Анастасия Сагран
Решимость: почти святой Брайан
– Как? И что ты имеешь в виду?
Это была тёмного камня лестница на крышу в башне Адмора, и он курил снадобье, которое ему поставлял теперь Даймонд. Она появилась на этом тесном, едва ли не со всех сторон закрытом пролёте внезапно, так что Брайан не сразу разобрался в том, чего же она хочет.
– Если ты так уж ревнуешь, то хоть запирай меня в своей спальне, я всё вынесу! Я только хочу быть с тобой!..
– Что за чёрт… Вот так внезапно исчезла твоя крепчайшая любовь к Рэйну? И ты решила воспылать страстью ко мне? Знаешь, если ты сейчас в глаза мне глядя скажешь, что любишь только меня и всегда любила, я поверю в то, что я полный идиот, но не в твои слова.
Моргана почти обнимала его. Она положила свои ладони на его грудь и жалась к нему как когда только и думала, что о его поцелуях и постели, или же ему так казалось. Но после его слов она отодвинулась и спрятала руки за спиной.
– Я скажу тебе, что мои чувства к Рэйну со временем постепенно угаснут, потеряют цвет и свежесть, а потом точно забудутся. Мои чувства к тебе – нет, никогда.
– В такое верится с трудом.
– Почему? Не веришь, что так бывает? Бывает!..
– …Верю, но… тут всё просто: если было бы так, как ты говоришь, то ты не вышла бы за Рэйна, как только он поманил тебя, а вспомнила обо мне, – Брайан помолчал несколько мгновений. – Или же ты действительно?..
Она опять пошла в атаку, выдвигая вперёд, к нему, всё прекрасное, что в ней было и, мягко, немного боязливо, обнимая за шею.
– Ты не веришь, что я сумею жить одним тобой?
– Сколько: период, два, может год или восьмилетний цикл?
– Долгое-долгое время, – сладко заверила она.
Поскольку он молчал, думая о том, что хочет, чтобы она говорила этим тоном ещё и ещё, Моргана стала рассказывать:
– Я буду милой с твоими родными. Буду настолько милой, что ты глазам не поверишь. Я могу сидеть тихо, молчать долго и никак не показывать, что мне скучно или грустно без тебя. Я могу наслаждаться одной прогулкой по саду (одно это даже великолепно), я могу читать, что скажешь ты. Я могу вообще не выезжать из дома и могу носить только белые платья с оборочками. Я научусь…
– Моргана-Моргана, – он снял её руки с шеи, поскольку её губы шептали всю эту чушь уже почти у его губ.
– Я приму твою веру, если ты хочешь!
– Заманчиво, – не мог не кивнуть Брайан. – Но… нет.
Тяга согласиться была велика. Картина, нарисованная ею, выглядела для него довольно привлекательно. Он бы ещё попросил её не оставаться наедине с мужчинами, даже Си, и вообще избегать их общества.
Но… нет.
Глава 11. Последний контракт
По слухам, Энтони Сильверстоун, граф Эшберн, и изгнанная княжна Чайна Циан Лифорд, которая, в принципе, не имела больше права зваться именем отца, подписали бессрочный контракт. Опять же по слухам, они так лучились счастьем, что крылатым всё действо напомнило обряд венчания.
Моргану как-то опять видели с Брайаном. Но, не смотря на то, что это было не более чем совпадение, его всё равно стали убеждать на собрании в зале с розой, что он не может заключить контракта с Морганой. Ему пытались навязать причастность к Церкви, и в благодарность за то, что его не отлучили, несмотря ни на что, обязан соблюдать правила. Он сказал «и в мысли нет» и не солгал вроде бы, потому как все разом угомонились.
То, что Брайан остыл к ней, Моргана поняла постепенно. Она видела, как он разглядывает женщин. Это был явный поиск. Тот случай с истеричкой Геральдой у Кер Гласса врезался ей в память накрепко и лишний раз заставлял ощущать, как бежит время. Ещё немного, она почти знала это, ещё немного, и он сорвётся, и будет посещать дома свиданий, как большинство неженатых мужчин. Он будет дарить себя разного рода фиткам, опытным немолодым крылатым леди, лица которых всегда будут скрыты, и скорее всего ему попадутся человеческие женщины, которых так тянет к симпатичным и нежным безбородым южанам.
Разве такое можно допустить?
Можно ли, но шансов нет. Она, казалось, разыграла все карты, даже окружила себя самыми преданными из мужчин, чтобы стимулировать его ревность. Но… нет.
Чудесным солнечным зимним днём Моргана вспомнила, что при ней Брайан не расстёгивал куртки больше. То есть раньше ему всегда становилось тем жарче, чем ближе к нему Моргана подходила, и он либо расстёгивал куртку, либо откидывал свои меха и всё равно расстёгивал куртку, только чуть позже. Будучи в его объятиях не единожды, Моргана это прекрасно помнила. В тот разговор, состоявшийся на вечере у Адмора, Брайан даже не пошевелился в сторону застёжки на горле, хотя Моргана разве что не влезла на него.
Его взгляд, при встрече, был безразличен, в разговоре Брайан был холоден. Ни разу в танце они не пересекались, а ведь с другими леди он и флиртовал и даже, по-мужски, кокетничал. Последний факт её бесил до распада сознания. В глазах темнело от злости, в голове пела свои песни жажда насилия, а руки наливали эйерн и подносили ко рту. Она ещё и успевала при этом болтать с кем-нибудь, совершенно не сознавая, что несёт. Возникла очень неприятная мысль о том, что она могла какому-нибудь виконту с южного материка рассказать, что конкретно её бесит в Брайане, и что слухи о ней опять разнеслись по Ньону, и что она выставила себя полнейшей дурой. Но, впрочем, ей постепенно стало всё равно. С каждым утром всё тяжелее было просыпаться, и она перестала хотеть вставать с постели вообще.
В один из дней, когда она только читала и дремала, к ней вошёл Феррон:
– Мама? Сколько можно?
– Ты выглядишь бодрым, – поспешила заговорить она. Её сыну было мало лет, но он высказывался иной раз довольно жёстко и даже не стеснялся ругать её, что было, пожалуй, общее у него с Брайаном. Рэйн считал этот признак одной из дурных замашек особенно привилегированного ребёнка, которому даже родная мать перечить не любит.
– После раннего урока фехтования кто угодно будет бодрым, хочет он этого или нет.
– Так Рэйн говорит?
– Да, – Феррон разместился у неё в ногах. – Мне вчера дед сказал, что тебе нужно под нос шкуру тара сунуть.
– Так и сказал?
– Да. Мол, тогда ты вскочишь и забегаешь.
– Забегаю-забегаю… в поисках, кого бы укусить!.. – Моргана сделала вид, что собирается покусать Феррона, но тот оставался невозмутимым.
– Мам, я не маленький.
– Как ты понял, что ты не маленький? – спросила Моргана. Ей стало грустно.
– Когда отец начал тренировать меня.
– Он слишком рано начал заниматься с тобой такими вещами.
– Он говорит, что моё обучение подошло бы и для девчонки.
– Всё равно…
– Мам…
– Что? – где-то глубоко внутри Моргана боялась, что наступит тот день, когда Феррон спросит, почему родители отдалились друг от друга, почему отец так редко бывает дома, а мать собирается надолго уснуть. Но, видимо, у мальчика были свои ответы на вопросы, потому что интересовался он совершенно другими вещами.
– Мам, зима здесь очень холодная.
– Да.
– Я, вчера, когда ехал в Кер Гласс, видел мальчишек в какой-то жуткой обуви. Как если бы у них были ботинки, потом они порвались и их замотали тряпками и верёвками.
– А, да, хорошая обувь не всем по карману. Некоторым и вовсе обувь не по карману.
– Я так и понял это. Но… мы проехали мимо, а когда возвращались, мальчиков тех уже не было. Да и денег у меня с собой никаких, ты знаешь. Но я потом думал о них… ведь это же неприятно… так…
– Поверь, они не замечают неудобства. Они родились и выросли, постоянно ходя в чём-то подобном. Вот если тебя так одеть сейчас, то будешь чувствовать себя отвратительно.
– Ты думаешь, что им не обязательно помогать, и я зря беспокоился?
– Не зря, ведь это говорит о тебе с хорошей стороны, но в Ньоне полно тех, кто занимается решением таких проблем.
– То есть им помогут?
– Рано или поздно.
– Но лучше рано, правда ведь? Я найду их и…
– Не стоит.
– Почему?
– Знаешь, чем отличаются титулованные крылатые и фиты от нижестоящих?
– Деньгами и правами. Есть право отстаивать свои интересы перед лицом императора словесно и есть право на дуэль.
– Это основное. Рэйн объяснял мне, что нижестоящие никогда не решают дела дуэлью. Они решают дела иначе. Их методы совершенно унизительны для титулованных. Они вообще-то и для самих нижестоящих унизительны. Но только вот они вынуждены это терпеть в угоду решению вопроса, а титулованные унижения не терпят. Некоторые принцы, правда, часто подчёркивают, что они сами вышли из низов, но это уже другое дело.
– Но причём здесь те мальчики?
– Поскольку они не титулованы, то они могут оскорбить тебя вместо благодарности. Они не сделают этого специально, а потому, что иначе не умеют. И поэтому с нижестоящими титулованные стараются контактировать как можно меньше. Даже титулованные священники не имеют привычки жить наравне с нижестоящими и всегда как-то отделяются, хотя, это не правильно с точки зрения абсолютного большинства проповедников.
– И что же, мне совсем нельзя помогать?
– Ты можешь делать это через церковь. Клирики всех мастей занимаются тем, что адресуют… направляют, так сказать, помощь и поддержку титулованных тем, кому это нужно сильнее, чем другим. Собственно… сама церковь приняла на себя обязанность помогать бедным. Благодаря этому мы даже поддерживаем в бедняках веру в Единого.
– То есть?
– Священники много знают о том, как и чем живёт их паства и чаще всего прямо-таки предвидят их беды и потери. Они всегда знают, какой семье нужно купить ботинки детям, а какой и еды-то не хватает. Бедные видят в этом проявление Божьей милости и святости клира.
– Я не знал об этом, – Фэр ненадолго опустил голову, затем повернулся к окну и выпалил: – Хочу… быть священником!..
– А Рэйн-то ставил на то, что ты захочешь в гвардию или в доспешники. Вот разочаруется-то…
– Почему отец разочаруется?
– Священники помогают бедным и посвящают этому всю жизнь, но быть сильным и смелым, владеть мечом для твоего отца важнее.
– А можно быть сильным и помогать бедным?
Её так и тянуло начать на все голоса расхваливать Брайана, но она постаралась обойти его личность вниманием:
– Можно. Но пока ещё мало кто знает, как. Сапфир говорит, что настанет день и не будет такой ужасной некрасивой бедности, как сейчас. Родится человеческая девочка Хисуи и придумает, как всем бедным стать чуточку богаче.
– Чуточку? На эту чуточку можно будет купить ботинки?
– И что ты привязался к ботинкам? Тебе же всегда говорили – некоторым есть нечего! Подари ты им ботинки, они пойдут и поменяют их на еду!
– Но можно же не есть.
– Один день – да. Другой – плохо. А на третий… живя впроголодь, как они, никогда не сможешь стать сильным. И если с других планет нападут перевёртыши, голодный, ты не сможешь отразить удар, не сможешь даже меч поднять.
– Ясно. Отец говорил похожее.
– Что говорил?
– Он говорил, что обязанность титулованных защищать планету от нашествия извне. Это потому, что мы никогда не голодаем?
– Практически – да. Но ещё потому, что вы, мальчишки, с детства тренируетесь, наращиваете силу.
– Я видел, они тоже дерутся – деревянными мечами.
– В детстве, когда играют. Ты, в отличие от них, когда вырастешь, будешь продолжать оттачивать мастерство.
– А они – нет?
– О чём это вы? – спросил, войдя, Рэйн.
– О бедных.
– М-м-м-м… – протянул Рэйн, будто бы эта тема была для него вкуснее пирога.
– Сапфир, правда, говорил, что однажды бедные станут богаче? – спросил, задрав голову, Феррон. Рэйн посмотрел на него сверху вниз:
– А ещё он говорил, что в тот же миг все богатые станут беднее.
– Почему это?
– Таков суровый закон жизни. Но не переживай – богатые станут не настолько уж беднее, чтобы не желать из-за этого бедным – богатства.
Рэйн засмеялся, обнажив клыки, островатые для обычного крылатого.
– Но я всё же хочу помогать бедным, – тихо сказал Феррон. – Если я ничего не сделаю, я буду чувствовать себя… противно. Мне уже противно от того, что я ничего не делаю.
– Совесть – есть, – весело констатировал Рэйн. – Это просто отлично!
– Отец, но, правда, что же делать? – серьёзно спрашивал мальчик. – Это выгрызет мне сердце!.. Я должен хоть какую-то малость сделать… и срочно!..
Рэйн перестал улыбаться и посмотрел Моргане в глаза, в самую глубину. Долго смотрел. Моргана не хотела ничего говорить, а Рэйн размышлял. Наконец, он решил:
– Едем на площадь возле храма святого Сентиона. Подашь каждому бедному по монетке. Это то, что мы можем сделать срочно. А если твоё сердце не остынет за пару дней, то мы придумаем что-то чуть более серьёзное.
Они уехали. Моргана снова уснула с книжкой. Рэйн разбудил её вечером, уютно устроившись рядом в её постели с двумя бокалами тореннского эйерна. Он улыбался:
– Я не ожидал от него такой сердечности. Посмотришь на Фэра со стороны и кажется, что он высокомерный выродок бессердечных богатеев. Но сегодня он расспросил каждого бедолагу и грязнулю на площади обо всей жизни, обо всех злоключениях. Думаю, это как знаменательная дата в его жизни. Почти поворотная.
– Да, если его сердце не очерствеет, то всё это может много значить в будущем.
– Почему ты считаешь, что очерствеет?
– По Брайану смотрю.
– А. Ну? – Рэйн подвинул к ней бокал и она, спохватившись, села и взяла из его рук самый слабый из пьянящих напитков крылатых, кроме келлера, разумеется. Тореннским эйерном крылатые отмечали особые события.
Моргана, отпивая эйерн, взглянула на выжигающую время свечу.
– М? Рэйн, ты должен бы сейчас танцевать эренмис… и где ты? Что за мода проводить вечера в постели с нелюбимой женой?
Рэйн улыбнулся её ласковому укору.
– Я всё ещё впечатлён поведением Фэра сегодня. Он и раньше задавал серьёзные вопросы, но сегодня, всё же… Кстати, он спросил меня, и я понял, что не владею информацией… Церковь заботится о крылатых и фитах, а так же нескольких сотнях верующих людей… Шипастые находятся под прикрытием царей, а кто заботится о тех людях, которые исповедуют семибожие? Их храмов нет в Ньоне. Разве что один, и тот – Хенера, для послесмертных обрядов, как я слышал.
– Бесцейны, Оллуа и Дан-на-Хэйвины всегда заботились о людях вне зависимости от их вероисповедания, – стала говорить Моргана. Она говорила только то, что знала по рассказам других. – Раньше было больше кланов и территории патронажа были чётко разграничены. Особенно это касается тех времён, когда человеческих государств было много. Но сейчас… ты прав… что-то в Ньоне о них мало заботятся.
– Эрия постоянно подкармливает бедняков. Оллуа, правда… в опале. А ваш клан?
– Ксенион заботится о той территории, которая является исторической отчиной нации. О той, которую мы представляли раньше и о той, чьи земли сейчас совпадают с именными.
– Это о тех, что вокруг Кер Велла?
– Ну и тех, что на самом севере, восточнее классических.
– То есть в Ньоне… только… не удивительно, что каждые двое из трёх нищих – люди.
– С этим надо что-то делать. Фэр… молодец! – Моргана спустила ноги с кровати и поставила бокал на пол.
Рэйн попытался остановить её:
– Подожди, такие вещи нужно обдумывать.
– А что тут думать? Император у нас является видовым представителем человечества. Но у него и так дел по горло, что и у наследника. Пусть этим займётся Игрейна!..
– Моргана… – Рэйн опустил голову. – Ты всё мечтаешь выпустить её? Неужели не ясно, что Сапфир…
– Я просто попробую. Если не выйдет, выберем нынешнего регента Оллуа.
– Не выйдет. Регент… в общем, предсказано, что Оллуа не сможет продолжать род.
– Бесплоден?
– Один – да. Другой… вроде того.
– Вот как… – Моргана села обратно. – Чёртовы люди! Кому не надо – плодятся, а эти!..
Они некоторое время молчали.
– И чего ты расстраиваешься? – поинтересовался Рэйн, допив эйерн.
– Сама не знаю, – Моргана пожала плечами, а после подумала, что если у правящего человеческого клана остался единственный соперник, то оспаривание прав на трон какими бы то ни было путями… само собой напрашивается. Крылатые встанут на сторону Бесцейнов, избранных Богом. Перевёртыши – на сторону Дан-на-Хэйвин, которые считают своим правом и обязанностью рождать драконов. Человечество вообще никто не спросит. Ксенион и Игрейна приведут всех к новой войне.
– Когда ты успел развести огонь? – будто бы ни о чём особенном только что не думала, спросила эскортесс.
– Как вошёл. В отличие от одного Си я не горю от одного твоего присутствия.
Моргана невесело прыснула:
– Да и он-то больше не горит, как раз.
– Это да. Даймонд придумал ему лекарство. Эта бумага с напылением, которую Брайан курит – спасает его настолько, что он уже иной раз появляется в почти нормальной одежде. Хайнек в восторге оттого, что может раздеть этого падшего лишний раз.
– Раздеть?
– Хайнек добился выпуска каких-то тончайших тканей. Никак не запомню, как они называются. И плотные, и форму держат. Он начал одевать Брайана в это… Алекс говорит, что Хайнек делает из него проститутку.
– Отлично. Просто отлично.
Рэйн рассмеялся:
– Роджер Кардиф – в монахи, Брайан Валери – из постели в постель!
– Хватит смеяться! – разозлилась Моргана. – Вот вечно ты мне рассказываешь именно то, что мне слышать не надо! Гадкий принц, гадкий!
Крылатый всё продолжал смеяться. Ему всегда нравилось выводить из себя Моргану и наблюдать за тем, как она борется со своим желанием сделать что-нибудь резкое.
– Но теперь ты просто обязана посмотреть на него, так?
– Хочешь напроситься со мной на вечер к Си?
– Ты бы хотела?
– Спрашиваешь. Вот только надо мне подготовиться. Я ни за что не должна выглядеть блекло и немодно на фоне твоей Мелиссы.
Упоминание «Её» имени смутило Рэйна и заставило его быстро сменить тему:
– Так к слову о патронаже людей… Что ты решила? Будешь настаивать на кандидатуре Игрейны? Я прекрасно помню, о чём мы с тобой говорили раньше. Каждое твоё и моё слово. Я никогда не собирался потворствовать Сапфиру в том, чтобы продержать Игрейну в застенках до тех пор, пока она не будет готова влюбиться в него настолько, насколько надо. Но… из-за опалы Оллуа… из-за слишком высокой вероятности контракта Игрейны с Классиком и как следствие – напряжённости между бывшими врагами… на данный момент… я дискредитирую себя, если позволю ей выйти из Абверфора. Не настаивай на этом по такому поводу. Если уж мне суждено… навлечь на себя неприятности, то не сейчас, пожалуйста.
Моргана не могла сказать в ответ ничего объективного. Она смотрела в огонь и с некоторым недоумением понимала, что всякое волнение её отпустило.
– Я… подумаю, – сказала она. – В Кер Глассе полно умных женщин для той роли, с которой не справляется Бесцейн.
– Но они… недостаточно высокородны.
– Недостаточно высокородны? Я – маркиза.
– Ваш вид не основной и ты единственный вариант, потому тебя, маркизу, выбрали, – Рэйн помедлил. – Но… думай, ладно. Было бы лучше и вправду разгрузить императора. Я бы поднял платок за регента Оллуа. Человек же.
– Регент Оллуа – никто.
– Думай, думай. Я просто предложил, – Рэйн взмахнул рукой. – Можно же просто подождать, когда Сапфир выпустит Игрейну по своему решению.
Моргана пожала плечами.
– Да, глупость сказал, – вдруг кивнул Рэйн. Моргана с недоумением посмотрела на него, – не поняла, почему – глупость?
Он снова рассмеялся.
Тореннский достаточно расслабил её, а Рэйн выглядел соблазнительно в распахнутой на груди сорочке, так что она придвинулась к нему ближе. Всё же он не мог не думать о том, о чём подумала она. Иначе бы не забрался в её постель в одном исподнем, да с эйерном.
Но он остановил её и отстранился сам, продолжая, однако, скользить рукой по её бедру вверх. Ему очень хотелось заняться с ней любовью, очень. Но Мелисса крепко держала его. Так крепко, что Моргана на миг ощутила её присутствие. Да и для крылатых принципиально сохранять энергию для тех женщин, которых в это время добиваются.
– Что тебе позволяет делать это, эскортесс? – спросил он со страстью во взгляде.
– Ты дорог мне. И ты знаешь, как хороши твои поцелуи. Никто не может и не мог так.
– Даже Брайан?
– Я ему не нужна.
– Неверно. Очень нужна. Это я не нужен ей.
– Очень нужен, просто она ещё об этом не знает.
Рэйн усмехнулся и легонько сжал её ягодицу. Моргана на некоторое время перестала дышать. Она взмахнула ресницами и всё решила за них обоих.
Древнейший – тот же мужчина, пусть и могущественнее прочих.
Медленно-медленно он наклонялся к её груди, понимая, что грешит против себя, против своей любви к девушке, против убеждений, против природы крылатого. Внутри Рэйна ещё шла борьба, но желание Моргана внушала немалое, а счастье с Мелиссой ещё даже не брезжило впереди, так что он с каждым вдохом всё ближе подходил к полной сдаче.
Рэйн целовался действительно потрясающе. Моргана считала это вторым даром, талантом Рэйна.
А после всего оба ощущали себя сладко грешными, будто бы то, что сейчас произошло, было противозаконно.
Через пару дней он спросил у неё, не пила ли она кровь в последние дни. Когда выяснилось, что у неё есть постоянный круг партнёров по крови, Рэйн неуловимо изменился лицом. Моргане подумалось о том же: до завершения контракта оставался ещё год, беременность наступить не должна была и никто не должен был узнать об их разовой связи. Или ещё о нескольких ночах, если он и она решат повторить опыт…
Она ловила на себе его взгляды. Он продолжал ту же борьбу с собой, которую вёл в тот вечер в её постели. О том, чтобы вместе пойти к Сильверстоунам Рэйн больше не упоминал.
Чтобы решить для себя, стоит ли соблазнять собственного мужа снова, Моргана посетила один из вечеров, где должен был быть Брайан.
Что же она увидела? Каким он был? Невероятным, красивым, обаятельным как никогда, но полностью чужим, далёким, ничьим. Она видела его издали и так, будто бы между ними клубился более тёмный, чем должен бы, воздух. Будто бы она стала видеть Брайана немного иначе. Будто бы какой-то обман зрения, приближавший и раньше освещавший оптически, исчез. Будто бы между ними не было стены, но и подойти к нему было бы нельзя, даже захоти она этого. Она ни разу не поймала его взгляда, ни разу не ощутила его взгляда на себе, мурашки по коже не пробежали от осознания его присутствия.
Какие ещё выводы тут можно было сделать?
Чтобы убедиться в том, что она правильно всё понимает, Моргана представила себе, как вдруг Брайан скажет ей, что она вновь может быть с ним. И не ощутила ничего, кроме тоски. Тоскливо было ей представлять себя в объятиях Брайана, и противны были бы его поцелуи.
Моргана вернулась домой, вошла в кабинет Рэйна и поняла тут же, на месте, что и с Рэйном ей отныне будет так же тошно.
Всё потому, что она оказалась такой же эскортесс, как и прочие? Такой же женщиной, неспособной на безгрешные отношения, на верность, на подчинение тела разуму?
Она всегда была такой? Нет… нет. Скорее так сказался небольшой регресс. Нельзя больше спать. Как бы ни хотелось… Она должна вернуться к тому, с чего начала… к той чистоте и единству чувств, мыслей и желаний, что родились в ней в Сент-Линне.
Но как?
Глубокой ночью Моргана прекратила метаться по своей спальне и встала на молитву.
Брайану молитва помогала, почему же ей не поможет?
Несколько дней за тем, она почти всё время молилась. Попросилась в один из женских монастырей на пару-тройку дней. Приняли.
Атмосфера там была иной, совсем иной, чем в Сент-Линне, но её, по крайней мере, ничто не отвлекало от сосредоточенной молитвы.
Договорилась о том, чтобы тайно пройти имянаречение.
После обряда, после первой исповеди, стало немного легче. После второй исповеди всё стало почти совсем понятно и удобоваримо. Но какая-то неустроенность осталась. Ей всё же было беспокойно. И чем больше в её груди горели неприятные чувства, тем глубже она уходила в молитву, тем крепче сжимала крест, тем чаще принималась читать Священные тексты лишь для того, чтобы забыться и успокоиться.
И ей казалось, что Роджер, в своё время уничтоженный отказом, последним из тех, которые был способен перенести, ощущал себя так же. Делал всё так же и находил упоение в том, чтобы отвлечься от своих разочарований. Точнее, от разочарования по имени Шерил.
И каждый день в молитве Моргана находила своего рода удовольствие. Так проходил день за днём – в молитве и в стремлении скрыть, во что бы то ни стало, своё времяпрепровождение от всех окружающих.
Так, почти незаметно, завершился контракт с Рэйном.
…Принц скоро опомнился от наваждения, которое вызвала их ночь, и снова вернулся в круг поклонников Мелиссы Сильверстоун.
…Аларда выпустили из Абверфора и признали независимым от лицензирования представителем подвида эскортов. Мальчишка первым делом стал налегать на учебники, фехтование, скачки, карты, эйерн, и заглядывался, до лёгкой влюблённости, на девушек. Те отвечали аналогично.
…Феррон в какой-то момент взбунтовался против расставания родителей, но согласился с тем, что это неизбежно и позволил отдать себя в школу. Про мысль о помощи бедным он не забыл. Заявил, что собирается в будущем основать орден с такими обетами, которые ему понравятся и стать сильным, как отец, и помогать бедным, как священник.
…Бесцейн снова стал отцом. Мальчика назвали Фенимором.
…Колин Хант однажды всё-таки «заметил» Берилл. Вот только всегда при нём её инстинкты, говорящие обычно об опасности, брали верх, что не удивительно, учитывая её характер, его славу и историю семей.
…Сапфир не позволил вытащить Игрейну из Абверфора, всё по тем же причинам, мол, она посеет смуту.
…Представителем вида людей стала молоденькая герцогиня Бон, Элизабет Дан-на-Хэйвин, дочь Игрейны Пятой.
Моргана старалась помочь Элизабет, но, жаль, девушка не любила помощи со стороны. Она совсем мало знала свой вид и справлялась ещё довольно плохо. Всё же лучше, чем Бесцейны, потому что других забот у неё не было, а Игрейна, узнав о должности дочери, через Моргану требовала письменных отчётов и пересылала указания.
Поскольку Моргане представлялась устойчивая и повторяющаяся возможность хотя бы через Игрейну влиять на герцогиню с тем, чтобы помогать обездоленным, она решила систематизировать помощь людям, исповедующим семибожие. Однако объём работы, если её проводить аналогично церковникам Единого, был слишком велик и пришлось обратиться к Брайану. Тот отверг все до единого её предложения. Впрочем, она так и предполагала. Настаивала, соглашалась на любые условия, но ничего не вышло.
Выход, самый простой, устроительство ночлежек, Брайан не стал игнорировать, сжалился. Выделил со своей стороны небольшое количество денег, нашёл место, обрезал времени и уделил внимание, чтобы следить за всем самостоятельно.
Издевался над Морганой за то, что она не может придумать ничего умнее.
Теперь у них была хотя бы одна тема, на которую они могли поговорить.
Когда этот проект был запущен, то поддерживать его в действии должна была предводительница людей, Элизабет Бон. Она не могла со своей стороны не лимитировать помощь беднякам. Это произошло по той простой причине, что с неё, как с представительницы вида в парламенте спрашивали по каждому пункту растрат и требовали однозначных цифр в любом из случаев. В итоге, на поддержку ночлежек шли государственные средства, а адресная помощь, которой занималась Элизабет, резко сократилась. Моргана всё же считала своё дело правым, да и Брайан указывал на приоритетность помощи тем, кто рискует насмерть замёрзнуть под чьей-то лестницей, а не тем, кому, опять же, «ботинок не хватает».
Моргана, чтобы как-то выкинуть из головы несчастную тему ботинок Феррона, стала сама, лично, заниматься адресной помощью. Элизабет, курировавшая её, пока ещё не обладала достаточной информацией о том, каким семьям и в чём лучше помочь, и тогда опять пришлось идти к Брайану. Моргана не очень хотела этого и прежде обратилась к Анжу Делорту в ньонский архив. Тот согласился помочь, но только с тем, чтобы она сама, если желает всего и скорее, помогала ему в архиве.
Через пару дней Брайан узнал об этом и вызвал в свой кабинет запиской. Встретились на лестнице возле ратуши, потому как и он, и она только приехали.
– Ты хотел поговорить, – она некоторое время поднималась рядом, немного впереди него по широкой лестнице. Он был молчалив сегодня. – Обязательно в кабинете? Сестра Джинджер, я слышала, уехала куда-то и не сможет посидеть с нами. Или у тебя для соблюдения приличий ещё монахини есть в запасе?
– Целый монастырь, – фыркнул Брайан.
– Уже вызвал?
– Стой, – он догнал её и положил руку на плечо: – Остановись ты.
– Что, здесь?
– Помолчи, – сказал он, показывая раздражённое нетерпение. Он резко придвинулся, и она испугалась, отскочила. Он уже почти сердился: – Да иди ты сюда!
– В чём дело? Чего хочешь?
– Иди сюда.
Моргана медленно подошла. Брайан взял её за плечи и почти прижал к себе. Он склонил голову к её шее, с наслаждением вдохнул и, наконец, отпустил. Посмотрел странно, и стал было подниматься выше, но остановился, повернулся к ней и объяснил:
– Ты была в церкви. Волосы пропитались запахом курений полностью, значит, была долго. Я даже представить не могу ни одной причины, по которой ты… неужели ты собралась принять эту веру? Ещё одна попытка? Или хочешь убедить одного наивного крылатого в том, что подходишь ему в жёны?
– Мы не должны разговаривать на эту тему, – холодно сказала Моргана. – Потому что тебя такие вещи интересовать не должны, а я не хочу говорить об этом вообще.
– Хорошо, – он опять спустился к ней и встал немного ближе, чем следовало бы для приличия. – Не хотелось бы, чтобы ты украла у меня Анжа.
– Анжа?
– Тебе нужна была помощь, и ты обратилась к нему, минуя меня.
– Вам не кажется, что ко мне пора обращаться официальнее?
– Об этом я и хотел поговорить, – сказал Брайан, но явно не слушал её. – Что ты там ищешь, в этих архивах? Я ничего ни от кого не скрываю. Спрашивай обо всём у меня, – он опустил глаза и помолчал немного. – Даже если тебе нужно совсем не то, зачем ты обращалась, если тебе нужны ответы на самые необычные вопросы… я готов рассказать, что знаю. Мне действительно нечего скрывать.
– Ньон гордится таким губернатором.
Оценил ли губернатор последнюю фразу Морганы как словесную шелуху, чем она, собственно и была, но стало тихо. Слышно было, как под лестницей похрустывают доспехами шипастые Морганы и как повзрослевший Брэнт Лоасс, остановившийся в десятке ступеней выше по лестнице, сжимает чётки в кулаке и тем перетирает их.
– Итак? – почти протянул Брайан.
Моргана изложила свою цель.
Брайан рассмеялся:
– Неудивительно, что Анж сразу пришёл ко мне. Даже он знает, что я всегда держу в голове проблемы города. Моргана, оттого, что я перестал быть святым, я не потерял милосердия…
– Да неужели?
– …Этой твоей «адресной помощью» я занимаюсь самостоятельно.
– Ты, кажется, не понял. Я говорю о людях, исповедующих семибожие.
– Они равны в своих нуждах, что те, что другие представители одного вида. Я помогаю им от имени города. Они получают меньше помощи, чем ведомые церковными служителями – это факт. Но получают. Да, о ночлежках я не позаботился, но бедным помогал с самого начала.
