Анастасия Сагран
Решимость: почти святой Брайан
Глава 5. Полный разворот
– Ну и что это всё значит? – Брайан хлопнул ладонью по столу. Моргана пока ещё не смела даже думать о смысле увиденного, но крылатые уже бросались на амбразуру выводов:
– Роджер? Неужели у тебя нет своих комментариев на этот счёт? Ты же самый образованный из нас! – требовательно обратился к близнецу Брайан.
Роджер, однако, избегал взгляда Брайана. Нехотя, словно бы разрываясь между требованиями совести, благоразумием и сильным желанием соврать, Роджер заговорил:
– Сапфир не только предвидит события, он их ещё и направляет. Он выбирает, похоже, выгодное положение дел и приводит реальность к нужному ему состоянию с течением времени. Предвидимые им события, вероятно, стыкуются с происходящим в жизни его друзей и врагов. А эти, м-м-м, некоторые события… он так же предвидит и использует их как мелкие маркеры, по которым узнаёт, та ли реальность его окружает, к которой он вёл, так или иначе, вмешиваясь в ход событий… А, я думаю… что… Сапфир та ещё хитрая скотина.
Стало очень тихо. Моргане стало неописуемо страшно, и она сказала, тщательно подбирая слова:
– Откуда мы знаем, что нужное ему направление истории подходит для большинства?
– Придётся довериться.
– Довериться? Я думала, что он – всего лишь Первый Пророк своей Вселенной, который умудрился выжить и прийти в этот мир. А он вытворяет за спиной Бога что хочет. Разве нет, Роджер?
– Нельзя так говорить. Это подрывает Веру, – Роджер всё ещё ни на кого не смотрел.
– А как можно? Объясни тогда то, что мы видели и слышали хоть как-то иначе, а? Можешь?
– Тихо, – резко потребовал Брайан, – успокойтесь. Роджер, это не обязательно должно подрывать Веру. Моргана тут, естественно думает, что Сапфир сейчас кажется почти всемогущим Творцом реальности, а Господь наш на глазах превращается в икону, центр подачи благ по статистике грехов и добродетелей, однако… считаю, что не всё так, как оно выглядит. Господь дал мне силу молитвы, верно? Забавно было бы вообразить, что я решил молиться Богу, прося погасить солнце или уничтожить фитов. Абсолютизм Его гениальности полностью отрицает подобное. Проведите аналогию с Сапфиром самостоятельно.
– Но Сапфир-то не святой… – возразил Уоррен, – это совершенно точно!
– Когда-то он был Пророком и разговаривал с Господом напрямую. Он говорил с Ним так, как я при всей моей… святости, до сих пор не могу.
– Всё это мы знаем с его слов, – Уоррен продолжал сомневаться.
– Есть ещё дофитские легенды…
– Может, он их сам написал.
– Очень сомнительно, – вмешалась Моргана, – Классик звал Сапфира, извините, «сучий пророк». А ведь Классик тоже довольно древний.
– Тогда нам повезло, – Роджер посмотрел на Брайана. До Морганы дошло, что Роджер решил, что вся эта тема может ударить по Брайану, по его вере. Брайан, бывало, говорил, что нет ничего хуже, чем претерпеть кардинальную смену веры или воззрений за считанные дни до физической смерти. Но разум Брайана оказался довольно стоек к заражению новыми идеями. Готовиться оказалось не к чему.
И тогда Моргана обратила внимание на самого Роджера. Вера того была под ударом. Близнец святого упорно молчал, смотрел в пол, хмурился. Уоррен тоже был не спокоен. Брайан всё это видел, но просто смотрел на мужчин и ждал чего-то. Взгляд Уоррена прояснился, он поднялся со своего места и стал перебирать бумаги на столе у Брайана, что-то искать. Роджер предпочёл уйти, поскольку не смог найти успокоения. Он откланялся, светски, потому что настолько углубился в свои мысли, что забыл, в каком кругу находится. Моргана неслышно последовала за ним, поймав вопросительные взгляды Уоррена и Брайана.
– Роджер, подожди меня, – позвав уходящего, попросила Моргана.
– Я… должен побыть один.
– Я буду помалкивать.
– Брайан послал?
– Нет, сама.
– Ну… – Роджер покровительственно ей улыбнулся и уверенным движением привлёк её к себе за плечи. – Я не против.
Они с Роджером двинулись куда-то, и у Морганы немного закружилась голова. Она не могла не видеть в Роджере Брайана, но в какой-то момент, вдруг, Роджер стал для неё только Роджером, и она даже глазам перестала верить – ей показалось, что близнецы совершенно друг на друга не похожи. Но как такое может быть? Нет-нет, всё может быть. Рядом с Роджером всё немного не так. Он забавный и интересный. Брайан же может быть непередаваемо скучным, а так же строгим. Роджер улыбается раз в сто чаще и пользуется, до сих пор, мужским парфюмом. Он очень приятный во всех отношениях, с ним хочется быть, с ним хочется остаться. Роджер, его близость, искушают. Брайан всем этим не отличается. Таким образом, Брайан – это безгрешная, скучная и серьёзная копия Роджера. Но Роджер – вовсе не копия Брайана. Роджер куда более многогранен, хотя если судить по рассказам, Брайан, в стремлении помогать, исцелять и исправлять, сунулся во многие сферы мирской жизни и добавил-таки красок своему внутреннему миру.
Обо всём этом Моргана размышляла уже чуть позже, а пока они оказались на верхнем этаже ратуши. Вышли на балкон. Роджер просто стоял и смотрел на город сверху вниз.
Им обоим повезло: весеннее закатное солнце ещё грело, а неизбежный для Преньона ветер сегодня был очень приятным, освежающим.
Моргана, как обещала, помалкивала. Но Роджер оставался Роджером, потому что не мог игнорировать женское присутствие. Он завёл разговор почти ни о чём. Моргана, благодаря ли приобретённой чуткости, понимала, что на деле он продолжает думать о чём-то другом. О Сапфире ли, об умении ли Брайана всё объяснять и оборачивать так, что его Вера при этом не страдает.
О, как много сразу отсёк и продолжает отсекать от себя Брайан!.. Сколь многого уже лишился!.. И он, Роджер, планируя рано или поздно вернуться в монастырь, собирается отринуть, уподобившись Брайану, не только саму жизнь, но даже право думать о ней свободно!
Сейчас, в зависимости от того, что решит для себя Роджер, Моргана это поймёт. Роджер решит, вернуться ему в монастырь или нет. Он решит, стоит ли отказывать себе в женщинах или же нет. И когда он решит, она, женщина, будет на расстоянии вытянутой руки.
Однако Роджер решил вернуться в монастырь. Моргана видела на себе его по-новому оценивающий взгляд, но отводя глаза, он как-то болезненно, до мелких морщинок, прищурился. Это длилось всего ничего, мгновение, но стало ясно, что Роджер не мог, даже если и хотел, вернуться к прежнему образу жизни, иначе бы без конца коллекционировал только дымчатоглазых леди, похожих на красавицу Шерил.
Моргана, скрывая тяжесть в груди, вздохнула. Несмотря ни на что, если бы Роджеру понадобилось её тело, она бы его предоставила. Может быть под влиянием момента. Может быть, просто зная, что Роджер всегда берёт тех женщин, которых желает.
Но ещё миг, и она подумала о том, что Брайан мог бы прогнать её от себя, если бы узнал, что она согрешила с его братом. И это ввергло её в ужас такой внезапности и силы, что Моргана как будто потеряла собственную волю, правившую телом. Кровь ли остановила движение, исчезла ли опора под ногами, но сам страх подвёл душу к переживанию фатального проигрыша, потери.
Эскортесс стала говорить себе, что ничего не случилось, и нечего бояться. Тем не менее, Моргана, виновато разглядывая пол, побрела прочь. Роджер догнал её и снова приобнял:
– Что случилось? Ты расстроена?
– Да, немного. Знаешь, я так боюсь того момента, когда Брайана больше не станет, – тоскливо пожаловалась она.
Роджер так пристально разглядывал её лицо, будто бы уже поймал на вранье:
– А со мной ты поплелась, чтобы подготовить себе тёплое местечко возле меня и тешить себя иллюзией, что?..
– Не совсем. Меня интересовало, как ты справишься с испытанием веры.
– Я справился, как видишь.
– Наверное.
Оба немного помолчали.
– Если захочешь, то я разрешу тебе навещать меня некоторое время в монастыре, – грустно и тихо сказал Роджер.
– Ты вернёшься туда? Сразу после?..
– …Да. Сразу. Сразу после.
Роджер не смог продолжать смотреть ей в глаза. Он опустил взгляд.
– Я… – начал он, но тут из его левого глаза стекла слеза. Большая, быстрая, она прочертила мокрый след и упала, капнув на пол. – Я видел, я видел, сегодня он… всё хуже…
Моргана почувствовала необходимость обнять его.
– Я не хочу с ним разлучаться, – признался Роджер шёпотом, горячо, давясь слезами. – Тысячу лет чувствовать тоже, что и он, обмениваться мыслями запросто и вот так… теперь… я не хочу!
Моргана почувствовала, что тоже плачет. Роджер отстранился, чтобы посмотреть ей в глаза. Плакать он вроде бы перестал.
– Это не то же самое, что потерять руку или ногу, – говорил он, вытирая слёзы со своих щёк. – Это не то же самое, что лишиться способности летать. Это…
– Я верю, я знаю.
– Моргана, детка, сколько?
– Сколько можно, – Моргана глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться.
– Он говорил что-нибудь?
– Сегодня он хотел отослать меня, чтобы помолиться. Он никогда так не делал. Он всегда молился при мне, поскольку знал, что я это люблю.
– Значит, совсем скоро. Может, когда начнётся жара.
– А может позже. Мне говорили, знамение от Бога он получил в конце лета. Значит, наверное, после… может с первыми заморозками…
– Моргана, милашка, – Роджер поморщился и потянулся к ней снова, чтобы крепко обнять. Он всё понимал.
Некоторое время они стояли, обнявшись, но затем Роджер со вздохом сказал:
– Мне никогда не стать святым.
– Почему?
– Видишь вон тот комод? – Роджер указал на грубо сколоченный комод у стены слева. Это была единственная мебель в коридоре, не считая перекосившегося стула поодаль. Бог знает, какими путями эти предметы занесло сюда.
– Вижу…
– В последнее мгновение я всё думал о нём, о тебе, о тебе на этом комоде, о твоей этой жуткой одежде возле этого комода…
– Роджер. Прекрати.
Брови крылатого изогнулись.
– Я просто подумал. Я сказал, мне никогда не стать святым.
– Роджер.
– Да я просто подумал!
Моргана рассмеялась. Приятно иногда вспоминать о том, к какому полу принадлежишь, и чувствовать интерес мужчин.
Несколько дней затем всё шло в привычном ритме: Брайан работал до потери сознания, стремясь как можно больше оставить после себя, а его друг и брат так же заботились о нём и взваливали на себя как можно больше его обязанностей.
Немного погодя Ричард Отто Сильверстоун, сиятельный герцог Сильвертон, прислал уведомление о том, что Брайану следует подготовить достаточно просторные, для его персоны, апартаменты.
К слову сказать, древнейший Рэйн Росслей уже отстроил себе дом, по слухам очень скромный, по сравнению с его мраморным дворцом в Деферране. Остальные тоже занимались строительством. И Роджер, и Уоррен предпринимали шаги в этом направлении – дом Роджера был почти готов, и решено было поселить предводителя Юга там, так как ничего более современного, удобного, вместительного и роскошного в Ньоне пока не наблюдалось. Ньон ещё пока сложно было назвать городом. На данный момент это был крупный, богатый, но! торговый пост и только. Собственно торговля и была основной статьёй дохода Брайана. Он в сумасшедших темпах отстраивал город только благодаря своей монополии на торговлю между Севером и Югом, а благодаря тому, что фиты на юге не могли подойти к границе, сама возможность контрабанды была исключена – крылатые нарушали законы в редчайшем случае.
Брайан заметно нервничал. Он волновался о дне приезда отца и о том, что перевёртышей на улицах всё больше, что опасно для жизни его отца, герцога Сильвертона. Как назло Сапфир прочно затерялся.
Но переезд правителя Юга прошёл хорошо. В основном от того, что доспешникам было приказано распугивать перевёртышей с пути движущегося кортежа герцога. А сопровождающий Даймонд Лайт одним своим видом «слепил» каждую пару глаз на пути.
Самым удивительным было то, что Сильвертон привёз с собой сестру и внуков – сыновей Роджера. Присутствие сестры герцога, Берилл, было определённым знаком доверия со стороны южан – все знали, что предводитель Юга бережёт свою сестру, как бережёт малышку-дочь. Брайан и Роджер переехали под сень обиталища отца, где воссоединились практически все Сильверстоуны. Одной только малышки Мелиссы не хватало, но даже Брайан считал опасным вести в Ньон девочку и он благодарил Бога за то, что Оливия, мать Мелиссы и мачеха Брайана, не взяла её, хотя и удосужилась приехать вразрез с указанием Сильвертона. Но, как только в Ньоне появилась Оливия, дом Роджера, а за ним и город, волной омыла благопристойность – так, кривясь, происходящее описывал Роджер. Более того, в Ньоне началась светская жизнь подобная той, что велась из века в век в Деферране. Росслей заезжал к Си(льверстоунам) и пил шоколад с Оливией, Вайсваррен и Санктуарий в самом приличном виде наносили визиты. Даже приехавший отец Бенедикт молитвам и трудам то и дело предпочитал общество тихой, скромной Берилл и «хозяйки Юга» Оливии.
Собственно с приездом предка Оливии, древнейшего Стефана Вира, в Ньон, и началась подготовка к предстоящему балу. За две недели до торжества Вайсваррен уже был готов взобраться Брайану на голову, прося сшить Моргане платье, но не ясно было, будет вообще Сапфир на мероприятии или нет и Брайан медлил. Моргана уже не раз сказала ему, что если есть надобность, если Брайан считает, что это нужно, то она готова составить Классику компанию на вечере, но Брайан продолжал отмалчиваться и тяжело вздыхать, роняя серебристый песок с впалых, уже потрескавшихся, щёк.
Сапфир однажды появился с вещами перед домом на третьей-на-юг улице от Малого парка, в доме Роджера. Он успел сбить с себя дорожную пыль, прежде чем Оливия привела его к завтраку.
– Я же говорил, что это нужно сделать, – обратился ясновидящий к Брайану. – Тебе разве Хайнек ещё мозг не выел? О, ты здесь! – Сапфир обратил внимание на Моргану, дожидавшуюся конца завтрака Сильверстоунов у стены. – Иди, садись.
– Убийца моего сына не будет сидеть со мной за одним столом! – рявкнул глава клана.
– А спасительница твоего предка будет сидеть с тобой за одним столом? – склонив голову на бок, спросил Сапфир у предводителя Юга.
– Плевать мне на твою поганую жизнь, – спустя мгновение отреагировал глава клана.
– Без моей поганой жизни Клервинду может прийти неожиданный конец через… восемьдесят семь лет. И вы даже не будете знать, что делать, и как что сделать, чтобы не умереть всем вместе… А… погибнут все, будет уничтожено всё. Так что считай Моргану Аргиад спасительницей всего-всего-всего. Иди сюда, милая. Я за тобой поухаживаю.
Сапфир усадил Моргану и помог ей частично разоблачиться. Пока Сильверстоуны, включая их герцога, её разглядывали, забыв про еду, Брайан с Роджером не могли не начать посмеиваться. Моргане было привычно такое пристальное внимание, но никогда она ещё не испытывала смешанных чувств от того, что сидела за одним столом с главнокомандующим поднебесными войсками, а так же предводителем Юга и его женой.
– И вообще, пора привыкать к её присутствию, – буднично говорил Сапфир, усаживаясь рядом. – Она и так к Брайану прибита крепче, чем хвост мог бы держаться на скотине…
– Оскорбил, так оскорбил… – пробормотал Брайан, продолжая через силу есть. Аппетита у него не было с самой зимы.
– Так вот, милая, что ты должна будешь сделать из любви к Брайану, – совершенно спокойно продолжал говорить Сапфир. – Хайнек Вайсваррен сошьёт тебе платье. Ты его наденешь, несмотря на то, что Брайану оно не понравится. Очень не понравится. Не смотри на меня так, святоша, оно будет очень открытым, чтобы завести Классика. Один вид нашей красавицы заинтересует х… этого х… в общем, перевёртыша этого. Она же будет мило улыбаться всем мужчинам подряд и, что важно, вовсе не демонстративно, а вполне естественно, не обращать внимания на этого х… на Классика. Мужчины, милая моя, облепят тебя кругом и будут досаждать своим вниманием. Я буду держаться не в их гуще – Классик, если я буду как все, постепенно догадается о том, что я что-то замыслил. Впрочем, он всё равно будет меня подозревать во всех возможных интригах, но хотя бы не в этой. И Классик, моя дорогая, сам подойдёт к тебе. Не имею представления о том, каковы его мотивы, но… он захочет узнать, правда ли все те слухи о тебе и ты изменилась так сильно, как говорят, или же всё преувеличение. Здесь тебе следует завести с ним такой умный разговор, на какой ты вообще способна. Но при этом, дорогая, тебе ещё предстоит неявно кокетничать с ним и всеми мужчинами сразу.
– Как это? – Моргана опешила. – Я не смогу.
– Сможешь. Раз я это вижу, значит, и ты сможешь. Вообще, дорогая, ты будешь королевой на этом вечере. Даймонд будет уныло прятаться по углам, не в силах соперничать с твоим блеском.
Моргана взглянула туда, куда махнул рукой Сапфир, и встретилась взглядом с насмешливыми голубыми глазами Первого Красавца Вселенной. Он вовсе не был склонен к унынию по только что предсказанному поводу. Таким образом, Сапфир пошутил. Моргана улыбнулась этому.
– Да, у тебя шикарная улыбка, – чуть влюблённо прокомментировал Сапфир. – Будешь улыбаться чаще – я точно останусь в живых. Главное ведь что? Мне нужно подойти к Классику, поговорить с ним ни о чём и дать понять всем вокруг, что раз мы с ним можем стоять рядом и не истекать кровью, то миру – быть. Да, что касается Классика. Он, когда поймёт, что ты действительно другая, будет надевать одну маску за другой, в попытках подобрать первый ключ к твоей постели. Самое сложное на этом вечере, поверь, не влюбиться в этого ублюдка. Что смотрите? Он у меня женщин отбивал не единожды. Причём даже пару раз честными методами, – Сапфир натужно кашлянул, став задумчивым. – Ну… честными… я погорячился – в любви честными методами никто не пользуется… Господь разве что, априори, – Сапфир снова воодушевился. – Так что милая, думай только о том, что ты всё это делаешь ради любви к Брайану. И, да, ты НЕ должна, я умоляю тебя! показывать ему… Классику, то есть, своё прямое расположение. Пока ты держишь его на некотором расстоянии, он думает только о тебе. И так весь вечер. Закончится вдохновение, посмотри, как Берилл будет отбиваться от ухаживаний Колина Ханта. Бедняга Хант!..
Сапфир кивнул в сторону сестры Сильвертона. Это была черноволосая крылатая с очень светлыми глазами. Красивая, стройная, как все крылатые, с чуть пухлыми щёчками, раскрашенными румянцем. Таким леди можно и не пользоваться красками для лица. Её прямые брови и чувственные губы выглядели мило, нежно и соблазнительно. Абсолютно те же линии, найденные на лицах Роджера и Брайана, портили их черты, делая их, что странно, куда грубее.
– М-м-м, – простонал Сапфир, – да ты будешь просто великолепна. Вот что делает с женщиной наличие хоть какого-то ума!..
– Я что…
– Ты сейчас подумала о чём-то, что поможет сделать твой образ незабываемым. Надеюсь, Классик влюбится в тебя и будет страдать тихонько в уголке. Джереми! Это тебя тоже касается, – Сапфир тыкнул пальцем в младшего сына Роджера. – Она посвятила себя Брайану целиком. Так что когда смотришь на неё, думай о Брайане, ясно?
Моргану смутила откровенность Сапфира, но она постаралась сосредоточиться на ловле ушедших мыслей. Но нечто, о чём она подумала, от чего Сапфир решил иносказательно похвалить её ум, ускользало от неё. Пока она в очередной раз не взглянула на Берилл. Тогда-то Моргана стала наблюдать за сестрой герцога. Она отмечала то, как может быть мягок скользящий взгляд из-под полуопущенных ресниц, смущение, попытки не встречаться взглядом. Берилл хороша. Очень. И никогда не пользовалась никакими красками.
Оливия же, словно точёная скульптура, покрытая светлой, золотисто-розовой пыльцой, обладала особенной красотой, свойственной только крылатым в совокупности. Её волосы переливались всеми тёплыми оттенками, а когда на них падали солнечные лучи, то блистали, словно нити драгоценностей. Эта женщина держалась легко и уверенно, но при этом скромно и достаточно сдержанно. Каждый её жест был точен, каждое движение эргономично. Она казалась совершенством. Когда она смеялась, то смотрела, не смеётся ли её муж, когда выслушивала шутки Энтони, ещё одного сына Роджера, улыбалась то ослепительно, то спокойно, то, сдерживая смех, прикрывала дрожь губ пальчиками. А то и пряталась за чашкой. И, Моргана заметила, что её муж то и дело посматривает на неё, а когда Оливия смеётся, то сам старается притихнуть, чтобы насладиться всеми нотками серебристых переливов её голоса, подобных самым сладким птичьим трелям.
Моргана поняла: смех женщины может быть так притягателен для мужчин. Он так много в себе несёт.
Все следующие дни Моргана не отрывала глаз от всех попадающихся на пути женщин.
Эскортесс наблюдала даже за монашками, которых партией присылали якобы на помощь Брайану. О, те были сосредоточием кокетства, если хотели этого. Будто бы не молитвами все годы и века до этого момента занимались, а копили и множили все проявления своей женственности ради одной только встречи с Брайаном. Надо отдать должное – большинство из них действительно припадали к руке святого с горячей верой. Но всегда находилась небольшая группка женщин, ярко сверкающих одним только желанием нравится.
Тот блеск Моргана тоже заметила. И начала тренироваться перед зеркалом.
Что касается Хайнека Вайсваррена, то он заполнил своим присутствием каждые полдня до большого бала, окружил её вниманием и заботой, выслушал все пожелания и пошёл на встречу, когда она заявила, что хочет воспользоваться небольшим количеством красок для лица. Так же он пообещал, что обеспечит ей шикарную причёску.
И вот, настал тот самый момент. Всё идеально. Моргана должна была появиться в дверях большого танцевального зала на втором Безветренном Переулке до Классика и до Сапфира, но так, чтобы гостей уже было достаточно.
Она понимала, что её цель заключается только в том, чтобы заинтересовать Классика и вскружить ему голову, не соблазняя его при этом. Так же она понимала, что с его появлением в зале её поведение не должно заметно поменяться.
И меньше всего она думала о Брайане сейчас. Она думала о том, что раньше, когда ей доводилось танцевать со всеми этими варлордами на севере, она почти всегда была лишь глупой куклой, искусственно ведомой отцом. Дракон Ксенион, её отец, он же герцог Кэтслей, тоже будет на вечере. И лучше бы им не подходить друг к другу. Ныне есть другой кукловод – Сапфир.
Моргана в последний раз вздохнула и вошла в зал. Музыка и голоса смолкли, кровь женщины согрела сразу тысяча взглядов. Моргана стала расплываться в улыбке, потому что всеобщее внимание вызывает приятные чувства. Раньше она такого не испытывала. Чтобы сказал Брайан? Что ей завладели тщеславие или честолюбие?
С мыслями о Брайане она не удержала любопытство в узде и стала искать взглядом свою любимую персону. Мудрено удержаться – его вид ласкает взор, его облик затрагивает что-то в глубине тела. Смотреть на него, слушать его…
Но святой стоял в кругу родственников и, хмурясь, сжимая губы, смотрел на неё с недобрыми чувствами во взгляде.
Но вот он поднял к губам крест и поцеловал его. Это было как знак: не думай ни о чём, Моргана, выполняй свою задачу! Тогда Моргана, не глядя, протянула руку Ретту Адмору. Тот взял её ладонь, и твёрдые губы перевёртыша коснулись её пальцев.
– Хочу танцевать, Ретт.
– Всё для тебя, дорогая, – его голос был так непривычно мягок, что Моргана не удержалась и посмотрела на него. Царь, ранее наследник царства, всегда холодный с ней, сегодня был очарован. И эскортесс ощутила свою силу. Ей даже не нужны были эти тренировки. «Достаточно только иметь подходящее платье», – подумала она. И тогда почувствовала свободу, власть и невероятное удовольствие.
«Я буду королевой этого вечера!» – решила она про себя.
Далее она вела себя так, как хотела. Кокетничала, сверкала, смеялась, затем капризничала и надувала губки, флиртовала и правила, издевалась и сочувствовала, милосердно разрешала поцеловать край платья и тут же казнила холодностью. И танцевала, танцевала, танцевала. В целом и общем – чередовала плохую игру с хорошей, употребляя всю пластику лица и всю фантазию, чтобы только позабавить мужчин и увидеть ещё больше восхищения, обожания и преданности. Пусть все считали и считают её глупой шлюхой, но сегодня она будет на вершине!
К реальности она не вернулась даже когда увидела Классика сквозь толпу. Только сердце немного ёкнуло. А спустя два танца Классик предстал перед ней самолично. Она подскочила, как подброшенная, но, поняв, что выдала себя и сделала ровно то, что Сапфир просил её не делать, быстро рассчитала, что следует отвесить шутливый поклон. Что и сделала:
– Превозносимый Хоакин! Вы потрудились пересечь залу… ради меня?
– Именно, маркиза. Здесь все танцуют, хотелось бы и мне отметиться в этом деле.
– И вы быстро решили, что Красивейшая из женщин достойна встать с вами в пару? Но я не танцую… видите ли, у меня сегодня правило: не ступлю и шагу по этому полу, пока мои туфли не будут поцелованы моим кавалером.
– А хороши ли ваши туфли?
– Посмотрите, – Моргана присела обратно на свой стул и вытянула вперёд ноги, чуть приподняв край платья. Туфли куда как хороши – белые, расшитые голубоватым стеклярусом и переливающимся, словно кровь крылатых, перламутровым бисером. То же сравнение пришло на ум Классику. Он его озвучил и похвалил за выбор, но к теме поцелуев не вернулся.
– Их выбрал Хайнек Вайсваррен, – сказала она.
– Что ж, крылатые любят оттенки, близкие к цвету своей крови. Примерно как люди считают самым красивым цветом – красный.
– Как вы любите чёрный.
– Вы улыбаетесь, но вам скучно, – решил заметить Классик.
– Вы часто заставляли меня скучать. Сегодня вы говорите умные вещи, и я это люблю в последнее время, но в данный момент, простите, я бы хотела послушать комплементы или, даже, попросту потанцевать, пошутить…
Моргана почуяла в Классике неудовольствие. Он был слишком серьёзен для того, чтобы она могла продолжать нести околесицу и ощущать себя властительницей его сердца. Нужен тактический приём.
Она демонстративно оглянулась и перестала улыбаться. Воспользовавшись немного неловким молчанием, сковавшим губы окружавших её сейчас поклонников, она сказала Классику:
– Пожалуй, вы своей серьёзностью всё же сбили мне настроение. Теперь расплачивайтесь – вы же сможете составить мне компанию в прогулке до балкона?
Классик, ни слова не говоря, протянул ей руку.
Когда он положил её ладошку на сгиб своего локтя, между ними пробежала искра. Причём, кажется, только слепой не заметил её. Это было неожиданно, иррационально. Моргана ощутила натуральное смущение и поняла, что краснеет и не могла ничего с собой поделать – она опустила голову и спрятала глаза. Но тут же почувствовала в Классике намёк на улыбку. Он чуть быстрее обычного выдохнул и замер. Моргана стала медленно поднимать глаза к его губам и убедилась, что он действительно улыбнулся – не смотря на то, что его губы больше не изгибались, лицо его, насколько она могла судить, уже было куда более довольным. Она подумала, что дала ему понять, что он её заинтересовал, и тем совершила вторую ошибку, о которой предупреждал её Сапфир. Чтобы убедиться в этом, она продолжила смотреть на Классика и взглянула в его глаза.
Взгляд его был сексуально-оценивающим и вместе с тем непередаваемо тяжёлым из-за его вечно как будто припухших век или из-за того, что зрачки, в форме сглаженных треугольников, словно резали его необычно светлые для перевёртыша глаза.
Они уже вышагивали по залу. Перевёртыши, крылатые, фиты и люди расступались перед ними так, чтобы не приведи случай не оказаться даже на расстоянии вытянутой руки от Классика.
– У вас светло-голубые глаза? Мне это не кажется? – шокированным шёпотом, не скрывая внезапный ужас, спросила Моргана.
– Никто обычно не обращает внимания, – мягко сказал Классик. – Но раз вы заметили, то скажу… они просто выцвели от времени. Мне много лет, вы должны были знать это.
– Я знала. Но… разве глаза перевёртышей не регенерируют?
– Медленнее, чем всё остальное тело. Они белеют почти с той же скоростью, что и регенерируют. На доли мгновений в год они выцветают больше, чем восстанавливаются. Таким образом, у достаточно древних перевёртышей глаза светлы.
– А как объяснить их голубизну?
– Я много времени провёл под светом красных звёзд и в красном смоге.
– И как это всё объясняет?
– О… милочка, подумайте на досуге. Может быть, через сотню-другую лет вы сделаете своё маленькое открытие и поймёте.
– Да вы меня сердите сегодня, – Моргана чуть помолчала. – А с вами нельзя ссориться.
– Это верно. Помнится, раньше вы не затруднялись подобными проблемами, – он уже привёл её на балкон. Его глаза внимательно вглядывались в темноту.
– Раньше… было раньше.
– Хотите прошлое оставить в прошлом?
– О, как скучно! Хоакин! Я просто до безумия не хочу вспоминать обо всём этом…
– Неужели со мной было так плохо?
Моргана невесело усмехнулась.
– Если вопрос в том, насколько было плохо, то правильного ответа нет. Мне было интересно, когда вы оттачивали на мне приёмы убийств, мне было достаточно хорошо, когда вы отдавали меня своим солдатам-шипастым и замечательно, когда – красавчикам-инуэдо. Но сейчас я понимаю, что вы попирали мою красоту, смеялись над ней. Это тело – разрубленное на куски вашими мечами или проколотое шипами солдат… разве я была этого достойна? Разве для таких вещей нужно было покупать женщину?
Классик облокотился на перила балкона и посмотрел на двоелунное хождение. Тонкий серп розовой луны нижним концом почти соприкасался с серпом голубой луны, той, что младшая сестра Эсцены.
– Бал приурочен к парным танцам небесных светил? – спросил Классик.
Моргана приняла подобную позу и тоже стала смотреть на луны.
– Быть может… Но похоже на букву «эрра». Думаете, от соединений лун мог пойти стиль начертания алфавита людей?
– Отчего нет? – Классик был так спокоен. Таким он очень нравился Моргане.
– Действительно, отчего нет, – повторила за ним эскортесс. И заметила, что ей всё тяжелее оторвать взгляд от его лица. Когда он смотрел на небо в нём было что-то… от крылатого. Он был красив, этот Классик. Нельзя отрицать такое.
– Отвечая на твой вопрос, – Классик лениво повернулся в сторону зала, – я могу сказать, что тогда ты не была женщиной. Ты была оболочкой. Никогда не понимал тягу к красивым вещам, за которыми ничего нет. Нет смысла.
– Да это прямо-таки аскетическая философия в контексте культуры перевёртышей. Не ожидала от вас такого.
– А я не ожидал, что ты сможешь когда-либо оперировать такими понятиями как «философия» или «аскетическое», – Классик ухмыльнулся. Моргана, встретившись с ним взглядом, тоже заулыбалась.
Они молчали, а Моргана, пользуясь чем-то женским, каким-то внутренним индикатором, почуяла в Классике желание вернуть её. Купить или соблазнить, влюбить в себя и посмотреть, какой она будет женщиной теперь.
