Владимир Алексеевич Колганов
Превратности судьбы
Глава 48. Подведение итогов
Теперь всё это было далеко. Пройдёт ещё пару недель, и я уже не вспомню, что вот почему-то прилетал в Москву, обхаживал влиятельных людей, присутствовал на встрече озабоченных чем-то болтунов и даже лез через забор, рискуя собственным здоровьем. Всё это в прошлом, меня это уже ничуть не волновало. Кто больше в том, что случилось, виноват, да откуда же мне знать? Теперь эта тема для меня закрыта. Пусть голову ломают те, кому всё в диковинку, кто ещё не наигрался. Уж извините, но я пас. Впрочем, не вижу причин, в чём и перед кем мне нужно извиняться.
Всё это было уже далеко. Час назад самолёт взлетел из аэропорта Нарита и взял курс на Полинезию. Катрин, то есть, конечно, это была Катя, сидела рядом со мной, она спала, откинув спинку кресла. Да я бы и сам немножечко поспал, однако не могу, словно бы вдохновение снизошло, какого прежде не бывало. Я торопился описать то, что случилось за ту неделю, что я был в Москве. Обычно требуется время, чтобы всё переосмыслить, во всём предметно разобраться. Но сколько же можно размышлять? Нет, мне хотелось поскорее избавиться от того, что мучило в последние дни, хотелось оставить всё это позади. Ну словно бы захлопнуть за собою дверь, а ключ выбросить, пусть там и лежит, на дне самой глубокой впадины мирового океана.
Должен признаться, что Таити – это давняя моя мечта. Пальмы, жаркое солнце, полуобнажённые тела туземок и бескрайний океан. Как можно было не мечтать об этом? Это мир наслаждений, остров счастья, рай, обретённый на Земле! И вот теперь от прежнего желания не осталось и следа. Наверное, не всякий этому поверит, но что поделаешь, если это так? Лечу за тридевять земель, и сам не знаю, для чего. Бегу, как грешник от греха. Бегу словно бы куда глаза глядят, ну а если упаду без сил, там что-нибудь придумаю. Возможно, подыщу тихий безлюдный остро-вок где-нибудь на отдалённом рифе, построю хижину, и станем жить там вместе с Катей. Будем загорать, одни на пустынном пляже, купаться в тёплом океане. Только я и Катя, и больше никого – ни лицемерных политиков, ни продажных депутатов, да просто ни единой души. Только я и она, как бы с чистого листа, и никаких воспоминаний.
Ну а пока что попробую подвести итоги.
Итак, к чему же я пришёл? Что себе доказал? Или наоборот – какие поставил перед собой неразрешимые вопросы? Ясно лишь то, что опять я проиграл. Конечно, жизнь – это не игра, однако если присмотреться, то найдётся много общего.
Нет, правда, ну чем я недоволен? Катя по-прежнему со мной. Тут нет ничего удивительного – она же заранее все мои грехи простила. Кстати, я её об этом не просил. Ну что ещё? Вот допишу сценарий, по нему поставят фильм, там и для Кати наверняка найдётся роль – с продюсером я уже договорился. Понятно, что Пьер против этого не стал бы возражать, он вообще предрекает ей удачную карьеру. Что ж, вот закончит фильм, тот, в котором она снимается вместе с Эстер, тогда и поглядим. Хотя у Кати там всего лишь две-три сцены, но для начала и этого вполне достаточно. Да, чуть не забыл: Эстер меня благодарит за то, что я помог прояснить всё, что случилось с Сержем. Даже обещает компенсацию за понесённые расходы. Но эти её намёки я выслушал без особого восторга. И даже не спросил, зачем ей и её тётке это было нужно. Да какая разница!
Так всё же кто я – неудачник? Или же тот, кому несказанно повезло? Каюсь, как ни ломаю голову, не в состоянии ответить на вопрос. Во всяком случае, не могу себя причислить к тем сотням тысяч неудачников, у каждого из которых свой нерастраченный запас – запас желаний, запас того, о чём мечтают, что видят еженощно в своих снах. Однако, допустим, повезло, сбылись эти их желания. Так что, на этом всё? Проблема в том, что стоит лишь желаемое получить, как тут же скажут: «Да, у меня есть всё, но этого мне безусловно мало!»
Нет, у меня не так. Я вроде бы всем доволен. Но почему тогда считаю, что проиграл, откуда такое странное, ничем не оправданное ощущение? Да никому другому в нынешних обстоятельствах это в голову не могло прийти! Скажи я об этом чувстве на людях, меня же высмеют, а то и обвинят в безмерной алчности. Да нет же, вы не правы, всё не так!
Всё дело в том, что мне необходимо видеть результат труда. Нет, не стопки своих книг на прилавках магазинов и не свою фамилию в титрах фильма, которому присудили Пальмовую ветвь на кинофестивале в Каннах. Всё это ерунда, сопутствующие обстоятельства, без которых я вполне бы мог прожить. Однако что это за жизнь, когда сердце, лёгкие и голова работают впустую? Что толку от моих усилий, если я не способен ничего существенного изменить, не в состоянии остановить этот кошмар, прекратить то, что происходит на моих глазах? И вот вроде бы я тружусь не покладая рук, а между тем мир скатывается в пропасть…
Я всё писал и писал, выкладывая свои мысли на бумагу. И как-то незаметно задремал. Приснился сон. Честно говоря, я уже давно не видел добрых снов. Да вот и этот сон я не назвал бы добрым.
Я шёл по улице. Это был какой-то город, но я его не узнавал. Только отдельные фрагменты зданий вроде бы знакомы – вот подворотня, где мы когда-то прятались с подружкой от дождя, а вот подъезд, где я впервые её поцеловал, она же посмотрела на меня удивлённо и дала пощёчину. А потом вдруг закинула руки мне за шею и сама поцеловала. Вот вижу дом, где когда-то, сидя за столиком в кафе, пил пунш с «Шартрезом» и писал стихи… Но это всё не то, потому что я никак не могу найти что-то такое, что мне очень нужно. Не знаю, где это искать, но оно должно быть здесь, близко, где-то рядом. Просто потому что это так, потому что мне так надо.
Но вот уже стемнело, а я ничего не нахожу. Наверное, стоило бы спросить об этом у прохожих. Но как спросить, когда я даже не догадываюсь, что мне искать – дом, улицу, квартиру? Возможно, это человек, но, если не знать его примет, всё без толку, и поиски не имеют никакого смысла. Неужели так? Ну не могу поверить, что всё было зря, что силы истрачены впустую, что жизнь моя напрасно прожита…
Я проснулся. Катя сидит со мною рядом и, задумчиво переворачивая страницы, читает то, что я написал за последние несколько часов. На лице её, как у ребёнка, отражается всё внутреннее состояние – тревога, любопытство… и, наконец, отчаяние и обречённость.
– Неужели это правда? – шепчет она. – Неужели ничего изменить уже нельзя?
