Вадим Иванович Кучеренко
Человэльф
– Да вроде моя вахта, адмирал, – ответил тот, почесав в раздумье затылок.
– Полюбуйся на этого голубчика, – толкнул млит локтем в бок Грайогэйра. – Краса и гордость эльфийского флота! Замечательный образец лени и головотяпства. Типичный эльф.
Его голос набатом разносился над притихшей в этот ранний час акваторией и легко достигал ушей эльфа, но млита это нимало не беспокоило. Эльфа, судя по всему, тоже. Он беспечно и насмешливо улыбался, явно ожидая, что последует дальше.
– Капитан Грир, я приказал команде твоего почтового дилижанса выстроиться на палубе, – проревел млит Сибатор. – Ты знаешь, что я с вами могу сделать за неисполнение приказа?
– Прощу прощения, адмирал, – с готовностью ответил эльф. – Так точно, адмирал, знаю! – Он наклонился над люком, ведущим в трюм, и, подражая интонациям млита, рявкнул: – Команде пакетбота «Летучий Эльф» – построение на палубе! Живо! Живо!
Из люка, точно только этого они и дожидались, выскочили два неряшливо одетых рарога. Они вытянулись перед капитаном Григом и пожирали его глазами, явственно дрожа мелкой дрожью.
– Ну, разве я тебе не говорил, Грайогэйр, что они отъявленные трусы? – заметил млит. – Капитан Грир! Который к моим услугам! Я точно помню, что в команде этого шапито имели честь состоять три клоуна. Я вижу только двоих. Третий нуждается в карцере?
– Никак нет, адмирал, – ответил Грир с видимым испугом. – Он болен. Тяжко болен и не может встать со своей шконки. Валяется в трюме и того и гляди пойдет за борт, обшитый парусиной и ногами вперед.
– И что с ним такое?
– Точно не знаю. Врача на нашем судне нет. Но мне кажется, это сыпной или брюшной тиф. Впрочем, может быть, холера. Не исключена и дизентерия. Загадил нам весь трюм. Может быть, врач есть на вашем судне, адмирал? И он сможет осмотреть беднягу?
– Вот еще, – с негодованием рыкнул млит. – А если он заразный? Эй, кто там на капитанском мостике?! Поднять паруса! Отойти от пакетбота на милю!
Фрегат расправил паруса, и пакетбот остался за кормой. Капитан Грир, стоя на палубе, еще долго махал ему вслед рукой.
– Ну, что, убедился? – обратился адмирал к гному. – Отбросы! Одно только его и оправдывает, этого капитана Грира – то, что он полное ничтожество. И кто только его назначил капитаном?
– А мне показалось, что он над нами смеется, – с сомнением произнес Грайогэйр. – У этого эльфа такая хитрая и наглая рожа.
– Чушь, – непререкаемым тоном заявил млит. – Просто он типичный эльф. Глупый, трусливый и… Ну, да не важно! Так что ты там говорил о выпивке?
На пакетботе один из рарогов подошел к Гриру, который все еще салютовал фрегату, и прошептал на ухо, словно боясь быть кем-то услышанным:
– Сэмюэль умер.
Сэмюэль, старший из трех братьев-рарогов, которые многие годы служили под началом Грира на пакетботе, участвуя во всех его пиратских вылазках, вернулся в полночь, израненный, окровавленный, с переломанными костями. Когда Грир увидел приближающийся фрегат адмирала Сибатора, он приказал спустить Сэмюэля в трюм, подальше от чужих враждебных глаз. Услышав известие о его смерти, эльф помрачнел. Он сжал руку в кулак и прикусил костяшки пальцев зубами до крови, чтобы не закричать от пожирающей его злобы.
– Они ответят, – сказал он, не сводя глаз с черной точки, в которую превратился фрегат с адмиральским флажком на мачте. – Они мне за все ответят. Клянусь Сатанатосом!
– А как быть с Сэмюэлем? – потянул его за рукав рарог.
– Что? – непонимающе взглянул на него Грир. – А, Сэмюэль! Бедняга… Заверните его в парусину – и в воду. И поторопитесь. Мы возвращаемся на Эйлин Мор.
Глава 25
Пакетбот подошел к Эйлин Мору перед самым восходом солнца, когда на остров опустился утренний туман. Густая молочная пелена скрыла башню маяка, оставив видимым лишь небольшое желтоватое, как кусок масла, пятно светящего прожектора. Периодически маяк издавал звуковой сигнал, похожий на верблюжий крик. Пакетбот мягко соприкоснулся с причалом. На берег сошел один Грир.
– Ни шагу с судна, – отдал он приказ рарогам. Те недовольно заворчали. Грир злобно оскалился, и рароги смолкли. Он пообещал: – Мы отомстим за Сэмюэля. Но не сегодня. Сейчас они настороже. Или вы тоже хотите умереть?
Рароги явно предпочитали убивать, но не умирать. Они опустили головы под насмешливым взглядом капитана.
– Я так и думал, – сказал Грир и весело подмигнул рарогам.
Грир шел по берегу не скрываясь. В этот час и в такой туман едва ли кто мог увидеть его. Галька поскрипывала под его ногами. Волны с шелестом опавших листьев накатывали на берег и уползали обратно. Скалистой и опасной считалась восточная часть острова. Западная, где располагался причал, была пологой и тихой. Грир часто купался здесь, пока на остров не пришли люди. С тех пор многое изменилось. По сути, изменилось все, включая его жизнь. Он родился для того, чтобы стать знаменитым на весь мир исполнителем танца хайленд, который для непосвященного состоял в основном из прыжков на цыпочках. А стал пиратом, чьи руки по локоть обагрены кровью людей. Грир всегда был честен с самим собой и называл вещи своими именами. Так было проще. А он предпочитал простоту во всем – в разговорах, в отношениях, в жизни. Философствование, рефлексирование, поиски скрытого смысла были не для него. Таким уж он уродился. Как Катриона – красавицей, Фергюс – интриганом, Лахлан – глупцом. Каждый хорош таким, какой он есть, считал Грир и жил соответственно своему убеждению. Было время – блистал на паркете, выигрывал международные конкурсы. Потом пришло другое время – морских разбоев и убийств, и он получал от этого не меньшее удовольствие. И в том и в другом случае адреналин выделялся в кровь, а это было главное. Однообразная, размеренная, скучная жизнь была не для него. Иными словами, он был авантюристом. Выродком среди эльфов. И сам понимал это.
Грир подошел к огромному валуну, который когда-то упал с вершины скалы, нависшей над берегом, да так и остался здесь лежать. Волны зализали его своими длинными языками, придав округлость очертаниям, но так и не смогли утащить в море, как ни старались. Мало кто знал секрет валуна – о небольшой дыре почти у самого его основания, в которую можно было просунуть руку по локоть. Это был превосходный почтовый ящик. В общем-то, о ней знали только двое – Грир и его информатор, которому он же когда-то и открыл эту тайну. Сам Грир узнал ее еще до того, как остров заселили люди. Эйлин Мор был детской колыбелью Грира, и он исследовал каждую его складочку, каждую морщинку, каждый выступ, еще не научившись хорошо ходить.
Грир подошел к камню, опустился на колени, нашел, не глядя, дыру и запустил в нее руку. Змеи на острове не водились, да он их и не боялся. Пальцами нащупал что-то твердое, зацепил и вытянул наружу. Это была половинка расколотой глиняной кружки. На внутренней потемневшей стороне ее были нацарапаны какие-то иероглифы. Это был древний эльфийский алфавит. Люди не могли бы понять эти слова. Вдобавок ко всему, надпись была зашифрована, чтобы ее не сумели прочитать и те из духов, кому она не предназначалась. Грир, по своей беспечности, никогда бы не додумался сам до этого. Все это было придумано его информатором.
– Хитер, бестия, – в очередной раз поразился Грир, силясь разобрать текст. И это не было похвалой. – Однажды он перехитрит самого себя, клянусь Сатанатосом!
Но смысл послания, когда он разобрался с шифром, настолько заинтересовал Грира, что он перечитал его еще раз. А потом радостно засмеялся и воскликнул:
– Джек пот! Я всегда знал, Грир, что однажды тебе крупно повезет!
Он произнес это слишком громко, забывшись. И неожиданно услышал приглушенный расстоянием и туманом удивленный возглас:
– Грир, это ты? Я не ошиблась?
Грир вздрогнул и поднял голову. С вершины холма по крутой тропинке, ведущей к берегу, быстро спускалась Катриона и махала ему рукой, приветствуя. Грир опустил руку и разжал кулак. Глиняный осколок упал на гальку. Грир наступил на него ногой, услышал хруст и еще несколько раз, для верности, вдавил его в камни, растирая в пыль. Затем пошел навстречу девушке.
– О, прекрасная Катриона! – произнес он, целуя ее руку. – Я искал тебя, чтобы принести свои извинения. Мое поведение во время нашей последней встречи было просто ужасным. Надеюсь, твоя прелестная матушка простит меня когда-нибудь?
Глаза Катрионы наполнились слезами.
– Ты ничего не знаешь, Грир, – произнесла она. – Мама… Она погибла прошлой ночью.
– Не может быть! – воскликнул Грир. – Но ведь я…
Что-то в его тоне, которым он произнес свою незаконченную фразу, заставило Катриону вздрогнуть.
– Что ты? – спросила она. – Не молчи, Грир! Ты что-то знаешь о смерти мамы? Говори! Эта тайна не дает мне покоя.
– А что говорит Грайогэйр? Ты спрашивала у него?
– При чем здесь Грайогэйр? – удивилась Катриона.
– Но ведь он всегда все знает, – ушел от ответа Грир. Он уже принял какое-то решение, и оно лишило девушку надежды что-либо узнать от него. – Не то, что я, морской бродяга. Просто я увидел веточку розмарина у тебя на груди, и не смог сразу сообразить, что это в знак траура, а не скорой свадьбы. Помнишь эти стихи? «Не так это важно, зачем сорван он, для свадьбы моей иль моих похорон». Не правда ли, Катриона, прекрасно сказано? Хотя это и сказал человек.
– Да, да, конечно, – погасшим голосом произнесла Катриона. – Ты, как всегда, ужасно романтичен, Грир.
– Мы все время говорим обо мне, – заметил Грир. – Меня это смущает. Давай поговорим о тебе, Катриона. Как ты собираешься жить? Теперь, когда твоя мама…
– Не знаю, – призналась Катриона. – Я об этом еще не думала. У меня не было ни минуты свободного времени с прошлой ночи. Вот и сейчас – я шла на берег моря, чтобы побыть в одиночестве, а встретила тебя.
– Может быть, это судьба, Катриона? – томно спросил Грир и взял ее за руку. – Может быть, это она привела тебя на этот пустынный берег, чтобы мы встретились…
– Перестань паясничать, Грир, – устало сказала Катриона. – Лучше скажи, не твое ли это судно стоит у причала? Я не разобрала в тумане очертания и тем более название.
– Мое, – кивнул Грир.
– Если мне не изменяет память, это почтовый пакетбот?
– Точно.
– А ты его капитан?
– Лучший капитан за всю историю морского флота, могла бы ты добавить.
– Следовательно, я могу отправить с тобой почту? Всего один пакет, так что это тебя не затруднит. А меня не обяжет.
– Ты только скажи, куда и кому, и я доставлю твой пакет до самых дверей адресата. Счастливчик! Ты пишешь ему письма. Я хочу посмотреть на него и понять, чем он лучше меня.
– Тем, что он не клоун, – сердито ответила Катриона.
– Одно твое слово, прекрасная Катриона, и я буду тем, кем ты хочешь меня видеть. Королем? Я завтра же завоюю Англию и брошу этот туманный остров к твоим ногам. Трубадуром? Я воспою твою красоту с вершины высочайшей горы мира – Джомолунгмы. Отцом твоих детей? Я…
– Остановись, Грир, – прервала его Катриона. – Я хочу только одного, чтобы ты доставил этот пакет адмиралу Сибатору.
Грир поперхнулся на полуслове.
– Как это не романтично, – пробормотал он. – За что ты так со мной?
– Нет так нет, – пожала плечами Катриона. – Я просто спросила.
– И ты не ошиблась, – вдруг глаза Грир снова вспыхнули лукавым огнем. – Я вспомнил! Ведь у меня есть одно неотложное дело к адмиралу. Так что давай свой пакет. Уж заодно. Доставлю его в целости и сохранности.
– Почему-то я тебе не доверяю, Грир, – произнесла Катриона, с сомнением глядя на него.
– А моему пакетботу доверяешь?
– Больше, чем тебе, признаться.
– И это говорит о присущем тебе здравом смысле, прекрасная Катриона. Доверься моему пакетботу. Меня он никогда еще не подводил.
– Так и быть, – решилась Катриона. – Я доверю твоему пакетботу свой пакет. Но только вместе с собой. Ты доставишь меня до острова Льюис. А там меня поджидает вертолет.
– До Льюиса так до Льюиса, – хмыкнул обиженно Грир. – Но предупреждаю – ты пожалеешь об этом.
– Я уже жалею, – сказала Катриона. – Но ничего не поделаешь. В такой туман твой пакетбот – самое безопасное и верное средство передвижения. И, кстати, единственное, учитывая, что с причала куда-то пропала лодка, предназначенная для сотрудников маяка. Я забыла спросить у Скотти, что с ней случилось. Вертолет если и долетит до Эйлин Мора, то не сможет здесь опуститься из-за тумана. Надеюсь, на Льюисе другая погода.
– А я надеюсь, что такая же, – заявил Грир. – И ты продолжишь свое путешествие на моем пакетботе. Хочешь ты этого или нет.
Скрывая угрозу, прозвучавшую в его последней фразе, он галантно поклонился девушке и уступил ей дорогу. Катриона, обеспокоенная своими тревожными мыслями, ничего не заметила. Они вернулись на причал, взошли на пакетбот, и вскоре тот отчалил от берега, сердито пыхтя своей слабосильной паровой машиной. Поднимать паруса в такой туман было бессмысленно и опасно. Маяк на острове Эйлин Мор был не виден, только изредка раздавались его предостерегающие гудки, как чей-то одинокий крик о помощи.
Глава 26
Весь день Борис провел, осматривая маяк. Его восхитил порядок, который навел здесь техник Крег. Все было продумано им до мелочей, учтена любая случайность, мало-мальски возможный технический сбой в работе. Крег рассказывал и показывал с такой любовью во взгляде и голосе, что можно было подумать, будто речь шла не о маяке, а о женщине, которую он обожал.
– Световая камера и арматура маяка изготовлены из бронзы. И это очень предусмотрительно, учитывая, что этот материал чрезвычайно стойкий по отношению к коррозии, – говорил Крег, и глаза его сияли гордостью. – В наше время вместо бронзы используется алюминий. Дешевая подделка!
Крег произнес это с нескрываемым презрением. Он так негодовал, словно замена металлов на других маяках бросала тень и на репутацию маяка на острове Эйлин Мор.
– При проектировании маяка Эйлин Мор были использованы все важнейшие усовершенствования оптического оборудования маяков того времени, – продолжил Крег. – Линзы Френеля, изготовленные из шлифованного и полированного стекла, при их повороте и комбинировании с цветными светофильтрами дают возможность получать большое разнообразие световых вспышек высокой мощности.
– Линзам Френеля уже почти двести лет. А разве появившиеся позже электрические лампы накаливания не более эффективны? – с сомнением спросил Борис. – Не говоря уже о современных источниках света. Мне известно о научных разработках…
– Чепуха! – мгновенно вспылил обычно невозмутимый и словно бы даже слегка сонный Крег. – Маяк Эйлин Мор не нуждается в каких-либо технических усовершенствованиях. Он – само совершенство! И мне жаль, что вы этого не понимаете.
После этого в их отношениях появился холодок отчуждения, преодолеть которое Борису не удавалось. Крег словно давал понять, что новый главный смотритель маяка, усомнившись в превосходстве маяка Эйлин Мор над всеми остальными маяками мира, совершил ужасный проступок, загладить который могли только время и преданное беззаветное служение маяку.
Однако к вечеру Крег несколько оттаял. Борис не скрывал восхищения тем, что увидел, оставляя некоторые свои мысли невысказанными, и это способствовало восстановлению между ним и техником добрых отношений.
Они поужинали под добрым и ласковым взглядом Скотти, в то время как Аластер неутомимо и вдохновенно махал своей кистью, стоя у мольберта возле окна. Картина продвигалась быстро. Уже можно было распознать очертания гранитных стен башни маяка, возносившиеся над тремя мраморными колоннами.
– Это будет истинный шедевр, достойный славного имени Аластера, – убежденно заявлял он. – О каком ужине ты говоришь, Скотти? Как можешь ты, моя жена, противопоставлять искусству прозу жизни!
Аластер горестно покачал головой и нанес очередной мазок с такой яростью, словно хотел выместить на картине все свое негодование. Но Скотти не отчаивалась. Время от времени ей все-таки удавалось заставить мужа съесть кусочек с тарелки, которую она заботливо поставила перед ним на подоконник. Скотти кормила мужа как ребенка, который, увлекшись игрой, не хотел оставить свои игрушки даже на минуту, и получала от этого несомненное удовольствие. Борис с улыбкой смотрел на их семейную идиллию.
Но после ужина, когда Крег ушел в свою комнату, Скотти начала мыть грязную посуду, а Аластер – отмывать от краски свои кисти, что-то сердито бормоча себе под нос, Борис почувствовал скуку, которая вскоре перешла в смутное беспокойство. Он долго не мог понять его природы, пока вдруг его не озарило – Катриона! Он беспокоился из-за девушки. Уже приближалась ночь, а ее все еще не было. Он помнил ее обещание, и весь этот долгий день с нетерпением ждал, когда скроется солнце и наступят сумерки. Ждал, тщательно скрывая это даже от самого себя. А июльская ночь была так коротка! Борис почему-то был уверен, что с восходом Катриона опять уйдет. И сейчас каждая минута, сокращавшая время их будущего свидания, казалась ему безвозвратно и напрасно потерянной.
Борис ждал до полуночи, а потом еще добрых полчаса. Но Катриона так и не пришла. И он неохотно возвратился в свою комнату, не раздеваясь, лег на кровать и долго еще не смыкал глаз, надеясь, что вдруг робкая рука Катрионы постучит в его дверь, или он услышит ее голос. Наконец сон одолел его. Спал Борис в эту ночь очень беспокойно. Ему снилось пылающее солнце, которые грозило выжечь ему глаза, а он почему-то не мог отвести от него взгляда. Затем он вдруг оказался на лодке посреди океана, и внезапно началась буря. Лодку бросало вверх-вниз на волнах, которые накатывали одна за другой. Весел почему-то не было, паруса тоже, и он чувствовал себя беспомощным и слабым посреди разбушевавшейся стихии. Затем его накрыло гигантской волной, и все поглотила удушливая тьма…
Проснулся Борис от того, что кто-то тряс его за плечо.
– Катриона, – пробормотал он спросонок, еще не открыв глаза.
Но когда открыл, то вместо милого личика девушки увидел над собой толстую ухмыляющуюся физиономию млита Сибатора.
– Вставай, любовничек, – прогремел тот на весь дом. – И не забудь надеть… А, да ты уже в штанах! Это у людей так принято – спать одетыми? Или ты шлялся всю ночь напролет, слушая пение местных сирен и танцуя с ними под луной?
– И вам доброе утро, адмирал, – недовольно буркнул Борис. Пробуждение не предвещало ничего хорошего в этот день. Во всяком случае, утро уже было безнадежно испорчено.
– И тебе, человек, – хмыкнул млит. – Но не для всех оно будет сегодня добрым, вот что я тебе скажу. Поэтому я здесь. Ты помнишь наш разговор?
У Бориса в голове как будто щелкнул выключатель, и яркий свет озарил потаенные уголки его сознания. Млит снял свое заклятие.
– О «Летучем Голландце»? – ответил Борис. – Да.
– Тише, – пророкотал, как океанский прибой, млит. – Вы, люди, в таких случаях говорите, что и у стен есть уши. Этот маяк построили люди, поэтому ничуть не удивлюсь, что они не забыли об этом слуховом приспособлении. Наверняка здесь есть подслушивающее устройство, которое позволяет слышать все, о чем говорят в комнатах. Но о нашей тайне никто не должен знать до последней минуты.
– И когда она наступит, эта последняя минута? – хмуро спросил Борис.
– Когда ты увидишь на горизонте, как мой фрегат на всех парусах гонится за этим проклятым «Летучим Голландцем», а тот удирает от него что есть мочи, забыв о всей своей спеси. Это будет сегодня. Точнее сказать пока не могу. Придется тебе нести круглосуточную вахту, чтобы не пропустить это замечательное зрелище.
– И как я объясню это Крегу и Аластеру? Если не Аластер, то Крег обязательно спросит о причинах моего служебного рвения. Он люто ревнует к своему маяку.
– Объясняй, как хочешь, – буркнул млит. – Вам, людям, врать привычнее, чем нам, духам. Но смотри, не проговорись прелестнице Скотти! А то с тобой может случиться то же самое, что с твоим предшественником.
– Вы думаете, что Скотти…, – Борис не договорил. Он вспомнил, как Скотти рассказывала о смерти француза. Еще тогда его удивило ее знание подробностей, которых она знать не могла, если не была, по крайней мере, свидетельницей преступления. Но потом млит наложил на него свое заклятие, и он все забыл. – Невероятно!
– А что в этом невероятного? – удивленно взглянул на него млит. – Запомни, человек: от домовых можно ожидать всего. Я даже не уверен, что Скотти – старуха. Может быть, она юная девушка. А обратилась в старуху, чтобы было удобнее и безопаснее творить свои черные дела. Домовые – прекрасные оборотни. Они могут превратиться во что угодно, если потребуется. А иначе как она могла бы соблазнить этого француза? Не думаю, что он польстился бы на эти мощи, которые мы оба с тобой видели. Вот ты бы смог?
Борис невольно представил себе, как обнимает и целует Скотти, и его передернуло от отвращения. Скотти была доброй и приветливой старухой, но все-таки старухой. Млит был прав.
– А как же Аластер? Он тоже юноша? – спросил Борис, уже почти убежденный. – Ведь они давно муж и жена, насколько я понимаю. И воспоминания у них общие.
– Тоже прикидывается, – заявил млит. – По-моему, они оба – профессиональные террористы со стажем. Ты слышал, как Аластер рассказывал о маяках, на которых служил?
– И очень часто, – невольно улыбнулся Борис.
– А ты не обратил внимания на одно странное, на мой взгляд, обстоятельство? – с таинственным видом, снизив голос до шепота, который заглушал крик чаек за окном, спросил млит. – Оно прямо вопиет о его преступлениях.
– Откровенно говоря, я его почти не слушал, – признался Борис. – Так, какое-то бормотание, как постоянный шум моря.
– А напрасно! Так вот, я его внимательно слушал и уяснил себе один простой факт – все маяки, на которых появлялась эта славная семейка, плохо кончали. Одни якобы разрушали землетрясения, на других начинали происходить ужасные события, и люди покидали их. Тебя это не наводит ни на какие мысли?
– Вы хотите сказать, что они…? – Борис опять не договорил. Все это как-то не укладывалось в его голове. Он не мог связать милых ему Скотти и Аластера с терроризмом, тем более многовековым.
– Те еще ребята, – многозначительно подмигнул ему млит. – Ненавистники маяков. Возможно, это просто психическое заболевание. Или месть людям за что-то. Но пока это касалось только людей, мне было безразлично. Сейчас речь идет о наших проблемах. Остров Эйлин Мор – территория Эльфландии, а маяк – собственность Совета тринадцати. И пусть они только вздумают проявить к нему свой нездоровый интерес! Мы уничтожим их. Их долгий преступный кровавый путь оборвется на этом острове.
Млит произнес это с таким зловещим видом, что Борис невольно вздрогнул. Но млит не стал развивать эту тему.
– Однако это чуть позже, – сказал он, – а сегодня очередь «Летучего Голландца». Несомненно, они сообщники – эта семейка домовых и пираты. Но, как сказал один ваш премьер-министр своему королю, когда разговор зашел о неизбежной смерти, «согласно придворного этикета сначала вы, Ваше величество!»
Млит зычно расхохотался над своей шуткой. И так же резко, по обыкновению, оборвал свой смех.
– Учитывая все эти обстоятельства, – сказал он, придвигая свои толстые губы ближе к уху Бориса, – я приказал отряду морской пехоты под началом сержанта Дерека незаметно занять полуразрушенную часовню, которая стоит неподалеку от маяка. Они будут сидеть там, как мышки в норке, пока не придет время. Или не понадобится прийти к тебе на помощь, человек. Что-то мне говорит, что с тобой может справиться даже такая старуха, как Скотти – не силой, так хитростью. Вы, люди, при всей вашей… ну, не важно, иногда наивны, как дети. Так что только крикни – и Дерек со своими ребятами будет на маяке уже через минуту.
– Это я понял, – сказал Борис. – Но хотелось бы получить более точные инструкции относительно того, что мне делать, когда я увижу на горизонте два корабля, одним из которых будет ваш фрегат, а вторым – «Летучий Голландец».
– А что же здесь непонятного? – удивленно воззрился на него млит. – Ты должен будешь поменять секторные огни. И капитан «Летучего Голландца», а я уверен, что он никакой не призрак, думая, что направил свое судно в сторону от подводных скал, налетит на них на полном крейсерском ходу. Остальное уже моя проблема. Уразумел, человек?
– Уразумел, – кивнул Борис. – Но это не значит, что мне это нравится.
– Твое отношение к этой операции никого не волнует, – равнодушно заметил млит. – И, кстати, почему я до сих пор не видел твоего контракта? Ты его не подписал, или Катриона не выполнила мой приказ?
– Подписал, – сказал Борис. – И Катриона еще вчера должна была доставить его вам. А вечером вернуться на остров. Но ее нет до сих пор.
И сердце его опять заныло в недобром предчувствии. Но млит успокоил его, сказав:
– Может быть, Катриона дожидается меня на фрегате. Я был занят последними приготовлениями к операции. Крутился, как безумная юда, весь день. Так что не переживай, любовничек, ты свое наверстаешь.
Он поднялся со стула, на котором все это время сидел, дошел до двери, но, перед тем, как выйти, обернулся и погрозил Борису своим огромным пальцем, сказав:
– А ты все-таки не внял моему предостережению, человек. Насчет Катрионы. Что же, пеняй на себя!
Млит спрятал палец в гигантский кулак и ушел, прикрыв за собой дверь так, что вздрогнула вся башня маяка.
