Виктор Васильевич Ананишнов
Реликтовая популяция. Книга 3
– Так вы решили запустить нас туда в качестве кого? Жертвы?
– Зинема, твои вопросы не делают тебя умнее. Я могу в тебе разочароваться.
– Это твоё дело… Но что я или кто-то другой, – Ольдим локтем показал на Свима, – можем сделать из сказанного тобой? Мы – несведущие, неподготовленные к вторжению на Скалу, поэтому, следовательно, нас поджидает одно. Как диких каких-нибудь.
– И вправду разочаруюсь. Ты, Зинема, всегда торопишься, – невозмутимости Калеи можно было позавидовать, так как Ольдим, так и рвался перебить её и вставить своё замечание. – Я не договорила. Мы кое-что знаем и о барьерах, и о деятельности Узла Перехода. Иначе ваша экспедиция к ней и точно окончатся так же, как и все предыдущие, построенные в основном на одном желании, а не на знании. У вас же будет реальный шанс вступить в контакт со Скалой.
– Но зачем? – Камрат хотел есть и всё чаще прикладывался к питьевой фляге.
– Я тоже хотел бы знать, зачем? – подхватил Ольдим.
– По нескольким причинам. Есть возможность достичь Скалы. Такое состояние Болота Второго, как в этом году, случай в столетие. Контакт со Скалой – это само по себе событие, которое сможет всколыхнуть человечество и вырвать его из вековой спячки. – («А она ещё говорит, что не знает Малиона, а сама повторяет его слова», – машинально подумал Свим). – Это новые для нас знания древних. Что ещё? Повод уйти вам из города и не отсиживаться где-то, страдая от безделья. – Губы Калеи тронула улыбка. – Вы же обязательно во что-нибудь ввяжитесь, и опять за вами начнут охотиться. А так…
– Я где-то читал, – не дал ей закончить мысль Ольдим, – что древние утверждали: страшнее кошки и женщины нет. Кошка якобы была домашним диким, и о ней ничего сказать не могу. А вот о женщинах древние говорили правду!
У Калеи, как это бывало у неё в минуты особо крайнего удивления или гнева, исчезли морщины, и перед собеседниками явилось лицо ослепительной красоты.
Свим и Ольдим онемели.
Однако видение длилось мгновения, и вот перед дурбами опять предстала старая, пережившая самоё время, женщина. Знала или нет Камея, об особенностях своего лица принимать маску давно потерянного облика? Наверное, знала, потому что, видя странное состояние мужчин, слегка улыбнулась
– Тебя ли устрашили женщины, Зинема? – насмешливо спросила она. – И это говорит Зинема Земба Зуберкан, нэм которого до сих пор произносится как имя нарицательное, обозначающее неуёмность к женским прелестям. Я же помню тебя… Кто видел тебя тогда, тот знает… А твои каманамы распевали в дуварах.
– Э-э… я давно уже смотрю на женщин совершенно с другой точки зрения и…
– Зря! – резко прервала его Калея. – И хватит об этом. Еменков, ты чего молчишь?
– А о чём говорить? За нас вы уже всё решили. И, как я понимаю, у нас нет выбора?
– Правильно понимаешь. Поэтому, – Калея помедлила, – забирай с собой всю команду, приведённую тобой в Примето. Людей и путров. Не забудь торна и Жаристу. Она ещё не раз, сдаётся мне, станет нам всем поперёк дороги. Но её надо убирать из города в первую очередь… И возглавь экспедицию к Скале.
– Я? – растерялся Свим. – Да я только сейчас начинаю понимать, что она, возможно, и вправду существует. Но…
– Это пройдёт.
– Как пройдёт?! – воскликнул Свим, поражённый спокойным голосом Калеи, когда он сам был взбудоражен и предложением и пониманием неотвратимости исполнения этого предложения.
– Как любое недоверие по незнанию действительности. И… На сегодня всё! – подвела под разговором черту Калея. – Выходите из города послезавтра. Подготовьтесь…
…Свим шагал за проводником и мучился ещё одним: что сказать Клоуде? Её с собой он брать не собирался.
– Мне обязательно надо с ними идти? – Камрат, наконец, насытился и смог рассуждать здраво.
Недавняя встреча, проведённая бабкой, со Свимом и Ольдимом, и тема разговора, внесли смутное беспокойство в его мысли. Если он был до того заложенным, то неужели лишь ради поиска пресловутого Узла Перехода, в реальном существовании которого уверенна только бабка, а остальные считают это выдумкой или мифом?
– Тебе только и надо идти, – туманно сказала Камея, думая о чём-то своём.
– Почему только мне? А Свим? А остальные? Зачем тогда…
– Им нельзя оставаться в городе. И так задержались. Но надо ещё два дня, чтобы ты пришёл в норму… А Свим и остальные тебе будут нужны, так как ты один не сможешь пройти. Да и в кругу людей и знакомых тебе путров будет идти проще. Кроме того… у нас появились сведения, что не одним нам пришла в голову мысль отыскать Скалу Переходов в миры. И к ней пойдут, и это уже точно, тескомовцы. Не наши, а столичные. С использованием шаров. Среди других – хожалые разных бандек… Уточняем, кто и сколько. Их всех надо опередить, но мы пока не знаем их маршрутов, ни времени выхода.
– Но болото сейчас под водой. Это же все знают.
– Оно будет под водой ещё месяца полтора-два.
– Тогда… – Камрат машинально положил в рот кусок самбула – нарезанный на части пласт с мясным вкусом.
– Скала не близко. Пока подойдёте, пока осмотритесь. Оно будет усыхать. И если бы тебя не искали…
– Тебя ведь тоже ищут. Они хотели тебя в Керпосе убить.
– Я знаю.
– Но послали каких-то… Ты бы их сразу уложила.
– Этого не надо было делать. Ты уйдёшь, но и мне из Примето тоже надо будет уйти.
– Мы опять расстанемся?
– Да, Бланка… Я тебе уже не нужна. Всё, что могла – передала, научила… Постепенно ты это ощутишь. Ты и так уже многое можешь. И ты уже достаточно взрослый. Это тоже скоро придёт к тебе. А у меня…
Камея разволновалась. Так с нею бывало всегда, когда очередной её выученик становился самостоятельным, а её надо было уходить от него, чтобы не мешать. Где они теперь, те ученики? Немногие достигли чего-то. Впрочем, они, возможно, и не могли этого сделать, так как в них надо было заложить ею лишь одно – уметь вступить в схватку – хапру. На то хватало от трёх до пяти лет. А сколько случалось безрезультатных затрат времени и сил. Тяжко о том вспоминать.
Сегодня же она расставалась не просто с учеником, а с Три-Бланкой, которого не только учила, наставляла и содержала последние почти двадцать лет, но и сама у него училась, так как её самого высокого ранга бойца порой не хватало, чтобы быть на равных с мальчиком. А теперь и подавно: он обрёл силу взрослого, и совсем недавние его движения, безобидные для неё, но невероятные для других учеников, обрели ту же невероятность для неё самой.
– Что делать, если мы найдём Узел Перехода? – круто переменил тему разговора Камрат.
– Скажу правду. Не знаю. Я не знаю, и Кате Кинг Ктора тоже не знает. Моя роль в твоём воспитании направлена была на то, чтобы сделать из тебя непревзойдённого бойца. То есть самую тяжёлую часть твоего развития, так как это связано с чисто физическими твоими данными. К сожалению, люди утеряли секрет такой подготовки непосредственно через внушение и воздействие на нервную систему без мучительной подготовки. Другое дело – знания. Там, где ты рос до передачи тебя мне… Да, ты уже должен вспоминать эпизоды той жизни… Так вот, там в тебя вложили знания. Они вскоре начнут проявляться в твоих суждениях и оценках действительности. В том числе и специальные знания. Может быть, и знания о Скале. Произведено это было в течение всего нескольких сеансов. Безболезненных и непродолжительных. Обучение, больше похожее на игру. Мне же пришлось учить тебя двадцать лет! Хотя ты помнишь из них ничтожную часть… Да, Бланка, двадцать. С синяками, падениями, на пределе сил. И поверь, на пределе сил не только твоих.
– Я не хотел! – вырвалось у Камрата.
– Нет, хотел! – мягко, но категорически поправила его Калея. – Иначе цена моим усилиям – самая мелкая рахма. Тебе надо было хотеть победить меня, парировать мои приёмы и удары, отвечать на каждый мой выпад более изощрённым выпадом. И ты хотел. В том твоё умение, ловкость и бесстрашие в схватке.
– Неужели… Скажи… Мне что, всю жизнь придётся с кем-то драться? Кого-то убивать? Но я не хочу! – для большей убедительности Камрат приложил к груди руку.
Калея печально посмотрела ему в лицо.
– Это тоже в тебе заложено. Иначе… Ты – Три-Бланка. И этим всё сказано… Карать и щадить!
– Карать… – упавшим голосом-эхом повторил Камрат. – Карать? Кого? Людей?… Путров?.. И щадить. Где грань?.. Кто укажет?
– Ты сам… Поверь, Бланка. Я никогда не вдавалась в подробности чужих дел. Для меня всегда главным оставался результат моего обучения. Остальное… Могу только пожелать. Надейся, что тебе придётся больше щадить, чем кого бы то ни было наказывать… Тебе равных на Земле нет… Вижу, это тебя не радует.
– Нет… Не знаю. Меня сейчас больше беспокоит, когда я перестану так много и часто есть? Ты же говорила…
– Говорила. Тебе надо есть, пока полностью не окрепнешь, пока всё в тебе не станет пропорциональным, пока тебе хочется есть, истинно, много и чаще, чем прежде.
– И когда же?
– Мне казалось, что всё завершится ещё вчера или сегодня. Но, как видно, просчиталась. Но на день, не больше.
– Но нам через день выходить из города, а вне его с едой не густо. Тоже проблема. Как нам в дорогу запастись едой. В болоте её не найти ни за какие рахмы.
– С вами будет десяток вьючных торнов. Они уже готовы.
– Так много?.. Но и нас пойдёт слишком много, чтобы выйти из города незаметно.
– Не так, Бланка. Выходить будете небольшими группами. А сойдётесь на берегу Ренцы в тридцати свиджах от Примето. Там вас будут ждать вьючные торны… Оттуда ваш путь к дороге Страха. А там… Может быть, кто-то появится, кто поможет вам.
– Малион?
– Не думаю, что именно он. Но, надеюсь. Так же как я надеялась, что у тебя найдутся спутники из Керпоса. И они у тебя появились…
– Да, Свим и К”ньюша…
– Да.
Они помолчали, глядя друг на друга.
– Когда выходить мне и с кем?
– Тебе можно дня через два. А вот с кем именно, подумаем.
Елина лёгкой походкой вошла в комнату брата, коротко глянула в заплаканное лицо Клоуды и мрачное – Ертона. Весёлое настроение Елины тут же осталось за дверью.
Всё так было хорошо в последнее время. Брат вернулся и взял на себя заботы, которых она чуралась. Разрешилось её желание взять в мужья не многоимённого – Манора, придавшего ему уверенности и преданности к хозяину хабулина. Ертон стал для него почти кумиром. Да и у неё самой появилось больше свободного времени, и она смогла заняться не только наведением порядка в хабулине и дуарах, но и сама собой. Ей хотелось нравиться мужу, больше показываться на улице, в городе.
И вот…
– Что-то случилось? – спросила она испуганно.
Свим привлёк Клоуду за плечи к себе, слегка прижал, словно старался сдержать её лишние движения.
– Я ухожу… – Клоуда дёрнулась, хотела отстраниться, но Свим удержал её. – Я ухожу. Возможно надолго. Поэтому оставляю Кло на твоё попечение. Родиться ребёнок… Свяжись с Кругом Человечности. Ты знаешь… Обычным порядком.
– Свим… Ертон… Я боюсь… – слёзы навернулись у Клоуды, её била мелкая дрожь. – Я так боюсь…
– Я обязательно вернусь до зимы. Ничего не бойся и… Елина тебе в том будет порукой. Ей самой предстоит такое же. Елина, это так?
Сестра вспыхнула, потупилась.
– Так, Ертончик.
– Вот и будьте друг другу опорой. А с Манором я поговорю отдельно. Позови его!
Харан хмуро выслушал Свима. На его чистом открытом лице появились морщины от усиленных размышлений.
…От Гелины никаких вестей не было. Как её встретил родной отец, узнал ли он о её связи со своим бывшим врачом и телохранителем, какова была реакция многоимённого, и чем закончился их разговор, если он состоялся, – ничего о том Харан не знал и находился в удручённом состоянии. А предложение Свима, уйти из города неизвестно на какое время, могло полностью оборвать все связи с Гелиной. Но и сидеть вот так в хабулине Еменкова, строя всевозможные планы для ухода из него, бессмысленно. К сожалению, все они разбивались о нехитрые будто бы вопросы: куда после этого податься и чем заняться?..
Примето для него – незнакомый город. Возвращаться в Габун он не хотел. Конечно, лучше остаться в Примето, ближе к Гелине, но надежды, связанные с нею, таяли даже не по дням, а по минтам. Правда, порой, когда он вспоминал, каков характер у Гелины, её неукротимость и бесстрашие в достижении цели, он воспарял духом, и надежда с новой силой загоралась в нём. Но как сказал кто-то из древних: надежды глухи к страждущим…
– Я не против, – облизнул Харан губы. – Но только… – он замялся.
– Гелина? – Свим давно догадался, что мучит собеседника.
Впрочем, не догадался, конечно. А знал. Но помочь Харану ничем не мог. Связи с Гелиной не было ни у кого, в том числе и у Жаристы. Гелина ушла, и её словно отрезали ото всех.
– Да, Гелина… Не думай, Свим, что я гонюсь за гитой, как таковой. Как за призрачной удачей. Многие так думают обо мне. Но мы с ней родственны душами. Когда мы вместе, нам даже не надо говорить, чтобы понять друг друга… Я вот всё время чувствую её, тревоги, которые её посещают…
– Тогда и она должна чувствовать… – сказал Свим, а сам подумал, что он не мог так сказать о своих отношениях с Клоудой.
– Должна… Но наши ощущения из-за разлуки… Наши пересылки чувств слабеют. Не видя её, я теряюсь и… – Харан помедлил: – одиночество.
Он глубоко вздохнул, шумно выдохнул, поник головой.
– Но, дорогой. Так же нельзя. Ты сам себя загоняешь в одиночество. Я ведь тоже ухожу, скрипя сердцем. Клоуда ждёт ребёнка.
– Гелина тоже… Я врач, знаю, хотя она от меня это скрывала…. А сейчас… Я подумаю над твоим предложением.
– Нам следует поспешить.
– Дай мне праузу… Ну, полпраузы.
– Что ты, дорогой. Думай. Мы выходим не вдруг.
Ф”ент сидел на хвосте и снизу вверх поглядывал на Свима глазами-бусинками. И – недоумевал.
О чём говорит человек? Зачем ему, стехару, опять бросаться в жизнь, полную невзгод и лишений, если здесь, в хабулине, так хорошо, спокойно и, главное, сытно? Только у не разумного может появиться мысль вот так всё бросить и опять: бандиты, Теском, гурты и драки, драки, драки… Авво!
Он готов был заскулить, нет – завыть, подняв нос кверху. И что скажет Ч”юмта и… а вдруг будут щенки? Что они спросят о нём, когда появятся?.. К своему недоумению, Ф”ент никак не мог добиться от Ч”юмты – будет у них потомство или нет?
Но что бормочет эта кошка?
– Я, Свим, конечно, пойду, – К”ньец повёл ухом. – Мне надоело сидеть взаперти. Хочу на свежий воздух, на природу… Там – свобода!
«Какая свобода?» – с отчаянием хотел воскликнуть Ф”ент. – «Свобода – это когда еды столько, что начинает лосниться шерсть, когда ты наслаждаешься покоем с любимой подругой, когда…»
Ф”ент рождал в голове новые вопросительные и восклицательные знаки, а сам уже горел с нетерпением, когда же Свим попросит его, а он, слегка поломавшись и поторговавшись, будто нехотя согласиться. Ведь он тоже, как эта кошка, вопреки всему, мечтает вырваться их хабулина и жить той жизнью, к какой он привык за последние годы: рисковать, хитрить, убегать, прятаться и… нападать!
Но… что скажет Ч”юмта щенкам, если они появятся, и спросят о своём отце?
– Я знал, К”ньюша, что ты меня не оставишь. Ну, а ты, стехар?
– Я то? – тявкнул Ф”ент, вывалил и вновь спрятал язык.
Он с замиранием сердца ожидал от самого себя: что он сейчас скажет в ответ?
– Ты, ты, собака! – подхлестнут его хопс неприязненно.
Он недавно опять не сошёлся во взглядах с Ф”ентом на некоторые вопросы бытия: собака предлагала чудовищные методы, с точки зрения К”ньеца, воздействия на К”ньяну, дабы она относилась к хопсу лояльнее. В общем, К”ньец хотя и возмутился, но вот уже целый день он обдумывал, как воспользоваться советами Ф”ента, и, в то же самое время, за подсказку не прощал ему.
– Тут такое дело. Пойти, конечно, можно. А то и нужно… – пустился в объяснения стехар, принимая облик размышляющего разумного, обременённого важными заботами. – Но я тут, в хабулине, тоже нужен. На мне теперь лежат кое-какие обязанности, и я только что приступил к их исполнению.
– Какие ещё обязанности? – возмутился К”ньец. – Да ты ходить уже разучился. Посмотри на себя. Пузо скоро до земли достанет, а на спине можно уже тарелки ставить.
Свим от хитрого Ф”ента ожидал всего, поэтому, улыбаясь от удовольствия поиграть с ним, осведомился:
– Тебя уже кто-то принял в мажуромы?
– Да, – напыщенно и столь же нагло заявил Ф”ент, и тут же с ним стали происходить более чем странные перевоплощения.
Только что, при выражении утвердительного ответа, он был как никогда горд и величествен, но мгновением позже на его широкой спине вздыбилась шерсть, язык вывалился, зубы оскалились, а сам он словно стал в два раза ниже. И было отчего. Он вдруг вспомнил, что хозяин хабулина – Свим, и только он мог посвятить, принять или разрешить вхождение кого-то, тем более путра, в мажуромы.
К”ньец презрительно фыркнул, усы его стали торчком.
– Собака, как всегда врёт… Кому врёшь, собака?
Стехар скулил и повизгивал, он не был так несчастен и унижен со времён его нахождения в банде Кемеша. Но тогда он терпел презрение и неуважение от людей. Сейчас же он наказал себя сам. И перед кем? Перед этой кошкой… Оттого ему было ещё горше.
– Я не против принять тебя в мажуромы, – сказал Свим, когда сцена позора Ф”ента достигла кульминации. – Обратись к Елине или Клоуде. Они определят тебе в хабулине постоянное место жизни с Ч”юмтой и найдут тебе обязанности… – сказал и отвернулся от него. – Пошли, К”ньюша. Нам надо готовиться в дорогу.
Ф”ент упал головой на передние лапины и застонал от горестных раздумий.
Что у него за жизнь? Казалось бы, настал устойчивый период – постоянное место, неголодное существование. Рядом любимая Ч”юмта. Скоро он, может быть, станет отцом. Никто им не помыкает, не гонит, не заставляет делать того, что ему не по нутру. И рядом друзья… Даже эта кошка…
И вдруг – раз!.. Авво!
Беспокойство, друзья поворачиваются спиной, словно его перед ними нет… Но кто виноват? Да он сам приложил к тому свой язык! Откусить бы его и бросить через койну на растерзание диким!..
Всё так. А, если посмотреть с другой стороны. То он же намекал как-то Елине стать мажуромом.
Вот именно – намекал. А что ляпнул Свиму этим своим паршивым языком? Укоротить бы его наполовину, а обрубок бросить в утилизатор – всё польза…
Кто-то коснулся его холки. Ф”ент отмахнулся: откуда здесь, в хабулине, мухи?
– Хватит лежать – неожиданно раздавшийся голос Ч”юмты подбросил его на ноги.
Ч”юмта, отяжелевшая животом, стояла перед ним.
– Лежать, лежать! – пролаял Ф”ент. – Тут такие дела… Не только лежать, ходить не хочется. Я тут…
– Я всё слышала. К”ньец прав. Зачем врать?
– А-а…
– Тебе надо идти со Свимом!
– И-и…
– Я им буду о тебе рассказывать. Какой ты у них смелый, выносливый, умный. Что без тебя Свим не мог бы уйти, тем более вернуться без потерь. Они тебя будут знать и встречать, как Великого Барбоса… Иди, стехар! Мы тебя будем ждать!
От патетических слов Ч”юмты Ф”ент почувствовал: загривок его вздыбился, а обрубок хвоста воинственно приподнялся.
– Дорогая! – только и мог проскулить он в знак благодарности от её поддержки.
– Жаль, что нет с нами Кокоши. Она бы пошла с тобой…
– Да, Кокоша.
– Но с тобой пойдёт Х”вьюся. Она поможет тебе…
– Какая… Х”вьюся? – Ф”ент едва не потерял язык от неожиданного заявления подруги.
– Сейчас увидишь… Х”вьюся! – Ч”юмта выглянула в дверь и позвала кого-то. – Он тебя ждёт.
В комнату влетела подвижное существо, и уселось напротив Ф”ента с восхищённым взглядом на него чёрных глаз. То, что это была потомок собак не вызывало сомнения, но впервые виденное стехаром в таком обличье. У неё даже личина не сформировалась как у всех путров, а оставалась вытянутой. Уши торчком, окрас, словно атласно лоснящееся полотно изжелта-красного цвета, неспокойная стойка, будто ей надо куда-то сорваться и немедленно бежать…
И она из всех собак-путров, когда-либо виденных Ф”ентом, была самой страшной на вид. Такой она показалась ему при этой первой встрече.
– Х”вьюся, – тем не менее, без торопливости и вежливо представилась она.
Ф”ент ничего не понимал.
– Она тебе заменит меня, – сказала Ч”юмта.
– Она!?. Но, дорогая…
– Да, стехар. Тебе она будет нужна. Ты же опять будешь впереди всех, и тебе будет нужен кто-то, кто принесёт Свиму известие… А Х”вьюся умеет быстро бегать. И она знает о тебе от меня столько хорошего, что готова быть с тобой. Она в восторге от тебя!
– Но, дорогая…
– Так надо, дорогой! Она поможет тебе везде, так же как помогала тебе я.
– Авво! – только и мог выдавить из себя Ф”ент, так как был уверен, что откажись он сейчас от избранницы Ч”юмты, Х”вьюся всё равно окажется в команде Свима и не отвяжется от него, как бы он там не старался её замечать или общаться.
Если бы Свим впервые встретил Сестерция, то мог бы подумать: этот торн либо не слышит, либо не понимает того, что ему говорят. Но они повстречались и прошли с ним непростые преграды, где эмоции порой внешне отражались даже у него, у биоробота. Поэтому по тому, как торн чуть вскинул комп, поправил на поясе складку рубахи, а потом перевязи, и повёл глазами, Свим понял: Сестерций весь внимание, и лишь присутствие Жаристы сдерживает его, чтобы высказаться более определённо.
– Это любопытно, – сухо сказал он и надолго замолчал.
Зато не молчала Жариста:
– Да, нам пора развеется. А то Сесик уже загрустил. – Свим от неожиданности приподнял брови, вспомнив новое имя торна, он о нём уже позабыл, а сам Сесик опять вздёрнул комп и выставил вперёд подбородок, отчего чалма его слегка сползла набок. А Жариста: – Сесик привык к простору, а здесь негде развернуться, – она повела рукой, показывая как здесь ей тесно, хотя комната, где они обитали, была большой. – Мы с удовольствием пойдём с вами. Да, мой милый? – она ухватилась за руку Сестерция, демонстрируя к нему любовь и преданность.
Торн на пылкую речь Жаристы не отозвался, и Свим решил сам поставить многоимённую на место. Тем более что его нэм был выше её. Она могла стать в новом отряде яблоком раздора, где подобрались практически одни мужчины. Вначале он сослался на свою личную не заинтересованность, пойдёт она или нет, а затем сказал:
– К сожалению, уважаемая Жариста, мы можем взять с собой только Сестерция.
– Это почему же? – только что её елейный голосок огрубел до неузнаваемости, а глаза заледенели.
«Калея права», – ежась под её взглядом, подумал Свим. – «Эта многоимённая, если её здесь оставить, натворит бед… Но и нам от неё добра нечего ждать».
– Видишь ли, у нас в команде будут одни мужчины… Но если ты настаиваешь…
– Когда мы выходим? – без сантиментов и раздумий спросила она. – И какие только мужчины? Думаю, Гелина будет с девочками. Да и другим нет смысла здесь оставаться.
– Завтра, – уныло сообщил Свим: отделаться от Жаристы не удалось, а он так надеялся.
– Мы будем готовы! Да, Сесик?
– Сестерций, ты-то чего молчишь?
– Мы будем готовы, – подражая Жаристе даже в интонации, ответствовал торн.
– Та-ак, – только и мог выговорить Свим.
Глава 7
Камрат проснулся от какой-то толкотни на его широкой груди. К своим новым габаритам он ещё не привык, и поэтому осматривал буграми выпирающие мускулы под блестящей упругой кожей с удивлением и недоверием – он ли это или он видит кого-то другого? Так было при каждом его пробуждении, когда он словно опять в мгновения переходил от мальчика к взрослому мужчине.
Сегодня он увидел на себе странное создание не более четверти бермета, никак не находящего удобной позы, чтобы устроиться на груди человека.
Большеглазый с круглыми ушами зверёк, покрытый рыжеватой шерстью, по-детски хныкал. Его маленькие человеческие ручки и точно такие же ножки или вторая пара рук слегка пощипывали кожу Камрата, полусонно наблюдающего за ним. Кто это и откуда он появился, оставалось для Камрата загадкой.
Человек пошевелился, зверёк на мгновение замер, ещё через мгновение раскрыл неправдоподобно большой рот и заорал так, как словно у него звук вырывался через три горла.
– Одур! – полностью оправился ото сна Камрат.
В дверь влетела Калея.
– Фу! – увидев одура, успокоилась она. – Чего он?
– Откуда он? – вопросом на вопрос ответил Камрат, но голос его потонул в крике малютки одура.
Калея по движению губ и мимике лица поняла воспитанника, и когда одур сбавил крик, оповестила с некоторым удивлением:
– Ты же его сам принёс!
– А, – вспомнил Камрат, вдруг окончательно постигая всю пропасть перемен, случившихся с ним.
Совсем недавно он был мальчик, но для него, настоящего, вся его прежняя жизнь осталась в давным-давно прошедшем времени. Все его поступки всего месячной давности потускнели подобно выцветшим картинам древних: что-то там было на них запечатлено, в них ещё просматривались движения, некие зафиксированные эпизоды прошедшего тысячи лет назад, овалы лиц и контуры фигур, но они не волновали взгляд современного зрителя – было и поросло забвением времени…
– Камра, успокойся!.. Я его назвала Камрой. Пусть он тебе напоминает, кем ты так долго был, – пояснила Калея, поглаживая ладонью голову одура, притихшего от её ласки. – Успокойся! Он тебя не обидит… Бланка, дай ему руку. Он уже признал тебя хозяином, но и ты должен дать ему знать о том же. Ты так сильно изменился, вот почему надо повторить контакт признательности.
Камрат протянул руку, одур ухватился своими маленькими ручками за его большой палец и опять захныкал.
– Есть хочет, – со знанием поведения одура сказала Калея. – А ты Бланка?
Камрат прислушался к себе, с удовлетворением отмечая отсутствие всё поглощающего голода, мучивший его после сна в последнее время.
– Не очень, – тем не менее, с сомнением ответил он.
Зато Калея восприняла его признание с воодушевлением.
– Прекрасно, Бланка! Но помни, ещё несколько дней на тебя будет накатываться потребность съесть много. Но ты не увлекайся. Это скоро пройдёт. А сейчас… Сегодня Ертон… хорошо, пусть Свим… выведет первую партию из города. Не хотела пока тебе говорить, но всё равно надо знать, что не сегодня, так завтра одновременно с вами из города должна выйти семья Гродова. И канила Гелина, и Грения. Они примкнут к вам. Теском напал на их след. Нам уже пришлось выводить их в безопасное место. А с ними всех, кто сопровождал их сюда.
– И Грения!
– И она, – Калея пытливо глянула на Камрата. – А что?
Камрат не ответил, заулыбался.
– Бланка, у тебя долгий путь в этой жизни, – наставительно сказала Калея. Помолчала и повторилась: – Да, долгий…
Полусутками раньше, поздно вечером отец Гелины вошёл в комнату дочери. Она не успела что-либо сказать, так как Гродов резко, с фальцетом, выкрикнул:
– Через праузу здесь будет Теском! Через полпраузы тебе и тем, кого ты сюда привела, надо перейти… Я не знаю, дочь, куда…
– Откуда?… Кто?.. – проговорила вначале Гелина, поражённая суетливым поведением отца.
Весь долгий день её томило тревожное чувство – должно что-то произойти. Но такое с нею случалось постоянно, с первых минут разлуки с Хараном.
– С каких пор Теском смеет входить в хабулин многоимённого? – наконец, членораздельно задала она вопрос отцу. – И кто принёс тебе это известие?
– В Примето с разрешения кугурума Теском может войти к нам. А кугурум уже разрешил ему осмотреть мой хабулин. А кто принёс… Тут твой Харан.
– Харан!.. Здесь?!
Она задохнулась от вскрика. Позабыв о Тескоме и об отце, отпрянувшего в сторону, Гелина резко соскочила с постели, уже разобранной для сна, и бросилась на выход из комнаты. И сразу за дверью попала в объятья Харана.
Гонат Гурбун Гродов всегда вёл размеренный образ жизни. Преимущества многоимённого и гита давали ему значительные возможности, однако пользовался он ими только в силу социального статуса. Потребности его всегда были скромными, желания – на уровне бытовых. Он за долгую жизнь, а имел уже более чем полутора столетний возраст, поменял несколько хабулинов в различных городах, во всяком случае, в Примето это был шестой по счёту обмен. При нём никогда не было многочисленной мажуромы, оттого приобретённые и оставленные жилища с дуварами всегда были запущенными, а порой не до конца обжитыми. Впрочем, те, кто предпочитал обмениваться хабулинами, мало чем отличались от Гродова. В хабулине для таких, как он, главное: наличие закалочной, раздаточных и какое-нибудь производство. А до остального у них не доходили руки, да и желания не было, чем-либо заниматься вообще.
Гонат Гурбун Гродов не был женоненавистником, но жена у него была одна – мать Гелины. Она страдала какой-то болезнью, пропущенной в своё время Кругом Человечности, и ни какие закалочные ей не помогали. Она умерла, когда Гелине исполнилось всего пять лет. С тех пор Гродов не жил, а существовал. Выбор его дочери в канилы Правителя бандеки как будто взбодрил его. Но ненадолго. Да и очередной обмен хабулинами не принёс радости…
Он только-только ожил после возвращения дочери с девочками и женщинами, среди которых его взгляд всё чаще стал останавливаться на одной из них. Она тоже была не прочь войти хозяйкой в хабулин.
И вот всё вдруг стало рушиться.
А жаркие объятия Гелины с Хараном находились в противоречии с его представлениями об отношениях мужчины и женщины.
Молодые, будто услышав неудовольствие отца, отпрянули друг от друга.
– Милая, нам надо срочно уходить! – наконец, мог сказать Харан.
– Но почему… Ну, почему? – у Гелины закружилась голова от близости любимого ею человека.
Её вопрос не относился к необходимости срочно покинуть хабулин отца. Это был отчаянный бунт женщины против всего, что не давало ей счастья находиться рядом с Хараном в спокойной обстановке, когда можно не отсчитывать мгновения, не страшиться, что кто-то или что-то вторгнется в маленький – лишь для них двоих, и только двоих – мирок и разрушит его.
Грения, подросшая почти на пядь за дни, проведённые в затворничестве, и приземистая Думара уже облачились в походные одежды, тогда как Гелина никак не могла собраться не только с одеянием, но и с мыслями. Руки её дрожали, обувь выпадала из рук. Она перебирала вечные походные сапожки и никак не находила подходящих: то неудобные, то грубые, то не по ноге. А девочки, крутились вокруг неё, и не столько помогали, сколько мешали, пока Харан, презрев все правила поведения в хабулине гитов, не вошёл в комнату Гелины.
Грении и Думаре он приказал помолчать, а Гелину заставил надеть грубые, но высокие в голенищах сапоги на низком каблуке. Сам выбрал ей куртку и пояс с пукелем и ножнами для кинжала, повесил на неё питьевую флягу, а в её заплечный мешок отобрал из груды вещей и снеди только необходимое в дорогу.
Ещё минт потратил, чтобы осмотреть Гелину со всех сторон, кое-что поправить, после чего крепко взял её за руку.
– Пора уходить!
– А мои…
– Все твои подруги уже в сборе.
– Куда вы сейчас? – бледный отец Гелины за время сборов не проронил ни слова, но дочь уходила, а он до сих пор не определился: напутствовать её в дорогу или удержать в доме, с надеждой обмануть Теском.
