Вадим Иванович Кучеренко
Наследник волхва
Глава 53. Пепелище
Наскоро перекусив и оставив Тимофея «на хозяйстве», Олег и Марина пошли в Кулички. Их подгоняло нетерпение. Они хотели поскорее увидеть, во что пожар превратил здание школы, строительству которой они посвятили год своей жизни, и с которой было связано столько планов и надежд. Так человек, которому угрожает опасность, торопит ее приближение, потому что ожидание – худшее и тяжелейшее из испытаний. Домыслы зачастую превосходят реальность. И то, что случается в действительности, бывает намного бледнее, чем красочные фантазии, которые услужливо рисует воображение. То же самое происходило и с ними. Но была еще надежда, которая умирает последней. И где-то в глубине души они надеялись, что катастрофа не столь ужасна, как им представляется.
Однако их ждало разочарование. Здание школы сгорело дотла, как и говорил Гавран. Вместо него теперь было пепелище, да кое-где дымились обугленные бревна, которые не смог пожрать уставший от обильной трапезы огонь. Сильно пахло гарью. Школу строили на пустыре, территорию вокруг Марина мечтала превратить в цветущий сад, по которому могли бы гулять дети. Только это не позволило огню перекинуться на другие дома и спалить весь поселок. Эта мысль была слабым, но утешением, которое только и оставалось Олегу и Марине.
Они уже собирались уходить, когда на своем «козлике» подъехал участковый. Марина подметила, что выражение лица у него уже не то, что накануне, когда она застала его с пистолетом у виска. Пропала обреченность. Лицо Ильи Семеновича выглядело серьезным и деловитым, словно вчерашнего вечера и не было.
– Доброе утро, – сказал он, подходя. – Хотя какое оно доброе…
Олег и Марина промолчали в ответ. Банальных истин говорить не хотелось, а ничего другого на ум не приходило. Они испытали слишком сильное потрясение, чтобы вести светский разговор с полицейским.
– Никогда в Куличках не случалось такого, – после паузы произнес капитан Трутнев. – Поэтому хочу спросить – вы кого-нибудь подозреваете?
– Вы думаете, это поджог? – спросил Олег.
– Первое впечатление именно такое, – ответил участковый. – Причем подожгли сразу с двух сторон. Жаркое лето, дождя давно не было, сухая древесина – занялось мгновенно. И сгорело за считанные часы.
– То есть поджигателей было двое? – продолжал расспрашивать Олег. – Вы это хотите сказать?
– Экспертиза покажет, – уклонился от прямого ответа капитан Трутнев. – А вы припомните, пожалуйста, не угрожал ли вам кто-нибудь в последнее время. Может быть, вы с кем-то поссорились. Или что-то не поделили. Подумайте, прежде чем ответить.
– Ни с кем мы не ссорились, – щеки Марины покраснели от волнения. – И делить нам нечего. А если кто и угрожал, так это отец Климент вечными муками в загробной жизни. Но сомневаюсь, что он решил поджечь школу, чтобы мы воочию представили себе адский пламень.
– Подожди, Марина, – остановил ее Олег. – У меня был один неприятный разговор накануне. Я хотел забыть о нем и, кажется, почти получилось. Но вы, Илья Семенович, своими расспросами напомнили.
– С кем и о чем вы говорили? – спросил участковый. Глаза у него чуть прищурились, как это бывало всегда, когда начинала работать его профессиональная интуиция. – Если я верно вас понял, это было вчера?
– Да, утром, – сказал Олег. – Я встречался с главой компании, чьи автомобили заняли площадь и, судя по всему, собираются захватить все Кулички. Его зовут Иннокентий Павлович. Он предложил мне встать на его сторону, я отказался. Но он не смирился с этим и дал мне время на раздумье. Неужели вы думаете?..
– Пока я не думаю, а только собираю информацию, – снова ушел от ответа капитан Трутнев. – На этом этапе думать рано. – И официальным тоном он спросил: – Олег Витальевич, вы готовы изложить в письменном виде то, что только что рассказали?
– Разумеется, – кивнул Олег.
– Тогда прошу вас сейчас проехать со мной в полицейский участок, где вы и напишите свое заявление…
– А я? – растерянно спросила Марина. – Мне куда?
– В моем автомобиле места хватит всем, – сказал капитан Трутнев. – Если вы не имеете ничего против того, чтобы прокатиться в карете прошлого…
После того, как Олег подробно изложил на бумаге свой разговор с главой инвестиционной строительной компании и подписался, они с Мариной ушли, на прощание получив от участкового обещание, что он будет информировать их о судьбе заявления.
Оставшись в кабинете один, капитан Трутнев достал из ящика письменного стола серую бумажную папку и бережно вложил в нее исписанный Олегом лист, а потом аккуратно завязал тесемочки. Так он делал всегда, когда в Куличках совершалось нечто из ряда вон выходящее, и приходилось начинать новое расследование. Это был первый кирпичик, который должен был лечь в основание фундамента будущего уголовного дела, в качестве рабочего варианта названного капитаном Трутневом «Поджог школы». Но папка должна была основательно распухнуть, прежде чем Илья Семенович счел бы возможным передать ее в суд. Он всегда скрупулезно подходил к сбору доказательств, результатом чего было то, что до сего дня ни одно его дело не было возвращено судом на дополнительное расследование. Капитан Трутнев гордился этим. И не собирался рисковать своей профессиональной репутацией и на этот раз. Положив папку перед собой, он начал думать, как продолжить расследование, начатое с показаний хозяина Усадьбы волхва.
Но долго размышлять участковому не дали. Уже через пять минут дверь распахнулась, и в комнату вошел Георгий в своей неизменной кепке с тенью вставшего на дыбы медведя. Но было в его облике и новенькое – багрово-фиолетовый синяк под глазом. А еще от него при каждом выдохе исходил сильный винный дух. Видимо, он знал об этом, потому что старался как можно реже дышать, а когда это не удавалось, то отворачивал голову в сторону.
– Георгий, – неприятно изумился Илья Семенович, – ты ли это? Никогда не видел тебя в таком виде. С каких это пор ты стал поклонником Бахуса?
– Со вчерашнего дня, – сказал Георгий, проходя к столу и тяжело опускаясь на колченогий стул, жалобно под ним заскрипевший. – С горя пью, не от радости, Илья Семенович. Такие времена настали – только и остается, что пить.
– Что случилось, Георгий? – обеспокоенно спросил Илья Семенович. – Говори толком.
– Накрылась жизнь моя медным тазом, – пожаловался Георгий. – Пошла коту под хвост. А все из-за этих… понаехавших в Кулички. И откуда их черт принес Илья Семенович?
– Из города, вестимо, – флегматично ответил участковый. – Только не пойму, тебе-то они чем не угодили?
– Лишили меня работы Илья Семенович, – забывшись, глубоко вздохнул Георгий. И комната наполнилась густым запахом перегара. – Сами знаете, каждый день я возил людей от железнодорожной станции до Куличков и обратно. Цену не задирал, брал по-божески. Какая-никакая копеечка, а перепадала. На бензин, ремонт автобуса и кусок хлеба хватало. Но, главное, скучно не было. В Куличках ведь, сами знаете, культурно и поговорить-то не с кем. Не считая, конечно, вас, Илья Семенович, да еще по пальцам перечесть. А что теперь?
– И что теперь? – спросил Илья Семенович, не проявляя нетерпения и даже с некоторой заинтересованностью.
– Сначала они оккупировали нашу площадь, где у меня была конечная остановка, – Георгий начал загибать пальцы, считая. – А со вчерашнего дня запустили для своих сотрудников несколько автобусов в день по маршруту железнодорожная станция – поселок Кулички. – Он загнул третий палец. – Так мало этого, они заодно еще и бесплатно возят всех желающих. А мне что делать? Как медведю зимой в берлоге, лапу сосать?
– Конкуренция, – сочувственно произнес Илья Семенович. – Рыночные отношения. Просто мы раньше об этом в Куличках и слыхом не слыхивали. Но вот дошло и до нашей глуши. Ничего не поделаешь, Георгий.
– Какая же это конкуренция? – с обидой произнес мужчина. – Штрейкбрехерство это чистой воды. Ну, или как там это называется. Пока им это надо самим, они будут народ возить. А что потом, Илья Семенович? Когда избавятся от конкурентов, то есть от меня? Взвинтят цены до небес, вот что потом. Или испарятся, как туман. Но Георгия и его автобуса уже не будет. И что тогда? Как добираться до Куличков? А от Куличков до станции? Об этом сейчас никто не думает, Илья Семенович. А когда жареный петух в одно место клюнет, тогда спохватятся, да поздно будет. Вот что я вам скажу, Илья Семенович. Мужик вы с головой, должны понять.
– Я-то понимаю, да что толку? – пожал плечами участковый. – Не моя это епархия. Тебе, Георгий, надо идти к главе поселковой администрации. И ей все это изложить. Нина Осиповна женщина разумная, тоже поймет, я уверен.
– А вот и схожу, – решительно заявил Георгий. – Не для себя же, в конце концов, стараюсь. А если Нина Осиповна меня не захочет слушать или пойдет в отказ, то заберусь на храм и ударю в колокол. Как в старые добрые времена. Созову народ на сходку, пусть всем миром думают. Почему я должен один за всех голову ломать да душой болеть. – Он взглянул на участкового и спросил, словно призывая его в союзники: – Правильно я мыслю, Илья Семенович?
– Ты с этим будь поосторожнее, – заметил участковый. – Времена народного веча уже давно миновали. По нашим временам это называется несанкционированный митинг. А то и организация массовых беспорядков. Статья двести двенадцать Уголовного кодекса. Наказание – лишение свободы на срок от восьми до пятнадцати лет. Такие вот пироги с зайчатиной, Георгий.
Они вздохнули одновременно. В комнате воцарилась гнетущая тишина. Воодушевление покинуло Георгия. Он вспомнил, как едва избежал наказания за то, что сел в чужой вертолет, брошенный на площади, и разбил его, попытавшись взлететь. И как ему было страшно жить в ожидании суда и неминуемого наказания. Тогда его спас участковый, не дав делу огласки и хода. Но на этот раз дело было намного серьезнее. И возможное наказание тоже. Георгий прикинул и решил, что овчинка не стоит выделки.
– Ладно, пойду я, Илья Семенович, – еще раз тяжко вздохнув, сказал Георгий. – Как говорится, не жили богато, нечего и начинать.
Он встал и уже направился к двери, когда Илья Семенович почти машинально спросил его:
– Так ты, Георгий, только за этим и приходил?
Глава 54. Смутные воспоминания
Георгий со всего размаха хлопнул себя по лбу, едва не смахнув кепку на пол. И снова присел на стул.
– Так я же вам рассказать хотел, Илья Семенович, что вчера произошло и откуда у меня этот фингал под глазом. А то вы еще подумаете, что я в одночасье стал пьяницей и драчуном, каких свет не видывал.
– А это не так? – Илья Семенович едва сдержал улыбку, таким искренним выглядело наивное желание Георгия оправдаться.
– Обижаете, Илья Семенович, – посмотрел на него с укоризной мужчина.
– Тогда рассказывай, – махнул рукой участковый. – Только покороче. А то я с тобой полдня потеряю, а у меня еще уйма работы. Слыхал, наверное, что ночью школа сгорела?
– Так я ради этого и пришел, – обрадованно заявил Георгий. – Мне кажется, я знаю, кто ее поджег.
Капитан Трутнев сразу подобрался, как зверь перед прыжком. Его профессиональная интуиция подсказала ему, что сейчас он услышит что-то очень интересное. И его серая папка станет толще.
– А вот с этого места поподробнее, – сказал он уже другим тоном. – И как на духу.
– Так мне скрывать нечего, – сказал Георгий. – Признаю, что вчера, когда узнал, что понаехавшие лишили меня работы, с горя пошел в магазин и купил бутылку водки. Это и Клава может подтвердить. Она мне эту бутылку продала и тоже, помнится, удивлялась, как и вы, Илья Семенович, с чего это я вдруг пристрастился к алкоголю. Ну, я ей все объяснил, как вам, взял бутылку и пошел искать компанию. Одному пить – только беса тешить, как говорит отец Климент, да и скучно, поговорить по душам не с кем. Душа – она ведь что просит? Чтобы ее поняли, пожалели…
– Можно не так подробно, – внес коррективы капитан Трутнев. – Ты суть излагай. Факты.
– Ну, если факты, то встретил я Егора и Коляна, предложил им выпить, они, понятное дело, не отказались, – заторопился Георгий. – Пошли мы к Егору домой, чтобы нам, значит, никто не мог помешать разговаривать. Егор – он ведь один живет, ни жены, ни детей, ни тещи. Потому, я думаю, он и обозленный такой на жизнь. А когда глаза лишился, так вообще остервенел. Охотиться перестал, зато начал на людей почем зря бросаться…
– Факты, Георгий, факты, – вздохнул участковый. – Значит, выпили вы. Что потом?
– Не торопите меня, Илья Семенович, а то я собьюсь, – сказал Георгий. – Не успели мы допить бутылку, как в калитку вошел какой-то мужик. Мы-то ведь во дворе сидели, я вначале не сказал, потому что вы меня подгоняете, Илья Семенович. Ну, мы сразу смекнули, что мужик из приезжих. Удивились, что ему надо. И Егор вежливо так спрашивает: «Мужик, ты чего приперся, добрым людям глаза мозолишь?» А он в ответ: «Ты Егор?» Егор отвечает: «Ну, я, и что?» А тот, ни слова ни говоря, достает из кармана бутылку водки и говорит: «Выпить со мной не откажешься?»
Георгий усмехнулся и даже покрутил головой, давая понять свое отношение к описываемым событиям.
– Глупый вопрос. А кто откажется? Сразу видно, что не наш человек.
– Давай без лирических отступлений, – в очередной раз потребовал участковый уже почти безнадежным тоном.
– Ну, Егор больше его ни о чем расспрашивать не стал, а пригласил в нашу компанию, – опять заторопился Георгий. – Я-то был против, у меня на чужаков зуб, но большинство поддержало, и демократия победила. Сидим мы, значит, выпиваем, разговариваем. Только вижу я, что мужик этот разговор все к одному сводит – к Усадьбе волхва и ее хозяину. Мол, и то не так, и это не этак. И глаз Егор по его вине потерял, и веру православную язычники пятой попирают, и много чего другого приплел, я сейчас и не вспомню.
– А про школу он говорил? – нетерпеливо спросил участковый, снова заинтересовавшись рассказом.
– И про школу что-то было, но что именно – не скажу, – ответил Георгий, подумав. – Так что фактов у меня нет, Илья Семенович, одни смутные воспоминания.
– Мужик этот как выглядел? – поинтересовался капитан Трутнев.
– Да как, обыкновенно, – ответил Георгий. – Две руки, две ноги, голова бритая, морда наглая. Городской, одним словом, к гадалке не ходи.
– А очки у него были? – спросил участковый. – От солнца?
– Были, – уверенно сказал Георгий. – Помню, я еще ему сказал, что честным людям глаза за темными стеклами прятать незачем. Он ответил, что глаза у него слабые, солнечного света не терпят. Вот он очки и носит. Так и не снял, вражина.
– А звали его случайно не Леонид? – осторожно спросил капитан Трутнев.
– Кажется, Леонид, – кивнул Георгий. – Я-то его именем не интересовался, мне с ним детей не крестить. И на брудершафт я c ним пить не собирался. Это Колян спросил. Сказал, что неприлично к человеку обращаться «эй, ты», когда идет такая задушевная беседа. Ну, он и представился. А Колян говорит, что было бы неплохо еще выпить, чтобы дружбу скрепить. К тому времени мы уже и мою бутылку, и ту, что этот мужик принес, допили. А душа еще просила. Ну, мужик и говорит Коляну: «А ты сходи купи». И денег ему дает. А Колян отвечает что, мол, купить он купит, а вот донести, может быть, и не сумеет по слабости здоровья. Дескать, ноги у него и руки дрожат от какой-то болезни, а проявляется она, когда он выпьет. А мужик ему отвечает: «А ты возьми с собой вот его», и на меня показывает. Ну, я сразу сообразил, что он хочет наедине с Егором остаться. Для того и пришел. Помню, даже сказал ему: «Ты хвостом не крути. Надо с Егором потолковать – так и скажи, а тень на плетень наводить да за бутылкой меня посылать нечего. Я тебе не мальчишка чтобы за водкой бегать». Ну, или что-то в этом роде. Сейчас скажу точно…
Георгий задумался, вспоминая. Но капитан Трутнев остановил его мыслительный процесс, сказав:
– Не надо, Георгий. Потом вспомнишь, это не важно. Говори, чем дело кончилось.
– А кончилось все тем, что я все-таки пошел с Коляном в магазин, – грустно вздохнув, ответил Георгий. – Уговорили они меня. Уж не помню как. Купили мы еще три бутылки, на все деньги, что дал мужик, и пошли обратно. Только у меня уже настроение пропало пить из-за этого мужика. Так я Коляну и сказал. А он ответил, что, мол, я дурак, и ничего не понимаю в хороших людях. Я возразил Коляну в том духе, что он сам дурак, и это он ничего не понимает в жизни. Так, слово за слово, мы и сцепились. Начали друг друга за грудки трясти. А Колян мне случайно в глаз и засветил. Я, конечно, обиделся. Говорю, что если так, то пусть он сам эти бутылки несет и пьет с тем мужиком, если ему совесть позволяет, а я ему не друг, и знать его не хочу. И ушел. Колян мне долго что-то вслед кричал, а потом взял бутылки в охапку и пошел в сторону дома Егора. Не знаю, донес или нет по причине своей болезни, но, пока я мог видеть, он ни одной бутылки не уронил и сам ни разу не упал.
Георгий облегченно вздохнул и сказал:
– Вот и вся история, Илья Семенович. Словно исповедовался я вам. И на душе сразу полегчало.
– Так, все-таки, о школе говорили? – спросил капитан Трутнев. – Постарайся припомнить.
Георгий задумался.
– Вертятся в памяти обрывки фраз, – сказал он неуверенно. – Кажется, мужик говорил, что в этой школе, когда ее достроят, детей будут отучать от православной веры. Потому что строит ее жрец языческого бога, а зачем ему это, если не для того, чтобы приучать детей с малолетства к язычеству. И что, мол, священный долг каждой христианской души… – Георгий вздохнул. – А вот в чем он заключается, этот долг, я уже и не скажу. Фраза такая заковыристая, без ста грамм и не выговоришь. Вы уж простите, Илья Семенович, но что помню – то и рассказал. А что не помню – о том врать не буду.
– Ладно, Георгий, не буду тебя мучить, – сказал капитан Трутнев. – Ты и без того рассказал достаточно. Протокол подпишешь? Не пойдешь на попятный?
– Подпишу, Илья Семенович, – сказал Георгий. – Мне бояться нечего. Напраслины не возвожу, за каждое свое слово готов ответить головой. Правда, не знаю, подтвердят ли мои слова Егор с Коляном. Вот за них ручаться не могу.
– А вот это моя забота, – успокоил его капитан Трутнев. – Ты за это не переживай, Георгий.
И полицейский начал писать протокол.
Глава 55. Рапорт на увольнение
Когда Георгий ушел, участковый вложил подписанный им протокол в серую папку и задумался. Мысли его, судя по хмурому лицу, были невеселыми, а порой даже тяжкими. Наконец он на что-то решился. Положил перед собой чистый лист бумаги и ровным крупным почерком написал на нем: «Начальнику районного отделения полиции майору Ивлеву С.П.».
А затем заглавными буквами вывел: «Рапорт на увольнение».
Написав несколько предложений, участковый размашисто подписался, поставил дату и вложил бумагу в серую папку. Затем положил папку в большой портфель из темно-коричневой потертой кожи, взял его подмышку и вышел из кабинета. Движения капитана Трутнева были скупыми и сосредоточенными, а глаза отстраненными, словно его вела какая-то мысль, за которой он следовал, во всем ей доверившись, уже не затрудняя себя другими мыслями и даже гоня их прочь. Он сел в свой автомобиль и, прежде чем тронуться, взглянул на стрелку бензобака.
– До районного центра должно хватить, а там заправлюсь, – сказал вслух капитан Трутнев, словно успокаивая самого себя. И его верный «козлик» запылил по дороге, ровно постукивая двигателем, как будто пытался уверить своего хозяина, что он его не подведет.
До районного центра было около ста километров, но капитану Трутневу потребовалось два с лишним часа, чтобы преодолеть их. Он жалел свой старенький автомобиль, а, быть может, просто опасался, что тот рассыплется по дороге, если попытаться выжать из него предельную скорость. Ни от своего автомобиля, ни от людей Илья Семенович никогда не требовал больше того, на что они были способны. Он полагал, что это ни к чему хорошему не приведет. А повышенные требования предъявлял только к себе, иногда даже не замечая этого. Но такова была его жизненная философия, и даже сейчас, когда решалась его судьба, он не собирался изменять ей.
Районный центр был намного крупнее Куличков, и по его улицам даже в будничный день праздно ходили люди, создавая, на взгляд Ильи Семеновича, столпотворение и неразбериху. Он осторожно вел свой автомобиль, снизив скорость до предела, чтобы вовремя затормозить, если кто-нибудь вздумает перебежать дорогу. Кто это может быть и зачем кому-то может потребоваться перебегать проезжую часть перед самым носом его «козлика», Илья Семенович не знал и даже думать об этом не хотел, но на всякий случай был осторожен. Когда он подъехал к зданию райотдела полиции, то облегченно вздохнул и вытер пот со лба. День был жаркий, но вспотел он скорее от напряжения, чем от духоты в кабине.
Начальник районного отделения полиции Сергей Павлович Ивлев был его старый друг и однокашник, когда-то они учились на одном курсе в институте Министерства внутренних дел. И на этом основании Илья Семенович всегда входил в его кабинет без стука. Но на этот раз он постучал и вошел только после того, как дождался ответа. А войдя, встал по стойке «смирно» и доложил:
– Участковый уполномоченный полиции капитан Трутнев прибыл из Куличков. Разрешите обратиться, Сергей Павлович?
Майор Ивлев подумал, что его разыгрывают и рассердился. Это был чуть полноватый мужчина невысокого роста, строгий на вид, но добродушный по своей природе и большой любитель поговорить. Он часто приходил в гнев, но быстро остывал, как все люди холерического темперамента.
– Что это за клоунада, Илья? – спросил он, поднимая голову от бумаг, заваливших его стол. – Ты там у себя в Куличках совсем одичал? Сколько раз тебе говорил – переходи ко мне в район. И должность хорошую предлагал. Так ведь нет, отказывался. И вот результат – страна потеряла здравомыслящего полицейского, которых и так не хватает, зато приобрела еще одного клоуна, как будто их и без того мало.
И он суровым тоном приказал:
– Выйди за дверь и зайди по-человечески. А еще лучше не мешай мне работать и приходи вечером домой. Там все и порешаем за рюмкой чая. Видишь, сколько бумаг? Это все отчеты, которые я должен прочитать и подписать уже к вечеру. А иначе вышестоящее начальство обстругает меня так, что Буратино позавидует.
В другой день Илья Семенович так бы и сделал. Но на этот раз он возразил.
– У меня важное дело, – официальным тоном произнес он. – До вечера ждать не могу. И обсуждать за рюмкой чая тем более.
Майор Ивлев нахмурился. Он понял, что его однокашник чем-то крайне взволнован, а это было так необычно, что сулило серьезные неприятности, в которые может быть вовлечен и он, как его непосредственный начальник. И это было очень некстати именно сейчас, потому что он не мог уделить Илье Семеновичу много времени. И, следовательно, должен будет решать проблему наспех. А это всегда чревато нежелательными последствиями, в чем майор Ивлев в своей жизни не раз убеждался.
– А может, все-таки, отложим? – почти попросил он. – Не горит же!
– Уже сгорела, – ответил капитан Трутнев. – Школа в Куличках. Дотла. Этой ночью.
Он произносил короткие рубленые фразы, чтобы подчеркнуть важность своего сообщения, но у майора Ивлева отлегло от сердца. Пожар в поселковой школе ничем лично ему не грозил. Это было не убийство или другое подобное тяжкое преступление, которые редко раскрывались, а чаще переходили в разряд «висяков» и портили статистику райотдела, за что начальство всегда нещадно ругало его и грозило всяческими карами.
– Ну, сгорела и сгорела, – равнодушно произнес он. – Чего ты так разволновался, Илья? Думаю, твой сын только рад этому. Бери с него пример.
– Плохая шутка, – заметил капитан Трутнев. – Даже для тебя.
– Только не переходи на оскорбления, – голос майора Ивлева снова стал суровым. – Не забывай, что я твой начальник.
– Поэтому я сюда и пришел, – сказал капитан Трутнев. Он открыл свой портфель и достал из него серую папку. Протянул ее майору Ивлеву. – Ознакомься.
– Что здесь? – уже серьезно спросил тот.
– Протоколы с показаниями свидетелей, – ответил капитан Трутнев. – И мой рапорт на твое имя.
– Да ты не стой столбом, присаживайся, – махнул рукой майор Ивлев, другой открывая папку и беря листок, лежавший поверх остальных. Это был рапорт участкового. Увидев заголовок, начальник райотдела удивленно воскликнул: – Это что еще такое?!
– Читай, – флегматично проговорил капитан Трутнев. – Там все написано.
Прочитав рапорт, майор Ивлев гневно произнес:
– Нет, ты точно спятил, Илья! И ты всерьез думаешь, что я это подпишу?
– А тебя и не спросят, – сказал капитан Трутнев. – Этот рапорт я написал по личному распоряжению генерала Башкина. И по велению собственной совести.
– Ладно, рассказывай, – велел майор Ивлев, нервно постукивая пальцами по серой папке. – Только, как ты любишь говорить, как на духу, ничего не скрывая.
– Ознакомься сначала с протоколами, – попросил капитан Трутнев. – А потом я дополню, если что будет непонятно.
Майор Ивлев не стал возражать. Но и прочитав протоколы, он все равно ничего не понял, что было видно по его глазам.
– А при чем здесь генерал Башкин? – спросил он о том, что было для него важнее всего. – Надеюсь, ты не хочешь сказать, что это по его приказу подожгли школу в твоих Куличках?
– Нет, конечно, – ответил капитан Трутнев. – Но, вероятно, он будет покрывать человека, по чьему приказу, как я подозреваю, это сделали.
– Откуда такая уверенность?
– Только за то, что я задал этому человеку несколько вопросов после того, как он устроил стрельбу в общественном месте при большом скоплении людей, генерал Башкин пригрозил мне обвинением в превышении служебных полномочий. Как ты думаешь, что генерал скажет, когда узнает, в чем я обвиняю этого человека?
– А ты не ошибаешься? – осторожно спросил майор Ивлев.
– Не был бы уверен, не написал бы рапорт и не пришел сюда, – сказал капитан Трутнев. – Ведь я некоторым образом подставляю и тебя, если продолжу расследование. А это, учитывая нашу старую дружбу, нехорошо. Так что, Сергей, сам решай – подписать мой рапорт или дать мне карт-бланш.
Майор Ивлев задумался. В одной руке он держал протоколы с показаниями свидетелей, в другой – рапорт, словно сравнивал, что тяжелее. И постепенно рука с рапортом опускалась все ниже, пока окончательно не упала на стол. Отложив рапорт, начальник райотдела снова перечитал протоколы. После чего поднял глаза на капитана Трутнева.
– Вот что, Илья, – произнес он с расстановкой, будто каждое слово давалось ему с трудом. – Карт-бланш я тебе дам. Но с одним условием – если что-то пойдет не так, ответишь по полной программе. Тогда я подпишу твой рапорт, и рука не дрогнет. А пока пусть он полежит в моем столе.
– А если генерал Башкин его потребует? – поинтересовался участковый.
– Потребует – передам, – неохотно ответил майор Ивлев. – Своей карьерой рисковать не буду. Но будем надеться, что он не спросит, а ты докажешь, что твои подозрения были не беспочвенны. В этом случае я порву твой рапорт на мелкие кусочки, сожгу, а пепел развею по ветру. Устроит тебя такой расклад?
– Так точно, – сказал капитан Трутнев, поднимаясь и складывая протоколы в папку, а папку отправляя в портфель. – Разрешите идти?
– Иди, – сердито махнул рукой майор Ивлев. – И не попадайся мне на глаза, пока не раскроешь преступление.
И он снова склонился над бумагами, устилавшими его стол, всем своим видом давая понять, что очень занят и не собирается тратить лишних слов после того, как все было сказано и решено. Если бы майор Ивлев знал, что в таких случаях древнеримские императоры обычно говорили краткое «dixi», то, вероятно, не преминул бы это произнести.
А капитан Трутнев, выйдя из здания райотдела, неожиданно почувствовал, что тяжесть, не дававшая ему в последние два дня даже нормально дышать, спала с его груди. Сердце еще покалывало, но уже не так сильно и больно. И в голове прояснилось, словно из нее ушел обволакивающий мозг туман, мешавший думать. Илья Семенович превосходно знал все тонкости своей работы. И он был уверен, что сделает ее хорошо. А там будь что будет. Но главное, подумал он, что его совесть останется чиста.
– Но это позже, а сейчас надо не забыть заправить автомобиль, – сказал Илья Семенович себе. – А то не доеду до Куличков.
Он всегда выстраивал приоритеты, словно втыкал вешки, обозначая тропинку в болоте. А сейчас действительно важнее был бензобак «козлика», чем все остальное. Только вернувшись в Кулички, он сможет провести расследование, изобличить и наказать преступников.
И капитан Трутнев поехал на автозаправку, которая в районном центре, в отличие от Куличков, была.
