Глядя на Берн с высоты птичьего полета, Ульяна поразилась тому, как этот швейцарский город похож на замок тамплиеров – и по географическому расположению, и по возрасту. Берн был построен на высоком холме в излучине реки Ара в двенадцатом веке. Изначально он также был крепостью, и река служила ему естественной защитой от врагов. Когда-то он был малолюден, но сейчас в нем проживало более ста тридцати тысяч человек, и город мог позволить себе даже международный аэропорт.
От аэропорта Belp, где приземлился самолет с Ульяной на борту, до Берна было около восьми километров. Ульяна заранее заказала трансфер, и после посадки самолета ее встретил водитель, державший в руках табличку с ее именем. Уже через несколько минут такси ехало по узким улочкам города. Они миновали Бернский кафедральный собор, поразивший Ульяну своим строгим позднеготическим обликом. Затем Беренграбен – ров и парк в центре города, в котором жили медведи, живые геральдические символы Берна. А после – ровесницу города колокольню Цитглоггетурм, на восточном фасаде которой еще в шестнадцатом веке были установлены астрономические часы, исправно работающие и по сей день.
Кроме времени часы показывали движение звёзд и знаки зодиака. Их механизм приводили в движение фигуры петуха, медведей и Хроноса, которые каждый час разыгрывали своеобразное представление, длившееся четыре минуты. Досмотреть этот маленький спектакль Ульяне не удалось, потому что почти сразу за колокольней, в скромном каменном серо-зеленом доме с аркадами, находился банк, который ей был нужен.
У него была очень скромная, почти незаметная вывеска. Если бы не водитель, остановивший такси напротив входа, Ульяна могла бы и не заметить ее, пройти мимо. Этому банку реклама под любым ее видом была не нужна. Всем финансистам было хорошо известно, что Спирит-банк является самым надежным банком мира.
Ульяна вошла внутрь и спросила у клерка, молодого человека с невзрачной внешностью, но в костюме как минимум за пятьдесят тысяч евро, встретившего ее у входа, где ей найти господина Вигмана. Произнесенное ею имя явно произвело впечатление.
– Вам назначено? – спросил молодой человек, обнажая в вежливой улыбке мелкие зубки, делавшие его похожими на гигантского хорька.
– Скажите господину Вигману, что мне рекомендовал его Хенг Хо, – растерянно ответила Ульяна, сама понимая, как жалко это звучит, и что едва ли имя старого китайца откроет ей двери владельца банка, поражающего своей роскошью в каждой детали интерьера.
Хенг Хо был дедом ее сына, именно он подарил ей когда-то банковскую карту, на которую каждый месяц должен был поступать один миллион евро. А затем старик бесследно исчез, словно растворился на просторах Поднебесной империи, как в старину называли Китай. Позже Ульяна пыталась его найти, но ей это не удалось. Отыскать человека в Китае, если он сам этого не хотел, было неразрешимой задачей. Ульяна подозревала, что он просто умер, не сумев пережить трагическую смерть своего единственного сына. Но не была в этом уверена. Его могилу, как и место захоронения его сына, отца Ксиу, она тоже не нашла.
Но, вопреки опасению Ульяны, молодой человек, кому-то позвонив, немедленно проводил ее в приемную, обставленную роскошной мебелью, мало напоминающей стиль подобных финансовых учреждений. Вместо стульев здесь стояли мягкие глубокие диваны и кресла, подчеркивающие почти домашнюю атмосферу, царившую в банке, клиентами которого были самые богатые и влиятельные люди планеты. И не только люди.
Ульяне не пришлось ждать. Ее сразу проводили в кабинет с сиявшей на дверях золотой табличкой, на которой были выгравированы только два слова: «Бальдерик Вигман».
Внешность хозяина кабинета поразила Ульяну. Она увидела перед собой низенького и плотного мужчину с пышной бородой, которую он заплел в две массивные косы и щедро украсил разноцветными драгоценными камнями, словно это была рождественская елка. Мелко семеня короткими ножками, он шел ей навстречу, протягивая руки, как будто хотел обнять и прижать к сердцу близкого человека, которого был очень рад увидеть после долгой разлуки.
– Меня зовут Ульяна…, – начала было она, но мужчина не дал ей договорить.
– Да-да, я догадался, – сказал он с неожиданно грустной интонацией. И не стал ее обнимать, а только взял руки Ульяны в свои и пожал их. – Когда-то мне говорил о вас мой старинный друг Хенг Хо. Это было незадолго до того, как он умер. Можно сказать, он завещал мне вас и вашего сына. Кстати, как поживает мальчик? Он жив и здоров?
– Да, благодарю, – рассеянно ответила Ульяна. И невольно спросила о том, что ее поразило: – Так Хенг Хо умер?
– А разве вы не знали? – удивился Бальдерик Вигман. – В авиакатастрофе. Самолет, в котором Хенг Хо летел, исчез с экранов локаторов, едва вылетев из аэропорта Нью-Йорка. Подозревают, что это был теракт. Кто-то утверждает, что он стал жертвой инопланетян, – мужчина улыбнулся, но сразу же вновь принял печальный вид. – Для всех нас, его друзей, это было страшным известием. Как и для вас, я полагаю.
– Он был ко мне очень добр, – несколько невпопад сказала Ульяна. Она была искренне расстроена известием о смерти Хенг Хо.
– Таким уж он был, старина Хенг, – заметил Вигман. – Беспредельно добр ко всем, кроме тех, кого ненавидел.
И это было правдой. Ульяна кивнула, соглашаясь. Именно таким она и запомнила Хенга Хо. Ласковым к своим близким и страшным для своих врагов.
– Так вы говорите, у внука Хенга Хо все хорошо? – снова настойчиво спросил банкир, заглядывая в глаза Ульяны, словно пытаясь прочесть в них ответ до того, как она его произнесет.
– Да, – кивнула Ульяна. – Ксиу уже восемь лет, он много читает и увлекается кладоискательством.
Ей казалось, что она должна говорить с Бальдериком Вигманом предельно откровенно, чтобы не вызвать у него ни тени подозрения. От этого зависел успех ее предприятия. Единственное, о чем она собиралась молчать – это то, что деньги, которые она хочет забрать из банка, должны пойти на выкуп за Ксиу. Она была уверена, что банкир воспротивится этому и предложит ей обратиться в полицию.
– Совсем как его дед, – улыбнулся Вигман. – Сколько его помню, Хенг занимался именно этим – читал древние книги и искал клады. И, кстати, очень преуспел в этом.
– Если уж речь зашла о деньгах…, – Ульяна заговорила о том, что ее волновало, но запнулась, не зная, с чего начать. Она должна была умолчать о Ламии, а это было нелегко.
– Надеюсь, вы ни в чем не нуждаетесь? – спросил Бальдерик Вигман, пристально глядя в ее глаза. – Хенг Хо мне бы этого не простил.
– Мне нужны деньги и очень срочно, – честно сказала Ульяна.
– И сколько? – по-деловому коротко спросил Вигман.
– Сто миллионов евро, – выдохнула Ульяна, словно прыгая в омут с головой.
Бальдерик Вигман задумчиво посмотрел на нее, будто не решаясь о чем-то спросить. Ульяна подозревала, что его интересует, не сошла ли она с ума.
Затем банкир перевел взгляд на часы на колокольне Цитглоггетурм, которые были видны из окна его кабинета. Украшавшие восточную часть древней колокольни сотни лет, они напоминали Бальдерику Вигману о том, что каждая минута могла сделать его богаче или беднее. Ульяна не знала об этом, и, проследив за его взглядом, подумала, что он сейчас сошлется на свою занятость и выпроводит ее из кабинета. Она едва сдержала готовые хлынуть слезы и сказала, пытаясь вложить в свои слова как можно больше искренности:
– Эти деньги нужны не мне, а моему сыну. Внуку Хенга Хо. И это для него вопрос жизни и смерти.
Бальдерик Вигман перевел взгляд с колокольни на Ульяну и сказал:
– Когда вы перестали тратить деньги с банковской карты, я решил, что вы ни в чем не нуждаетесь. А еще я подумал, что вы хотите сохранить эти деньги для своего сына, чтобы он мог получить их, когда достигнет совершеннолетия. Вместе с основным капиталом. Как завещал Хенг Хо.
– Так оно и было, – слукавила Ульяна. – Но недаром же говорится – меняются времена, меняются и обстоятельства. Вам ли не знать этого.
– Absque omni exceptione, – машинально произнес Бальдерик Вигман, о чем-то размышляя. – Без всякого сомнения.
Ульяна вздрогнула, как всегда, когда она слышала этот древний язык, на котором иногда говорил Анжело Месси. Она со страхом посмотрела на банкира. Но он, казалось, даже не заметил, что заговорил с ней на другом языке.
– Я подсчитала, – сказала Ульяна, решив, что пауза затянулась, а у нее было не так уж много времени. – За эти годы на карту набежала как раз та сумма, что мне требуется. Так что основной капитал останется в неприкосновенности. Завещание Хенга Хо не будет нарушено даже формально.
Бальдерик Вигман с сомнением покачал головой, словно его не убедило то, что он услышал. Но и возражать банкир не стал. Вместо этого он спросил:
– Вы хотите получить сто миллионов наличными или перевести на какой-то счет?
– Лучше наличными, – торопливо ответила Ульяна, еще не веря в свою удачу. – Это сэкономит мне время.
– Надеюсь, вы не впутались в какую-то сомнительную историю? – все-таки спросил, не сдержавшись, банкир, словно пытаясь ухватиться за спасительную соломинку. Было видно, что ему очень не хочется расставаться с деньгами. Но и нарушить волеизъявление Хенга Хо он не мог. Деньги, о которых говорила Ульяна, были всего лишь процентами с капитала, завещанного ее сыну, которыми она могла распоряжаться по собственному усмотрению. Указания Хенга Хо на этот счет, которые он, Бальдерик Вигман, получил от своего старого друга незадолго до его смерти, были ясными и четкими. И не могли быть опротестованы или вызвать сомнения даже сейчас, спустя много лет.
Ульяна только отрицательно покачала головой, опасаясь, что голос дрогнет и выдаст ее. У нее уже не было сил обманывать. История с Ламией была более чем сомнительной. Но Бальдерику Вигману знать об этом было не обязательно. Для его же собственного душевного спокойствия.
– Хорошо, – кивнул, глубоко вздохнув, банкир. – Но сто миллионов евро даже в крупных купюрах – это очень тяжелая ноша даже для сильного мужчины. А вы женщина. Как вы собираетесь унести эти деньги из банка?
– С помощью ваших клерков, – устало ответила Ульяна. Она чувствовала себя так, словно только что пробежала марафонскую дистанцию. – Если вы позволите, конечно. Они могут донести деньги до машины? Я вызову такси. В аэропорту меня ждет самолет.
– Не говорите глупостей, – почти раздраженно сказал Бальдерик Вигман. Его возмутило беспечное, с его точки зрения, отношение Ульяны к деньгам. – Берн спокойный город, но ехать в такси со ста миллионами евро – это значило бы искушать судьбу. Или ни в чем не повинных жителей города, что, в принципе, одно и то же. Или вы забыли эту заповедь? А я думал, что библия – это своего рода свод законов для людей, обязательный к исполнению.
Ульяна слабо улыбнулась и ничего не ответила. За сто миллионов евро она была готова даже выслушать отповедь, словно нашалившая маленькая девочка.
– Я дам вам бронированный автомобиль и несколько охранников. Они же будут грузчиками. В аэропорту они перенесут деньги на борт вашего самолета. Если хотите, они даже долетят с вами до пункта назначения. И будут выполнять все ваши распоряжения. Когда они станут вам не нужны, вы отпустите их.
Если Бальдерик Вигман рассчитывал проследить, куда Ульяна хочет лететь и на что собирается потратить деньги, полученные в его банке, то он просчитался. Она вежливо, но твердо отказалась от эскорта, больше напоминавшего тюремный конвой.
– Если они проводят меня до аэропорта, этого будет достаточно, – сказала Ульяна. – И большое вам спасибо! Когда мой сын вырастет…
– В день совершеннолетия Ксиу я жду его в своем кабинете, – сухо сказал банкир, снова не дав Ульяне договорить. Он словно заранее знал, что она скажет, и опережал ее своими ответами. – Согласно завещания Хенга Хо, я должен буду отчитаться перед вашим сыном, как я распоряжался его капиталом все эти годы. – Бальдерик Вигман неожиданно самодовольно улыбнулся. – Ксиу может быть уверен, что ему не о чем беспокоиться. Его порадует то, что он узнает.
– Я в этом не сомневаюсь, – польстила Ульяна банкиру, и увидела, что ему это было приятно.
Когда Ульяна вышла из его кабинета в сопровождении начальника охраны банка, получившего все необходимые распоряжения, банкир подошел к окну и задумался, глядя на часы на колокольне Цитглоггетурм.
Бальдерик Вигман думал не об Ульяне, и даже не о ста миллионах евро, которые она забрала. У него была мечта. Он часто видел, как двигается минутная стрелка, но никогда – движение часовой. На то, чтобы проследить за ней, у него не хватало ни времени, ни терпения. Сколько Бальдерик Вигман себя помнил, он всегда спешил. Уже сотни лет не знал он покоя в погоне за удовольствием, которое приносило ему зарабатывание денег. Удовольствие это было эфемерным, но другого он не знал. Его не прельщали ни женщины, как Эргюса Бэйтса, ни чревоугодие, ахиллесова пята Мартина Крюгера, ни власть, которой грезил Анжело Месси, ни новые знания, подобно Хенгу Хо. Они были клиентами его банка, он был хорошо знаком с ними. И всегда удивлялся тщете снедающих их желаний, на исполнение которых они тратили свои жизни. Лично ему только деньги приносили ощущение того, что его жизнь реальна, а не снится, пролетая стремительно и незаметно. Деньги не могли даровать ему бессмертия, но они делали его почти счастливым. Для полного счастья ему не хватало только одного – увидеть, как, дрогнув, часовая стрелка часов на колокольне Цитглоггетурм переходит с одной цифры на другую.
Но и сегодня Бальдерику Вигману не удалось увидеть этого. Зазвонил телефон, и ему пришлось отойти от окна. Когда он вернулся, став богаче еще на несколько миллионов, часовая стрелка, только что совершившая свой таинственный прыжок, уже снова замерла, словно символизируя собой вечность, которой Бальдерик Вигман был лишен.
Утром Мара, вставая с кровати, первой поставила на пол левую ногу. Это значило, что весь день у нее все будет валиться из рук, а, быть может, ее ждут и более серьезные неприятности, чем прокисшее молоко, разбитая чашка или пропавшая ложка. Мара верила в плохие приметы.
Она знала, почему встала не с той ноги и обрекла себя на мучительный день. Виной была головная боль, которую она заполучила, снимая с хозяйки замка тамплиеров порчу. Из-за этой боли, терзающей ее голову, она и забыла выпить на ночь стакан теплого молока с пенкой – верное средство, всегда помогающее ей, просыпаясь, вставать с правильной ноги.
Вдобавок, не успела Мара встать, как у нее зачесалось колено. Следовательно, ей предстояла сегодня неприятная встреча. Это была верная примета. Но она собиралась встречаться только с мужем, который вчера пообещал навестить ее и побыть до следующего утра дома. И это никак не могло быть для нее неприятным, скорее, наоборот. Она любила своего мужа и всегда с радостью ждала его. Работа дворецким в замке тамплиеров не позволяла ему часто бывать дома. Тем радостнее были их свидания.
Чтобы избежать ссоры с Фолетом, о которой ее предупреждало зудящее колено, Мара решила сходить к соседке и поскандалить с ней. Тем более, что повод был – когда она вчера, нарядившись в свое лучшее платье, проходила мимо ее дома, направляясь на праздничную вечеринку в замок тамплиеров, стоявшая на крыльце Исидора бросила на нее насмешливый взгляд и что-то невнятно пробормотала себе под нос. Если это было и не прямым оскорблением, то явным вызовом, который Мара не приняла только потому, что обещала Фолету не опаздывать. А выяснение отношений с Исидорой могло затянуться.
Но сегодня у нее было много времени. Фолет обещал прийти только после обеда, ближе к вечеру. И Мара, воинственно раздувая ноздри, направилась к Исидоре. Та жила в соседнем доме, отстоящем от ее жилища на расстоянии, которое перепуганная курица могла перебежать за минуту, так что вскоре Мара стояла перед дверью, за которой скрывалась ее обидчица.
Она уже даже подняла руку, чтобы постучать, как заметила рассыпанное по крыльцу просо. И поразилась коварству Исидоры. Теперь если бы та даже и открыла дверь, Мара не смогла бы переступить через порог ее дома. А скандалить, стоя на крыльце и не имея возможности дотянуться до Исидоры рукой, чтобы вцепиться в ее волосы, было глупо. Все равно что плевать против ветра. Хотя Исидора и не была песантой, как Мара, но ругаться она умела не хуже. Шансов одолеть ее в словесной дуэли было немного. Однако и перешагнуть через просо Мара не могла. Это было древнее испытанное средство, которое испанцы применяли против песант испокон века.
И Маре пришлось уйти, чтобы в придачу к вчерашнему оскорблению не стать посмешищем для всех еще и сегодня. Если бы кто-то из соседей увидел ее, беспомощно переминающейся с ноги на ногу на крыльце Исидоры, слух об этом быстро распространился бы по всей округе. И над ней смеялись бы в каждом доме, разумеется, предварительно накрепко закрыв двери и занавесив окна, чтобы она, Мара, невзначай не узнала об этом.
Вернувшись домой, Мара в сердцах разбила, смахнув ее со стола на пол, любимую чашку Фолета, из которой он предпочитал пить, приходя из замка тамплиеров домой. И даже не пожалела об этом. Это Фолет был во всем виноват. Не уговори он ее, Мару, она ни за что не пошла бы на танцы в замок, вырядившись, словно огородное пугало, и уж точно не забыла бы выпить на ночь молока. И у Исидоры не было бы повода насмехаться над ней, а утром она встала бы не с левой, а с правой ноги. И этот день был бы удачным, как и предшествовавшие ему тысячи других дней, когда Мара выбирала жертву своего плохого настроения сама, а не становилась чьей-то жертвой по собственной глупости.
Мара подметала осколки чашки, когда зазвонил телефон. Она взяла трубку и услышала голос Фолета. По одному только тому, как он с придыханием произнес «Мара!», она поняла, что приметы начинают сбываться, и неприятности уже подступают к их дому.
– Лошади сдохли, – сказал Фолет жалобно, словно ребенок, жалующийся своей матери на обиды, причиненные ему сверстниками.
Маре понадобилось задать всего несколько вопросов, чтобы из бессвязного лепета мужа извлечь суть проблемы. Она уже забыла, как только что винила Фолета во всех своих бедах. Это были беды мнимые, а та, о которой он говорил – реальной. И он ждал от нее сочувствия и слов любви. Этого было достаточно, чтобы Мара забыла о своих собственных обидах и начала утешать мужа.
Не сразу, но это ей, как обычно, удалось.
– Я жду тебя, милый, на обед, – проворковала она на прощание. – Я приготовлю твою любимую овощную паэлью.
– На сковороде? – спросил Фолет, и Мара словно воочию увидела, ка он облизнулся.
– Разумеется, – сказала она.
– Ты моя прелесть! – выразил свой восторг Фолет.
Поговорив в таком духе еще несколько минут, они закончили телефонный разговор. И Мара принялась за стряпню. Она забыла обо всех плохих приметах, мысли о которых не давали ей покоя все утро. День, когда Фолет возвращался домой, не мог быть плохим, с какой бы ноги она ни встала. И это зависело только от нее.
Но, думая так, Мара ошибалась. И ей пришлось в этом убедиться, когда подошло время обеда, а Фолет так и не появился. Не пришел он и позже. Овощная паэлья, которую можно есть только свежеприготовленной, была безнадежно испорчена.
Разъяренная Мара звонила несколько раз в замок тамплиеров, но никто не отзывался, словно там все вымерли. И когда солнце начало клониться к горизонту, она решила, что пришло время ей самой навестить Фолета в замке, и своими глазами увидеть, что происходит.
Мара не думала, что муж забыл о ней, флиртуя с одной из юных горничных. Ей мерещились всякие ужасы. Еще никогда за многие сотни лет совместной жизни Фолет не поступал с ней так. Проигнорировать обед, приготовленный женой специально для него, Фолета могли заставить только непреодолимые обстоятельства, и Мара не хотела даже гадать, какие именно. Она боялась, что, ненароком подумав о них, она навлечет на голову мужа все те беды, которые была способна породить ее растревоженная фантазия.
Мара, сняв нарядную одежду, в которой она ожидала мужа, переоделась в длинную черную юбку и красную блузу и вышла из своего жилища. Она прошла мимо дома Исидоры, не бросив в его сторону даже взгляда, чтобы никакая случайность не могла ее задержать.
От их селенья Пампанейра до замка тамплиеров вела дорога, по которой ездили автомобили, но Мара предпочла пройти лесной тропинкой, едва заметно вьющейся между деревьями. Леса и его обитателей она не опасалась, в отличие от машин. Ни зверь, ни человек не смогли бы причинить ей вреда, да и не захотели бы. От фыркающих, рычащих и дурно пахнущих железных тварей можно было ожидать чего угодно. От них не помогали на заговоры, ни проклятия, ни сглаз. Весь арсенал, с помощью которого Мара веками успешно противостояла враждебному окружающему миру, был бессилен против этих жалких творений рук человеческих.
Именно поэтому Мара не любила людей. Исключение она делала только для новой хозяйки замка тамплиеров, потому что ее любил Фолет. Сначала она даже ревновала мужа к Ульяне, но потом поняла, что его чувства сродни отцовским, и успокоилась. А когда она вчера увидела Ульяну в замке, то и сама прониклась к ней добрыми чувствами. И даже сняла с нее порчу, взяв на себя ее головную боль. Ни для кого другого она бы не сделала этого.
Размышляя об этом, Мара не заметила, как тропинка привела ее к замку тамплиеров. Увидев его грозные очертания, она невольно вздрогнула. Где-то там, за мрачными крепостными стенами, находился ее муж. И он был в беде. Теперь она уже почти не сомневалась в этом. Ей казалось, что она даже слышит его мысленный призыв, заглушаемый каменными стенами замка. И она невольно прибавила шаг.
Недобрые предчувствия не обманули Мару. Подойдя к замку тамплиеров, она увидела стальную решетку, преграждающую дальнейший путь. Фолет говорил ей, что уже несколько лет, по приказу новой хозяйки замка, решетку не опускали.
Мара почувствовала, как противный зябкий холодок пробежал по ее спине. Она осторожно протянула руку к решетке, но не стала прикасаться к ней. Что-то остановило Мару. Оглянувшись, она заметила ветку от дерева, лежавшую на земле неподалеку. Мара подняла ее и дотронулась до решетки. По стальной решетке пробежали, потрескивая, искры, и ветка вспыхнула огнем.
– Так я и думала, – прошептала Мара, словно опасаясь, что кто-то мог ее услышать.
Но ни по эту, ни по ту сторону решетки никого не было. Замок тамплиеров словно вымер за одну ночь. Однако Мара была уверена, что в одной из башен кто-то притаился и теперь через узкую бойницу наблюдает за ней. Это был таинственный и коварный враг. Быть может, даже не человек. Иначе Фолет не попался бы в ловушку. И уж точно не поддался бы ему.
– Только попробуй обидеть моего мужа, – уже громко сказала Мара, обращаясь к неизвестному, притаившемуся в замке тамплиеров. – И ты будешь жалеть об этом до конца своих дней. Но это будет недолго. Обещаю тебе.
Однако и на эту угрозу никто не откликнулся, на что она втайне рассчитывала. Мара была разочарована. Она не знала, на чью голову обращать заклятия, которые были готовы сорваться с ее языка. А это значило тратить свою магическую силу впустую. Мара решила приберечь ее, чтобы быть во всеоружии, когда придет время. Она опустилась на землю возле решетки и замерла, неподвижная и зловещая, словно каменная статуя сфинкса у входа в Фивы.
Мара знала, что замок тамплиеров заговорен и неприступен, и не было смысла обходить его стены в поисках лазейки. Оставалось только ждать. Рано или поздно таинственный враг, захвативший замок, проявит себя. И она узнает, кто это. А большего ей и не нужно.
– Но где же сама хозяйка замка? – недоуменно пробормотала Мара. – Неужели она тоже в плену, как и мой Фолет, бедняжка?
Снова вспомнив о муже, Мара ожесточилась еще сильнее. По своей природе она не могла долго выжидать и бездействовать. Ей надо было сорвать на ком-то или чем-то свою злость. Она начала подбирать камни с земли и бросать их в решетку. При каждом попадании решетка вспыхивала почти прозрачным пламенем, по ней пробегали искры. Это развлекало Мару. Она словно дразнила неведомого зверя, как тореадор быка, вызывая его на смертельный бой.
– Что, не нравится? – язвительно спрашивала она при каждой новой вспышке пламени. – Так ответь мне, трусливая душонка! Вот мой Фолет не стерпел бы. Он настоящий мужчина. А ты – трусливая баба, не достойная носить наваху.
Но даже оскорбления не помогали. Никто не показывался по ту сторону стальной решетки. Однако и Мара не собиралась сдаваться. Она упорно продолжала кидать камни и поносить своего невидимого врага всеми бранными словами и оскорблениями, которые ей были известны. То была битва, в которой она, как истинная прирожденная песанта, не могла потерпеть поражения. Это могли бы подтвердить все без исключения жители Пампанейры.
Время шло. Уже сумерки упали на землю. Искры, пробегавшие по стальной решетке, из прозрачных стали голубыми. Мара начала уставать. Камней вокруг нее почти не осталось, каждый новый надо было подолгу искать. Поток брани слабел. Повторяться Мара не любила, а ее, казалось, неистощимый словарный запас иссякал.
Тревожные мысли о муже беспокоили Мару все сильнее. Осада крепости не приносила желаемого результата. Враг оказался хитрее, чем она предполагала. Приближалась ночь. Надо было что-то придумать, чтобы взять крепостные стены приступом, но Мара чувствовала свое бессилие. Замок тамплиеров был ей не по зубам. Но она знала, что не уйдет без Фолета. И если потребуется, то будет осаждать замок всю оставшуюся жизнь, потому что без мужа она просто не сможет жить.
Мара была близка к отчаянию, когда услышала шум подъезжающего автомобиля, и сумерки разогнал яркий свет фар. Мара предусмотрительно отошла в тень, падавшую от стены, став почти невидимой. Автомобиль марки «Seat – Leon» подъехал к опущенной стальной решетке и остановился. Из него вышла Ульяна. Мара сразу узнала ее, хотя видела только один раз, а с того времени Ульяна сильно изменилась, словно всего за несколько часов постарела на много лет. Накануне вечером она радостно улыбалась, а сейчас была печальной и встревоженной. Мара поняла, что хозяйке замка тамплиеров нелегко дались прошедшие сутки. И это напрямую связано с пропавшим Фолетом.
Мара вышла из тени и подошла к автомобилю.
– Где мой муж? – спросила она, не сводя пристального взгляда с лица Ульяны. Но не заметила в нем ни тени страха, кроме того, что был вызван ее внезапным появлением и сразу же прошел.
– А, это вы, Мара, – устало произнесла Ульяна. – Рада вас видеть.
Ульяна говорила ничего не значащие слова почти машинально, думая о том, разумно ли будет посвящать Мару в то, что происходит. Мара могла запаниковать и потребовать, чтобы она вызвала полицию. А это было равносильно тому, что она, Ульяна, подпишет приговор собственному сыну. Ламия недвусмысленно дала понять это. И Ульяна не сомневалась, что Ламия выполнит свою угрозу. Именно поэтому она совершила почти невозможное и раздобыла денег для выкупа. Но сейчас все ее усилия могли оказаться напрасными. Ульяна почувствовала растерянность. Она не знала, на что решиться.
– Где Фолет? – повторила Мара. И в ее голосе прозвучали нотки, не предвещающие ничего доброго.
Ульяна поняла, что если она сейчас же не ответит, то наживет себе еще одного смертельного врага. А это было бы уже слишком. Сражаться на два фронта она была не в состоянии. И она решила быть честной с Марой.
– Фолет в замке, сидит под замком в подвале, – сказала она. – Вместе с ним мой сын. За них требуют выкуп. Или угрожают убить.
Ульяна думала, что Мара закричит или заплачет, услышав о грозящей мужу смертельной опасности. Но она ошиблась. Мара внешне осталась совершенно спокойной. Она даже с некоторым облегчением восприняла это известие. Неизвестность была намного хуже.
– А теперь рассказывай все по порядку и в подробностях, – только и сказала Мара. – Не пропуская ничего. Ведь сама знаешь, дьявол кроется в мелочах.
И Ульяна рассказала ей все, начиная от ультиматума Ламии до разговора с Бальдериком Вигманом. Выслушав, Мара тем же спокойным тоном, за которым она прятала свой гнев, спросила:
– И что ты собираешься делать дальше?
Ульяна кивнула на автомобиль.
– Выкуп в машине. Я выполнила условие Ламии. Отдам ей деньги и потребую вернуть сына и Фолета.
– Как ее зовут? – спросила Мара. Ей что-то напомнило произнесенной хозяйкой замка имя.
– Ламия, – повторила Ульяна.
– Кажется, Фолет говорил мне о ней, – сказала Мара задумчиво. – Она была любовницей бывшего хозяина замка тамплиеров. Если это она, то ждать хорошего не приходится. Она обязательно попытается обмануть тебя.
– И как же?
– Например, возьмет деньги, которые ты ей привезла, и потребует еще. Это лживая бессовестная тварь, порождение ехидны и ползучего гада. – Заметив удивленный взгляд Ульяны, Мара пояснила: – Это не мои слова, так говорил Фолет. А ему можно верить.
– И что же мне делать? – растерянно спросила Ульяна.
– Думать, – коротко ответила Мара. – И я тоже буду думать. Вдвоем мы обязательно что-нибудь придумаем.
Но размышляла только Мара. Ульяна была не способна на это сейчас. Она только с надеждой смотрела на Мару. И с трудом сдерживалась, чтобы не разрыдаться.
– Мы должны незаметно проникнуть в замок и напасть на Ламию, – наконец сказала Мара. – Она одна. Сила на нашей стороне. Мы одолеем ее.
– Но как? – спросила Ульяна. – Замок неприступен.
– Я это знаю, – с досадой сказала Мара. – Мне говорила об этом не раз моя бабка, когда еще была жива. Она принимала участие в осаде замка тамплиеров, которую вели войска арагонского и французского королей. Тогда она еще была юной маркитанткой в испанском обозе. Ее любовник, благородный рыцарь, уж не помню, как его звали, погиб в сражении от руки магистра Ордена тамплиеров, чьи рыцари защищали замок. Моя бабка похоронила его и осталась в этих местах, чтобы ухаживать за могилой, когда испанская и французская армия ушла, так и не взяв крепость. Очень уж она любила своего милого дружка…
Мара говорила, думая о чем-то и не осознавая смысла своих слов. Но неожиданно она замолчала, увидев недоумевающий взгляд Ульяны. И поспешно заявила:
– Я подозреваю, что всю эту историю моя бабка вычитала в любовных романах, от которых она была без ума.
Это было довольно непоследовательное заявление, учитывая предыдущее – о неприступности замка. Но Ульяна была слишком взволнована, чтобы заметить это несоответствие, и удовлетворилась услышанным.
– И все-таки я в это не верю, – покачала головой Мара. – Должна быть в замке какая-то лазейка, норка, щелка – что угодно! Устав Ордена тамплиеров был очень строгим, он не позволял рыцарям и их оруженосцам отлучаться из крепости. Но моя бабка сама говорила, что по ночам к ней тайно приходил какой-то тамплиер, живущий в замке… Это было спустя много лет после снятия осады. Бабка уже несколько охладела к памяти своего погибшего любовника. – Это Мара сказала специально для Ульяны, снова подметив ее удивленный взгляд, но неверно его истолковав. – Как-то ведь этот рыцарь проходил посты и запертые ворота!