Вадим Иванович Кучеренко
Сокровища Замка Тамплиеров
Она рассмеялась. Мигель Гарсия мрачно спросил:
– Может быть, я вырою могилу, и мы похороним его?
– У нас нет на это времени, – отмахнулась Ламия. – Посмотри на солнце – скоро стемнеет. Ты хочешь возвращаться на Лидо ночью?
Мигель Гарсия отрицательно покачал головой. Кроме того, он хотел как можно скорее убраться с острова Повелья.
– Но бросать его на острове – это будет несправедливо по отношению к другим людям, – сказал Мигель Гарсия. – Достаточно он пугал их при жизни.
Он приподнял тело старого рыбака и сбросил его в воду, а затем оттолкнул веслом подальше от борта.
– А вот это справедливо, – с удовлетворением сказал Мигель Гарсия. – Старик немало поел рыбы на своем веку, пусть теперь рыбы полакомятся им.
Ламия с одобрением взглянула на него и сказала:
– Вот таким ты мне нравишься. А то постоянно хныкаешь и жалуешься, словно кисейная барышня.
Мигель Гарсия самодовольно улыбнулся. Его и самого постепенно увлекала жизнь, предложенная ему Ламией. В ней имелось свое очарование, которого было лишено его прежнее скучное существование. Он начинал входить во вкус этой жизни.
Он взялся за весла и начал грести, направляя лодку к острову Лидо, сверкавшему яркими огнями. Ламия сидела на скамейке и перелистывала рукопись, освещая страницы фонарем. Солнце уже почти скрылось за горизонтом, окрашивая море последними лучами в багровый цвет. Со стороны могло показаться, что это влюбленная парочка возвращается домой после прогулки по морю, утомленная хорошо проведенным днем.
Глава 25.
Ламия и Мигель Гарсия возвращались с острова Повелья, словно прокручивая кадры кинофильма в обратном порядке: остров Лидо – станция водных автобусов Алилагуна – такси – аэропорт имени Марка Поло. Но на этот раз они летели из Венеции не в Мадрид, а в Карловы Вары.
Расстояние в пятьсот тридцать пять километров Boeing 737 преодолел за сорок две минуты. На деньги убитого Ламией старого рыбака Мигель Гарсия, не скупясь, приобрел билеты в бизнес-классе, и они долетели без обид и ссор. Могло показаться, что остров Повелья изменил их к лучшему, особенно Ламию, которая стала более терпима к своему спутнику. Но все объяснялось намного проще – она уже забыла о прошлом, была довольна настоящим, а в недалеком будущем собиралась стать богатой и счастливой.
Ламия не сомневалась, что в деревушке Лукова они найдут клад. У нее был счастливый характер – она быстро забывала о том, о чем не хотела помнить, а помнила только то, что доставляло ей удовольствие.
Полет в бизнес-классе напомнил Ламии о лучших днях ее жизни, когда она щедро и не считая тратила деньги. Глядя с улыбкой на хмурого Мигеля Гарсия, который не мог забыть, что окружающему их комфорту они обязаны смерти старого рыбака, она сказала:
– Когда мы разбогатеем, то поедем в Монте-Карло. Я научу тебя играть в рулетку и покер.
– Если мы разбогатеем, – поправил ее Мигель Гарсия.
– Каждому воздастся по вере его, – назидательно заметила Ламия. – Слышал об этом? Вот я верю. И меня непременно ждет удача. А ты сомневаешься, поэтому не заслуживаешь ее. И когда мы найдем клад, то твоя доля должна достаться мне.
– Это еще почему? – возмутился он.
– Потому что это будет только справедливо. Ведь ты, помнится мне, любишь, чтобы все было по справедливости. Помнишь о Марио Моретти?
Мигель Гарсия пожал плечами, но промолчал. Иногда Ламия поражала его своей почти детской наивностью. Но чаще она его пугала присущими ей жестокостью и беспринципностью. Однако физическое влечение к ней он испытывал во всех случаях. А когда оно начинало угасать, ему стоило посмотреть в ее зеленые глаза, и страсть вспыхивала с новой силой. Мигель Гарсия уже даже не пытался разобраться в своих противоречивых чувствах. Он плыл по течению и ждал, куда его вынесет.
Международный аэропорт города-курорта Карловы Вары в Западной Богемии не оправдал своей репутации в глазах Ламии. Здание аэропорта показалось ей крохотным и тесным, а девушка-администратор, к которой они обратились с вопросом, как им добраться до деревни Лукова, – чрезмерно болтливой и необыкновенно глупой. Звали ее Мартинка, она была чернявой, длинноволосой и полнотелой, с пышной грудью и лицом, с которого не сходила улыбка.
– Так вы, наверное, хотите посетить костел святого Иржи! – воскликнула она, услышав вопрос. И вместо ответа начала расспрашивать их сама, не справившись с собственным любопытством. – И вам не страшно?
– А почему нам должно быть страшно? – удивился Мигель Гарсия. – Вы знаете о нем что-то ужасное?
– Что-то! – с воодушевлением произнесла Мартинка, и ее большая грудь возмущенно колыхнулась. – Да все, что связано с этим костелом – одна непрерывная цепь ужасов. Начать с того, что он был построен в середине четырнадцатого века, и за минувшие семьсот лет невообразимое количество раз становился жертвой пожаров. Его восстанавливали, но вскоре костел святого Иржи снова вспыхивал, как будто Богу была неугодна эта, с позволения сказать, божья обитель, и он своей незримой десницей пытался стереть ее с лица земли, предавая праведному огню. Помните библейскую притчу о Содоме и Гоморре?
Сказав это, Мартинка на мгновение задумалась, словно оценивая, не переборщила ли она с подобным заявлением. Но, заметив неподдельный интерес на лице своего слушателя, она продолжила свой рассказ.
– А полвека тому назад его крыша попросту обвалилась, причем не когда-нибудь, а во время церемонии похорон. Ведь это сколько народу могло погибнуть! Просто ужас! – Мартинка трижды перекрестила свою пышную грудь и уже совсем другим тоном, торжественным и строгим, словно читая официальный документ, произнесла: – Это стало последней каплей в чаше долготерпения святой конгрегации. И, объявив, что костел святого Иржи населен злокозненными призраками, папские кардиналы предали его анафеме. С тех пор костел стоит заброшенный и…
– Призраками? – не дав ей договорить, почти простонал Мигель Гарсия, с мольбой во взгляде оглянувшись на Ламию, которая стояла за его спиной. – Опять призраки! Это просто какое-то наваждение.
– А почему бы и нет? – невозмутимо заметила Мартинка. – Ведь здание костела окружено кладбищем. Куда бедным душам еще податься, как не в святой храм?
– А зачем поджигать-то? – с усмешкой спросила Ламия. Ее забавлял этот разговор, а еще больше страдальческий вид Мигеля Гарсии. – Сидели бы себе, бедняжки, тихонько в уголке, слушали мессы и проповеди, проливали слезы, оплакивая свою прошлую жизнь, да грехи замаливали. Так нет, хулиганят! Видно, те еще были мерзавцы при жизни.
Мартинка с осуждением посмотрела на нее. Ей не понравился легкомысленный тон, каким Ламия говорила о призраках. Она ничего не сказала, но Ламию разозлил этот взгляд. Ламия не терпела, когда кто-то, все равно за что, осуждал ее. И почти грубо она сказала:
– Так мы услышим о том, как нам добраться до деревни Лукова? Или будем продолжать сплетничать?
Пышногрудая Мартинка с обидой поджала полные губы, но смолчала. Сухо и казенно, словно она была автоответчиком, отрапортовала:
– Расстояние от аэропорта Карловы Вары до деревни Лукова почти пятьдесят километров. Можно заказать такси или доехать на арендованном автомобиле. Либо добраться на автобусе до города Манетин, а уже там поймать такси, которое доставит вас до Лукова.
– И это все? – нетерпеливо спросила Ламия.
– Еще можно дойти пешком, – мстительно заявила Мартинка, едва не показав ей язык. – Но это намного дольше. Впрочем, как пожелаете.
Ламия метнула на нее хмурый взгляд, но не ответила на брошенный ей вызов. В любое другое время она бы с удовольствием устроила скандал, но сейчас ей были ни к чему лишние проблемы. А разобраться с дерзкой девчонкой можно было и потом, после того, как она найдет клад. При одной только мысли об этом настроение Ламии сразу улучшилось. И она, отходя, небрежно бросила через плечо Мигелю Гарсие:
– Дай девушке на чай пару кусков сахара. Она это заслужила!
Мартинка почти задохнулась от возмущения, но не нашла, что ответить. Последнее слово осталось за Ламией. И, осознавая это, Ламия почти милостиво взглянула на Мигеля Гарсию, который поспешил за ней, перед этим виновато улыбнувшись пышногрудой Мартинке. Ему, в отличие от Ламии, разговорчивая симпатичная девушка пришлась по вкусу.
– Нам нужно арендовать автомобиль, тогда мы не будем ни от кого зависеть, – сказала Ламия. И, не простив своему спутнику его прощальной извиняющейся улыбки, колко добавила: – Конечно, если ты не хочешь идти пешком по совету этой вертихвостки!
Когда Мартинка придумала достойный ответ своей обидчице, та давно уже была вне пределов ее досягаемости. Ламия сидела за рулем арендованного автомобиля и, подставив лицо встречному ветру, мчалась по автостраде, стремительно приближаясь к деревне Лукова, где в проклятом и заброшенном костеле святого Иржи ее дожидались зарытые в землю сокровища. Она была почти счастлива.
Сумерки становились все гуще, но Ламия только радовалась этому. А когда она свернула на дорогу, ведущую к деревне, то даже выключила фары. Если бы это было возможно, Ламия погасила бы и луну в небе. Ей была нужна тьма, чтобы остаться незамеченной. Она собиралась под покровом темноты проникнуть в костел, не оповещая об этом жителей Лукова, которые, узнав о кладе, могли потребовать свою долю. Или даже прогнать ее, решив все забрать себе. Жадность человеческая не имеет границ, в этом Ламия не раз убеждалась. Но воевать со всей деревней она не хотела, а потому предпочла сохранить свой визит в тайне, никого не ставя в известность и не представляясь вдовой Анжело Месси. Мигель Гарсия согласился с ней.
Они оставили автомобиль на дороге, не доехав до деревни какой-нибудь полсотни метров, опасаясь, что кто-либо из местных жителей еще не спит и увидит машину. В аэропорту Мигель Гарсия купил топографическую карту этой местности, где они нашли подробное схематическое изображение деревни Лукова со всеми строениями. Пришлось зажечь фонари, чтобы видеть ее. Следуя карте, они отыскали сельское кладбище, в глубине которого за невысокой каменной оградой был построен костел. Над ним возвышался шпиль небольшой часовни.
Они прошли между могилами с покосившимися крестами и надгробиями. Это было старое кладбище, и давно уже умерли те, кому были дороги люди, похороненные здесь. А их далеким потомкам было не до древних могил, в которых лежали их забытые предки. Жизнь человеческая слишком коротка, чтобы помнить о прошлом. Об этом думал Мигель Гарсия, с опаской косясь на заброшенные могилы и стараясь не отставать от Ламии, казалось, даже не замечающей, что они идут по кладбищу. Она остановилась, только когда они подошли к ограде, ворота которой были закрыты.
Вокруг ограды молчаливыми часовыми выстроились деревья, склоняющие свои кроны над крышей костела и словно заглядывающие в его окна через изборожденные трещинами стекла. Даже в скудном свете фонарей было видно, что костел находится в запустении. Кирпичи, из которых его сложили, были выщерблены, побелка давно сошла, краска облезла.
– Ворота выламывать не стоит, – сказала Ламия. – Будет много шума, да и жители деревни нам этого не простят. Если ты встанешь на этот камень, а я заберусь тебе на плечи, то смогу легко перебраться через ограду.
– А я? – жалобно спросил Мигель Гарсия. Он не хотел оставаться за оградой, посреди сельского кладбища, наедине с могилами и лежащими в них умершими людьми.
– А тебе я подам руку, если ты сам не сможешь подтянуться, – успокоила его Ламия.
Так они и сделали. Оказавшись по ту сторону ограды, Мигель Гарсия с облегчением вздохнул, почувствовав себя в большей безопасности. Ему казалось, что каменная стена встала преградой между ним и мертвецами, которые, если верить словоохотливой пышногрудой Мартинке, бродили по кладбищу, а иногда захаживали в костел с недобрыми намерениями. Мигель Гарсия надеялся, что этой ночью призраки найдут себе другое занятие, и он не встретит ни одного из них.
Дверь в костел, протяжно заскрипев, открылась после того, как Мигель Гарсия надавил на нее плечом. Они вошли внутрь. Картина, представшая их глазам, поражала своей убогостью. Облезлые стены, обвалившаяся штукатурка, дыры в потолке указывали на то, что костел давно не ремонтировали даже перед тем, как забросить его. Видимо, служители церкви отчаялись противостоять обозленным призракам и не желали напрасно тратить деньги.
– Хорошее место для клада, – заметила Ламия, доставая рукопись. – Все так разрушено, что нам не придется долго копать или разбирать потолок.
– Это святотатство – прятать клад в церкви, – дрожащим голосом сказал Мигель Гарсия. – Тот, кто это сделал, будет навеки проклят.
– Ты думаешь, для нас было бы лучше, если бы он зарыл клад на кладбище, в одной из могил? – усмехнулась Ламия. – Только представь себе – ты роешь землю, а потом открываешь крышку гроба. И пытаешься отнять у скелета сокровища, к которым он уже успел привыкнуть и не хочет отдавать добром. С удовольствием посмотрела бы на ваш поединок!
Мигель Гарсия содрогнулся от ужаса.
– Не говори так, – попросил он. – Духам это может не понравиться.
– И что тогда? – насмешливо спросила Ламия.
– Тогда они встанут из могил и придут сюда, – сказал он. – И я умру от страха.
– Тогда можешь умирать, – заявила Ламия. – Потому что они уже здесь. И откуда их столько набралось?
Мигель Гарсия оглянулся и в неярком свете фонаря увидел, что на скамьях, расставленных для посетителей храма, сидят призрачные безмолвные фигуры в белых саванах. На их головы накинуты капюшоны, скрывающие лица. Призраки были похожи на молящихся людей. Головы их были наклонены, будто они прислушивались к чему-то или смотрели на что-то. На каждой скамье разместилось по две фигуры, некоторые сидели рядом, прижимаясь плечами, другие в отдалении друг от друга. Три фигуры в саванах стояли в проходе между скамьями, словно преграждая путь к двери.
Мигель Гарсия почувствовал, что его бьет дрожь, как будто у него началась малярийная лихорадка. Он закричал бы, призывая на помощь сам не зная кого, но голос отказал ему, и из пересохшего горла вырвался только тонкий писк.
– Молчи! – приказала Ламия, закрывая ему рот ладонью. – Они ничего не будут предпринимать, пока мы не начнем выкапывать клад.
– А что тогда? – прошептал он, глядя на Ламию перепуганными глазами.
– Запомни несколько правил, и с тобой ничего не случится, – сказала Ламия. – Правила простые. Не оглядывайся, какие бы звуки и голоса ты не слышал за своей спиной. Копай, сохраняя полное молчание. Не верь тому, что тебе может пригрезиться. И тогда призраки будут бессильны против тебя… Что ты делаешь?
– Считаю, – проговорил, стуча зубами, Мигель Гарсия. – Хочу знать, сколько их явилось по мою душу.
– Глупец, – усмехнулась Ламия. – Лучше подумай, почему их головы повернуты в одну сторону. Это не случайно. Что там такого интересного для них? Рисунков и каких-либо огненных знаков на стенах я не вижу.
Но Мигель Гарсия, не слушая ее, продолжал считать призраков. Он сбился на третьем десятке и начал снова. А тем временем Ламия проследила за взглядами призраков. И увидела, что они смотрят на участок стены за амвоном, кирпичная кладка которой выглядела несколько неряшливой, словно кирпичи клали второпях и оттого неровно.
– Сторожа аховые, – усмехнулась она презрительно. – Сами выдали, где спрятан клад. Вот и доверяй после этого призракам охрану сокровищ!
Она подошла к стене и потянула за один из выступающих кирпичей. Он поддался неожиданно легко, словно его ничто не держало. Но как только кирпич оказался у нее в руках, все остальные с грохотом обрушились на пол, образовав в стене внушительную дыру. Затаив дыхание, Ламия заглянула внутрь. Но она ничего не увидела, кроме рыжеватой кирпичной пыли, устилающей дно небольшой ниши между кирпичами, из которых была сложена стена костела.
Она разочарованно вскрикнула. Потом на всякий случай, словно не доверяя своим глазам, просунула в дыру руку и пошарила по всем углам. Ее пальцы наткнулись на какой-то круглый гладкий предмет, не похожий на обычный шероховатый камень. Ламия ухватила его и поднесла к лицу, чтобы лучше рассмотреть. Это была большая черная жемчужина, несомненно, стоившая очень дорого.
Но эта жемчужина была единственной. Сколько Ламия ни искала в нише, но больше она ничего не нашла. Если клад здесь и был когда-то, то его достали и унесли. Жемчужина закатилась в угол, поэтому ее не заметили. Поняв это, Ламия зашипела от злости. Ее опять опередили!
– Будьте вы прокляты! – воскликнула она, обращаясь к призракам. – Вам только детишек пугать. Ничего серьезного доверить нельзя. Кто украл мой клад? Отвечайте!
Но призраки молчали. Направив на них свет фонаря, Ламия увидела, что на лицах под капюшонами не было ни глаз, ни носов, ни ртов. Если бы они даже и захотели, то не смогли бы ей ответить.
Ламия вернулась к Мигелю Гарсие, который все еще пытался пересчитать призраков, словно от этого зависело его спасение. В последний раз он дошел до двадцать восьмого и снова запутался в счете. Он безмолвно шевелил губами и загибал пальцы на руках. И был похож на человека, потерявшего разум от страха.
– Пошли отсюда, – устало сказала Ламия. – И не бойся их. Это пустышки в саванах. Клада здесь нет. И эти призраки нам так же страшны, как слону муравьи.
– Африканские муравьи могут обгладать слона до костей, если тот встретится на их пути, – возразил Мигель Гарсия. И только потом до него дошел смысл сказанных Ламией слов. Он обрадованно воскликнул: – Так вот почему призраки нас не тронули! Потому что нет клада.
– Думай так, – махнула рукой Ламия. У нее не было ни желания, ни сил переубеждать своего спутника, которого она считала трусом и глупцом. И она ничего не сказала ему о найденной черной жемчужине, решив приберечь ее для себя одной на так называемый «черный день», который, как Ламия подозревала, скоро наступит.
Ламия вышла из костела, равнодушно пройдя мимо призраков и даже не взглянув на них. Мигель Гарсия трусливо держался рядом с ней, не отставая ни на шаг. Они снова перебрались через ограду, только на этот раз Мигель Гарсия обошелся без помощи Ламии, подтянувшись на руках, как будто у него прибавилось сил – он боялся, что она оставит его одного, а сама уйдет. Ламия брела, опустив голову, ее плечи поникли. Она выглядела подавленной и отстраненной, словно была погружена в печальные раздумья.
И только когда они отошли далеко от кладбища, мужество начало возвращаться к Мигелю Гарсие. Этому способствовало и то, что луна освещала их путь. При ярком лунном свете было совсем не страшно идти по широкой дороге, которую с обеих сторон обступали неподвижно замершие деревья. В просветы между деревьями часто мелькал свет фар проезжающих по автостраде автомобилей, от чего становилось еще светлее.
Когда они вышли к тому месту на дороге, где оставили свой автомобиль, то увидели, что рядом с ним остановилась полицейская машина с мигающим сине-красным фонарем на крыше. Полицейский, положив руку на кобуру, стоял неподвижно, молча наблюдая за тем, как они подходят. Его лицо принимало то синий, то красный оттенок, в зависимости от того, какой свет отбрасывала «мигалка». Полицейского можно было бы принять за ожившего мертвеца, если бы на нем не было формы, к которой Мигель Гарсия привык за годы службы. Он не боялся людей, одетых в полицейский мундир, по привычке считая их своими коллегами.
– Привет, дружище! – весело сказал он, подходя и протягивая руку полицейскому. – Как дежурство? Все спокойно?
– Было спокойно, – ответил полицейский, окидывая его внимательным цепким взглядом и не собираясь подавать свою руку. – Пока я не увидел брошенный на дороге автомобиль, а потом вас. Могу я взглянуть на ваши документы?
– Разумеется, – ответил Мигель Гарсия, протягивая свое полицейское удостоверение, которое он сохранил. По его мнению, то, что он самовольно бросил службу в полиции, не означало, что удостоверение автоматически становилось подложным. – Я тоже служу в полиции, только в испанской. Но ведь все мы коллеги, почти братья, независимо от национальности, не так ли?
Увидев удостоверение, полицейский расслабился и даже улыбнулся в ответ на заявление Мигеля Гарсия.
– Если и братья, то двоюродные, – пошутил он и посмотрел на Ламию. В его глазах появился одобрительный огонек. – А это твоя жена?
– Это вдова Анжело Месси, – ответил Мигель Гарсия. – Быть может, ты слышал о таком?
Полицейский кивнул.
– Это его земли вокруг, – пояснил Мигель Гарсия. – Он купил их незадолго до своей смерти. А теперь его вдова осматривает свои владения.
– А не поздновато для этого? – с сомнением спросил полицейский.
– Мы задержались, осматривая костел святого Иржи, – добродушно сказал Мигель Гарсия и услышал за своей спиной тихий гневный возглас Ламии. Но продолжал в том же тоне: – Староста деревни настоял на этом после того, как получил щедрое пожертвование. Сам понимаешь, было неудобно отказывать. А теперь вот спешим в аэропорт. Уже почти опаздываем на свой рейс. Так что если у тебя больше нет вопросов, дружище…
– Вопросов нет, – приложил руку к козырьку фуражки полицейский, оказывая особое уважение вдове Анжело Месси, о котором он действительно кое-что слышал. И как раз в связи с покупкой земель в здешних местах. Так что у него не было оснований не доверять словам Мигеля Гарсии, который оказался к тому же своим братом-полицейским. – Счастливого пути!
Полицейский сел в свой автомобиль и уехал, на прощание помахав им рукой. Мигель Гарсия обернулся к Ламии и с самодовольным видом спросил:
– Ловко я избавился от него?
– Ловко, – признала Ламия. – Но только насчет костела святого Иржи ты напрасно сказал. Он мог что-то заподозрить.
– Но ведь не заподозрил же, – несколько покровительственно улыбнулся Мигель Гарсия.– Ты плохо разбираешься в психологии людей, дорогая. А особенно в том, как устроены мозги полицейских. Всегда говори им правду, но не всю, а только часть, и тебе будут верить, что бы ты ни скрывала.
– Учту на будущее, – усмехнулась Ламия.
На ее лице без труда можно было прочесть, что она думает о человеке, который пытался ее научить тому, в чем она была самим совершенством. Но Мигель Гарсия ничего не видел, ослепленный самолюбованием.
Они сели в автомобиль. На этот раз за рулем был Мигель Гарсия. Он посмотрел на Ламию и лаконично спросил:
– Куда теперь?
Ламия достала рукопись, которую всегда носила с собой в элегантной маленькой сумочке клатче. Перелистала. Задумалась ненадолго. Потом сказала:
– Говорят, что дуракам везет. Давай проверим, так ли это. Выбери на этот раз сам. Что тебе больше нравится – Мексика или Португалия?
С лица Мигеля Гарсия сошла снисходительная улыбка, и он обиженно буркнул:
– А нельзя ли узнать больше информации?
– Можно, – согласилась Ламия. – В Мексике нас ждет остров заброшенных кукол. Так его называют потому, что на всех деревьях, растущих на этом жалком клочке суши, висят старые куклы. Их развесил некий отшельник, некогда живший на острове. Таким способом он пытался успокоить душу утонувшей девочки, не дававшей покоя ему самому. Но, кажется, им не удалось договориться, и в один из прекрасных дней отшельника нашли в воде. То ли он покончил жизнь самоубийством, то ли призрак девочки утащил его на дно за собой.
Мигель Гарсия поежился. Он не любил призраков, но утопленников – еще меньше.
– А что нас ждет в Португалии? – спросил он, горестно вздохнув.
– Часовня костей, – ответила Ламия. Она понимала, почему ее спутник задал этот вопрос, и в душе смеялась над ним и его страхами. – Ее построил еще в шестнадцатом веке какой-то монах-францисканец. Сама часовня невелика по размеру, всего восемнадцать метров в длину и одиннадцать метров в ширину, но в ней хранятся кости и черепа пяти тысяч монахов. На ее крыше написана фраза «Melior est die mortis die nativitatis», что означает: «Лучше день смерти, чем день рождения».
– Скелеты? – с сомнением в голосе переспросил Мигель Гарсия. – Пять тысяч? Да эта часовня наверняка переполнена призраками!
Он был готов запротестовать, но увидел, что Ламия начинает хмуриться. И трусливо отказался от своего намерения.
– Предлагаю бросить монетку, – сказал он, доставая из кармана песо. – Орел – Мексика, решка – Португалия. Как решит судьба, так и будет.
– Пока она против нас, – хмыкнула Ламия. – Но я не возражаю. Бросай!
Мигель Гарсия подбросил песо, поймал его на ладонь и накрыл другой ладонью Взглянул на Ламию и спросил:
– Открывать?
– Открывай, – махнула она рукой. – Хуже не будет!
Но Ламия лукавила. Она подозревала, что дальше будет только хуже. Кто-то уже дважды опередил их. Возможно, думала она, это был сам автор «Detur digniori», который решил таким образом посмеяться над доверчивыми и самонадеянными читателями рукописи, возомнившими себя достойными чужих сокровищ. А, значит, и все остальные клады, упомянутые им, были пустышками. Иначе зачем он стал бы раскрывать их местонахождение? Всегда мысля трезво, Ламия не верила в чужое бескорыстие.
Вот только ее спутнику знать об этом было незачем. Узнав о ее крамольных мыслях, он мог разочароваться и бросить Ламию. А без его денег и глупой преданности она была заведомо обречена на полуголодные скитания. Кто-то ведь должен был покупать билеты на самолет, оплачивать комнату в гостинице и счет в ресторане. Денег, которые она могла выручить от продажи случайно найденной черной жемчужины, хватило бы ненадолго. А затем ей пришлось бы продавать единственное, что у нее оставалось – свое тело. И терпеть унижения. А этого Ламия не хотела. Единственно по этой причине она собиралась продлить пусть даже безнадежные поиски клада до того дня, пока ей не улыбнется удача. Ламия верила, что рано или поздно ей обязательно подвернется то, что избавит ее от нищеты и подарит богатство и независимость.
Поэтому Ламия склонилась над ладонью Мигеля Гарсии, словно ей и в самом деле было интересно, что выпадет – орел или решка, Мексика или Португалия.
