Огрызко».
– Входите, ему там не слышно. – мило улыбнулась секретарша и принялась что-то отстукивать на клавиатуре.
Антон понимающе кивнул и, миновав небольшой тамбур между двумя дверями, вошел в ректорский кабинет.
За просторным черным столом, заваленным папками, книгами и распечатками, сидел ректор. Из груды бумаг торчали солидных размеров моноблок, письменный прибор из малахита и гипсовый бюст Эйнштейна, на лысине которого покоилась левая рука хозяина кабинета. В правой он держал трубку проводного телефона и кого-то внимательно слушал. Деревянное, с кожаными вставками, кресло, спинку которого венчала резьба в виде двух переплетающихся хвостами ящериц, напоминало трон средневекового деспота. Сам ректор выглядел невзрачно: с жидкими, пепельного цвета, волосами на маленькой голове и одутловатым лицом, он напоминал придворного пажа, решившего в отсутствие господина примерить на себя роль властелина.
Не обращая внимания на посетителя, ректор продолжал напряженно слушать своего невидимого визави. «Да… Нет… Хорошо… Понял», – коротко отвечал он, смешно выпячивая нижнюю губу, как бы вставленную в две глубокие складки на гладко выбритом двойном подбородке. Ожидая окончания разговора, Антон переминался с ноги на ногу, разглядывая стены кабинета, увешанные различными дипломами и сертификатами. Взгляд его остановился на иконе Святителя Николая, висевшей в одном ряду с портретами молодого президента и мэра. «Нормальный такой иконостас! – усмехнулся Антон. – Только нимбов не хватает».
Наконец ректор ехидно, прикусив зубами язык, захихикал, и подобострастно произнес: «Хорошо, хорошо, сделаем непременно!» Положив трубку, он некоторое время довольно улыбался, пялясь на телефон и облизывая толстые губы. Потом, словно приходя в себя, стал озираться вокруг и, наконец, заметил посетителя.
– Вам что, молодой человек? – строго спросил он.
– Я Громов.
– Громов? И…?
– Мне сказали, что вы меня вызывали.
– Это какая-то ошибка. Я вас не вызывал.
– Ладно. Тогда я пойду?
– Да, идите, – снисходительно произнес ректор и устало откинулся на спинку стула.
Антон уже собирался закрывать за собой дверь, как из кабинета вдруг донеслось:
– Постойте, Громов, вернитесь! Вспомнил, – ударив по столу ладонью, с улыбкой воскликнул ректор, когда Антон снова оказался на пороге, – вы с факультета информационной безопасности, Громов Антон.
Он поднялся из-за стола и, застегнув верхнюю пуговицу коричневого твидового пиджака, направился к Антону. Остановившись в двух шагах, он сцепил руки перед собой и стоял, оценивающе глядя на собеседника снизу вверх.
– Да, действительно, я просил вас зайти по поводу… по поводу… – ректор запнулся и, подняв в недоумении брови, посмотрел в сторону. – Ну да ладно, думаю, вы все сами поймете.
– Что именно?
Ректор аккуратно взял Антона под руку и повел к столу.
– Видите ли, Громов. Наш институт – старейшее учебное заведение такого типа на Южном Урале. Вот уже двадцать лет мы выпускаем высококлассных специалистов по информационной безопасности. Кроме того, мы обучаем специалистов физико-технического профиля, продолжая тем самым традиции образования, заложенные в наш институт отцами-основателями.
Остановившись у окна, ректор внимательно посмотрел на Антона:
– Вам, наверное, известно, что в следующем году институт отмечает свое семидесятилетие? Так вот, – продолжил он, прогуливая Антона по кабинету, – эта дата обязывает нас встретить юбилей подобающим образом. А для этого нам нужны что?
– Деньги? – усмехнулся Антон.
– Напрасно вы смеетесь, Громов, – артистически нахмурился ректор. – Деньги в наше время – залог устойчивого развития любого предприятия, даже такого как наше. И я не боюсь говорить это открыто! Вы, наверное, знаете, – ректор доверительно положил руку Антону на плечо, – что точные науки – не мой профиль. Однако не кому-нибудь, а именно мне, доктору политологии, было доверено вывести наш институт на мировой уровень. Высокие рейтинги – вот та цель, которая стоит сегодня перед нами. И я, как опытный капитан, обязан сплотить преподавательский коллектив и администрацию в единую команду ради ее достижения.
Последнюю фразу ректор произнес, высоко подняв подбородок и устремив взгляд в расстилающуюся за окном даль. Видно было, что мысли его сейчас где-то там, в прекрасном будущем, где бюст Олега Парфентьевича Огрызко красуется на входе в институт. Антона терпеть не мог неуместного пафоса и ему захотелось поскорее уйти, оставив ректора наедине с его умопомрачительными проектами.
– Ну а я-то тут при чем? – нарушил он затянувшуюся паузу.
– Что? … Ах, да. Вы, Громов… Вы действительно ни при чем. Я только хотел сообщить вам, что, несмотря на ваше поведение…
– А что с ним не так?
Ректор снисходительно улыбнулся:
– Не надо, Громов! Вы, ведь, не будете отрицать, что некоторое время провели в местах не столь отдаленных?
– Всего-то пятнадцать суток незаконного ареста.
– Законно или незаконно – это суд решает. У нас правовое государство.
– Ну да, – ухмыльнулся Антон, – только в судах царит бесправие.
– Давайте прекратим этот спор, он ни к чему. Вообще-то, я не за этим вас позвал. Я хотел вам сказать, что, несмотря на некоторое давление со стороны общества, так сказать, мы решили дать вам возможность закончить институт.
– Спасибо, – стараясь скрыть иронию, Антон слегка поклонился.
– Не благодарите: вы – один из лучших наших учеников, а таким богатством не разбрасываются.
– Рейтинги, – понимающе кивнул Антон.
– А что тут плохого? Да – рейтинги. Вы, так сказать, наша визитная карточка, наш пропуск в высшую лигу. Однако, – продолжил ректор, потирая руки, – перед нами были поставлены некоторые условия, которые, я думаю, нет смысла озвучивать… Вы же не откажетесь от политических акций?
Он бросил на Антона испытующий взгляд, но, не дождавшись ответа, с воодушевлением продолжил:
– Я так и знал! А значит остается один вариант. Видите ли, мы давно планировали открыть собственный программно-вычислительный кластер. Но нам не хватало площадей и, что самое важное, – финансирования. Вы ведь не против, чтобы институт развивался?
– Нет, конечно.
– Вот и прекрасно. Рад сообщить, что уже во втором полугодии у нас появятся такие вычислительные мощности, которые и не снились другим провинциальным вузам!
– Здорово, – согласился Антон.
– Еще как здорово, Громов! – широко улыбнулся ректор. Но тут же глубоко вздохнул и принял озабоченный вид: – Но, есть одна проблема: мы вынуждены закрыть нашу библиотеку, – у нас нет лишних помещений.
– Значит, это правда?
– Вы уже слышали? – удивился ректор. – Что ж, тогда нам не о чем больше говорить.
– Подождите, но библиотеку нельзя закрыть, – вспыхнул Антон, – в ней хранятся уникальные книги. Некоторые из них написаны профессорами института. Компьютер никогда не заменит книги. Да и как вы себе это представляете: институт и без библиотеки?
– Вот-вот, то же самое я слышал от преподавателей. Но вопрос решен – мы должны идти в ногу со временем, иначе…
– Рейтинги, – язвительно закончил фразу Антон.
Ректор с любопытством посмотрел на Антона:
– Мне говорили, что вы умный человек. А вы не в состоянии сложить два и два.
– Невелика задачка, – повысил голос Антон. – Вам приказали закрыть библиотеку, чтобы моя мать лишилась работы.
Ректор медленно опустился в кресло и, сложив руки на груди, зло посмотрел на Антона:
– Не смею задерживать!
Не попрощавшись, Антон вышел из кабинета, хлопнув дверью так, что чашка в руках секретарши дрогнула и кофе пролилось прямо на глубокое декольте, заставив бедняжку вскрикнуть от неожиданности. Вне себя от ярости, он схватил пальто и покинул приемную.
То, что касалось его, Антон готов был принять со стоическим спокойствием: ну, выгонят из института, что такого? Все, что могла дать ему программа, он уже знал, и только тянул время, чтобы получить диплом и уйти в свободный полет. Но вымещать обиду на матери вместо сына, это было за гранью. «Нет, никакие они не воры. Подонки, у которых нет ничего святого», – думал Антон, широкими шагами пересекая коридор. В голове у него крутились самые невероятные планы: от дискредитации научной степени ректора, до обнуления счетов мэра. Причем действовать он был готов здесь и сейчас.
Антон уже вытащил из кармана смартфон и открыл поисковик, как вдруг увидел Жанну: она стояла среди подруг в боковой рекреации. Как всегда, раскованная и – красивая: с перламутром прямых каштановых волос, едва касающихся плеч, в черной толстовке с мордашкой Микки Мауса на слегка выступающем бюсте, со стройными, плотно облегающими джинсовой тканью, ногами, обутыми в черные полусапожки со множеством блестящих металлических заклепок и цепочек. Но, как ни хотелось Антону услышать ее радостное «Хай, лавли!» видеть ее сейчас было ему тяжело. Злость на тех, кто обидел мать, заслоняла собой все, распространяясь даже на нее, дочь первого зама мэра. Дальше – больше. Мелькнула мысль: а что, если это действительно она сдала его копам?
Сидя в камере, Антон не раз думал об этом, но всякий раз отгонял от себя эти мысли. Жанна нравилась ему не только как девчонка, но и как друг. Несмотря на статус, она была проста и доступна в общении. Но, самое главное, она была предана идее: видя несправедливость, была готова идти на баррикады, даже если по другую сторону окажется родной отец.
А еще она могла расшевелить парней, когда они вдруг начинали ссориться или тянуть резину. Тогда она придумывала им разные обидные клички: Соломон, неуклюжий очкарик с черными кудряшками волос и широкими бедрами, был у нее братцем Кроликом; двойняшки Николай и Борис, высокие светловолосые атлеты, будто сошедшие с эпических полотен эпохи соцреализма, – Чипом и Дейлом; а круглолицый увалень Глеб – Винни Пухом. Она не раз принимала участие в их акциях, но тогда все проходило без последствий. Сейчас же, после разговора с ректором, в душе Антона все перевернулось: все его подозрения вдруг повылазили наружу, как змеи из нор, и он готов был сказать ей в глаза все, что думает.
– Громов, привет! – радостно крикнула Жанна, увидев, как Антон, замерев у входа на лестничную площадку, уставился на нее. Попрощавшись с подругами, она быстро направилась к нему своей модельной походкой.
– Ну что, проснулся? – весело спросила она, не обращая внимания на его хмурый вид.
– Как видишь, – стараясь быть спокойным, ответил Антон.
– Классно выглядишь, – окинув взглядом костюм друга, усмехнулась Жанна. – На кафедре был? Что сказали?
– Ничего, – посмотрел Антон в сторону.
– Эй, ты чего – встревожилась Жанна. – Тебя что, правда выгнали?
– Хуже.
– В смысле?
– Они закрыли библиотеку.
– Не поняла, – пожала плечами Жанна.
– Библиотеку в институте закрыли… закрывают, сотрудников увольняют.
– Хреново, блин… А ты при чем?
Антон испытующе посмотрел на Жанну, но не заметив на лице ни тени лукавства, грустно ответил:
– Мать там работает, пятнадцать лет стажа.
– Точно, – виновато заморгала Жанна. – И кто этот кринж выдумал, ректор?
– Говорит, что мэр: будто бы тот денег ему дал на вычислительный центр. Врет, конечно! Надавили на него: закроешь библиотеку – будет тебе центр. Он и рад стараться.
Жанна глубоко вздохнула и уставилась на Антона с состраданием.
– Пойдем к Чехову, посидим, кофе попьем.
Антон не возражал, и они стали спускаться по лестнице: недалеко от входа в институт стояла небольшая кофейня «Кофе и книги», которую студенты почему-то прозвали «Чехов».
– Га…ы, б…, – жестко выругалась Жанна сквозь зубы, когда они расположились на барных стульях прямо у окна кофейни.
– Не надо. Ты же знаешь, я не люблю.
– Прости, Антон, но… я их так ненавижу.
– Знаешь, что сказал Хемингуэй о ненависти? Борясь со злом, не увлекайся, иначе не заметишь, как окажешься на его стороне.
– Ага, «не увлекайся». Легко сказать! У самого-то как, получается?
– Не очень, – признался Антон. – Я даже отца твоего стал подозревать.
– Ты че? – возмутилась Жанна. – Он бы никогда такого не сделал.
– «Какого» не сделал, Жанна? – вспыхнул Антон. – Он что, из какого-то другого теста? Да он работает в администрации, постоянно с мэром тусуется, везде у него на побегушках, и «он бы не сделал»? Такой же, как и они, – вынес Антон приговор и уставился в окно.
Жанна хоть и была с отцом не в ладах, но ее задело. Она сердито посмотрела на Антона и выругалась:
– Хемингуэй хренов. Что ты знаешь о моем отце?
– Ничего, – ровно произнёс Антон, – как и о тебе.
– Ты что, и меня в чем-то подозреваешь? – резко покраснев, усмехнулась Жанна.
Антон молча смотрел пред собой, не желая продолжать разговор и чувствуя, как между ним и Жанной вырастает стена отчуждения.
– Пошел ты, – презрительно кинула она и, резко запахнув дубленку с меховым воротником, выскочила на обледеневшую улицу.
Мимо окна, где сидел Антон, она прошла с гордо поднятой головой и сложенными на груди руками.
«Красивая», – вздохнул Антон с сожалением: кажется, перегнул палку. Но ему казалось, что боль за судьбу родного человека давала ему право на жестокость. Даже по отношению к друзьям.
Антон вдруг вспомнил утренний разговор с матерью, сквозившую в ее словах недосказанность, и подумал, что ей сейчас, наверное, очень больно. Он выбежал из кофейни, застегивая на ходу пальто, и заскочил в маршрутку, ехавшую в его район.
