Владимир Великий
Клятвоотступник
Время до отправки эшелона Кузнецов также не терял даром. Тайник, которым служила заброшенная дача, пополнился двумя картонными ящиками с гречневой кашей и тушенкой. Без проблем вместились сюда и два матраца с одеялами. Александр был практичным человеком. Он приносил в маленький домик буквально все, что могло пригодиться для проживания. Дальнейшая жизнь не исключала трудностей. Уму-разуму, пусть даже примитивному, учила его деревенская жизнь, весомую лепту внесла и служба в армии.
Мотострелковый полк по плану выходил из городка глубокой ночью. «Славянка» не предусматривалась, армейские чиновники боялись нарушить покой местных жителей. Все и вся проходило без официальной помпезности, отсутствовали и представители городской власти. Кузнецов после ужина долго бродил по казарме и почему-то равнодушно смотрел на всю суматоху последних сборов и приготовлений. В трехэтажном здании был настоящий кавардак. В спальных помещениях двери были сломаны, выбиты стекла в окнах. Все стены, даже часть потолков были исписаны и разрисованы. Свой автограф в коридоре оставил и Александр, который острием штык-ножа написал свою фамилию и год дембеля. Каждый солдат в этот период действовал по своему «усмотрению», надеясь наилучшим способом приготовиться к многодневному маршу в центральную Россию. Марш предстоял тяжелый, без немецкого комфорта…
Верзила до самого подъема не спал. Все переживал и перепроверял свое решение, от страшных мыслей иногда становилось дурно. Его сердце, как ему казалось, вот-вот остановится или вылетит из грудной клетки. Трещала и голова. Солдат то и дело поглядывал на свои командирские часы. До подъема оставалось около часа. На какие-то мгновения Александр заснул, заснул неожиданно для себя и для своей изболевшейся души. Во сне он увидел своих родителей, отца и мать. Сын лицо отца почему-то воспроизводил очень смутно, мать же видел отчетливо, словно живую. Видел каждую морщинку на ее красивом лице. Его только очень сильно поразили глаза женщины, они были очень грустными. Александр не мог понять странного поведения своей матушки, которая со слезами на глазах, улыбалась и приговаривала:
– Санечка, ты мой единственный… Задумку свою делай дальше… Это тебе волей Божьей предписано.... Иди дальше, ступай тверже… Бога нашего нельзя гневить… Иди дальше, моя кровинушка…
От пророческого сноведения Кузнецов проснулся и сильно вскрикнул, все его тело было влажным. На некоторое время он отключился от сего мира. Потом стал щупать руками свое лицо, словно проверяя наличие себя, как человека на этой земле. Затем резко опустил ноги на пол. Пришедшие ощущения свидетельствовали, что он лежит в военной форме на металлической сетке кровати и находится в небольшом спальном помещении. И это заставило его опять окунуться в мир земной жизни. Время неумолимо двигалось вперед. Что с ним произойдет дальше, что он будет делать сейчас или позже, он и сам не знал. До принятия окончательного решения оставалось тридцать минут, не больше и не меньше. Александр прекрасно одно лишь осознавал, что сейчас он владыка своей судьбы. Именно он, и никто другой, обязан был принять это очень важное решение. В эти полчаса цена его ставки была чрезмерно высока, просчет мог грозить жизненной катастрофой. Сейчас он очень боялся своей нерешительности, а может, даже и своей трусости. Если его желание дезертировать дойдет до офицеров, то ему несдобровать. Кузнецов опять посмотрел на часы, до команды дежурного по роте оставалось десять минут. Он быстро вскочил с кровати и также быстро покинул расположение роты…
Только через два часа открылись ворота контрольно-пропускного пункта части. Мотострелки покидали военный городок, покидали навсегда. Все те, кто шел в строю, прекрасно это знали и понимали. Кое-кто из офицеров украдкой смахивал слезы и не без причин. Из них никто и никогда уже больше не приведет с учений своих подчиненных на этот очень уютный клочок земли. Здесь уже никогда не будут раздаваться военные марши, от которых большинство местных немцев было без ума. Были и те из них, кто злорадствовал по поводу военной мощи страны Советов. Злопыхателей становилось все больше и больше, особенно в последнее время, когда было принято решение о выводе советских войск из Европы…
Капитан Макаров выходил со своей ротой в составе полка. Желания, как такового, покидать военный городок у него не было. Он очень тяжело переносил «вынос», однако старался быть примером для своих подопечных. Его сильный голос раздавался везде и это помогало солдатам и офицерам. Он лишь несколько сдал, когда в последний раз проходил мимо «своего» офицерского дома. В двухкомнатной квартире пятиэтажки он вместе с женой и дочкой прожил без малого пять лет. Сейчас небольшое строение в темноте было неузнаваемо, было даже зловеще чужим. От этого чувства и ощущения ему стало холодно. Он невольно поежился, хотя на улице была июльская ночь. Александр после того, как рота в последний раз переступила порог КПП, неожиданно вышел из-строя, вышел не для подачи очередной команды или указания. Его боевая сотня шла на станцию погрузки спокойно, соблюдая гробовую тишину. И эта тишина седого офицера не только пугала, но и страшно на него давила, давила, словно самый большой пресс на этой планете. Ему было очень стыдно и обидно за себя и за своих подчиненных, которые с оружием в руках уходили очень незаметно с той земли, которую полвека назад освободили от фашизма их деды и прадеды. Седовласый капитан, и сам не зная почему, все стоял и смотрел то на казарму, то на дом. Слезы, словно капельки утренней росы, медленно падали из глаз и также медленно скрывались среди заросшей его щетины.
Из состояния нервного оцепенения ротного командира вывел лейтенант Макорин, взводный. Подчиненный был весь в «мыле» и очень расстроен. Он, скорее всего, от усердия перенапрягся и поэтому тяжело дышал. Офицер, увидев начальника, быстро надел на свою плешивую голову фуражку защитного цвета и громко отрапортовал:
– Товарищ гвардии капитан, я этого Кузнецова всю ночь ищу… Вчера днем и вечером его видели, а сейчас его нет… Этот боксер, словно сквозь землю провалился… Я думаю, что все обйдется без ЧП. Дембель законы знает и шутить с ними не будет…
Капитан Макаров на доклад своего подчиненного никак не прореагировал. Он продолжал стоять и смотреть в сторону военного городка. Взводный, увидев слезы на глазах мужчины-великана, решил больше его не докучать своими умозаключениями. Он еще раз козырнул и ускоренным шагом направился догонять свой взвод. Через несколько секунд он уже скрылся в одноликой толпе вооруженных молодых людей. За ним тотчас же последовал и его старший командир…
Александр Кузнецов после того, как незаметно проскользнул мимо дневального по роте, быстро рванулся в сторону спортивного городка и спрятался за щитом из пресс-картона. На щите был изображен красивый и подтянутый солдат с голым торсом, висящий на турнике. Он чем-то походил на сибиряка. На спортплощадке стрелок-зенитчик бывал частенько, особенно в первый год службы. На втором году «качать» мышцы он практически перестал, ему уже и по уставу было это грешно делать. Старик приходил сюда с другой целью. После обеда, как правило, он раздевался по пояс и «бросал» себя на деревянный стеллаж, дабы основательно позагорать. «Солнцебол» иногда длился часами и обходился без всякой нервотрепки. Покой верзилы молодые солдаты не могли нарушить «по уставу», одногодки просто-напросто его боялись. Не докучали ему и офицеры. После солнечных ванн Кузнецов принимал водные процедуры. В комнате для умывания Александр устраивал поистине барский душ. Узнав о том, что «Стивенсон» будет мыть свои кости, в умывальник тотчас же прибегал дневальный и присоединял резиновый шланг к водопроводному крану. Под улюлюканье многочисленных зевак верзила раздевался донага и с удовольствием демонстрировал свое красивое и сильное тело. Затем по команде силача дневальный включал воду и начинал из шланга его поливать. Сначала дед под струями холодной воды натруженно кряхтел и ежился. Через некоторое время он входил в азарт и потом от удовольствия начинал громко кричать. Водные процедуры по сравнению с солнечными были очень короткими. Кузнецов после душа бежал в спальное помещение и «отрубался» до ужина…
Свою роту беглец узнал сразу, да и ее нельзя было не узнать по основной примете. Капитан Макаров, идущий впереди колонны, разительно отличался от подчиненных своим ростом и мощной фигурой. Почти два часа, когда полк готовился к маршу, Александр все еще метался в своих рассуждениях. На какой-то миг он смалодушничал, у него опять появилось огромное желание занять свое место в боевом строю роты, части, да и всей Советской Армии. Ему захотелось поехать домой и покозырять перед девчатами своим бравым видом и всевозможными знаками боевой и спортивной доблести. Сейчас он уже нисколько не сомневался, что все трудности на родине для него, сильного и статного красавца будут нипочем. Солдат высунул голову из-за угла немецкого дома, особняк стоял напротив КПП. От увиденного беглец обомлел и горько заплакал. Первая рота поравнялась с домом. Кузнецов чуть было не покинул свое укрытие и не побежал к ротному командиру, когда его увидел. Тот почему-то вышел из походного строя и встал, как вкопанный столб. Между солдатом и офицером было метров пятьдесят, не больше. Подчиненный, которому казалось, что он слышит дыхание начальника, напряженно наблюдал за своим командиром и ждал его очередных действий. Однако их не было. Седовласый мужчина в военной форме почему-то тупо смотрел на военный городок, который он только что покинул, и молчал. Молчал и тот, кто решил остаться жить на чужбине. Странное поведение ротного командира в какой-то мере успокоило Александра. Он стал четко осознавать, что он еще в данный момент не дезертир и не предатель. Лишь после того, как рота загрузится в эшелон и возьмет курс на восток, он станет преступником…
От этих мыслей у беглеца опять перехватило дух. Дьяволское решение остаться в Германии отступило на второй план, отступило навсегда. Животный страх перед последствиями за преступление опять овладел им. Он робко вышел из-за укрытия и сделал несколько шагов в сторону колонны. И в этот же миг беглец увидел капитана Макарова, который неожиданно повернул свою голову в сторону особняка, где только что его подчиненный прятался. Александру сейчас казалось, что его начальник в данный миг не только читает на расстоянии его мысли, но и чувствует его душу и сердце. У него опять появилась жалость к этому офицеру, который очень долго «сидел» на роте. Это чувство одновременно наполнилось гордостью за свою роту, за армию, которая два года для него была настоящей школой возмужания, местом испытаний на человеческую прочность. Со слезами на глазах солдат сделал еще пару шагов навстречу командиру, который в какой-то мере на два года заменял ему отца. Сейчас он не сомневался, что мужчина-исполин в военной форме поймет своего подчинненого, направит его на истинный путь, не допустит роковой ошибки, которая может привести его на скамью подсудимых. Метров за десять до офицера, Кузнецов неожиданно остановился и остолбенел. В глазах ротного были слезы, Александр не хотел верить своим глазам. Он считал, что такой умный и сильный человек не может плакать. Он сделал еще один шаг вперед, сомнений уже не было. Седовласый мужчина плакал. Слезы на его глазах были отчетливо видны, как и все его лицо, которое в этот момент освещалось лучами ночного электрического фонаря. Что это были за слезы, почему плакал командир, солдат не понимал. Он также не мог понять и своих дальнейших действий. Он резко повернулся на сто восемьдесят градусов и рысью рванулся в противоположную сторону. Минут через пять он оказался на окраине города. Здесь была тишина, тишина необычная. Беглец решил перевести дыхание и опустился на скамеечку, неподалеку от небольшого ручья. Сейчас в его голове мыслей не было, кроме одной и правильной. Решению остаться здесь, остаться навсегда он решил никогда больше не изменять. И этому никто и ничто ему не помешает. Не страшился он и экзекуций. Жить лучше, жить по-человечески дезертир Советской Армии не считал преступлением…
В русский хайм Александр приехал вечером, к этому времени мотострелковый полк уже покинул Дахбау. Настя приходу кавалера очень обрадовалась. Аусзидлеры уже знали, что русские ушли из соседнего городка и поэтому она без всяких обиняков спросила своего ухажера:
– Саня, а что ты дальше собираешься делать? Мне наши ребята говорили о том, что кое-кто из солдат убегает… Офицеры и немцы их ловят, всем им грозит тюрьма…
Такой неординарный вопрос с комментариями сильно задел молодого человека. Он мгновенно замолчал. В его душе и в сердце на какое-то время «поселился» холодок непонимания и даже определенной ненависти к свой подруге. Настя почти мгновенно заметила разительную перемену в поведении парня. Стремясь исправить свою нетактичность, она крепко сжала его руку и тихо прошептала:
– Ты, пожалуйста, не обижайся на меня, Саша… Я ведь тебе зла не желаю… Мне с тобою очень хорошо… Когда нам хорошо, тогда и больше умных мыслей приходит в голову… Так ли я говорю, мой силач и красавец?
Кузнецов в ответ ничего не ответил. Он только с силой схватил девушку за руки и приподняв ее, словно ребенка, сильно поцеловал ее в губы. Та ответила тем же…
Первую ночь после побега из войсковой части дезертир Советской Армии провел наедине со своей любимой, влюбленным было очень хорошо. Они, крепко обнявшись, бродили по небольшому городку, который утопал в зелени и был наполнен тишиной летней ночи. Улицы городка были пусты, ни одна живая душа не мешала им гулять или размышлять. В эту ночь они очень мало разговаривали друг с другом. Все больше молчали, размышляли про себя. Настя понимала, что ее друг очень сильно переживает за содеянное. В этом она убеждалась сразу, как только мельком бросала на идущего рядом свой взгляд. Ей казалось, что он стал меньше ростом и сильно постарел. Даже его глаза уже не были столь озорными по сравнению с первой встречей, когда она сидела на заборе военного городка. Иногда в голову девушки приходила мысль о том, что надо все это отбросить в сторону и помочь солдату вновь вернуться в часть, или позвонить военным. Она уже нашла несколько вариантов, оправдывающих ее Сашку, почему он отстал от эшелона. Все они для нее казались реальными и правдивыми. Настя нисколько не сомневалась в том, что ее друга никто не посадит в тюрьму и никто не будет называть его предателем или дезертиром. Эти мысли у нее особенно настойчиво «стучались» рано утром, когда начали свое движение первые поезда…
Осведомленность Насти о дезертирстве и его последствиях в значительной степени охладила «боевой» настрой Александра, который еще несколько часов назад не сомневался в правильности принятого решения. Это решение неделю назад поддержала и Настя, она обещала ему помочь преодолеть предстоящие трудности. Именно появление этой симпатичной девушки дало ему новый импульс к жизни. Кузнецов с самой первой минуты знакомства почему-то не сомневался, что именно она, Настя, единственный человек на этой земле, станет ему опорой и советчиком, именно эта брюнетка будет его женой. Сейчас же, идя по улицам города, он довольно часто бросал взгляд на стройную девушку и не мог ее понять. Почему она после того, как он уже совершил проступок, даже преступление, начала колебаться. Идущий на какое-то время «убирал» Настю из своей головы и представлял себя наедине в этой сытой и благополучной стране. От такого «единства» хотелось не только плакать, но выть по-волчьи. Он бы это сделал сейчас мгновенно, если бы не идущая рядом с ним аусзидлерша, которая, как и он, молчала. Она лишь изредка делала попытки поймать взгляд своего любимого. В этот вечер их глаза почему-то очень часто избегали друг друга. Александр, отводя глаза в сторону, все больше и больше убеждался, что его девушка далека от понимания тяжести воинского преступления, которое он совершил. Совершил не без ее помощи. Ему временами хотелось выпустить из своей широкой ладони нежную и влажную ладонь Насти, которая на какой-то миг стала его врагом. Молодой мужчина неоднократно расслаблял мышцы своей руки, надеясь на то, что молодая женщина также расслабит свою руку и они уже никогда не протянут их другу другу. Он не намеревался протягивать ей руку первым, в этом он нисколько не сомневался. Как не сомневался и в том, что с этого момента он будет действовать по-другому. Через несколько минут он сядет в поезд и побежит в свой тайник за военной формой и военным билетом. Еще через час он в солдатской «робе» и с автоматом в руках окажется на станции погрузки, которая денно и нощно кишела солдатами и техникой…
Однако возвращаться назад парню не предстояло, свою нежную ручку из широкой и грубой ладони великана Настя не выпускала. Наоборот, она довольно часто ее сильно сжимала, сжимала со всей силой. Мужчина эту женскую силу чувствовал и это придавало ему уверенности в себе. На какой-то миг он опять вспомнил пророческий сон, в котором мать просила его по воле Божьей идти дальше, идти тверже…
Военный городок Кузнецов посетил только через две недели после того, как мотострелки навсегда его оставили. Совать сюда нос раньше Александр не намеревался. Он не исключал, что в любой казарме или в закоулке может устроена засада по поимке дезертира из первой мотострелковй роты. Он и сам не знал, почему ему захотелось сделать «визит» в свою часть. Скорее всего, ноги несли его сюда сами. Да и его душа тосковала по прошлому, по тому кусочку земли, где совсем недавно действовали советские законы и был советский образ жизни. Здесь все и вся говорили на русском языке. На этом клочке земли были родные ему люди, которые жили во имя одной цели – отразить нападение вооруженных сил империализма. Кузнецов не скрывал чувства гордости, что он защищал передовые рубежи социализма в Европе, да и мира в целом.
К воротам КПП бывшего военного городка Александр подошел где-то к шести часам вечера, подошел очень незаметно. Затем осторожно надавил плечом на металлические ворота. Они без всякого усилия открылись. В городке не было ни души, везде стояла мертвая тишина. Он сделал несколько шагов вперед и внезапно остановился. Перед его взором предстала поистине удручающая картина. Участок земли, некогда утопающий в зелени каштанов и травяных газонов, представлял собою подобие того, что оставляют после себя победители, когда они захватывают селения. Об этом Александр изучал по истории в школе, да и кое-что читал в книгах. Некогда красивые каштаны были по-варварски изуродованы и напоминали собой деревья вдоль дорог, которые оставляли после их штурма советские солдаты, дабы полакомиться фруктами. Еще плачевнее выглядели казарменные помещения. На многих этажах сияли дыры в оконных проемах. Александру не верилось в то, что его сослуживцы за какие-то пару часов перед своим уходом могли так жестоко расправиться с природой и со своим жильем. Он с нескрываемой тревогой и волнением зашел в свою казарму, поднялся на второй этаж. Здесь кое-что «обновилось» после того, как он покинул ночью свою роту. Прямо в коридоре были навалены кучи мусора. Из туалета исходил зловонный запах человеческого дерьма. Верзила мгновенно зажал нос и нырнул в некогда свое спальное помещение. Окно, неподалеку от которого находилась кровать стрелка-зенитчика, было разбито. Часть стекла покоилась на подоконнике, часть лежала на полу. Все кровати, исключая кровать ротного силача, были перевернуты. Сомнений не было, сослуживцы, в том числе и капитан Макаров, до последнего момента ожидали его возвращения. Кровать не тронули еще и потому, что солдаты боялись сибиряка. Физическая экзекуция салаги над стариками в первый же день его пребывания в роте стала настоящей легендой. По мере «старения» Кузнецова она обрастала все новыми и новыми подробностями. Все знали, в том числе и офицеры, что дембель молодых солдат не бьет. Не трогал он и других. Почти каждый боялся одного его только вида, не говоря уже о кулаке. Увесистый кулак боксера был куда страшнее, чем кулак ротного командира. Военнослужащие прекрасно понимали, что офицер побоится ударить кого-либо, дабы не потерять звездочку. Рядовому Кузнецову терять было нечего, дембель был не за горами…
Александр медленно подошел к своей кровати и обеими руками провел по металлической сетке, после этого он заплакал. Ему казалось, что этот металл еще продолжает хранить тепло его тела, живет его проблеми и заботами. Со слезами на глазах бывший солдат присел на кровать, затем вытянулся и закрыл глаза…
Физическая и нервная усталость сразу дали о себе знать. Силач заснул мгновенно, словно младенец, который целый день бегал и затем, насытившись материнской груди, крепко и беззаботно заснул. Александру в эту ночь кровать показалась периной, даже несмотря на то, что он спал на голой панцирной сетке. Проснулся он утром, только-только начинал брезжиться рассвет. Он быстро вскочил и пошел на чердак, где совсем недавно обмывал со своими сослуживцами вынос «дембельского тела» из части. Весь чердак был завален мусором, повсюду валялись пустые бутылки и металлические банки. Около десятка солдатских матрацев, лежащие то там, то здесь, были вспороты. Ящиков для офицерского скарба на чердаке не было. Остался только один. В нем раньше хранился столярный инвентарь, да некоторые «припасы» стариков, которые они не решались оставлять в каптерке и складировали здесь. Ящик закрывался на мощный висячий замок, ключ прятался в потайном месте. Местонахождение ключа боксер не знал. И не по причине того, что ему не доверяли сослуживцы. Он просто-напросто ничего от офицеров не прятал, даже свои боксерские перчатки хранил в каптерке. Старшина роты прапорщик Назаров перчатки иногда вытаскивал из шкафа, чтобы попугать своей мощью подчиненных. Бог ростом его сильно обидел, но «корнем» не обделил. Молодой мужчина был приземистый и очень широк в плечах. У него также были очень большие кулаки, на которые он с трудом натягивал боксерские перчатки. Начальник любил особенно «боксовать» после посещения офицерского кафе. Приходил он, как правило, после отбоя, когда солдаты, словно ошалелые, стремительно неслись в свои кубрики и быстро раздевшись, принимали «горизонтальное» положение. Никто не хотел попадать под руку крепыша. Через пару минут в дверь каптерки уверенно стучали. Дежурный по роте, открыв дверь, переходил на строевой шаг и громким голосом докладывал о том, что в подразделении произведен отбой, все и вся идет без происшествий. Подпитой прапорщик, вальяжно сидящий за столом, с блаженной улыбкой принимал рапорт. Еще с большим с удовольствием он надевал боксерские перчатки и начинал боксировать с сержантом. Бой, как правило, заканчивался победой начальника. Иногда «прилетало» и ему. Все зависело от противника, старослужащие позволяли себе огрызнуться. Нередко пьяный начальник оказывался и на «четырех» костях…
На этот раз «стариковский» ящик оказался не только открытым, но и почему-то набитый всевозможными солдатскими шмотками. Кузнецов решил на всякий случай содержимое ящика перевернуть, надеясь найти себе что-либо полезное для дальнейшего проживания. Он выкинул из ящика на пол несколько синих одеял, около десятка порванных солдатских рубашек, выкинул пару шинелей. Затем он увидел офицерскую плащ-накидку. Находке очень обрадовался, плащ-накидка незаменимая вещь во время дождя. Он мгновенно ее схватил в руки и оторопел. На самом дне ящика лежал автомат, два полных магазина патронов и две небольшие гранаты. От полного комплекта вооружения у Александра запершило в горле. Он присел на корточки и стал размышлять. Сразу же появилась мысль о том, что все это можно и надо продать местным немцам, продать как можно дороже. После ухода русских ружейный рынок в Дахбау исчез, исчез навсегда. Однако через несколько мгновений верзила от своей затеи отказался, как только представил себя одиноким в немецком магазине или в пивнушке. С Фаридом он вел бы себя куда смелее. Местные немцы уже наверняка знали о выходе мотострелков из города и поэтому могли спокойно сдать его своей полиции или тем же русским, которые еще находились во многих населенных пунктах Германии. Оставлять оружие на чердаке Александру также не хотелось. Через неделю, а может даже и завтра, в военном городке могут появиться не только местные подростки, но и взрослые, которые будут здесь искать что-то «интересное».
Кузнецов покинул казарму через полчаса. У гражданского человека, который очень осторожно выходил из подъезда, в руках был новенький автомат Калашникова с полным магазином. Другой магазин лежал в его кармане. Рассвет уже заявлял о себе в полную силу и это заставляло дезертира действовать быстрее. В другие казармы он решил не идти, внешний вид оставшихся помещений был однообразным. Появившееся чувство голода вынудило его двигаться в сторону офицерского кафе. Эту забегаловку за время службы он посетил лишь один раз, когда по приказу дежурного по части искал ротного старшину. Чего-либо съестного ни в подвале, ни в самом кафе не оказалось. Не было здесь также каких-либо бутылок со спиртным или с лимонадом.
Из кафе верзила направился в сторону солдатского клуба, который примыкал к строевому плацу. Плац ранее обрамлялся большими портретами политического руководства Коммунистической партии и Советского государства. Напротив клуба в самом начале плаца стояла красочная стена из кирпичей, напоминающая собою копию кремлевской стены на Красной площади. Посреди этой стены возвышался огромный герб Советского Союза. От увиденного Александр немного испугался. Почти вся наглядная агитация почему-то и сейчас продолжала оставаться на местах, несмотря на то что полк, скорее всего, уже закончил «болтаться» в эшелоне и где-нибудь уже обустраивался. От страха он остановился и боязливо оглянулся по сторонам. По его телу пробежал легкий холодок, когда он только на миг представил командира части, находящегося на «правительственной» трибуне. С этого места тот читал всевозможные приказы и отдавал свои «ценные» указания. Кузнецов для успокоения души и своего сердца еще раз внимательно зыркнул по сторонам, никого и ничего опасного вокруг себя не нашел. И это придало ему смелости. Он быстро передернул затвор автомата, затем нажал на спусковой крючок и стал водить стволом по сторонам. Вскоре Калаш прекратил рокотать. Александр машинально вставил другой магазин и также с озлоблением его опустошил. После этого он со злостью бросил автомат на землю и бросился бежать в сторону леса. Из его глаз бежали слезы…
Первый месяц пребывания на новом месте жительства у дезертира Советской Армии рядового Кузнецова пролетел незаметно. Первую неделю он занимался благоустройством своей обители, которая с каждым часом преображалась. Заброшенная дача представляла собой небольшое строение, сбитое из довольно добротных досок. В нем было практически все необходимое для жизни. Напротив двери стояла кровать с небольшой тумбочкой. Был здесь и круглый стол с настольной лампой. Для чего и почему она стояла, для поселенца было непонятно. Каких-либо источников электрического тока в заброшенном саду не было, но это его нисколько не обескуражило. Под кроватью он нашел небольшое ведро с восковыми свечами, их было штук двадцать. Было и пять коробок спичек. Александр поблагодарил про себя хозяина фазенды за его предусмотрительность. Дальнейшие «раскопки» превзошли все его ожидания. Под кроватью он увидел довольно большой чемодан серого цвета, который был закрыт на замок. Он долгое время его не открывал. В его голове все еще витала тревожная мысль, что вот-вот появится хозяин и ему придется сматывать удочки. Беглый набрал смелости сломать замок на добротном чемодане лишь перед самым завершением домашнего «марафета». Замок под напором его силы и качеством советского штык-ножа от автомата Калашникова открылся мгновенно. От содержимого в чемодане верзила пустился в пляс и даже запел. За несколько мгновений он перевернул весь чемодан вверх дном и затем от удовольствия растянулся на кровати. Растянулся от радости и от ощущения того, как ему казалось, что сам Бог решил помочь ему по-настоящему обжиться на территориии Германии. Все вещи в чемодане были новые, и все они были ему впору. Он опять стал благодарить неизвестного немца, который, словно по заказу, приготовил советскому солдату хлев и одежду. Денег в чемодане не было…
Первая неделя пребывания на даче, как и последующие, большим разнообразием у дезертира не отличались. По вечерам он довольно долго курсировал по заброшенному саду, который оказался не только большим по территории, но и отличался разнообразием фруктовых деревьев. Александр в сортах яблок или груш мало что смыслил, в его Найденовке лютые морозы переносили лишь яблони-дички и то не всегда. Он после того, как покинул часть, сразу же переоделся в черный спортивный костюм с белыми полосами на рукавах куртки и на штанах. Военную «робу» дезертир сложил в целлофановую сумку и закопал неподалеку от дачи. Гражданская одежда нисколько не смущала бывшего военнослужащего, в этом одеянии он был днем и ночью. Постоялец почти без всякого страха курсировал в нем и до близлежащей немецкой деревни Штайнхольц, которая находилась в пяти километрах от советского военного городка. Визиты в селение дезертир делал раз в неделю, по понедельникам, ходил покупать продукты питания. В самом начале рабочей недели деревня вообще становилась безлюдной. Во время пути, да и в самой деревне, на высокого молодого человека в принципе мало кто обращал внимания. Исключением были кое-кто из девушек. Они иногда очень пристально задерживали взгляд на высоком и стройном мужчине, голова и лицо которого буйно прирастали черными волосами и густой щетиной. Прическа и борода радовали молодого парня. Теперь он нисколько не сомневался, что советские чекисты, да и местные немцы, навряд ли опознают в нем советского дезертира, к разряду которых теперь относил себя бывший рядовой. В деревне магазинов было мало, раз-два и обчелся.
Основным «пристанищем» для беглеца стал продуктовый магазин. Здесь он покупал хлеб и лимонад, покупал самое дешевое. Александр заходил сюда не только по «производственной» необходимости. В малюсеньком магазинчике ему понравилась молодая продавщица, она была очень стройная и чем-то походила на русскую девушку. Верзила заприметил ее сразу, как только подошел к кассе. Он был не против с ней познакомиться в первый же день, но сдержался. Причиной этому было незнание немецкого языка, безъязыким он был и дальше. В последний месяц лета дачник совершил десяток визитов в магазин и все они не отличались каким-либо разнообразием человеческих отношений между молодыми людьми. Статный красавец, как всегда, ложил на столик перед кассой свои покупки и весело улыбался. Стройная продавщица, как всегда, аккуратно укладывала хлеб и лимонад в пакет, и затем поднимала голову… На какие-то мгновения глаза русского и немки встречались, они улыбались. На этом все и заканчивалось.
