Вадим Иванович Кучеренко
Человэльф
Глава 30
Решение Грира напасть на торговое судно в одиночку, не имея команды, было не таким уж безумным и неосуществимым, как могло показаться тому, кто был несведущ в морских и военных делах, а также ничего не знал о «Летучем Эльфе». Его пакетбот был превосходным судном по мореходным качествам, а в военном отношении доведен до совершенства.
Люди недооценивают пакетботы. Вот уже три века эти в основном двухмачтовые парусные суденышки перевозят почту и пассажиров по всему миру, включая Россию, Швецию, Великобританию, Америку и многие другие страны. В прошлом их иногда использовали даже для дальних морских экспедиций. Самые известные из них – «Святой Павел» и «Святой Петр». Эскадра, состоящая из этих двух пакетботов, под командованием русского исследователя Витуса Беринга в середине ХVIII века отправилась от берегов России на юго-восток искать Америку. Во время шторма пакетботы потеряли друг друга. Но «Святой Павел» все-таки достиг Северо-Западное побережье Америки и Алеутские острова, а четыре месяца спустя благополучно вернулся на родину, в Авачинскую губу. Сам же Беринг на «Святом Петре» пристал к неизвестному острову, где через полгода скончался. Позже люди назвали этот остров его именем.
Но намного раньше людей духи начали использовать пакетботы в военных целях. Четырнадцатипушечные однопалубные двухмачтовые суда водоизмещением двести-четыреста тонн представляли серьезную угрозу для вражеских кораблей. А пакетбот Грира, помимо полной парусной оснастки, состоящей из почти десятка прямых и косых парусов, имел еще и паровой двигатель, и не зависел, в случае необходимости, от ветра. Это давало ему неоспоримое преимущество даже перед более крупными и быстроходными парусными судами, в том числе фрегатами из эскадры адмирала Сибатора. Но, главное, он был вооружен четырехдюймовыми морскими пушками, которые приводились в действие нажатием одной кнопки из капитанской каюты. Управление пушками автоматизировали, и это была гениальная выдумка самого Грира. Одного залпа было достаточно, чтобы отправить на дно барк, бриг или корвет, не говоря уже о неповоротливых торговых судах и морских баржах. А чтобы победа доставалась ему без особых усилий, Грир распорядился спрятать жерла пушек за фальшивыми бортами. Обычно его пакетбот подходил к ничего не подозревающей жертве почти вплотную и без всякого предупреждения давал залп из всех орудий сразу под ватерлинию, а затем по мачтам или машинному отделению. В большинстве случаев команды судов, на которые нападал Грир, даже не успевали понять, что происходит. Тем более что противников эльф выбирал осмотрительно. Неожиданное и коварное нападение всегда приносило ему удачу.
Сколько было жертв на его счету? Грир занимался морским разбоем свыше ста лет, и редко в какой месяц не пускал на дно один-два, а то и более кораблей. Их названия поблекли, потускнели, а затем время выжгло их из его памяти, как летнее солнце выжигает проталины в снегу даже на Крайнем Севере. Зато он хорошо помнил, с чего и как все началось. Это случилось в тот самый день, когда Совет ХIII давал традиционный благотворительный бал для выдающихся представителей мира духов природы, в канун первого дня весны 1900 года от Рождества Христова по летоисчислению людей.
Помнится, Грир счел приглашение на этот бал издевкой. Он только что с позором проиграл международный конкурс, собравший в Лондоне лучших из лучших танцоров хайленда. Возможно, так считал он один, потому что даже второе место на таком престижном турнире было очень высокой оценкой профессионального мастерства и почти недостижимой мечтой – но любого другого танцора в мире, только не Грира. Он был уверен, что победит, как и во всех предыдущих танцевальных конкурсах, в которых он участвовал. Но судьи отдали победу какому-то блеклому, как недозревшая рожь, ирландцу. И Грир мог бы поклясться, что только потому, что тот был человеком. То обстоятельство, что никто из судей не знал, что он, Грир, эльф, даже не приходило ему в голову. Ему была нужна причина поражения – и он ее нашел. Его засудили, считал он, потому что он эльф, а не потому, что он не самый лучший танцор в мире. Это утешало его. Это было единственное, что могло примирить его с неудачей.
Несмотря на второе место, его все-таки пригласили на тот благотворительный бал. Для всех духов он по-прежнему оставался великим мастером, прославляющим своими танцами их мир. Грир не мог отказаться от приглашения, посланного Советом ХIII, но весь тот вечер он был мрачен и необщителен. Только один гость не уступал ему в плохом настроении. И это был Фергюс. Все вокруг них, сотни гостей, смеялись, танцевали, пили вино. Лишь они двое не танцевали и не смеялись, а только пили, и не слабенькое кислое винцо, а настоящее шотландское виски, способное затуманить разум уже после первого глотка. Они же пили его стаканами. Не удивительно, что вскоре они заметили друг друга, а затем и сошлись за одним из столиков, на который официант немного погодя поставил полную бутылку виски, чтобы избавить себя от лишних хлопот.
– Пью за твой талант, маэстро, – сказал Фергюс, поднимая в десятый, наверное, раз свой массивный граненый стакан. – И за то, чтобы все люди сгинули с лица земли!
– Пью за твой политический гений, – вторил ему Грир, поднимая свой не менее полный стакан. – И за то, чтобы людей постигла участь динозавров!
Они поняли друг друга с одного взгляда. Потому что в этом взгляде сквозила лютая ненависть к людям. Вернее, к одному из людей, который ассоциировался у них со всем остальным человечеством. У Грира это был бесцветный ирландец, укравший у него победу, у Фергюса – рыжеволосый Джек, укравший у него невесту. Виноват был один человек, но расплатиться за его вину должны были все люди. Так они решили тогда в пьяном угаре. И уже наутро, едва проспавшись, начали приводить свой великий план в исполнение.
Все было просто. У Фергюса были деньги, у Грира – голова, которой он не дорожил. Они организовали совместное предприятие, которое условно назвали «Летучий Эльф». Фергюс оплатил покупку пакетбота, получившего то же имя, а Грир нанял и обучил команду. В юношеские годы, еще до того, как смыслом его жизни стали танцы, он много времени уделял яхтам и морским прогулкам. В сущности, все свое время. Сколько Грир себя помнил, он никогда не работал, а только прожигал свою жизнь, танцуя, развлекаясь и соря деньгами, которыми его обеспечивала мать, безумно его любившая, поскольку он был ее единственный сын. Юношеская забава очень ему пригодилась, когда он занялся морским разбоем. Пакетбот был той же яхтой, только парусов больше. Вскоре Грир управлял им так же ловко, как и своей прежней прогулочной яхтой.
Первым их преступлением – в глазах людей, разумеется, а не в их собственных, сами они считали это актом возмездия, – стало убийство трех смотрителей маяка на острове Эйлин Мор. Это было главным и, по сути, единственным условием Фергюса, которое он объявил, вкладывая деньги в их совместное предприятие. Людей не должно быть на острове. И Фергюсу было не важно, кем они были. Он мстил не рыжеволосому Джеку, который увел у него почти из-под венца Арлайн. Он мстил человеку как таковому.
Грир легко убедил трех братьей – Сэмюэля, Джозефа и Лероя совершить это убийство. Рарогов не пришлось даже уговаривать, достаточно было назвать им сумму. Для них это были легкие деньги. Почувствовав их вкус, рароги уже не расставались с Гриром. Они стали членами его команды, команды пакетбота «Летучий Эльф». Вместе они грабили, убивали, топили корабли. Но почему-то не разбогатели. Деньги текли между их пальцев, как будто это был золотой песок. К рукам не прилипало ни крупинки.
В первые годы Грир совмещал танцы и пиратство. Но, не отдавая себя ни одному из этих дел целиком, он не мог достичь совершенства нигде. Он все чаще начал проигрывать на паркете. А затем он сделал свой выбор. Танцор умер, родился морской пират. Но, по сути, поменялись только декорации. Он оставался все тем же Гриром – самовлюбленным гордецом. Только сначала он был известным танцором, а теперь стал знаменитым пиратом. С одной маленькой поправкой – как танцора, его знал весь мир, а как пирата – только Фергюс. Но если раньше Грир зависел от своих зрителей, их желания платить деньги за билеты на его концерты, то сейчас он стал целиком зависеть от эльфа, от его расположения и щедрости.
Поэтому, когда у Грира появилась возможность разбогатеть и оборвать золотую нить, которая связывала его с Фергюсом, он решил воспользоваться ею, чтобы снова изменить свою жизнь. Он устал от пиратства, от моря, от своей зависимости от Фергюса. И чтобы избавиться от всего этого, надо было только напасть на торговое судно, перевозившее золото, и отправить его на дно, предварительно перегрузив золото из его трюма в трюм пакетбота. Все как обычно. Кроме одного – он не собирался ставить об этом в известность своего компаньона, Фергюса. И уж тем более делиться с ним добычей. Впрочем, добычей он не делился с Фергюсом уже давно. А поскольку тот молчал, то и Грир не заводил об этом разговора. Члену Совета ХIII, кем стал за это время Фергюс, не пристало мелочиться и зариться на черствый хлеб пирата. Так считал Грир. А что думал Фергюс… Никто и никогда не мог проникнуть в мысли этого замкнутого и вечно хмурого эльфа. А Грир даже и не пытался. Во всяком случае, последние пятьдесят, если не больше, лет.
– Фергюс, Фергюс, – укоризненно покачал головой Грир, поднявшись на капитанский мостик. – Как мне тебя сейчас не хватает! Некому даже отдать команду поднять паруса. Но поскольку ты все равно не стал бы ее выполнять, то нечего и горевать о том, что тебя нет. И, надеюсь, уже никогда не будет в моей жизни. Будь ты проклят вместе со своей ненавистью к людям! Кстати, мое проклятие – ирландец, который отнял у меня победу, умер полвека тому назад в одной из больниц Дублина. От старости. То же самое будет и с твоими врагами, Фергюс. Ты переживешь их. Так зачем все это? Я разрываю наш контракт! Отныне каждый сам за себя. Мой враг давно мертв. Со своими врагами разбирайся сам!
С этими словами Грир поворотом штурвала направил пакетбот в сторону острова Льюис, где он должен был пересечь курс судна, набитого доверху золотыми слитками. Пакетбот стремительно несся по волнам, потому что в его паруса дул ветер надежды.
А «Эдинбургский замок», как назывался сейчас один из двух фрегатов эскадры адмирала Сибатора, видоизмененный до неузнаваемости и превращенный в торговое судно, в это же время не торопясь, чтобы не вызвать подозрений, шел по направлению к острову Эйлин Мор. В его трюмах не было ни крупинки золота, зато лежали дополнительно погруженные ящики со снарядами к орудиям, из которых капитан Харви собирался расстрелять неуловимого «Летучего Голландца», если тот откажется выполнить его приказ сдаться. Но все-таки водяной предпочел бы доставить корабль-призрак пленником в порт в целости и невредимости. Это принесло бы ему больше чести и славы. Как доказать, что на морском дне лежит именно тот самый «Летучий Голландец», а не случайно проходившее мимо судно? Млит Сибатор очень недоверчив. А Совет ХIII потребует вещественных доказательств. Это было единственное, что беспокоило капитана Харви.
Грир издали заметил паруса корабля, напоминавшего обводами фрегат, но выкрашенного в цвета торгового флота и с намного меньшей парусностью. Его полуобнаженные мачты торчали крестами на заброшенном погосте. Трудно было сейчас признать в нем корабль, чьи надежность и прекрасные ходовые качества сделали его незаменимым для исследователей и путешественников всего мира. На одном из таких, фрегате «Будёз», французский путешественник Луи Антуан де Бугенвиль совершил в ХVIII веке кругосветное плавание. Не случайно британский Королевский флот в эпоху своего расцвета, когда он считался владыкой всех морей, имел самое большое число фрегатов в мире. Но сейчас «Эдинбургский замок», имевший водоизмещение восемьсот тонн, напоминал зажиревшего и обрюзгшего спортсмена, в которого превратился расставшийся со спортом и спившийся чемпион. Обе орудийные палубы фрегата были скрыты под брезентом. Однако все его шестьдесят орудий были готовы вступить в бой по приказу капитана Харви, который не покидал капитанского мостика.
Грир буквально захлебнулся от радостного смеха. Он не заметил подвоха. Его глаза и разум ослеплял золотой ареол, который, казалось, окружал корабль.
– Спасибо, адмирал Сибатор, – прокричал он, как будто млит мог его услышать. – Я тебе премного обязан и обязательно отплачу черной неблагодарностью!
Крошка-пакетбот ни за что бы не догнал быстроходный трёхмачтовый корабль даже с неполным парусным вооружением, если бы не шел ему наперерез. Курс был рассчитан точно. Они сошлись в заранее намеченной Гриром точке.
Некоторое время пакетбот шел рядом с «Эдинбургским замком», словно рассматривая или оценивая его, как цыган лошадь, которую собирается украсть. Затем капитану Харви, который не раз встречал пакетбот в здешних водах и привык к нему, как к чайкам, вечно кружащимся над водой, надоело это постыдное соседство, и он прокричал в мегафон:
– Эй, на скорлупке! Брысь отсюда, пока не раздавил бортом!
– Эй, на корыте! Nemo me impune lacessit, – с насмешкой ответил ему Грир. И повторил, чтобы его поняли: – Никто не тронет меня безнаказанно, капитан!
Капитан Харви мгновенно разъярился.
– Отправить на пакетбот десяток моряков и хорошенько вздуть этого наглеца, – приказал он своему помощнику. И это был последний приказ, который он отдал в своей жизни.
Помахав «Эдинбургскому замку» рукой, Грир без лишних слов и угроз нажал красную кнопку на пульте управления. Замаскированные бойницы пакетбота обнажились, выглянули жерла орудий, и они изрыгнули огонь. Мощные снаряды, разрушительную силу которых многократно увеличивала близость судов, разом снесли мачты корабля и уничтожили капитанский мостик вместе с капитаном Харви. Атака была страшной еще и из-за своей полной неожиданности. Никто на корабле не ожидал нападения. «Эдинбургский замок» в одно мгновение потерял командира, управление и возможность принять бой. А пакетбот продолжал сеять смерть и разрушение. Он, деловито пыхтя паровым двигателем, совершал круговые маневры вокруг своего грозного еще недавно противника, а его орудия, перезаряжаясь автоматически, стреляли и стреляли. Это была кровавая бойня. Не бой, а расстрел беззащитного и уже поверженного врага. Пакетбот продолжал добивать фрегат даже тогда, когда на нем не осталось в живых или не раненными ни одного члена команды. «Эдинбургский замок» сильно накренился на один бок, и морские волны окатывали его палубу, смывая кровь и унося с собой обезображенные тела.
Грир торжествовал. Он даже забыл на время о золоте и просто упивался видом потоков крови, которые окрасили море вокруг корабля в красный цвет.
– Nemo me impune lacessit! – кричал он, и глаза его сверкали, как раскаленные угли. – Теперь ты хорошо меня понял, капитан?!
Внезапно разрыв снаряда поднял высокий фонтан поблизости от кормы его пакетбота. Грира окатило морской водой с ног до головы. Он отряхнулся и зашипел, словно ошпаренная кошка. Осколки застучали по палубе, оставляя в ней рваные дыры. Следующий фонтан взметнулся рядом с носом пакетбота, ощутимо качнув его. Один из осколков вонзился в пульт управления и вывел его из строя, лишив пакетбот орудий. Большая волна прошла через всю палубу и схлынула за корму, едва не унеся с собой Грира. Увлеченный боем, он перестал обращать внимание на все остальное. И не заметил, как из-за отдаленного скалистого островка, которых здесь было много, вышел фрегат с адмиральским флажком на мачте и начал быстро приближаться, издалека открыв огонь из своих орудий. Это адмирал Сибатор, выйдя из засады, спешил на помощь своему второму фрегату.
Но спешка, не позволившая взять верный прицел наводчикам, подвела млита. Если бы он приказал открыть огонь, подойдя на близкое расстояние, пакетбот был бы обречен. Шестьдесят орудий фрегата смели бы его с поверхности моря в считанные секунды. Однако пакетбот, счастливо избежав губительных попаданий после первых выстрелов и только заранее предупрежденный, успел уйти под защиту бортов полузатопленного «Эдинбургского замка». Теперь, чтобы в него попасть, надо было прежде уничтожить «Эдинбургский замок». Млит скрежетал зубами от ярости. Он готов был впиться в капитана Эндрю и канониров клыками и когтями и разорвать их на части.
– Быстрее, неповоротливый болван! – орал он, стоя на палубе, на капитана Эндрю, бледного от страха. – А вы, слепые курицы, стреляйте точнее! Или я прикажу зарядить орудия вашими тупыми башками!
Но от угроз адмирала фрегат не убыстрял хода, и орудия не стреляли точнее. А Грир, успев оценить ситуацию, уже быстро уходил в сторону острова Эйлин Мор, призвав на помощь работающей во всю мощь паровой машине попутный ветер, злобно воющий в парусах пакетбота.
Глава 31
Гнетущее молчание прервал раздраженный голос сержанта Дерека.
– Я так и не услышал ответа на свой вопрос, – сказал он. – Эй, человек, ты собираешься выполнять приказ адмирала Сибатора? Да или нет?
Пакетбот, преследуемый фрегатом, был уже совсем близко от маяка. Он казался маленьким и беспомощным в сравнении с настигающим его судном.
– Нет, – ответил Борис. – Это преступный приказ. Никто не доказал мне, что это пиратский корабль. А если адмирал ошибся?
– Ошибся он или нет, но приказ должен быть выполнен, – настаивал сержант Дерек. – Или мне придется болтаться на рее вместе с тобой.
– Любой суд оправдает меня, – упрямо заявил Борис.
– Тебя повесят без суда и следствия, как только адмирал сойдет на берег, – пообещал гном. И повернулся к Крегу. – А ты что примолк? Места на рее хватит всем. После того, как вздернут этого молодца, придет твой черед. Я слышал ваш разговор.
– А если я заменю секторные огни? – спросил домовой. – Меня не повесят?
– Это решает адмирал, но я замолвлю за тебя словечко, – милостиво пообещал сержант Дерек. – Адмирал Сибатор прислушивается ко мне. Может быть, тебя и помилуют.
– А мне оставят мои алмазы? – продолжал торговаться Крег. Маленький домовой был перепуган и дрожал, как лист на ветру, но алчность пересиливала страх. – Я их честно заработал.
– Может быть, – мельком глянув в окно, ответил гном. – А пока я приберу их, чтобы не пропали.
С этими словами он жадно сгреб рассыпанные по столу алмазы и наполненные мешочки. При виде того, как его сокровища исчезают в карманах гнома, домовой застонал. Он понял, что уже никогда не увидит их. Гномы испокон века отличались необычайной скупостью. Они предпочитали копить, а не тратить. Деньги заменяли им все удовольствия, которые на них можно было бы купить.
– Отдай мне хотя бы этот, – попросил Крег, указывая на огромный алмаз. – Я еще не расплатился за него. А если у меня потребуют его обратно?
– Скажешь, чтобы обратились ко мне, – посоветовал сержант Дерек. – Если ты переживешь сегодняшний день. А это вряд ли, судя по всему. Так ты надумал?
– Хорошо, – кивнул покорно домовой. – Я согласен.
– Пойдешь со мной, – сказал гном. – Я тебе не доверяю. А ты, человек, оставайся здесь и готовься к смерти. Молись, плачь или что там у вас, людей, принято. Я лично с удовольствием вздерну тебя на рее, если мне позволит адмирал Сибатор. Ненавижу людей!
И он вышел, подталкивая перед собой домового, которого едва несли ноги от страха. Но в дверях встали два моряка, держа наперевес карабины с примкнутыми к ним штыками, которые они угрожающе наставили на Бориса.
Сумерки уже начали скрадывать очертания горизонта, но до ночи было еще далеко. Грир понимал, что его пакетбот уступает в скорости фрегату и ему не уйти, скоро его настигнут. После того, как был уничтожен пульт управления, орудия стали бесполезны. Он мог развернуть пакетбот и пойти на таран. Но это была бы бесславная смерть. Фрегат слишком велик для крошки-пакетбота, он подмял бы его и пустил на дно, сам ничуть не пострадав.
Грир знал эти воды намного лучше адмирала Сибатора и любого члена его команды. Здесь было много скалистых островков, рифов и отмелей, среди которых без лоцмана мог пройти только местный житель, фрегат обязательно сел бы на мель или пропорол себе днище. Маяк на острове Эйлин Мор установили не зря. Ночь была единственным шансом на спасение для эльфа. Но Грир знал, что задолго до наступления темноты фрегат настигнет его и уничтожит. Эльф уже не думал о золоте, ради которого все затевалось. Его жизнь была ценнее всех сокровищ мира.
Расстояние между охотником и жертвой стремительно сокращалось. Фрегат уже даже не стрелял из орудий, настолько адмирал был уверен в том, что пакетбот не уйдет от него.
Вспыхнул свет маяка. Грир бросил на него недобрый взгляд. Маяк предавал его. Не будь его, Грир мог бы запутать преследователей и, часто меняя курс, вывести их на рифы.
Однако с маяком было что-то не так. Грир сначала не мог понять, что именно. Потом сообразил – маяк указывал неверное направление. Если следовать ему, то пакетбот, а за ним и фрегат налетят на подводную скалу с острым, как бритва, извилистым гребнем, самую опасную на этом участке моря. Скала не доходила метров трех до поверхности воды и была безопасна для лодок и судов с небольшой осадкой, но вспорола бы днище любого, даже бронированного, корабля от носа до кормы.
– Новый смотритель сошел с ума, – хмыкнул Грир. – Я всегда знал, что нельзя доверять людям. Хорошо, что я в этих водах…
Эльф оборвал себя на полуслове. В его голове внезапно и властно зазвучал голос. Безумию свойственны гениальные озарения. Это было одно из них. Оно могло погубить эльфа, а могло спасти.
А внутренний голос настойчиво твердил Гриру, что осадка пакетбота, согласно техническим характеристикам, всего два метра девяносто сантиметров. И, если повезет, он пройдет над скалой. Но фрегату, намного глубже сидящему в воде, это не удастся. Он последует за пакетботом, не успев изменить курс, и погибнет.
Так ли это на самом деле можно было узнать, только попытавшись осуществить задуманное. И это было самым слабым местом плана. Грир, несмотря на свое безумие, осознавал это.
– Да заткнись ты! – злобно крикнул он голосу, продолжавшему что-то бубнить в его голове. – У меня от тебя уже мозги набекрень. Дай подумать!
Идея была безумной, но не более, чем вся его предыдущая жизнь. Грир привык рисковать, и было бы странно, если бы он не рискнул сейчас, когда ставка была так высока. На самом деле он не думал, он уже все решил. Но он не хотел, чтобы голос в его голове посчитал это решение своей заслугой. Грир до конца оставался верен себе. Только он сам мог распорядиться своей судьбой, и ничья подсказка была ему не нужна. Безумие всегда логично и последовательно.
И, повинуясь воле Грира, голос в его голове смолк. Грир рассмеялся и направил свой пакетбот на подводную скалу, следуя направлению, которое ему указывал маяк.
В трюме фрегата, куда бросили связанных Лероя и Джозефа, было темно и сыро. Однако промозглый холод и грубые веревки, глубоко врезавшиеся в их плоть, беспокоили ророгов меньше, чем чувство беспомощности, к которому они не привыкли. Обещание млита повесить их на рее лишало братьев надежд на будущее, зато предвещало скорую встречу с Сэмюэлем, которого оба они любили настолько, насколько это было возможно для рарогов. Рароги – племя вечных кочевников, зачастую не знающих, где и когда они родились и кто их отец и мать. Не знали этого и братья, зато, сколько они себя помнили, они всегда были втроем и заботились друг о друге. Сэмюэль был старший из них, и они привыкли чувствовать себя под его защитой. Без него они действительно осиротели.
– Лерой, – прошептал Джозеф, – а, Лерой?
– Что, Джозеф? – отозвался тот, едва сдерживая стон. Кровь продолжала сочиться из раны в груди от стилета, и он чувствовал, как постепенно холодеют его ноги, предвещая скорую смерть.
– Тебе страшно?
– Только за тебя. Как ты останешься один, без нас?
Джозеф был младшим из трех братьев.
– Это ненадолго, – успокоил он брата. – Послушай, Лерой…
– Что, Джозеф?
– А мы точно встретимся… Там?
– А как же иначе? – без особой убежденности в голосе сказал Лерой. – Это люди обречены на вечную тьму и забвение. Они умирают – и их плоть превращается в прах, который разносит ветер. Поэтому их даже убивать не зазорно. Мы, духи, будем существовать, пока жива наша мать-природа. Вот кем бы ты хотел быть, когда… Ну, ты понимаешь меня.
– Морским ветром, – ответил, подумав, Джозеф. – Я бы носился над морем, ломал мачты кораблей, топил рыбацкие лодки, поднимал волны до самого неба… Вот это жизнь! Не то, что сейчас. А ты?
– Я? – задумался, в свою очередь, Лерой. Это был трудный вопрос, но ответ на него он должен был дать как можно скорее, он это чувствовал. Его ноги похолодели уже до колен. – Я бы, наверное, тоже ветром. А то куда мне без тебя, братишка?!
– А Сэмюэль?
– И он с нами, конечно. Или, ты думаешь, Сэмюэль бросит нас? Да никогда!
– Это хорошо, – судя по голосу, улыбнулся Джозеф. – Только вы меня там подождите, если я чуток запоздаю. Да, а где мы встретимся? И как узнаем друг друга?
Это были поистине неразрешимые вопросы, на которые Лерой не надеялся дать ответ, будь даже у него в запасе вечность, а не пара часов, как сейчас. Поэтому он недовольно буркнул:
– Джозеф, всегда ты болтаешь глупости, словно маленький. Встретимся и узнаем, разумеется. Или ты думаешь, что какой-то там смерти достаточно, чтобы я не узнал при встрече своего младшего братишку? Или не нашел его, пусть мне пришлось бы обойти весь загробный мир? Так, значит, вот как ты обо мне думаешь, брат?
– Ну, что ты, Лерой, – запротестовал Джозеф, которому показалось, что он обидел своим вопросом брата. – Я так не думал. Просто вы с Сэмюэлем всегда говорили мне, что и как надо делать. Вот я и решил спросить на всякий случай. Чтобы не ошибиться. Лерой, почему ты молчишь? Лерой?!
– Тихо! – приглушенно отозвался тот. – Я прислушиваюсь. Слышишь, какой-то странный звук? Словно кто-то грызет переборку?
В трюме было шумно от бьющих о борт волн. Но это был привычный, монотонный гул, который вдруг нарушили другие, более резкие звуки.
– Нет, – ответил Джозеф. Но спустя минуту подтвердил: – А ведь точно, кто-то грызет. И шебуршится. Кто бы это мог быть? Может быть, акулы?
– Пытаются прогрызть обшивку корабля? – усомнился Лерой. – Чтобы полакомиться нами? Это от тебя, что ли, такой аппетитный запах?
Громадная тень с громким писком перебежала из одного угла в другой. Лерой вздрогнул.
– Видел? – прошептал он.
– Это крыса, Лерой, – упавшим голосом произнес Джозеф. – Я такую гигантскую еще и не видел ни разу. Она размером почти с меня.
Еще несколько теней, пища и толкаясь, пробежали по трюму. Одна из них споткнулась о ноги Лероя и, обернувшись, злобно посмотрела на него, но продолжила свой путь.
– Может быть, их кто-то вспугнул? – с надеждой спросил Джозеф. – И они спасаются бегством?
Огромная крыса вышла из угла и подошла к Лерою, поводя носом. Она явно принюхивалась. Ее привлекал запах крови, засохшей на груди и одежде Лероя. Лерой хотел отогнать ее, но его руки были перехвачены веревкой. А ноги похолодели уже намного выше колен, и ими он тоже не мог пошевелить. Видя его беспомощность, крыса осмелела и ткнулась носом в его рану. А затем вонзила в нее свои острые зубы. Лерой закричал от боли. Крыса негодующе запищала в ответ. На ее писк из угла выбежали еще три или четыре крысы и набросились на рарога. Лерой попытался было закричать, но одна из них начала обгладывать его лицо. И его крик захлебнулся в ее грязной вонючей шерсти.
– Лерой, – позвал испуганно Джозеф. – Тут какая-то крыса кусает меня за ногу. Ой, больно! Пошла вон, тварь!
Джозеф, в отличие от Лероя, попытался бороться за свою жизнь. Связанный по рукам и ногам, он катался по полу, лягался, бил головой, даже кусался сам, но схватка продлилась недолго. Из всех темных закоулков трюма вдруг выбежала и набросилась на него целая стая огромных крыс и в мгновение ока обглодала рарога. Лерой к тому времени был уже давно мертв.
После этого крысы сгрудились у борта, из которого тонкой струйкой сочилась морская вода, проникавшая изнутри. Они начали грызть переборку. Вскоре образовалась дыра, в которую могла пролезть даже самая крупная из них. И крысы начали одна за другой протискивать в нее, с громким и негодующим писком преодолевая встречное сопротивление воды, устремившейся в трюм. Крысы бежали с корабля.
