bannerbannerbanner
полная версияДлиной в неизвестность

Вокари Ли
Длиной в неизвестность

Полная версия

Шаг тридцать восьмой. Дневник снов Юмэ

«Пролог не должен писаться позже эпилога, но и всё то, что я писал здесь, тоже не должно было существовать. Я пишу это, зная, какой конец будет у нашей истории. Я написал её до конца, от корки до корки.

У Вселенной свои законы, которых мне, к сожалению или к счастью, никогда не понять. Создавая мир по её образу и подобию, я не думал, что смогу сделать его настолько масштабным. Я вообще редко думаю, когда что-нибудь создаю. Помнишь, я однажды сказал, что быть создателем – слишком большая ответственность? Я именно это имел в виду. Сейчас ты, наверное, не понимаешь, о чём я говорю, но, прочитав эти записи, надеюсь, сможешь меня простить. Я не сумасшедший, ты знаешь. А я знаю, что ты сможешь понять меня, если захочешь.

Этот дневник никогда не имел адресата. Я записывал в него всё, что считал важным, но действительно важное началось с той страницы, которую ты в дальнейшем назовёшь первой. Поэтому я вырвал остальные листы и сжёг их, не видя ничего ценного в том, что на них осталось. Знаю, что не обидишься на косноязычие. Используй переводчик, если что-то покажется слишком русским, странным или двусмысленным. Но почти с твёрдой уверенностью скажу, что ты всё понимаешь правильно.

И, пожалуйста, не забивай себе голову всякой ерундой. Я страсть как не люблю унылых людей. Почти всех, за редким исключением.

Не знаю, с какого момента этот дневник твой. Но если он у тебя в руках, то всё уже складывается лучше, чем могло бы.

– Юра»

Тору зажмурился, попытавшись прогнать наваждение. Он несколько раз перечитывал «пролог» и пытался осознать то, что было в нём написано. Создатель, история, – пока что всё выглядело граничащей с безумием бессмыслицей, но не казалось похожим на неудачную шутку. Он доверял Юре и поэтому продолжил читать. К тому же, Юра попросту не умел неудачно шутить.

**/**/****

«Акияма Тору. Встретил кого-то нового. Похож на китайца, но нет, японец. Выглядит всегда растерянным и немного глупым. Слишком вежливый. Понаблюдаю чтобы понять. Назвал меня «Юмэ». Не знаю что значит, но звучит хорошо и сладко, как будто латте разлили на новую скатерть. Только латте не воняет кислятиной».

Тору почувствовал, как тело сковали мурашки. К горлу подступила тошнота и подступала всякий раз, когда он натыкался на по-детски криво написанное «Юмэ». Это не могло быть правдой. Это просто не могло случиться на самом деле.

Тору крупно трясло. Он продолжал листать страницы, чувствуя, что вот-вот потеряет сознание.

**/**/****

«Всё больше чувствую, что мой английский отстойный»

**/**/****

«Дни совсем серые. Хочется чего-то нового, но все собеседники – тоска. Скучаю по Крису. Какая нелепость»

**/**/****

«Снова наткнулся на того японца. Слишком часто спит днём если вправду японец. Но поговорили занятно. Ерунда про родителей хорошо разбавляет скуку. И эти его стишки…правда чудак, его мать говорила чистую правду. Его английский ещё смешнее моего, нелепый и угловатый. И сам он какой-то беспомощный. Футболку надел почти как у Криса только с журавлями. Крис рассказывал столько историй про них»

Тору помнил эту футболку. Тогда Юмэ сказал про неё что-то неопределённое, но попросил больше не надевать – блокнот в точности пересказывал события давно прошедших ночей.

Поначалу Тору думал, что он наговорил чего-то во сне, а Юра, посчитав это смешным и нелепым, решил так над ним подшутить. Или вдруг домыслил уже рассказанное и превратил в историю. Но он точно не мог написать всё настолько дословно, полагаясь лишь на ночной лепет и вырванные фразы. Не мог с ювелирной точностью попасть в события каждого дня даже со своей гениальностью и способностью схватывать всё на лету.

Если Юра в самом деле… Он был тем самым Юмэ? Был человеком, ещё в детстве ненадолго заставившим его поверить в себя? Это не укладывалось в голове. Тору хотел связаться с Юрой как можно быстрее, но решил для начала собраться с силами и дочитать дневник до последней страницы. Чего бы это ему не стоило. Может быть, в самом деле, совпадение? Может быть, ему по-прежнему кажется и в конце Юра напишет, что он пьяным рассказал ему лишнего?

Чтобы не опозориться и не выставить себя дураком, ему нужно было продолжать читать, несмотря на сжимающую сердце боль. Даже в шутку воспоминания по-прежнему вызывали яркие эмоции. Тору чувствовал себя оголённым нервом, касающимся голых проводов.

**/**/****

«Японец всё ещё думает что я – это он, только внутри. Что-то про игры подсознания говорил, но уже не пугался. Помню, мне и самому было страшно, когда только спланировал это всё. Вообще не понимаю как так вышло. Сказки, сказки, а оно вон как. Сегодня даже смеялись. У него отец чихнул так громко что даже меня напугал. Я узнал что во сне можно слышать, когда Крис заснул под музыку. Я тогда на него всю ночь просмотрел. Скучаю»

Крис? Кем был Крис, о котором Юра постоянно писал? Кто-то из его бывших друзей? Но дневник сейчас был не у Криса. Только Тору мог прикасаться к этим страницам. Этот блокнот, исчерченный хаотичной детской пунктуацией, сейчас принадлежал ему. Только он заслуживал написанного в его честь пролога.

**/**/****

«Взял перерыв от японца, пусть картинки свои посмотрит. Даже интересно стало что он там рисует. Локация старая, нужно будет показать ему горы, если ещё встретимся. У него там своя Фудзияма, а я ему – Кавказ или Альпы. Безвкусица»

Тору помнил день, в который Юмэ перестал выходить на связь. Тогда он почувствовал себя чуть менее растерянным, чем сейчас. Прошлое казалось болезненно свежим. Он продолжал читать, с головой погружаясь в воспоминания. Внешний мир для Тору перестал существовать: остались лишь он, Юмэ и прыгающие на желтоватых страницах строки.

Дальше описывался Дримленд. Юра, как и сам Тору, видел его местом, не знающим горя и зла. Теперь у него не оставалось сомнений, что Юра и Юмэ были одним человеком. Он почувствовал, как с шоком что-то внутри щёлкнуло и встало на место. Цепь его жизни замкнулась, превращаясь в кольцо притягательной вечности. Стало понятно, почему именно с Юрой он смог забыть про Юмэ, почему чувствовал себя настолько счастливее, находясь рядом, и почему безоговорочно верил в каждое его слово.

Потому что за всю жизнь был привязан только к двум людям. К одному самому близкому человеку, сейчас живущему за многие километры от него, но при этом находящемуся на расстоянии вытянутой руки.

**/**/****

«Больше не увидимся, Тору. И плевать на столько лет и столько всего. Так будет правильнее. Не могу. Я не смогу простить себя, если не остановлюсь сейчас. Прости. С тобой было по-настоящему здорово и почти по-взрослому».

Тору почувствовал, как что-то больно ударило его со спины. Тот день. День, в который он видел Юмэ в последний раз. Он был каким-то непривычно зажатым и тихим, а потом и вовсе стал злиться на мелочи, на которые раньше не обращал никакого внимания. Значит, были причины. И для их молчаливого прощания тоже были.

Тору боялся, но не мог не предполагать. Он в очередной раз всё понял. Понял, что май был самым верным решением. Понял, что из-за недомолвок, наверное, потерял Юмэ во второй раз.

**/**/****

«Я всё-таки грешный. Правильно говорили, что я неправильный и дефектный. Какой же я мерзкий. Я думал, мне показалось, что я такой человек. Но я, наверное, таким родился или испортился уже после. В любом случае, я заслуживаю худшего».

«Я уже всё, что мог, сделал. Пытаюсь меняться, но у меня ничего не выходит. Это моя природа или я делаю что-то не то? Не хочу писать. Даже писать противно».

Тору не понимал, о чём писал Юра, но через страницы чувствовал боль маленького человека, оставшегося наедине со своими проблемами. Если бы он мог обнять его в тот момент, то что бы сказал? Как мог бы заставить поверить в себя?

О чём он мог переживать? Казалось, что совсем юный Юра впервые заглянул внутрь себя и увидел там что-то по-настоящему пугающее. Но за всё время их общения Тору не смог найти в нём ничего, что вызывало бы отвращение. Может быть, он ничего не замечал, потому что был похож на Юру в своём несовершенстве?

Слишком много мыслей. Слишком много предположений, спрашивать о которых было бессовестно и неловко.

**/**/****

«Мне кажется, даже отец не поймёт. Не напишу больше ничего, пока не стану нормальным. Или вообще умру. Стыдно молиться и смотреть Богу в глаза. Простите меня».

От следующей записи Тору стало плохо. Он сглотнул, прижав ладонь ко рту. Пересохшее горло дрогнуло, заставив его закашляться.

**/**/****

«Отца не стало сегодня вечером. Теперь я никогда и никому ничего не расскажу. Скучаю по Тору. Но ему бы, наверное, тоже не рассказал. Не хочу терять последнего друга, которого, вообще-то, уже потерял. Сам. Потому что трус и дурак. И Бог таких не любит.

С новым годом»

Юра тоже скучал по нему. Скучал, но почему-то не решался связаться. Тору всё ещё не мог понять, что в себе он так сильно ненавидел, – наверное, Юра ошибался на его счёт и зря отдал блокнот в такие неумелые руки. Тору так долго боялся быть полезным, что сейчас, будучи не в силах оправдать возложенные на него ожидания, испытывал колкое чувство вины.

Юрин отец в самом деле умер в новогоднюю ночь. Какое отвратительное и подлое совпадение.

Следующая запись была сделана почти через год – почерк стал ровнее, но реще и напористей.

**/**/****

«С Олей вообще ни о чём. Как будто в спортзал сходил. А думал совсем о другом»

Тору почувствовал, как к лицу прилила краска. Ну нельзя же было писать о таком! Ещё и так бесстыдно… Он, немного поборовшись с совестью, перелистнул блокнот в конец, но, заметив, что страниц осталось не так уж много, продолжил там, где остановился.

**/**/****

«Мне только принять остаётся, да? С Олей расстался. Даже не скучаю. Я и вправду гнилой человек. Тётя права, что моё место в аду с лжецами, предателями, убийцами и содомитами. В вуз скоро. Поступил на бюджет. Радости никакой, конечно»

 

Тору захотелось безжалостно наказать тех, кто заставил Юру поверить в свою порочность.

Сломленный ребёнок, продолжающий улыбаться, несмотря на оставленные на теле ожоги. Сейчас Тору особенно хорошо понимал, почему всё это время искренне восхищался Юрой: в нём с самого детства читалась внутренняя сила, способная преодолеть любые преграды, тогда как сам Тору едва мог перешагнуть через забор детской площадки.

Дальнейшие записи датировались годом их первой встречи в реальной жизни.

Юра не написал по этому поводу чего-то особенного, но было понятно, что он сразу узнал Тору в «одногруппнике-иностранце с забавным акцентом».

Дальше Юра писал редко и кратко, но в каждой строке скрывалось то, что Тору мог считать настоящим сокровищем. Судьба дала ему шанс взглянуть на жизнь и самого себя глазами человека, с которым он провёл свои лучшие годы.

**/**/****

«Он всё такой же унылый и нерешительный. Либо я вырос, либо это правда перестало быть проблемой»

**/**/****

«Целовался с Кирой. Не понравилось. Думал, она меня с ним забудет, а ему тоже не понравилось»

**/**/****

«Рассказал про Дримленд, помнит. Я удивлён, что помнит. И меня помнит. Значит, не зря всё. Так хорошо стало, что чуть не сболтнул»

Тору улыбнулся: а как хорошо играл-то! Про «фэнтези японское» рассказывал и едва не бредом называл – неужели так боялся признаться? Но почему? Хотел подшутить над ним, притворившись ничего не понимающим простаком?

**/**/****

«Было хорошо, когда со мной жил, а стало совсем плохо. Переживаю всё-таки, но он согласился лечиться. В последнее время как-то дышать тяжело. Молюсь за нас»

**/**/****

«Самое приятное в том, что я чуть не помер, это то, как он смешно со мной носился. Чувствовал себя первенцем в бесплодной семье. А ему на таблетках лучше не становится, и я вообще не знаю, что делать. Ходит чуть живой, с кровати еле-еле встаёт. Стараюсь быть рядом и молюсь»

Внутри ощутимо кольнуло. Он действительно заставил Юру так сильно переживать. А Юра ведь сам только из больницы вышел. Этот период Тору вспоминал с горечью и сожалением. Им обоим пришлось тяжело, но, наверное, такой была плата за доставшиеся им обрывки счастья?

**/**/****

«Поговорили по телефону. Уютный такой разговор получился. Не хочу думать о том, что попаду в ад. Хорошая ночь»

Ну вот и дочитал на свою голову. Эмоции смеялись вместе с описываемыми событиями. Тору казалось, что вместе с короткими предложениями он заново проживал все лучшие моменты прошлого. Как поразительно у них совпадали взгляды на прекрасное – Юра будто описывал всё его же словами.

**/**/****

«Кира хотела меня, а я Киру не хотел. В общем-то, всё, но Кира была настойчивой. А я сбежал, почувствовав неладное. И как знал. Слава Богу, что сбежал. Спасибо, отец, если ты надоумил. Ты меня принял, видимо. И я уже принял. Разве Бог создал бы меня изначально падшим?».

«А вообще тяжело. Не думал, что впервые коснусь его щеки так. До сих пор чувствую, как жжёт ладонь. Пусть в этом жжении будет всё наше отчаяние. Как глупо я коснулся его. Я часто думал об этом моменте, ещё когда мы впервые провожали закат на Дримленде. Он тогда так пялился, что даже мне стало неловко. А ведь не видел меня даже. Я был так себе красавец, ни о чём не жалею. Теперь я не знаю, сколько мне осталось, и даже не могу предположить. Совсем не знаю, что должен успеть сделать до того, как умру. Обычно люди живут на полную катушку и веселятся, но как-то не хочется. А он смотрит так, что я совсем не понимаю, что должен делать. Сказал, что мог бы меня поцеловать, но не поцеловал. Хорошо, наверное, что не поцеловал. Что имел в виду, говоря, что был счастлив во сне? Я не могу угадывать его мысли в такие моменты. Мне так паршиво из-за того, что я ударил.»

Юра мучил себя виной из-за такой мелочи? Тору не мог заметить в нём ни тени переживаний. За свою невнимательность и безразличие было стыдно, но поздно. И что значило это «Теперь»? Почему Юра писал о смерти, хотя в тот момент ничто не выдавало присутствия тяжёлых мыслей? Почему Тору узнавал обо всём только сейчас? Разве это не было подло по отношению к нему? Но мог ли он жаловаться, будучи единственным человеком, прикоснувшимся к Юриным тайнам? Наверное, Юра просто не мог сказать больше: не хотел или не умел – сейчас было уже неважно. Тору переживал, что, больше года прожаловавшись на свои проблемы, он так и не научил его делать то же.

**/**/****

«Как можно так напиваться? Я же совсем забыл, когда коснулся его в первый раз. А сейчас вспомнил и улыбаюсь. Теперь мне даже не обидно. Обидно только, что плохо помню. И что не знал раньше и тратил время впустую. Но все вовремя»

Тору вжался в стул, почувствовав, как грудь сковывает болью. Значит, он знал. Значит, ему не было противно или плохо из-за случившегося и он его простил. Значит, действительно говорил об этом, лёжа на песке в парке. Тору чувствовал себя идиотом. Он с трудом заставлял себя читать дальше.

**/**/****

«Его сигареты всё невыносимее. Кашель трудно держать, внутри всё горит. Пью гадкие сиропы, чтобы полегче, но есть и сладкие. Создать свою Вселенную, но мучиться из-за прикосновения. Это даже звучит нелепо, так непродуманно. На кого я оставлю Дримленд? Так давно там не был. Одному плохо, с ним не хочу, а кому-то другому там не место. Не хочу впутывать в это Тору. Я, кажется, его единственный друг *перечёркнуто*.

Кому ещё подойдёт Дримленд? Там всё в его картинах. После того, как мы перестали видеться, я разрисовал стены его стихами. У него раньше был такой…странный русский. Но хорошо для японца. Его родители придурки. Хорошо, что они развелись, так на одного придурка стало меньше, и теперь Тору в России. Только он переживал, конечно. Но переживания часто ведут к чему-то хорошему. А мне не то, чтобы страшно, но как-то не по себе. Будто оставляю что-то важное. Или кого-то. Мать будет плакать, если со мной что-то произойдёт. Я же так похож на отца»

Юра снова писал о чём-то тяжелом. Его мысли метались от радости к грусти и обратно – Тору чувствовал, что его качают и убаюкивают на крутых волнах. Всё больше получалось поверить в то, что Юмэ и Дримленд были реальными и ждали его в Торонто.

Уже не хотелось кричать или плакать. Импульс отошёл на второй план, уступая глубине переживания. Чувств было настолько много, что Тору не испытывал ничего, кроме замешательства и растерянности.

**/**/****

«Проклятая коробка и проклятый я. Так виноват. Не смогу жить с этим. Правда, как больной, как извращенец и сталкер. Не знаю, зачем понадобилось, он же и так мой и со мной. Я отвратительный друг. Ему, наверное, противно, и он никогда со мной больше не заговорит. Так страшно терять снова»

До этого момента в дневнике Юры не было ничего о коробке. Она была случайностью, чуть не разрушившей их крепкую дружбу. Тору понял, что принял правильное решение, простив это недоразумение. Как бы сейчас сложилась жизнь, продолжи он обижаться?

**/**/****

«Я сплю или он наконец-то стал вести себя по-мужски? Теперь я уверен, что отдам дневник именно Тору. Поэтому, Тору, ты будешь это читать. Теперь давай на «ты». Знаешь, я рад, что ты стал смелее. У нас ещё есть время, мы молоды и полны сил, чтобы увидеть этот мир в лучших красках. Перед тобой красуюсь – видишь, как заговорил?»

**/**/****

«Это всё произошло быстрее, чем я ожидал. И достаточно неожиданно. Твоё перепуганное лицо стоило всего, что случилось. Как будто я стеклянный и вот-вот разобьюсь. Не ожидал хоть раз увидеть меня смущённым? Я сам не ожидал. Я какой-то другой теперь. Просто как раз в такие моменты забываешь о мелочах и делаешь так, как чувствуешь. Видишь, как много пишу?»

«Больно, на самом деле. Но ты не виноват, а то чувствую, что уже загоняешься. Я же знал, что в итоге так и будет. Спрашиваешь, почему не сказал? А я сам не знаю. Всё пройдёт. Хороший день. Не смущайся, не загоняйся, будь смелее, радуйся жизни и вспоминай с теплотой, если я не во всём облажался»

«Ничего ты не облажался!» – вслух произнёс Тору, покраснев то ли от возмущения, то ли от заполнившей комнату духоты.

**/**/****

«Я чувствую себя счастливым. Пишу утром, пока ты спишь. Потом лягу и притворюсь, что так и было. Спишь, как убитый. Мне нравится жить вместе, потому что ты классно готовишь, убираешь дома и мне не скучно. А ещё об тебя можно ноги греть ночью. Только не пинайся так. Не знаю, что тебе снится. В Дримленде ты жутко стеснялся спать со мной в кровати даже через это дурацкое стекло. Дурак, ну»

**/**/****

«В глазах от запятых ещё не рябит? Думаю, надо заканчивать эту писанину. При тебе писать не хочу, а без тебя я бываю так редко, что ты мне уже не друг, а брат. Ну или не брат, брат это другое, мне кажется, братьев многие ненавидят. Я тебя не ненавижу. Ты сейчас, наверное, уже знаешь, что я улечу скоро. Или я уже улетел. Да, наверное, улетел. И, наверное, сказал всё это вживую, но, чтобы наверняка, напишу ещё и здесь. Спасибо тебе. И наши последние дни были действительно крутые. Пожалуйста, не жалей ни о чём. И надеюсь, мы встретились не зря. Это же не просто случайность, это чудо. Значит, Бог от меня не отвернулся, если позволил всему сложиться так. Мне, кстати, было просто невероятно читать тебе на ночь Евангелие. Как благословение. Никогда никому так не читал, ты первый. И я не жалею, что именно ты был первым. И ты никогда не жалей об этом, понял? Ты всё меньше напоминаешь мне того унылого и забитого мальчика. Я вижу, как ты взрослеешь. Верю, что у тебя всё впереди: долгая и яркая жизнь, настоящая любовь и счастье, да? Я дружил со многими, но ты всё ещё мой самый лучший друг! (это если ты вдруг сомневаться надумаешь, а ты надумаешь, я знаю. Можешь вырезать и в рамочку поставить, я тебе даже восклицательный знак поставил, чтобы выглядеть, как придурок)

Давай не забудем друг друга. Чтобы, знаешь, дружба длиной в неизвестность. Потому что кто знает, что там ждёт дальше. Справимся. Прорвёмся. И где-нибудь встретимся. На Кассиопее»

Тору захлопнул блокнот и сполз на пол, обхватив руками дрожащие колени. Застоявшиеся в груди чувства начали выходить наружу, заставляя тело сотрясаться в рыданиях. Проклятый Торонто, проклятая Москва, проклятый Токио. Почему города играли в эти дешёвые детские игры? Почему судьба смеялась над ним? Почему сейчас? Почему нужно было рассказать всё именно сейчас?

Тору ненавидел Юру так сильно, что даже не мог на него как следует разозлиться: вся ярость застревала в кулаках и горле и оставалась внутри.

Он схватил телефон и по очереди включил голосовые. Юра всё так же радостно и улыбчиво желал ему доброго утра, удачного дня, продуктивной работы, приятного аппетита и чаепития, хорошей прогулки и встречи с друзьями, напоминал не забывать о здоровье и, конечно, о нём. Говорил, что по-дружески любит и ругает себя за то, что не получается писать чаще.

Тору включил последнее сообщение, наугад тыкнув в экран пальцем: слёзы застилали обзор и не давали дышать. Бегунок сдвинулся с места, и Юра заговорил, уже сдержаннее и медленнее, чуть хрипло и сонно:

«Я знал, что ты не будешь слушать до того, как прочитаешь, поэтому скажу сейчас, рассчитывая, что ты послушаешь позже: прости меня, если сможешь. Я раньше так редко извинялся, но это за все те разы. И в дневнике тоже. Прости. Я нигде не соврал, – Юра закашлялся, переводя дыхание, – и не совру, чтобы причинить боль» 

Тору швырнул телефон в пол, но, придя в себя, испуганно поднял его: по экрану расползлась тонкая трещина. Номер Юры он знал наизусть, но здесь, в этом маленьком электронном разуме, хранились гигабайты совместных фото, видео и диалогов. Диалогов, которые уже никогда не повторятся. Разве что на Кассиопее, в параллельной вселенной, где они прямо сейчас впервые встречались в стенах университета.

Тору набрал номер Юры. К удивлению, он ответил почти сразу, будто всё это время ждал подходящего момента.

Из трубки послышалось размеренное дыхание – вся ярость, которая вот-вот должна была вылиться наружу, растворилась в очередном плавном вдохе.

– Я приеду. Я завтра же возьму билеты и прилечу к тебе, слышишь, – судорожно хватая воздух, начал Тору.

– Не придумывай глупостей и успокойся, – ответил Юра, – я попросил тебя прочитать не для того, чтобы ты сразу же мчался сюда.

– Это на самом деле ты, – вслух произнёс Тору. Сейчас мысль о Юмэ и Юре вновь показалась ему невозможной. – Я не понял ничего из того, что ты написал про Вселенную, прикосновения и всё это… Я должен приехать, понимаешь? Я ничего не понял, совсем ничего.

– Тебе не обязательно приезжать, чтобы я объяснил ещё раз.

 

– Мне обязательно. Я не смогу здесь, я больше точно здесь не смогу. Я не выдержу, я не могу, не могу, не могу. Мне так плохо, Юр, я прилечу. Я прилечу завтра первым же рейсом, пожалуйста.

Тору раз за разом повторял рваное «не могу» и умолял непреклонного Юру разрешить ему приехать.

– Я понимаю тебя. Я виноват, прости.

– Почему ты не сказал сразу, если всё знал с самого начала? Почему я столько времени не имел права узнать правду и самому решить, что с ней делать? Почему ты всегда заботился обо мне, но в самом важном поступил как проклятый эгоист?!

Тору кричал. Тору было всё равно на мать, которая могла в любой момент зайти в комнату, на соседей, пытающихся выспаться перед тяжёлым днём и на завтрашнюю рабочую смену. Он кричал на Юру, безжалостно ругал его за такую несправедливость и, слыша доносящуюся из трубки тишину, злился ещё сильнее.

– Я понимаю, Тору. И хочу, чтобы ты понял, что я чувствовал, когда всё это делал, и почему я молчал. Сначала успокойся и, если хочешь, перечитай. Начало и конец, середину пропусти, если хочешь.

– Почему ты говоришь так, будто тебе всё равно? Почему я один заслуживаю считаться истериком? – Тору почувствовал, что заигрался, но не смог остановить льющийся изнутри поток мыслей. – Почему ты такой правильный и идеальный? Почему продолжаешь делать вид, что я один переживаю за то, что происходит? Я же знаю, что тебе не всё равно! Я же, чёрт возьми, видел тебя насквозь! Я знаю о тебе всё, ты можешь врать всем, кроме меня! Я ничего не понимаю…Юр, ничего не понимаю…

– Я обещаю рассказать всё, если ты постараешься поспать, ладно? Если ты всегда верил мне, поверь и сейчас.

– Тебе сейчас ничего не стоит просто бросить трубку и оставить меня одного, – Тору всхлипнул, чувствуя, как изнутри поднимается новая волна страха, – и больше никогда не позвонить и не приехать.

–Ничего не стоит, но я этого не делаю. Мне тоже важно поговорить с тобой, – объяснил Юра. Его голос успокаивал и возвращал ясность помутнившемуся рассудку. – И чем быстрее ты придёшь в себя, тем быстрее я расскажу. Я тебя не тороплю, если что. Тебе нужно время, чтобы переварить. Я понимаю. Могу поговорить с тобой, пока не полегчает.

– Да, пожалуйста, – чуть более спокойно выдохнул Тору. Он боялся, что звонок прервётся, и Юра навсегда останется минутами в исходящих. – расскажи что-нибудь. Как там в Торонто?

Юра рассказывал обо всём: о быте, о людях, о куче свалившихся на него забот, о нестабильном настроении и неожиданно сложной адаптации.

Тору вслушивался в каждое слово и постепенно отвлекался от мучивших его мыслей. Юра переключился на смешные истории и рассказывал их с привычными шутливыми интонациями. Только никто не смеялся – обстановка не располагала к веселью, но даже так было лучше, чем застыть в тишине.

– Подотпустило, – облегчённо сказал Тору, спиной откинувшись на бортик кровати.

– Слышу. Рассказать сейчас? У меня для тебя просто ещё сюрприз небольшой есть. Но только если не будешь скулить о том, как хочешь ко мне прилететь.

– Сюрприз?

– Да, но сначала я расскажу всё-таки? Самому не терпится. Иначе какая-то недосказанность, ты же уже прочитал.

Тору замолчал и на мгновение даже задержал дыхание, приготовившись слушать. Если Юра на самом деле сможет объяснить ему то, что было написано в дневнике…

В предвкушении он крепче сжал телефон в руке и, прикрыв глаза, увидел расползающиеся по темноте радужные разводы.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21 
Рейтинг@Mail.ru