Когда адмирал Сибатор увидел, что преследуемый пакетбот, доверившись ложному сигналу маяка, взял курс на подводные скалы, его настроение заметно улучшилось, и он приказал убрать часть парусов, чтобы снизить ход фрегата. Он не собирался рисковать своим кораблем. Адмирал рассчитывал, что пакетбот налетит на скалы и остановится после того, как в его трюм хлынет вода, став легкой мишенью. После этого его можно будет расстрелять из всех орудий с безопасного расстояния, а затем подобрать тех членов команды, которые останутся в живых. И то лишь для того, чтобы тут же вздернуть их на рее.
Адмирал Сибатор, помимо гнева за гибель одного из своих фрегатов, чувствовал сильное разочарование. Его противником, встречи с которым он искал так долго, оказался не легендарный «Летучий Голландец», а невзрачный крошка-пакетбот, известие о победе над которым едва ли могло принести ему славу, разве только язвительные насмешки членов Совета ХIII и справедливый гнев эльбста Роналда. Столько лет местные воды терроризировало почтово-пассажирское суденышко размером с грецкий орех! И он, адмирал Сибатор, не смог его раскусить. Более того, он сотни раз встречал его и даже останавливал, чтобы посмеяться над его дураком-капитаном, а оказалось, что все это время какой-то гнусный эльф нахально смеялся над ним самим, скрывая под безобидной внешностью зверский оскал пирата и убийцы. Это могло даже поставить крест на его, адмирала Сибатора, карьере. Едва ли эльбст Роналд высоко оценит эту операцию и ее плоды. Он запросто может отправить его, Сибатора, в отставку и безвестность.
Адмирал Сибатор считал, что бесславная победа им уже одержана. Он предвкушал скорую жестокую расправу над виновником его будущих неприятностей. Поэтому он спустился с капитанского мостика в свою каюту, чтобы без помех поразмышлять о том, как выйти с наименьшими потерями для своей репутации из этой истории. В каюте он откупорил бутылку ямайского рома, такого же черного, как его мысли.
А Грир, самоуверенный и беспечный, по своему обыкновению, увидев, что фрегат замедлил ход, и расстояние между ним и пакетботом начало увеличиваться, воспрянул духом и окончательно поверил в то, что удача вновь ему улыбнется. Он даже начал насвистывать мотив своей любимой песенки «Flower of Scotland», в которой говорилось о войне за независимость. И пусть ее сочинили люди, но он находил в этой песне нечто, что вдохновляло его не мириться с поражениями и пробуждало в нем воинственный дух.
Грир дошел до слов «Те дни давно прошли, и в прошлом они должны остаться. Но в любой момент мы можем подняться и снова…», когда из вечернего сумрака, сгустившегося вокруг его пакетбота, выплыл, высоко неся свои паруса над поверхностью моря, «Летучий Голландец».
Барк, с прямыми парусами на всех своих мачтах, кроме кормовой, несущей косое парусное вооружение, не оставлял за собой неизбежный пенный след, словно он не касался поверхности моря, а парил над водой, подчиняясь не порывам ветра и течению, а другой силе, неведомой любому живому существу. От него веяло ужасом и одиночеством. Его палуба была пуста, а на капитанском мостике замерла призрачная тень, устремившая свой потухший взгляд на Грира. Это был капитан Филиппус Ван дер Витт. Грир узнал его сразу. Их прошлая встреча, о которой он рассказывал всегда с легкой насмешкой, считая ее порождением своего пьяного сна, вдруг всплыла из темных глубин его памяти со всеми подробностями.
И когда Грир встретился с капитаном-призраком взглядами, он понял, что на этот раз удача отвернулась от него, не оставив ему ни единого шанса на спасение. Капитан Филиппус Ван дер Витт пришел за ним, как многие века приходил за неисчислимыми тысячами моряков, безвестно канувших в морской пучине.
Но Грир не был бы самим собой, если бы даже в последние мгновения своей жизни не рассмеялся в лицо смерти и не бросил ей вызов.
– Что тебе надо от меня, призрак? – закричал эльф. – Я еще не передал твоего послания. Ты явился слишком рано за ответом. Приди лет через сто.
Капитан Филиппус Ван дер Витт, ничего не говоря, медленно поднял свою руку в тяжелой замшевой перчатке с раструбом до локтя и поманил эльфа пальцем. Жест был слишком красноречив, чтобы Грир его не смог понять.
– Ты приглашаешь меня на свой корабль? – чувствуя, как ужас овладевает им, крикнул эльф.
Капитан-призрак молча кивнул.
– Но как я перейду? – спросил Грир. – Ты желаешь моей гибели.
Его голос сник почти до шепота, который заглушили жалобный плач моря и вой ветра, терзающего паруса. Но Филиппус Ван дер Витт услышал его. Он сошел с капитанского мостика, подошел к борту своего корабля, который, не прилагая ни малейших усилий, все это время шел вровень с пакетботом, и перекинул на его борт широкую доску. Потом жестом указал на нее Гриру.
– Я вижу, ты все продумал, – пробормотал Грир, едва справляясь с охватившей его дрожью. – Я сам не раз отправлял по такой доске людей на корм акулам.
Но капитан-призрак отрицательно покачал головой и снова поманил его пальцем. Он словно говорил Гриру, что ему не следует бояться подвоха.
– Почему-то я верю тебе, как никому и никогда, – дрожащими губами усмехнулся Грир. – Мне бы еще знать, что меня ждет, когда я взойду на палубу твоего корабля. Какую ужасную участь ты мне готовишь?
Но капитан-призрак не ответил, а только нахмурился, давая понять, что терпение его иссякает.
– И все-таки тебе придется подождать, – заявил Грир. – Никогда чужая нога не ступит на палубу моего пакетбота! Пусть даже ценой моего вечного проклятия, но я не допущу этого. Ты сам капитан, ты должен меня понять.
Капитан-призрак неохотно кивнул, словно дозволяя совершить задуманное. Грир, заметно приободрившись, сбежал с мостика и по узкому трапу спустился в трюм. Здесь, в темноте, он на ощупь нашел кингстон и открыл клапан, перекрывающий доступ в судовую систему забортной воды. Море хлынуло в трюм пакетбота, сдерживаемое только размерами отверстия в наружной обшивке подводной части судна. Грир поспешил к трапу, чтобы подняться на палубу.
Проходя мимо капитанской каюты, он споткнулся о какой-то бесформенный тюк, который издал стон. Это была Катриона. Потеряв сознание после жестокого удара эльфа, она ненадолго очнулась, когда пакетбот уходил от погони, и нашла в себе силы выбраться из трюма на палубу. Но здесь снова лишилась чувств, ударившись головой о переборку после одного из маневров судна.
– А я-то о тебе совсем забыл, прекрасная Катриона, – оскалился в злой усмешке Грир. – Жаль, что у меня нет времени на тебя. Мой друг капитан Филиппус Ван дер Витт спешит. Так что прощай!
Он уже сделал шаг, но вдруг остановился.
– И все-таки лишний грех мне ни к чему, – пробормотал эльф. – Кто знает, что меня вскоре ждет и за что мне придется держать ответ. Может быть, из-за нее мне спишут хотя бы часть долга?
Он вошел в свою каюту, взял пробковый спасательный пояс, вернулся, надел его на эльфийку. Развязал опутывавшие Катриону веревки. С сожалением посмотрел на ее обнажившуюся грудь, вздохнул, но преодолел искушение и не прикоснулся к ней.
Грир в последний раз окинул взглядом свое судно, словно прощаясь с ним, а затем танцующей походкой направился навстречу своей судьбе.
Адмирал Сибатор уже почти опустошил бутылку с ромом, когда к нему в каюту без стука ворвался капитан Эндрю. Это было таким грубейшим нарушением дисциплины, установленной адмиралом на фрегате и свято соблюдавшейся всеми, что млит от изумления даже не запустил в него бутылкой, как сделал бы это в любое другое время. При одном только взгляде на взволнованное лицо капитана он понял, что случилось нечто чрезвычайное.
– Заткнись, капитан, – прорычал он, хотя тот и так молчал, как рыба, открывая и закрывая рот, но не в силах вымолвить ни слова. – И отвечай на мои вопросы.
– Есть, адмирал, – выдохнул капитан Эндрю. И эти произнесенные им слова как будто вытолкнули пробку, запечатавшую его рот. Он зачастил, не дожидаясь вопросов: – Адмирал, к пакетботу подошло какое-то судно. Они идут борт о борт. Команда пакетбота переходит на борт этого судна. По доске, адмирал! На полной крейсерской скорости.
– Какое еще судно? – недоуменно рыкнул Сибатор. До его сознания дошла только первая фраза из всех, произнесенных капитаном.
– Это бриг, адмирал, – отрапортовал капитан Эндрю.
Они перестали понимать друг друга. Но Сибатор не стал дожидаться, когда к капитану вернется его обычное хладнокровие. Он рывком поднялся с кресла, отшвырнул Эндрю со своего пути и вышел на палубу. То, что он увидел, настолько поразило его, что на какое-то время даже лишило дара речи.
Грир дошел уже до середины доски, зависшей над мрачной морской бездной между двумя кораблями. Волны достигали его ног, борта кораблей то сближались, то снова расходились, порывы ветер пытались скинуть эльфа в море. Но доска продолжала соединять корабли, а Грир – неустрашимо идти по ней к своей конечной цели. Он походил на циркового канатоходца, только под ногами у него была не арена, а жалобно скрипящая деревянная доска и бушующее море. Такого трюка тысячелетняя история мореплавания еще не знала. Но Грир прекрасно справился с ним. Он дошел до конца доски, спрыгнул на палубу брига и раскланялся на все стороны. Он опьянел от восторга. В завываниях ветра ему слышались аплодисменты, которыми награждали его восхищенные зрители. Грир оставался собой до самого конца.
«Летучий Голландец», едва эльф ступил на его палубу, прибавил скорости и вскоре оставил пакетбот далеко позади. Маленькое суденышко наполовину уже погрузилось в воду и не могло соперничать с ним. Да и не собиралось. Казалось, пакетбот понимал, что его служба закончилась. И он, с гордо реющим на мачте флагом, который Грир забыл опустить, а, может быть, и нарочно оставил, шел на дно, преданный, но не побежденный. Флаг с изображением ветки чертополоха яростно трепал ветер, но, как ни старался, не мог сорвать его с флагштока.
Адмирал Сибатор наконец пришел в себя.
– Поднять все паруса! – заорал он, перекрывая мощный гул моря. – Догнать мерзавца!
К нему подошел капитан Эндрю.
– Адмирал, это опасно, – робко сказал он. – Если судить по карте, эти воды полны подводных скал. Мы потому и направили сюда «Летучий Голландец»…
– Молчать, болван! – рявкнул адмирал. – Как смеешь обсуждать мой приказ? Да я тебя на рее! Да я…
Сибатор бесновался, как дикий носорог. Топал ногами, грозил кулаком, пена брызгала с его толстых губ. Капитан Эндрю видел его разным, но таким разъяренным – впервые. Он смертельно испугался, понимая, что его собственная жизнь сейчас висит на волоске. И выбрал из двух зол – смерть немедленную и смерть возможную, но отдаленную во времени, – меньшее.
– Поднять паруса! – крикнул он. – Преследовать бриг!
– Открыть огонь! – рыкнул адмирал. – Он мне нужен живым или мертвым, все равно.
– Открыть огонь, – приказал капитан Эндрю.
Орудия фрегата дали залп. Но снаряды не достигали цели, они рвались где-то далеко за кормой брига, расстояние до которого не увеличивалось, но и не сокращалось. А тем временем отмеченные на карте капитана Эндрю подводные скалы неумолимо приближались.
– Адмирал, – сделал еще одну попытку Эндрю. Они взошли на капитанский мостик, и он протянул млиту морскую карту. – Взгляни на карту. Здесь мы, здесь подводная скала. Через полчаса такого хода мы налетим на нее.
– Идиот, – грубо, но уже намного тише, произнес млит. – А где на твоей дурацкой карте бриг?
– Вот здесь,– ткнул пальцем тот.
– То есть впереди нас,– удовлетворенно хмыкнул млит. – И он первым достигнет этих скал, так ведь?
– Так, адмирал.
– А какая у него осадка?
– Семь метров, адмирал, – ответил капитан. Он уже начал понимать. Здравый смысл возвратился к нему.
– А осадка нашего фрегата?
– Четыре с половиной метра, адмирал, – радостно ответил капитан.
– Из чего следует, капитан, что если бриг пройдет над этими рифами, то пройдем и мы, – наставительно произнес адмирал Сибатор, словно читая лекцию новичку в морском деле. – А если не пройдет… Ну, тогда мы успеем спустить паруса и остановиться, или отвернуть в сторону. Так?
– Так точно, адмирал, – отрапортовал капитан Эндрю. – Я восхищаюсь тобой. Ты сам Сатанатос в морском деле!
– А ты – безмозглый идиот, – буркнул млит, делая вид, что лесть не тронула его. – Но, кажется, это я тебе уже говорил. Постарайся запомнить, чтобы мне не пришлось повторять.
– Есть, адмирал, – заявил капитан Эндрю с таким видом, будто получил поощрение по службе. Он уже понял, что если его и повесят на рее, как обещал адмирал, то не сегодня.
А Сибатор чувствовал радостное возбуждение. Появление еще одного корабля неожиданно решало все его проблемы, над которыми он мучительно думал, когда пил в своей каюте ямайский ром. Бриг – это не пакетбот. Победа над таким грозным противником не может быть позорной. Наоборот, в донесении Совету ХIII он укажет, что пиратских «летучих голландцев» было два, а не один, как они предполагали, и это позволит ему объяснить гибель одного из своих фрегатов. Ему пришлось принять жестокий бой, в котором, разумеется, были потери, но он проявил настоящий героизм и победил. Млит мысленно уже сочинял рапорт, который он собирался подать лично эльбсту Роналду.
За несколько минут до смерти млит был счастлив, как никогда раньше в своей жизни.
«Летучий Голландец» стремительно шел перед фрегатом прямо на подводные скалы. Бриг, казалось, глубоко сидел в воде, но любому опытному моряку с первого взгляда было ясно, что это обман, потому что море как будто расступалось перед ним, не было ни пенного следа за кормой, ни брызг, неизбежных на таком ходу. Бриг можно было сравнить с птицей, низко летящей над поверхностью моря и даже бороздящей ее крылом, но все-таки летящей, а не плывущей. Призрачный «Летучий Голландец» прошел над острым, как бритва, гребнем подводной скалы так, будто он был сделан не из дерева, а из воздуха и тумана. И продолжил свой путь, не меняя курса.
На фрегате, увидев, как бриг миновал отмеченное на карте гибельное место, воспрянули духом и тоже не изменили курс. И на полном ходу налетели на подводную скалу.
Удар был страшной силы. Взрыв бомбы на палубе принес бы меньшие разрушения судну. Корабль почти распался на две части, располосованный камнем, словно гигантская рыба острым разделочным ножом, от носа до кормы. Скрежет, треск, вопли ужаса перекрыли все остальные звуки моря. Однако громче всех, как обычно, кричал млит. Но недолго. Обломок сломанной мачты пронзил его насквозь и утащил за собою в море, кипящее, словно огромный котел на адском пламени. Млит захлебнулся соленой водой, и его крик сразу же стих, только крупные пузыри пошли вверх. Млит умер еще до того, как бревно утащило его на большую глубину, где его разорвало на части от давления воды. Из многочисленной команды фрегата не спасся ни один.
А «Летучий Голландец», словно даже не заметив, что его уже никто не преследует, продолжал свое стремительное движение. Еще какое-то время бриг был виден черной точкой на горизонте, а затем он исчез, как будто растворился во мраке наступившей ночи. А вместе с ним – проклятый капитан Филиппус Ван дер Витт и безумный эльф Грир.
В коридоре раздавались крики, топот бегущих ног, отрывистые команды. Все эти звуки перекрывал чей-то истошный визг. А затем дверь распахнулась, моряки с карабинами, застывшие у дверей, расступились, и в комнату втолкнули рыдающего Крега. Он опрокинул стол и упал, закрыв голову руками и поджав ноги к животу, как младенец в утробе матери. Комната наполнилась его судорожными, как кашель, всхлипами. Следом ворвался разъяренный сержант Дерек.
– Проклятые предатели, – заорал он, потрясая сжатыми кулаками, на которых виднелись следы крови. – Это вы виноваты во всем! Будь на этом проклятом острове хотя бы одно дерево, я повесил бы вас немедленно, да еще и вниз головой! Повисели бы так, пока не вернется адмирал Сибатор. А уж он-то придумает для вас что-нибудь похлеще казней египетских!
Сержант Дерек подошел к лежавшему на полу маленькому домовому и ударил его в спину кованым железом носком своего башмака. Тот пронзительно закричал, словно раненый заяц. Борис почувствовал, как горячая кровь прихлынула к его голове. Протестовать, учитывая его собственное положение, было глупо и даже опасно, но и оставаться безучастным он не мог. Он ненавидел насилие, особенно над слабыми и беззащитными.
– Перестаньте немедленно! – потребовал он, положив руку на плечо гнома. – Вы же солдат, а не палач. Стыдитесь!
Сержант Дерек развернулся к нему и занес над головой кулак, чтобы ударить Бориса. Но тот опередил его и схватил одну руку, затем другую. С силой опустил их вниз. Некоторое время гном пытался освободиться, затем затих. Борис отпустил его. Гном с ненавистью смотрел на него, но уже не пытался кинуться в драку.
– Что случилось? – спросил Борис. – Вы можете объяснить?
– Вы нас предали, – заявил сержант Дерек. – Проклятый бриг скрылся, а фрегат адмирала Сибатора вскрыло, словно консервную банку, и он пошел ко дну со всей командой. Надеюсь, сам адмирал жив и невредим. Но если он погиб… Берегитесь! Я прикажу расстрелять вас обоих во дворе, не дожидаясь приказа. Проклятие!
По всей видимости, слово «проклятый» во всех его вариантах было любимым у сержанта Дерека. Он начинал с него и заканчивал им почти все свои фразы.
– А если адмирал вернется живым, он прикажет нас повесить, я помню, – усмехнулся Борис. – Вы лучше скажите, что случилось с пакетботом? Ведь это его преследовал фрегат адмирала?
– Этот проклятый пакетбот, брошенный всеми, наполовину затонул, – буркнул сержант Дерек. – Его команда пересела на бриг и тоже скрылась от справедливого возмездия.
– А Катриона? – затаив дыхание, спросил Борис. – Что с ней?
– Откуда мне знать? – с удивлением посмотрел на него сержант Дерек. – Да и при чем здесь твоя Катриона?
– Возможно, она тоже была на пакетботе, – пояснил Борис.
– Тогда ее тоже повесят, как только поймают, – убежденно заявил сержант. – Как пособницу пиратов. Или даже соучастницу их преступлений. И я с удовольствием лично накину ей петлю на шею.
– Но она пленница! Вы не можете так поступить!
– Не тебе судить, что я могу, а что нет, человек. Отвечай за себя!
Борис не стал спорить с безмозглым спесивым гномом. Это было бессмысленно и могло только ухудшить ситуацию. Его тревожила судьба Катрионы. Если Крег не обманул, и она действительно была на пакетботе, ее жизни угрожала сейчас смертельная опасность. Борис не мог знать этого, но какой-то холодок, леденящий сердце, убеждал его, что так оно и было.
– Может быть, она все еще там, – настаивал он. – Зачем им свидетели? Вы должны осмотреть пакетбот. Немедленно! Пока он не ушел на дно.
– Иди и посмотри сам, – издевательски посоветовал сержант. – Если умеешь ходить по воде. Я слышал, люди на такое способны.
– Вы позволите мне? – с надеждой спросил Борис. – Дайте лодку! Я доплыву до пакетбота, осмотрю его и вернусь. Даю слово!
– Обещанию людей грош цена, – флегматично заметил Дерек. – Глуп тот, кто поверит человеку на слово, не взяв залог. Но среди гномов ты таких не найдешь, клянусь Сатанатосом!
– Поймите, я должен, – настаивал Борис. – Я люблю ее! А если она в беде, и ей нужна помощь?
– Адмирал Сибатор в опасности, – внушительно произнес сержант Дерек. – И поверь, я давно бы уже послал свою единственную лодку на его спасение. Но ночью, при таком ветре и сильном волнении на море, да еще проклятущие скалы, которые торчат там под водой, словно рога Сатанатоса – это было бы равносильно тому, что я обрек бы своих ребят на неминуемую смерть. Так что не изображай из себя героя, человек! Да еще ради кого? Эльфийки! Ты видел ее при солнечном свете, а? Вот то-то же! Посиди эту ночь под замком, подумай, надо ли тебе такое счастье.
И, хохоча во все горло, сержант Дерек вышел из комнаты, сделав знак своим морякам. Те последовали за ним. Дверь закрылась. Было слышно, что ее чем-то подперли снаружи. Затем по ту сторону раздались размеренные шаги часового. Их взяли под стражу.
Крег по-прежнему лежал в углу, тихо всхлипывая и что-то жалобно бормоча себе под нос. В узкое окно не было видно ничего, кроме нескольких звезд на небе. Это были незнакомые Борису звезды, чужие и холодные. Он взволнованно ходил по крошечной комнате, напряженно размышляя. Положение казалось безвыходным. Окно, единственный путь на волю, было слишком маленьким, да и расположено очень высоко над землей. Если бы он даже протиснулся в него, то наверняка разбился бы, решись спрыгнуть вниз. Он ничем не мог помочь Катрионе. А она, возможно, в эту самую минуту отчаянно нуждалась в его помощи. Борис сжал кулаки так, что почувствовал боль от вонзившихся в ладонь ногтей. Он был готов напасть на часового, разоружить его и бежать. Но едва ли тот один войдет в комнату, даже если начать стучать в дверь. А с двумя или тремя духами ему не справиться, тем более, что они, несомненно, стоят на страже не только за дверью, но и в коридоре, и во дворе. Сержант Дерек очень предусмотрительный тип. Он не лишит себя возможности развлечься и повесить его, Бориса, утром, как только взойдет солнце, по собственному недосмотру или небрежности.
– Будь ты проклят, сержант Дерек, – от всей души произнес вслух Борис. – И все твое гномье племя вместе с тобой!
Он услышал шорох за своей спиной и оглянулся. Крег уже не лежал, скорчившись, а сидел на полу, прислонившись к стене. Лицо его было в кровоподтеках, в глазах горели злобные огоньки. Но злобу он испытывал не к человеку. Маленький домовой, как и Борис, ненавидел сержанта Дерека, который избил и ограбил его. Расовые предрассудки отошли на второй план. Сейчас человек был его союзником, а гном – врагом. И это читалось на его окровавленном лице.
– Жив-здоров? – спросил его Борис.
– Спасибо тебе, – прохрипел Крег.
– За что? – удивился Борис.
– За то, что вступился за меня. Я все слышал и видел. Ты мог сам пострадать. Зачем тебе это было надо?
– А, забудь, – отмахнулся Борис. – Мы с тобой теперь товарищи по несчастью. А у людей так принято – сам погибай, а товарища выручай.
– На меня не рассчитывай, – произнес Крег.
Они помолчали.
– Послушай, Крег, – вдруг сказал Борис. – Ведь ты тоже из этих… Из духов?
– Я домовой, – гордо ответил Крег.
– Вот и я о том же,– кивнул Борис. – Я так понял, что вы способны… Как это называется? Ах, да! Читать мысли на расстоянии! Ведь можешь, признайся?
– Могу, – буркнул Крег. – Иногда. И еще смотря на каком расстоянии. А ты что хочешь, собственно?
– Узнать, что сейчас думает Катриона, – признался Борис. – А, главное, где она и что с ней. А еще…
– Постой, – прервал его Крег. – Это я не могу, сразу говорю.
– А что можешь? – с надеждой спросил Борис.
– Ничего не могу, – ответил Крег. – Из того, что тебе сейчас хотелось бы. Если только…
– Ты продолжай, не молчи, – затаив дыхание, попросил Борис. Он присел напротив домового, взглянул в его глаза. Но не увидел в них ничего, кроме такой же темноты, что и за окном.
– Ты с этим поосторожнее, – предупредил его Крег, опуская свой взгляд. – Вам, людям, нельзя смотреть домовым в глаза. Беда с вами может случиться. Оно тебе надо?
– Да мне уже безразлично, – ответил Борис. – Утром все равно повесят. И меня, и тебя, кстати, тоже. Так что если ты мне чем-нибудь можешь помочь, то самое время. Потом поздно будет.
– Есть один ход, – сказал домовой, тяжко вздохнув. – Для себя берег, на крайний случай. Да, видно, он и пришел.
– Какой ход? – спросил Борис. – Это ты образно говоришь? Ты имеешь в виду что-то вроде шахматной комбинации?
– Я имею в виду подземный ход, – хмуро посмотрел на него Крег. – Сам не знаю, зачем его вырыл. Думал…
– Да-да, на крайний случай, я помню, – перебил его Борис нетерпеливо. – То есть ты хочешь сказать, что мы по этому подземному ходу…
– Почему мы? Я твою Катриону спасать не собираюсь. Зачем мне из-за эльфийки рисковать жизнью? Я домовой, а не влюбленный дурак-человек.
– Пусть так, – не стал спорить Борис. – Говори, где твой поземный ход? Как до него добраться? Да поторопись! Каждая минута на счету.
– Не скажу, пока не пообещаешь мне кое-что, – сказал Крег. – Кромсай меня на кусочки – не скажу. Вешай за ноги – буду молчать. Бей смертным боем…
– Да понял я уже, понял, – с досадой произнес Борис. – Ну, и зануда же ты! Вы, домовые, все такие?
– Пообещай, – потребовал Крег. – Я не гном, людям верю на слово.
– Обещаю, – сказал Борис. – Знать бы еще, что.
– Обещай мне, что вернешься в эту комнату, – сказал Крег. – Я с тобой не пойду, мне что в море смерть принять, что здесь – разницы нет. А бежать с острова некуда. Но если ты уйдешь и не вернешься, меня тогда точно повесят. И это в лучшем случае. А то и что похуже придумают. Гномы – они очень изобретательны по части пыток. А я этого не выношу. Даже когда меня бьют по лицу, мне больно. А если бьют по…
– Я обещаю, – прервал его Борис. – Слушай меня, Крег: если ты поможешь мне выбраться из этой комнаты, я попытаюсь узнать, что с Катрионой и, если надо, попробую спасти ее. А затем вернусь. Сюда, в эту комнату. Даже если тебя здесь не будет.
– А где я буду? – хмыкнул Крег. – Мы, домовые, домоседы. Ладно, я тебе верю. У тебя глаза честные. Я успел заметить, пока ты на меня смотрел. Только не делай так больше никогда. Вы, люди, очень неосторожны…
– Где твой подземный ход? – разъярился Борис. – Говори, а то сейчас так посмотрю – не обрадуешься!
– Кровать от стены отодвинь, – велел Крег. – Там увидишь. А вообще-то я обычно молчаливый. Это я от побоев такой разговорчивый стал. Мы, домовые, когда нас бьют…
Однако Борис уже не слушал его. Он рывком, но старясь не шуметь, чтобы его не услышал часовой за дверью, сдвинул кровать в сторону. И увидел в стене, почти у самого пола, небольшой аккуратно вырезанный круглый люк. Борис надавал на него ладонью. С тихим скрипом дверца люка ушла внутрь. Из открывшейся дыры пахнуло затхлым промозглым воздухом.
– Ход ведет на берег, – сказал Крег за его спиной. – Заканчивается у валуна, который лежит недалеко от причала. Я пользовался им, когда… Ну, тебе это безразлично. Иди!
– Спасибо, друг, – благодарно сказал Борис. И протянул руку, намереваясь обменяться прощальным рукопожатием с Крегом.
Но домовой удивленно посмотрел на него и не подал своей руки. Вместо этого он подтолкнул Бориса в спину и сказал:
– Иди, а то в разговорах вся ночь пройдет.
Борис не рискнул забираться в дыру головой вперед, сначала просунул в нее ноги. Лаз, рассчитанный на щуплого домового, был узковат для него. Извиваясь, он протиснул в отверстие плечи.
Но прежде чем Борис окончательно скрылся, домовой, снова тяжко вздохнув, с тревогой спросил:
– Ты вернешься, не обманешь?
– Вернусь, – приглушенно ответил Борис. – Не обману.
И его голова скрылась в темной дыре, зияющей, как беззубая пасть дракона.
Крег закрыл люк, придвинул кровать к стене. Взбил одеяло так, чтобы казалось, что на кровати кто-то лежит. Сам прилег рядом, на пол. Закрыл глаза и притворился спящим. Даже начал громко посапывать для пущей убедительности. Но он знал, что не сможет заснуть, пока не вернется человек. Домовой уже раскаивался, что рассказал ему про подземный ход и позволил сбежать.