Владимир Алексеевич Колганов
Превратности судьбы
Глава 25. «Ты мне веришь?»
Почему-то считается, что ожидание встречи с любимой женщиной – это нечто как бы выходящее из ряда вон, оно словно бы вносит яркий свет в череду унылых, сумеречных впечатлений. Ну как же, ты весь в своих мечтах, все твои мысли лишь о том, что произойдёт, а в воображении возникают сцены, одна другой прекраснее и удивительнее. Я даже допускаю, что для кого-то само это ожидание куда более приятно, чем то, что случается потом… Однако всё не так! Можете мне не верить, но для меня нет ничего хуже, чем просто ждать. Дело даже не в том, что возникает подозрение, что она обманет, что свидание не состоится. Да мало ли что ей в голову взбредёт! И всё же зависеть от настроения своей подруги – это не каждому окажется по нраву. Конечно, со временем все эти мысли куда-то исчезают, уступая место привычным хлопотам, которые предшествуют любовному свиданию. Увы, ко всему когда-то надо привыкать.
Ну вот и тут, признаться, я не очень рассчитывал на то, что Катрин придёт. Надеялся, мечтал о новой встрече, однако жизнь приучила к тому, что не все мечты сбываются. Даже когда-то в юности, собираясь на свидание, прикидывал альтернативный вариант. А вдруг сорвётся? Что тогда? Стоять до полуночи под её окном, ждать у подъезда, холодея от мысли, что больше не увижу, что всё кончено… Нет, такой расклад не для меня! Это совсем не значит, что я ухлёстывал сразу за двумя девицами. Вовсе нет, ведь можно было отправиться к друзьям, сходить в кино или выпить водки в ресторане.
И всё же не могу поверить, что ей достанет смелости вот так, после нескольких лет вполне благополучной жизни уйти, по сути, к незнакомому мужчине. Да что тут говорить, годы замужества и всего три дня – это ни в каком формате не сравнимо!
Однако администратора отеля я предупредил, ну так, на всякий случай, чтобы ей дали ключ от номера, если всё-таки придёт.
– Пардон, месье! Но как определить, она это или не она?
Ну до чего же непонятливый! Опять эти наивные, совсем не нужные вопросы. Кто ещё может ко мне прийти, если не она? Можно подумать, что в этом городке все женщины только о том и думают, как бы оказаться со мной в одной постели. Придётся объяснить:
– Это очень красивая молодая женщина. Её зовут Катрин.
– Будет исполнено, месье.
Но в этот день она так и не пришла. Нельзя сказать, что ночью я промучился без сна, что потерял аппетит. Я даже не напился с горя! В таких случаях единственное, что в состоянии спасти от душевного расстройства – это напряжённая работа. Снова копался в архивах, перечитывал кое-какие документы. Если бы не Стендаль, даже не знаю, что и как… Но к счастью, есть какая-то невидимая нить, которая способна связать писателей разных поколений. И вот, пытаясь разобраться в его судьбе, в перипетиях его личной жизни, я словно бы находил поддержку в том, что он писал, я начинал постепенно понимать то, что мной случилось.
Солдат армии завоевателей, свято веривший в то, что покорение других народов – это великая миссия, возложенная на него, священная миссия распространения цивилизации на восток, миссия, которой он достоин… А затем расплата, горькое разочарование, мысли, которые не дают покоя. Так неужели всё сделано не так? Неужели он обманут? Как это случилось, почему? И можно ли верить людям после этого позора? Мне кажется, что всю оставшуюся жизнь он только и делал, что пытался разобраться. Хотел понять, почему так лицемерны люди, почему кругом зависть и обман, желание получить власть во что бы то ни стало. И отчего итогом возвышенной любви становится боль, отчаяние и невыносимые страдания. Вот это он хотел понять, потому и стал писателем.
Теперь представьте, что всё то же самое, но только через много лет. То, что со мной случилось, было вроде бы не так – и обстоятельства другие, и внешне не похоже. Но та же суть. Даже не стану повторять. Да по большому счёту, можно обойтись без объяснений…
А через день она всё-таки пришла. Я возвратился с прогулки, и портье сказал, что в номере меня ожидает дама. Катрин, задумчивая и печальная, сидела в гостиной, на диване. Вот её первые слова:
– Он изменился. Со мной почти не разговаривает.
– Наверное, переживает за брата.
– Да с братом будет всё в порядке. Тот, что звонил ему из Москвы, так и сказал. Скорее всего, дело не дойдёт даже до суда.
– Так Серж не собирается в Россию приезжать?
– Может быть, чуть позже. Пока нет такой необходимости. Не исключено, что брат приедет к нам, сюда. Серж уже бредит этой встречей, – она сказала это так, будто делилась впечатлениями после похорон.
– Но в чём же дело, что тебя смущает? Пройдёт несколько дней, и, думаю, всё у вас наладится.
Она немного помолчала, словно бы собираясь с мыслями.
– Ты знаешь, я вдруг почувствовала себя чужой. До сих пор самым важным для него была работа. Студенты, лекции, какие-то исследования… Теперь вот появился этот брат. Заметь себе, они не виделись лет десять. Однако теперь Серж воспринимает брата как самого близкого, родного человека. А кто же я? – Катрин взглянула не меня, как будто я должен был ответить. – Кто для него я? Случайная попутчица? Прислуга, приживалка? Любовница или подруга на ночь – это в лучшем случае…
Должен признаться, что, хотя Катрин мне далеко не безразлична, все эти горестные её признания я воспринимал как нечто постороннее, как будто на моих глазах разыгрывалась театральная мелодрама с заранее известным мне концом. И я, даже вопреки желанию, оказался в это действо втянут… Послушайте, господа, я-то тут причём?
Однако надо бы её как-то успокоить:
– А почему у вас не было детей?
– Он всё откладывал. Говорил, начнутся бдения по ночам, вызов докторов… И беспрерывный детский плач – по-моему, он именно этого боялся. Но что поделать, первые год-полтора всё может быть. А тут, видите ли, какой-то крайне важный для него проект, он пишет книгу…
– Но так бывает. Приходится выбирать: семья, дети или же карьера.
– Однако другие всё это как-то совмещают.
– Мне кажется, ты оказалась не в то время и не в том месте. Будь вы оба молоды, всё могло бы сложиться по-другому. А Серж уже достаточно взрослый человек со своим мировоззрением и привычками. И рядом ты, слишком молодая для того, чтобы жертвовать собой ради него.
– Да, видимо, я на это не способна.
– Дело тут в другом. Представь, что он добился желаемого, скажем, стал нобелевским лауреатом или же кучу денег получил за свою книгу. Тогда в лучах его славы ты чувствовала бы себя совсем иначе. Ты понимала бы, зачем отказываешься от чего-то… Да что там говорить, если бы он стал богат, не стало бы и проблем с ребёнком. Загородный особняк, прислуга, собственный шофёр… Что там ещё?
– Бассейн в саду, собственная яхта, знатные гости на уикенд… – она с усмешкой смотрит на меня, а я делаю вил, что не замечаю этого.
– Ну вот, ты и сама всё понимаешь.
– Да ладно! – и безнадёжно машет рукой. – Не будет ничего!
– Но почему?
– Он слишком увлечён своей работой. Она для него всё. Он раб своего труда…
– Что здесь плохого, если будет результат?
– И ты о том же! Все вы одинаковы…
В чём-то она, разумеется, права. Положим, для меня вполне естественно, если мужчина увлечён своей работой. Жаль, что совместить творчество с тем, что называется семейной жизнью, удаётся не всем и не всегда…
И вдруг она спрашивает:
– Ты меня жалеешь?
– Да нет! Почему ты так подумала? – я и в самом деле удивлён её вопросом, сказанным, на мой взгляд, немного невпопад. – Просто я хочу тебе помочь… Только не знаю, как мне это сделать.
– Иди ко мне…
Всё остальное было как во сне. В том сне, где сбываются мечты и самые заветные желания. Увидеть такой сон удаётся далеко не всем. Не важно, кто вы – прыщавый недоросль, юная девица, умудрённая жизненным опытом бизнес-леди или я, немолодой, но всё ещё довольно влюбчивый мужчина…
Здесь я и она. Она и я. Мы оба здесь. Мы, как единое целое, здесь, в гостиничном номере, в моей постели…
Прошло то ли мгновение, то ли вечность. Её голова лежит на моём плече. В мозгу единственная мысль: как хорошо! Свершилось то, на что, признаться, не очень-то рассчитывал. Когда только шёл по улице за ней в тот первый день, я и представить себе не мог, что будет так… Но чем я это заслужил? Что такого особенного сделал?
И словно бы в ответ слышу очень странные слова:
– Не могу поверить, что ты меня забыл…
То есть как? Мы с ней в постели уже полчаса. Последние несколько дней почти все мысли только о Катрин. Так неужели я могу забыть? О чём это она?.. Может быть, о том, что помнит плоть? Это прикосновение губ, которое не обманет. Это её дыхание, её крик, когда она… И всё-таки на что же намекает?
– Клянусь богом, если бы я прежде спал с тобой, я бы наверняка запомнил. Я бы тебя узнал. Даже если это было с закрытыми глазами, в кромешной темноте, безлунной ночью где-нибудь на пляже в Коктебеле…
– Ты всё об этом…
– А о чём ещё?
Немного помолчали. Я всё никак не мог понять…
– А почему ты назвал меня Лулу? Тогда, в кафе близ улицы Мирибель.
– Ты не поверишь, сам не знаю. Вроде бы хотел назвать другое имя, только бы привлечь твоё внимание. И вдруг, откуда ни возьмись, это «Лулу»…
– По-моему, так не бывает.
– Нет, правда! – я словно бы оправдываюсь. – Впрочем, была одна виртуальная девица…
– Это что же, секс по телефону?
Катрин смеётся, хотя я вижу, что ей вовсе не смешно.
– Что-то вроде того.
– И как, ты кончил? – теперь она уже хохочет.
– Катрин!.. Вот уж никак от тебя не ожидал…
– Ну извини, милый! Извини, больше не буду.
Она прижимается ко мне, надеется, что прощу. Да не на что мне обижаться! Всё замечательно! Катрин рядом со мной… Но нет, откуда-то возникло ощущение, что между нами она, та самая Лулу. Будто бы лежим втроём в одной постели – Катрин, Лулу и я… Зачем это? С какой стати? Кто здесь лишний?
– Послушай, если ты догадываешься, откуда взялась эта Лулу, нечего издеваться. По-моему, такого отношения я не заслужил.
– Ну до чего же ты обидчивый, – шепчет Катрин, целуя меня в губы. – Ладно, так и быть. Я расскажу тебе одну историю, которая была на самом деле, а может быть, ничего такого не было. Тут всё зависит от тебя.
– Как это может быть? И не было и было…
– Потом поймёшь. Так вот, случилось это десять лет назад, в одном многоквартирном доме на юго-западе Москвы. Некий, не вполне трезвый гражданин поднимался в лифте. Лифт остановился на семнадцатом этаже, как раз там была его квартира. И вдруг…
Катрин приподнялась на постели, с каким-то особенным значением посмотрела мне в глаза…
– Нет, это безнадёжно! Неужели всё забыл?
А я по-прежнему ничего не понимаю. Перед глазами её обворожительная грудь, она почти касается моего лица. Да можно ли в этом состоянии думать о чём-нибудь, кроме любви?
– Иди ко мне, – я попытался её обнять, но она, как кошка, шаловливая и гибкая, вывернулась, присела на колени, и снова смотрит на меня.
– Пока не вспомнишь, ничего не будет, – и опять смеётся.
– Да что мне вспоминать-то? Подскажи!
– Ну ладно. Дальше было вот что…
Она рассказывает про какую-то попавшую в беду девчонку, про встречу в лифте, про то, как они вошли в квартиру… Но при чём тут я? И вот… И вот я слышу, словно бы это не Катрин сказала, словно бы это мной произнесённые слова… Я слышу… Нет, я вижу эту девочку, заметно посвежевшую, без следов недавнего отчаяния на лице… Вижу её чуть влажное после купания тело, которое прикрывает розовое полотенце… Та самая девочка, о которой я писал. Так неужели я её не выдумал?.. Я вижу всё! Я вспомнил всё, что было…
И вот когда это случилось, что-то со мной произошло. Да потому что вдруг возникло страстное, неудержимое желание. И я схватил её, не важно, кто это был, Катрин или Лулу, прижал к себе и грубо взял… Какое это было наслаждение! Я словно бы насиловал свою мечту, я её уничтожал, я превращал её в реальность. А она кричала и всё молила меня: «Ещё! Ещё!» Мы оба были там, в той моей комнате, десять лет назад. Случилось то, что должно было произойти ещё тогда…
Честно говоря, есть сомнение – я это или не я? Иной раз ждёшь, когда придёт желание, но всё никак, вот нет его и нет. Подруга уже все средства перепробовала. Но без толку, даже возникает опасение… Да что там говорить, годы всё-таки берут своё. А тут… Тут словно бы само собой. Даже не могу поверить… И в то же время это несомненно я, тот самый Вовчик, пьяница и бонвиван, собственной персоной. Верится с трудом, но это, в самом деле, так! Оказывается, я пережил все аукционы, избавился от Клариссы и от этой дуры Томочки. Я больше не сижу в каморке при входе в ночной клуб. И не кадрю на улице девиц. Оказывается, я теперь вполне достойный гражданин. Мне больше не в чем себя упрекнуть, что бы обо мне ни думали…
И вдруг я слышу голос. Словно бы я снова там, в своей квартире. Я слышу страшное признание Лулу. Нет, быть этого не может! Оказывается, здесь, в этой постели – я и… Господи! Что же я наделал?! Меня даже прошиб холодный пот, я весь дрожал, резко откинулся на спину и закричал:
– А-а-а-а-а!!!
– Да что случилось?
Вот ведь как бывает. Прекрасный сон закончился, и снова лечу в пропасть… Совсем, как тогда, когда за мной пришли эти уроды. А чем я лучше них? Такой же урод, если не хуже…
Не будь этого, я мог бы ещё много написать, я подарил бы людям надежду и любовь, я объяснил бы, рассказал… Но вот теперь уж точно всё! Кому и чем я смогу своими книгами помочь после того, что только что со мной случилось… Ах, я несчастный!
– Ты же моя дочь, – только и смог, рыдая, вымолвить.
Но что такое? Она чуть ли не хохочет:
– Не дури! Про дочь я тогда придумала. И только для того, чтобы ты меня не выгнал…
Вот даже как…
Потребовалось какое-то время, чтобы это уложилось в голове. А вслед за тем возник вопрос: что делать? Избить её, выгнать за порог, чтобы шла на все четыре стороны или прижать к себе и снова целовать? Ведь несколько секунд назад… Да что там, говорить! Ещё чуть-чуть, и можно было бы заказывать надгробье на мою могилу…
– А всё, что говорила про Полину, тоже ложь?
– Нет, это правда. Мне мама перед смертью рассказала про тебя, надеялась, что ты поможешь. А дальше… так сложилась жизнь… Тогда в твоём доме я совершенно случайно оказалась.
– Не верю! Всё ты врёшь! Тогда лгала, да и теперь всё то же самое.
– Ну как ты можешь? – чуть не плачет.– После того, что между нами было…
Но вот глаза просохли. Покопалась в сумочке и что-то достаёт.
– Если не веришь, посмотри мой паспорт.
Смотрю. Оказывается, родилась Катрин ровно через год после той памятной встречи в Крыму, ну а в Москве интимных свиданий у нас с Полиной уже не было, это я точно помню – ни осенью, ни зимой. Всему виной так и не решённая «квартирная проблема».
Ну вот опять… Опять я не сдержался и снова вынужден оправдываться:
– Прости!
– Я уже простила, милый. Простила все твои грехи – и прежние, и те, которые ещё только будут.
– Ах, даже так?
– Но ты мне веришь?
– Больше, чем самому себе.
Мне очень не хотелось вот именно теперь её разочаровать. Я, в общем-то, поверил ей, но дело в том, что иногда я даже самому себе не верю…
Глава 26. В Париж!
И всё же, откуда у меня эти мысли? Неужели такая патология в мозгу – во всём непременно надо сомневаться? И вот я снова вспоминаю то, что Катрин говорила за последние дни, и не могу найти ничего, к чему при желании можно было бы придраться. Даже её измена Сержу кажется мне логичной и предельно обоснованной. Увы, женская натура переменчива, и в том, что Катрин рассталась с ним, я ничего необычного не нахожу. Так, к сожалению, бывает – несовместимость характеров, сексуальная неудовлетворённость, что там ещё?.. Но речь тут о другом – я просто не в силах отделаться от впечатления, что нечто подобное с нами уже было. Сначала будто бы наметился альянс, некая душевная привязанность, а вслед за тем возникли подозрения. Помнится, я даже пытался учинить допрос… Ну вот допроса с пристрастием теперь мне только не хватало!
Уже в скоростном поезде Гренобль – Лион – Париж у нас возник любопытный разговор. Точнее, продолжился тот, что начался в гостиничном номере, в Гренобле.
– Не думала, что ты меня найдёшь. Как тебе это удалось?
– Скорее уж, это ты меня нашла. Тогда, когда мы с тобой столкнулись в лифте. Да и вчера, когда сама пришла ко мне домой.
– По-твоему, я навязываюсь? – она еле сдерживает улыбку, а мне почему-то кажется, что я по-прежнему во сне.
Об этом ей и говорю.
– Тебя ущипнуть, чтобы проснулся?
– Нет, лучше поцелуй.
Вот так, чередуя поцелуи и признания в любви, мы ехали в Париж.
С собой Катрин взяла только небольшой саквояж, оставив там, в квартире близ площади Леон Мартэн, всё, что успела себе накупить, пока жили вместе с Сержем. Даже сменила «симку» в мобильном телефоне, чтобы не звонил, не приставал. Покончила с прежней жизнью, как отрезала! И теперь была вполне довольна этим, а ещё больше потому, что всё так удачно получилось. Конечно, я имею в виду наш скоропалительный отъезд.
Пока ехали в поезде, я созвонился с Пьером, попросил забронировать мне номер в каком-нибудь отеле. Однако Пьер и слышать об этом не хотел. Это лето они с Эстер проводили в своём загородном доме. И вот он мне предложил, что называется, и хлеб, и кров. Ну а когда узнал, что я приеду не один, что вместе со мной прелестная Катрин, стал так уговаривать, что я засомневался. Да, Пьер, несмотря на возраст, был тот ещё ходок!
Однако Катрин пришла в восторг от этой перспективы – возможности отдохнуть в подобной обстановке у неё прежде не было. Смущала только скудность её гардероба, который следовало, конечно же, пополнить. Но в наше время, если при деньгах, это не проблема. И вот мы едем с ней в Париж!
Надо сказать, что никакого особенного прощания с Сержем не было. Обошлось без слёз, без обидных слов, даже без воплей отвергнутого мужа. Всё было гораздо проще. На следующий день после того нашего свидания, пока Серж был на работе, Катрин собрала вещи, оставила прощальную записку и перебралась ко мне в отель. Понятно, что в Гренобле мы решили не задерживаться. Да и по поводу судьбы Леонида, брата Сержа, казалось, можно уже не переживать, вроде бы всё должно устроиться. Увы, никто из нас не мог тогда предположить, что эта история ещё далека от завершения.
К моему удивлению, загородный особняк семейства Делануа оказался вовсе не в том стиле, которому отдавала предпочтение Эстер в своей картинной галерее. Тогда, в Каннах, я имел возможность в этом убедиться. Здесь же передо мной предстало нечто исключительное. Конечно, не Версаль, но и не халупа. Миниатюрный замок, словно бы посланец прошлого, свидетель средневековых войн, дворцовых интриг и Фронды, обитель храбрых рыцарей и восхитительных дам в напудренных париках и пышных кринолинах. Я не силён в архитектуре, но отличить подделку от подлинного произведения искусства, пожалуй, что смогу. Это был маленький архитектурный шедевр! Представьте двухэтажный дом, башенки по краям… Подробнее описывать не берусь, поскольку это надо видеть. И всё окружено дубравой. Словом, глядишь, и сердце радуется.
Эстер встретила нас в предельно открытом розовом бикини. Роскошная женщина, ничего не скажешь! Загар был ей к лицу, разве что появились едва заметные веснушки. Под ситцевым купальником проглядывала полоска чистой белой кожи, первозданной белизны, меня всегда это очень возбуждало. Вот интересно, здесь ходят так всегда?
– Влад! Я так рада! – Эстер меня обнимает, поглядывая на Катрин. – А это и есть твоя избранница?
– Катрин, познакомься. Это Эстер. Она и в самом деле звезда, я имею в виду имя. А может быть, та самая персидская царица, которая перенеслась сюда во времени?
– Даже тут не можешь обойтись без аналогий. Наверное, пока ехали в Париж, успел покопаться в интернете, – Эстер немного смущена, но видно, что мои сравнения ей нравятся.
– В дороге у нас было занятие поинтересней, – улыбаясь, отвечает ей Катрин.
– Ах, вот как! Я, кажется, догадываюсь…
Дамы целуются. Похоже, они понравились друг другу. Если не замечать разницу в возрасте и в росте, поскольку Эстер постарше и чуть выше, они под стать одна другой. Мне не терпелось их сравнить, когда Катрин переоденется в купальник. Но и без того есть что-то общее – длинная шея, красивые голубоватые глаза, стройные ноги, изящная фигура. О прочем не берусь судить, пока не увижу их рядом, в неглиже… Нет, размечтался что-то не ко времени.
Тем временем появился Пьер. Он как раз закончил телефонный разговор – что-то связанное с его новым фильмом. Долго извинялся, что вынужден нас оставить, и снова убежал. Как объяснила Эстер, самая трудная часть переговоров обычно связана с суммой гонораров для топ-звёзд:
– Слава богу, мне это не грозит. В своей семье мы как-нибудь договоримся.
Служанка проводила в предназначенные нам покои. Всё было по высшему разряду. Катрин была потрясена:
– Неужели я не сплю? Я думала, так живут только олигархи.
– Видишь ли, в шоу-бизнесе крайне важно пустить пыль в глаза, показать красивую упаковку. Тогда легче и кредиты в банке получить и привлечь к работе маститых режиссёров и актёров, – тут я подмигнул Катрин. – Но только Пьеру об этом не вздумай говорить.
– Откуда ты всё знаешь?
– Писатель, помимо всего прочего, обязан быть аналитиком, смотреть в самую суть вещей. Иначе ничего, кроме комиксов, написать не сможет.
Катрин, видимо, почувствовала, что вот сейчас я стану развивать свою любимую тему об истоках творчества, о становлении таланта, и потому вполне логично предложила:
– А не пора ли принять ванну?
– Может быть, искупаемся в бассейне? Мне Пьер говорил, он там, за домом.
– Нет, я не могу при посторонних, – и шаловливо улыбнулась.
Ну что ж, посмотрим, на что я окажусь способен после долгого пути.
Примерно через час нас пригласили к столу. На всякий случай я поинтересовался, надо ли мне надевать штаны, имея в виду наряд, в котором нас встретила Эстер. Служанка пояснила:
– Можно в шортах.
Нас это вполне устраивало. Стриптиз вместо обеда – мы для этого были слишком голодны.
За обедом Пьер ничем не удивил. К моей радости, пища была простая, самая обычная. Видимо, Эстер берегла свою фигуру и потому не позволяла здесь особенных изысков. Впрочем, это не касалось выпивки. Пьер, как выяснилось, очень гордился своим винным погребком. Это означало, что экскурсия туда мне предстояла в самом скором времени.
– А давайте-ка по случаю приезда дорогих гостей выпьем русской водки.
К этому времени мы уже расправились с обедом и перешли в гостиную.
– Спасибо, Пьер, но водки я теперь совсем не пью. Разве что только от простуды, да и то – коньяк гораздо лучше помогает.
– Можно и коньяку, – Пьер подошёл к бару и поискал взглядом знакомую бутылку. – Тебе «Курвуазье» или лучше «Хеннесси»?
– Если есть, то я бы предпочёл «Дербент».
– В отсутствии патриотизма тебя не упрекнёшь, – заулыбался Пьер. – Да где же он? Я ведь специально к твоему приезду заказал… Ах, вот же!
– Когда только успел?
– Срочный заказ здесь доставляют вертолётом! – с гордостью сообщил мне Пьер. – У нас с этим нет проблем.
– Не верьте ему, Влад! Мы ещё в прошлом году на всякий случай целый ящик закупили, – Эстер рассмеялась, довольная тем, что удалось разоблачить уловку мужа.
– И надо же, как повезло с женой! – Пьер, и в самом деле, был слегка расстроен. – Катрин, вы такая же правдивая?
– Ну, если это касается вина, тут я на Влада полагаюсь полностью.
– Вот, Эстер, с кого надо брать пример. А ты в своём кибуце нахваталась мудростей из иудейского талмуда.
– И тем горжусь! – воскликнула Эстер. – Катрин, у меня к тебе такой вопрос. В том, что касается вин, ты Владу доверяешь. А в остальном? – и посмотрела внимательно, словно бы с тайным смыслом.
Тут я не мог смолчать:
– Пардон, пардон! Я возражаю! Эстер, это нечестно. Пригласили в гости, а учиняете допрос.
– Ага! Есть, значит, что скрывать! Значит, есть пятна и на Солнце! – тут уже Пьер встал на сторону жены.
– Ладно, ладно! Катрин, если хочешь, отвечай, – я не стал больше возражать.
Катрин задумалась. Это и понятно. В истории нашего недолгого знакомства, и десять лет назад, и теперь, в Гренобле, было столько всего – требуется время, чтобы разобраться. И всё же, мне думается, я доказал, что Катрин может положиться на меня.
Примерно так она и отвечала:
– Вы знаете, Эстер, для меня всё это слишком серьёзно. Мы с Владом столько пережили вместе, хватило бы даже на большой роман. И, несмотря на сомнения, которые я иногда испытывала по отношению к нему, он не позволил себе ни разу обмануть меня или предать.
– Прекрасно сказано, Катрин! – Пьер явно был растроган этой краткой речью. – У вас несомненный дар находить душевные слова, которые способны дойти до самого сердца, даже такого грубого, ко всему привычного, как у меня. Господа! За это стоит выпить! Пьём за Катрин и её доблестного рыцаря, – и тут же уточнил. – До дна! До дна!
Вот только рыцарского звания мне не хватало! Нет, как-нибудь обойдусь без этого. Да и по поводу своей доблести я не испытывал иллюзий. Хотя, возможно, в чём-то Пьер был прав.
– Хороший коньяк! – я даже прицокнул языком. – Видимо, для тебя делают особого разлива. Да если б знал, я бы ещё раньше прикатил.
– А можешь вообще никуда не уезжать. Места вдоволь. Да вот и мы с Эстер то в Штатах на полгода, то в Париже…
– Да, да! Это хорошая мысль! – подхватила Эстер. – Мы здесь не часто принимаем гостей. В основном, это в Париже, там удобнее. А здесь, только если званый вечер по случаю презентации нового фильма или какой-то особый юбилей …
– До круглой даты нам ещё надо бы дожить, это не скоро, – уточнил Пьер. – Так что, Катрин, принимаешь предложение?
– Да ведь я уже сказала. У нас всё решает Влад, а я не возражаю.
– Вот то, о чём всегда мечтал. Патриархат как идеал семьи!
Это сказал не я. Пьер был помешан на семейных отношениях, его волновал вопрос: на чём держится супружеский союз? Поверить в то, что нужна лишь взаимная любовь, он никак не мог. Видимо, потому, что жене неоднократно изменял. Он всё пытался отыскать какие-то иные ценности, какие-то другие обстоятельства, которые объединяют. Вот, скажем, дети, общий дом, деловые интересы… Детей у них не было. Правда, у Пьера был сын от первой жены, но он работал где-то там, за океаном.
Поскольку эта тема меня не очень увлекала, по крайней мере, именно сейчас, я постарался перевести разговор снова на коньяк, а там уж кто знает, куда нас это заведёт. Хотя напиваться этим вечером я не собирался.
– Да, замечательный напиток! Но так уж устроен человек, что, если у него нет вкуса, всё что остаётся – это любоваться этикеткой и изображать неописуемый восторг.
– Влад, если честно, ты не прав! – возразила Эстер, она отдавала дань шампанскому. – При чем тут вкус? Ваш коньяк – это же вовсе не коньяк. Коньяки делают во Франции.
– В отличие от тебя, Эстер, меня не волнует правовое содержание бутылки. Положим, бренди и в самом деле юридически более точное название российских и армянских коньяков. Но нас отвращает это слово, оно для нас «несъедобно», потому что все мы снобы, – я продолжал говорить, не обращая внимания на Катрин, которая смотрела на меня с явным намёком на то, что надо бы остановиться. – Кстати, изрядная доля снобизма ощущается и в нашем отношении к Западу. Мы преклоняемся перед ним, потому что это модно, это якобы признак культуры и прогрессивного мышления. Тот самый ярлык, из тех, о которых пел когда-то Окуджава.
– По-моему, было бы странно не преклоняться перед успехами европейских стран, – возразил Пьер, проигнорировав мой пассаж по поводу русского снобизма. – И причины тут слишком очевидны. Потому что в Европе – Штольцы, а у вас-то, в основном – Обломовы.
– Мне говорили, будто Штольц в итоге плохо кончил. Обанкротился и с горя застрелился. А Обломов, лёжа на диване, придумал теорию относительности раньше Эйнштейна, даже раньше Лоренца. Но просто лень было об этом миру сообщать. Толку-то… – с улыбкой парировал я.
– Браво, браво! – захлопала в ладоши Эстер.
– Смешно… – усмехнулся Пьер, – Но если копнуть чуточку поглубже, то выяснится, что причина успехов Запада даже не в избытке инициативных, энергичных Штольцев, а в том, что рабское сознание у европейцев начисто отсутствует.
– Было бы интересно узнать, где оно «присутствует». И не забудь про доказательства. А то будет, как всегда…
– Ну, что ж, изволь. В Европе не было семидесяти лет советской власти. В России же самыми недостойными, тоталитарными методами внедряли в сознание и в подкорку психологию рабов.
– В Германии второй половины 30-х тоже был тоталитарный режим. Однако большинство немцев приветствовало Гитлера, потому что он дал работу, обещал новые земли на Востоке… – я замолчал, ожидая ответной реакции. Но, так и не дождавшись возражений, продолжал: – Выходит, что тоталитаризм – это такой же обман, как твоя хвалёная демократия. Только одно послаще, а другое, как редька, горькое, но тоже вполне съедобно в определённом сочетании.
– А куда в таком случае жертвы репрессий отнесёшь? Спишешь, как естественную убыль?
– Ой, вот только этого не надо! А то я припомню тебе колониальные войны, Вьетнам, то, что вы творили в Африке…
– Ну, и зануда ты! И как только тебя терпит Катрин?
Свидетелю этого спора могло бы показаться, что тут сошлись непримиримые противники, готовые отстаивать свои идеи до конца. И вот на каждый аргумент найдётся своё опровержение, факту противопоставят факт, могут даже уличить кое-кого в подделке документов. Но ведь так может продолжаться бесконечно!
– Вы не удивляйтесь, Катрин, – пояснила Эстер. – Это у них каждый раз после хорошей выпивки.
Пьер рассмеялся. Мы понимали, что этот спор всё равно ни к чему не приведёт, что никогда не найдёт своего решения. Да и не нужно, нам и без того было хорошо.
– Так кто же прав?
Катрин слишком уж серьёзно всё восприняла. Что с ней поделаешь, в её годы и я надеялся найти ответ на все вопросы.
– Прав тот, у кого больше прав, – немного коверкая русские слова, сказал Пьер. – Пойду на правах хозяина приготовлю кофе.
Мы разошлись по своим апартаментам далеко за полночь.
