Татьяна Николаева
Исповедь проститутки
Следующим утром я проснулась обновлённой. Я ещё не знала, что буду делать дальше, не была уверена, стану ли продолжать карьеру модели. В одном я была твёрдо убеждена: так, как было раньше, я не хочу. Больше не хочу быть игрушкой в чужих руках, не хочу голого бесчувственного секса за вознаграждение, не хочу больше быть «Марго».
Принятое решение воодушевило и оживило меня, стало для меня глотком свежего воздуха.
Я продолжала жить, заниматься повседневными делами, ходить в рестораны и магазины, посещать спортивный зал и бассейн, гулять, и с интересом прислушивалась к себе, к своим ощущениям: я сбросила маску под названием «Марго», навсегда уничтожила этот образ. Я снова была собой; спустя столько лет, я вновь ощутила себя прежней Софией, и я не хотела утратить это чувство. Теперь всё приносило мне радость, и всё было иначе вокруг, всё вдруг предстало в ином свете. Ничто не тяготило меня. Я была просто счастлива – свободна и счастлива, и эти ощущения я не променяла бы ни на какие видимые блага, ни на какой сомнительный комфорт.
Я смотрела по сторонам и любовалась всем, что окружало меня; я радовалась прохожим, совершенно незнакомым мне людям, и даже моросящему октябрьскому дождю и мокрым тротуарам. В последние дни я любила просто гулять: идти по улице или петлять аллеями парка под хмурым осенним небом; идти и загребать ногами шуршащую листву, источавшую аромат осени, кутаясь в тёплое пальто или прикрываясь зонтом от дождя и ветра. Я даже любила промокнуть и промочить ноги, потому что знала, что сейчас вернусь в свою квартиру, включу электрокамин, приготовлю горячую ароматную ванну и погружусь в негу – и ничто не сможет потревожить меня.
Я наслаждалась тишиной и покоем. И вообще, я так устала от шумной столицы. Такая манящая когда-то, сейчас она меня тяготила: её бешеный темп и оглушительный ритм давили, а яркие огни уже давно перестали манить – я знала теперь, что они скрывали: разврат и похоть, грязь, цинизм и искусственность.
«Плохо, когда знаешь всё, – думала я, – когда сорвана завеса тайны, обнажив грубую действительность».
Очень болезненный процесс – прозрение. И вместе с тем, такой необходимый. Потому что теперь, когда я наконец нашла в себе силы и мужество оглянуться вокруг и разобраться в формулировках, то есть назвать вещи своими именами, а не продолжать убеждать себя в истинности фальшивого, – только теперь я поняла, чего хочу и, что самое главное, чего я не хочу.
Решение покинуть столицу и вернуться в родной город давно созрело в моей душе и сейчас пришло свежим ветром перемен. Как когда-то много лет назад я стремилась сюда, так же теперь я рвалась обратно. Я прошла долгий путь, я узнала вкус успеха и славы, богатства и поклонения, и мне известна цена всем этим «благам»; я познала любовь и боль потерь, нашла настоящих друзей – и всё это случилось со мной здесь, в столице.
Я уезжаю не побеждённой, не сломленной, но прозревшей, проснувшейся. Я ухожу на пике своего успеха, и мне не жаль. Возможно, когда-то я ещё вернусь сюда, захочу пройтись по местам «былой славы». Но сейчас я бежала от всего, чего так жаждала когда-то.
Последний день перед отъездом я провела с друзьями. Сначала заехала на «шестёрку» к давним подружкам Камилле, Розе и Алисе. Девочки щебетали наперебой, рассказывая мне какие-то новости из своей жизни на базе, кем-то возмущались, о чём-то спорили, а я слушала их и с огромным удовольствием и облегчением понимала, как далека я уже от всего этого. Точно так же, когда немногим позже я встретилась с Моникой, и она пела мне те же песни, возмущаясь, что её так и не перевели в эскорт, а она так надеялась и ждала все эти годы.
Я навсегда прощалась с прежней жизнью, оставляя всё в прошлом, и с волнением и приятной дрожью закрывая туда дверь.
Напоследок я повидалась с Натали. Они с Женей вместе пришли на встречу в кафе. Мне было радостно и приятно видеть их счастливые лица, ощущать исходящую от них любовь. Я была счастлива вместе с ними.
Оставшись одна, я прогулялась по городу, прошлась любимыми бульварами и живописными аллеями с парковыми дорожками и яркими фонарями. Столица прощалась со мной мелким прохладным дождём и отражающимися на мокром асфальте яркими огнями витрин и рекламных щитов.
7
Вернувшись в родной город, я первым делом сняла для себя отдельную квартиру. Не хотелось начинать самостоятельную независимую жизнь в доме родителей.
Не прошло и недели, как о моём возвращении стало известно всем. Начался какой-то кошмар. Близкие и дальние знакомые, и даже совершенно посторонние люди – все хотели пообщаться со мной, задать какие-то вопросы, удовлетворить свой интерес. Ну конечно же, в маленький городок, где практически все знали друг друга, вернулась знаменитая горожанка. Всем не терпелось увидеться со мной, потрогать меня, будто я была какой-то диковинкой.
Этот кошмар продлился добрых две недели. Потом ажиотаж вокруг меня и моего возвращения на пике своей карьеры немного поутих, и я смогла наконец вздохнуть свободно. А потом пришёл он, совершенно неожиданно, как гром среди ясного неба.
– Здравствуй, София, я пришёл к тебе.
– Здравствуй, Илья, – ответила я. – Зачем ты пришёл?
– Затем, что я хочу быть с тобой.
– Вот так неожиданность, – удивилась я. – Но, если я не ошибаюсь, у тебя есть семья.
– Ошибаешься, – упрямо ответил Илья. – Мне не нужна никакая другая семья. Ты – единственная женщина, которая мне нужна.
Я подошла к нему и провела рукой по волосам, совсем по-матерински.
– Илюша, милый, ты опять за старое, – сказала я. – Ведь мы уже неоднократно возвращались к этому вопросу, и ни к чему хорошему это не приводило. Я не нужна тебе, а ты не нужен мне. У нас с тобой ничего не получится.
– Неправда! – Илья упрямо стоял на своём. – Мне всегда была нужна только ты, слышишь? Я всё это время ждал, что ты нагуляешься в своей столице и вернёшься. И вот, именно так и случилось, ты снова здесь, и это неспроста.
– Илья, ты болен, – сказала я ласково.
– Да, Соня, я болен. Болен тобой, и ты это знаешь.
– Илюша, ты очень хороший, но ты ничего обо мне не знаешь.
– Я не хочу ничего о тебе знать, – сказал он и приблизился ко мне. – Мне абсолютно всё равно, что ты делала там, как жила и сколько других мужчин у тебя было.
– Это ты сейчас так говоришь. Но когда бы ты узнал всю правду обо мне, тебе уже не было бы всё равно.
– Никакая правда не заставит меня разлюбить тебя.
Он подошёл ко мне вплотную и прижался щекой к моему виску. Он обнял меня, и дрожь прокатилась по его телу. Я поняла, как давно он ждал этого момента.
– Илюша, перестань, ты не понимаешь, – говорила я, сопротивляясь его настойчивости. – Я не принесу тебе счастья. Я испорчу тебе жизнь. Пойми, наступит момент, и я снова уйду от тебя.
– Всё равно, это неважно. И перестань разговаривать со мной, как с ребёнком, – проговорил он хрипло и накрыл мой рот поцелуем.
Я не в силах была противостоять его нежности. Я соскучилась по мужским ласкам, по настоящей мужской нежности, по любви. Его горящая все эти годы любовь, желание и ожидание подкупили меня. Я так истосковалась по истинным чувствам, я так хотела, чтобы меня просто любили, ничего не требуя взамен. И, хотя я знала, что поступаю неправильно, я отдалась Илье, уступила его настойчивым ласкам и жгучему желанию.
Полночи мы предавались любви. А наутро я проснулась в его объятиях и не стала прогонять. В конце концов, сейчас я нуждалась в нём, в его любви и нежности, и мне было наплевать на чужое мнение или чью-то сломанную жизнь.
– Я слышал, ты чуть не вышла замуж за миллионера, – сказал Илья как-то за завтраком.
– Ну, это громко сказано, – ответила я. – Хотя всё могло быть.
– Почему же этого не произошло? – спросил Илья.
– Мы не подошли друг другу, – уклончиво ответила я. – А откуда тебе об этом известно? Официальной информации не было, да и о свадьбе ещё даже речи не было.
– Случайно услышал, – буркнул Илья. И после паузы сказал: – После того, как ты не пришла после нашей последней встречи, я ждал до самого рассвета. Я не знал, что думать, где ты, что с тобой. А позже узнал, что ты в тот же день уехала обратно. Опять уехала, даже не попрощавшись.
– Я не обещала тебе, – тихо сказала я.
– Да, знаю, но я всё же надеялся… Я не знал, что и думать. Я был так взбешён, что готов был тебя убить. Через какое-то время я немного остыл, вернулся к жене. Поначалу я ещё ждал, что ты вернёшься, но потом перестал надеяться. В очередной раз постарался забыть тебя. И даже думал, что мне это стало удаваться. Мы помирились с женой, наладили отношения. И вот снова появляешься ты. И всё летит к чертям собачьим: всё наше иллюзорное счастье, притворная любовь. Всё открывается: обман, фальшь. И вот я снова у твоих ног.
– Бедный мой Илюша, ты так страдал, – сказала я ласково.
– Я готов страдать хоть целую вечность, – пылко ответил он, – лишь бы ты была рядом и позволяла любить тебя. Любовь важнее счастья. Любовь важнее всего на свете.
– Да, это так, – прошептала я. – Ты прав, она важнее. Любовь никуда не девается с годами. Неразделённая, она приносит мучения и страдания, рвёт душу и истязает тело. Но без неё, без любви, и само́й жизни не надо. Одна минута любви, одно мгновение в объятиях любимого сто́ит целой жизни.
Где-то в глубине сердца тупой болью отозвались воспоминания. Столько лет прошло. Я много раз уже думала, что освободилась от него, от своей пагубной любви к Виктору, но каждый раз убеждалась в обратном: моя любовь жива, окутанная болью и сожалением, и ожиданием чего-то, и ощущением утраченного счастья и опустошённости.
Вот и сейчас, спустя столько времени, я по-прежнему думала о Викторе. И, как и много лет назад, говорила сейчас с ним, мысленно обращаясь к любимому словами из песни:
«Как ты живёшь, чем дышишь? Какими дорогами ходишь? Какие интересные вещи случаются в твоей жизни? О чём ты думаешь, когда идёшь по заснеженным улицам? Рад ли ты был этому тёплому ноябрю? Ты кушал сегодня? Тепло одеваешься? И есть ли кто-то, кто греет тебя ночами? Помнишь ли ты наши ночи? Помнишь ли имя София…?»
* * *
Прошёл уже месяц, как Илья ушёл из семьи и поселился у меня. Многие знакомые осуждали меня, открыто игнорировали, называя «разлучницей» и «стервой». Мама смотрела с укором, папа требовал расстаться с Ильёй, а сестра презрительно поджимала тонкие губы и называла меня беспринципной.
Меня уже порядком утомило такое отношение окружающих, и вообще вся эта ситуация. Разве я многого хотела? Всего лишь маленький кусочек счастья, свой островок покоя, лучик света в своей непутёвой жизни. Ну чем я хуже других?! Я тоже хочу семью, любящего мужа, детей. Почему бы даже не с Ильёй? И пусть семейное благополучие не восполнит отсутствие любви, но, тем не менее, это приличная альтернатива. И разве я виновата, что Илья не смог ужиться со своей женой и вернулся ко мне? Я, ко всему прочему, не уводила его из семьи. Он сам ко мне вернулся.
Но это никого не волновало. Для всех виновной была я одна. На меня обрушился поток критики и осуждения. Меня обвиняли в том, что я вернулась и разбила образцовую семью. Меня ругали, поливали грязью и даже ненавидели.
Да, когда ты успешен, твой успех и взлёт многим становится поперёк горла, считается случайным, незаслуженным и даже раздражает. Поэтому больше всего люди радуются твоим ошибкам и падениям. Внешне, скорее всего, будет проявляться радость общения и восхищение. Но, сто́ит только слегка оступиться, и, словно только этого и ждали, на вас набрасывается стая стервятников и шакалов, готовых растерзать в клочья, вымещая затаённую злобу и зависть.
Я уже неоднократно наблюдала подобные метаморфозы, и даже испытывала на себе, поэтому знала, как надо правильно себя вести в таких ситуациях. Я просто перестала обращать внимание на критику и осуждение, ходила с гордо поднятой головой и общалась с окружающими с обезоруживающей открытой улыбкой.
В конце концов, все разговоры утихли, буря улеглась, и нас оставили в покое.
* * *
Прошёл ещё месяц. Я смирилась с тем, что рядом со мной был Илья. Его пылкая любовь, точно, как в юности, согревала меня, проливалась бальзамом на мою истерзанную душу.
Я вжилась в роль хозяйки. Мне нравилось заниматься домом, обустраивать наш совместный быт, пока Илья был на работе. Жизнь вошла в спокойную размеренную колею. Даже родители успокоились и смирились.
Днём я хлопотала по дому, готовила еду, ходила в магазин за продуктами, встречалась с подругами. Вечером, по возвращении Ильи, мы ужинали вместе, затем смотрели что-нибудь по телевизору, или шли гулять, в кафе или в кино.
В выходные дни мы навещали друзей или родителей, или же принимали гостей у себя дома. Мы даже подумывали завести в скором времени собаку.
Если бы меня сейчас увидел кто-нибудь из столичных приятелей, он, скорее всего, не узнал бы меня, настолько я изменилась. От той блистательной Софии по прозвищу «Марго» не осталось и следа. Весь лоск и шик растворились в повседневном однообразии неяркой провинциальной жизни.
Мне даже стала нравиться такая жизнь. Мне никуда не надо было спешить, не надо было бороться за место под солнцем, стараясь опередить конкуренток; не надо бояться пропустить какой-нибудь приём или раут, где собираются «нужные» люди; не надо торговать своим телом, чтобы продвинуться в карьере. Больше ничего этого не нужно.
Вместо этого уютная квартирка в небольшом городишке, домашний очаг, вид из окон на тихую улицу и долгая, спокойная жизнь впереди. Возможно, в этом покое и заключалось своеобразное альтернативное счастье? Не знаю. Поскольку всё моё запланированное спокойствие в один миг перевернулось, было разрушено и забыто навсегда.
Однажды холодным январским днём в моей квартире раздался звонок…
Вместо эпилога
1
– Одиночество… Вот мой удел на долгие годы, что ждут меня впереди. Вот цена, которую я плачу́ за собственные ошибки, за гордыню и высокомерие, тщеславие и амбиции. Как глупо… нелепо, смешно и глупо… Как посмеялась надо мной судьба. Казалось, всё в жизни есть: успех, достаток, любовь. Казалось, всего уже достиг, все вершины уже покорены, и впереди остаётся лишь наслаждаться благами, лишь желать и щёлкать пальцем – и всё у твоих ног. Ах, как я ошибался, думая так. Как ошибался. Моя главная вершина, мой «Эверест» только ждал меня. И вот, когда настало время, я спасовал. Я пренебрёг, я растоптал, унизил, уничтожил. И вместе с ней, с её любовью я уничтожил и себя. Ирония, злая шутка… Лишь потеряв её, утратив безвозвратно, я понял, как нуждался в ней, лишь в ней одной. Лишь тогда увидел, что без неё всё серо и уныло, однообразно и убого. Всё, что было до неё, всё пыль, фон. Почему я был так глуп и слеп? Почему не увидел истину раньше? Ещё тогда, в самом начале, зачем так грубо оттолкнул её, надругался над любовью, унизил чувства? Нет, такое невозможно простить.
Так размышлял пассажир салона первого класса самолёта, совершавшего рейс из Лондона в Киев. Молодой красивый мужчина напряжённо всматривался в ночное окно иллюминатора, и вёл мысленный диалог с самим собой. Воспоминания и сожаления одолевали его, жгли память. Это был Виктор. Он думал о Софии. Его глаза были подёрнуты грустью, губы плотно сжаты, а лоб между бровей прорезала глубокая складка.
Не спалось. Меньше чем через час он приземлится дома, в Киеве. Но это не радовало, даже после года странствий и скитаний по Европе в поисках чего-то утраченного – не радовало. Здесь его никто не ждёт. Впрочем, его нигде не ждут: не горит домашний очаг, чтобы согреть его после холодного морозного воздуха; не сидит у камина, считая часы и минуты до встречи, любимая; не выйдет навстречу она, единственная и такая необходимая.
В последнее время он мало спал и много думал, наверное, больше, чем за всю прожитую жизнь. Он вспоминал, он вёл диалоги, он ругал себя и смеялся над собой же: над своей гордыней, над глупостью и снобизмом, которые ошибочно когда-то принимал за успех и возвращал дерзостью, отстраняясь от людей.
Вот и сейчас он, как обычно, думал о ней, о своей Софии, мысленно просил прощения и говорил о своей любви.
– Нет, я определённо ничего не смыслю в жизни. Я не разбираюсь в женщинах, не знаю, как сделать их счастливыми. Возможно, я имел успех у женщин. Да, я мастер лёгкого флирта и отношений на одну ночь. Наверное, я должен был бы этим гордиться. Да чего уж там, до недавнего времени я этим гордился. Но вот, когда коснулось чего-то настоящего, более серьёзного, более глубокого, чем то, к чему я привык, я оказался беспомощным и жалким, не в состоянии оценить, разглядеть, понять. Вместо этого я поспешил избавиться от того, что было непривычно, непонятно, что казалось смешным и несущественным. Я говорю сейчас о твоих чувствах, София, о тебе и твоей любви – любви ко мне, недостойному. Я настолько привык принимать всё, как должное, что моя развязность и пресыщенность помешали мне рассмотреть в тебе то истинное и единственное, что мне нужно. Нет, я не пытаюсь оправдать себя сейчас. Просто ты одна, кого я на самом деле любил, по-настоящему любил и с кем хотел быть вместе.
Больно сознавать, что, когда судьба подарила второй шанс – шанс всё исправить и вернуть тебя, я и тогда не сумел уберечь тебя. Прости, милая, за ту жуткую, пошлую сцену с Кариной. Мне нет оправданий. Лишь моя вина, я знаю, и готов нести наказание. И я наказан горькими сожалениями и воспоминаниями. Они – это всё, что у меня осталось о тебе: твоя любовь, твои глаза и губы, твой нежный голос, шепчущий мне слова любви.
Виктор давно уже не жил со своей женой Кариной. Он оставил её, когда открылась ложь о беременности, которую она придумала на ходу, как только увидела Софию в доме своего мужа, и всем нутром своим почувствовала сильную соперницу. Она понимала, что действовать надо быстро и наверняка, поскольку второго случая могло не представиться. И она нанесла удар – молниеносно, как змея. Да, в скором времени обман был раскрыт, и Виктор не остался с ней ни дня после этого. Он не смог простить ей такой чудовищной лжи. Но дело было сделано – для отношений Виктора и Софии это был полный крах. Вот-вот восстановленные с таким трудом, и ещё такие хрупкие, они вдребезги разбились в тот вечер, когда встретились две женщины одного мужчины: первая – законная, но ненужная, ненастоящая, неискренняя, и потому лишняя, и вторая – любимая и такая необходимая, жизнь и счастье, мечта и надежда, но такая ранимая, уже утратившая однажды доверие к любимому.
– А чем я, собственно, лучше Карины? Мои отношения с Софией тоже начались со лжи, ещё более чудовищной лжи. Да что уже толку сожалеть? Пора признать, что я проиграл. Я не нужен ей. Я обидел её, не смог удержать возле себя, не смог уберечь и защитить в нужную минуту. Зачем ей такой неудачник, как я? Она теперь блистает в высшем свете. Господи, о чём я говорю? Ведь в высшем свете она блистает под маской «Марго», она крупный бриллиант в чьей-то дорогой коллекции. Она продала своё тело и право на любовь и счастье за осуществление мечты, променяла на известность и славу. При нашей последней встрече я видел, что она теперь довольна: она добилась всего, или почти всего, чего хотела и к чему стремилась. Она имеет всё, о чём мечтала: карьеру модели, деньги, славу, внимание и поклонение мужчин. Она сумела освободиться от меня, от любви ко мне. Я окончательно потерял её.
После той последней их встречи Виктор не смог больше находиться здесь, в этом городе, где всё напоминало о Софии, о самом большом счастье и самой большой ошибке в его жизни. Он неожиданно собрался и улетел в Европу. Надолго… возможно, навсегда… предварительно подготовив документы для развода. И вот теперь, спустя год после отъезда, он возвращался в Киев. Его ждали некоторые дела на фирме, к тому же закончился бракоразводный процесс, и оставалось дооформить бумаги, всё остальное сделали адвокаты Виктора – старый приятель Олег и новый знакомый Дмитрий Прохоров, с которым Виктор познакомился во время следствия и процесса над Игорем Плетнёвым. Прохоров ещё тогда показался Виктору смышлёным малым. А, познакомившись поближе, он убедился в том, что Дмитрий не только толковый адвокат, но и порядочный человек, и преданный друг. Виктор был рад новому знакомству и завязавшейся впоследствии их с Дмитрием дружбе.
* * *
Виктор вошёл в свою пустую квартиру. Зажёг свет, включил телевизор, чтобы нарушить давящую тишину своей холостяцкой обители и наполнить её хоть какими-то звуками. Одиночество и тоска навалились полной силой.
Прохоров был первый, кому Виктор позвонил по возвращении. Он рад был услышать бодрый голос друга.
– Спасибо, что согласился встретиться, – говорил Виктор, сидя с Дмитрием в баре. – Мне, видишь ли, ни с кем из старых знакомых не охота видеться. Тошно так, что хоть о стену бейся. Думал, покатаюсь по миру, отвлекусь, проветрю мозги. Но что-то не получается развеяться, нигде покоя не нахожу. Ты уж извини, друг, что вот так всё вывалил на тебя.
– Да ерунда, не извиняйся, – сказал в ответ Дмитрий. – Ты просто пытаешься убежать, спрятаться. А от себя не убежишь, мой друг, сколько ни старайся. Да и надо ли бежать? Ты ведь о ней думаешь, о Софии, я прав?
– Да, прав, – ответил с досадой Виктор. – Думаю, постоянно думаю. Ни забыть её не могу, ни простить себя. Вот и маюсь, потерянный какой-то, раскис, как тряпка, аж самому от себя противно. Запутался… Хочу скорее уладить все дела здесь и обратно в Лондон, а потом в Токио, к партнёрам. Там, возможно, и осяду, займусь развитием бизнеса.
– Сто́ит ли так радикально всё менять, перечёркивать свою прежнюю жизнь? – с сомнением спросил Прохоров. – Возможно, ещё можно что-то изменить? Ты бы взял и позвонил ей. А вдруг она всё это время ждала твоего звонка? Ведь ты ничего о ней не знаешь.
– Я много раз об этом думал, – сказал Виктор, – порывался позвонить. Но каждый раз останавливал себя. Что я ей скажу? Ведь она может быть уже замужем и думать обо мне забыла? А я заявлюсь тут весь такой…
– Может, конечно, и замужем, – горячо возразил Дмитрий, – может, и забыла. А может и нет. Ты выясни. Насколько я знаю, твоя София уехала из Киева, ещё осенью. И вовсе не в свадебное путешествие.
– Вот это новость, – Виктор оживился. – Куда же она уехала? А может,… ещё не всё потеряно? Я должен выяснить. Спасибо тебе, друг. Ты помог мне. Я позвоню ей. Я сейчас же ей позвоню.
Виктор взял телефон и набрал номер Софии, впервые за три с половиной года. И уже через несколько секунд положил трубку.
– Что произошло? – спросил Дмитрий.
– Ничего особенного, просто приятный голос ответил мне, что «номер абонента заблокирован или недействителен», – ответил Виктор, ничуть не смутившись и не растерявшись. Сейчас он был настроен решительнее, чем когда-либо. – Наверное, сменила номер. Но это всё ерунда. У меня есть телефон её подруги, Тамары.
Виктор набрал номер Тамары. От неё он узнал последние новости.
– София уехала из столицы, вернулась к себе домой, – сказал Виктор. – Уже почти три месяца, как уехала. Я должен её разыскать. И как можно скорее.
Окрылённый надеждой и твёрдой решимостью, он возвращался вечером в свою квартиру, которая уже не казалась ему такой унылой и пустой, как вчера. Сегодня он сделал важный первый шаг. Теперь он знал, что ему делать дальше.
