Алиссандра Кардаш
Приговорён к свободе
Нарцисса
– Худший злодей – это не тот, кто ужасает своими действиями, а тот, кто уверен в своей правоте, – торжественно произнесла Дриада, стоя на высшей точке корабля. Ей, как когда-то Августу, принадлежали наши жизни. Но только до его возвращения. – Пора решить, нужно ли это вам: уважение, страх публики, восхищённые взгляды?
– Да! – раздался крик команды. Но Дриада смотрела на меня, а я молчала. Потому что понятия не имела, нужно ли мне всё это, когда управляет нами эта змея. Моего ответа она так и не дождалась, продолжив говорить. Дриада снова произносила речь, пока корабль рассекал спокойную гладь воды.
Чайки кричали, взмахивая крыльями над морем и останавливаясь на нашем фрегате. Разве мы когда-нибудь сможем быть свободнее, чем они? Это счастье, которое мы украли. Эти долгие годы, своды правил… Ради свободы мы покинули ту жизнь, что была у нас до Хели. Ради свободы, которой никогда не было и не будет. Слишком много факторов, от которых мы зависим. Слишком много боли, которая является ценой.
Пока море рядом, я могу услышать эту свободу, если прислушаюсь, но в некоторые моменты, особенно в последние пару месяцев, получается всё реже и реже. И я предполагала, кто в этом виноват.
– Август возвращается! – воскликнул кто-то с самого дальнего угла корабля. Кто-то незаметный, но принёсший важную весть. Уже через пару мгновений все столпились в одном месте. Связь то и дело срывалась, пока мы не подошли ближе к берегу. Лишь тогда мы смогли выслушать Августа.
– Жду вас на той же пристани как можно быстрее, – я узнавала его строгий голос и улыбалась. Наша огромная команда улыбалась, радуясь спасению капитана. Только не Дриада.
Я её понимала. Она почувствовала вкус власти, но не смогла насладиться ею сполна. Она думала, может, даже надеялась, что Августа не будет ещё полгода, как минимум. А он возвращается спустя три месяца после того, как девушка стала капитаном. Временным капитаном, а это совершенно разные понятия.
Да, я её понимала, но не оправдывала. Августа, конечно, любили не все, но именно благодаря ему мы живы. Он – талантливый стратег и мудрый, хоть и строгий, руководитель. А Дриада… Она умеет говорить и убеждать, но я сомневаюсь, что сможет всегда оберегать нас. Она волнуется о своей жизни больше, чем обо всех своих подчинённых, вместе взятых, а это ужасное качество для предводителя.
Так думала не только я. Возвращения Августа Райана ждал почти каждый участник банды.
Дриада на пару часов исчезла, а вскоре я узнала, что она встала за штурвал вместо Аполлона, и теперь корабль направляется совсем не туда, куда нужно. Никто сначала не обращал на это внимания… До тех пор, пока не началась буря.
Я не видела такого шторма никогда, хоть и работаю в Хели уже столько лет! Казалось, что он разрушает всё на своём пути, превращаясь в машину мести, в стихийное бедствие, уничтожающее корабли и людей.
Жертв не было. Пока.
Зато паника царствовала на всём корабле. Дриада бродила из одной части корабля в другую, но сейчас, когда над головами нависла опасность, все её пылкие речи затихли за громом и растаяли в сознании. Волны подбирались к нам так близко, что вот-вот должны были перевернуть корабль, разбить его в щепки. Море тянулось к нам, жаждало получить в жертву и усыпить навсегда, опустив на дно вместе с обломками, оставшимися от фрегата.
Команда потребовала, чтобы Дриада поворачивала к пристани как можно скорее, но оказалось, что добраться до неё в такую погоду невозможно. Волны поглощали ракушки и разбивали их о берег, корабль будто бы летел по воздуху, едва не разлетаясь в щепки. Фрегат не выживет, нам это было ясно, как день.
– Если корабль потерпит крушение, каждый отвечает только за себя, – дрожащим голосом сказала Дриада, и её слова утонули в шуме моря и ветра. Но их по губам если не прочитали, то поняли все. Естественно, каждый сам за себя. Если мы всё же сможем противостоять стихии, то доплывём до ближайшего берега и будем спасены от смерти. Жажда выжить была лучшей мотивацией и ядом. Потому что мы готовы были встать на противоположные друг другу стороны, чтобы спасти свою собственную жизнь. В этом случае беда не объединяла.
А сейчас, когда корабль цел, но неуправляем, сражаться не за что. В моём сознании всплывали обрывки давних воспоминаний… Самых ярких воспоминаний, которые я считала главной ценностью жизни, ведь кроме них из юности ничего не забрала, уничтожив всё, что мне напоминало о прошлом.
Семнадцать лет назад
Когда-то я поспорила с мальчишкой на морском берегу, что доплыву до островка. Была поздняя осень, прохладная вода неприветливо касалась кожи, но я плыла. Казалось, что даже мозг сводит судорогой, и я вот-вот пойду ко дну, но упрямство и что-то ещё, что я жаждала получить после победы в споре, тянуло меня вверх, не давая пропасть в тяжёлой глубине.
Он проиграл пари, а я получила свой поцелуй.
У Артура были рыжие волосы, в которых постоянно появлялся неизвестно откуда песок и сено, веснушки на лице и плечах, глаза небесно-морского цвета. Добрый, немного наивный, милый и бесконечно тёплый – иначе и не сказать.
– Видишь пятна? Они одинаковые, – говорил он, показывая на наши запястья. Я кивала, глядя на родимые пятна. – Мы так связаны. Навсегда, – прошептал мальчик. Наверное, тогда я всё-таки ему поверила.
Прошёл год. Я бесконечно долго держала его за руку, зная, что нас связывают родимые пятна на запястьях, словно магические браслеты.
А потом пришла зима. Морозная зима, которую я запомнила на всю жизнь.
Первая звёздная ночь за долгое время. Мы сбегаем из домов и встречаемся под огромным хвойным деревом, как договорились, стоя на закате у его порога. Мы катались на коньках по замёрзшей реке, держали друг друга за руки и смеялись, как в первую свободную ночь в жизни.
Руки расцепились. Он поехал в одну сторону, а я – в другую. Мы очерчивали огромный круг и собирались встретиться у маленького моста. Я заметила за деревьями какую-то тень, но испуг завладел мной лишь на миг. Решила, что просто показалось.
Да, ночь была морозной. Настолько, что пылали щёки и замерзал нос. И я понятия не имею, почему так получилось. Лёд треснул.
Я услышала вскрик и обернулась, подумав, что Артур поскользнулся или потерял равновесие, но не смогла найти его взглядом. Только огромную перевернувшуюся льдину посреди реки. В мгновение ока упала на лёд и подползла ближе, к самой трещине, сбрасывая куртку и опуская её рукава в воду. Страх поглощал меня и добирался до самого горла. Пока Артур слабо держался, я тянула изо всех сил, а когда смогла коснуться его руки, вытащила на берег, истратив на это все силы.
Я делала всё, чему меня учили – очистила дыхательные пути, сделала искусственное дыхание и непрямой массаж сердца… Но было слишком поздно. Дыхания не было. Сердцебиение прекратилось.
Так я поняла, что ничего не бывает «навсегда», и даже самое дорогое счастье когда-то заканчивается.
Я винила в его смерти только себя. Семья Артура – тоже. Потому что именно мне пришлось привести их посреди ночи к реке и рассказать, что случилось, захлёбываясь слезами.
В первые недели после этого я чувствовала себя наихудшим образом – почти не ела, не выходила из дома и боялась засыпать из-за постоянных кошмаров. В них захлёбывался и тонул он, а я видела его в паре метрах от себя. В них уходила на дно я, не имея возможности спастись. В них нам обоим не хватало воздуха и сил, чтобы выжить.
Я не знала, что он чувствовал, когда умирал, и это мучало меня больше всего. Мне хотелось верить, что боли не было, как и страха. Но разве можно быть уверенным в этом, если узнать уже никогда не удастся? По крайней мере, не в этой жизни.
Через несколько месяцев я узнала, что его смерть не была случайностью. Каждое событие в моей жизни кем-то контролировалось, и в этот раз виноват во всём был Адам. Снова этот дьявол, снова этот кошмар, который я переживала вновь и вновь. Он сломал меня, уничтожил. Из-за него мой отец сначала оказался в тюрьме, а вскоре погиб. Ад заставил меня чувствовать себя виноватой в смерти лучшего друга, и именно эти события изменили мою жизнь.
Вскоре моя боль прошла, но к весне я стала совершенно другим человеком. Я больше не верила в чудо и возможность спасти весь мир. Этих изменений сначала никто не замечал, но через пару месяцев даже родителям стало ясно, что со мной что-то не так.
Я была и у психолога, и у психотерапевта, принимала лекарства и убеждала маму, что у меня всё замечательно. Она, кажется, поверила, потому что никогда не заботилась обо мне так, как о своих младших детях. Меня все считали другой, а оттого чужой и далёкой от семьи. Меня это много лет устраивало… До одного момента.
Мои младшие братья и сестра тяжело заболели, требовалось лечение и постоянный уход. Денег не хватало, а до моего совершеннолетия оставалось три недели. Тогда я решила, что лучше будет уйти – никто, кажется, не возражал. А если честно, это идея матери. Мол, на меня нет ни времени, ни денег, ни места, я старшая дочь, а она тогда ждала восьмого ребёнка… И я ушла, хлопнув дверью изо всех сил.
Сначала пыталась выучиться, но когда ты одна в большом городе, а денег не хватает даже на проживание, это не так-то просто.
Первый год просто выживала, как могла. Искала любую работу, куда меня возьмут, но со всеми стараниями денег всё равно едва хватало на то, чтобы поесть. Но вскоре всё перевернулось. Потому что однажды в баре я встретила Августа, а вместе с ним и новую жизнь. Я жаждала свободы, богатства, влияния, приключений… И без раздумий отправилась за своим предводителем, потому что знала, что всё что угодно будет лучше, чем моя прежняя жизнь.
Так я стала самым настоящим контрабандистом ещё до того, как мне исполнилось девятнадцать, хотя пару месяцев назад и подумать не могла, что когда-нибудь решусь на подобное. А теперь мне двадцать семь, и я до сих пор верна своему делу.
Я знаю, что даже сейчас, спустя столько времени, у нас порой действует правило: «Каждый сам за себя», но мы все готовы отдать за своего капитана жизнь. Потому что в свой первый день на корабле, когда мы, в порванной одежде и без единой копейки – я говорю о большинстве – объявились здесь, нас приняли радушно, будто старых друзей. В разные дни и года, с разными словами и знаками, но каждый человек стал полноценным членом команды. А пожертвовали мы лишь одним. Принесли Клятву, которую обязаны соблюдать всю жизнь, до последнего вздоха.
Орфей
– Алек, сегодня мне приснился странный сон, – тихо проговорила Хельга, сделав глоток кофе из моей чашки. Я уже привык к такой трактовке своего имени и даже полюбил её. Алексей – слишком странное имя для этих мест. Зато настоящее, родное – я изменил только фамилию. Может, это и было ошибкой, но тогда мне было плевать.
Она сидела в своём любимом, уже обжитом кресле моей квартиры и расслабленно, хитро улыбалась. Я оторвался от книги и поднял глаза на девушку, которая ждала моей реакции. Кивнул, давая понять, что внимательно её слушаю.
Уже неделю девушка живёт у меня. Она в один вечер заявилась ко мне домой расстроенная, рассерженная и ужасно уставшая. Мы пили чай и играли в карты, а ближе к ночи, когда обычно расставались, она рассказала мне кое-что важное.
– Моя дорогая сестричка Анна отобрала у меня наследство и разделила с моим братиком – поставщиком нелегального оружия, по совместительству её помощником. Хотя наша мамочка завещала всё мне. У Анны отличные и ужасно полезные связи. Я осталась ни с чем. На улице, почти без денег и жилья, – Хельга старалась держаться достойно, но я видел, как сильно она сжимает чашку и как побледнело её лицо.
– Ладно. Оставайся у меня, – вынес вердикт я. Хельга расплылась в поражённой, но благодарной улыбке. В конце концов, плохо от этого никому не будет. Пусть живёт себе в свободной комнате, найдёт работу… Так мы и стали жить в одной квартире. Несмотря на это, Хельга оставалась всё той же весёлой, амбициозной и привыкшей к роскоши девушкой. А сейчас она, наверное, впервые говорила со мной о чём-то настоящем.
– И в этом сне… Он был такой яркий, что я сначала даже не поняла, что сплю, – я старался не показывать своего удивления, но всё же глядел на неё с неподдельным интересом. – Сначала я почувствовала себя как-то необычно. Будто изменилось всё вокруг меня, и даже я сама. Комнату я видела впервые. Вытянула руку, попыталась встать, а чувство неуверенности и неправильности всего происходящего не покидало меня. Потом я увидела зеркало. Такое… старое зеркало, какие бывают в страшных фильмах. И я поняла, почему чувствовала себя так странно.
– Почему же? – спросил я, когда её молчание затянулось.
– В нём отражалась не я, – Хельга покачала головой. – Из зеркала на меня смотрела какая-то страшная старуха с чёрными волосами, как будто настоящими, без единого проблеска седины. Моим был только взгляд – испуганный и растерянный. Взгляд мой, глаза – нет. У этой старушки были поистине ужасные глаза. Поэтому я не удивилась, когда на улице от меня стали шарахаться все прохожие.
Несколько секунд Хельга молчала, глядя куда-то за моё левое плечо, а потом продолжила, сделав ещё глоток кофе.
– А знаешь, зачем я пошла туда? Я хотела найти что-то, что принадлежало мне. Почему-то казалось, что если я найду плащ, который мне подарила мама много лет назад, то всё встанет на свои места.
– И где ты искала этот плащ?
– Я просто брела по городу, куда глаза глядят, но один прохожий с горящими голубыми глазами всё-таки помог мне. И показал на чёрные чугунные ворота, спрятанные в тени древнего сломанного фонтана. Ворота были закрыты, но бесшумно распахнулись передо мной. Слишком тихо, и эта гнетущая тишина пугала. Но я вошла внутрь, потому что хотела вернуть всё на свои места.
Хельга перебирала руками, как делала всегда, когда волновалась.
– Это место оказалось кладбищем. А ноги несли меня в самый конец зала. Там, на одной из могильных плит, лежал мой аккуратно сложенный плащ. Лежал прямо на могиле, закрывая имя того, кто был погребён здесь.
Хельга отставила чашку с недопитым кофе и как-то странно посмотрела на меня.
– И знаешь, чьё имя я прочитала, когда взяла в руки плащ?
Я покачал головой, хотя уже знал ответ.
– Твоё.
Август
Я всю ночь провёл на пристани под звёздным небом, пытаясь спрятаться от собственных мыслей. Боже мой, ведь мечтой моей было вернуться на корабль, который стал мне настоящим домом за десять лет! Я скучал по команде, словно по родным детям, тосковал, желая снова заняться тем делом, что принесло мне власть, уважение и состояние.
Семья осталась в прошлом. Снова. Мне казалось, что история повторяется заново – трудности в жизни, встреча с Евой и короткое яркое счастье, о каком мечтают многие, внезапно обострившийся конфликт и холодная ночь у моря. Прошлое меня преследовало, не позволяло забыть о том, какой ценой я достиг своей свободы.
Но эта свобода – то, к чему я стремился всю жизнь. И плевать, какой ценой она достигнута, главное сейчас – что я её чувствую.
– Эй! – крикнул кто-то совсем рядом. Я обернулся, поднимаясь на ноги и потянувшись к поясу с кинжалом. Но оказалось, что крик принадлежал всего лишь темноволосой девушке со странным прикидом. Она, наверное, была моей ровесницей. Большего я в темноте не разглядел. – Умеешь водить? – она показала на мотоцикл, стоящий позади неё. Я уверенно кивнул, но не сдвинулся с места. – Предлагаю поехать в город.
– С чего бы это? – удивился я. – Мы даже не знакомы.
– Познакомимся по дороге. Я ужасно устала от жизни. Очень сильно, Август, – она выделила моё имя.
– Мы разве знакомы?
– Ты только что сказал, что нет, – девушка усмехнулась. Она начинала меня раздражать.
– Знаешь что? – рассерженно начал я, но за секунду передумал. Может, на меня так повлияло расставание с Евой, может, шторм, который означал, что команда прибудет к берегу ещё не скоро… – А поехали.
***
– Ты так и не назвала своё имя, – сказал я, когда мы сидели на крыше многоэтажного дома, время от времени обжигая горло горячим кофе. – Это несправедливо. Ты моё знаешь.
– Жизнь вообще несправедлива, – усмехнулась девушка. – Я Тереза, – её тон заставил меня прыснуть от смеха. Мы сейчас, наверное, были похожи на пару сумасшедших, сбежавших из клиники.
– Так почему ты устала от жизни? – неожиданно для неё и для самого себя спросил я, бросая вниз стакан и глядя на то, как он разбивается на дороге далеко-далеко внизу. До слуха донёсся визг сигнализации чужой машины.
– Гвардию привлекаешь? Снова хочешь в темнице оказаться? – я поражался её знаниям касаемо моей жизни, но старался не подавать виду.
– Не знал, что ты интересуешься людьми. А насчёт гвардейцев – уже привык. Ты не ответила на вопрос.
– Хочешь, чтобы я назвала факторы отсутствия желания жить? – спросила Тереза. Чёрт с ней, хочет – так и буду её звать. Я кивнул.
– Хорошо, – она задумалась, но лишь на секунду. – Вот из-за чего, по-твоему, людям надоедает жизнь?
– Ну, есть много причин. Любовь без взаимности, страх, боль, ожидание всего самого ужасного, непонимание смысла жизни…
– Ладно-ладно, тормози. Я так понимаю, ты в этом хорош. Пусть будет всё сразу, – девушка откинулась назад, легла на спину, поставив свой стакан рядом.
– Что за бред? – вспылил я. – Например, неразделённая любовь. Да, бывает больно, я не отрицаю, сам когда-то… могу представить, короче говоря, – я запнулся, но уверенно продолжил. – Нужно уметь отпускать. Или отпустить, но продолжать любить человека. А время, может, и не лечит, но по крайней мере, помогает ранам успокоиться и перестать постоянно напоминать о себе. Так и проходит та самая неразделённая любовь, – я замер, жалея о том, что бросил свой стакан. В горле совсем пересохло. – Жизнь такова, что нужно уметь получать её удары и не сгибаться в три погибели. А боль от любви – это лишь расплата за саму любовь. И очень даже справедливая расплата, наверное. Потому что любовь – это особое чувство. Даже я это понимаю. А тебя я не представляю с разбитым сердцем. Скорее наоборот – тебе больше подходит образ той, кто это сердце способен разбить.
Я встал на ноги и поднял голову вверх, к луне и еле заметным звёздам. Ночное небо меня только будоражило. Я вспоминал о жизни на корабле и размышлял о том, что же заставило меня уйти с пристани, куда в любую минуту мог причалить корабль, сюда, на крышу шестнадцатиэтажного дома. Ответ был очевиден, и он сейчас сидел передо мной, глядя на небо. Только я всё равно ничего не понимал.
Для меня эта Тереза совершенно ничего не значила, но, возможно, меня так зацепили её слова о том, что она устала от жизни? Я хотел убедить её в обратном, хотя сам не понимал, чего добиваюсь и куда ведёт меня вездесущая судьба.
– Дальше у нас страх, да? – уточнил я. Незнакомка кивнула. – Хорошо, я попробую объяснить… Чтобы избавиться от страха, нужно лишь понять, что все мы смертны и когда-нибудь уйдём с этой земли.
– Ты думаешь, я этого не знаю? – перебила меня Тереза. Мне показалось, что она сказала это как-то раздражённо. – Я отлично понимаю, что все мы когда-нибудь умрём, но от этого не легче.
– Да, ты умрёшь, и тогда всё то, чего ты когда-то так боялась, закроет для тебя свои двери навсегда, – спокойно продолжил я. – Даже самый храбрый человек чего-то боится, просто он понимает, что есть вещи куда важнее страха. Жизнь, например. Это и помогает держаться на плаву и считать, что тебе всё по плечу. Глупо бояться чего-то так сильно, чтобы хотеть умереть, только бы не чувствовать страха. Просто по логике глупо.
– Значит, у меня нет логики, – упрямо возразила Тереза. Я закатил глаза и снова сел рядом с ней. Крыша была тёплой после солнечного дня, и всё же меня попеременно бросало то в жар, то в холод.
– Просто страх, как и боль – всего лишь испытание от судьбы. Представь, что ты – камень, из которого жизнь должна сделать скульптуру. О тебя разбивают молотки, и ты чувствуешь боль. В тебя вселяют душу, а вместе с ней и страх. Если ты погибнешь той глыбой камня, которой родилась, то можешь считать, что всё зря. Судьба делает из тебя человека, божественную статуэтку. Поэтому ты чувствуешь боль. Жизнь выворачивает твою душу наизнанку, чтобы понять, что же внутри, чтобы усовершенствовать. И ты чувствуешь страх. Но будешь ты бояться или примешь это – зависит только от тебя. Просто самое главное в том, что когда ты побеждаешь страх, жить становится проще, а скульптура из тебя получается самая прекрасная.
– Ты говоришь образно. Судьба, молоток, скульптура… Да, всё это кажется красивым и правильным – кроме молотка, конечно, – но жизнь куда сложнее, Август.
– Хорошо. Тогда скажи прямо – чего ты боишься больше всего? – я достал из кармана отцовский нож, который всегда носил с собой и не боялся потерять. Наверное, не боялся потому, что знал его настоящее предназначение. – Боли? – я провёл лезвием по своей ладони, и на ней выступила еле заметная, но яркая капля крови. – Давления со стороны людей? – взял стакан Терезы и, покрутив его пару секунд в руках, бросил на землю, сильно размахнувшись. – Неизвестности? – я встал и закрыл глаза, делая каждый шаг с осторожностью и стараясь не приближаться близко к краю крыши.
– Довольно! – отрезала Тереза. – Хорошо, ты прав. Я боюсь и боли, и давления окружающих, и неизвестности в жизни, и даже бесцельной скуки. Что дальше?
– А дальше – бороться со своими страхами, – и я снова опустился на крышу, поджав под себя колени. – Боишься боли? Не обращай на неё внимания и перекрывай другими чувствами. Давление окружающих? Будь прямолинейна и слушай лишь тех людей, которым доверяешь. А не всех подряд, как ты делаешь.
– Да? А ты в круг таких людей не входишь, – фыркнула Тереза.
– Мне никто никогда не доверится. Ты тоже. Даже если снесёшь мне голову. Так что считай меня абстрактным человеком, – сказал я, не давая себя перебивать. – Неизвестность в жизни? Иди ей наперекор. Побудь спонтанной хотя бы немного. Выбери город для путешествия, указав пальцем в карту с закрытыми глазами, а транспорт – с помощью кубика. Пообщайся с совершенно незнакомыми людьми и найди временную работу в том месте, куда тебя занесла случайность. Этот же метод можно использовать и в борьбе со скукой. В мире столько интересного и неизведанного, что нам бы не хватило и пяти жизней, чтобы всё попробовать и всем насладиться! Поэтому скучать совершенно незачем, – я замолчал, переводя дыхание, а когда не услышал никакой реакции от девушки, уточнил: – Эй, любительница историй, ты там не уснула часом?
– Нет, просто думаю, – сказала она чересчур бодрым голосом. – Вроде бы говоришь о конкретном, а всё равно как-то размыто. Но уже гораздо лучше, – Тереза впервые улыбнулась. – Жаль, что ты разбил оба стакана. Я ужасно хочу пить, – я подумал, что это отличная реакция. А ещё понял, что она сейчас предложит спуститься в магазин, а потом поехать к морю или в парк и продолжить нашу болтовню.
– Я думал, что тебе совсем не интересны чужие люди, – заметил внезапно, прерывая молчание.
– Да я поняла. Ты вообще обо мне очень странного мнения, – сказала Тереза. – Хожу, как надутая курица, слушаю каждого встречного, ничего вокруг не замечаю. Иногда сношу кому-нибудь голову или разбиваю сердце, но не замечаю и этого, бреду себе дальше. У меня на плечах – «бремя белой вороны», а в руке – свод «Верных советов от Терезы», где написаны самые лучшие правила вроде: «Бей лежачего, топи тонущего, рой яму другому, разбуди лихо» и прочие полезные советы.
Это было довольно близко к тому, что я думал о ней, так что я просто улыбнулся.
– Так я и знала, – протянула Тереза, осуждающе глядя на меня. – Но будь у тебя хоть немного такта, ты бы это не демонстрировал так открыто.
Мы немного помолчали, раздражаясь оттого, что нечем заполнить тишину.
– Пойдём отсюда? – спросил я, поднявшись на ноги, и замер рядом с Терезой.
– Не можешь так долго находиться рядом с фактором соблазна? – засмеялась девушка.
– Я, в отличие от тебя, ценю свою жизнь, – твёрдо сказал я. – Мне нужно на берег.
– Как скажешь, – Тереза только пожала плечами. – У моря тоже хорошо.
Мы с Терезой, будь она неладна, сидели на деревянном мосту, глядя на стремительно светлеющий горизонт и приближающееся утро. К слову, спать совершенно не хотелось.
Тереза, когда мы зашли в кафе, уговорила меня взять не кофе, ведь я пью его постоянно, а горячий шоколад, который никогда даже не пробовал. После долгих уговоров, длившихся секунд тридцать, я согласился. Поэтому из бумажного стакана раздавался не знакомый аромат, а совершенно новый.
– Куда вы отправитесь в этот раз? – спросила Тереза, говоря, конечно, о нашей команде.
– Пока не знаю. Дойдём до другого берега, там у меня есть пара знакомых, которые помогут восстановиться после этих месяцев почти полного бездействия. Думаю, тогда и появится пара заказов. А дальше втянемся без проблем.
– У тебя есть преемник?
– Кто? – я повернул голову к ней, услышав этот вопрос.
– Преемник. Это такой человек, который… – терпеливо объясняла Тереза.
– Да знаю я, кто это, – отрезал я. – Только зачем?
– Что значит «зачем»? – Тереза по-настоящему удивилась моему вопросу. – Вот ты оказался в тюрьме, а команда не может даже заказ взять. А что было бы, если бы ты не сбежал? Они так и остались бы ни с чем – без плана, подготовки, капитана, возможности заработать. Репутация банды стремительно падает, а когда ты возвращаешься, приходится восстанавливаться и снова подниматься в глазах других, ведь от этого зависит всё. Только вот зачем все эти сложности? Будь у тебя преемник, все бразды правления на время твоего отсутствия перешли бы к нему. Всё оставалось бы почти так же, как раньше, а ты вернулся бы в старую добрую команду и с лёгкостью приступил к работе. Что ещё нужно для счастья?
Я подумал, что новый капитан банды мне для счастья не нужен, достаточно просто помощника. Это я и сказал Терезе.
– В команде есть хоть один человек, который может взять на себя управление, если с тобой что-то случится? Человек, который в курсе твоих планов и предстоящих маршрутах, которого знают твои клиенты и другие капитаны, который может взять заказ и приступить к его выполнению? – продолжала девушка.
– Нет. Я не могу дать кому-то столько информации. Недостаточно доверительные у нас отношения, знаешь ли.
– Попытка номер три, – Тереза закатила глаза. – Представь, что ты до сих пор в тюрьме, а выбраться нет возможности. Или тебя, например, уже повесили. Всё. Капитана нет. Команда в опасности. Деньги заканчиваются, работать твои люди не могут. Другие группировки или пытаются грабить ваш корабль, или рассказывают всем о его падении, так что все связи обрываются. Назначается временный капитан, но он не может справиться со всем этим ужасом. В итоге погибает. Команда разбегается, корабль достаётся какой-нибудь богатой банде, которая смогла его захватить. Вот и конец страшной сказки. Скажи, оно тебе надо?
– И что ты предлагаешь? – спросил я, снова обратив взгляд к морю. Никогда не думал об этом в таком ключе.
– Как тебе моя кандидатура? – я поперхнулся горячим шоколадом и поражённо уставился на Терезу.
– Ты издеваешься?
– Отчего же? Я вполне серьёзно, – она слабо улыбнулась.
– Ты хоть представляешь, что это такое? Если хочешь быть преемником, тебе придётся, во-первых, вступить в банду, а потом, когда я объявлю эту новость, пережить все насмешки, издевательства, многочисленных ненавистников и колкие взгляды, обращённые в твою сторону.
– А если я согласна на всё это?
– Несмотря на все наши разговоры, у тебя на управление бандой шансов примерно столько же, сколько у гвардейца, которого я вырубил, сбегая из темницы.
– Это почему ещё?
– Просто ты в моём списке доверия…. Где-то между тем самым гвардейцем и кухонным тараканом, – усмехнулся я. – Прости, ничего личного.
– Ну, спасибо… – мне показалось, она не только сильно расстроилась, но ещё и разозлилась.
– Обращайся, – а моё настроение стремительно взлетело вверх по планке, когда вдалеке, у самого горизонта, но в зоне видимости, я увидел знакомые светлые паруса, способные выдержать даже самую сильную бурю. Тереза проследила за моим взглядом, заметив, как изменилось моё выражение лица.
– Наверное, нам пора прощаться, – правильно истолковала она мой взгляд. – К криминальному миру я не имею никакого отношения, ты был прав. Так что вряд ли увидимся когда-нибудь.
– Да. Ты совершенно права, – я искренне улыбнулся и встал на ноги, в последний раз взглянув на девушку и проводив её взглядом до мотоцикла.
