Вадим Иванович Кучеренко
Сокровища Замка Тамплиеров
– А как быть с книгами? – спросила Ульяна.
– Книги я заберу позже, – ответил Эргюс Бэйтс. – Я вам доверяю.
– Вы сказали, Спирит-банк?
– Да, вы не ослышались, – улыбнулся Эргюс Бэйтс. Он был в благодушном настроении. И даже его улыбка казалась менее искусственной, чем обычно. – Это в Швейцарии, а если быть более точным, то в Берне. Диктуйте счет.
Ульяна уже была готова произнести номер своего счета в банке, офис которого находился в Леоне. Но что-то остановило ее. И она сказала:
– Но я не помню его на память. Мне надо позвонить в свой банк. Я перезвоню вам.
– Хорошо, – неохотно согласился Эргюс Бэйтс. – Только не затягивайте с этим. У меня может не быть времени позже.
Ульяна ничего не ответила, и видеосвязь прервалась. Она задумалась над тем, что помешало ей сказать правду. И вскоре поняла, что причина была в Эргюсе Бэйтсе. Он сказал что-то такое, что остановило ее. И направило течение мыслей в другую сторону. Словно в кромешной тьме мелькнул отблеск света, на который она полетела, как ночной мотылек.
Ульяна начала восстанавливать в памяти каждую фразу из разговора с Эргюсом Бэйтсом. Это было трудно, потому что она говорила почти машинально, думая о сыне, о том, где он сейчас и что делает. Но она заставила себя, и постепенно туман в ее голове начал рассеиваться.
– Спирит-банк! – невольно вырвалось у нее.
Она вспомнила. Это был тот самый банк, которому принадлежала банковская карта, утерянная ею в Нью-Плимуте восемь лет назад.
Тогда она была беременной и многое воспринимала иначе, чем здравомыслящий человек. Потеряв банковскую карту, бывшую в те дни единственным источником ее существования и выживания, она пришла в отчаяние и не предпринимала никаких попыток, чтобы ее найти. Да и не смогла бы, потому что даже забыла название банка, выпустившего карту. Такое бывает с беременными женщинами, испытавшими сильное потрясение. В те дни ее преследовала череда смертей близких людей. Трагически погиб человек, от которого она забеременела. Карту ей вручил дед ее будущего ребенка. Он потерял сына, и завещал все, что имел, своему внуку, а затем бесследно пропал сам. Ее жизнь превратилась в кошмар наяву. Эргюс Бэйтс, по сути, спас ее, предложив стать наследницей состояния Анжело Месси. Считая, что находится в безвыходной ситуации, Ульяна согласилась. Так она стала вдовой Месси, далеко не бедной женщиной. А после этого она просто отказалась предпринимать какие-либо попытки завести новую банковскую карту взамен утерянной или, быть может, украденной у нее, посчитав, что это будет слишком цинично – пользоваться деньгами сразу двух мужчин, пусть они оба и умерли. Она решила дождаться, когда ее сын, ради которого она пошла на это, станет совершеннолетним, а затем рассказать ему все. И пусть он сам решает, как поступить. В конце концов, она просто слабая женщина. В серьезных вопросах решение должны принимать мужчины. Успокоив себя этим, Ульяна почти сразу забыла о банковской карте и деньгах, лежавших на ней.
Но сейчас ситуация изменилась. Ксиу надо было спасать. И было бы только справедливо, если бы на это пошли деньги его настоящего отца.
Потому что даже при том, что карта была утеряна, каждый месяц на нее должен был поступать один миллион евро. Так говорил дед Ксиу. И за прошедшие годы на ней должна была накопиться приличная сумма.
Ульяна быстро подсчитала в уме, и вышло чуть более ста миллионов евро. Она поразилась этому совпадению. И сочла это знаком свыше. Теперь достаточно было пойти в банк, которому принадлежала утерянная карта, и потребовать деньги, накопленные за эти годы.
И это был Спирит-банк. Ульяна вспомнила название, услышав его от Эргюса Бэйтса. Не сразу, но вспомнила. И мысленно поблагодарила Эргюса Бэйтса. Сам того не желая, он снова ее спасал.
Деньги, полученные в Спирит-банке, имели еще и то преимущество, что отпадала необходимость продавать книги, хранившиеся в замке тамплиеров. Ульяна подумала об этом с огромным облегчением. У нее с души словно упал тяжкий камень. Теперь она могла не корить себя за то, что предпочла жизнь сына возможному избавлению от угрозы существованию человечества.
Сообразив все это, Ульяна перестала думать о Эргюсе Бэйтсе и о данном ему обещании и набрала номер телефона справочной службы аэропорта Леона.
Вскоре она знала, что полет от Леона до Берна займет менее двух часов. Столько же – обратный перелет. У нее было еще несколько часов на то, чтобы получить наличные деньги в Спирит-банке или перевести накопленную сумму на свой счет в банке Леона, вернуться, обналичить ее и успеть до ночи вернуться в замок. Времени, которое оставлось до назначенного Ламией срока, на все это должно было хватить.
Приняв решение, Ульяна не стала терять ни минуты. Она снова позвонила в аэропорт и заказала чартерный рейс в Берн и обратно. Затем села в автомобиль и, не обращая внимания на спидометр и знаки, ограничивающие скорость, помчалась по шоссе.
Уже проехав половину пути до Леона, она подумала, что надо сделать еще один звонок. И набрала номер мобильного телефона Хуанито.
– Да, синьора, – отозвался тот, несколько удивленный.
– Хуанито, в замке полиция, – солгала Ульяна. – Полицейские расследуют гибель лошадей и просят, чтобы им не мешали. Поэтому тебе и всем остальным сегодня лучше не возвращаться в замок. Переночуйте в гостинице в Леоне. Номера и ужин в ресторане за мой счет. Ты все понял?
– Да, синьора, – ответил Хуанито, и на этот раз голос у него был радостный. – Я всем передам. Не беспокойтесь!
Обезопасив себя и с этой стороны, Ульяна прибавила скорости и уже ни о чем не думала.
Но думали о ней. Она поняла это, когда зазвонил ее смартфон. Взглянув на определившийся номер, она увидела, что звонит Артур. Он уже должен был долететь. В любое другое время Ульяна была бы счастлива, зная, что муж не забывает о ней, даже находясь в Париже, веками воспеваемом в стихах и прозе как город любви. Но сейчас она не могла с ним разговаривать. Что бы она ему ни врала, но по ее голосу он сразу поймет, что случилось что-то плохое. И уже ничто не удержит его вдали от нее. А это было бы очень некстати. Артур ничем не может ей помочь, но способен осложнить и без того не простую ситуацию. Он ученый, и далек от реальной жизни. Он потребует, чтобы она обратилась в полицию. И, пытаясь объяснить, почему этого нельзя делать, она потеряет время, которого у нее и без того очень мало.
Ульяна дождалась, когда звуковой сигнал смолк, и отключила смартфон. Она знала, что это было нехорошо по отношению к мужу, но сейчас ее больше волновала жизнь сына. А с Артуром она объяснится потом. Он поймет ее.
Подумав так, Ульяна беззвучно заплакала. Слезы затуманивали ее глаза, мешая вести автомобиль. Она вытирала их ладонью, когда уже почти не видела дороги и встречных машин. Это были самые горькие слезы в ее жизни.
Глава 13.
Проводив взглядом «Seat-Leon», который пролетел по направлению к Леону так, словно за ним гнался злой дух, лейтенант Гарсия не стал менять свой маршрут, чтобы догнать и остановить нарушителя. Это могло надолго задержать его, и было некстати. Он не увидел, что за рулем автомобиля находилась Ульяна, и продолжил свой путь в замок тамплиеров.
Сам он не торопился, предаваясь радужным мечтам. Многое могло случиться в этот вечер. Возможно, хозяйка замка не случайно сказала ему, что ее муж улетает на какую-то международную конференцию. Не исключено, что это было скрытое приглашение. Так думал Мигель Гарсия, подъезжая к замку.
Но его ждало страшное разочарование. Проехав подъемный мост, он был вынужден, как до него Ульяна, остановиться перед опущенной металлической решеткой.
Мигель Гарсия нажал несколько раз на звуковой сигнал автомобиля, сначала тихо и вежливо, затем уже нетерпеливо. И даже включил ненадолго полицейскую сирену. Но результат был тот же. Решетка не поднялась.
Он вышел из автомобиля, прикоснулся к решетке и получил сильный удар тока. Это окончательно вывело его из равновесия. Полицейский воспринял это как личное оскорбление. Хозяйка замка заверила его, что никуда не собирается уезжать. Значит, решил Мигель Гарсия, она в замке и по какой-то причине не хочет его впускать. Набивает себе цену или, что хуже, передумала изменять мужу. Возможно, в эту самую минуту она даже смотрит на него из одной из этих узких бойниц, служащих в замке окнами, и подсмеивается над ним. Но он не сопливый юнец, который позволяет безнаказанно издеваться над собой всем, кому не лень. И очень скоро эта рыжеволосая красотка сможет в этом убедиться.
Размышляя так, Мигель Гарсия сел в автомобиль и уехал, бросив на прощание разгневанный взгляд на узкие бойницы замка, казалось, ехидно усмехавшиеся над ним.
Но он не увидел Ламию, которая все это время незаметно наблюдала за лейтенантом Гарсией, стоя в нише окна. Она действительно потешалась над незадачливым полицейским, которому пришлось уехать несолоно хлебавши, обманувшись в своих ожиданиях. Она видела его еще утром, когда он приезжал расследовать происшествие с мертвыми лошадьми, и уже тогда поняла, что он глуп и самонадеян и не представляет для нее угрозы. А потому сейчас и не беспокоилась, провожая взглядом уезжающий полицейский автомобиль.
Но не успел автомобиль скрыться за поворотом, как раздался телефонный звонок. Звонил телефон, установленный в холле замка. На вид он казался старинным, почти антикварным – серебряный, треугольной формы, с диском для набора номера посередине и двумя рожками, на которых лежала трубка с позолоченной ручкой. Его установили здесь для Фолета, который не любил мобильных телефонов.
Ламия спустилась в холл и долго с подозрением смотрела на телефон, ожидая, когда он замолчит. Но тот не умолкал. Тогда она сняла трубку. И услышала мужской голос, который настойчиво повторял:
– Алло! Алло!
– Ну, алло, – сказала Ламия. – Говори, если есть что сказать.
– Это кто? – удивился мужчина.
– А ты кто? – усмехнулась Ламия. Ее забавлял этот разговор.
– Это я, Артур! Что за глупые шутки? Отвечайте, где Фолет?
– В подвале, – честно ответила Ламия. – И не может подойти к телефону. Еще вопросы есть?
Мужчина возмутился.
– У меня еще очень много вопросов! И первый – кто вы такая? Я не узнаю вас по голосу.
Ламия поняла, что звонит муж хозяйки замка. Она не хотела, чтобы тревога поднялась раньше времени, а он мог все испортить, если бы заподозрил, что в замке происходит что-то неладное. Поэтому Ламия изменила тон, которым говорила все это время, и сказала:
– Я новая горничная. Хозяйка наняла меня только сегодня утром. Поэтому вы меня не знаете.
– Странно, – растерянно произнес мужчина. – А мне она не говорила, что собирается нанимать еще одну горничную… Впрочем, не важно. Где сама Ульяна?
– Гуляет с мальчиком, – нежно проворковала Ламия. – Они пошли к реке. И хозяйка, и мальчик очень расстроены утренним происшествием. Ну, вы знаете, о чем я говорю…
– Да, – подтвердил он. – Это просто ужасно!
– Хозяйка думает, что прогулка пойдет мальчику на пользу.
– Это правильно, – одобрил Артур. И попросил: – Когда они вернутся, передайте им, пожалуйста, что я звонил. И что я их очень люблю.
– Обязательно, – пообещала Ламия. – Даже не сомневайтесь.
Услышав короткие гудки, она положила трубку. И рассмеялась, радуясь тому, как ловко провела мужа хозяйки замка.
– И, кстати, о мальчике, – произнесла она вслух, подумав о Ксиу. – Хорошо, что мне о нем напомнили. Не пора ли его навестить? А то он еще попытается выйти в окно, увидев, что дверь заперта.
И она снова засмеялась. Под окном комнаты Ксиу, расположенной в одной из башен, находился глубокий ров, и выбраться через узкую бойницу, не рискуя сорваться и сломать себе шею, мальчик не мог. Это не удалось бы даже самой Ламии.
Уже подходя к комнате Ксиу, она услышала, как мальчик стучит в дверь и что-то кричит. Она прислушалась. Мальчик жалобно звал маму и Фолета. По всей видимости, он уже давно проснулся и успел перепугаться, обнаружив дверь запертой и не сумев выйти из комнаты.
Но Ламии не было его жалко. Она с досадой подумала о том, что мальчишка может сорвать сделку, если с ним что-то случится до того, как Ульяна привезет деньги. Едва ли хозяйка замка настолько глупа, чтобы обменять сто миллионов евро на мертвого или покалеченного сына.
Ламия подошла к двери и, повысив голос, чтобы мальчик ее услышал, сказала:
– Не кричи! А то перепугаешь маму.
Ксиу затих. А потом робко спросил:
– А где мама?
– Она только что уехала с дядей полицейским, – ответила Ламия. – Ты его помнишь, он приезжал утром. А тебя мама заперла, чтобы ты, проснувшись, не убежал на конюшню.
– Почему? – удивился Ксиу.
– Полицейский запретил, – пояснила Ламия. – Сказал, что ты можешь затоптать следы. Или что-то в этом роде, я уже не помню. В общем, сиди и жди, пока не вернется мама.
– А когда она вернется? – поинтересовался Ксиу. – Я хочу пить. И кушать.
– Потерпи немного, – раздраженно сказала Ламия. Ей уже начал надоедать этот разговор. – Я ведь терплю, хотя тоже голодна и жажда меня мучает не меньше, чем тебя. Ты же знаешь, что повар и все остальные уехали в Леон. Мы с тобой остались в замке одни.
– И Фолет уехал? – недоверчиво спросил Ксиу.
– И Фолет, – с плохо скрытым злорадством подтвердила Ламия. – Он что, хуже других? Он так и сказал, уезжая.
– Я вам не верю, – в голосе мальчика проскользнули слезы. – Фолет не мог так сказать. И оставить меня одного тоже не мог.
– Как ты разговариваешь со старшими? – возмутилась Ламия. – Вот вернется мама, я ей все расскажу, и она тебя накажет. С чего бы мне врать?
Ксиу не отвечал. Но и в дверь уже не стучал.
– Поспи еще, – сказала она. – Когда спишь, время идет быстро.
И Ламия ушла, так и не дождавшись ответа, но успокоенная тишиной в комнате.
– Фолет, Фолет, – повторяла она, идя по коридору. – А не проведать ли мне и этого старого болтуна?
Но, подумав, она решила не спускаться в подвал. Дверь комнаты, в которой Фолет был заперт, нельзя было открыть без ключа, а окон в ней не было. Выслушивать же еще и его жалобы, а тем более угрозы Ламии не хотелось. Вместо этого она прошла в каминный зал, на стенах которого были развешаны охотничье трофеи, оружие и рыцарские доспехи. Села в глубокое мягкое кресло, стоявшее перед потухшим камином, и раскрыла книгу, которую до этого взяла в комнате Ксиу.
Начав читать, Ламия сразу забыла о запертых пленниках, которых мучили голод и жажда. «Detur digniori» – так называлась эта книга, и в ней говорилось о сокровищах, зарытых какими-то чудаками в землю по всему миру. И забытых по разным причинам на века.
Однако, утверждал автор книги, все тайное рано или поздно становится явным. И он приводил примеры, когда и при каких обстоятельствах те или иные клады были закопаны их хозяевами. Были здесь и нарисованные от руки карты с крестиками, помечающими приблизительное местоположение кладов, о которых шла речь. Ламия долго рассматривала карту Испании. Крестиком был помечен холм, на котором стоял замок тамплиеров. Клады были и на территории других стран – Франции, Германии, Англии, Ирландии, России. И даже на других континентах – в Африке, Северной и Южной Америке, Австралии.
Все это напоминало розыгрыш. Однако создавалось впечатление, что сам автор, пожелавший остаться неизвестным, искренне верил в написанное. Он даже пояснял, почему не занялся поиском этих кладов сам. И предостерегал от этого других.
«Клады бывают заклятыми, – писал он, – и тогда горе тому, кто попытается откопать их. Кладоискателю придется вступить в единоборство с черной магией, и, скорее всего, проститься с жизнью, потому что тот, кто пытается овладеть чужими сокровищами, не зная магических заклинаний, обречен».
Ламия усмехнулась, прочитав это. Древние любили живописать всякие мистические ужасы. Она и сама знала, что кладоискательство – занятие, связанное с риском для жизни. Но магии она не боялась. Ей было известно несколько простых приемов, благодаря которым можно было достать из земли любой клад, даже заговоренный. Для этого было даже не обязательно знать заклинание, которое произносил владелец клада, зарывая его в землю. Достаточно было копать, не оглядываясь и сохраняя молчание, какие бы ужасные видения тебе ни мерещились. И тогда кладоискателю ничто не грозит.
Поэтому предостережение автора книги оставило Ламию равнодушной. Однако то, что она прочитала дальше, насторожило ее.
Автор писал, что иногда условием, при котором клад мог бы открыться кому-либо, кроме своего хозяина, была чья-то жизнь. Это значило, что кто-то должен был умереть на том месте, где был зарыт клад. И хорошо, если только один. Но это могло быть и десять, и сто человек. А если не будет пролито достаточное количество крови, то клад уйдет так глубоко в землю, что его уже не достанешь, либо он превратится в пожухлые листья или глиняные черепки.
Однако могло быть еще хуже, утверждал автор. Например, если клад был заговорен на голову отца или матери того, кто попытается достать его из земли. В таком случае проклятие падает на семью кладоискателя и даже на его потомков.
Если у Ламии и были отец и мать, то она их не знала. Дети вызывали у нее только отвращение, и заводить их она не собиралась. Поэтому к этому абзацу в книге она отнеслась равнодушно. Но ее встревожили строки, которыми автор заканчивал свое повествование об ужасах, ожидающих кладоискателей: «При таких условиях мало кто осмеливается позариться на чужой клад. Еще меньше тех, кому удается воспользоваться добытыми сокровищами. Но если они и были, то жили недолго. И жизнь их было невозможно назвать счастливой. Не помогало даже то, что они отдавали часть денег на церковь или нищим, надеясь на снисхождение. В лучшем случае это только ненадолго продлевало их жалкое существование».
Ламия хотела разбогатеть. Но не такой ценой. Свою жизнь она ценила превыше любых сокровищ.
Она разъярилась и была готова разорвать на мелкие кусочки книгу, автор которой предлагал своим читателям сыр в мышеловке. Если бы в эту минуту Ламия могла добраться до него, то убила бы его без всякой жалости. Но сначала долго бы мучила, испытывая сладострастное наслаждение.
Но затем она успокоилась. И не стала рвать книгу. Сыр в мышеловке все-таки был. И при определенных условиях его можно было извлечь. Надо было только хорошенечко подумать, как это сделать. И идея обязательно к ней придет.
Ламия высоко ценила свой ум. Не меньше, чем свою красоту. С его помощью она в прошлом выпутывалась, казалось бы, из безнадежных ситуаций. И не видела причин, по которым удача изменила бы ей в будущем. Тем более, что вскоре она собиралась разбогатеть на сто миллионов евро без всякого риска для жизни. А книгу можно было сохранить на черный день. Таких в ее жизни было уже немало. И она не рискнула бы утверждать, что их уже не будет.
Ламия закрыла книгу и потянулась всем телом, занемевшим от долгого сидения в одной позе.
– А не навестить ли все-таки мне Фолета? – спросила она у самой себя. – Хоть какое-то развлечение. А то скукотища смертная!
Ничего другого она не придумала, чтобы развлечься, а потому спустилась в подвал. В комнате, где сидел Фолет, было тихо. Она постояла какое-то время, прислушиваясь, затем постучала в дверь и окликнула старика:
– Эй, Фолет! Заснул ты там, что ли? Или помер?
– Не мешай мне, я читаю, – услышала она в ответ спокойный голос. – Я тебе уже все сказал, что хотел. А то, что ты мне можешь сказать, меня не интересует.
От такого нахальства Ламия рассвирепела.
– Я тоже хотела дать тебе воды и поесть, а теперь передумала, – заявила она. – Ты сам себя наказал своей грубостью, старик. Видно, нахватался плохих манер у людей.
И она с ненавистью произнесла:
– Amicus humani generis! – Что в переводе с древнего языка духов природы означало «друг рода человеческого».
Но Фолет ничего не ответил. И Ламии пришлось уйти, не утолив своего гнева в словесной перепалке, на которую она рассчитывала. Старик был ее пленником, но Ламия уходила с таким чувством, будто поражение потерпела она.
Когда она проходила через холл, телефон снова зазвонил. Ламия вздрогнула от неожиданности. Поняв, что произошло, она разъярилась. Ударом руки Ламия сбила продолжавший трезвонить аппарат на пол, затем схватила шнур и вырвала его с корнем из розетки. Но этого ей показалось мало, и она в приступе бешенства начала топтать телефон ногами. И лишь когда от него остался только покореженный остов, она успокоилась.
После расправы над телефонным аппаратом ей стало легче. И Ламия решила пойти в каминный зал и еще немного почитать книгу о кладах.
