Владимир Великий
Клятвоотступник
Кронштадт представлял собою небольшое селение, в котором насчитывалось два десятка домов, может даже и меньше. Воин-интернационалист отважился пройтись по главной улице деревни, страх на этот раз для самовольщика ушел на задний план. Раньше солдату одному не приходилось прогуливаться по немецким селениям, не было возможности. Сейчас же он прекрасно знал, что это его последнее посещение немецкой деревни, как таковой. Поэтому Александр старался очень внимательно разглядывать все то, что «попадалось» ему на пути следования. Верзила шел по улице очень медленно и также неспеша озирался по сторонам. Ему все здесь очень нравилось: ухоженные дома, зеленые газоны, небольшой пивной бар, расположеный перед тремя мощными каштанами. Привлекал своим видом и магазинчик, который буквально «примостился» у деревянного моста, перекинутого через широкий ручей. Осмотр достопримечательностей продолжался минут тридцать, не больше.
На окраине деревни Кузнецов неожиданно наткнулся на кладбище, оно тянулось тонкой лентой в сторону небольшого, но очень густого леса. Наказ матери найти могилу своего прадеда на территории Германии буквально «просверлил» мозг и душу молодого человека. Александр доселе ни разу не был на немецком кладбище и это также подогревало его интерес. Перед самым входом он невольно остановился и оцепенел. То, что он увидел в прямом смысле напоминало по-райски ухоженный кусочек земли, на котором ровными рядами располагались небольшие могилки, погруженные в сказочное обилие цветов. Эти цветы находились в небольших красочных горшочках. Ряды могил отделялись между собою зелеными газонами, что придавало кладбищу вид божественного музея или напоминало совсем что-то другое, что пришелец в своей жизни никогда не мог даже представить.
Быстро шмыгнув под зеленую арку, которая была своеобразными воротами, солдат очутился на асфальтированной дорожке. Через пару метров он вновь остановился и замер. Идеальная чистота и тишина, царящие на кладбище, его ошеломили. Вошедший, не то от страха, не то от чего-то другого, невольно снял свой «картуз» и стал пятиться назад. Сейчас его телом управляла ни его голова, даже ни его физическая сила, а нечто другое, которое, как Александру казалось, пришло из неземного мира, мира духовного, справедливого мира. И это непонятное вынуждало молодого человека двигаться все дальше и дальше, пока он не оказался за пределами кладбища. Кузнецов невольно опустил голову вниз и ужаснулся от «чистоты» своей обуви. Юноша стал руками очищать сапоги, на подошвах которых были остатки грязи и зеленой растительности. Все это он нацеплял сегодня за время своих лесных и дорожных путешествий. Сейчас ему за свою грязную обувь было даже стыдно. Он все еще не мог понять, как умудрился с такими грязными армейскими сапогами войти на территорию кладбища. От этих мыслей солдат покраснел, толику совести «добавила» и посетительница кладбища. Седая немка, миновав арку, почему-то испуганно смотрела на мощного и высокого молодого человека в военной форме, и отчаянно крестилась. Верзила невольно съежился, затем разогнулся. След старухи уже простыл…
Минут через пять Кузнецов успокоился и вошел на территорию кладбища, затем принялся очень внимательно рассматривать могильные обелиски и надгробные камни. Имена умерших были написаны на немецком языке. На некоторых надгробьях было несколько фамилий, здесь обрели вечный покой семьи или представители многих поколений. Посетитель в военной форме, к своему сожалению, могилы советских людей не нашел, пока не вышел на окраину кладбища. В самом его углу он увидел две небольшие надгробные плиты светло-красного цвета, в центре каждой были высечены пятиконечные звезды. Солдат мгновенно ринулся к захоронениям и остановился, словно вкопанный. На каждой плите были высечены две одинаковые фамилии на русском языке «Красносельский», фамилии были без инициалов. Под каждой фамилией стояли одинаковые даты рождения и смерти «1922-1944 гг.». Александр медленно опустился на колени и осторожно прикоснулся рукой к мраморной плите. Он терялся в догадках в появлении двух мужчин с русскими фамилиями на территории этого кладбища, да и в этой стране. Ответа на свои вопросы молодой человек не находил.
Только к вечеру солдат покинул немецкое кладбище, покидал с благодарностью и с сожалением. Он благодарил местных немцев, что они через целых полвека после окончания войны не только сохранили две могилки, но и бережно за ними ухаживали. Сожалел о том, что ему пока не удалось найти могилу своего прадеда. Молодая чета Кузнецовых нарекла своего единственного сына Александром, в честь прадеда, который остался навечно лежать в чужой земле. Желание у Кузнецова-старшего найти могилу своего предка возникало неоднократно, но увы… Николай его не мог осуществить. Денег для поездки не было, да и власти не разрешали…Тот же, кто держал путь в советский военный городок, имя своего прадеда знал, отчество почему-то сейчас не мог вспомнить… Санька гордился своим тезкой и нередко писал о нем в своих школьных сочинениях. Учительница с большой радостью зачитывала перед классом содержание коротеньких рассказов своего подопечного, затем подходила к юному автору и крепко его обнимала. Со слезами на глазах благодарила школьника за то, что его прадед сделал все возможное для лучшей жизни советских людей и для всех трудящихся планеты. От этих воспоминаний у самовольщика появились слезы, слезы радости и надежды. Он нисколько не сомневался, что непременно найдет своего прадеда и положит букет цветов к подножью могилы освободителя Европы. В том, что поиск будет трудным и долгим, Александра это не пугало…
На немецкой земле находилось 837 братских и одиночных воинских захоронений и военных кладбищ. Здесь нашли покой почти 500 тысяч советских солдат и офицеров, павших в битве с фашизмом.
Посещение немецкого кладбища и возникшее желание во что бы то ни стало найти могилу родственника заставило солдата обратиться к командиру роты. Замполит все отсутствовал по причине своей болезни. Капитан Макаров идею подчиненного принял довольно настороженно и без всякого энтузиазма. Поиск могилы прадеда офицер считал бессмысленным занятием, сейчас солдату просто-напросто было не до этого.
– Кузнецов, ты вот меня внимательно послушай, – спокойно произнес ротный. – У меня, да и у тебя, сейчас для этого нет времени… Мы можем часть покинуть сегодня вечером, а может и через месяц… Никто ничего не знает. Я думаю и то, что сами верхи толком время вывода еще не определили… Да и зачем тебе все это? Вот через год приезжай сюда туристом и ходи сколько тебе заблагорассудится…
Не получив поддержки в таком благородном деле от капитана Макарова, Александр решил сам действовать более активно и настойчиво. На следующий день он, переодевшись в спортивный костюм, легко перепрыгнул через забор и сразу же оказался в городе. Парк, в котором находилась братская могила советских воинов, солдат нашел сразу. Кузнецов, надеясь увидеть знакомую фамилию, с замиранием сердца приближался к большому обелиску. Разочарование наступило буквально через минуту, когда он стремительно пробежал глазами по большому перечню фамилий, высеченных на мемориальной доске. Кузнецовых здесь не было…
Прошла еще неделя. Боксер, как и подавляющая часть солдат, в основе своей мало чем реагировал на происходящее в полку. Покупать машины или какие-то тряпки у солдата не было денег. Покупки делали офицеры и прапорщики со своими семьями. Вместе с тем, он не мог не заметить, что многие солдаты, в первую очередь, старослужащие, днем куда-то исчезали, потом опять появлялись. Из казармы кое-кто исчезал и ночью. Кузнецов решил сильнее «навострить» уши к тому, что происходило в их роте, да и во всем полку. Уже через день он пришел к однозначному выводу. Солдаты продают немцам все, что попадается под руку. «Королями» в этом направлении были автомобилисты и те, кто каким-либо образом был связан с бензином, боеприпасами, с солдатскими тряпками и провиантом.
Вникнуть и «пощупать» армейский рынок местного значения Кузнецову помог рядовой Исхаков, который совсем недавно получил от верзилы настоящий «пендель». После торжественного собрания, посвященного Дню Конституции, кое-кто из солдат ринулся в кафе. Захотелось выпить что-то сладкое и Александру. Немецкий лимонад сибиряку не очень нравился и поэтому он бутылку цедил довольно долго. К столику подсел Исхаков и без всяких обиняков произнес:
– Кузнец, бери у меня пирожное, не стесняйся… Я, как видишь, целых пять штук купил… Мне хватит… Угощайся…
Верзила не стал себя много упрашивать. Пирожное он только один раз за все время службы покупал. Солдат из своих пятнадцати марок немного откладывал, собирался купить матери покрывало на кровать…
После кафе по инициативе Исхакова двое молодых ребят перемахнули через проволочные ограждения и через минут пять оказались возле небольшого домика. Это был гаштедт. В этом Кузнецов убедился сразу, как только подошел к дому. Над входом в помещение висела тонкая вывеска из стекла с подсветкой, на которой была нарисована большая кружка пива. Солдаты вошли вовнутрь. Исхаков на правах гида взял великана за руку и стремительно повел его в самый угол, где стоял небольшой столик. Затем гид куда-то исчез. Кузнецову ничего не оставалось делать, как покорно сидеть и созерцать вокруг себя. На потолке и на стенах небольшого помещения были нарисованы картины из охоты. На его столе был также изображен волк, который гнался за зайцем. Минут через пять появился Исхаков с двумя большими бокалами пива. Из кармана солдат вытащил пачку сигарет и две жевательные резинки.
Увидев удивленный взгляд сослуживца, казах произнес:
– Ну ты, земеля, и даешь… Я вижу, что ты служишь как исправный коммунист и комсомолец… Хотя и те, и другие пьют и трахают баб… А мы чем этих причиндалов хуже?
Кузнецов на высказывания своего однополчанина никак не прореагировал. Он не мог понять того, откуда простой стрелок-автоматчик мог взять столько денег на пиво и на все остальное. В охотничьем гаштедте он также чувствовал себя своим человеком. Два часа в пивном кабаке для молодых ребят пролетели незаметно. Кузнецов впервые в своей жизни выкурил сигарету иностранного производства, до этого он иногда баловался родными. От импорта парня немного подташнивало. Да и пиво оказалось с большим градусом. От него сразу же ударило в голову. Сибиряк, сидя за столом, и сам не мог понять того, как два литра прохладной жидкости оказались в его желудке. За все время пребывания ребята только пару раз посетили туалет, который по чистоте и по запаху разительно отличался от общего туалета в казарме. Во время разговора самовольщики довольно часто бросали взгляд в сторону столиков, за которыми сидели местные немцы. Они не могли ни заметить молодой и стройной блондинки. Немка сидела от них через пару столиков и довольно часто бросала взгляд на русских солдат, которые о чем-то болтали на своем языке. В том, что именно Кузнецов ей был симпатичен, Александр почему-то не сомневался. B этом он убедился после того, как девушка с длинными белыми волосами подошла к ресторанной стойке и стала что-то шептать официанту на ухо. Мужчина подошел к ним через некоторое время и поставил на стол два маленьких бокала пива. Александр вопросительно посмотрел на улыбающегося немца, затем перевел взгляд на своего сослуживца. Исхаков заплетающимся голосом прокартавил:
– Мой земеля, ты даже не представлешь того, что кто-то из местных немок в нас влюбился… Это же очень хорошо…
Кузнецов молниеносно поднял голову и окинул взглядом столик, за котором только что сидела молодая особа. Блондинки уже не было…
Разговор в пивнушке для боксера оказался и на этот раз очень поучительным. Он находил много общего в мыслях и в поведении прапорщика Чернова, и старослужащего рядового Исхакова. Дембель не терял времени попусту в ожидании эшелона погрузки. Через местных немцев он продавал буквально все, что попадало под его руку, кое-что перепродавал и от своих земляков. Хорст, так звали официанта, служил хорошим посредником. Через него в пивнушке немцы покупали форму, куртки, всевозможные знаки отличия офицеров и солдат Советской Армии. Здесь же продавали штучные продукты питания, включая ракетницы и патроны. Нарасхват шел и бензин, который советские военнослужащие приносили в канистрах, продавали здесь или назначали покупателям другие места встреч. Рассчет производился как деньгами, так и спиртным…
Сослуживец Александра за пивом вообще разоткровенничался и рассказал все, чем была богата фантазия армейских «стариков» на поприще торговли. Именно от новоиспеченного друга Кузнецов узнал о том, что три года назад из Ленинской комнаты второй роты был украден бюст Ленина и сняты со стены все портреты Политбюро ЦК КПСС. Ротный замполит чуть было от этого инфаркт не получил. Молодого лейтенанта по случаю неординарной ситуации замполит части несколько раз «тягал» к себе на ковер, надеясь на то, что офицеру в конце концов удастся поймать «рыбку», которая так сильно напакостила. Попытки всевозможных начальников найти следы исчезновения партийных реликвий были безуспешны, хотя многие солдаты в роте, да и в батальоне, знали, кто это сделал. Узбек Тошбаев продал «святое» за три ящика пива довольно старому немцу, который прибыл на стареньком «Москвиче» прямо к контрольно-пропускному пункту мотострелкового полка.
Наплевательское отношение к службе у большинства офицеров, которое занималось вполне законной барахолкой, негативно отражалось на морально-политическом состоянии и боевой подготовке части. Солдаты были предоставлены каждый сам себе, то есть действовали по личному плану. Боевой подготовки, как таковой, не было. Кое-кто из командиров подразделений, особенно тогда, когда очередной миф о завтрашнем выводе войск рассеивался, выводил своих подчиненных на строевую подготовку или садил на политические занятия. Наличие свободного времени было еще обусловлено и тем, что немецкие власти признали казармы русских не пригодными для дальнейшей эксплуатации.
Рядового Кузнецова такой армейский «балаган» вполне устраивал, основным местом его службы стала кровать и столовая. Заниматься боксом он перестал, махать кулаками и потеть не было никакого желания. Боксерские перчатки спортивного авторитета лежали и покрывались пылью в ротной каптерке в шкафу вместе с парадной формой, которую он одевал во время великих гражданских и армейских праздников. И то не всегда. К своему ранее излюбленному снаряду – самодельной груше, которая находилась на чердаке казармы, солдат соизволил подняться только через три месяца, как возвернулся после «болезни» в часть. Александр решил «постучать кулаками» по собственному желанию, лежка в кровати ему уже прилично надоела.
Визит на чердак превзошел все ожидания сибиряка. Открыв дверь, которая почему-то была без мощного засова, боксер чуть было не задохнулся от довольно неприятного запаха, который уверенно «дрейфовал» под черепичной крышей. Весь чердак, разделенный на две части перегородкой из маскировочной сети зеленого цвета, был захламлен. Особенно было грязно в «столярном» отделении, где обычно ротные плотники выполняли всевозможные заказы офицеров и прапорщиков. По всему полу валялись куски пресс-картона, из него делались ящики для домашнего скарба заменяющихся или для вновь приезжающих. И сейчас около десятка ящиков были аккуратно сложены друг на друга вдоль стены и ждали своих заказчиков. В самом дальнем углу неподалеку от ящиков мирно покоилась большая куча всевозможного мусора и хлама. В противоположном углу были навалены пустые бутылки, дозы и банки из-под пива, водки и продуктов питания. Здесь же военнослужащий увидел несколько консервных банок с окурками. Многие из бычков каким-то образом умудрялись «висеть» даже на досках, на которых лежала черепица…
Пришелец, приподняв рукой маскировочную сеть, решил осмотреть вторую часть чердака. В углу, где когда-то он занимался боксом, было относительно чисто. Кузнецов этой чистоте очень обрадовался и быстро подошел к самодельной груше. Пару раз сильно стукнул ее кулаком. Внезапно до него донеслись чьи-то голоса. Александр повернул голову и увидел в самом конце чердака около десятка солдат. Они сидели за большим столом и о чем-то оживленно разговаривали. Верзила улыбнулся и направился к ним, затем громко поприветствовал сидящих и машинально взглянул на стол. Военнослужащие кушали шашлык и пили пиво. В метрах трех от стола стояла самодельная шашлычная, на шампурах которой жарились большие куски мяса. Дым от жаровни выходил через разбитое окно крыши. Запах поджаренного мяса приятно щекотал нос, верзила невольно проглотил слюну. Попытку Александра выразить свое удивление приличным «хавчиком» далеко не цивилизованным языком, прервал знакомый голос Исхакова. Тот при появлении местной знаменитости быстро встал из-за стола и также быстро пошел ей навстречу. При этом, он, словно из пулемета, тараторил:
– Господа, товарищи, воины… Это наш человек, это мой товарищ и друг, хороший земляк… Наш Кузнец очень хороший человек, очень…
Кузнецов на сладостные словопрения в свой адрес никак не реагировал. Он молчал и смело следовал за дембелем, который искал место за столом для своего друга. Специфический запах шашлыка вперемежку с запахом лука вызывал у Александра жуткий голод. Он, с большим трудом сдерживая настоящие «потоки» слюны, с жадностью вцепился зубами в мягкий кусок говядины и через несколько мгновений с неописуемым наслаждением его проглотил. Попойка дембелей продолжалась до самой ночи, пили на всю катушку. Те, кто был на чердаке прекрасно знали, что сегодня на вечерней поверке будет старшина роты. Прапорщик Назаров приходил в подразделение довольно часто и сам под «газом», особенно в последнее время. Начальник по известным всем причинам не мог определить, кто в роте пил или не пил спиртное. И сегодня во время вечернего построения из подчиненных никто не шатался, не было и других каких-либо эксцессов. Информацию дежурного по роте, что на чердаке пятеро солдат выполняют спецзаказ заместителя командира полка, прапорщик принял к личному сведению. Добротные ящики из толстого пресс-картона, который был уворован у немцев, нужны были и подполковнику. Первая мотострелковая рота в составе мощной группировки советских войск продолжала с честью выполнять свой интернациональный долг…
Интернационалист Кузнецов на завтрак не пошел, у него страшно болела голова. Во рту было так неприятно, что ему казалось, что там кто-то или что-то сделал недозволенное. Сбросив со своей головы одеяло, солдат неспеша «прошелся» глазами по спальному помещению. Никого не было, это обрадовало воина. Он сильно вытянулся и вновь заснул, заснул очень крепко.
Александра подняли с постели только к обеду. Поднял сержант Погосов, недавно заменивший дембеля Дубровина. Командр зенитчиков имел нескрываемый страх перед мощным верзилой. Он, легонько дергая спящего за плечо, тихо прогнусавил:
– Товарищ солдат, Кузнецов, просыпайся, просыпайся… Скоро построение на обед, а ты еще даже и не кушал…
Светло-бледный суп, в котором плавал малюсенький кусочек мяса и несколько частиц капусты или картофеля подозрительно темного цвета, явного аппетита у изрядно проголодавшегося не вызвал. Отложил он в сторону и перловую кашу, которая отдавала непонятно каким запахом. Кузнецов, наспех проглотив кусок хлеба и кружку киселя, быстро вышел из столовой. Буквально через пару минут к нему подошел Исхаков. В отличие от верзилы поджарый казах был полон сил и выглядел, как огурчик. Друзья не стали дожидаться общего построения роты и решили уединиться в небольшой курилке возле Дома офицеров. Скамеечки были пусты и поэтому «земляки» дали волю своим мыслям, обсуждая вчерашнюю попойку. Кузнецов, к своему удивлению, вчерашнее не все полностью «копировал». Смесь из водки, пива и вина, скорее всего, была причиной его «мутных» воспоминаний. Сцена стрельбы из мелкокалиберного автомата Калашникова из головы великана вообще выпала. Кое-что из вчерашнего боксеру подсказывал Исхаков. Казаху «пробел» сибиряка очень нравился, он от смеха иногда брался обеими руками за свой живот. При этом он громко цокал языком и заискивающе приговаривал:
– Ну и ты даешь, мой земеля… Я тебе лично сам магазин патронами набивал… Я могу перекреститься, что ты после стрельбы подходил к мишени и делал рот до самых ушей, когда одна из пуль попала в глаз лягушки…
Еще не отошедшему от пьянки верзиле и эта подсказка земляка ничего не давала. Кузнецов тупо смотрел на сослуживца и тяжко вздыхал. Иногда невпопад кивал головой, что вполне означало его участие в стрельбе, а может и даже нет. Вдоволь наболтавшись, солдаты направились в расположение роты. Перед самым входом в казарму Исхаков приостановился и весело улыбаясь, прошептал под ухо великану:
– Сань, а Сань, а в субботу будет неплохой рынок… Пойдешь? А? Я пойду, а то скоро будем уносить ноги…
Кузнецов в ответ ничего не произнес, он только засмеялся и утвердительно кивнул головой. До пятницы верзила «тянул» лямку, он без всякого азарта и желания выносил ящики с боеприпасами из полкового склада и грузил их на машину. Волынку тянули и другие военнослужащие, не исключением в этом отношении был и старший команды. Прапорщик свое неудовольствие даже не скрывал от подчиненных. Упитанный «служака» частенько исчезал в неизвестном направлении, оставляя за себя рядового Кузнецова. Во время редкостного присутствия пожилой мужчина беспрестанно смачно матерился и при этом костерил свое начальство, которое, по его мнению, уже давно должно было выполнить приказ командира дивизии по очищению склада.
Очередное желание посетить чердак и поколотить грушу у Александра возникло только в пятницу, после обеда. В этот день и в это время полк мгновенно успокаивался, даже замирал. «Звездочки» убегали домой еще к обеду. Кое-кто из них мгновенно покидал родной личный состав и устремлялся с женами, а кто и в одиночку, в немецкие магазины. Разбредались кто-куда и солдаты. Обитатели военного городка сосредотачивались в казармах и в квартирах только поздно вечером.
На чердаке никого не было и это очень обрадовало молодого человека, который быстро разделся до трусов, натянул перчатки и принялся со всей силой колотить грушу. «Поединок» был очень непродолжительным, Кузнецов молниеносно «сдох». У него перехватило дыхание, появились незнакомые колики в груди, он решил немного передохнуть. Присев на пустой ящик из-под противотанковых гранат, Александр невольно бросил взгляд в противоположный угол, где стоял большой щит, сколоченный из толстых сосновых досок. На щите мелом и углем была нарисована большая лягушка. Солдата мишень заинтересовала, и он подошел к щиту поближе. Попытка вытащить хотя бы одну из пуль из глаз лягушки не удалась. Боксер, в надежде найти что-либо острое, наподобие гвоздя, взглянул наверх и на какой-то миг замер. В промежутке между широкой доской и черепицей находился тонкий автоматный рожок. Солдат мгновенно протянул руку, магазин был до отказа набит патронами. Верзила медленно повел глазами вокруг, на чердаке никого не было. Недолго думая, он натянул куртку и быстро засунул рожок в карман брюк…
В субботу через час после завтрака Исхаков и Кузнецов исчезли из подразделения. Офицеров в это время не оказалось, и самовольщики без всяких проблем перемахнули через забор. К удивлению сибиряка рынка, за колючей проволокой, который он привык видеть в Изумрудном, не было. И это его сначала даже очень обескуражило. Он, скорее всего, и плюнул на все это, ежели бы не друг, который уверенно действовал за проводника. Солдаты, «метая» глазами на все четыре стороны, перешли на бег рысцой и вскоре очутились на тоненькой тропинке, которая привела их к довольно большому лесу. От него до части было порядка двух километров. Во время движения по лесу никто никому ничего не говорил. Исхаков на правах сведущего и ведущего, как и раньше, шел впереди. Чем дальше они удалялись от части, тем тревожнее у Александра билось сердце. Солдат и сам не до конца понимал свою тревогу. Скорее всего, это был страх за возможность попасть в руки военного патруля. Командование части и соединения было напугано все усиливающимся размахом торговли и бродяжничеством своих подчиненных среди немцев, и поэтому почти каждый день увеличивало число патрулей. Они сновали внутри военных городков, так и за их пределами. Самовольщики об этом прекрасно знали. В части не было ни одного построения, когда бы не выводили на обозрение или на «воспитание» всевозможных спекулянтов и «зубодробителей». Тревожный осадок на душе сибиряка оставляли и «следы» от приказов и инструкций офицеров, строго запрещающие военнослужащим продавать военное имущество и боеприпасы местному населению. Содержание приказов Кузнецов знал, как и знал то, сколько за что ему грозит. Одновременно и не всегда грозило. Сейчас ему в голову пришел случай, притом уникальный. В соседней минометной батареи командир расчета умудрился во время работ на полигоне завалить из автомата двух кабанов. Солдаты питались свежатиной целую неделю. Отведывал ее и один из заместителей командира полка, та ему понравилась. Однако, узнав о самовольном отстреле дикой живности, к тому же, еще и в немецком заповеднике, майор разгневался, притом очень сильно. Утром построил минометчиков и устроил им настоящий разнос. Солдатам ничего не «досталось», взгрели командира взвода. Этот случай привел верзилу к лукавой мысле: ежели бы всех нарушителей и разгильдяев Советской Армии садили и наказывали, то передовые рубежи социализма уже давненько защищали африканцы. В этом он нисколько не сомневался. Сейчас эта философская мысль прибавляла ему смелости и решительности. Окрыляли его и уверенные действия «Ивана Сусанина», который уже солидно прибарахлился. У казаха в «стариковской» каптерке был приличный видеомагнитофон, пара новых джинсов. Кузнецов пока об этих «чудесах» даже и не мечтал. Перед тем, как выйти из леса, Исхаков остановился и прислушался. Затем тихо прошептал другу:
– Кузнец, давай хавайся вон за тот куст и жди меня… Ты понял меня, земеля? Остальное все сделаю я сам… Одному ведь меньше дадут за самовол, чем за групповщину…
У верзилы от слов Сусанина чуть было не остановилось сердце, некогда бушующий оптимизм, словно корова языком слизала. По широкой спине побежали мурашки. Кузнецову хотелось схватить сослуживца за руку и попросить его отказаться от идеи с этим рынком. В этом лесу он почему-то не видел ни продавцов, ни покупателей. Казах, чувствуя растерянность земляка, наоборот, преобразился, даже мобилизовался. Он, словно вождь какого-то племени, сделал мужественное лицо и негромко с назиданием произнес:
– Ты, чемпион, не робей… У нас и у местных немцев все давно схвачено… Раньше было проще, сейчас несколько труднее… Наши подопечные хоть и горланят в пивнушках о демократии, однако не упускают возможности поживиться за счет дармовой русской кормушки… Я все равно спасибо им за это говорю…
После этого он улыбнулся и решительно пошел в сторону небольшого домика, который был уже отчетливо виден. В левой руке Исхаков нес целлофановый мешочек черного цвета, в котором находился полный магазин патрон от автомата Калашникова. Что нес для продажи лично сам организатор торговли, верзила не знал. Да и знать не хотел.
Прошло полчаса. Исхакова не было. Кузнецов стал нервничать и напряженно всматриваться в тропинку, по которой только что ушел его сослуживец. Иногда он приостанавливал дыхание и прислушивался к каждому шороху, который раздавался в лесу. Исхаков к ветвистой сосне пришел незаметно, словно рысь. «Торговец» пришел с большой красной сумкой, которая напоминала чем-то солдатский вещмешок. Немного передохнув, он неспеша опустился на колени и вытащил из баула небольшой магнитофон. Заметив изумленные глаза великана, который от такой чудо-техники даже присел, коротыш спокойно произнес:
– Земеля, тебе очень повезло… Хозяина сегодня дома не было, был его сын, который, наверное, еще не освоил науки торгашей… Одним, словом, я тебе отдаю этот маг… Потом, когда-нибудь еще мне доплатишь…
Кузнецов в ответ ничего не мог произнести, он молчал и нежно гладил руками магнитофон ярко черного цвета. Такую «сказку» он держал впервые в своей жизни…
Через месяц у рядового Кузнецова в его «загашнике» были уже новые джинсы, новые туфли и даже костюм коричневого цвета. Все эти тряпки он купил в один день на местном рынке у толстой немки. Женщина с большим удовольствием продала добротные вещи своего умершего сына двум парням в спортивных костюмах, которые вместо денег предложили ей целый вещмешок тушенки советского производства. В том, что продавцами съестного дефицита были руссские солдаты, женщина нисколько не сомневалась. Как и не сомневалась, что местные немцы ее тряпки купили бы за десяток марок, и то с большой натяжкой… Эта покупка Александра, как и его все последующие, не обошлись без активного участия Фарида, который никогда не забывал похвастаться перед ним своим «коммерческим» умом. Именно в день самой удачной покупки Александр впервые узнал имя своего друга. В Найденовке, да и вообще на гражданке, он очень редко кого-либо называл по имени. Среди молодежи это почему-то не было принято. Практически каждый имел кликуху, кое-кому она не нравилась. Кузнецову же все его кликухи нравились. Кем его на гражданке только не называли! Он был Кузей, Кузнецом, Силачем, Верзилой и даже Дебилом. Последнюю кличку ему пыталась прицепить еще в школе классная красавица Надька Сидорова во время написания контрольной работы по математике. Она, написав работу, с умным видом сидела и ждала звонка. На просьбы Саньки Верзилы дать списать решение последней задачки школьница никак не реагировала. Он не выдержал и со злостью дернул ее за косу. Обиженная со слезами на глазах повернулась к мальчишке, который сидел за партой позади ее, и громко произнесла:
– Товарищ Кузнецов, я не думала, что ты и в самом деле настоящий дебил… Недаром мои родители мне об этом говорили…
Санька с отличницей не разговаривал целую неделю, не устраивал он с ней и разборок. Мальчишку в тот же день вызвал к себе в кабинет директор школы. Здесь же математичка проверила его контрольную работу и поставила жирную двойку.
Свое имя Фарид армейский «коммерсант» Исхаков получил от своих родителей в честь своего деда, который в начале пятидесятых годов по комсомольской путевке приехал осваивать целинные земли Казахстана. Он был один из первых, кто своими руками возводил центральную усадьбу совхоза «Молодежный». Через год в новом доме состоялась комсомольская свадьба молодого татарина Фарида и молодой казашки Гульнары…
