Вадим Иванович Кучеренко
Наследник волхва
Глава 39. Философский взгляд на жизнь
Месть свершилась, но совсем не так, как ожидала Ирина. Она не знала, что гуси настолько злопамятны, и в этом был ее главный просчет. Ей было нанесено сокрушительное поражение, а моральный и финансовый урон был настолько велик, что его не могло бы компенсировать даже поголовное истребление всей гусиной стаи. Ее дорогой чемодан был испорчен безнадежно. Сама она была вся в синяках и ссадинах. Но главное, что дух Ирины был почти сломлен.
Она шла по улице, волоча за собой останки чемодана, и плакала. Нападение гусей было последней каплей, переполнившей чашу ее страданий и терпения. С тех пор, как Ирина приехала в Кулички, ее словно преследовал злой рок. Никогда еще она не чувствовала себя настолько униженной и оскорбленной. Кулички стали местом ее позора, как Ватерлоо – для Наполеона.
Слезы текли по лицу Ирины, оставляя на нем потеки косметики и превращая ее в безутешного Пьеро. Если бы ее сейчас увидела бабка Матрена, то, возможно, даже пожалела бы. Но сама Ирина думала о старухе с ненавистью. Впрочем, как и обо всех жителях Куличков.
– Ничего, мы еще сочтемся, – шептала она, кусая губы и обращаясь неизвестно к кому. – Настанет и на моей улице праздник. И тогда берегитесь! Пощады не будет никому. Я сотру Кулички с лица земли. И вытравлю память о Куличках из памяти людской. Никто даже не вспомнит о Куличках. Эта страница будет вырвана из книги истории человечества и сожжена, а пепел развеян по ветру…
Ирина явно преувеличивала свои возможности, как и значимость самих Куличков. Но никто не мешал ей фантазировать и рисовать в своем воображении картины, в сравнении с которыми египетские казни показались бы детской забавой. И она выдумывала все новые и новые наказания для Куличков, находя в этом почти чувственное наслаждение. Постепенно Ирина так увлеклась, что даже забыла о собственных бедах. И о том, что этой ночью ей негде будет преклонить голову, если она не найдет себе пристанища до заката солнца. Вскоре Ирина почувствовала прилив сил, будто ненависть питала ее так же, как древнегреческого великана Антея – земля. Она не привыкла долго унывать. И не дойдя еще до конца Овражной улицы, Ирина уже снова была готова к схватке с судьбой.
На Центральной площади Куличков в это утро все было как обычно. Даже юный звонарь стоял и ковырялся в носу на паперти перед храмом, на что и рассчитывала Ирина. Наскоро стерев с лица грязные потеки, она подошла к Владимиру и весело приветствовала его. Он не ответил, с удивлением разглядывая ее. Ирина и сама понимала, что представляет собой весьма странное, если не сказать комическое зрелище, а потому поторопилась отвлечь внимание юноши от своего лица и своего платья, почти одинаково измазанных грязью.
– Послушай, Володимер, – обратилась она к юноше по обыкновению шутливо. – Ты не мог бы подсказать мне, где я могу остановиться на постой на несколько дней в ваших благословенных Куличках?
– Боюсь, что нигде, – покачал головой тот. – После того, как бабка Матрена прогнала тебя из своего дома, уже никто не захочет связываться с тобой.
– И откуда же это стало известно? – не смогла скрыть своего изумления Ирина. – Признавайся, отрок!
– В Куличках слухи разносит ветер, – глубокомысленно заметил Владимир.
– Знаю я этот ветер, – фыркнула Ирина. – Сам же, небось, и разболтал, подслушав вчера разговор бабки Матрены с отцом Климентом.
Владимир ничего не ответил, но покраснел, этим косвенно признав, что догадка Ирины верна.
– Так что же мне, на улице жить? – возмущенно спросила Ирина. – Что за проклятое место!
– Возвращайся в город, – невозмутимо посоветовал Владимир. – Кулички не для всех. Чтобы здесь жить, надо иметь особую закалку. И особый взгляд на жизнь.
– Ты еще поучи меня жить, – презрительно усмехнулась Ирина. – Нос не дорос, а про мозг я и вовсе молчу. Кстати, хочешь, я расскажу стихотворение, которое написала про тебя на досуге?
В полусонном взгляде юного звонаря появился интерес.
– Про меня стихи еще никто не сочинял, – сказал он. – И как это тебе в голову пришло?
Не отвечая на этот каверзный вопрос, Ирина, приняв серьезный вид и встав в картинную позу, громко продекламировала:
– Целый день, целый день
На боку лежит тюлень.
Без работы скукотень,
Но работать ему лень.
Закончив, она с плохо скрытым злорадством спросила:
– Ну, как? Понравилось?
Лицо Владимира выражало удивление.
– Какой же я тюлень? – спросил он, пожимая плечами. – Вот уж неправда! По знаку зодиака я рак.
Ирина поняла, что на этот раз ее парфянская стрела пропала даром. В этом случае она была бессильна состязаться с природой, наградившей юного звонаря глупостью, щедро компенсировавшей отсутствие чувства юмора. Ничего не говоря, и уже не обращая внимания на юношу, она села на свой чемодан. И задумалась над советом юного звонаря, который сначала показался ей абсурдным.
По здравому размышлению, возвращение в город – это было единственное, что ей оставалось. За столь короткое время ей удивительным образом удалось восстановить против себя такое множество местных обитателей, что количество уже перешло в качество, подтверждая справедливость закона, о котором Ирина ничего не знала, кроме общей формулировки, но стала его жертвой. Ей не было дела до немецкого философа и создателя системы «абсолютного идеализма» Георга Гегеля, жившего два века тому назад, ее волновал сегодняшний день и собственные проблемы. Но закон есть закон, и даже его незнание не избавляет от последствий, о которых он предупреждает. Оказавшись в Куличках, Ирина убедилась в этом. И, как до этого она отказалась противостоять природе, теперь ей приходилось признавать поражение перед законами диалектики.
Это был философский взгляд на жизнь, прежде ей не свойственный, и Ирина была сама очень удивлена тому, как обстоятельства меняют людей. Всего один день, проведенный в Куличках, изменил ее почти до неузнаваемости. Она начала мыслить глобальными категориями, что раньше ей было несвойственно, и даже была готова признавать свои поражения.
Эта мысль так изумила ее, что Ирина почти впала в прострацию, ничего не слыша и не видя того, что совершалось в окружающем ее мире.
А там происходило необыкновенное для Куличков явление, сравнимое разве что с полным затмением солнца, случающимся не более одного раза на жизни одного поколения. К вящему изумлению Владимира, который продолжал лениво размышлять над тем, почему Ирина сравнила его с тюленем, на площадь, поднимая уже даже не тучи, а целый смерч пыли, выехала кавалькада машин. Это были большие черные джипы, напоминавшие гигантских жуков, отрастивших колеса и выпучивших глаза. Они держались друг от друга на таком близком расстоянии, что можно было только удивляться, как они не слипаются в гармошку при малейшем торможении. Вероятно, в этом был особый шик, который юный звонарь был не в состоянии понять.
Когда автомобили остановились напротив храма, сразу, будто по команде, и не раздалось скрежета металла и звона разбитых лобовых стекол, юноша облегченно вздохнул и даже перекрестился. Как и любое явление в жизни, суть которого он понять не мог, Владимир отнес это проявление высшего водительского пилотажа к божьему промыслу.
Глава 40. «Иду на вы!»
Некоторое время из автомобилей никто не выходил, словно их пассажиры настороженно осматривались, не желая рисковать. Или, быть, может, их поразило то, что они увидели.
А затем из автомобиля, стоявшего ближе остальных к храму, вышел высокий грузный мужчина лет сорока-сорока пяти в очень дорогом костюме. Сшитый по современной моде, пиджак казался на два размера меньше, чем это было надо, и при каждом движении почти трещал по швам. И это несколько портило мужскую привлекательность его владельца, что, впрочем, компенсировали широкие плечи, густые волнистые волосы с легкой проседью и нос с горбинкой, напоминавший орлиный клюв. Это был Иннокентий Павлович Рымской. Он поманил пальцем Владимира и властно произнес:
– Эй, малый, иди-ка сюда!
Но юный звонарь не тронулся с места, то ли не поняв, что от него хотят, то ли обидевшись на приказной тон, которым с ним имел право разговаривать только отец Климент, да и то лишь потому, что юноша сам ему это право даровал. Зато Ирина услышав знакомый голос, очнулась от своих дум и почти подскочила с чемодана. Она бросилась к мужчине, взволнованно крича:
– Иннокентий, ты приехал! Как я рада тебя видеть! Ты даже не представляешь себе!
Подбежав, она бросилась в объятия Иннокентия Павловича, которые он не менее радостно распахнул.
– А я уже не чаял увидеть тебя живой, – сказал он, целуя молодую женщину. – Ты почему не посылала голубей, как мы договаривались?
– Я посылала, – возразила Ирина. – Каждый вечер. Отправила всех троих.
– Значит, долетел только один, – покачал головой Иннокентий Павлович. – Твой первый. Удивительно! Меня уверяли, что эти голуби могут преодолевать расстояние в тысячу километров и никогда не собьются с пути. Неужели обманули?
– Это из-за того, что здесь, в Куличках, аномальная зона, – сказала Ирина. – Я сама едва выжила. Ты только посмотри на меня!
Иннокентий Павлович оглядел ее и ужаснулся.
– Ты ужасно выглядишь, – сказал он. – Тебя что, собаки драли?
– Гуси, – призналась Ирина.
Но мужчина решил, что она пошутила и весело рассмеялся. Ирина обиделась.
– Ничего смешного в этом нет, Иннокентий, – сказала она с вызовом. – И мне еще повезло, что меня не задрал медведь-людоед. Ты не представляешь, что здесь происходит! Это поистине другой мир. И в нем живут люди, непохожие на нас с тобой, и на тех, к которым мы привыкли.
– Ты расскажешь мне об этом позже, – перебил ее Иннокентий Павлович. – А сейчас мне надо знать, не подвела ли меня интуиция, когда я посылал тебя в Кулички.
– Деньги для тебя дороже, чем я? – с упреком спросила Ирина.
– Ну, перестань, – поморщился Иннокентий Павлович. – Ты – это ты, а деньги – это деньги. И давай не будем валить все в одну кучу. Что называется, путать божий дар с яичницей.
– Так я для тебя всего лишь яичница? – продолжала настойчиво спрашивать Ирина.
После всего того, что молодая женщина пережила, она хотела услышать другие слова, но Иннокентий Павлович их не произносил. То ли он не понимал, что она хочет от него, то ли не любил, когда на него оказывали давление. Он нахмурился.
– Я сказал, перестань, если не хочешь, чтобы мы поссорились, – резко произнес Иннокентий Павлович. – И скажи определенно: Кулички – это золотое дно, как я и думал? Или только позолоченная мишура на новогодней елке?
– Ты, как обычно, не ошибся, – сухо сказала Ирина. Вид у нее был обиженный. – Я написала об этом в записке, которую отправила тебе вчера с последним голубем. Жаль, что он не долетел. Быть может, ты был бы ласковее со мной сейчас, и тебя интересовало бы не только это.
Но Иннокентий, услышав то, что он хотел, уже не слушал ее. Он сделал знак, и из остальных машин вышли люди. В основном это были мужчины, но среди них Ирина увидела и двух женщин. Одна была молодая, другая средних лет. Иннокентий Павлович подозвал их и представил Ирине.
– Знакомься, – сказал он. – Это Эльвира, она будет помогать нам в нотариальном оформлении сделок. А это…
Но Ирина, которая до этого, буквально онемев от изумления, смотрела во все глаза на подошедшую к ним молодую женщину, не дала ему договорить, воскликнув:
– Марина! Это ты?! Или мне мерещится?
Иннокентий Павлович был удивлен не меньше ее.
– Какая Марина? – спросил он. – Не говори ерунды! Это Карина. Она мой советник по внешним связям.
Но Ирина продолжала настаивать.
– Твоя Карина как две капли воды похожа на Марину, жену хозяина Усадьбы волхва. – И, словно это могло служить доказательством, она воскликнула: – Или я сошла с ума!
Женщина, которая все это время молчала, ожидая, когда ей дадут возможность сказать, улыбнулась, настолько искренним было возмущение Ирины.
– Нет, вы не сошли с ума. Но я не Марина, а ее сестра. Просто мы очень похожи, вот вы нас и перепутали. Такое с нами часто случается.
Иннокентий Павлович нахмурился и спросил:
– И когда ты собиралась мне это сказать?
– При первом удобном случае, Иннокентий Павлович, – невозмутимо произнесла Карина. – Но, однако, я не понимаю, какое это имеет значение. Моя сестра – это моя сестра, а я – это я. Мы два совершенно разных человека. А если это кому-то не нравится…
Но Иннокентий Павлович остановил ее властным движением руки.
– Об этом мы поговорим позже, – сказал он. – Ты же знаешь, нравится-не нравится – это не мои критерии. Насколько это может быть полезным при данных обстоятельствах – вот единственное, что имеет значение.
– Очень трезвый взгляд на вещи, – сказала Карина, и было непонятно, одобряет она это или нет. – Так какую пользу при данных обстоятельствах я вам могут принести, Иннокентий Павлович?
– А это мы сейчас решим сообща, – ответил тот без тени улыбки. – В зависимости от того, что услышим от нашего лазутчика. Что скажешь, Ирина?
– Скажу, что я делаю головокружительную карьеру, – огрызнулась Ирина. – Только что была яичницей, а теперь уже лазутчик. Так, глядишь, и до тайного агента дослужусь.
– И даже выше, – подмигнул ей Иннокентий Павлович. И, резко меняя тон, почти грубо сказал: – А теперь, моя милая, наплюй на свое самолюбие и становись винтиком общего механизма. Я жду от тебя подробного доклада. Кто рулит в Куличках? С кем надо иметь дело, чтобы с наименьшими затратами добиться наибольших результатов? Будем начинать с местной администрации или каких-нибудь общественных организаций…
Но Ирина остановила его жестом, отрицательно покачав головой.
– Я же сказала, что Кулички – уникальное место, – сказала она. – Чиновники здесь ничего не решают. И общественные советы тоже. В Куличках их просто нет. Это целый мир в миниатюре, самостоятельное космическое тело во Вселенной. И, как у каждой планеты, у Куличков два полюса. Это христианство и православие, которые представляют православный храм и Усадьба волхва. А если персонифицировать, то – отец Климент и жрец Велеса, в прошлом, как тебе известно, мой бывший коллега по школе. С ними и надо договариваться. А все остальные – лишь мишура, выражаясь твоим образным языком, Иннокентий.
Мужчина молчал, обдумывая ее слова. Эльвира, которая до этого не проронила ни слова, воспользовавшись паузой в разговоре, поинтересовалась, кокетливо поправляя рукой волосы:
– А этот ваш отец Климент – он симпатичный мужчина?
Ирина не сразу ее поняла. А сообразив, что интересует женщину, с усмешкой спросила:
– А почему вы не задаете этот вопрос о жреце Велеса?
– Я его видела раньше, в нашей нотариальной конторе, когда оглашалось завещание, – обиженно поджала тонкие губки Эльвира, поняв, что над ней смеются. – И, кроме того, он женат, насколько мне известно. А женатые мужчины меня не интересуют.
При этих словах она бросила не менее кокетливый, чем до этого был жест, взгляд на Иннокентия Павловича. Но тот был занят своими мыслями и не обратил на нее внимания. Эльвира разочарованно вздохнула и отошла в сторону.
– Что скажешь ты? – обратился Иннокентий Павлович к Карине. – Как думаешь, Ирина права?
– По большому счету да, – сухо сказала та. – Мне, конечно, не нравится, что всех остальных местных жителей назвали мишурой, но… Если говорить об интересах дела, то, действительно, начинать надо с храма и Усадьбы волхва.
– Решено, с них и начнем, – удовлетворенно кивнул Иннокентий Павлович.
– Когда?
– Немедленно. Надеюсь, в твоей умной головке уже зародилась какая-нибудь гениальная идея, как нам привлечь на свою сторону отца Климента? Так, кажется, зовут попика из местной церквушки?
Карина хотела что-то ответить, но помешала Ирина.
– Да, его зовут отец Климент. И идея у меня уже есть. На мой взгляд ,хорошая, но решать тебе. Отец Климент любит деньги. Настолько, что своими руками изготавливает самодельные свечи у себя дома по вечерам. А потом продает их в храме. Ты готов пожертвовать пять-десять тысяч рублей?
– Готов и больше, если это принесет пользу,– кивнул Иннокентий Павлович.
– Тогда нет проблем. Покупаешь в храме свечей на десять тысяч – и отец Климент твой со всеми своими потрохами. А если ты ему еще что-нибудь пообещаешь, то он может, призвав под церковные хоругви местных жителей, даже организовать крестный ход. Как говорится, любой каприз за ваши деньги.
– А ты не любишь этого отца Климента, – сказал Иннокентий Павлович. – Я прав?
– Я ведь не твоя Эльвира, чтобы любить всех подряд, – отрезала Ирина. – И где ты только подобрал этот экспонат из кунсткамеры? Голову даю на отсечение, что она старая дева и влюблена в тебя, как кошка.
– Не ревнуй, – самодовольно засмеялся Иннокентий Павлович. – Она мне нужна для дела, а не как ты – для удовольствия. Так что у нее нет ни одного шанса.
– А у Карины? – быстро спросила Ирина.
Но Иннокентий Павлович не ответил, сделав вид, что не расслышал вопроса. Он, как полководец, направляющий войска в атаку, махнул рукой, указывая на храм. И торжественно провозгласил:
– Иду на вы! Кажется, так говорили наши предки, начиная военный поход?
Эльвира захлопала в ладоши и восхищенно воскликнула:
– Очаровательно, Иннокентий Павлович! Вы такой мужественный!
А Карина, бросив на нее недоумевающий взгляд, спросила:
– Мне с вами?
– Нет, я пойду один, – ответил он. – Не женское это дело – попов охмурять.
– А что делать мне? – жалобно произнесла Ирина. – Я так устала!
– Скоро подъедут машины с трейлерами, – сказал Иннокентий Павлович. – Мы опередили их по дороге. Выбирай любой, какой понравится. Это будет твоим домом на ближайшее время. Располагайся, отдыхай. Потом я зайду к тебе в гости.
– А разве мы будем с тобой не в одном трейлере? – с удивлением спросила Ирина.
– Это неудобно, и в первую очередь для тебя, – ответил Иннокентий Павлович, отводя глаза. – В моем трейлере будет штаб. День и ночь в нем будут крутиться люди. Тебе это надо?
– Но, по крайней мере, я буду жить в отдельном трейлере? – капризно произнесла Ирина.
– Увы, – сухо сказал Иннокентий Павлович. – Вместе с Кариной и Эльвирой. Я же не знал, что ты за столько времени не нашла, где жить в Куличках. И не прихватил лишнего трейлера для тебя. Кстати, почему ты не сняла здесь себе дом? Я дал тебе для этого достаточно денег.
Но Ирина не стала ничего объяснять.
– Как-нибудь позже расскажу, – неопределенно пообещала она.
– Хорошо, – согласился Иннокентий Павлович. – Ну, я пошел. Пожелай мне удачи!
– Удачи, – равнодушно сказала Ирина.
Проводив его взглядом, она подошла к Карине.
– Жаль, что я не знала о вас и вашей сестре, – сказала Ирина с улыбкой, в которой было больше притворства, чем искренности. – Могла бы передать Марине от вас привет. Может быть, тогда она была бы ко мне более ласкова.
– Марина была с вами не ласкова? – удивилась Карина. – Не верю своим ушам! Да она воплощенная доброта. Это что же надо было сделать, чтобы вызвать у нее такие чувства?
– Ну, я не то хотела сказать, – смутилась Ирина. – Разумеется, она была приветлива со мной. Но все-таки какой-то теплоты в наших отношениях не хватало… – Она спросила, будто это только что пришло ей в голову: – Может быть, дело в ее муже? Вы знакомы с ним?
– Да, я хорошо знаю Олега, – кивнула Карина. – Он замечательный человек и очень душевный. И уж точно он не мог настраивать Марину против вас. Выбросьте это из головы.
– Я не утверждаю, что это он виноват, – опять смешалась Ирина. Ей было трудно с Кариной. Между молодыми женщинами уже при первом знакомстве возникла антипатия, и Ирине приходилось заставлять себя улыбаться во время разговора. Но у нее была определенная цель – она хотела узнать от Карины как можно больше о хозяевах Усадьбы волхва, и поэтому она продолжала расспрашивать. – А что вы скажете о его друге, Михайло? Кажется, он местный лесник?
– Так говорят, но я точно не знаю, – ответила Карина не дрогнувшим голосом. Но ее глаза потемнели, словно от затаенной боли. – Уж он-то точно ни в чем не виноват. Михайло не от мира сего, его не интересуют ни интриги, ни чужие дела.
– А я его ни в чем и не виню, – усмехнулась Ирина. – Наоборот, наши встречи оставили у меня самые приятные воспоминания. Особенно на Зачатьевском озере. Если вы понимаете, о чем я говорю.
– Не понимаю,– сухо сказала Карина. – Извините, но у меня нет времени на праздные разговоры. Мне надо продумывать детали нашей кампании, если вы понимаете, о чем я говорю. Иннокентий Павлович скоро вернется и спросит с меня.
Произнеся это, она отошла. Ирина зло посмотрела ей вслед. Теперь уже не надо было улыбаться, и она могла дать волю своим настоящим чувствам. После недолгого разговора с Кариной она окончательно убедилась, что та ей не нравится. Был в этой молодой женщине какой-то нравственный стержень, который невольно заставлял относиться к ней с уважением. Кажется, это называлось женская гордость, Ирина точно не знала. Сама она не обладала подобным качеством, и искренне ненавидела всех представительниц своего пола, которые его имели. Таких женщин уважали даже мужчины и считались с ними. Ирине этого не хватало. Она всегда была готова пойти на компромисс, и даже больше, лишь бы получить то, что желала.
– Зато я моложе, – усмехнулась она. И с презрением посмотрела на Эльвиру, которая в ее глазах выглядела не лучше облезлой кошки. – И к черту вашу женскую гордость, если это приводит к такому результату!
