Эльвиру томило недоброе предчувствие. Она не спала всю ночь, ожидая возвращения Иннокентия Павловича. А когда он не вернулся и утром, Эльвира потребовала от Карины, чтобы та проводила ее до дома бабки Ядвиги.
– Я чувствую, что ему нужна моя помощь, – говорила она, блестя воспаленными после бессонной ночи и обильных слез глазами. – С ним случилось что-то плохое!
– Я больше беспокоилась бы за бабку Ядвигу, – сказала Карина, не забывшая о том, как Иннокентий Павлович наставлял на нее пистолет и в каком возбужденном состоянии он был. – Но предлагаю подождать хотя бы до полудня. Нельзя исключать, что Иннокентий Павлович помирился с Ириной, и они провели эту ночь, к примеру, на сеновале той же бабки Ядвиги. У старухи чудесный сеновал, настоящее уютное гнездышко для влюбленных, насколько я помню.
Эльвира даже побледнела, представив эту картину, и, скрепя сердце, согласилась подождать. Но когда Иннокентий Павлович не появился и к полудню, остановить ее уже было невозможно.
– Я уже не прошу, а требую, – заявила она Карине. – А если вы откажетесь, то я пойду в полицию и напишу заявление. И тогда пеняйте на себя. Потому что вы уходили с Иннокентием Павловичем, а вернулись одна, ночью, и очень взволнованная. И ваш отказ искать его очень подозрителен.
Карина задумчиво посмотрела на нее. Разыскивать Иннокентия Павловича ей не хотелось по многим причинам, но и нельзя было продолжать игнорировать его отсутствие. Без него на строительстве все замерло. Рабочие, напуганные нападением медведя, отказывались идти в лес и прорубать просеку до Зачатьевского озера. Не меньше их перетрусивший Улугбек был недостаточно убедителен, призывая возобновить работу. А главный инженер Михаил Львович не имел никакого авторитета, да и характера. Давно уже сломленный диктатурой Иннокентия Павловича, он был безволен и пассивен, пугаясь даже мысли, что необходимо отдать приказ, не согласованный с начальником. Вся тяжесть ответственности за простой легла на плечи Карины. И ей тоже становилось страшно, когда она представляла, что скажет Иннокентий Павлович, когда вернется. В отличие от Эльвиры, она не беспокоилась за его жизнь и здоровье. Ее больше тревожила судьба беглянки, из-за которой и разгорелся весь сыр-бор. «Если уж Иннокентий Павлович угрожал оружием мне, – думала Карина, – то что могло произойти при встрече с Ириной?» Поэтому она ухватилась за слова, высказанные Эльвирой.
– А это хорошая мысль, – сказала Карина. – Насчет полиции. Если действительно что-то случилось, то без нее все равно не обойтись. Ну, а если мы зря бьем тревогу… То местный участковый, Илья Семенович, единственный человек, который не убоится гнева Иннокентия Павловича. И, кстати, бабки Ядвиги тоже.
– При чем здесь какая-то бабка Ядвига? – недоуменно посмотрела на нее Эльвира. – Я не понимаю вас!
– Поймете, когда встретитесь с ней, – туманно ответила Карина. – Так мы идем к участковому или нет?
Капитан Трутнев молча выслушал сбивчивый рассказ Эльвиры.
– Выходит, что искать надо двоих? – спросил он, когда та замолчала. – Иннокентия Павловича и молодую женщину, которая также все еще не вернулась?
– Но главное – Иннокентия Павловича, – эгоистически заявила Эльвира. И смутилась, поняв, что выдала участковому истинные причины своего беспокойства.
После этого полицейский долго расспрашивал Карину, уточняя у нее все подробности ее ночной прогулки с Иннокентием Павловичем до дома бабки Ядвиги. Карине даже показалось, что участкового страшит перспектива встречи со старухой, которая, возможно, была последней, кто видел Иннокентия Павловича, и могла пролить свет на его таинственное исчезновение. Она сделала это заключение после слов, нечаянно вырвавшихся у Ильи Семеновича, когда он услышал о косвенной роли матери Михайло в этой истории.
– Бабка Ядвига? О, Господи! Опять она…
Однако капитан Трутнев был мужественным человеком, и он в очередной раз доказал это, приняв решение начать поиски Иннокентия Павловича с дома бабки Ядвиги, куда тот направился ночью после расставания с Кариной.
– Но вам придется меня сопровождать, – сказал он женщинам тоном, не терпящим возражений. – В качестве понятых.
Эльвира была только рада этому. А Карина согласилась после внутреннего колебания. Но раз уж она сама привела Эльвиру в полицию, и, по сути, заварила всю эту кашу, то отступать было поздно. И она безропотно села в полицейский автомобиль, зарекаясь впредь обращаться в полицию, даже если опасность будет угрожать ее собственной жизни. Встречу с бабкой Ядвигой можно было приравнять к любой беде.
На «козлике» они доехали до джипа, на котором накануне вечером Карина и Иннокентий Павлович добрались до окраины леса. Он стоял на том же месте, влажный от ночной росы, и выглядел одиноким и заброшенным. Увидев его, Эльвира не смогла сдержать слез.
– Я знала, знала, – твердила она, сморкаясь в платочек.
Но что она знала, Эльвира так и не сказала.
Капитан Трутнев не забыл дорогу до дома бабки Ядвиги, поэтому на этот раз Карина замыкала колонну. Она грустно плелась в хвосте и, проклиная свою судьбу, готовила себя к встрече с матерью Михайло. Во многом именно бабка Ядвига была виновата в том, что Карина убежала в прошлом году из Куличков, не решившись связать свою жизнь с Михайло. Иметь свекровью бабку Ядвигу – на это надо было иметь незаурядное мужество. Карина не забыла, как старуха обратила ее в русалку, заставив несколько недель провести в Зачатьевском озере и топить случайных прохожих. Само это время выпало из ее памяти, но воображение, на недостаток которого Карина не могла пожаловаться, живо нарисовало ей эту картину после того, как обратившие ее обратно в человека Олег и Михайло все ей открыли. Это было ужасно. В глубине души Карина беспокоилась, что подобная участь могла постигнуть и Ирину. Ведь она тоже собиралась посягнуть на Михайло, любимого и единственного сына бабки Ядвиги… Подумав об этом, Карина горько рассмеялась. И невольно пожалела Михайло. Но тут же обругала себя за свою жалость.
Терзаемая этими противоречивыми мыслями, Карина не заметила, как они прошли весь путь и подошли к дому бабки Ядвиги. Она очнулась, только услышав знакомый скрип флюгера-совы на крыше дома. Вздрогнула и едва не повернула обратно, пока было еще не поздно. Но строгий взгляд необыкновенно серьезного и даже слегка побледневшего капитана Трутнева остановил ее. За его спиной Карине было не так страшно. Но первой в дом вошла ничего не ведающая, а потому ничего не страшившаяся Эльвира.
Картина, которую они увидели, не внушала тревоги. И могла показаться даже пасторальной, если вспомнить, что этот жанр в искусстве в идиллической манере описывает традиционную мирную сельскую жизнь. Бабка Ядвига сидела на лавке и вязала носки. Единственное, что могло насторожить, так это то, что спицы слишком быстро мелькали в ее руках, и размеры носка увеличивались буквально на глазах. Но на это никто не обратил внимания. Все взоры были прикованы к самой бабке Ядвиге. А она выглядела невозмутимой и даже благодушной, если бы у кого-нибудь повернулся язык сказать такое применительно к ней.
– Не ждала гостей и не звала, – проскрипела бабка Ядвига, не отрывая глаз от вязания. – Какая нужда привела?
Капитан Трутнев откашлялся и официальным тоном произнес:
– Гражданка Новак, мы ищем двух человек. Молодую женщину и мужчину средних лет. Есть сведения, что они могли заходить к вам.
Он ожидал, что бабка Ядвига будет привычно все отрицать, но неожиданно она сказала:
– Были, врать не буду. Женщина зашла спросить, как дойти до Зачатьевского озера. Я показала тропинку, которая ведет до него от моего дома. А потом приходил мужчина и начал спрашивать об этой женщине. И я ему сказала то же самое, что и вам. Он пошел по той же тропинке, я видела это из окна. Так что если они вам нужны, то можете прогуляться на озеро. Может быть, вы их там обоих застанете.
Это выглядело правдоподобно. Для тех, кто не знал бабку Ядвигу. Но формально придраться было не к чему, и капитан Трутнев решил последовать разумному совету зловещей старухи.
– Мы так и сделаем, – сказал он. И предупредил: – Но если не найдем их, то снова вернемся сюда.
– Возвращайтесь, – равнодушно произнесла бабка Ядвига. – Гостям, если они не незваные, завсегда рада.
И Карине показалось, что при этих словах старуха посмотрела на нее. В этом взгляде не было ненависти. Но воображение Карины услужливо нарисовало ей паука, который только что насытился и теперь спокойно смотрит на запутавшуюся в паутине жертву, радуясь мысли, что у него есть запасы на будущее. Карина содрогнулась и поскорее вышла из дома вслед за участковым. Эльвира выскочила раньше и уже нашла тропинку, ведущую к озеру, а теперь нетерпеливо махала им рукой. На этот раз первой шла она, и остальным приходилось прилагать усилия, чтобы не отстать.
Но на озере Эльвиру ждало разочарование. Берег был пустынен. И в зарослях вокруг пели птицы, давая понять, что там нет людей. Матовая гладь воды безжизненно отражала бледно-голубое небо с бегущими по нему легкими перистыми облачками.
– Обманула бабка Ядвига, – констатировал капитан Трутнев. – Так я и знал. Вот вредная старуха!
Карина с облегчением вздохнула. Подсознательно она ждала чего-то плохого, и теперь была рада, что ее опасения не оправдались. А Эльвира забралась на валун, откуда было лучше озирать окрестности. В эту минуту солнце вышло из-за облаков, пронизав лучами Зачатьевского озеро и сделав его прозрачным. Ослепленная Эльвира невольно опустила глаза и заметила поблизости от валуна какое-то темное пятно на дне озера. Она присмотрелась и в ужасе вскрикнула, показывая рукой:
– Они там!
Капитан Трутнев и Карина подбежали к ней и увидели сами. Сплетенные воедино предсмертным объятием, на дне озера лежали Иннокентий Павлович и Ирина. Это было так страшно, что даже полицейский содрогнулся. А Эльвира неожиданно и безмолвно упала в обморок, едва не ударившись о камень головой.
Когда она очнулась, капитан Трутнев и Карина совместными усилиями уже вынесли утопленников из воды на берег. Они лежали рядом с Эльвирой. Увидев мертвенно-бледное, распухшее лицо Иннокентия Павловича в непосредственной близости от себя, она снова потеряла сознание.
При следующем возвращении Эльвиры к реальности она увидела, что полицейский уже отыскал в лесу две толстые ветви, перевязав их крест-накрест более тонкими сучьями. Получились импровизированные носилки. На них поместили утопленников.
– Вы же не захотите, чтобы мы бросили их здесь, на корм рыбам иди диким зверям, – сказал капитан Трутнев женщинам. – Но один я их не донесу. Я пойду сзади, а вы обе впереди, каждая со своей стороны будет держать носилки. Потихонечку дойдем до моего автомобиля. В крайнем случае, оставим их в доме бабки Ядвиги.
– Ни за что! – взвизгнула Эльвира. – Если понадобится, я донесу Иннокентия Павловича на руках.
Карина промолчала, но покорно взялась за ручку носилок. И они пошли.
Это был долгий и тягостный путь. Тропинка была узкой. Им приходилось тесниться, чтобы их не задевали ветви деревьев и колючие отростки кустов. Но не всегда удавалось избежать этого, и вскоре обнаженные руки Эльвиры и Карины кровоточили от ссадин и порезов. Китель полицейского порвался в нескольких местах. Вдобавок иногда кто-нибудь спотыкался, и тогда остальным стоило неимоверных усилий не уронить носилки или удержать на них ужасный груз.
Эльвира была самой слабой из них и вскоре почувствовала усталость, но она ни разу не пожаловалась и не попросила отдыха. Она скорее упала бы от изнеможения, чем бросила Иннокентия Павловича. Об Ирине, которая лежала в его объятиях на тех же носилках и почему-то была совершенно голой, Эльвира старалась не вспоминать и даже не думать, будто ее и не было.
Когда они дошли до «козлика», изнемог уже даже Илья Семенович. Он с облегчением вздохнул, опуская носилки перед автомобилем, и посмотрел на свои ладони – они были стерты в кровь. Но он не сказал об этом ни слова, понимая, что женщинам досталось еще больше.
– В кабине они не поместятся, – сказал полицейский. – Придется положить тела в отсек для арестантов, как это ни прискорбно. Или нести на руках до самых Куличков.
Но даже Эльвира не стала настаивать на продолжении пути пешком, и утопленников с ее молчаливого согласия разместили за дверцей с решетчатым окном. Но ей предстояло еще одно испытание.
– Кто-то должен поддерживать головы, чтобы они не бились о пол, – сказал, вздохнув, капитан Трутнев. – Я буду вести машину. Кроме меня, моим «козликом» никто не сможет управлять. Это тяжело, гидроусилителя руля на нем нет. Так что решайте, кто из вас.
– Только не я, – сказала Карина. – С меня достаточно. Как бы ужасно это не звучало.
И Эльвира доказала, что она действительно любила Иннокентия Павловича. Старая дева забралась в отсек, опустилась на пол и заботливо положила его голову себе на колени. При этом голова Ирины легла туда же, но Эльвире пришлось смириться с этим.
Доехав до площади, капитан Трутнев сказал:
– Я не могу оставить тела в полицейском участке. Сами понимаете – лето, жара… Придется везти их в районный центр, там есть морг и холодильник. Кроме того, необходимо вскрытие, чтобы удостовериться в причинах смерти. Ну, и соблюсти другие формальности.
– Но только не на вашем автомобиле,– почти взмолилась Эльвира. – Я не выдержу еще несколько часов.
– Можно перенести тела в трейлер Иннокентия Павловича, – сказала Карина. – Думаю, никто не будет возражать. Илья Семенович, вы сможете управлять такой махиной? Потому что я нет.
– После моего «козлика» я могу управлять даже космической ракетой, – ответил капитан Трутнев. – Так что не сомневайтесь.
– Тогда я не поеду, если вы не возражаете, – сказала обрадованная Карина. – Достаточно будет одной Эльвиры.
– Вы едете со мной? – спросил капитан Трутнев у Эльвиры.
Женщина молча кивнула. У нее уже почти не было физических сил, но душевные не иссякли, и она собиралась оставаться с Иннокентием Павловичем до тех пор, пока их насильно не разлучат. Ей было даже страшно подумать, что такая минута неизбежно настанет.
Тела перенесли в трейлер, уложили на кровать. Эльвира осталась с ними внутри. Капитан Трутнев сел за руль. И машина, тяжко вздохнув, тронулась с места, увозя из Куличков страшный груз.
Проводив трейлер, Карина направилась в храм. Ей пришло в голову, что надо незамедлительно поставить свечи перед иконой Спасителя за упокой души Иннокентия Павловича и Ирины. Иначе их неупокоенные души, как у всех умерших без покаяния мытарей, безвременно ушедших, либо отягощенных своими грехами, могут неприкаянными витать в Куличках и беспокоить местных жителей. А этого Карине не хотелось бы, учитывая, что здесь живет ее сестра.
Буквально через несколько минут после того, как Карина скрылась за дверями храма, над площадью зависла стая ворон. Сосчитать ее численность казалось невозможным. Как грозовая туча, она скрыла солнце и даже небо. Воздух потемнел, словно внезапно наступил вечер. Карканье звучало раскатами грома.
Птицы кружили над площадью, будто кого-то высматривая. И пикировали каждый раз, когда кто-то выходил из трейлера или палатки. Но, будто убедившись, что это не тот, кто им был нужен, взмывали обратно и продолжали свой зловещий полет. Если же человек пытался их отогнать, то вороны незамедлительно нападали на него, безжалостно нанося удары своими мощными клювами. И жертва, если хотела остаться в живых, сдавалась и возвращалась в свое убежище.
Вскоре уже никто не осмеливался выходить на площадь. Ужас объял людей. Еще не было забыто нападение медведя накануне. И теперь рабочие окончательно уверились, что в Куличках обитает злой дух, шайтан, который вселяется в зверей и птиц. И спастись от него можно только бегством. А известие о том, что Иннокентий Павлович утонул в озере, до которого они пытались проложить просеку, вселило ужас даже в самых мужественных и стойких. Никто из приезжих уже не сомневался, что если они останутся, то их постигнет та же страшная участь. И они в панике бросились бежать.
В трейлерах мест было меньше, чем требовалось. Чтобы уехать, люди набивались в них так, что им приходилось стоять вплотную друг к другу. Вещи укладывали в сумки, заворачивали в палатки и забрасывали на крышу автомобилей. Мужчины кричали, женщины голосили, дети плакали. Все это напоминало великое переселение народов, случившееся после крушения Вавилонской башни.
Вскоре площадь опустела, и переполненные трейлеры, натужно гудя, будто взывая о помощи, тронулись. Они ехали медленно, и стороннему наблюдателю могло показаться, что это была похоронная процессия.
Вороны сопровождали колонну до окраины поселка. И только когда автомобили выехали с территории Куличков, стая, будто поняв это, повернула обратно. Сделав прощальный круг над площадью, вороны с громким недовольным карканьем улетели в сторону Усадьбы волхва…
Выйдя из храма, Карина замерла в изумлении. Она словно перенеслась в другое место. Не было ни машин, ни палаток, ни людей. По опустевшей площади ветер гнал остатки мусора, посыпая ее пылью.
– Что случилось? – спросила она у Владимира, который стоял неподалеку и испуганно крестился. – Куда все подевались?
– Налетели вороны и всех разогнали, – ответил юный звонарь.
– Что за ерунда! – возмутилась Карина. – Тебе что, страшный сон приснился?
Но Владимир даже не обиделся, так потрясли его недавние события.
– И никакой это не сон, – почти с восторгом начал он делиться своими впечатлениями с Кариной. – Это была несметная стая. Птицы прилетели неизвестно откуда и набросились на людей, как демоны ада. Они заклевывали всех насмерть. Мне удалось спастись только потому, что я вовремя укрылся в храме. И оттуда наблюдал за происходящим в щелку храмовых врат. Это было настоящее светопреставление! Хвала Господу, что он уберег мою грешную душу. Надо пойти, помолиться перед ликом Спасителя, поблагодарить его за мое спасение.
И преисполненный благодати юноша ушел, что-то бормоча себе под нос. А Карина осталась одна, все еще сомневаясь в правдивости рассказа юного звонаря, в описании которого недавние события приобрели поистине эпический размах.
– И что мне теперь делать? – недоуменно произнесла она вслух.
И словно в ответ на ее слова, вдалеке показался человек. Он быстро приближался к храму. Скоро Карине стало ясно, что это женщина. А еще через несколько мгновений она узнала Марину. Сестра тоже ее узнала и издали помахала рукой.
– Я так спешила! – взволнованно сказала, подойдя, Марина. – Но, кажется, опоздала.
Сестры обнялись и поцеловались с таким чувством, будто впервые увиделись после долгой разлуки. После этого Марина, не отпуская рук сестры, как будто опасаясь, что ту может унести ветер, начала рассказывать.
– Олегу так и не удалось отговорить Гаврана от мести. А Тимофей все знал, но молчал, хитрый старик. Открыл мне тайну только час назад. Я сразу подумала о тебе и бросилась предупредить. Как я рада, что с тобой ничего не случилось!
Карина мало что поняла из бессвязного рассказа сестры. Имена Гаврана и Тимофея ей ни о чем не говорили, за минувший год она забыла о них. Она молча слушала сестру, а когда та замолчала, спросила:
– Ведь я же не сошла с ума, правда? И мне это все не чудится в безумном бреду?
– Разумеется, нет, – успокоила ее Марина. – Это Кулички, я твоя сестра, мы снова вместе, живы и здоровы. Что в этом безумного?
– Пожалуй, ничего, – задумчиво произнесла Карина. – Если смотреть твоими глазами. Но для этого надо жить в Куличках.
– И живи, кто тебе мешает? – сказала Марина. – В нашем доме для тебя места хватит. Или у бабки Матрены, она будет только рада. И, кстати, Михайло тоже будет рад. Он всегда спрашивает о тебе, когда мы с ним встречаемся.
– Это устаревшая информация, – усмехнулась Карина, глядя в сторону. – Мы с ним вчера виделись.
– И что? – глаза Марины широко открылись, чтобы вместить все ее любопытство.
– И ничего, – отрезала Карина. – Он проводил меня до оврага и сказал «до свидания».
– Вот видишь, – радостно произнесла Марина. – Значит, он надеется на свидание с тобой.
– Ты так думаешь? – с удивлением спросила Карина. Подобная мысль не приходила ей в голову.
– Уверена, – безапелляционно ответила Марина. – А, знаешь, это было бы чудесно! Ты будешь жить у нас, Михайло будет приходить к нам в гости, вы станете часто встречаться. А там…
– Перестань, – нахмурилась Карина. – Будущего не существует. Как и прошлого. Есть только настоящее. А в настоящем нет ничего хорошего. Во всяком случае, для меня.
– А я? – просто спросила Марина. – Это разве не хорошее?
– Разумеется, хорошее, – была вынуждена признать Карина.
– Вот видишь, а ты забыла об этом, – торжествующе произнесла Марина. – И о многом другом тоже. Тебе надо просто начать вспоминать. Тогда обязательно придет день, когда ты все вспомнишь. И поймешь, что без прошлого не было бы и настоящего, а будущее неизбежно наступит. И не надо отчаиваться, а надо жить. Верить и надеяться. И, главное, любить. Жизнь, меня, Михайло, да мало ли что еще. И тогда все будет хорошо. Поверь мне.
– Да ты настоящий оратор, сестренка, – сказала Карина. – Вот уж не подозревала, что у тебя такой дар убеждения.
– «Мне это все моя любовь дала», – процитировала Марина. – Помнишь эти строки? Из твоего любимого стихотворения.
– Как забыть, – грустно улыбнулась Карина.
И она тихо произнесла:
Но небо за тучами – синее-синее,
А солнце – кипящая лава любви.
Это не выдумала я, это иней
Успел, быстро тая, произнести.
Они помолчали, слушая, как свистит ветер над Куличками, поднимая клубы пыли.
– Пойдем домой, Карина, – сказала Марина. – Прошу тебя.
Она взяла сестру за руку, словно та была маленькой девочкой, и повела за собой. И Карина пошла, удивляясь самой себе и своей непривычной покорности.
Они ушли, и площадь снова опустела. Но через какое-то время на нее вышла стая гусей. Вперевалочку птицы миновали паперть и направились туда, где они когда-то любили нежиться на солнышке, устав и насытившись. Останки вертолета, прошлым летом согнавшего их отсюда при падении, мешали стоянке трейлеров, и их убрали. И теперь, взволнованно гогоча, гуси заняли старое насиженное место. После чего, распустив крылья, они замерли, согреваемые солнцем и воспоминаниями.
Жизнь в Куличках возвращалась на круги своя.