Владимир Алексеевич Колганов
Превратности судьбы
Глава 38. Предчувствие
Совсем забыл про книгу о Стендале. Забросил рукопись и даже постарался вовсе выбросить этого писаку из головы. Причина не только в том, что не хотелось вспоминать многое из того, что было связано с Греноблем. Давно уже убедился, что строить планы легко, когда их исполнением занимаются другие. Будь я министром или крупным бизнесменом, так бы оно и было, ну а тут всё, что остаётся – это признать очередное поражение. В чём я просчитался, где допустил промах, так и не смог понять. Может быть, Катрин ненароком кому-нибудь проговорилась? Теперь вот сиди тут и гадай – хоть на кофейной гуще, хоть как. А потому что при всей неприязни к Сержу я не считаю для себя возможным бросить его в беде, даже если он оказался виноват. Видимо, есть желание хоть как-то компенсировать ту боль, тот урон, который я нанёс, похитив у него любимую. С другой стороны, не познакомься я с Катрин десять лет назад, всё это выглядело бы куда паскуднее. Ну а сейчас… Тут дело даже не в том, что я ощущаю какую-то ответственность за его судьбу, однако сидеть и ждать, чем всё закончится – это занятие не для меня, это на любителя.
В принципе, я мог бы и не обращать внимания на болтовню Эстер. Что мне мешает думать, будто всё это бабские фантазии? Но если есть хотя бы крохотная вероятность того, что это правда, тогда совсем иная ситуация. Тогда проблемы этих братьев завязываются в такой узелок, который я не состоянии распутать хотя бы в силу недостатка достоверной информации. А где мне её взять? Кто сможет подтвердить, что всё это реально?
Проблема в том, что сообщить о своих предположениях Евгению Марковичу, московскому адвокату, я не мог. Во-первых, тогда пришлось бы объяснять, даже оправдываться, почему я до сих пор с Катрин, почему её не бросил. Да со своими личными проблемами я как-нибудь сам разберусь – это не его собачье дело! Смущало же меня совсем другое обстоятельство – а вдруг здесь ведётся какая-то более тонкая игра, причём меня в эти тонкости никто не посвящает? Что если дело не в Серже, а главная цель этой акции – Эстер, точнее, её влиятельная, много знающая тётка? Серж, его брат, да и я – это всего лишь наживка, насаженная на крючок. А вот когда большая рыба эту рыбёшку заглотнёт, тогда-то и может наступить развязка.
Все эти домыслы, ничем не подтверждённые, я бы сказал, в чём-то даже фантастические так бы и остались в моей голове, если бы не единственное «но». Нет никаких сомнений, что постепенно я бы успокоился, нашёл бы убедительные доводы, что всё это чушь, выеденного яйца не стоит. Но если что-нибудь случится с Сержем, как я тогда посмотрю в глаза Катрин?
Да, надо бы с ним встретиться, как-то предупредить, предостеречь. Даже если это всего лишь плод моего воспалённого воображения, мне самому будет гораздо легче, если сделаю вот так. Однако здесь нужен некий оригинальный ход, нельзя же просто прийти к нему домой или заговорить на улице. Тут уж наверняка не обойдётся без скандала. Чего доброго, обманутый муж набросится с кулаками на меня, а в этом случае неизбежно участие полиции. И зачем мне это надо?
Жаль, не с кем посоветоваться. Даже с Катрин об этом говорить нельзя… А, кстати, почему нельзя? Да это же самый разумный вариант – Катрин встречается с Сержем, чтобы договориться о разводе. Всё просто и логично. Да тут никто не усомнится, что так оно и есть! Ладно, пусть будет так. Но что она ему при этом скажет? Мол, извини, но у моего любовника воз-никли подозрения, он опасается, как бы с тобой что-то не случилось… Да по большому счёту мне плевать!
В общем, надеяться можно только на Катрин. Но как ей рассказать? Тогда придётся сообщить о том, что знать ей совсем не полагается. Да это даже лучше, если ничего не знает. А что если списать всё на Эстер? Будто в любовном экстазе проболталась… Хорош я был бы после этого! Да, говорила, что простит. Однако не верю я подобным обещаниям. Всё потому, что никуда не деться от ощущения совершённого предательства – ни ей, ни мне. Как можно вместе жить, оправдываясь и прощая? Ну не могу же я ради спасения Сержа рискнуть и в результате потерять Катрин!
Все эти подозрения, возникшие вроде бы из ничего, и угрызения совести, и даже предчувствие расплаты чреваты были если не умопомрачением, то уж наверняка длительным психическим расстройством. А там и до запоя совсем недалеко. Я с ужасом представлял себе, чем может всё закончиться.
Однако неожиданно на помощь мне пришла Эстер. Казалось бы, странно ждать этого от человека, с которого в какой-то степени всё и началось – я об угрозе, нависшей над несчастным Сержем. Но так уж иногда случается – пружина может лопнуть, так и не распрямившись, а круг замкнётся, как бы вернув всё восвояси, в исходную точку долгого пути. И лишь останется предполагать, что могло бы быть, если бы не этот случай. Тут, правда, случай ни при чём, но как всё объяснить, я даже теперь этого не знаю.
Итак, на следующий день мы сидели у бассейна. Катрин вместе с Пьером снова уехали в Париж, а нам с Эстер ничего не оставалось, как коротать время в том же обществе, наедине друг с другом. Я всё ещё надеялся, что обойдётся без постельных сцен, поскольку мне было вовсе не до этого. Увы, так и не сбылось – всё то же самое, без особых изменений, можно подумать, что бог начисто лишил её фантазии. Ну а я словно бы приводил в исполнение приговор, других сравнений не приходит в голову.
Я только что вылез из воды, но облегчения не чувствовал. В мозгу по-прежнему свербила мысль: а что если всё так и Сержу грозят большие неприятности? И вот уже в который раз жалею, что ввязался в это дело. Я многое бы отдал, если бы удалось повернуть назад. Но тут же сделал оговорку – всё, только не Катрин. Ведь если бы не то злополучное письмо, мы бы никогда не встретились.
И тут Эстер мне говорит:
– Влад! Ты помнишь, я вчера тебе сказала…
– Что такое?
Я отвечал, почти не слыша, не вдумываясь в произносимые слова – так иногда бывает, если занят собственными мыслями, а между тем приходится поддерживать затеянный кем-то разговор.
– Я вижу, ты меня не слушаешь.
Вот-вот, слишком уж проницательна для топ-модели. Это лишь укрепляло подозрения. Нет, только не сейчас! Её красивые глаза меня сегодня не обманут.
– Ты извини, Эстер, на этом пекле у меня плавятся мозги.
– Так передвинься в тень.
– Сейчас, только обсохну…
Судя по всему, она собиралась что-то важное сказать, но почему-то не решалась. Очередной вброс секретной информации? Какие-нибудь тайны Бургундского двора или подробности расправы над злодеем-террористом? Наверно, собирается свести меня с ума. Сначала ласки до изнеможения, а после этого любовника можно брать голыми руками. Нет! Не хочу! Да сколько можно? Это надо прекращать!
И тут в моей бедной голове родился план: а что если окунуть эту красавицу в бассейн и подержать там, под водой, хотя бы минут пять. Она будет вырываться, а я схвачу её за голову и за руки… И буду топить, топить до тех самых пор, пока не захлебнётся. Только тогда освобожусь. Только тогда все мои мучения закончатся. Лишь бы синяков на её теле не осталось – жаль было бы испортить эту красоту! Так примерно я рассуждал – где-то уже на грани полуобморока. И то ладно, что сил для воплощения этого злодейства у меня не оставалось.
И тут она мне говорит:
– Ты знаешь, Серж исчез.
В мозгу сразу холонуло. Ну вот и всё… Эстер тем временем продолжала:
– Говорят, он вылетел в Москву.
– Не ври! Это вы его похитили!
– Влад, успокойся! Что ты себе вообразил? Да это тётка меня попросила. Ей почему-то нужно знать, что ему там надо, зачем он полетел в Москву.
Тут-то и наступает момент истины, которого иногда часами приходилось ждать. Надо же иметь в виду, что я никогда ничего не говорил Эстер про Сержа. Да и Катрин строго-настрого это запретил. Бережёного бог бережёт, а тут вдруг выясняется, что Эстер всё знает. Знает даже больше того, что знаю я. И снова эта её прославленная, непотопляемая тётка…
Но я-то хорош! Сам же ей проговорился. Попробую всё же отыграть назад:
– Послушай, но почему ты решила, будто с этим Сержем я знаком?
– Какой ты глупый! Ну сам подумай, разве я могла не расспросить Катрин про ваш роман? Это же так интересно! Ну вот она и рассказала…
Выходит, это правда, что тут замешан Серж. Я постепенно приходил в себя. Однако мысль снова окунуться в бассейн отверг – вот так нырнёшь и уже не вынырнешь… Теперь важно для меня понять, знает ли Эстер про то письмо? Очень похоже, что Катрин ограничилась лишь полуправдой, не стала меня подставлять. Что ж, и на том спасибо, милая! А если так, то можно быть уверенным, что ни Эстер, ни её тётка о моей роли в этом деле даже не догадываются. Однако этот интерес их к Сержу настораживает. Да, если честно, я всё больше опасаюсь за его судьбу.
И снова говорит она:
– Так ты поможешь?
– Господи! Чем и кому я должен помогать?
Я ощутил на своём лбу её холодные ладони.
– Ты никому и ничего не должен. Просто помоги, мне очень нужно знать, – она внимательно смотрела мне в глаза, не убирая рук с головы. – Попробуй, у тебя наверняка есть в Москве кое-какие связи. Если хотя бы намекнёшь, я буду тебе бесконечно благодарна.
Честно говоря, такие пассы меня уже не возбуждают. Не столько потому, что всё желаемое уже получил, но просто хочется хотя бы в столь серьёзном деле обойтись без обольщения. Кто и кого тут обольстил? Да ладно, всё и так понятно.
Однако в том, что касается Сержа – у меня пока нет полной ясности. Вот тётка интересуется, зачем он вылетел в Москву. А вдруг всё это правда – то, что рассказала мне вчера Эстер? Но в чём причина такого интереса? Неужто Серж осмелился нарушить их запрет? Отбился от рук? Поставил под удар всю комбинацию?
Увы, следует признать, что дело приобрело нежданный оборот. Так бы и сказал, будь я на самом деле засланным агентом. А в нынешних куцых обстоятельствах что в состоянии предпринять? Послать в Москву запрос? Да вся Лубянка будет хохотать неделю, не говоря уже о Ясеневе!
Вот странно, началось всё с книги о Стендале, а завершается, как банальный детектив. Чего им всем надо от меня? Что они ко мне пристали? По крайней мере, заранее нужно предупреждать, чем может обернуться для писателя вполне заурядная поездка за рубеж.
Ну а с другой стороны – что тут особенного? Брат поспешил на выручку, нельзя же ему сидеть и ждать, когда само собой всё как бы рассосётся. В таких обстоятельствах забываешь обо всём, бросаешь все дела, готов идти даже напролом, лишь бы спасти, помочь. Зов крови, да можно ли поступить иначе! Вот так примерно я и рассуждал тогда, десять лет назад, когда Лулу попала в переделку. Отличие, пожалуй, в том, что родственная связь с Лулу, что называется, находилась под вопросом. Меня одолевали сомнения, даже лишали сна, я и во сне пытался найти выход из той ситуации. У Сержа, полагаю всё не так. Брат – это брат, а не какой-нибудь фантом, возникший из небытия в кабине лифта.
И всё же я не мог отделаться от ощущения, что меня используют в качестве болвана в преферансе. Все эти странные совпадения, это письмо, неожиданная встреча с Катрин, да ещё сомнительные откровения Эстер – всё это, даже в отсутствие доказательств злого умысла, наводило на мысль, что я попал в какую-то сеть, из которой выпутаться в ближайшее время не удастся.
Эстер я так ничего и не сказал. Только посмотрел в её глаза – наверное, выглядел, как побитая собака. Не удивительно, что она решила приласкать…
Глава 39. Возвращение в Москву
Наша беззаботная, полная самых изысканных удовольствий жизнь закончилась в один момент, когда на следующий день я прочитал в интернете, будто в Москве пропал сын известного в прошлом правозащитника и диссидента Сергей Фёдоров. Пропал, рассеялся как дым, растворился в воздухе… Это был удар, что называется под дых! Надо же понимать, что всё началось именно с меня, это я пришёл в их дом, передал злосчастное письмо, потом разрушил, в общем-то, счастливую семью. Это же я заставил Сержа бросить всё и отправиться в Москву. Даже если учесть, что формально всё не так, что на словах пытался удержать, такая попытка никак не может считаться оправданием. И вот он прилетел, ну а затем его никто уже не видел. Так мог ли я спокойно ждать? Вот скоро в газетах опубликуют некролог, а там, глядишь, может случиться ещё нечто не менее ужасное: однажды некий доброхот сообщит Катрин, что это я виновник смерти Сержа. Что будто бы я всё это придумал, уговорил его выехать в Москву, а тут… Но вот послушайте – зачем мне это нужно? Я же совсем не при делах! Да сколько можно говорить, что кто-то использовал меня вслепую!
Однако что проку от подобных объяснений? Чтобы удержать Катрин, есть лишь одно единственное средство – всё понять, во всех деталях этого дела досконально разобраться, а вот тогда уж делать выводы. К счастью, Катрин была занята на съёмках фильма, и мне не составило особого труда убедить её остаться здесь. Всего-то какая-нибудь неделя, и мы снова будем вместе. Как ни странно, при расставании даже обошлось без слёз.
Когда улетал, в Париже было душно, жарко. Если и в Москве жара, пошлю, пожалуй, это дело к чертям и отправлюсь к морю, а там само собой всё образуется. Конечно, такие мысли, мягко говоря, не украшают, но что поделаешь, если по спине струится пот, а в голове полнейшая сумятица.
Однако Москва меня встретила дождём. Хмурое небо лишь подчёркивает ощущение полной безнадёжности. Словно бы кто-то говорит мне: «Зачем ты сюда явился? Ведь ничего хорошего тебя здесь не ждёт. Сидел бы себе в тени плакучей ивы у бассейна и писал сценарий». А как тут усидишь, когда может всё разрушиться? Если от меня уйдёт Катрин… Да что тут говорить: дождь, ураган или экологическая катастрофа – мне всё это ни по чём.
Не помню, как добрался до дому. Сразу же стал названивать друзьям, знакомым в надежде, что хоть кто-нибудь из них окажется в курсе того, что случилось с Сержем. Ещё в Париже я пытался связаться с Евгением Марковичем, однако он оказался почему-то недоступен. Ох уж эти защитники наших прав! Бывает, тут как тут, из-за пустяковой болячки сами прибегут, даже звать никого не надо. А вот когда позарез нужны, оказываются как бы ни при чём. То ли гримасы судьбы, то ли и впрямь что-то неладно в нашем обществе. К тому же, вечер пятницы – наверняка разъехались по дачам. Короче, им всем теперь не до меня.
Вот так всегда – хотелось бы забыть о прошлом, а оно словно бумеранг… Лишь перепробовав всё, что только в голову пришло, уже поздним вечером решился позвонить ещё одному человеку. Как-то на вечеринке у приятеля разговорились, вспомнили давно прошедшие времена, посетовали на то, что оба уже не при погонах. Тогда-то Юрий Иванович и дал мне номер своего телефона – так, на всякий случай. Да мало ли что произойдёт! С его слов я понял, что у этого отставника ещё сохранились связи в «органах», да и сам он вращался где-то в высших сферах.
На следующий день он позвонил, и сообщил, что мне заказан пропуск в одно солидное учреждение в центре Москвы, недалеко от Столешникова переулка.
– Это наш человек, бывший замполит дивизии ракетных войск. После дембеля закончил юрфак, естественно, заочно. А уж потом удалось пристроить его в прокуратуру. Я о твоём деле рассказал, и вот что выяснилось – именно он санкционировал арест этого Леонида. Так что получишь информацию из первых рук.
Нет, ничего особенного я не ожидал, однако надеялся, что в результате что-то может проясниться. Чем вызван мой интерес, я не скрывал – сослался на то, что пишу книгу о преступлениях в сфере бизнеса, а тут как раз очень свежий материал, ну словно бы один к одному, как в моём сюжете.
И вот вхожу в солидно обставленный кабинет. Всё, как положено – огромный стол, сейф для документов, книжные полки заполнены литературой по профессии, а на стене в простенькой рамочке портрет обожаемого президента. Стандарт на все времена, только личность на стене время от времени меняется.
Из-за стола встаёт некто в синем мундире, подаёт мне руку:
– Бокин, – затем, улыбнувшись, указывает на стул: – Присаживайтесь, Владимир Васильевич. Так вот каков наш знаменитый писатель!
– Ну, это не совсем так.
– Не стоит скромничать. Юра много мне о вас порассказал.
Что Юрий Иванович мог знать такого особенного про меня, этот вопрос меня не очень занимал, поскольку куда более интересовала личность владельца кабинета.
Стоило посмотреть на него, как сразу же возникала мысль – вот так, должно быть, выглядит американский «коп» где-нибудь в Чикаго или же в Нью-Йорке. Бульдожья морда, косая сажень в плечах и взгляд потенциального убийцы. Я бы не удивился, встретив его, скажем, в сауне, в обществе накачанных «братков» и инвалютных проституток. Или, на худой конец, где-нибудь в горах Чечни, в спецназе, идущем по следам арабских террористов. Но что эти сто килограммов живого веса могут делать здесь? Ну разве что отпугивать назойливых жалобщиков и надоедливых просителей.
Да, при иных обстоятельствах было бы наивно рассчитывать на его сочувствие. Такие идут только напролом, круша буквально всё на своём пути, и остановятся только по приказу. К счастью, я не собираюсь ни о чём просить, мне нужна была только информация. Но, разумеется, ни Юрию Ивановичу, ни тем более этому битюгу я не собирался задавать вопрос: «Куда вы подевали Сержа?» Нет, сначала надо бы понять, откуда ветер дует, а уж потом интересоваться, каким ураганом Сержа смыло в бушующее море. То, что он попал в беду, это было для меня яснее ясного. Однако ещё когда летел в самолёте, прикинул тактику своего расследования, и все мои вопросы до поры до времени касались только Леонида.
– Да, я занимаюсь этим делом. Дело очень сложное. Только документов не один десяток томов, не считая того, что обнаружили в компьютерах.
– Могу ли узнать, в чём обвиняется этот Фёдоров?
– Ну что сказать? Мы обнаружили нарушения в финансовой отчётности, выяснили, что существовала чёрная касса, использовались не вполне легальные схемы минимизации налогов. В общем, стандартный набор для теперешнего бизнеса. Но дело здесь в другом…
Я насторожился.
– Видите ли, у нас возникли подозрения, – тут он замялся, внимательно посмотрел в мои глаза и, словно бы решившись, продолжал: – Короче, есть основания предполагать, что скрытые от налогообложения денежные средства использовались в политических целях.
– Что вы имеете в виду?
– Мы полагаем, что через эту фирму шло финансирование сил, замышляющих свержение существующего строя.
– Вот даже как! – уж этого я никак не мог предположить.
– А что же вы думали? – Бокин всем своим видом демонстрировал возмущение. – Я не собираюсь читать лекцию о политическом моменте, но вы и сами должны понимать, что в мире есть силы, которым не нравится то, что мы делаем в России.
– Допустим. Ну и что с того?
– Как это что? Надо же учитывать, что они используют любые возможности, от финансирования боевиков до воспитания наших идеологических противников внутри страны, – он понизил голос: – Я не могу разглашать материалов следствия, но вам, как человеку, заслуживающему полного доверия, скажу: в России появилась пятая колонна.
Вот ещё, мне только этой пятой колонны не хватало! А там дойдёт и до шпионской сети, работающей на Моссад…
– Насколько я помню, нечто подобное было лет семьдесят назад, во время войны в Испании. Так что, у нас тоже теперь идёт война?
– Пока что нет, но если потеряем бдительность, тогда всем мало не покажется, – видимо, для более сильного эффекта он сделал зверские глаза, от чего мне стало не по себе, даже мороз пополз по коже.
Однако разбор предложенной мне гипотезы о заговоре, так же, как и размышления о смысле бытия, явно были не ко времени. Мне показалось, что он старается увести меня от сути дела, сделав акцент на фактах, которые я при всём желании проверить не смогу. Да откуда же мне знать, кто и что там замышляет? Поэтому и попытался как бы приземлить нашу беседу:
– Я всё же не пойму, что-то у меня никак не связывается. У Фёдорова не такая уж большая фирма, его доходов явно не достаточно для осуществления тех грандиозных целей, о которых вы мне рассказали.
– В том-то и дело! – Бокин хлопнул ладонью по столу, от чего стул подо мной слегка подпрыгнул. – Когда мы начали копать, выяснилось, что фирма была только передаточным звеном, а деньги шли прямиком из-за границы.
– Не может быть! – именно так я и сказал.
– А что же вы думали? Да я и сам поначалу не поверил, ну а когда мне на стол положили документы… – тут Бокин развёл руками, словно говоря, что вот хотелось всё сделать по-хорошему, но коли уж до этого дошло…
– Да, сюжет складывается почти невероятный.
– Я думаю, у вас получится просто сногсшибательный роман.
Где-то я уже это слышал. Ах да, Эстер примерно то же говорила. Ещё упоминала какого-то беглого олигарха, живущего в Израиле. Неужели правда? Нет, во все эти россказни я не готов поверить. Эстер? Да что с этой топ-модели взять? Но вот когда такое повторяет важный чин из прокуратуры… Честно говоря, сперва я был просто оглушён! И что прикажете мне делать? Заказывать билет на самолёт и собирать манатки? А по дороге в Париж ломать голову над тем, как буду объяснять всё это Катрин. Пожалуй, ничего другого мне не остаётся.
– Ну что ж, я благодарен вам за очень интересную информацию.
– Поверьте, всё, что можно, рассказал. Конечно, это не для прессы.
– Само собой, – я закивал головой, пытаясь внушить собеседнику мысль, что в этом вопросе на меня можно положиться. – Ну и когда же всё закончится?
– Хотелось бы поскорее, – тут на его лице появились виноватая улыбка, он как бы оправдывался: – Видите ли, есть кое-какие проблемы с доказательной базой. Этот Фёдоров ну никак не хочет признаваться. Как только мы его не обрабатывали, он ни в какую, – Бокин перевёл дух, словно бы ощутил усталость после тяжёлого допроса. – Однако у нас появился козырь. Что называется, вытащили его из рукава. Так что теперь, как ни вертись ужом, он не отвертится, придётся подписать признание. Надеюсь, это дело двух-трёх дней.
– Ладно, пожелаю вам успеха, – сказал я, собираясь откланяться.
– Спасибо! А вы заходите. Когда дело закончим, смогу ещё кое-что вам рассказать.
Я вышел из кабинета, повторяя про себя: «Нет уж, избавьте меня от продолжения, мне и без того тоскливо, хуже некуда». Я же никак не мог предполагать, что всё так далеко зашло, что может так закончиться.
Пока спускался по лестнице, обдумывал полученную информацию и всё никак не мог понять, зачем Сержу это было нужно? Зачем так вляпался? И только уже на последней ступеньке этой длинной лестницы возникло ощущение, что меня надули. Вроде бы оснований для подозрений не было, но эта бандитская физиономия Бокина, да и его бредятина про то, что готовится мятеж… В общем, ясно было, что делать выводы ещё рановато, торопиться незачем. Надо собирать факты из других источников, что называется, набираться впечатлений. А там посмотрим.
На выходе из здания прокуратуры я обратил внимание на необычную группу людей. В руках они держали плакаты, то есть листы бумаги с корявыми, трудно различимыми надписями и фотографии некой личности, кого-то мне напоминающей. Собственно говоря, ничего необычного здесь нет – даже в благополучной Франции то и дело против чего-то протестуют, и то верно, что без особого успеха. Ну вот и здесь. Из любопытства я подошёл поближе, стараясь рассмотреть лицо на фотографиях. Но прежде, чем мне это удалось, в глаза бросилась надпись на плакате: «Свободу Леониду Фёдорову!»
Признаться, это был совершенно неожиданный для меня сюжетный поворот. Я, в основном, рассчитывал на власть, точнее на полезные связи в компетентных органах. А тут, поди ж ты, ещё какие-то действующие лица. Особенно выделялась среди них крикливая особа лет эдак двадцати пяти, одетая по последней моде в мешковатые джинсы типа «багги», сапожки чуть выше щиколоток и белую маечку с надписью на английском: «Freedom». Она что-то орала про несправедливый суд, про нарушения чьих-то прав, но я так и не успел вникнуть в смысл произносимых ею слов, потому что вдруг заскрежетали тормоза, кто-то прокричал «ОМОН!» и вся эта орава протестующих бросилась куда-то. Против своего желания я оказался среди них, естественно, что сперва замешкался, но тут эта самая мадемуазель схватила меня за руку и потянула в ближайшую подворотню:
– Бежим! А то нас заметут!
Давно я так не бегал. Пожалуй, с тех самых пор, как на занятиях по физподготовке бежал трёхкилометровый кросс. Но то было двадцать лет назад, ну а теперь даже сто метров пробежать в приличном темпе – это для меня был настоящий подвиг! Если же добавить, что пришлось вместе с этой особой перелезать через забор, то можно только удивляться её предусмотрительности. Заранее наметить для себя пути отхода – на это способен лишь профессионал!
