Алиссандра Кардаш
Приговорён к свободе
Август
В замке щёлкнул ключ. Я стоял за дверью, прижавшись к стене и слыша стук собственного сердца в напряжённой тишине – так и не удалось к ней привыкнуть. План был самым глупым, какой только можно придумать, но когда до колонии строгого режима остаётся всего пара дней, терять нечего.
Гвардеец со скрипом открыл дверь темницы, оглянулся и сделал несколько шагов вперёд. Не успел парень что-то предпринять, как я бросился к его шее и только довёл до потери сознания, пользуясь излюбленным методом. А через пару мгновений уже был облачён в форму гвардейца, пока парень в моей одежде лежал на кровати.
Доверие и наивность – это одно из самых уязвимых мест человека. Возможность получить от этого выгоду я не могу упустить, когда на кону моя собственная вера в людей и свободу.
Теперь каждый шаг отдавался болью в груди, каждый взгляд пронзал насквозь; страх, что меня узнают, поймают, убьют, не отпускал ни на секунду. Я до отказа наполнил лёгкие свежим воздухом, как только распахнулись двери. Помедлил пару секунд, но услышал позади себя громкий крик: «Побег!», и бросился вперёд, не оборачиваясь.
Я перелезал через заборы, летел между домиками, через дворы, сворачивал на тихие улицы. В этом городе я когда-то жил довольно долго, но единственный человек здесь, которому мог верить – Ева. Тело легко вспоминало дорогу к её дому, только в сознании проносились обрывки воспоминаний, связанных с ней. Как Ева сообщила мне, что у нас будет ребёнок. Как я ушёл в тот вечер из дома, а вернулся только через несколько дней и застал девушку в слезах. Но возможно, теперь прошло слишком много времени, чтобы хранить старые несчастливые воспоминания? В конце концов, прошло уже восемь лет.
С такими мыслями я решительно постучал в дверь, надеясь, что Ева не продала этот дом и не уехала к чёрту на куличики, лишь бы не видеть больше эти места.
– Кто там? – раздался мягкий голос с той стороны двери, а я услышал ещё и детский звонких смех. Глазок Ева так и не поставила, хотя я ей сто раз говорил, что нужно. – Кто там? – повторила она. Я, тяжело вздохнув и надеясь всей душой на удачу, произнёс:
– Август, – в ответ – только молчание. Я уже представлял, как она морщит нос, подавляет усмешку, брови поднимает домиком, но услышал крики с другой стороны улицы и умоляюще попросил: – Пожалуйста, позволь войти!
Дверь открылась. На пороге стояла та самая девушка, которую я запомнил, только повзрослевшая и серьёзная, а не весёлая и беззаботная, как раньше. Ева так и не остригла свои золотые волнистые волосы, мягкой пеленой ниспадающие на плечи. Светло-голубые глаза ничуть не потускнели и не утратили свой яркий блеск, а веснушек, покрывавших щёки и шею, стало ещё больше. Только гордый, но немного растерянный взгляд и разомкнутые губы выдавали волнение.
– Можно войти? – шёпотом переспросил я. Ева только рассеянно посмотрела на мою форму гвардейца и отошла в сторону. Рядом с ней, такой нежной и хрупкой, я смотрелся нелепо. Наши с Евой характеры просто не могли сочетаться друг с другом, но мы познакомились каким-то невообразимым образом, почувствовали, что можем друг друга дополнить и понять. Хотели быть вместе наперекор судьбе и всем, кто был против. Судьба была права, когда попыталась нас развести. Полюбить друг друга сильнее своих принципов у нас не получилось.
Когда я оказался в коридоре, который изменился за восемь лет до неузнаваемости, из кухни выглянула Аврора. А я замер, затаив дыхание.
Она была действительно нашей. Я видел в ней не только Еву, но и себя. Золотые волосы были такими же, как у матери. Острые и правильные черты лица и родинка на щеке – точь-в-точь как у меня. Но самое главное – мои глаза. Шоколадные, глубокие, так подходящие этой маленькой девочке. Я впервые за долгое время искренне улыбнулся, по привычке растрепав волосы.
– Дочка, знакомься, это Август. Твой отец, – произнесла Ева, закрыв дверь на засов и сложив руки на груди.
– Про которого ты мне рассказывала? – весело спросила девочка, сделав несколько шагов вперёд. Ева уверенно кивнула, ожидая продолжения. – Невообразимый идиот? – продолжала уточнять девочка. Я фыркнул.
– Именно, – согласилась девушка, не смущаясь. – Аврора, иди к себе, пожалуйста, – она погладила дочь по волосам и поцеловала в макушку. – Я скоро приду.
На мир медленно опускалась ночь. Солнце скрылось за деревьями, зажглись фонари у дома, спрятанного от чужих глаз. Ева заварила мне чай и бросила через весь стол ложку, присев на край окна у противоположной стены. Подальше от меня.
Только я не знал… просто понятия не имел, что следует говорить, ведь был почти уверен, что она меня не впустит. Я бы не позволил войти в свою жизнь человеку, который оставил меня много лет назад. А Ева открыла дверь, познакомила с дочерью и угостила чаем. Я присмотрелся к кружке и, узнав её, снова ясно улыбнулся. В первый день нашего знакомства, когда мы приехали к Еве в общежитие, я пил какао из этой кружки, а вскоре и вовсе присвоил её себе. Неужели сохранила специально?
Проследив за моим взглядом, девушка нахмурилась. А потом твёрдым голосом, от которого должны были раскалываться на части стены, сказала:
– Ты не звонил, не писал, не приезжал. Вычеркнул семью из своей жизни, будто её никогда и не было. А теперь объявляешься на пороге моего дома, ничего не говоришь и улыбаешься. Я могу вызвать гвардию. Знаю ведь, что ты от них скрываешься – потому и пришёл. Хочешь? – я покачал головой, подняв глаза.
– Я много раз слышал такие истории. Знаю, что слова: «Мне очень жаль» не подействуют и не растопят сердце. Ты права – я скрываюсь от гвардейцев. Может быть, ты видела где-нибудь…
– Что Август Райан – один из самых разыскиваемых преступников? – с ехидной улыбкой спросила Ева. – Слышала. Потом – что тебя нашли и приговорили к пожизненному заключению. Значит, ты всё-таки сбежал?
– Сбежал, – подтвердил я. – Теперь меня ищет гвардия.
В ночной тишине раздавалось только звяканье ложки и стрекотание сверчков под окном. Я думал о том, что никто не знает о Еве и нашей с ней связи. А значит, я смогу остаться пока здесь, если Ева не будет против…
– Утром ты покинешь мой дом, – прервала девушка мои размышления.
– Ева, я…
– Тебя не было столько лет! Я понятия не имею, где ты был всё это время – может, успел уже жениться, завести детей? Может, грабил людей, разрушал семьи? Как я могу тебе доверять?
– Ты не можешь. В этой игре никому нельзя доверять, – прошептал я. – Но мне нужна помощь. Если я снова окажусь в руках гвардии, то никогда уже не увижу белого света. Или увижу перед казнью, которая будет в тот же день, когда меня найдут. Ева, послушай…
– Мне плевать, – выплюнула Ева. – Я смогла бы простить тебя, если бы ты вернулся через полгода, как обещал. Воспитывал бы свою дочь, в конце концов!
– Я состоял в своей собственной преступной организации. Ты же знаешь, что это…
– Я знаю, Август! – Ева вскочила с окна и сделала несколько шагов ко мне. – Я слышала твои разговоры, читала планы, видела некоторых сообщников. Ты называл это Игрой. Большой Игрой, проигрыш которой означает гибель, – она внезапно замолчала. – И если бы ты оставил тогда команду, то обрёк бы себя на смерть, – прошептала она так тихо, что я расслышал с трудом.
Она права. Покинув игру, я подвёл бы всех. Не только свою команду, но и сотни других людей по всему миру, которые хоть как-то были связаны с нами. Спустя несколько лет Хель перестала быть совершенно независимой и никому не нужной. Когда у нас пропадала связь, все начинали волноваться. Если у кого-то были проблемы, нам об этом сообщали. От нас зависели сотни жизней. Наша огромная сеть, паутина, растянувшаяся на три континента, состояла из многих команд, каждая из которых была важна для остальных. Если развалится одна, это почувствуют все.
– Ты можешь остаться, – глухо произнесла Ева, изо всех сил сжав чашку руками и нервно покусывая губы. – Комната за кухней твоя. Если что-то понадобится, найдёшь сам, – и стремительно вылетела в коридор.
Моё сознание любезно подбрасывало картинки Евы, плачущей в своей спальне, держащей альбом с нашими фотографиями – если она их не сожгла, конечно. Хотя теперь я почти уверен, что найду много вещей, связанных с нашей общей жизнью, если только хорошо поищу. Ева не собиралась избавляться от этих воспоминаний, в отличие от меня.
Окна на кухне не были завешаны шторами, по улицам время от времени проезжали машины, и это меня настораживало. Казалось, что весь мир за мной наблюдает и язвительно смеётся.
Ночью я долго не мог заснуть. В голове крутились слова Евы, в том числе о Большой Игре. Я говорил это ей давным-давно, когда Аврора ещё не родилась. С тех пор многое изменилось. Меня уважали не только участники Хель, но и другие группировки. Большая Игра продолжалась. Мы все поставили на кон свою собственную жизнь и теперь не могли уйти просто так, не пожертвовав ничем. Рано или поздно исчезновение заметят, и тогда спастись будет слишком тяжело.
Побег невозможен. Предательство наказуемо.
Орфей
Каждое утро я просыпался со страхом и бесконечными вопросами: «Я всё ещё жив? Я на свободе?»
Риск был огромным.
Команда давно уже поняла, что я сбежал с корабля по собственной воле. Пока Анна держала всё в тайне, Дриада ничего не знала о том инциденте и о том, что я всё ещё жив. Гвардия могла в любой момент распознать мою ложь, сопоставить факты, сложить все мои слова, поступки и страхи в одну картину, и вот я уже за решёткой. Единственный, кто мог мне помочь – Август.
Только он мог одним словом заставить Дриаду прекратить разыскивать меня и пытаться стереть с лица Земли. Только он мог найти работу, где пригодятся мои умения, где гвардия ничего не узнает. И только он мог уничтожить меня лишь одним словом и жестом. А я пообещал себе, что никогда больше не встану на его сторону. Несмотря на всю опасность и риск, сейчас я жив и счастлив. Я чувствую, знаю, что гвардия – это для меня.
Мне нравится наблюдать за людьми, которые позволяют жажде мести управлять ими. Нравится окружать здания, внутри которых царит беспорядок и стрельба, вызволять пленников и смеяться в лицо преступникам, попавшимся в наши лапы. Я люблю разговаривать так, чтобы они и боялись, и уважали меня.
Несколько дней назад меня повысили до капитана отряда, но я всё также продолжал охотиться за преступниками, словно гончий пёс. Мне это нравилось гораздо больше, чем стоять в стороне, отдавать приказы и просто наблюдать. Всю свою жизнь я был в центре событий, в самой жаркой точке. И без этого никогда не буду собой.
Я не ошибся и насчёт Хельги. Она стала для меня самым родным человеком во всём городе. Я рассказывал ей о своей жизни в контрабанде: как мы рассекали волны и останавливались в портах, как грабили корабли богачей. Даже как однажды спрятали сундук с драгоценностями и золотыми монетами на острове, а когда вернулись туда через год, не нашли его – в том месте не были и клочка земли. Август с Нарциссой и Аполлоном тогда ныряли под воду, но нашли лишь затонувший корабль. Некоторые думали, что это какой-то необычный остров, что сейчас он где-то в другом месте и нам его никогда не найти. Другие говорили, что мы просто ошиблись с географическим положением и остановились не там. Не рассчитали. А я… Я верил частично и в то, и в другое. Может, остров и правда передвигается с места на место. Может, капитан сбился с курса. В любом случае, сокровище мы так и не отыскали.
Я рассказывал ей и об Августе – по крайней мере, те истории о нём, что знал. А знал я немногое, но считал самой интересной именно его судьбу. И надеялся, что он всё-таки сбежал из тюрьмы. Потому что несмотря на все преступления, которые Август совершил, он был лучшим капитаном для нас.
Сейчас я просто наслаждался тем, что имел. Раскрывал преступления, общался с Хельгой, выполнял свой долг перед гвардией. На деньги, заработанные в Хели, купил квартиру недалеко от реки, у самой рощи, где по утрам шумели деревья и пели птицы.
Всё было хорошо. Так хорошо, что я постоянно ожидал подвоха.
Август
– Август, если ты ещё раз расскажешь Авроре что-нибудь о своей группировке, хоть одно слово, я…
– Ладно-ладно, больше не буду, – я улыбнулся и выставил ладони вперёд, показывая, что сдаюсь.
Сам не успел заметить, как сильно изменился. Хотя, может, это временно – меня всё равно тянуло к Хели, я планировал вернуться в банду, как только смогу, но Ева об этом не догадывалась. Она простила меня. Не забыла все ошибки, но простила.
– Услышу подобное ещё раз – полетишь из моего дома к чёрту на куличики! Достаточно ясно объясняю? – рыкнула Ева, напоминая мне сейчас грозу всех морей и океанов.
– Да ты быстро учишься! – засмеялся я, имея в виду речь девушки, но замолчал под её гневным взглядом.
Кухня стала моим любимым местом в этом доме. Здесь мы завтракали и ужинали вместе, говорили обо всём на свете… И если Еве иногда нравились мои рассказы о прежней жизни, то дочке она категорически запрещала про это рассказывать. А Аврора… Заметь команда меня рядом с этой девочкой, все бы просто рассмеялись. Что поделать? Не мог я вписываться в свой прежний образ рядом с ней! Как и рядом с Евой.
С того момента, как она открыла мне дверь, с той ночи, когда разрешила остаться, испугавшись за мою жизнь, прошло три месяца. И так круто моя жизнь не менялась даже за год в контрабанде. Да, там мы каждый закат встречали в новом месте, там мы каждый день рисковали своей жизнью, повиновались миру, а не людям, отвечали не только за себя, но и друг за друга… Но я привык к тем переменам. А сейчас моя жизнь повернулась совсем в другую сторону.
Меня всё ещё продолжали разыскивать, только уже без надежды на успех, так что небольшая смена имиджа – и Ева перестала оглядываться через каждый шаг, боясь появления гвардии.
Я всё ещё ждал ответа от Хели. Они обещали сообщить, как только всё уладят и причалят к порту нашего города. Но я пока понятия не имел, как расскажу об этом Еве.
Она поверила мне, впустила в дом и позволила остаться. Ева пожалела меня, простила, дала второй шанс. А я так глупо им воспользовался, собираясь уйти при первой возможности. Но я не мог, не хотел поступать иначе. Я был предан своему делу и не имел права отказаться от того, чему посвятил жизнь.
И всё же… пока ничего не решено, пока команда так далеко от капитана, я могу продолжать учиться чему-то новому рядом с Евой и Авророй.
– Итак, ты готова слушать? – спросил я, доставая анкету клиента. Ева, как и восемь лет назад, работала художником-иллюстратором в небольшой компании, и сегодня попросила меня помочь разобрать заказы.
– Да, – улыбнулась Ева, сложив ноги на диване и откинувшись назад. Я расправил лист бумаги на столе и, прокашлявшись, торжественно произнёс:
– Движущаяся фигура, – и снова убрал анкету в сумку.
– Движущаяся фигура? – нахмурилась Ева. – И всё?
Я кивнул и рассмеялся.
– Папа, смотри! – Аврора прибежала из комнаты и протянула мне свой рисунок, нервно топоча ногами по мягкому ковру и ожидая моих слов. Отец и мать держат за руки девочку, стоящую по центру, и все трое ясно улыбаются до ушей. Моя улыбка сейчас была похожа именно на эту, с рисунка дочки.
– Очень красиво, – я протянул Авроре рисунок, но она покачала головой:
– Это тебе.
Аврора не думала, почему меня не было в её жизни раньше, ни в чём не винила меня, а через несколько дней после моего появления стала называть папой и твердить детям из класса, что её отец самый лучший на всём белом свете. Первое время над ней смеялись, но когда я забрал однажды дочку с занятий, она заставила меня пройтись по всей школе, держа её у себя на плечах. А на следующий день вернулась домой с самой яркой улыбкой, ради которой я проходил бы с ношей на плечах хоть весь день.
Еву наивность дочки ничуть не раздражала. Я думаю, что и она хотела бы такого счастья. Всё было настолько хорошо, что я сначала каждую минуту ожидал подвоха, но вскоре понял, что его не будет, если я сам не перекрою себе дорогу к этому счастью, желая заполучить другое.
Вслед за мыслью до слуха донёсся звонок в дверь. Пока Ева снова готовила что-то ароматное на кухне, я открыл дверь и даже не поверил в первые секунды своим глазам.
– Добрый вечер, я… – парень остановился, – Сэр Райан? – он замер с конвертом в руках и выпученными глазами. Я, наверное, выглядел сейчас примерно так же.
– Август, кто там? – Ева вышла из кухни и остановилась у порога, глядя на нас с непониманием. – Это наш клиент, – объяснила девушка.
– Да, я… Эдвард, – пробубнил себе под нос он. Человек, который сбежал из команды четыре года назад. Но я прекрасно помнил каждого, кто хоть раз в жизни посмел перешагнуть порог моего корабля.
– Проходите, Эдвард, проходите, – наигранно вежливо произнёс я, глядя на опущенную голову парня. Он был, наверное, года на два младше меня, но выглядел юнцом. И я понимал, почему он сбежал уже через полгода. Только разве не в нашей команде девиз «Предательство наказуемо» был одним из главных?
Эдвард вошёл в дом, понимая, что спорить со мной бесполезно. Пока Ева была на кухне, я усадил его в гостиной, а сам опустился в кресло напротив. Несколько минут мы просто молчали: я – торжественно, Эдвард – испуганно.
– Поймите, я просто не мог остаться, понял, что не справлюсь. Но главное – у меня есть семья. Родители, жена, дети… Я не мог оставить их, – без предисловий заговорил Эдвард, не выдержав тишины, всё ещё не глядя мне в глаза. Он выглядел слишком напуганным, будто я собирался сейчас же достать нож и убить его, право! – Я поступил ужасно, когда сбежал с корабля, никого не предупредив. Просто знал, что рассказать – значит провалить весь план.
– Ты не первый и не последний человек, покинувший корабль, – отрезал я. – Предатели всегда были, есть и будут. Помнишь наш девиз? «Предательство наказуемо», – Эдвард покорно кивнул. Я поднялся с кресла и подошёл ближе. – Ты знаешь, что каждый побег – это риск для нас? Мы не можем быть уверены, что сбежавший никому не расскажет о наших планах, маршрутах, людях. Каждый участник банды – моя страховка, что всё останется в тайне и не пойдёт наперекосяк. Я – руководитель преступной группировки, Эдвард, даже если сейчас обстоятельства… – мне пришлось замолчать, когда в дверях остановилась Ева, сверля меня взглядом. Кажется, на последних фразах я значительно повысил голос.
Молчание это могло бы длиться целую вечность, если бы её не прервал парень, за что я был ему благодарен.
– Мисс Ярл, деньги я оставил на столе. Могу идти? – он поднялся, покачнувшись, и краем глаза взглянул на меня, внимательно отслеживая малейшие движения.
– Да, – бросила Ева, даже не глядя на несчастного. – Я позвоню, – по её голосу так легко было догадаться, что этому человеку она никогда больше не перезвонит!
Мы остались одни в звенящей тишине.
– Я думала, что ты больше не считаешь себя контрабандистом, – печально проговорила девушка. Я слышал в её голосе тщательно скрываемое презрение, и от этого хотелось уйти как можно дальше.
– Я десять лет отдал этому делу! Как, по твоему, после этого могу не считать себя…
– Ты хочешь вернуться в Хель? – прошептала Ева, перебивая меня. Я слышал, как дрожит её голос. На людях она всегда контролирует эмоции, видеть её слёзы – значит, оказаться в кругу тех людей, которым она по-настоящему верит. И всё же сейчас её глаза заблестели – испугавшись, я сделал несколько шагов к девушке. – Нет! – воскликнула Ева. – Ответь мне. Ты собирался вернуться на корабль?
– Хотел, да… – начал я, но меня прервал нетвёрдый голос Евы.
– Я простила тебя, а ты всё это время думал о возвращении в Хель? – она на секунду замолчала. – Сволочь ты, Райан, – и убежала из дома.
Аврора на несколько дней уехала к сестре Евы. В доме стояла гнетущая тишина, и она резала мне уши.
За окном – август.
Я смотрю на улицу и понимаю, что всё так же, как и десять лет назад.
Вокруг те же дома, из-за стекла смотрят те же люди. За это я и люблю такие улицы, такие переулки, как этот – время идёт, не смея щадить кого-то, но здесь всё остаётся по-старому. Новые соседи появляются крайне редко. Деревья медленно растут, закрывая своей тенью часть дороги, дома преображаются, но остаются старыми. Всё здесь напоминало мне о чём-то родном, до боли знакомом, чего я не мог понять и должен был отпустить.
Десять лет назад я только-только познакомился с девушкой, которую оставил ради своего дела. И теперь должен был сделать то же самое.
– Мне… так жаль, – прошептал я, и сам не узнал свой голос. Ева вернулась домой только к вечеру, но я всё ещё не был готов к разговору.
– Тебе всегда жаль, – Ева прикрыла глаза. Мы снова сидели на кухне, как в самый первый день моего появления в доме. Я стучал пальцами, сидя на за столом, Ева держалась достойно, хоть и на подоконнике. Подальше от меня. Снова. Я чувствовал что-то похожее на дежавю. – Только никогда не бывает достаточно жаль, чтобы ты извлёк урок из ошибки, никогда не бывает достаточно жаль, чтобы не повторить её снова, – я молчал, не смея произнести ни слова. Сейчас говорит она. Не обвиняет меня, а лишь констатирует факты. После её пылкой речи мне останется только оправдываться. – С тобой я пережила много счастливых моментов, только боли было не меньше. У меня родилась дочь, но воспитывать её пришлось одной. Ты отдал мне дом, но жить в нём тоже пришлось без тебя. В конце концов, всё сводится к этому. Для тебя твоё дело дороже людей. Так было и будет всегда. Тебе почти тридцать, Август, но ты до сих пор не определился, чего хочешь от жизни. И я ничего не изменю.
Я ждал другого. Криков, жестоких обвинений, того, что меня сразу же выставят за дверь. Это я бы пережил. Но тихий и совершенно спокойный голос Евы обескураживал. Я не собирался защищаться, потому что знал, что каждое слово девушки – чистая правда.
– Я хотела бы, чтобы ты изменился, Август, – снова заговорила она, но уже совсем иначе, подводя разговор к концу. – Но если ты сейчас останешься, связь между тобой, мной и нашей дочкой станет сильнее и прочнее. И разрывать её будет очень тяжело и смертельно больно, – да, к этому всё и шло. Я должен уйти.
– Мне уйти сейчас? – переспросил я, хотя всё и так было ясно. Ева кивнула. Я поднялся со стула и направился к выходу, а девушка подрагивающими руками вручила мне сумку. Я принял её, стараясь не касаться холодных рук. – Что ты скажешь Авроре?
– Дочь привыкла к твоему отсутствию. Сейчас, пока она не слишком привязалась, объяснить будет проще.
Мы молчали, пока стояли у порога, но через одно мгновение я уже стоял за дверью, набросив на плечи плащ. Меня ждала прохладная звёздная ночь, пустые улицы и пристань за городом. Пора возвращаться к старой жизни.
