– А.
– Говорят, крылатые переняли это у людей с южного материка ещё в те времена, когда только явились с Аконита. Так что мы тоже от людей переняли кое-какие обычаи. В основном недостойные.
– Когда ты так подходишь, с красными глазами, и ещё так спокойно рассказываешь… у меня мурашки по коже бегут. Я, пожалуй, пойду, – Моргана дёрнула, было, шаль, но листы под ней неизбежно сдвинулись со своих мест. Она с тревогой оглянулась на Брайана и куда аккуратнее подняла свою шаль: – Извини.
Брайан успел подойти, чтобы взять её за руку и помочь спуститься на пол. Моргана не спрыгнула, а соскользнула, и кипы бумаг вместе с ней слетели вниз.
– Извини, – опять сказала она, только Брайан не слышал. Ощущать её тело своим было неимоверно приятно. Он не помнил в то время ничего, что бы настолько же нравилось ему. С опозданием осознал, что взял её за плечи, чтобы не дать ей уйти и продлить новое удовольствие.
– Ну хорошо, – согласилась она, – можешь делать со мной что хочешь. В конце концов, это всего лишь платье. Хотя знаешь, я предпочла бы порку. Платье же от этого не пострадает.
Брайану уже было тяжело дышать. Он нервно сглотнул, облизнул губы.
– Мне нравится то, что ты говоришь, – сказал он, уже переставая анализировать свои действия.
– Что именно? – она продолжала стоять близко, но чуть отстранилась, тогда он придвинулся к ней вплотную и притеснил к краю стола.
«…Можешь делать со мной что хочешь…» – мысленно ответил он, а вслух сказал немного иначе: – Мне нравится, когда ты послушна и соглашаешься со мной.
– Я так поняла, что это нравится всем мужчинам. Для вас это естественно.
Крылатый едва не пришёл в себя после упоминания о других мужчинах. Он в своей голове обвёл глазами зал с розой, заглянул в глаза каждому из царей-перевёртышей, императору, и вспомнил Ральфа Оллуа.
– Ты отравила меня?
Моргана перестала дышать.
– Но как ты это сделала?
– Я не травила тебя, – непонимающе смотрела на него эскортесс. Она действительно не травила его. – С чего ты взял?
– Я странно себя чувствую.
Моргана освободилась и обвила его талию руками, затем прижалась к нему своим телом ещё сильнее. Это было… до того, как она потёрлась об него словно…
– Что ты делаешь?
Эскортесс потёрлась о ту часть его тела, которая, казалось, уже мало на что была способна. С поры юности он уже забыл об том, как именно ощущается одно из самых грешных удовольствий.
Он толкнул Моргану к двери. Глаза б её не видели! Заставить его испытать такое! Зачем?
– Зачем? – стараясь не впадать в панику, с напором спросил Брайан. – Зачем соблазнять меня? Хочешь остаться в Ньоне – оставайся. Но это, зачем?
Моргана, как ни странно, промолчала.
– Я не должен был этого испытывать. За мою тысячу лет… мне, чёрт бы тебя побрал, удалось так ничего и не узнать об этом!
– Но как же так?! – возмутилась Моргана. – Ты так реагируешь, будто бы я тебя тут невинности лишила! Знаешь теперь, название тому, что чувствуешь, ну и что? Понял, что просто хочешь меня, как и все. Даже не так, а: ты понял, что твоему телу мужчины требуется моё, женское. Но ничего же не случилось! Ты остался чист, как и был.
Брайан посмотрел на неё. Его мозг уцепился за одну идею:
– Это чувствуют все мужчины?
– Да.
– Ты уверена?
– Абсолютно.
Если подобное испытывают все мужчины, то они гораздо лучше, чем он думал о них. Он вспомнил, как Джулиан после первой свадьбы на человеческой женщине, почти не выходил из спальни. Он вспомнил, какими глазами иной раз смотрел отец на свою жену, Оливию, думая, что никто этого не замечает. И он понял, почему крылатые, даже такие мудрые древнейшие, постоянно посещают дома свиданий. Так что Роджер со своими многочисленными уловками и методами соблазнения просто был слабовольным в отношении к этому чудовищному напору желания. Да вся прошлая святость не идёт вообще ни в какое сравнение с тем, насколько сильного врага в себе приходится побеждать каждому мужчине, когда рядом женщина, красивая или любимая, может быть просто легко одетая и когда она так близко!
– Ну что? – Моргана отвлекала его от мыслей. – Брайан, ты в порядке?
– Я? Зная теперь чуть больше, думаю, что справлюсь, – и он через силу улыбнулся ей. – Иди ко мне, ближе.
Моргана сделала один шаг, другой:
– Чего ты хочешь?
– Позволить тебе обнять меня. Дружески.
– Ты сам себе не врёшь?
– В чём? Думаю, что ты права, и я должен был бы узнать об этом раньше. Теперь, когда я подумал, мне многое стало понятнее, – впервые за всю свою жизнь он говорил то, во что и сам не вполне верил. Была бы Моргана крылатой, то поймала его на мельчайшей доли лжи. Но если она в результате обнимет его, то врать окажется приятно.
«Господи!.. Я начинаю понимать своего распутного брата!»
– Я… рада за тебя, – нерешительно сказала женщина и обняла Брайана. Он прижал её к себе и некоторое время не отпускал. Заговорил, гладя её волосы и стараясь быть честным:
– Теперь, когда я знаю признаки, мне будет куда проще бороться. И, думаю, когда это стало моей проблемой, а не твоей виной или твоим умыслом, мы могли бы стать друзьями как прежде. Честно говоря, мне не хватало тебя рядом. В этот год, когда рядом не стало ни Роджера, ни Уоррена, ни тебя, и монашеская, даже вся церковная братия больше меня не поддерживает, я стал чувствовать одиночество. Я стал скучать по тебе. Кстати, все эти Каноны заставили меня смотреть на твой поступок тогда, с Ральфом Оллуа, иначе.
– Тогда чего же ты так злился? – напряжённо спросила она, взглянув на него исподлобья.
– Из-за множества вещей сразу, – уклончиво сказал он. Повёл её в сторону, сделал шаг, и Моргана снова оказалась между ним и столом. Закрыв глаза, он прижался к ней. Её волосы пахли сладко, как волосы крылатой женщины, но и пряно, как специи, и густо, как цветы, согретые солнцем.
– Брайан… ты что делаешь?
– Обнимаю тебя.
– Это значит, что ты сейчас не борешься с желанием.
– Да? – губами ощущать её волосы было тоже приятно. – То есть, тебя нельзя обнимать? Мне, да?
– Можно. Тебе, – сказала она, немного помолчав.
Он легко касался губами её волос. Она терпела, не шевелилась, но затем начала гладить его руки. Пару раз его губы касались её кожи на лбу и щеках. Целовать её лицо – что новое удовольствие. Похоже, она забралась под его рубашку, потому что он почувствовал её ладони на животе. Моргана гладила его там обычно, неторопливо, но постепенно возросло понимание, что со всей этой ситуацией нужно срочно что-то сделать. Нужно также прикоснуться к ней. Он резко отодвинулся, но её платье, на его взгляд, было надёжно застёгнуто и зашнуровано. Ему никогда не разобраться с хитростями женского туалета.
Моргана, прошептав: «я больше не смогу», бросилась прочь.
Пока Брайан приходил в себя, огонь в камине потух, а последние свечи догорели окончательно. Он прошёлся по предрассветному Ньону и дошёл до дома Роджера. В голове ни одной связной мысли.
Утром, проснувшись, он первым делом спросил себя: он что, действительно сказал ей, чтобы она осталась в Ньоне, если хочет, но только не соблазняла его?
Ясно, что это была ужасная глупость с его стороны, но важен и ответ. Потому что если да, то он будет отныне ждать каждой новой встречи и горько сожалеть, что на ней присутствует кто-то ещё, кроме них двоих. А если нет, то…
Не хотелось бы понять, что она так честна перед ним и собой, что уедет, не воспользовавшись его словами. Лучше, когда Моргана Аргиад чуточку хитрит, но находится вблизи, чем когда эскортесс проявляет наличие совести и прямоты где-то на севере, куда ему дороги нет.
Этим вечером всё должно уясниться.
Моргана не стала ждать до вечера и приехала к нему утром – это говорило о том, что её тоже кое-что очень волнует.
Но первый её вопрос удивил:
– Моя шаль – здесь?
– Экая бесцеремонность, Моргана Дан-на-Хэйвин! – сразу обернулся к ней Энтони, заехавший, чтобы передать от Сильвертона срочный пакет. – А как же реверанс и два слова о погоде?
– Какие два слова? Пасмурно, и – дует? – Моргана изящно, но слишком соблазнительно, а, значит, без достоинства, сделала реверанс.
– Здесь ваша шаль, – несколько вызывающе произнёс Брэнт и шагнул вперёд, сняв с каминной полки аккуратно свёрнутую шаль. Он протянул Моргане её вещь и сказал: – Сегодня утром я вошёл сюда и увидел такой чудовищный беспорядок, какого ещё здесь не было. Мне даже не пришлось спрашивать, чтобы узнать имя последнего посетителя. Это были вы, так ведь?
– Ваше имя?
Брэнт официально представился и поклонился, но сделал это так холодно, как сделал бы это Сильвертон – для этих двоих репутация была очень важна и они бы ни за что не проявили достаточную учтивость к женщине, чьей заботой долгое время были лишь постельные предпочтения царей-перевёртышей, нынешних принцев от севера.
– Вы так аккуратно сложили всё, спасибо, – улыбнулась Моргана юноше. Тот начал покрываться розовыми пятнами, но при этом сжал губы и посерел глазами. Вид его был настолько говорящим, что если бы он сказал то, что на самом деле думал, это было бы почти бессмысленно, если не комично:
«Я не сдамся тебе, Аргиад! – наверняка очень патетично говорил Брэнт про себя. – Я ни в коем случае не пополню рядов твоих воздыхателей и любовников, ты, мерзкая падшая женщина!»
Моргана была внимательна к таким вещам и всё поняла равно с остальными, но только улыбнулась, может, чуть грустнее.
В кабинете ещё было слишком много народа. Брайан одновременно вершил канцелярию, рассматривал заявления на получение лицензии на торговлю и следил за тем, как продвигается Анж в поисках одного достаточно важного постановления местного суда. При этом над душой Брайана стоял Энтони, ожидая ответа на посылку главы клана, и тут ещё Брэнт с Морганой разыгрывали пьесу:
– Губернатор всыпал вам вчера, маркиза, не так ли? – поинтересовался Брэнт. – Уверен, что всё понял правильно.
В кабинете повисла тишина, все головы, что ещё не повернулись в сторону Морганы, сделали это. У эскортесс глаза стали больше, а улыбка – шире и хитрее.
– О чём это вы?
– Что он делал? Порол или изничтожал словесно?
– Я даже и не знаю, что вам ответить. Меня тут считают глупой, вздорной и порочной, но вы действительно думаете, что маркиз Валери с его-то прошлым может допустить жесткость?
На сторону Брэнта встал Энтони:
– Допускаю, что ваши трения из недавнего прошлого, а так же то, что вы, несомненно, умеете показывать свою глупость, вздорность и порочность, и послужили неплохим аргументом к порке.
– Тони, Брэнт! – негромко позвал Брайан, продолжая заполнять бумаги. – Вы двое там что, меня защищать вздумали? Что за разговоры?
– Боже упаси защищать девственника от хорошенькой дамочки! – в притворном ужасе воскликнул Энтони.
Брайан сунул перо в чернильницу и посмотрел на большую часовую свечу. Времени было достаточно, так что он мог бы не торопиться и принять каждого отдельно. Тогда бы появился шанс хотя бы намекнуть Моргане о своих мыслях.
Но прежде нужно избавиться от разговорчивого племянника. Брайан сделал знак торговцам, чтобы они подождали. Стёр с пальцев чернильные пятна. Энтони настороженно поглядывал на Моргану, при этом встав так, чтобы отрезать женщине дорогу к столу Брайана. Брэнт встал чуть правее, но, по сути, так же.
Брайан вскрыл пакет Энтони и высыпал всё содержимое на стол, поверх других документов – за ними в его кабинете никогда не было видно самого стола.
– Он что, думал, что я, дважды взглянув, со всем этим разберусь? – спросил у Энтони Брайан. Там были планы на строительство дворца по задумке Сапфира. Всюду виднелись пометки Сильвертона, значит, отец, как мог, перекроил грандиозные планы предка и при этом постарался сэкономить. Неясно только, чего Сильвертон хотел от Брайана. Ему требовалось внимание сына или губернатора? – Он на словах ничего не просил передать?
– Нет, ничего. Сказал, чтобы я притащил тебя в семью к обеду.
– Скажи ему, что я буду разбираться с его посылкой вместо обеда, – говорил Брайан, а руки его собирали всё обратно в пакет Сильвертона.
– Он меня за это повесит на стену своего кабинета вместо дежурной сабли. Брайан, сделай исключение.
– Сегодня – не могу. Пошли приглашение завтра, – и улыбнулся племяннику. – И просто повиси там до вечера. Я тебя обязательно сниму.
Закрылась дверь. Моргана ушла. Вздорная? О, выходит, что так. Неужели подождать было никак?
– Брэнт, выясни её расписание и договорись о встрече на сегодня, – приказал Брайан. При этом Брэнт понял, но не сдвинулся с места. – Лучше сделай это сейчас и добейся непременно. Мне будет неприятно, если она решит разыграть обидчивую и гордую женщину как раз тогда, когда ещё не всё решено.
– Так вот оно что… – протянул Энтони, когда за Брэнтом закрылась дверь, – Сильвертона ты отшвыриваешь ради Аргиад?
– Сегодня она должна покинуть Ньон.
– Она не хочет?
– Само собой. Этого, как я вчера понял, вообще мало, кто хочет.
Брайан передвинул к себе очередное письменное заявление на открытие торговой лавки, а заодно спрятал глаза от присутствующих.
– Женщины хотят, – осторожно сказал Энтони. Со стороны торговцев послышались одобрительные возгласы. – Ни одной дамочке не должно быть приятно её присутствие. Они ревнуют. Не прощают даже взгляда в её сторону.
– Значит, в Ньоне нет ни одной достаточно чистой душой женщины. Как и говорил ещё шестнадцать тысяч лет назад Толий Тамирский: женщина в себе заключает все известные грехи и соединение их… он ещё много говорил чего… не буду цитировать – он мог бы и лаконичнее выражаться, а я сейчас занят, передай благодарность за это непосредственно своему деду.
Энтони негромко рассмеялся и пояснил причину своего веселья:
– Тебе идёт отсутствие святости. Ты стал меньшим занудой. Поеду что ли, намекну деду, что его жена ревнует его к Аргиад.
Брайан хотел было запретить Энтони разыгрывать Сильвертона, но племянник уже скрылся. Некоторое время Брайан работал почти молча.
– Так что же там с Аргиад? – тихонько спросил Анж.
– А что с ней?
– Что если она опять придумает, как тебя перехитрить?
– Я, честно говоря, никогда не собирался с ней вступать в споры… и сам виноват, впредь законы буду прописывать точнее.
– Но если…
– Она будет ждать тебя у Ксениона. В любое время, – сказал вошедший Брэнт. – Она что, ещё думает завлечь тебя?
Брайан не смог сдержать улыбку:
– Нет. Она меня не хочет.
– Почему ты так уверен? – спросил Анж. – Она же умнее остальных эскортесс, может просто вида не подаёт.
– Нет, – Брайан улыбнулся ещё шире, вспомнив вчерашний вечер. – Я действительно уверен в этом, потому что причина – есть.
Она воспользовалась бы его незнанием вчера, если бы хотела его. Роджер постоянно соблазнял невинных девушек где угодно и когда угодно. Сколько скандалов из-за этого пережил клан лет семьсот-восемьсот назад!
Но тут Брайан перестал улыбаться и очень серьёзно попросил Брэнта создать окно в его расписании задолго до вечера, чтобы, если Моргана уедет вечером, у неё было время на сборы.
Моргана предпочла не заставлять его ждать, когда он приехал, и десять раз нанесённую на лицо и смытую краску не стала снова накладывать, и по коридорам бежала, игнорируя удивлённые взгляды.
Двери закрыла, Брайана обняла за шею, да так и осталась, ожидая, когда его руки коснутся осторожно её спины. Да, всё так, как было вчера: он преувеличенно осторожен и ни в одном из его движений нет смелости страстного любовника, но пылает из-за неё, она это чувствует!
Впрочем, в её хозяевах никогда не числились крылатые. А вдруг они все внушают такое впечатление?
– Ты уедешь или останешься? – спросил он, немного отстранив её. – Чего ты хочешь?
В объятиях Роджера в ней просыпались и трансформировались самые разные ощущения, но такого точно не было… Или она чувствует свою любовь, а не его? Не иначе как свою. Да, точно, ибо чужие чувства во все века мало кого волновали.
– Я не знаю. Если можно, то я останусь.
– Тебе нельзя оставаться, – Брайан покачал головой. – Во-первых, ты не знаешь, как отреагировал император на твоё возвращение…
– На его счёт не беспокойся.
– …А во-вторых, Моргана, что я могу сделать с законом? Я не могу отменить его ради тебя.
– А я и не прошу. Буду преступницей…
– Доспешники…
– Я сбегу от них.
– Один раз – может быть, а затем?
– Я сделаю для каждого вот так… – Моргана сдвинула с плеча платье. А затем и с другого. Брайан нахмурился и принялся кусать губы.
– Нельзя, – сказал он и решительно поправил её платье.
– Можно. Я же с вечера буду преступница, и, если бы не ты… я бы не собиралась ею становиться.
– Моргана, – вздохнул Брайан, – всё это… всего этого не должно было быть.
– Но оно есть! И мне нравится. Брайан, давай это продолжим… я так хочу этого.
– Ты должна понять, что я выгнал эскортов, потому что вы – опасны.
– Ты всё ещё хочешь меня выгнать?
– Нет, но должен.
– Я-то не опасна. Ты знаешь мои мотивы, все.
– Да. Но вряд ли любой общественный экзамен твоей персоны будет выглядеть серьёзно.
– Не думай обо мне. Только оставляй окно открытым. Я приду, чтобы согреть тебя.
Брайан потянулся к застёжкам куртки.
– Что, уже стало теплее? – ухмыльнулась Моргана. Но тут же, в ответ мгновенно мелькнувшей мысли, развернулась и пошла к дивану у стены, говоря: – Впрочем, решай сам. Если хочешь скучать по мне ещё много лет… я уеду.
Крылатый слишком долго молчал. Когда она уселась, развернула юбки и подняла на него глаза, то увидела в прищуренных глазах и тоску, и работу мысли. Стало быть, он ищет решение.
– Я мог бы признаться, что влюблён в тебя, – сказал он и пошёл к ней. – Тогда это хоть как-то объяснит твоё присутствие в Ньоне. Всё встанет на свои места. Но это не будет… правильно.
– Честно, но не правильно? – она повернулась к Брайану, когда он сел рядом. – А что тебе говорит твоя вера?
– Что должен объявить тебя своей женой… как-то.
– Брайан, я…
– В Книгах Свидетельства нет решения абсолютно всех вопросов. Это было ясно всегда и всем. Но если быть честным до конца, то нужно следовать Завету, а в нём, пусть и много дыр без заплат, но логически верные линии провести можно. К сожалению, эти линии объединяют картину, которая мне не нравится. Судя по всему, я должен отречься от семьи, оставить Ньон и забрать тебя даже на другую планету, как бы это ни было сложно, потому что здесь…
– Послушай, в этом нет необходимости.
– Почему?
– Если по Свидетельству, то союзы создаются для рождения детей. В нашем же случае, из-за меня или тебя ничего не получится.
– По молитве всё даётся.
– Ты уговариваешь меня? – улыбнулась Моргана, но Брайан не смотрел на неё.
– Нет, я не думаю, что настолько очарован тобой, чтобы оставить клан и Ньон. Прости, если это не то, что ты хотела услышать. Но Сильверстоуны были со мной тысячу лет, а Ньон – это как бы моё творение. Моё детище. И я…
– Я и не ожидала от тебя ничего такого. В конце концов, можно провести параллель между тобой и твоим близнецом. Он так и не смог оставить всё ради одной женщины.
– Да, прости меня за эту честность.
– О, мне нравится! Ты впервые за все периоды твоих поучений и грубостей извинился. Это следует отметить. Принести эйерна? Тореннского?
– Зачем тратить время на такую чушь? – в его глазах засияла улыбка. Радовался, что легко отделался?
Он придвинул её к себе и, немного отведя назад шипованое плечо, усадил женщину к себе на колени. Моргане стало ясно то, что если он не очарован ей полностью, то её тело ему, как и всем мужчинам, очень нравится. На секунду ей стало неприятно, но она только устроилась удобнее. Потянулась и обняла его:
– Я могу сказать, что поймала тебя на слове, что ты разрешил мне остаться, лишь бы я тебя не соблазняла.
– Это очень… плохо.
– Как тебе ощущать себя… плохим?
– Тоскливо. Сердце рвёт на части. Чувствую вину, хочется молиться, но стыдно и страшно.
Услышав такой ответ, Моргана отодвинулась, чтобы посмотреть Брайану в лицо. Говорил ли он правду? Да, он потерял святость, но он был тем же добрым и честным крылатым и даже малейшая собственная неправота и краткая неправедная мысль давили на него сильнее жизненных обстоятельств.
– Всё это временно. Как бы то ни было, я придумаю, каким образом оставить тебя в Ньоне, – сказал он, глядя ей в глаза.
Оба помолчали. Ощущалось, что есть напряжение, а значит ещё много невысказанного.
– Но даже тогда тебя будет тяготить то, что нужно скрывать своё отношение ко мне, – сделала вывод Моргана. – Тебе всё равно будет плохо от этого.
– Скажи лучше, какое у тебя отношение ко мне?
– Я тысячу раз говорила.
– Хочу услышать.
– Зачем? – она слетела с его колен и почти побежала в центр гостиной. – Если сегодня я уеду, то… зачем?
– Моргана, – позвал Брайан.
Но она уже не хотела слушать:
– Тебе ведь важно это… быть чистым перед Богом, безгрешным… точно! Я уеду!..
– Ты с ума сошла! – в его голосе был смех, но по едва слышимым полутонам Моргана разобрала, что её решение правильное.
– Ты выбрал этот путь почти тысячу лет назад! Ты тысячу лет следовал ему! Так что же?.. – она болезненно сглотнула и обернулась к нему, решив высказать все свои мысли: – Тем более, ты сам признал, что ты рождён таким, что не можешь поклоняться женщине! Кто я такая? Кто я по сравнению с Тем, кто награждает и милует, кто наказывает, кто управляет тобой? Кто покончит с тобой в любой момент?
Голос почему-то снизился до совсем тихого шёпота, когда она, помолчав немного, добавила:
– Кем я могла бы быть для тебя по сравнению с Единым?
Но он не услышал последних её слов, и они растворились, будто бы она никогда не думала ни о чём подобном.
Брайан поднялся. Никакого религиозного подъёма в нём её страстная речь не вызвала. Его глаза посерели, а лицо стало строгим и напомнило времена его святости, но не одухотворённой внутренней силой, а чем-то другим, может быть покорностью своей судьбе. Однако было что-то ещё:
– Только не говори мне, что ты боишься Его, – сказал Брайан. – Это ведь не так.
– Нет.
– Лжёшь. Ты боишься Бога. Но с чего ты взяла, что Он может забрать меня, если я начну лгать всем на этой земле? Ложь – не грех, в целом.
– В целом. Ты увиливаешь и тебе самому от этого противно.
Он отвернулся от неё. Моргана знала, что такое совестливое существо, как крылатый, сейчас обязательно признает правильность её рассуждений. Так и случилось:
– Знаешь, пожалуй ты права. Занятно, что ты сбила меня с истинного пути и вернула обратно. И жаль, но должен поблагодарить тебя, – он спокойно прошагал к ней, склонился к её лицу и поцеловал лоб: – Спасибо.
Его глаза, однако, горели, и каждую долю вдоха и выдоха ей казалось, что Брайан на волоске от чего-то, какой-то дикой выходки.
Но он ушёл.
В гостиную, крадучись и плывя одновременно, вошёл Ксенион.
– Ну что? Уедешь?
Моргана кивнула. Несмотря на то, что дракон ещё смотрел в ту сторону, куда ушёл Брайан, он как-то понял ответ Морганы.
– Почему не смогла? Тут нежность даже на стены набрызгало. А здесь ещё ковёр тлеет. Ты сама не захотела. Почему? Так уважаешь мужскую цельность? Ты мне нравилась такой, какой была перед прошлым отъездом. Бросала их к своим ногам играючи, не задумываясь, могла и жизнь искалечить кому… ну ладно. Милочка, ну. Хочешь, выпьем вина?
– А тебе можно?
– Можно. Я, в отличие от тебя, на цеээ-элую половину человек. Целую половину, а? Целую и половину! То есть на три четверти. Но тогда я эскорт, а не дракон. Вот тебе и арифметика для ростовщиков – сплошные чудеса без всяких молитв! А им того и надо. Учебник для финансистов напишу и ещё заработаю деньжат. Актуально будет – принцы говорят, пора в образование вкладываться.
– Дерзай, – играя зевающую леди, сказала Моргана, отлично зная, что все драконы безграмотны.
– Что же делать? – в ответ актёрствовал отец. – У меня есть время только для питейных проектов!..
– Тогда давай надерёмся так, чтобы твой галстук на люстре качался!
– О! Когда ты так агрессивна, ты напоминаешь мне себя прежнюю, во времена войны. Идём. Быстрей.
Должно быть, прогорело две свечи, прежде чем Моргана набралась решимости спросить у отца:
– Когда я зарабатывала деньги для клана, продаваясь царям, Игрейна презирала меня?
– Нет. Она немного сочувствовала тебе, но не лезла – не дура же. Но с чего бы вопрос, а, а? Валери надоумил? Брайан Валери?
– Однажды.
– Нет, это ж крылатый. Дан-на-Хэйвин – прежде всего женщины, которые сами за себя умеют постоять, пусть и слабые, как думается. Но это императрицы, правительницы древнего рода, которые во все времена повелевали мужчинами и покупали у них их силу. А покупали чем? Сексом, правильно. Мы единственный клан, который никогда не вступал в браки. А для чего? Чтобы, милашка, ни один посторонний не смог наложить руку на наши богатства, не повлиял на наши традиции, не изменил наших правил и не отнял наши права. Другие кланы усилились, в том числе, и браками, мы же – сильны вопреки всему. К тому же, ты, из-за своей особенной красоты и не была проституткой. Тебе за глаза приписывают миллионы любовников. А было их… всего пять. И то на Рашингаву меньше, я полагаю. Четыре, а? И с чего, ну с чего бы Игрейне, которая рожала от мало знакомых мужиков наследниц клану, презирать тебя?
– Она-то подчинялась традиции и долгу, а я…
– А ты не могла по-другому. Сама знаешь, вы так созданы. Не используй я ваши наклонности ******* круглосуточно, был бы полным идиотом.
– А как ты понял, что я теперь вне этих наклонностей?
– Увидел. На том вечере, с Классиком. Ты его хотела, но не так. Я видел в тебе это совсем иначе. Тебя в плену будто бы мелко-мелко в крошку нарубили, смешали наудачу с лунным камнем и в прежнюю форму залили. Ты совсем другая. Чистая, почти прозрачная, и яркая какая. И Классик это тоже понял, не знаю как. Нет, серьёзно, – Ксенион хохотнул, откинув голову, – смешали наудачу!.. Мол, что это у нас там получится?! Ну а стала ещё красивее, только внутри теперь… почти как она.
– Кто она?
– А не важно, – весело сказал Ксенион и взялся за бутылку. – Давай ещё налью!..
– Как кто? Ну скажи-скажи-скажи!
– Как мама, кто ещё? Как твоя родная мать.
– А ты её любил?
– Как мог.
– То есть сильно?
– По-разному, ты же меня знаешь. Сегодня сильно, завтра не люблю совсем, в следующем лунном периоде дарю самоцветы, затем опять люблю, а потом секс как в последний день жизни… и не плакал, когда её хоронили, а через полпериода чуть от тоски не издох. Оно и так бывает же.
– Мне кажется ты прав, но у меня всё было не так, так что мне сложно верить в твою любовь, уж прости.
– А как оно? Ровно, да? Всегда одинаково? Это ж сплошная тоска. Никто не умеет любить так, как я! – Ксенион улыбнулся одному ему свойственной улыбкой. Лицо будто бы делилось надвое, и обычно острый подбородок становился несоразмерно огромным. Но и эта улыбка Ксениона всегда была привлекательна, что странно.
– Игрейна, похоже, тоже знает, что такое любовь, – тоскливо сказала Моргана.
– Да? – Ксенион задумался, не переставая улыбаться. Он положил свой легендарный подбородок на кулак и сказал: – Любить хорошо, когда это чувство не влияет на твою жизнь.
– Мама умерла от твоей любви, – мрачно сказала эскортесс.
– Я потому это и сказал. Уж если она меня чему научила, так этому.
– Ты плохо учишься. Чтоб тебе урок преподать, надо к Хенеру отойти. Проблематично это, – проворчала Моргана.
– Мало того, что проблематично, надо ещё сделать это элегантно и с лёгким налётом пафоса. Иначе учиться я и вправду не люблю. Образование – это не моё.
– Зря.
– А ты что делала на севере? Неужто училась?
– Да, и не только.
– А что ещё?
– Эскортов воспитывала. Не слишком у меня получилось-то. Может со временем…
– Вот вцепилась. У тебя что, чувство принадлежности к своему виду взыграло?
– Игрейна перед отъездом успела сказать мне пару слов на их счёт. Я подумала и решила сделать… это. Ну, чтобы ей угодить лишний раз. Она мне нравится и больше ни почему.
– Понимаю. Как удачно я тогда впихнул тебя с ней попрощаться. Я невероятен. Всё, что я ни делаю, обречено на удачу, да прибыль!
– Где твоя прибыль? – Моргана огляделась. В комнате, в которой они сидели, кроме грубых стола, стульев и буфета ничего не было. Во всём доме ни намёка на роскошь. В Сент-Линне и то обстановка куда богаче, не говоря уж о художественной росписи стен и витражах.
– Ну, хорошо, вот тебе правда жизни, – в ответ на критику Ксенион стал куда серьёзнее. – Я, хоть учиться и не люблю, но содержу полторы сотни классов на севере и почти пять сотен нянек для деревенских мелких… детей. Врачей – без счёта, оплачиваю работу акушерок – сотен двух…
– Тебя всему этому научила мама.
– Нет, это обязанность главы клана. Дан-на-Хэйвины – женщины, и инстинкт их всегда, во все века, заставлял их заботиться о детях. У тебя не было детей, вот ты и не думала об этом, не так ли?
– Наверняка мамочки работают на тебя лучше, зная, что их детишки не ползают в дерьме возле конских копыт?
– Как ты цинична! – притворно обиделся Ксенион. – Этому тебя тоже крылатые научили?
– Да брось, давай ещё выпьем… отец.
Колокола пробили последнюю среднюю свечу – вечер.
– Тебе пора, – Ксенион таким острым, внимательным взглядом посмотрел дочери в глаза, что та как будто ощутила боль.
– Не хочется. Я, кажется, слишком… пьяна уже для парадного выезда. Ты купил землю под этот дом?
– Арендовал.
– Тогда, наверно… Да ничего не случится. Брайан не пошлёт доспешников специально.
– Тянешь?
– Нет, честно.
– Ладно. Но будут проблемы. Сейчас не сделаешь этого – потом будет тяжелее. И кончится всё тем, что ты заточишь себя в этом доме и начнёшь бояться света и дёргаться на закате.
– Ничего. Я просто… завтра утром.
– Хм, я помогу тебе… завтра утром. Дам тебе хорошего пинка, чтоб тебе до северных ворот быстрее летелось.
Как всегда без доклада в комнату ворвался дракон Дже Ючин.
– Что делаете? Пьёте? Я с вами, – ногой Ючин подвинул стул, рукой дотянулся до бутылки на буфете и сел, уже вытаскивая пробку. Он как всегда был энергичен, даром, что половина всех эскортов – это его дети. Этот дракон был влюбчив и отходчив, и глаза его, такие голубые, что хотелось смотреть в них вечность, сияли на тёмном лице, напоминающем… что-то очень близкое. Внешность его была по степени оригинальности близка к внешности Ксениона, разве только природа его отца, изначально низкорожденного, обыкновенного шипастого, но симпатичного Ли, накладывала сильнейший отпечаток. – За дело!
Ксенион и Моргана, словно подхваченные свежей волной, подняли свои бокалы. Выпили.
– За какое дело? – спросил у младшего сводного брата Ксенион.
– А какая разница? Вы же за какое-то дело пьёте? Нет? Ну да ладно. Может, где-то крылатого к Хенеру отправили? Чем не дело?! Пьём ещё! За такое дело надо выпить!..
Выпили. Не разрывая череду тостов и разливов вина Ючина, Ксениону удалось вставить: