Татьяна Николаева
Исповедь проститутки
– И, тем не менее, тебе понравилось, – настаивал Арсений.
– Я не знаю… возможно… – я растерялась. – Я не понимаю. Вчера, в том состоянии, когда все мои ощущения были обострены, возможно, и понравилось… Но сегодня…
– Ну вот, видишь, – сказал он вкрадчиво. – Значит, это всё же твоё, я не ошибся. Просто для тебя это немного непривычно. Ну, это временно. Всё в жизни бывает впервые. И, к слову сказать, не всегда наш первый сексуальный опыт радует нас. Второй, третий раз уже будет совсем иначе.
Но ни второй, ни третий, ни пятый разы ничем не отличались для меня от первого. Всегда повторялось одно и тоже: все тянулись ко мне жадными руками, бесцеремонно хватали меня, передавали друг другу по кругу, трахали до полного изнеможения, в то время как мой Арсений с упоением насыщался другими женщинами, жёнами и подругами своих друзей.
Как-то, спустя месяц после того нашего разговора, я снова попыталась поднять эту тему, заявить о своём нежелании продолжать эти оргии, но Арсений лишь разозлился.
– Послушай, Марго, – сказал он, – иногда ты меня приводишь в бешенство своими капризами. Мне казалось, мы закрыли эту тему ещё в прошлый раз.
– Ты прав, тебе действительно показалось, – ответила я, стараясь сохранять спокойствие. – Ты не хочешь слышать меня, и в особенности тогда, когда моё мнение не совпадает с твоим.
– А разве я обещал тебе подобное? – Арсений удивлённо посмотрел на меня. – Уясни одну вещь, Марго: я годами, и порой нелёгким трудом, сколачивал свой капитал. Годами складывался мой образ жизни, мои привычки и пристрастия, какими бы странными они ни могли показаться на первый взгляд. Но в жизни всё относительно, не забывай. К тому же, не думаешь ли ты, что я стану менять свои привычки, не имея на то ни малейшего желания, или отказываться от привычного досуга, только лишь потому, что тебе это не нравится? Не считаешь ли ты, моя милая, что правильнее было бы тебе несколько шире и проще взглянуть на некоторые вопросы, и вообще пересмотреть своё отношение к жизни? Ты слишком зациклена на верности, моногамии и прочих ханжеских предрассудках. Измени своё отношение, и увидишь, мир заиграет для тебя новыми красками.
– Я не хочу меняться, не хочу, чтобы ты ломал меня, – сказала я, понимая, что наш разговор ни к чему не приведёт, но не желая всё же сдаваться без боя. Со мной должны считаться! Я не кукла бесчувственная, не приложение к мужчине, который покупает меня, пусть даже и дорого, а потом считает вправе диктовать, как мне жить и чувствовать, и навязывать чуждый мне образ жизни и образ мыслей. Да, конечно же, бесспорно, я добровольно продавалась за деньги, славу и карьеру, но… всё же я жива, я есть, я чувствую. Да, как это ни странно, я всё ещё могу чувствовать, желать, хотеть. Не надо отбирать у меня последнее, что ещё осталось.
Наш разговор так и закончился ничем. Слова повисли в воздухе. Каждый остался при своём. Дисгармония в моей душе лишь усилилась. Арсений же просто досадовал на испорченный вечер, перекладывая вину за это не то на мои критические дни, не то на моё дурное настроение, которое, он был уверен, скоро пройдёт, и завтра снова будет всё в порядке: я опять буду мягкой и пушистой, послушной и покладистой. Он вовсе и не собирался меня слышать и уж тем более прислушиваться к моим желаниям.
Пропасть, разделявшая нас, увеличилась ещё больше, и стала непреодолимой.
* * *
Прошла неделя, может, больше. Мы с Арсением не поднимали больше ту злосчастную тему. Арсений счёл, что мы достаточно уже её обсудили и закрыли. Я же просто не видела смысла в дальнейших спорах, не видела возможности достучаться до него. Я оставалась для Арсения очередной красивой вещью в его роскошном доме, в его идеально выстроенной жизни. Он купил меня, слепил, как хотел, а теперь любовался и пользовался.
На каком-то очередном шумном мероприятии, где я сопровождала Арсения в качестве его постоянной подруги, я встретила Дэна. Мы не виделись с того самого вечера, когда мы расстались, и сейчас я была даже рада видеть его. Он тоже обрадовался, увидев меня, подошёл и обнял, как давнего друга.
– Марго, ты шикарно выглядишь, – сказал он, – впрочем, как всегда, – он сверкнул глазами и скользнул взглядом по моим формам.
– А ты, как всегда, сыплешь комплиментами, – улыбнулась я. – Как твои дела? Как бизнес?
У меня вдруг мелькнула мысль: «А что, если… ну чем чёрт не шутит, а вдруг Дэн будет рад вернуть меня обратно в свой журнал? Да, пусть для меня это был бы шаг назад в карьере, пусть. Но я с огромной охотой сделала бы этот шаг, лишь бы вернуть возможность быть собой. К тому же, за последние месяцы моё имя было крепко раскручено, мои фотографии пестрели на обложках разных журналов. Для журнала Дэна это был бы неплохой пиар-ход».
Но тут же возникла другая мысль, которая грубо оппонировала первой: «Твой благодетель Арсений, он же «хозяин», так просто тебя не отпустит. У тебя контракт с агентством, куплен для тебя на год вперёд. Досрочное расторжение будет означать полный крах и конец твоей карьеры, так что ни один журнал страны, даже самый захудалый, не рискнёт иметь с тобой дела после такого скандала».
«Сволочь, мерзавец! – выругалась я про себя на Арсения. – Всё просчитал, всё предугадал. Опутал меня, словно паутиной, подавая свою «щедрость» под соусом из дорогих подарков и заботы о моём будущем. А сам только туже затянул петлю на моей шее. И теперь я полностью в его власти, от него зависит моя карьера, он собственно мне её и купил. Дороги назад нет».
– Спасибо, Марго, у меня, как всегда, всё отлично, – тем временем отвечал Дэн. – Мой журнал вернул свои высокие рейтинги, которые пошатнулись после твоего ухода. А в целом всё прекрасно. Я доволен жизнью. Ты сама-то как? Я слышал, ты имеешь громкий успех.
– Да, как видишь, в моей жизни тоже всё складывается как нельзя лучше, – сказала я, изобразив на лице беспечную улыбку.
– Рад за тебя.
– Я видела, у твоего журнала новое лицо? – спросила я небрежно, как бы невзначай.
– Ты же знаешь, в симпатичных мордашках дефицита никогда не было, – ответил он, смеясь. – Вот только достойных мало, интересных. Нужна личность, девушка с историей. Такой была ты, Марго.
– Почему же была, я и сейчас есть.
– Да, есть. Но только не у меня. Или, – он взглянул на меня недоверчиво. – Не хочешь ли ты сказать, что просишься обратно?
Он поднял брови.
– О, что ты, у меня работы на год вперёд, всё расписано чуть ли не по часам, – ответила я, уязвлённая его тоном. – И что значит «просишься»? Слово ещё подобрал такое. Я просто интересуюсь, не более того.
– Да ладно тебе, не злись, – он слегка толкнул меня плечом, совсем по-свойски. – Я просто не так выразился.
– Ты очень часто выражаешься не так, – кольнула я его в ответ. – Пора бы уже научиться правильно выражать свои мысли.
В это время к нам подошла совсем ещё юная красотка с ногами, казалось, от самых ушей, и взяла Дэна под руку.
– Дэнчик, милый, – заворковала она, прижавшись подбородком к его плечу, – я хочу сладенького. Пойдём, найдём мне чего-нибудь. И ещё шампанского.
– Да, малыш, – ответил Дэн и чмокнул её в кончик носа, – сейчас пойдём. Познакомься, это Марго, она была лицом моего журнала, до тебя.
Маленькая хищница сверкнула на меня своими глазками, оценивающе смерив взглядом, в котором промелькнула вся буря чувств: от зависти начинающей неумехи до ненависти конкурентки. Она бесспорно узнала меня, – мои фото часто встречались в разных изданиях, в том числе и на обложках. Она, конечно же, и сама хотела для себя таких высот и продвижения в карьере. Поэтому завидовала сейчас моему успеху, считая его, естественно, незаслуженным. Всё это уже было со мной раньше. Мне так же завидовали девочки-«модели» в борделе, когда я работала на «девятке» и потом в эскорте. Девочки с дешёвых баз недолюбливали меня и таких, как я, тоже считая нашу популярность и «успех» незаслуженными.
Господи, везде одно и то же. Все готовы глаза друг другу выцарапать, лишь бы никто другой не превзошёл их самих.
Я как можно доброжелательнее улыбнулась юной спутнице Дэна.
– А ты, я смотрю, не теряешь сноровки, – сказала я, обращаясь к нему и не переставая улыбаться, – каждая последующая твоя «муза» моложе предыдущей. Скоро так до школьниц дело дойдёт.
– Марго, ты просто прелесть, – отшутился Дэн. – И твой язычок такой же острый, как и прежде.
Тут снова вмешалась длинноногая спутница Дэна:
– Дэнчик, ну мы идём за шампанским? А то мне совсем скучно.
– Да, да, моя хорошая, уже идём, – откликнулся он. – Чао, Марго. Рад был встрече.
Уходя, эта драная кошка напоследок сверкнула на меня глазами поверх плеча, чем окончательно меня взбесила. К тому же, было ясно, что пути обратного для меня нет. Меня здесь уже давно не ждали. Свято место пусто не бывает.
Настроение моё совсем упало. Я видела, я понимала теперь, что Арсений устроил всё так, чтобы у меня не было шансов уйти в сторону или повернуть назад. Он всё точно рассчитал. Сначала завлёк меня радужными перспективами, заманил красивыми ухаживаниями и обходительностью, не раскрывая своей сути. А я, как дура, попала в расставленные сети. Кто мешал мне тогда ещё, в наши первые с ним встречи, заявить, что я сама себе хозяйка, что я не буду принадлежать, как вещь, никому из них? Кто мешал мне тогда установить с ним чисто «деловые» отношения, а не перебираться к нему со всеми «потрохами»? Ведь Дэн пытался меня отговорить, а я лишь посмеялась над ним. Только вот теперь мне совсем не до смеха.
Я опять словно была на работе: бордель не ушёл из моей жизни. Опять никаких отношений, никаких чувств, близости, интима – голый секс, профессионализм, удовлетворение желаний клиента-«хозяина» и высокие гонорары в виде дорогих подарков, денег и карьеры. Снова здравствуй, элитная проститутка Марго.
Ну что ж, в очередной раз, только уже с меньшим энтузиазмом, я приняла на себя эту роль, установила свои правила и чётко разделила «обязанности»: в мои входило удовлетворять все запросы своего «хозяина», ублажать его и соответствовать высокому уровню; а его обязанностями было высоко оплачивать мои услуги, обеспечивать мне роскошную жизнь и рост моей карьеры и популярности.
Я вновь похоронила все пустые надежды на личное счастье, и замкнула свои интересы на материальном благополучии. Стало спокойнее и проще жить. Какое-то время я смогла в полной мере наслаждаться богатством и славой.
* * *
Живя в доме Арсения, я имела много свободного времени. Я не была загружена работой, не обременена домашними «хлопотами». Если я была не с Томой, то, как правило, занималась собой или мчала по трассе на своём алом мерседесе, слушая любимую музыку и размышляя. Да, в последнее время я много размышляла. Вспоминая о бедной Ксюше или о несчастной Элле, вспоминая свой собственный путь последних пяти лет, я всё чаще думала о том, что всё могло быть иначе, повстречайся каждой из нас в нужный момент тот, кто нашёл бы правильные слова поддержки; такие простые, нужные слова, которые удержали бы, возможно, от рокового шага. Как часто я думала, когда блуждала на ощупь в тёмных лабиринтах своей судьбы: «Вот пришёл бы сейчас кто-то и объяснил всё, разложил по полочкам, чтоб стало понятно: что правильно, а что – нет».
Нет, я не жалею ни о чём. Пройдя такой непростой, нелёгкий путь, я не сломалась, но стала сильнее, опытнее, мудрее. Я научилась, в конце концов, отличать истину ото лжи, искренность от фальши, глубину от пустоты. Да, согласна, этот опыт дался мне дорогой ценой, но тем бесценнее он был для меня.
Столкнувшись в полной мере с несправедливостью и незащищённостью молодых неопытных девушек от жестоких законов жизни, где нет права на ошибку, на сочувствие и сострадание, в мире, которым управляют деньги и мужчины с деньгами, я не могла и не хотела больше молчать. Я всё больше ощущала необходимость поделиться своим опытом, протянуть руку помощи какой-нибудь несчастной девушке, столкнувшейся с несправедливостью или насилием, или стоя́щей перед непростым выбором в своей жизни и так нуждающейся в своевременной поддержке и совете. К тому же, я чувствовала свою вину по отношению к Элле, которую я так и не сумела в полной мере поддержать на её нелёгком пути к выздоровлению. Я была целиком и полностью поглощена своими планами и решением собственных проблем, и не смогла помочь этой бедной одинокой девочке. А сама она не справилась со своей проблемой, оказалась слаба перед соблазном. И вот результат – наркотики вновь завладели ею, её жизнью.
Я решила, во что бы то ни стало разыскать её и, если ещё не поздно, вытащить из пропасти, в которую она снова провалилась, только теперь уже окончательно. Правда, я не представляла даже, где и как я буду её искать. Ведь я не знала ни имени её, ни фамилии, а лишь рабочий псевдоним «Элла». После долгих размышлений я нашла возможный выход. Я обратилась с этой просьбой к Михаилу Васильевичу, коротко описав предысторию.
– Не пойму, зачем вам это надо, София, – ответил он, – но я постараюсь вам помочь.
Удивительно, но Михаил Васильевич помнил моё имя, моё настоящее имя.
– Буду вам очень обязана, – сказала я. – Считайте это капризом богатой успешной женщины. Хочу исправить собственную ошибку, если это будет в моих силах.
– Вы меня восхищаете, София, – сказал Михаил Васильевич. – Сделаю всё, что будет в моих силах.
Я была уверена в том, что он сдержит своё слово. Поэтому относительно успокоилась.
Что же касается нашей бедной Ксюши, то здесь я тоже совершила непростительную ошибку. Если бы я не молчала тогда, боясь непонимания или осуждения с её стороны, если бы я всё рассказала сразу, а не тянула бы до последнего, когда уже было поздно, то, возможно, сейчас Ксюша была бы жива. Несчастье с Ксюшей многому научило меня, заставило пересмотреть свою жизнь. Я поняла, что нельзя молчать, когда есть, что сказать. Нельзя замалчивать проблемы и прятаться от них в надежде, что всё пройдёт само собой.
* * *
В начале лета Томка ошарашила меня своим решением.
– Софико, мне надо тебе кое-что сообщить, – сказала она, когда я была у неё в гостях. – Даже не знаю, с чего начать.
– Томка, ты меня пугаешь, – ответила я. – Не томи, начни уже с чего-нибудь.
– Видишь ли, мне уже совсем скоро рожать, – начала она, запинаясь, – уже через месяц.
– Да, я вообще-то в курсе, – улыбнулась я.
– Понимаешь, я ведь не могу вечно жить в твоей квартире, – продолжала она. – Да и потом, через какое-то время мне надо будет выйти на работу. С кем я тогда оставлю ребёнка? Отдавать его с года в ясли? Я не хочу. Не для того я его рожаю, чтобы с малых лет его воспитывали чужие тётки.
Томка замолчала и отвела взгляд в сторону, понимая, что некоторыми словами задевает меня.
– Томка, ты что такое говоришь? – запротестовала я. – Зачем тебе отдавать куда-то ребёнка? Зачем выходить сразу на работу? Я позабочусь и о тебе, и о твоём ребёнке. Ведь ты всегда об этом знала. Для меня большое счастье и награда – помочь своей лучшей подруге. А, когда ты захочешь выйти на работу, то сможешь работать неполный день, и мы наймём хорошую няню с крутыми рекомендациями. У нашего парня будет всё самое лучшее.
Томка посмотрела на меня внимательно.
– Ты сильно изменилась, Соня, – сказала она грустно. Тома редко называла меня «Соней» и вообще как-то иначе, чем «Софико», и это всегда означало, что она очень серьёзна в данный момент. – Мир денег и славы изменил тебя до неузнаваемости. Разве главное в жизни – это иметь самые дорогие игрушки и самую крутую няню? А как насчёт счастья, личного комфорта и чувства удовлетворённости? Разве смогу я бесконечно жить за твой счёт, Софико? Я тогда перестану уважать сама себя. Да и согласись, как-то это странно и не вполне нормально, что женщину с ребёнком будет содержать другая женщина, пусть даже лучшая подруга. Это вызовет ненужные разговоры, поток сплетен и грязи, которые не нужны ни мне, ни тем более тебе. И нельзя же, в самом деле, всё в жизни измерять деньгами.
Я опустила глаза, не в силах противостоять потоку истины, льющейся сейчас из уст подруги. Как бы мне ни хотелось обратного, я не могла не согласиться в глубине души с правильностью и справедливостью доводов Томки.
– Ладно, ты пристыдила меня, – сказала я, боясь того, что могу услышать дальше. – Что ты надумала?
Казалось, Томка собирает всё своё мужество, чтобы сообщить мне своё решение, зная, что ранит меня им до глубины души.
– Я решила, что в ближайшие дни соберу свои вещи и уеду к себе домой, к родителям, пока я ещё в состоянии свободно передвигаться, – выпалила Томка на одном дыхании. – Там и рожу, там позже и работу найду. А родители мне помогут с малышом. Так уж вышло. Раз я так распорядилась своей судьбой, решив стать матерью-одиночкой, значит, только я в ответе за свою дальнейшую жизнь, и я не вправе пользоваться благами и деньгами, которые заработала не я, а ты, Софико, своим тяжёлым трудом и непростым выбором. Мне надо идти своим путём, в соответствии со своим выбором.
Половину тирады Томка говорила, опустив глаза. Замолчав, она снова взглянула на меня и вскрикнула:
– Ой, Сонечка, ты плачешь? Не плачь, прошу тебя, ты рвёшь моё сердце. Мне само́й не хочется расставаться. Но ведь это не навсегда. Мы будем видеться, ты будешь приезжать к нам, а мы к тебе. Тем более что ты по-прежнему остаёшься желанной крёстной для моего ребёнка. О лучшей крёстной я и мечтать не могла.
Томка обняла меня и поцеловала в щёку, мокрую от слёз.
– Ты сейчас так неправа, Томка, – сказала я, не в состоянии сдержать слёзы. – Весь мой труд, все мои жертвы и стремления теряют смысл, если мне не для кого будет стараться.
– Но так неправильно, Сонечка, ведь у тебя должна быть твоя жизнь, твои мечты и связанные с ними стремления. Ты должна выйти замуж за любимого человека, родить своих детей и жить для них, для своей семьи. Вот о чём тебе надо мечтать, вот к чему стремиться. К тому же, мы ведь не расстаёмся навсегда, мы так и останемся лучшими подругами.
– Я понимаю, что ты права, как всегда права, моя мудрая Томочка, – вздыхала я. – Но мне так грустно. И я знаю, как одиноко и как плохо мне будет потом, когда я останусь здесь одна, без тебя. Я уже сейчас ощущаю это дикое одиночество вдали от тебя.
Я хотела, но не могла спорить с подругой. Я знала, что если она приняла решение, то уже не отступит от него ни за что. Мне оставалось лишь с уважением отнестись к её выбору и смириться. Я слишком сильно её любила и уважала. Мы неоднократно говорили, что мы не просто подруги, а родственные души, роднее родных сестёр. За эти неполные шесть лет мы стали частью друг друга. И я понимала, что моей Томочке нелегко далось это решение, и ей сейчас так же больно, как и мне.
– Что ж, я не буду возражать и спорить, – сказала я наконец. – Наверное, я в подобной ситуации поступила бы так же. Не знаю. Но у меня к тебе есть одна просьба, или даже нет, условие, требование.
Томка с интересом посмотрела на меня.
– Я тебя умоляю, повремени с отъездом. Ну зачем тебе ехать так скоро? Тем более на последнем месяце беременности? Да и не отпущу я тебя. Так рисковать! Зачем? Ради чего? Обстоятельства не вынуждают тебя ехать прямо сейчас, с этим ты не поспоришь. Куда тебе спешить? Родишь здесь, у хороших специалистов, мы найдём тебе самого лучшего врача. Ой, извини, – сказала я, перехватив укоризненный взгляд подруги. – Найдём просто хорошего врача. А потом поживёте здесь ещё немного, до крестин. Здесь и покрестим. А уж потом, как решишь, так и будет. Хоть на следующий день после торжества уезжайте. Ну, как тебе моё предложение?
Я в надежде смотрела на Томку. Она молчала, обдумывала мои слова.
– Ну, соглашайся, – умоляла я, – я ведь согласилась с твоим решением.
– Ладно, уговорила, – засмеялась Томка. – В конце концов, нет никакой срочности, чтобы уезжать прямо сейчас. Остаюсь.
– Ура, Томочка, я тебя обожаю, – вскрикнула я от радости.
* * *
Следующие три месяца я жила в ощущении полного счастья. В начале июля Тома родила сына, почти четыре килограмма, настоящего богатыря. Назвала Артёмом.
Я много времени проводила с ними, да почти всё своё свободное время. Арсений часто упрекал меня, что я практически не бываю дома. Но меня это мало занимало. Я исполняла свои обязанности роскошной спутницы на приёмах и мероприятиях, а также львицы-профессионалки в постели с ним и его друзьями-свингерами. Но, как только выдавался день или даже несколько часов, свободных от работы, съёмок и поездок, я садилась в свой алый мерседес и мчала к своим родным людям, ждавшим меня в любое время дня и ночи.
Счастливая Томка наслаждалась своим материнством. И я была счастлива рядом с ними. Я готова была сейчас всё отдать в обмен на это счастье, пожертвовать всем, чего уже добилась, ради таких бесценных моментов, ради возможности стать матерью. Не знаю, что на меня нашло. Возможно, наступил тот возраст, когда материнский инстинкт проснулся во мне со страшной силой, против которой я ничего не могла поделать. Я отчаянно хотела ребёнка. Тем более, зная, что Тома рано или поздно уедет и увезёт с собой это маленькое чудо, которое перевернуло мой мир с ног на голову.
Однажды Томка сказала, что запланировала крестины на начало сентября, и через неделю после этого они с маленьким Тёмой уедут в родной город. Я знала, что когда-то это произойдёт, но теперь, когда уже была известна даже дата, я невыносимо затосковала о предстоящей разлуке. Мысль об этом отравляла радость общения с Томкой и малышом.
Спустя несколько дней я приняла неизбежное и смирилась. Не хотела омрачать истекающие недели нашего общения. Мы с Томой были заняты подготовкой к торжественному событию, которое предстояло седьмого сентября, в день, когда маленькому Тёме исполнялось ровно два месяца.
Время мчалось, словно в сказке. Пролетели три недели до дня крестин, прошёл и этот праздничный день, наполненный любовью, радостью и божьим благословением. Была уже на исходе и последняя неделя перед отъездом. Последнюю ночь я осталась с Томкой и крещёным сыном, не боясь навлечь на себя гнев Арсения.
Невозможно было вечно оттягивать неизбежную разлуку. Время движется только вперёд. И, как бы мы ни хотели отдалить момент прощания, его пора всё равно наступит в назначенный срок, обрушивая тщетные надежды на то, что, вдруг всё изменится; круша и перечёркивая всё, что было до этого момента, безжалостно кромсая жизнь на «до» и «после», вырывая из сердца живые куски и оставляя кровоточащую рану. И мы остаёмся в полном одиночестве, один на один со своими переживаниями, под ворохом воспоминаний об утраченном былом, ревностно храня в памяти каждое бесценное мгновение, проведенное вместе.
День отъезда был наполнен суетой и ожиданием. Я помогла Томке собрать оставшиеся вещи, упаковать сумки и чемоданы, которых оказалось немало. Тома отказалась от моего предложения отвезти их с Тёмой на моём мерседесе. За ними приехал её брат, который неделю назад крестил вместе со мной своего племянника.
* * *
После Томкиного отъезда наша квартира опустела, равно как и моя жизнь. Да, бесспорно, мы останемся подругами навсегда и не прекратим нашей дружбы; конечно же, здесь, в Киеве у меня ещё оставалась Натали. Но, в первом случае, я понимала, наши встречи будут редкими, я не смогу уже в любое время увидеться с подругой, взять и сорваться с места и приехать к ней через двадцать минут. А во втором случае, я трезво оценивала положение, Натали замужем, и ей не до частых встреч с подругами. У неё семья, любимый муж, работа, совместные интересы. Мы встречались, но уже не так часто, как раньше, и потом она всегда спешила домой, к Жене. Я не обижалась на неё, а лишь по-доброму завидовала ей. У неё был любящий муж, у Томки – маленькое чудо, сын. А что было у меня? Ни того, ни другого. По сути, у меня в жизни не было ничего, кроме материального благополучия и карьеры модели. Но, как первое, так и второе зависело от одного человека, и могло быть легко у меня отнято, сделай я хоть один неверный шаг.
Так чего же я достигла? Что я имею в жизни? Сотню модных нарядов, целый гардероб дорогостоящего хлама, две дюжины золотых украшений и алый мерседес? А разве это самое главное в жизни? Неужели это и есть всё, к чему я стремилась, на что потратила столько лет жизни, столько усилий? Несколько месяцев назад этот самый вопрос мне задала Тома. И она опять была права. Ничего из того настоящего, истинно важного в моей жизни не было. Всё, к чему я так стремилась, для чего жертвовала собой, и чего я в конце концов добилась, не имело никакой ценности. Всё это мнимое благополучие оказалось фальшивым и померкло на фоне истинных жизненных ценностей, которых у меня не было сейчас, и не предвиделось в ближайшем будущем. Известность и слава принесли только зависть и скрытую ненависть, деньги и материальный достаток достались мне слишком дорого, а вместо любви в моей жизни была сплошная коммерция и взаимовыгода. Когда произошла эта нечестная подмена? Зачем я позволила себе обманываться и принимать грубую копию за оригинал?
Я впала в уныние и депрессию. Меня ничто не радовало, ничего не хотелось. Всё раздражало и бесило.
– Что с тобой? – спросил как-то Арсений. – Что с настроением? Ты изменилась в последние дни.
– Просто я тоскую, – ответила я. – Уехала моя Томка с маленьким Тёмой. Я к нему очень привязалась.
– Ну ничего, съездишь к ним в выходные. Они ведь недалеко от Киева живут?
– Да, всего полтора часа пути, – сказала я. – Знаешь, я тут подумала. Карьера, деньги, слава – это всё, конечно, хорошо. Но я поняла, что мне нужно на самом деле. Я хочу нормальную семью, детей.
Я замолчала и в волнении посмотрела на Арсения. Он резко глянул на меня, и после паузы рассмеялся, как будто я сказала какую-то глупость.
– Разве я сказала что-то смешное? – я повысила голос и встала. Меня задела и глубоко ранила такая реакция Арсения. – Или ты считаешь, что я не гожусь для семьи, для материнства?
– Нет, совсем нет, прости, милая, – сказал Арсений. – Просто ты говоришь о таких вещах, которые ну совершенно не вяжутся с твоим нынешним образом жизни. Ну какая из тебя мать? Ты не выходишь из фотостудий, салонов и клубов. Фотосессии, показы, поездки. Какие могут быть дети, Марго, на самом пике твоей славы и популярности? Всем этим надо пользоваться сейчас, детка, потому что потом уже может быть поздно. Известность и слава – барышни капризные. Не уделишь им должного времени и внимания – вмиг отвернутся от тебя и уйдут навсегда. А с детьми ты ещё успеешь. О другом сейчас надо думать.
– О другом?! Кто это сказал? И что такое другое может быть важнее семьи и детей? – меня понесло. – Ты обманул меня, и обманывал все те полгода, что мы вместе; пользовался и обманывал!
– Позволь, в чём же это я тебя обманывал? – Арсений был поражён резкой переменой, произошедшей со мной. Обычно такая покладистая и мягкая, сейчас я шумно спорила, отстаивая свою точку зрения, кричала и дерзко обвиняла. – И почему ты говоришь со мной в таком тоне?
– Ай, оставь ты ради бога, – отмахнулась я. – Тебе не нравится мой тон?! Очень хорошо. Хватит уже вытирать об меня ноги! Ты думаешь, что держишь меня за горло, окружив своей убийственной заботой, которая больше похожа на зыбучие пески, или на хищный цветок росянку? Думаешь, я не понимаю, зачем все эти дорогие подарки, контракт с агентством, мерседес, драгоценности? Не потому, что я тебе так дорога, а для того, чтобы я не могла даже шелохнуться в сторону, лишь бы не утратить благосклонность своего дорогого, щедрого благодетеля. Но знай, я не боюсь потерять всё это! Да, богатство, известность и слава – это то, к чему я так стремилась всю свою жизнь. Но, знаешь, что я тебе скажу? Я заблуждалась, глупо и безнадёжно ошибалась. Потому что всё это, – я обвела взглядом богатство и роскошь вокруг, – всё это пыль в сравнении с истинными ценностями. И я охотно поменялась бы своим нынешним благополучием с моей подругой Томой, отважившейся в одиночку растить ребёнка, или с Натали, которая живёт на скромную зарплату, но счастлива с любимым мужем, любящим и ценящим её. Мне надоело быть куклой в чужих руках, надоело трахать всех твоих друзей-свингеров, смотреть, как ты трахаешь их тёлок. Мне всё это противно. Я ухожу! И ухожу прямо сейчас. Ух, даже полегчало.
– И куда ты собралась идти? – спросил Арсений спокойно. Во всё время моей пламенной речи он стоял, облокотившись о стол, и потягивал из своего стакана виски.
– А куда угодно, лишь бы подальше от тебя и от той жизни, в которую ты меня так ловко вовлёк, – резко ответила я.
– Но ты понимаешь, что я уничтожу твою карьеру и тебя, как модель?
– Мне плевать на твои угрозы, – с жаром выпалила я. – Только сейчас я поняла, что мне надо, чего я хочу на самом деле. А ты мне этого дать не можешь. Так что прощай.
– Марго, не кипятись, подумай хорошенько, – сказал Арсений. – Стоит ли жечь мосты и перечёркивать всё, что досталось таким трудом? Ведь ты так долго к этому шла, насколько я знаю.
– О, это ерунда, – засмеялась я. – Даже не стоит твоего внимания. Какая-то мелочь. И я уже давно всё обдумала!
Я поспешила в свою комнату, чтобы собрать свои вещи. Ничего из дорогостоящих подарков Арсения я брать не хотела. Только то, что сама себе приобрела.
Когда через двадцать минут я вышла из комнаты с чемоданом и сумкой и вернулась в гостиную, Арсений стоял на прежнем месте с пустым стаканом в руке.
– Ты права, Марго, нам следует пожить какое-то время отдельно, – сказал он, как только я спустилась. – Надо подумать в одиночестве и понять, чего мы хотим на самом деле.
– Не думаю, что тебе надо что-то менять в своей жизни. Зачем тебе жертвовать своими интересами ради меня? – ответила я спокойно. – А я для себя уже всё решила. То, что ты можешь дать, не совсем то, что мне нужно. Я хочу большего.
– Чем ты намерена заниматься? На что будешь жить? Или ты собираешься подцепить очередного состоятельного «мецената»?
– Не знаю, я ещё не думала об этом, – ответила я. – Но что-нибудь обязательно придумаю. Найду какую-нибудь работу.
– Не дури, Марго, у тебя есть контракт, он действителен ещё полгода, – сказал Арсений, подходя ко мне. – Зачем постоянно выбирать самый трудный путь?
– Зато это будет мой путь, мой собственный. И, кстати, чтоб ты знал, я не Марго. Моё настоящее имя София.
Я взяла в руки чемодан, надела сумку на плечо и вышла. Моё такси как раз подъехало к кованым воротам.
Я вернулась в свою пустую квартиру. Мебель и вещи вокруг всё ещё хранили тепло и запах Томки. Я вдохнула полной грудью.
* * *
Удивительно, но я ощутила свободу и облегчение, когда осталась одна. Когда никто больше не указывал, как мне жить и что мне делать, никто не назначал цену за мою свободу и за возможность оставаться собой.
