С чего это Эйнштейн взял, что время замедляется, когда скорость объекта возрастает? Фигня это все! Любой зэка знает: чем меньше у тебя камера, тем медленнее тянется время. А если попасть в карцер и сидеть тихо на попе, оно вообще останавливается. Минуты становятся часами, часы – днями, а дни превращаются в недели. Это чувствуется даже здесь, в обезьяннике.
Антон сидел, прислонившись затылком к стене, и рассматривал сквозь прутья высокой стальной решетки выкрашенную в грязно-сиреневый цвет стену коридора. Там, где заканчивалась стена, начинался предбанник СИЗО с «аквариумом» дежурного. Его коротко стриженная голова, сидящая на плечах с погонами, иногда вырастала из-за перегородки и бросала ленивый взгляд в сторону арестантов.
Три часа назад их выволокли из автозака, развязали руки и бросили сюда, в зарешеченное пространстве площадью шесть квадратных метров. Обессиленные, они попадали на узкую скамью, и теперь сидели словно зрители в кинозале, где внезапно сломался проектор.
А какое было кино! Все по законам детективного жанра.
Как только погас свет и вой невидимой центрифуги по глиссандо съехал вниз, в узкий проход, образовавшийся при открытии главных врат, словно демоны из преисподней, ринулся спецназ ФСБ. Упакованные в черную защитную броню, с автоматами наперевес, они носились по залу и орали как ненормальные, заставляя всех «упасть на пол, положить руки за голову и не двигаться».
Зря Ким не послушался. Когда Буран, попытавшись врубить электричество, свалился в конвульсиях на бетонный пол, он бросился к брату, с воплем: «Боря, держись!» Двух вояк, оказавшимся у него на пути, он обошел легко. Но, наткнувшись на третьего, резко согнулся пополам и упал на колени, глотая воздух широко открытым ртом.
Потом Антону скрутили за спиной руки и поволокли вниз. Он успел заметить, как двое делают Борису искусственное дыхание. «Живой! Давайте медика и в больничку!» – услышал уже на выходе из тоннеля.
Свет десятков прожекторов ударил в глаза, и на какое-то время он ослеп. Двое крепких парней в полной выкладке протащили его буквой зю через площадь, окруженную военным транспортом и людьми в форме. «Стоять!» – толкнули в спину с такой силой, что Антон врезался головой в железный бок автозака. Рядом, широко расставив ноги, уже замерли парни и Жанна. Коренастый «чернец» ловко шарил руками в тактических перчатках по их одежде, ощупывая с головы до ног.
Когда очередь дошла до Жанны, она заорала: «Не прикасайся ко мне, ублюдок!» Тот замер на мгновенье, а потом резко схватил ее растопыренной пятерней за промежность. Жанна взвыла бешеной кошкой и попыталась лягнуть обидчика. Раздался глухой звук удара о железную обшивку, и она со стоном сползла на землю, обхватив голову руками.
– Какого хрена? – прозвучал возмущенный бас откуда-то справа.
– А нечего вые…ваться! – задорным тенорком парировал коренастый. – Живые – и ладно… Этой чё надо? – крикнул он зло, повернувшись в сторону.
– Пропусти, пусть посмотрит девчонку, – скомандовал бас.
Антон тихонько повернул голову влево и едва не выкрикнул: «Что?!» увидев, как над корчившейся под колесами автозака Жанной склонилась незнакомка из парка. Некоторое время она наблюдала за страданиями девушки с отстраненным выражением лица. Затем осторожно взяла ее голову в свои молочно-белые с длинными пальцами руки. Жанна моментально успокоилась и подняла кверху заплаканные глаза; она вопросительно посмотрела на незнакомку и почему-то кивнула.
Та погладила ее по волосам и большими пальцами рук вытерла ручейки слез на испачканном косметикой лице. Потом выпрямилась, помогла девушке подняться и, не сказав ни слова, растворилась в свете прожекторов.
«Зачем она здесь? – удивился Антон. – Если ты в аду, тебя уже никакие ангелы не спасут».
Допрашивал их уже кто-то другой. Они так и стояли на растяжке, со связанными за спиной руками, упершись головой в кузов машины. Требовалось назвать имя, фамилию, дату рождения, гражданство и место жительства.
После допроса стали отводить по очереди в автозак. У самых дверей ждал еще один сюрприз: рядом с офицером, эдаким дядей Степой в черном, но без бронежилета и маски, стоял сам Абрамов. Без шапки и без галстука, в финской куртке нараспашку, накинутой на тёмно-синий бриони, он попыхивал дорогой сигаретой, метая острые взгляды в лица задержанных. Неподалеку отсвечивал скромный мэровский джип и Антону показалось, что в заднем окне автомобиля мелькнул профиль таинственной незнакомки.
Когда его подвели к двери, рожа у Абрамова приняла такой довольный вид, будто ему новенькую круизную яхту подарили.
– Что, Громов, добегался? – скривился он в ехидной улыбке, выпуская дым уголком губ. – Теперь уже пятнашкой не отделаешься. Диверсия на плотине – чистой воды терроризм. А это – пятнадцать лет, не меньше.
– Ну, если докажете… – повел бровями Антон.
– Докажем, Громов. И накажем. Не за то, так за это.
– Вы про тоннель? Так мы случайно там оказались, думали, что пещера…
Лицо у Абрамова перекосило.
– Ты бабушке своей сказки будешь рассказывать! – выкрикнул он, ломая в кулаке сигарету. – У нас теперь свидетели есть! – И, подавшись вперед всей своей безразмерной тушей, словно гвозди забил в голову: – Мы всё про тебя знаем, Громов. Всё!
Офицер, равнодушно наблюдавший за разговором, легонько подтолкнул Антона к двери и скомандовал: «Следующий!»
Следующим шел Глеб. Но как только Антона усадили между двумя спецназовцами, дверь захлопнулась и снаружи донесся голос друга. Шум мотора и бронированные стекла автозака не давали расслышать, что он говорит. Сквозь мелкую железную сетку, закрывающую окно, Антон увидел, как Глеб что-то энергично объясняет мэру, а тот, будто не замечая его, озирается по сторонам, почесывая гладко выбритый двойной подбородок. Выслушав Глеба, мэр пожал плечами и, склонив голову набок, что-то ответил ему с кислой физиономией. Потом повернулся и пошел в сторону внедорожника. С криком «Вы обещали…» Глеб рванулся за ним, но его жестко остановили и потащили к автозаку. «У меня сестра…», «Будет поздно…» – послышались снаружи обрывки восклицаний.
Наконец дверь отворилась и Глеба завели в салон. Ни на кого не глядя, он сел на последнее место и, отвернувшись лицом к заднему борту, ехал так всю дорогу.
В обезьяннике выбрал себе место на полу у решетки и сидел, обхватив колени и пряча от всех глаза.
Антон старался не смотреть на друга – больно. То, что он сделал, еще можно понять: ну, испугался, с кем не бывает? Только… зачем?! Врата пришлось бы открыть в любом случае! Можно ведь было и подождать, и тогда…
Теперь уже никто не узнает, что было бы тогда. Начинку тоннеля, скорее всего, раздербанят и отправят на переплавку или превратят в очередной аттракцион типа «Назад в СССР». А Новый мир профессора Плетнева так и останется красивой легендой, несбыточной мечтой. Но и это ненадолго. В этих стенах мечты умирают быстро…
Антон посмотрел на друзей. Ким сидел на самом краю скамьи, у стены, сложив руки на груди и уставившись в одну точку. Видно было, что мысли его сейчас рядом с братом: вояки вытащили Бориса из тоннеля на носилках и закинули в салон реанимобиля. Включив сирену, он умчался еще до того, как их повели в автозак.
На другой стороне скамьи дремал Соло. Иногда он открывал глаза, поправлял съехавшие на кончик носа очки и проверял, не отклеился ли крестик из пластыря, закрывающий рану на лбу. Интересно, что скажет Иосиф Маркович, когда увидит сына в таком виде? Антон улыбнулся, представив себе эту встречу. Нет, отлучение от синагоги ему не грозит! Но допрос с пристрастием обеспечен.
Жанна спала, положив голову на колени Соло, временами всхлипывая и вздыхая во сне, как маленький ребенок. Когда их привезли в СИЗО, она долго металась по обезьяннику запертой в клетке львицей. Потом умостилась между Антоном и Соло и сидела, держась за край скамьи, пока не начала клевать носом. Устав бороться со сном, в изнеможении упала на руки парней. Антон осторожно положил ее ноги рядом с собой, а Соло притворился подушкой. «Спасибо!» – пробормотала она, засыпая.
Антона тоже одолевала дрема. Пару раз он проваливался в забытье, но тут же просыпался – ломило выкрученные во время ареста плечи. Да и мысли – одна тяжелее другой, никак не выходили из головы.
О чем Глеб разговаривал с мэром? Они разве знакомы? А что значат эти странные слова: «Вы обещали…»? Думать об этом совершенно не хотелось: подозревать самого близкого друга в предательстве Антон не мог. Сосредоточился на текущем моменте.
А момент был не самый лучший.
Если Бивень не блефует и у него есть… информатор, придется брать всю вину на себя. И это не обсуждается. Только, какую статью ему на этот раз пришьют? Неужели и впрямь заведут дело о терроризме?! Программисты из ФСБ – ребята крутые. Но и они вряд ли что накопают: трояна, запершего на несколько часов плотину, уже и след простыл. А прибора, читающего мысли, они еще не придумали.
Вот если бы на них работала незнакома…
Антон нахмурился: если девица из команды мэра (Жанну знает, у Абрамова в машине сидела) – надо держаться от нее подальше. Ангелы – они ведь разные бывают, не только белые…
Жанна заворочалась, широко открыла глаза и уселась на скамье солдатиком.
– Ой, простите! – поправила взлохмаченные волосы. – Не заметила, как вырубилась.
– Без проблем! – улыбнулся Соло. – Я бы еще полжизни так просидел.
– Полжизни? Чё так мало?
– Ну, надо же и деньги на семейную жизнь зарабатывать.
– Размечтался! – ехидно фыркнула Жанна.
– А как же поцелуй в тоннеле?
– Забудь! Не было ничего, понял?
– Жаль! – вздохнул Соло.
Жанна встала со скамьи, потянулась и подошла к решетке.
– И долго мы здесь будем торчать? – врезала она кулаком по железным прутьям, и вся конструкция завибрировала. – Пустите, мне в туалет надо!
– Я щас кому-то постучу! – угрожающе рявкнул динамик дежурного.
– Мне что, обоссаться здесь?! – заорала Жанна, вцепившись в железные прутья.
– Правда, офицер, – присоединился к бунту Соло, – это не гуманно! Мы сидим здесь уже почти три часа, а нам даже воды не дают попить.
– Вот и не дайте друг другу умереть! – Вслед за грязной шуткой из динамика раздался дружный мужской хохот.
– Вот же сука, а! – скрипнула Жанна зубами и тряхнула решетку. – Выйду отсюда, я вам устрою шоу Бенни Хилла! – Она упала на скамью, сунула ладошки между ног и стала раскачиваться взад и вперед, легонько постанывая.
Антон встал, подошел к решетке и уткнулся лбом в холодные металлические прутья. Опять он здесь, в этой клетке. Только теперь не один, а вместе с друзьями. И что бы там ни сделал Глеб, это он привел их сюда. Его гордыня, его самоуверенность.
– Простите, ребят, – повернулся он лицом к друзьям. – Надо было послушать Соло. Мы бы сейчас здесь не сидели.
– Да ты че, Антон! – вскинулась Жанна, блеснув глазами. – Все, просто офигенно! Форт Боярд отдыхает! Мы здесь из-за этого хлюпика, – сорвалась она со скамьи и нависла коброй над Глебом. – Ты какого хрена свет вырубил, мудила конопатая?
Глеб угрюмо молчал, отвернувшись к решетке.
– Че, язык проглотил? Из-за тебя Борис чуть не умер, нас – в клетку заперли, а он теперь Му-му из себя строит! – продолжала наезжать Жанна.
Антон не вмешивался. Хоть и не нравятся ему эти методы, по сути она права: сорвал операцию – должен за это ответить. Но Глеб, как загнанный в угол зверек, только еще больше съёживался и шмыгал носом.
– А может ты крыса, а? – удивляясь собственной догадке, спокойно произнесла Жанна. – Парни, да он же крыса! Это он стучал на нас Абрамову и тебя, Антон, на пятнадцать суток из-за него посадили. – Глаза у нее расширились, и она медленно выпрямилась во весь рост. – Иуда, – сказала тихо и попятилась, словно увидела огромного паука.
Сколько раз за прошедшие месяцы приходили Антону на ум эти мысли. Сколько раз он гнал их от себя, боясь, что тень недоверия разрушит их дружбу. Придумывал сотни оправданий, обвинял себя в паранойе. И вот это случилось – они прозвучали вслух и повисли в воздухе, как шаровая молния.
Он смотрел на друга и ждал… нет – хотел, чтобы тот возмутился, начал кричать и оправдываться. Но Глеб молчал. И это молчание было громче всяких слов…
Когда Жанна с криком «Убью!» накинулась на Глеба с кулаками, Антон даже не пошевелился. Черной бестией она парила над ним, осыпая градом ударов голову и плечи, норовя вцепиться в лицо, шипя, как взбешенная кошка.
Глеб уворачивался, отбивался руками, но острые девичьи коготки то и дело оставляли кровавые отметины на его лице и кистях. Остановить ее было некому: дежурный то ли отвлекся, то ли посчитал эксцесс несущественным. Ким сидел, прикрыв глаза рукой, а Соло наблюдал за экзекуцией с кровожадным удовольствием.
– Ну все, все, хватит уже! – заорал отчаянно Глеб, видя, что никто не приходит на помощь. – Это я, я говорил Абрамову про ваши выходки! И про тоннель тоже я рассказал! Что вам еще надо?!
Жанна опустила руки и встала королевой ринга: взгляд восторженный, волосы распущенные, грудь высоко вздымается.
– «Говорил»? – ухмыльнулась она. – Нет, ты не говорил, ты – стучал! Сука продажная! – въехала она предателю в бедро грязной ботфортой.
– А что бы вы сделали на моем месте?! – крикнул Глеб хриплым голосом. – Ваша семья жила в бараке, где зимой приходится спать под тремя одеялами в обнимку с бутылками горячей воды? А когда пенсии матери хватает только на еду, а лекарства купить не на что? – Он смахнул рукавом выступившие слезы, оставив на лице грязный след. – Младшая сестра третий год ходит в школу в обносках… Каждую зиму лежит в больнице, потому что дома холод собачий… Ест одни макароны и гречку.
– Все так живут! – парировала Жанна. – Никто же не становится стукачом! Только такое дерьмо, как ты! – плюнула она в Глеба и с победным видом уселась на скамью.
– Что ты знаешь о всех? – крикнул Глеб, утеревшись. – Пять лет тусила в Британии на казенных харчах! Каждое лето летаешь на Мальдивы, в Египет… куда там еще? Живешь на папины деньги, жилье снимаешь, где хочешь… Сколько твои шмотки стоят, скажи, только честно?.. То-то же! – Горькая улыбка исказила его лицо: – Что ты, вообще, здесь делаешь? За что борешься? У тебя же все хорошо!
Выслушивая упреки, Жанна кивала головой и посмеивалась, закатывая глаза. И только на последний вопрос ответила серьезно, не отводя взгляда:
– Было бы все хорошо, не пришла бы. И вообще… Если ты думаешь, что счастье в шмотках и Мальдивах, то сильно ошибаешься.
Антона мутило. Хотелось уйти, спрятаться где-нибудь, чтобы не видеть и не слышать происходящего. Но куда здесь уйдешь? Придется пить этот коктейль из жалости и омерзения, пока не раскидают по камерам. А если в одну?..
Преодолев отвращение, спросил:
– И что тебе пообещали за… информацию?
Глеб снова отвел глаза к решетке и помолчав, ответил угрюмо:
– Квартиру в городе, двухкомнатную. Перевод на бюджет в институте… Еще обещали оплатить лечение матери в областной клинике… Онкология у нее, вторая стадия.
– И ты ему поверил?
– Когда тебе расквасили морду и душат ёлочными гирляндами, выбора не остается.
Новогодняя картинка с квартиры Глеба живо встала перед глазами, разбудив давно забытое чувство ненависти. Он знал, что Бивень ради власти пойдет на все. Но одно дело рыться в городском бюджете, другое – в человеческих душах.
Антон с усилием потер шею, сунув руку за воротник.
– Погоди, а… С рекламным роликом тогда как вышло?
– Чисто по глупости: закинул в ВК фотожабу с подписью: «И грянул гром!», они тут же на меня вышли и давай наезжать.
– И что ты?
– Ничего им не сказал… Вот они и заслали «Деда Мороза»…
Громыхнула входная дверь СИЗО и перед стойкой аквариума появились трое: начальник городской полиции, отец Жанны и худощавый высокий франт с элегантным портфелем.
Франт достал из портфеля какую-то бумагу и показал дежурному через стекло. Тот, согнувшись в три погибели, испуганно посмотрел на документ, на полковника и тут же схватил в руки трубку проводного телефона. Что-то прокричал с хмурым видом и встал во весь фронт, как на параде.
Через секунду в коридор забежал сержант и, гремя связкой ключей, стал открывать двери камеры предварительного заключения. Тройка уже направлялась к обезьяннику, когда двери отворились и охранник выкрикнул по привычке: «Майер, на выход!»
Подошедший полковник метнул на подчиненного испепеляющий взгляд и с заискивающей улыбкой обратился к Жанне:
– Вы свободны, Жанна Сергеевна! Выходите, пожалуйста.
Жанна сидела королевой, закинув ногу на ногу и задрав испачканный косметикой подбородок.
– А остальные? – зло прищурилась она.
Полковник повернул растерянное лицо в сторону отца бунтовщицы. Тот недовольно поводил челюстью и молча посмотрел Антону в глаза.
– Все в порядке! – улыбнулся Антон Жанне. – Иди. Ты же знаешь: ничего плохого с нами уже не случится.
– Ладно парни, – Жанна поднялась со скамьи и посмотрела на всех кроме Глеба. – Не скучайте тут без меня. – Потом подошла и обняла Антона, прислонившись щекой к его плечу. – Не переживай, – сказала негромко. – У нас здесь тоже неплохо. – Она отступила на шаг и улыбнулась задорно: – Иногда даже весело, – никакого Нового мира не надо!
Сложив руки на груди и гордо вскинув голову, она вышла из клетки и, словно модель на подиуме, зашагала по коридору.
– Спокойной ночи, Громов, – грустно посмотрел на Антона отец Жанны и вместе с сопровождающими отправился к выходу.
Пока охранник возился с дверью, Антон пристально смотрел вслед удаляющейся тройке, схватившись руками за железные прутья. Они еще не дошли до середины коридора, как Антон крикнул вызывающе:
– Тем, кто ложится спать, спокойного сна?
Скрип дощатого пола под ногами уходящих затих. Отец Жанны развернулся лицом к Антону и, не выпуская рук из карманов плаща, уверенно кивнул:
– Спокойная ночь!
Расплывшись в улыбке, Антон опустил голову и помотал головой. Нет, не может этого быть!..
А если может, что тогда?..
– Стойте!!! – крикнул Антон, навалившись на решетку, но было поздно. Тройка скрылась за углом и в коридоре снова воцарилась тишина.
В голове у Антона словно причудливый механизм завелся. Он щелкал, верещал многочисленными поршнями и затворами, выстраивая в логической последовательности события, домыслы, факты…
Если хранитель ключа – отец Жанны, то разговор в машине и речь на траурном митинге после сегодняшней ночи выглядели логично: нет лучшего места для укрытия, чем у врага под носом.
Пробираться в тоннель в одиночку – дело гиблое. Пришлось пойти на риск и подключить к эксперименту Антона и его друзей. Вот тут-то и пригодился замок Райды (или Яг-Морта), чтобы показать им устройство тоннеля и дать ключ активации. Только что-то пошло не так и хранителю пришлось перенести игру в офлайн…
Стоп!.. А не он ли тот самый анонимус, что скинул им компромат на Бивня? Кто еще имеет доступ к таким документам!
– Дела-а-а, – сказал самому себе и от души рассмеялся.
– Ты в порядке? – поинтересовался Соло.
– Все нормально, брат! – оглянулся Антон и подмигнул другу.
Он повернулся к решетке и оторопел: прямо перед ним, на расстоянии вытянутой руки, стояла девушка-ангел. Она смотрела на Антона своим загадочным взглядом и ему казалось, что он чувствует ее холодное дыхание на своем лице.
Антон выдохнул и помотал головой: ангел в машине у мэра – нонсенс… Стоит и пялится, каракатица. Думает, испугала? А вот хрен тебе!
– Чё надо? – бросил через губу.
– Райда не враг. Должна Силтау беречь она, – прозвучал тонкий, почти детский голосок.
– Райда? Та самая? – ухмыльнулся Антон. – Приятно познакомиться, Меркатор. Извини, латы забыл одеть.
Ни один мускул не дрогнул на ее лице, будто ерничанье Антона ее не касалось. Это было уже слишком!
Антон посмотрел серьезно и выпалил без обиняков:
– Ты зачем пса на меня натравила?
– Антон, – раздался за спиной встревоженный голос Соло, – тебе надо поспать…
– Зачем?
– Ты уже сам с собой разговариваешь…
Брови у Антона полезли на лоб. Он зажмурился и с силой потряс головой. Осторожно открыл глаза: девушка по-прежнему стояла напротив.
– Хорошо, – сказал, как можно спокойнее, продолжая смотреть в немигающие глаза с ледяными зрачками, – сейчас лягу.
«Пускай, – подумал Антон, – попробую поговорить с этим призраком. Только бы в дурку потом не упекли».
Он сосредоточился и произнес про себя мысленно:
«Не знаю, кто ты… Но если пришла, ответь: профессор Плетнев – твоих рук дело?»
«Убить Силтау хотел он», – эхом отозвался голос незнакомки в голове, и Антон поежился от неожиданности.
«Как это, «убить»? Взорвать, что ли? Зачем?»
«Он – старейшина. Память Нового мира ему дана. Но старый мир сильнее стал»…
Антон задумался. То, что профессор Плетнев был как-то причастен к эксперименту, он понял еще из беседы в парке. Только непосредственный участник секретного проекта мог знать и его историю, и о существовании спецгруппы в нашем мире. Но что значит «главный»? Руководитель? Зачем тогда взрывать тоннель? Может, создатель разочаровался в своем творении?
Антону казалось, что он думает «тихо», но девушка утвердительно кивнула.
«Ну хорошо, – продолжил он, видя, что от собеседницы ничего не утаишь, – зачем убивать-то сразу?»
«Райда не убивала».
«Ага, – ухмыльнулся Антон, – это не я, это моя собака».
«За́рок не убивал. Имена хранителей врагам открыл он, и проклятие Яг-Морта постигло его».
Скептическая улыбка заиграла на лице Антона.
«Это который из Варкрафта?»
«Яг-Морт – дух Силтау».
Час от часу не легче! Только одного Яг-Морта вычислил, как уже и другой нарисовался. От разговора в чуме шамана до сих пор мороз по коже, а тут… Как же все запутано! Руководитель эксперимента подставил своих товарищей, чтобы уничтожить переход, а духи, которым тоннель даром не нужен, его защитили!..
«Но если хранителей убили, кто дал мне ключ?»
«Один жив остался».
«И кто он?»
«Не знаю. Райда Силтау беречь должна»…
Ну вот! Теперь картина более-менее ясна.
Профессора оставили здесь, чтобы следить за ходом эксперимента. Ему поручили активировать переход в Новый мир, когда ситуация созреет. Чтобы не рисковать, ключ доверили не ему, а группе хранителей: в час икс один из них должен был связаться с Плетневым и передать код. Но ничего не вышло: общество деградировало все сильнее, и профессор принял единоличное решение – закрыть переход навсегда. Метод он выбрал радикальный: сдал хранителей Абрамову, зная, что те скорее умрут, чем откроют тайну ключа. Так оно и случилось.
Узнав о смерти сотрудников, последний из хранителей затаился и, на случай своего провала, передал ключ Антону. Знал ли он, что Плетнев виновник смерти его товарищей? Скорее всего, нет. Но от духа Силтау свои планы профессору скрыть не удалось: протокол ликвидации, запущенный в случае несанкционированного проникновения в тоннель, мог разрушить его древнее жилище. Водителю, игравшему роль связного в этой истории, не повезло: он увидел то, что смертному видеть нельзя…
С профессором все понятно. А вот кто такая Райда? Из конкурирующей организации? И, зачем было постороннего человека собакой травить, да еще и аварию устраивать?
«Ты не хранитель. Когда ключ узнал, Яг-Морт проклятие посылал», – ответила Райда на незаданный вопрос.
Антон поморщился: трудно привыкнуть к тому, что кто-то все время подслушивает твои мысли. Но смысл в ее словах есть: ключ активации – великая тайна. А он носился с ним по городу, как дурень с писаной торбой!
«Значит там, на перекрестке, ты меня спасла?»
«У Райды нет силы против Яг-Морта. Тот, кто с тобою, помог».
«Кто это?» – удивленно вскинул брови Антон.
«Знать сам должен».
Антон немного помолчал и спросил:
«Ну хорошо. А в парке, что это было?»
«За́рок спасал».
«Не верю: твой За́рок мне всю куртку в клочья изорвал!»
«Стрелы Яг-Морта убить тебя могли. За́рок стал его добычей взамен».
«Собака… За́рок умер?! Прости, я не знал».
Антон замолчал, вспоминая, как бежал от собаки по парку и ее странную реакцию на его куртку. Бедный пес…
«Почему ты с мэром? Он же враг!»
«Он Силтау вред принести может».
«Понятно – под прикрытием работаешь».
Девушка слегка наклонила голову и вопросительно посмотрела на Антона.
– Ладно, проехали… Дальше-то что делать будем?
– Ты у нас спрашиваешь? – возмутился Соло. – Это у тебя надо спросить. Ты же у нас гений планировки.
Антон только сейчас понял, что заговорил вслух.
– Извините, парни, это я так, риторически, – улыбнулся он друзьям и снова повернулся к решетке, рассчитывая продолжить разговор.
На месте девушки, скривив в ехидной улыбке рот, стоял знакомый охранник.
– А я тебе что говорил, Громов? Не прошло и года! Дальше все, как ты любишь: изолятор, распределитель, камера с открытым толчком. – Он сунул в замок ключ, открыл двери нараспашку и громко скомандовал: – Задержанные, на выход! Встаем лицом к стене!
Парней определили в общую камеру, а Антона повели дальше по коридору. В самом конце, за стандартной тюремной дверью с глазком и окошком для кормления, его ждала узкая и холодная одиночка.
Какая честь!
Замок прогремел уже давно, а он так и стоял, заложив руки за спину, глядя в небольшое узкое окошко, закрытое мощной стальной решеткой. Едва различимый свозь грязное стекло, кусочек розовеющего утреннего неба притягивал взгляд, и Антон подошел ближе.
Как странно, думал он: там, за этими стенами, мы не обращаем внимание на эту красоту. Но как только оказываемся за решеткой, нет желания более горячего, более непреодолимого, чем снова увидеть небо во всю его ширь.
Но что оно такое – небо? Мы ведь не птицы, чтобы парить в нем, и не легковесные облака, чтобы плыть по его лазури. Тысячи тварей, живущих с нами рядом на этой планете, никогда не поднимают глаз к этой бездне – страшно!
Только человек не боится и зачем-то смотрит ввысь, будто чего-то ждет от неба, чем-то с ним связан…
Антон присел на дощатую кровать, намертво приделанную к стене. Напротив – крохотный столик и облезлый табурет, справа в углу, у дверей, – параша. Голова кружилась, в желудке сосало, ноги гудели, как под напряжением…
Новый мир. Если он и есть, то такой же недостижимый, как и небо. Еще недавно они стояли на его пороге и ждали, что вот-вот и отворятся врата, и они войдут в новую жизнь, увидят других – красивых, добрых, честных людей! Антон представил себе эту картину, и горькая усмешка исказила лицо: таких, как они, в Новый мир без намордника не пускают…
«Нет, все-таки правильно сделал Глеб! – подумал Антон и сам удивился своей мысли. – Неважно, от страха или из корысти – правильно. Мы еще не готовы… Никто еще не готов».
– Не будет никакого Нового мира, пока мы сами не изменимся, – произнес он вслух и опустился головой на голые доски карцерной шконки.
Слова прозвучали как приговор, но принесли умиротворение. Глубоко вздохнув, Антон закрыл глаза и мгновенно уснул.