Она отвела взгляд и призналась:
– Я всё ещё хочу танцевать, но правило есть правило, – она попыталась увести тему, поскольку ей стало слишком хорошо в компании перевёртыша, а это немедленно нужно было прекратить.
– Ах, мне ясно. Ты хочешь, чтобы я, могущественный царь, всячески унижавший тебя в прошлом, сейчас встал на колени?
– Я всего лишь хочу танцевать, – засмеялась Моргана. – Хотя, признаться, коленопреклонный северный царь – зрелище моей мечты.
– Следуя за мечтой, приходится многим жертвовать. Обычно.
Моргана молчала, ожидая продолжения.
– В твоём случае, – Классик придвинулся к ней так, что отгородил от зала, – нужно не так много.
– Ты едва ли не сама откровенность, – не могла не сказать она, изобразив улыбку. На самом деле ей стало страшновато. Стало быть, нужно скрыть страх, но оставить взволнованную дрожь, чтобы перевёртыш решил, что ей владеет возбуждение. Но как этого добиться, да так, чтобы не сдали нервы?
– Если я опущусь перед тобой на колени, – продолжал Классик. Он говорил тихо и достаточно нежно для перевёртыша. Придвинувшись ещё ближе, он взял её руку и сплёл с её пальцами свои, – я дам тебе аванс, который не позволю вернуть.
Он собирался поцеловать её, и она почти подставила губы, но вовремя опомнилась и повернула лицо в сторону. Тело уже ныло в предвкушении удовольствия, и Моргана особенно остро почувствовала притягательность Классика, когда выскальзывала из его объятий.
– Тогда мне стоит пропустить пару-тройку танцев. Не хочу наделать глупостей.
– Ты можешь остаться без танцев, но я – не люблю менять планы на вечер, – тихо, рокочуще проговорил Классик и, взяв её за руку, перемахнул через перила. Моргана мгновенно поняла, что происходит – её похищают.
Если бы она была нежной крылатой, беспомощным человеком, уязвимой фиткой или даже смиренной сереной, женщиной-перевёртышем, это было бы не так смешно. Моргана захохотала. Она же дочь дракона! Да она выберется почти из любой переделки!.. Пусть по частям, но выберется!
Классик же неумолимо тянул её по улицам и взлетел с ней на крышу, не слишком покатую. Там он обнял её и закружил в танце. Перевёртыши были способны танцевать даже на отвесных скалах – это была их особенность. Эскортесс такого дано не было, и небольшая опасность упасть и испортить платье своей кровью чуть щекотала ей нервы. Она продолжала смеяться своим чувствам и Классику.
– Смейся-смейся, бестия. Сколько ты ещё будешь смеяться?
Классик поцеловал её. Какое счастье, что Бог, забрав чувствительность к боли, оставил при этом умение получать физическое удовольствие! Да она самая счастливая женщина на свете!
Он раздевал её прямо там, на крыше. Луны уже почти полностью слились. Острый рог розовой луны ещё на добрую половину выглядывал из-за младшей голубой луны. Моргана, наслаждаясь тишиной, ночью, и видом двоелунного хождения, когда вдруг, нечаянно для себя подумала о том, что нижний край младшей голубой луны сегодня не поднимется до уровня розовой. Полного слияния не будет. Это как-то отрезвило её. Дало понять, что тянущее чувство в груди – тоска. А тоска её может быть только по одному мужчине – по Брайану.
Она выпрыгнула из объятий Классика и перемахнула через переулок на другую крышу. Платье ещё оставалось на ней – нужно было только поднять его и застегнуть.
– Ты не платил аванса! – крикнула она, оправдываясь. Но перевёртыш уже был в шаге от неё и поймал её запястья своими руками.
– И потом, Сапфир, да и все южане решат, что ты избегаешь своего заклятого врага.
Классик, собиравшийся было поцеловать её шею, застыл. Затем стал смеяться. Моргане опять показалось, что она в тот миг на грани того, чтобы влюбиться – Классик смеялся неожиданно… потрясающе, неописуемо. Заразительно, потому что Моргана тоже начала смеяться. Она продолжала посмеиваться, натягивая на плечи платье и смотря на перевёртыша. Классик, взглянув на неё с улыбкой, взял за руку и с силой усадил на крышу, а затем и сам сел рядом.
– Малышка, ты только представь… – с улыбкой говорил он. – Я ведь приехал не только ради Сапфира, и ведь совсем не ради тебя… А как поменялись приоритеты!..
– Прости.
– Твоей вины здесь нет. Я всегда знал – притяжение полов нельзя игнорировать. И никто не застрахован от ошибок. Будь тебе двести лет или двести тысяч, миллионов лет… Старики вроде нас не становятся холоднее разумом и сердцем… фиты – да. Но мы, что крылатые, что перевёртыши, что люди… становимся только чувствительнее. Чем мы старше, тем мы эгоцентричнее, тем легче нас задеть. Впрочем, это справедливо для тех, кто не спит по миллиону лет между пробуждениями. За время сна у них восстанавливается сила духа, выносливость сердца. ******** крылатые…
Моргана потянулась к нему и, приобняв его, положила подбородок ему на плечо:
– Говори-говори.
– Моргана.
– М?
– Ты ведь не влюбилась в меня, так? – он повернулся к ней и вгляделся в её глаза. – Что там? Неужели ничего нет?
Он положил руку на её грудь и легко надавил, заставил лечь. Она повиновалась, и он склонился к её лицу.
– Почему оно бьётся так быстро? Почему же тогда ты не сдаёшься на мою волю?
Моргана чуть нахмурилась. Если он будет продолжать думать в этом направлении, то сможет найти правду.
– Видишь те две луны? – она вытянула руку и указала на соединение лун пальцем: – Они скоро разойдутся. Как мы с тобой. Но дело даже не в том. Видишь ли, Эсцетерион не всегда, но в эти ночи ходит ниже Дитрии на…
– Эта планета ещё молода. Через несколько тысяч лет Дитрия удалится, а Пралуна с Эсци-сёстрами приблизятся, так что и соприкасаться перестанут с розовой. Сейчас уникальное время…
– Я хочу сказать… тебе нужна женщина твоего вида и твоего уровня, Хоакин, милый.
– А я хочу сказать, что такой женщины не может быть уже никогда.
Классик хотел сказать что-то ещё, но проглотил это. С каждым столетием тайн у старейшего из известных перевёртышей становится всё больше. Оттого невольно станешь либо невпопад разговорчивым как Сапфир, либо молчаливым.
– Мне нужно вернуться и сделать то, зачем приехал, – сказал Классик и поднялся, начал приводить себя в порядок.
– Прежде чем делать свои дела, выпей с моим отцом, а то мне кажется, что с начала вечера ты так и не получил ни крошки удовольствия из-за меня.
– Это верно. Но ты… вправду стала ещё красивее.
– Спасибо.
Классик улетел. Моргана спешно собиралась. План провалился полностью, и она должна быть в зале, чтобы вовремя прикрыть Сапфира от удара, если он всё-таки последует.
Платье сидело уже как-то не так, а туфли значительное время пришлось искать по улицам и крышам, но на бал она вернулась вовремя и в том же виде, что и исчезла.
Классик, спокойный, в отличном расположении духа, обманчиво-мягкий даже, разговаривал в присутствии Брайана с одним из крылатых. Собирался выяснить детали, чтобы заключить потом более выгодное торговое соглашение.
Разговоры при появлении Морганы опять стихли, и Классик обернулся к ней. Моргана скромно поклонилась ему и подошла к Эрику Бесцейну, стоявшему в кругу людей.
– Желаю танцевать. Составите мне пару? – предложила она первая. На неё всё равно смотрели как на проститутку, так что скажи она что угодно, это бы не слишком шокировало людей.
– Жена рассердится, если узнает, что я целовал ваши туфли, – покачал головой будущий император, при этом виновато улыбаясь.
– К чёрту правила. Скажете жене, что ради неё я вас простила. Пусть ваши поцелуи принадлежат той, кого вы любите сильнее.
– Тогда позвольте вашу руку, – и Эрик вывел Моргану в центр зала.
– Что я пропустила? – быстро спросила она, пользуясь тем, что вокруг ещё никого нет, и никто не может их подслушать.
– Почти ничего. Сапфир вышел как раз перед возвращением Классика. Тот сразу же подошёл к Ксениону и поговорил с ним. Затем двинулся к Ханту и он, Хант, представил Классика отцу Брайану. Его Святейшество наверняка познакомил царя с двумя-тремя будущими деловыми партнёрами… в точности я не знаю. Сапфира ещё нет.
– Спасибо, – серьёзно поблагодарила эскортесс и стала расспрашивать человека о его жене. Тот рад был рассказать о супруге, а точнее пожаловаться на неё и одновременно выказать гордость этой женщиной. Моргана, несмотря на то, что при ней нахваливали другую даму, слушала с удовольствием и интересом, и, как оказалось позже, тем завоевала Эрика Бесцейна как может быть и не друга, но как доброжелателя.
Поскольку танец закончился, а Сапфир не вернулся, Моргана решила пойти на небольшую хитрость, но не знала, удастся ли она или же нет. Она собрала вокруг себя больше поклонников и стала провоцировать веселье, шутки и розыгрыши. Так она могла привлекать к себе максимум внимания, громко смеясь и восклицая время от времени. Хитрость удалась, но не с тем, с кем надо. К ней подошёл сам Брайан. Он крепко взял её за плечо и вывел из толпы мужчин, шепча на ходу:
– Вы соображаете, что творите?! Придите в себя. Сколько можно так вызывающе себя вести?! Вы всё испортили! Отправляйтесь домой. Немедленно.
Моргане нечем было возразить. И нечего было сказать. Возникла лёгкая паника, но женщина собралась с духом и сказала:
– Я ещё не всё сделала, что должна была. Я исхитрюсь, я сумею.
– Зачем? Сапфир уже уехал.
– Правда?
– Правда.
– Это совершенно точно?
Брайан чуть помедлил с ответом, и Моргана оглянулась, чтобы убедиться, что Сапфир ещё не вернулся. Как раз в тот момент в дверях показался искомый ясновидящий. Классик его не видел и шёл прямо к Брайану и Моргане.
– Святоша вам надоедает? – ласково спросил Классик у эскортесс, а затем повернулся к Брайану. – А вам, что вам не понравилось? Женщина может развлекаться, чем пожелает. И, кстати, о развлечениях… – Классик взял её за руку. – На северо-восток отсюда, я слышал, есть чудесная роща. Как насчёт того, чтобы посетить её завтра нам с вами?
– Только вдвоём? – чуть дрожа, спросила Моргана. Она не удержалась и бросила взгляд на Сапфира. Тот очень медленно выплывал из коридора на яркий свет танцевального зала. Сапфир не спускал глаз с Классика и двигался плавно. Как зверь, готовый к прыжку. Как убийца, у которого в руке оружие.
От вида Сапфира у Морганы в голове вдруг всё спуталось. И это именно тогда, когда нужно было быстро решить, что сделать: отвлечь внимание Сапфира или же Классика, и каким именно способом это сделать.
Она, мучительно пытаясь сосредоточиться и как можно быстрее что-нибудь придумать, снова бросила взгляд на Сапфира. И этот взгляд, а так же усилившуюся дрожь заметили и Брайан, и Классик.
Старейший перевёртыш мгновенно обернулся. Вид крадущегося Сапфира его совершенно не обеспокоил. Реакция была такова: Классик, только на миг перестав смотреть в сторону Сапфира, поднял голову и расправил плечи, сделал небольшой шажок так, чтобы встать рядом с эскортесс, чуточку позади неё, и положил ей руку на талию. Его рука была тёплой и вовсе не напряжённой, но Моргана чувствовала – Классик в любой момент готов заслониться ей от противника.
Древние враги не боялись друг друга, но ожидали удара в любой момент.
Тишина стала совершенно невыносимой.
– Я подумаю над вашим предложением, Хоакин, – вздохнув, сказала Моргана. Она внезапно расслабилась, мысленно переложив всю ответственность за будущее на плечи Сапфира и Классика. Но не могла не подсчитывать жертвы на тот случай, если всё-таки всё сорвётся и древнейшие представители своих видов в этой Вселенной начнут кромсать друг друга. – Нет, дело не в том, что я недостаточно…
– Брайан, – отчётливо начал Сапфир, глядя, однако на Классика, – эскортесс хочет его. Что бы она тебе не говорила о своей любви, она всё равно хочет его прямо сейчас, даже находясь рядом с тобой. Такова её природа.
– Я подозревал это, – вполне мирно ответил Брайан. – Это как зверь, показывающий утончённую обходительность… что… не более чем случайность. Даже безумный крылатый не станет убивать себе подобного исходя из одного лишь желания – это не в его природе. И даже разумная эскортесс не сможет долго хранить тело от разврата. Это так же ясно.
Пока Брайан всё это говорил, Моргана не ощущала на себе его взгляда, только немного холодности, чуть разочарования и лёгкую отстранённость Его Святейшества. И сама только и могла делать, что смотреть на Сапфира. У неё в голове не могло уложиться то, как, какими надо быть крылатыми, чтобы предать её, чтобы так унизить. Она чувствовала стыд ровно до того момента, как начала испытывать гнев на этих двоих: Сапфира и Брайана. В ушах у неё зашумело и это чуть не помешало ей услышать дальнейшие слова Брайана:
– Но, однако, совершенства нет и в крылатых, так что же ждать его от эскортесс? Я верю, что Моргана Аргиад из любви ко мне, если уж не к Богу, не совершила греха. Есть грань, и она существенна, между желанием и действием. Я верю, что она не преступила эту грань. Скажи, эскортесс, сделала ли ты то, за что я должен тебя прогнать от себя?
– Я не согрешила, – тихо сказала Моргана.
– Посмотри мне в глаза, – попросил Брайан, – и повтори это.
Моргане было крайне тяжело посмотреть на Брайана. Чего она боялась? Что в глазах Брайана мудрость, доброта и… равнодушие? Этого не может быть! Святой всегда прославляем своей чуткостью и отзывчивостью.
И в глазах Брайана было всё и даже больше. В них были вера в неё и радость за неё. Он ей верил и видел в её глазах правду. И для него её жизнь и судьба были важны, будто бы Моргана для него не просто прилипчивая последовательница, а по-настоящему близкое, глубоко родственное существо.
Душа женщины, казалось, накрутив сотню петель между землёй и адом, воспарила к раю.
Классик и Сапфир очень тихо, почти одними губами, переговаривались. Сапфир, когда подошёл к ним, намеренно поднял максимально шокирующую тему и говорил громко, чтобы сосредоточить всеобщее внимание на Моргане. Пока Брайан показывал полное владение проблематикой вопроса, попутно доказывая свою правоту во всём и всегда, даже вопреки самой природе, Сапфир и Классик, страхуя тайну своего разговора, перешли на какой-то неизвестный язык. Они так и беседовали, мирно, тихо и очень уравновешенно, а Брайан понял, что уже можно снизить тон:
– Так что же тебя остановило? – со всей мягкостью спросил он.
– Остановило? – будто бы не поняла женщина.
– У тебя платье неправильно застёгнуто, – немного смущённо улыбнулся Брайан. Моргана оглядела себя и увидела, что пропустила две пуговицы на лифе.
– Он снял его с тебя полностью?
– Нет, – она накрыла не застёгнутые пуговицы ладонями.
Если Классик не снял платье Хайнека полностью, то, наверняка, это свойство платья не позволило Моргане согрешить. Женщина же об этом не знала.
– Так что? – спросил Брайан. – Как всё было? Поведай свою историю. Она может быть поучительна.
– Я… Брайан, он ведь похитил меня! – её глаза выглядели умоляюще. Она заговорила быстро-быстро, рассказывая о произошедшем, и он понял, что она очень хочет обелить себя перед ним как можно больше, несмотря на то, что он не выказал ей неудовольствия и гнева.
Стало быть, она очень боится и думает, что он всё равно накажет её. Или же она хочет показать ему, насколько верна и насколько любит его. Он убедился в последнем, когда выслушивал ту часть её рассказа, где она упомянула возникновение его образа перед глазами. С этого момента она стала клясться, безотчётно, горячо, в своей бесконечной преданности Брайану и часто-часто всячески стала повторять, что любит его.
Брайан слушал всё, стараясь сохранять в выражении лица и глаз, во всех движениях тела ласковое расположение к ней. Исповедник в прошлом, он не мог не быть скептиком и подвергал сомнению каждое слово Морганы, что, однако, не мешало ему чувствовать странное удовольствие.
Сапфир и Классик закончили разговор и разошлись по углам.
Тогда Брайан повёл Моргану к столу с напитками, где предложил немного келлера. Эскортесс, к его удивлению, отказалась от келлера и выбрала эйерн. Он и раньше замечал, что она не пьёт келлер, но только теперь, чтобы прервать её сладкие речи, спросил о причине.
– Так совпало, – объяснила она, – что именно келлер, спустя разное, всегда непредсказуемое количество времени внезапно вводит эскортов в полностью бессознательное состояние.
– Классик знал об этом?
– На севере все знают. И часто пользуются. Подлить эскортам келлера в бокал – весьма частая уловка и забава. Хорошо только, что из состояния довольно скоро можно выйти.
– Как думаешь, почему он не подлил тебе келлера, прежде чем похитить?
– Он и не собирался меня похищать, поскольку рассчитывал на мою сговорчивость.
– Это была странная ошибка для такого парня, как он. Не верил слухам о тебе? О том, что ты изменилась?
– Ты так спрашиваешь, будто… Не знаю. Обо мне ещё никто так не беспокоился, как ты.
– Теперь знаешь. Так отцы и матери заботятся о своих детях. Так и Единый заботится о нас.
– Ну, вопросов-то Он не задаёт.
– Задаёт. И приходится отвечать на них всей своей жизнью…
– Брайан, – прервала его Моргана. Выражение лица у неё сейчас было задумчивым и встревоженным.
– М? Я слушаю.
– Разреши я буду спать у твоих ног сегодня ночью.
– Что?
– Хочу быть к тебе ещё ближе. Тем более вся эта история с Классиком и Сапфиром меня порядком потрясла. А так мне будет спокойнее.
– Моргана-Моргана… – вздохнул Брайан. Сильвертон наверняка потребует, чтобы Брайан отправил эскортесс в северную столицу, Ллевеллу, уже после сегодняшнего вечера. Сапфир так некрасиво и таким методом использовал Моргану, что дал главе клана Сильверстоунов дополнительный стимул к тому, чтобы возжелать избавить Ньон от присутствия эскортесс. И если Брайан откажется отсылать Моргану, герцог пойдёт к Ксениону и заключит с ним, так или иначе, договор. Эскортесс продадут Классику, а там связь между ними практически неизбежна. Сильвертону плевать на чьи-то грехи, он будет рад, что он сам, его жена и сестра не будут видеть эскортесс.
Брайан покачал головой.
– Послушай Моргана, – начал было говорить он, но тут воздух вокруг стал непригоден для дыхания. Он был настолько ужасен и отвратителен, настолько груб, что Брайан замер и перестал дышать вовсе. Его тело вытянулось, стало совсем твёрдым и неподвижным. Каждый кусок тела стал восприниматься как холодный чужеродный предмет. Брайан решил, что он умирает и это окончательно. Почти последняя его мысль была о том, что он не может пошевелиться, чтобы взять крест в руку и поднести его к губам. Затем стало очень светло и темно одновременно.
Он услышал голос. Он был раздражающ и красив одновременно. Он звал его по имени, и Брайан ощутил острую боль – его тело мгновенно оплавилось, и кровь снова потекла по жилам.
– Моргана, ты ещё здесь? – позвал он и голос, красивый и действительно тревожащий, отозвался:
– Я здесь, Брайан.
– Я… ослеп, женщина. Подведи ко мне моего брата.
– Я здесь, – это был голос, очень похожий собственный. Только судя по всему, Роджер опять плакал. Это была личная особенность Роджера. Он был плаксой. Брайан тоже был бы таким, если бы не целый мир, сосредоточенный вокруг Бога.
– Я не уверен, Роджер, что моё время пришло.
– Да? – сквозь слёзы хохотнул брат. – А тут такое сияние было, что мы уже решили…
– Но я ещё с вами.
– И то верно. Отвести тебя домой?
– Сначала в первый храм Ньона.
– Ты хоть что-нибудь видишь?
– Свет и тьму. Сложно сказать как это. Моргана пусть танцует. Я приму её завтра.
«Если завтра для тебя наступит», – подумал Роджер.
В храме Роджер тихонько прошептал ему, что у него один глаз почти полностью чёрен, а другой совершенно нормален, разве что зрачок очень уменьшился и постоянно пытается расшириться, но ему будто что-то не даёт и он сужается обратно.
– Значит, это правда, – тихо отвечал Брайан. – Мой мозг умирает. Одним глазом я вижу ослепительный свет, а другим – почти полную тьму. Именно вижу, потому что я не ослеп. Думаю, мне осталось совсем немного. Роджер, я хочу, чтобы Бенедикт занялся Ньоном на моём месте. И хочу, чтобы вы: ты, Уоррен и Моргана, помогали ему так же, как мне.
– Брайан… – прошептал Роджер, опять давясь слезами.
– Помоги мне встать на колени. Я буду молиться. Жаль, что я не вижу этой красоты. Алтарь так прекрасен.
Брайан с трудом нащупал свой крест и поднёс его к лицу. Молитва творилась как никогда легко. Очень легко молиться, когда знаешь, что умрёшь совсем скоро, когда знаешь, что сделал всё, на что был способен, когда уверен, что выполнил свою миссию на земле.
Жаль было оставлять их.
Следующим утром он, проснувшись резко, и по привычке сразу встав с постели, распугал монахов, приставленных к нему.
Зато совсем скоро понял, что, несмотря на ярчайший свет в одном глазу, из-за которого невыносимо тяжело дышать и двигаться, другой глаз видит реальность, разве что воспринимает как кромешную тьму. Брайан поэкспериментировал; он попросил развести огонь поярче и выяснил, что нечётко, слишком близко видит пламя.
Казалось, что выколи он себе один глаз – другой будет видеть как раньше. Это определённый знак.
К нему вошли почти все родственники мужского пола.
Сильвертон, как и ожидалось, потребовал отослать Моргану.
– Она тебе тоже нравится, – сказал Брайан. Раньше он бы схлопотал за это от отца, несмотря на сан. Но сейчас он считался святым, он умирал, и мог говорить правду, как она есть, отбросив такт и куртуазность недомолвок и умолчаний. – Моргана Аргиад, эскортесс, умертвившая твоего сына, нравится тебе как женщина, и ты понимаешь, что ничего не можешь с этим сделать. Это тебе неприятно, любой поймёт. Ты предпочитаешь, чтобы над тобой властвовала только одна женщина и, желательно, менее властвовала, чем ты над ней. Это странно. Я всегда думал, что крылатый, который умеет повелевать другими, естественно примет вышестоящих. Единый – не в счёт. Как ты примешь указы нового императора? Как? Гордыня? Да ещё и похоть? Тебе есть чем заняться. Начни со смирения.
Герцог в ответ громко хлопнул дверью. Кажется этот жуткий грохот – это бедная дверь, упавшая вместе с косяком.
– Есть ещё кто-то, кто хочет мне что-то сказать?
– Он поедет к Ксениону и потребует убрать её, – сказал Сапфир.
– Да, скорее всего.
– Ты не станешь ничего делать?
– У меня уже слишком мало сил и времени. А ты? Станешь делать что-то для неё? Ты её опозорил, ты виноват перед ней.
– Она, при всей её… полезности, сделала то, что от неё требовалось, и, при этом, достаточно уже намутила воды и ещё может… А я хочу поспешить с коронацией нового императора, – негромко продолжал говорить Сапфир.
– У меня нет возражений, – Брайан говорил о коронации. – Но… это из-за Классика?
– Не только, – Сапфир правильно его понял. – Хочу, чтобы именно ты собственноручно короновал его. У меня нехорошее предчувствие.
– Предчувствие? Что за дурной выбор слова?! Ты же ясновидящий. Разве ты не видишь?
– Я-то вижу, но совершенно не хочу понимать то, что вижу. Отказываюсь, скажем так, верить в это. Скорее, это случится всё равно, с моим участием или без него. Мне не изменить ни одной детали. Значит это воля Бога.
– Драгоценные слова. Ты слышал их, Роджер? Как там твоя вера?
– В полном порядке, Брайан.
– Тогда коронуем его.
– Не терпится умереть? – вроде как пошутил Роджер.
– Да, честное слово, да! Сложно представить, что конец пути почти рядом. Немного не верится.
– Ты счастлив? – недоверчиво спросил Тони откуда-то из глубины комнаты.
– Как можно быть счастливым, когда знаешь, что вы тут, грешники, без меня будете, чтоб вас, продолжать губить души?
– Клянусь, буду хотя бы этичен, – смущённо пообещал Тони.
– Какая разница-то? – поинтересовался Джереми.
Брайан не слишком грубо обозвал племянников и прогнал прочь. Встал на молитву.
Моргану он допустил к себе к вечеру. Та плакала и опять клялась, что всегда будет любить только его и ему принадлежит её душа до конца её жизни и даже после.
– Если мы встретимся на том свете, и ты и там будешь надоедать мне своими клятвами, я, думаю, сбегу от тебя куда-то ещё. Может быть, я поднапрягусь и отправлюсь в более высокие сферы, – сказал ей Брайан.
Эскортесс продолжала разводить сырость уже молча.
Тогда он спросил её:
– Одно из самых высочайших благ, это принять имянаречение от меня непосредственно. Почему ты медлишь? Думаешь, я не умру, не окрестив тебя? Ты ошибаешься.
– Я… – Моргана нервно хихикнула, – надеялась на это.
– Бог тебя не послушает в этом. Говорю же – у тебя есть всего пара-тройка дней. Решайся.
Она молчала.
– Решайся сейчас, – потребовал Брайан.
– Я не могу. После того, как у Него появится моё имя, я вроде бы буду и Ему принадлежать. А я хочу быть только твоей.
– Еретичка. Вон с глаз моих!
– Брайан! Пожалуйста. Я не привыкла иметь больше двух господ.
– Больше двух господ?
– Я предана единственному хозяину и больше, чем телом – Игрейне Пятой.
– Не Ксениону?
– Он глава клана, решает вопросы, как ваш Ричард Сильвертон. Но в сердце – Игрейна. Это как с вашим Сапфиром. Мы подчиняемся решениям Ксениона, но делаем это ради Игрейны.
– Мы не делаем ничего ради Сапфира. Он сам для себя создаёт всё, что ему нужно.
– Но если он потребует ради будущего сделать что-то, разве это будет не так, как если бы ты делал что-то ради него самого? И потом, Ксенион, как дракон-ящер, видит всё сущее иначе и точно знает, что нужно делать ради Игрейны и сделает для неё всё.
– Зачем? Прямо культ какой-то.
– Отчасти. Все говорят, что она похожа на Игрейну Первую.
Брайан не стал продолжать разговор на эту тему. С того мгновения он думал о том, что Ксенион способен на всё, чтобы короновать Игрейну Пятую и надо внимательно следить за тем, чтобы Эрик Бесцейн был жив и держался как можно дольше после коронации.
Он поделился своими мыслями с Сапфиром. Тот согласился с тем, что в целях Ксениона действительно есть коронация Игрейны Пятой, но успокоил:
– Игрейна ещё не готова для короны. Дракон Ксенион тоже знает об этом. Моргана права – драконы видят реальность в чём-то глубже, но и в чём-то… Ксенион умён, но вовсе не так, как перевёртыши или мы. Он умён иначе. Просто иначе. И он умеет выжидать. Некоторое время, несколько десятков лет ещё, он будет воспитывать Игрейну. И только затем начнёт планировать переворот. И это… если я ничего не сделаю. А я сделаю…
Брайан успокоился, но к его молитвам добавилась новая. А за неделю до календарной жары был выбран храм святого Эджа для коронации и Брайан почти сутками молился у алтаря.
Этот храм был выбран по двум причинам. Во-первых, он был самым большим в Ньоне. Во-вторых, в храме всё, от украшений до крупнейших элементов архитектуры, было семикратно и семичастно. Достаточно было сказать перевёртышам и исповедующим семибожие людям об этом, чтобы они восприняли храм Эджа куда положительнее, чем все остальные храмы вместе взятые.
День коронации подступил вплотную и Брайан отправился в ратушу, чтобы ещё раз обсудить все оставшиеся детали губернаторской деятельности с Бенедиктом. Почти все окружающие считали, что Брайан переживёт коронацию едва ли на день-два. Брайан был готов давно, но Бенедикт совершенно не был уверен в себе и святой должен был вселить решимость в кардинала Гурана. Но в тот день встретиться оказалось очень проблематично:
– На ступенях дракон Ксенион, – сообщил Уоррен тихо.
Брайан повернулся в ту сторону, откуда шла волна доброжелательности. Он-то думал, что это Бенедикт.
Ксенион стал подниматься вверх, к ним навстречу.
– Ваше Святейшество, добрый отец Брайан. Ребятки, – Ксенион так здоровался. Драконы вообще отличались оригинальностью. – Перевёртыши-цари хотят возвысить Эрика в глазах прочих… этих инуэдо и шипастых. Да и людей тоже… и южан. Хотят подарить Эрику Моргану. Говорят, мол, мы ему и власть, что солдат посильней, оружия значит, и все тайны мира, и денег, и девку дадим. Чтоб полный набор и уважать можно было.
– Повезло ему, – только и сказал Брайан.
– Да это всё мишура… про это и то… Классик всё равно тайн всех не выдаст, Рашингава всё равно всех ядов в склянках не переправит, а я-то должен отдать что имею. Жалко, очень. Но красивее её нет, это все знают. Да и на виду она всегда. В склянке или в голове её не сохранишь… пусть принадлежит тогда Эрику.
– Почему вы всё это сообщаете мне?
– Ты её держишь. Отпусти, – голос Ксениона звучал до сих пор так, будто его всё забавляет неимоверно. Но теперь голос дракона зазвучал серьёзно, пусть и лениво.
– Отпускаю, – Брайан почти пожал плечами, но они зашуршали.
– Не. Не отпустил.
– Эм… прошу прощения… – Брайан почувствовал неловкость. – …Как?
– Как отпустить? Да поверните его в её сторону. Да, вот так.
– Брайан, нет!.. – услышал он голос Морганы. – Ты же знаешь, на что меня обрекаешь! Не отпускай!
О, для этой женщины в нестрашном событии нашёлся-таки повод для сильнейших эмоциональных переживаний. Следовало бы ему уважать это, но святой уже чувствовал, как его время истекает и торопился сказать самое главное коротко:
– Прости Моргана, – извинился Брайан. – Но я должен тебя оставить. Ты достаточно много знаешь и в тебе достаточно воли и веры, чтобы самой отвечать за свои поступки.
– Но почему ты так уж должен меня оставить?! – напряжённо звенел её голос. Судя по всему, она готова была закричать.
– Я бы не сделал этого, если бы не знал, что ты сумеешь справиться со всем сама. Но тебе не нужны ни я, ни моя защита. И потом, я никогда не желал быть твоим хозяином. Я хотел быть другом, братом, отцом. Но не возлюбленным и не повелителем.
– Я не хочу.
– Ты должна. Цари во многом правы. Чем больше подтверждений избранности будет у Эрика, тем выше будет преданность ему среди…
– Нет! Не надо! Брайан! Нет! – она всё ещё неистово умоляла.
– Отпустил? – спросил Брайан у Ксениона.
– Вполне, – был ответ. Ксенион стал медленно спускаться к Моргане, стоящей, судя по звукам шагов и голосов, на нижних ступеньках. Шаг, ещё шаг. Моргана стала плакать совсем по-детски.
– Идём, малышка, – легко сказал Ксенион своей дочери. – Эрик будет хорошим хозяином. Он тоже по-своему добр. Со временем ты полюбишь его так же, как Брайана. Просто нужно, чтобы ты действительно принадлежала ему. А Брайан отказался от тебя. Ты же знаешь, ты никогда не могла принадлежать ему по-настоящему.
Голос Ксениона затихал, всхлипывания Морганы – тоже. Брайан понял, что ещё стоит без движения. Он поднял руку и вжал кулак в глазницу, ту, свет в которой не давал ему различать что-либо другое. Другим глазом он нечётко, но благодаря яркому солнцу, увидел силуэты. Ксенион уводил Моргану, обняв её за плечи и продолжая уговаривать.
Она обернулась. Была без покрывал. Из-за жары, наверное. Её глаза вспыхнули и погасли – она смирилась с судьбой.
«Но для чего всё это было нужно?» – спросил себя Брайан. – «Если всё так?»