Татьяна Николаева
Исповедь проститутки
– Не говори ерунду, – вмешалась Тома. – Ты ни в чём не виновата. В конце концов, Ксюша взрослая девушка, у неё своя голова есть.
– Да, Софи, не надо себя винить, – согласилась Натали. – Ты же прекрасно знаешь Ксюшу. Она даже слушать тебя не стала бы. Вернее, послушала бы, а сделала всё равно по-своему.
– Не знаю, не знаю, – ответила я.
Предчувствие, о котором говорила Натали, переросло в почти твёрдую уверенность, что мы не увидим больше нашу Ксюшу. Я не хотела в это верить, убеждала себя, что всё это ерунда и какая-то зловещая ошибка, и Ксюша скоро объявится. Я всегда думала, что подобные вещи могут произойти с кем угодно, только не с нами. Но действительность доказывала обратное.
* * *
Через два дня, так и не дождавшись вестей от Ксюши, мы опять пришли к следователю Исаенко. На этот раз он был в кабинете не один. За вторым столом, что слева от окна, сидел наш прежний знакомый: высокий, голубоглазый молодой мужчина, с которым мы чуть не столкнулись в дверях в прошлый раз. Увидев нас, он разволновался, но тут же взял себя в руки.
– Здравствуйте, Борис Витальевич, – поздоровалась Натали. – Вот мы снова пришли к вам. Наша подруга так и не вернулась, а её молодой человек говорит, что не знает, где она.
– Но мы знаем, мы почти уверены, что он виноват в её пропаже, – добавила я.
Исаенко посмотрел на нас со смешанным чувством досады и сочувствия, а затем вдруг оживился, словно в голову ему пришла гениальная мысль.
– Скворцов, – позвал он своего помощника, – вот эти девушки утверждают, что их подруга попала в беду. Два дня назад они оставили здесь заявление. Принимай и веди это дело. Поручаю его тебе.
– Слушаю, Борис Витальевич, – ответил Скворцов.
– Девушки, – обратился к нам Исаенко, – вот мой помощник, Скворцов Евгений Леонидович, молодой перспективный специалист. Он будет вести дело вашей подруги, под моим руководством, разумеется. Женя, – снова обратился он к помощнику, – прими по форме, всё, как следует.
– Проходите, девушки, – сказал нам Скворцов. – Присаживайтесь, а я пока ознакомлюсь с вашим заявлением.
Он встал, ловко проскользнул между столом и шкафом, и подошёл к своему начальнику. Тот порылся в бумагах на своём столе и подал Скворцову исписанный листок. Скворцов вернулся на своё место, читая наше заявление. Завершив чтение, он положил заявление на стол перед собой и сказал:
– Что вы можете добавить по данному делу?
– Тот тип, с которым уехала Ксюша, простите, Ксения, – исправилась Натали, – говорит, что после свидания отвёз её домой, и больше не видел. Но он всё врёт. Я уверена, он причастен к её исчезновению. И, если с Ксюшей что-то случилось, то в этом виноват только он.
– Кто «он»? – уточнил Евгений Леонидович. – Как его имя, фамилия?
– Его зовут Игорь, – ответила Натали, – а фамилию я не знаю.
Она растерянно посмотрела на меня. Я пожала плечами:
– Я тоже не знаю его фамилию, – сказала я. – Но могу узнать. Сейчас я позвоню нашему общему знакомому.
– Одну минуточку, – остановил меня Скворцов. – Для начала, будьте добры, ваши имена и фамилии? В каких отношениях вы состояли с пропавшей девушкой? А также всё, что знаете, об этом её молодом человеке Игоре: как давно вы с ним знакомы, в каких отношениях состояла Ксения с этим Игорем, и так далее? Всё по порядку.
Он достал из ящика стола чистую папку для документов, затем несколько листов бумаги, взял в руки карандаш и приготовился записывать. Мы с Натали по очереди назвались, ответили на ряд вопросов, заданных нам Скворцовым, после чего он попросил меня, наконец, позвонить тому самому «общему знакомому». Я набрала Витю.
– Витя, привет, это София, – сказала я. – Мне нужны данные Игоря. Мы с Натали сейчас в милиции у следователя.
– Что именно интересует следователя? – спросил он.
– Фамилия, телефон…
Я не договорила. Скворцов попросил у меня телефон.
– Можно мне? – сказал он и уже в трубку продолжал:
– Скворцов Евгений Леонидович, помощник следователя. С кем я говорю?
Видимо, Витя представился, потому что Скворцов записал его данные. Он задал несколько вопросов, и следом записывал Витины ответы.
– Хорошо, спасибо вам, Виктор Александрович, – сказал он. – Если мне понадобится ещё информация, я могу вам звонить?
Услышав положительный ответ, Скворцов ещё раз поблагодарил и отдал мне телефон.
– На сегодня всё, – сказал нам Скворцов, – вы свободны. Если вспомните ещё что-нибудь, сразу звоните. Да, к вашему сведению, я вынужден буду связаться с родителями вашей подруги и сообщить о случившемся. Возможно, они смогут что-то добавить.
Натали схватилась за голову и сжала виски́.
– Господи, они с ума сойдут, – сказала она. – Можно, я вам позвоню, чтобы вы мне рассказали о вашем с ними разговоре? И вообще, Евгений Леонидович, возможно ли такое, чтобы вы держали меня в курсе событий?
Скворцов глянул на Натали, затем на следователя, и обратился к нам:
– Ну, вообще, это не положено. Но в общих чертах, чтобы, так сказать, не вредить и не мешать поискам, думаю, я смогу вас держать в курсе происходящего.
– Большое вам спасибо, Евгений Леонидович, – горячо поблагодарила Натали и дотронулась до его руки.
Скворцов чуть не подпрыгнул на месте и отдёрнул руку. Мы встали, ещё раз поблагодарили следователя и его помощника, и вышли в коридор.
– О-ля-ля, – весело сказала я, – вижу, Натали вышла на охоту и вовсю кокетничает с помощником следователя.
– Союзник и добросовестный исполнитель в данном деле – это именно то, что нам надо, – спокойно ответила Натали. – А раз он на меня запа́л, не буду лишать его иллюзий, пусть стремится как можно чаще видеться со мной, тогда я смогу узнать как можно больше о ходе поисков. К тому же молодые амбиции и непременное желание выслужиться перед понравившейся девушкой заставят его добросовестно выполнять свою работу.
– Что я слышу? – удивилась я. – Неужто Натали превратилась в холодную расчётливую стерву? Ушам своим не верю.
– Ну почему сразу в расчётливую стерву? – улыбнулась она. – Симпатичный молодой человек, весьма неглупый, почему бы не пофлиртовать? Среди моих поклонников и ухажёров ещё не было ни одного представителя «органов».
– Смотри, аккуратнее с этим, – сказала я, – а то арестует тебя и закуёт в наручники, за использование его служебного положения в твоих личных целях.
Мы расхохотались и поспешили скорее уйти.
* * *
Я вернулась на базу. Здесь было всё как всегда: свой обособленный мир, своя история; примитивный, извращённый взгляд на всё происходящее.
В каком-то смысле мне было здесь комфортно, я могла свободно выражать свои мысли и желания – ограничения и цензура здесь не действовали. Вещи назывались своими именами. К тому же я была словно отгорожена и защищена от внешнего мира стенами борделя, – это не то место, куда заглядывают праздные обыватели или просто любопытные прохожие. Сюда приходили за конкретным интересом. Здесь не спрашивали твоего настоящего имени, не интересовались твоим прошлым, не лезли в душу. И меня это устраивало.
Наша организация «без названия» напоминала мне невидимую сеть или паутину. Куда бы вы ни пришли, куда бы ни повернули – везде вам встретятся наши агенты, везде вы коснётесь этой невидимой нити, сами того не зная: и вам тут же предложат комфортно отдохнуть, предложат приятный досуг, а то и в открытую дадут карточку с изображением аппетитных вишенок или клубнички, с надписью «интим услуги». Если вы проявите слабость или желание отведать той самой «клубнички», вас любезно проведут по адресу чуть ли не до дверей обители греха, чтоб вы смогли отведать заветного запретного плода.
Целая сеть агентов, представленная таксистами, гостиничными клерками, работниками саун, и даже обычными на первый взгляд раздатчиками рекламных буклетов, опутала столицу. Они везде: на вокзалах, в аэропорту, у гостиниц и в самих гостиницах, в клубах, на улицах и площадях, у станций метро. Вы каждый день проходите мимо них, сами того не зная. Вы принимаете их за обычных людей, таких, как все, таких, как вы сами. И не подозреваете их ни в чём таком. А они тем временем делают своё дело – без перерыва и без выходных, с утра до поздней ночи, и потом до самого утра. Они сменяют друг друга чуть ли не посменно, как мы в своих апартаментах, чтобы этот процесс не прекратился и не остановился ни на одну минуту.
Вас, ничего не подозревающего, встретят везде, вам нигде не спрятаться от их предложения. Вы можете даже ни о чём таком не думать, у вас может быть любимая женщина, семья, дети. Но вам так ненавязчиво и в то же время настойчиво предложат, так заманчиво и соблазнительно всё преподнесут, что вы невольно поймаете себя на мысли: «А может…?»
Уличные путаны на проспектах и трассах разогреют ваш интерес и воображение: здесь каких только нет?! Их не спутаешь ни с кем. Эти представительницы дешёвых интим-услуг мало похожи на киношных ухоженных красоток, хотя кое-какие элементы их гардероба они всё же переняли: чулки-сеточки, сапоги-ботфорты, кожаные и лаковые мини-юбки и шорты, облегающие короткие топы. О, такие мини-вещицы особенно пикантно смотрятся на жирных бесформенных барышнях, которые по примеру своих худых подруг пытаются впихнуть свои телеса в пресловутые «мини». И потом все их складки просто-таки вываливаются со всех сторон, словно перешедшее тесто из кадки.
Возможно, вы и не соблазнитесь их «прелестями», побрезговав прикосновением сомнительного букета неизвестности. Но в вашу голову непременно закрадётся вопрос: «А как выглядит дорогая проститутка? Что она умеет? Сможет ли удивить?»
И, вернувшись домой, вы отыщите в интернете сайты секс-услуг и просмотрите «предложения», ознакомитесь для начала с прейскурантом, примеряя на себя цены и фантазируя на фото представительниц борделя.
И вот, ваша слабость сделала своё дело. Червь внутри вас уже точит вашу душу, словно ржа, разъедая и отравляя её. Вы начинаете испытывать вину по отношению к своей любимой, как будто уже что-то совершили. Вы знаете, что не изменяли физически, но понимаете также, что мысленная измена порой даже хуже физической. Ведь, находясь рядом со своей женщиной, вы мысленно возвращаетесь к другой, или другим.
В конце концов, вы сживаетесь с этим состоянием, привыкаете к нему. И в какой-то момент вы решаете: «А почему бы нет? Я так устал от однообразия, несмотря на то, что люблю свою женщину. Ведь я мужчина, я самец, мне нужно разнообразие. В конце концов, один раз не считается. И к тому же, не зря ведь я мучился столько времени угрызениями совести за то, чего не делал. Ничего ведь не изменится».
И вы дрожащими от волнения пальцами набираете на своём телефоне номер с визитной карточки, полученной однажды на улице и не выброшенной вами сразу; или с монитора ноутбука, на котором сейчас открыта страница интересующего сайта. Вы договариваетесь о встрече, всё ещё сомневаясь, вы приезжаете на место, и – всё происходит.
В каждую минуту, в каждый момент времени на протяжении всей этой цепочки – от рекламного буклета уличного раздатчика визиток до конечной точки вашего визита в бордель – у вас был выбор: продолжать или остановиться. Именно это право выбора отличало вас от самца животного, подчинённого лишь инстинктам, и стремящегося спариться как можно с бо́льшим количеством самок. Но в каждую минуту времени вы делали один и тот же выбор – оказаться, в конце концов, там, где вы оказались.
Несомненно, вы потом найдёте себе массу оправданий и извинений, вплоть до того, что ваша такая любимая вами женщина, в конечном итоге, окажется единственной виноватой в вашем поступке. Вы объявите себя самцом, ваше прежнее чувство вины давно забыто и спрятано подальше. Ведь ничего, собственно, не изменилось: вы по-прежнему остаётесь преданным мужем, образцовым семьянином и отцом. «Ну, подумаешь, сходил разок в бордель. Зато теперь я – мужик!»
А где один раз, там и второй, и следующий. «Единожды преступивший…»
«Ну, я же не изменяю своей женщине, – говорите вы, – я ведь не завожу романов и интрижек на стороне. Я просто иногда расслабляюсь, снимаю напряжение».
И то, что у женщин называется нелицеприятным словом «бл…ство», у вас, мужчин-самцов, называется умным словом «полигамия». И плевать, как себя чувствует при этом ваша женщина. Главное, что теперь вам есть, чем похвастать перед друзьями: «Я самец! Я полигамен! Прошу считаться с этим и уважать. Я мужик! А вы?»
* * *
С некоторых пор я ненавидела и презирала всех мужчин. В моём сознании прочно укоренилась губительная мысль: «Все они одинаковые».
Такая позиция действовала на меня, как анестезия. Я, словно машина или робот, принимала их одного за другим, обслуживала, оттачивая мастерство. Я знала, что им нужно, чего они хотят, и я давала им это, заставляя кричать и биться в конвульсиях от наслаждения. Но с каждым новым разом я всё больше ожесточалась против них. Я стала ощущать потребность сделать больно, заставить страдать.
Подобная анестезия помогала мне и в общении с Виктором. Я не позволяла себе ласкового взгляда или мысли в его сторону. Я была холодна, как Снежная Королева. Но вместе с тем меня раздирали противоречия: с одной стороны, я хотела, чтобы он взял и сломал этот мой ледяной панцирь, растопил лёд своей любовью, разрушил мой сложившийся образ жизни и вырвал из крепких объятий порока. Но, с другой стороны, я не позволила бы ему этого сделать: слишком глубокой была моя рана, моя обида. Я мстила Виктору за причинённые мне боль и унижение, я наказывала его тем, что не была с ним теперь, когда он сам уже хотел этого.
Шло время. Не проходило и недели, чтобы он не позвонил: то узнать, как продвигаются поиски Ксюши, то просто внезапно звонил, как будто между прочим, справиться о моём настроении или пожелать мне спокойной ночи.
Подходил к концу декабрь, а каких-либо изменений или новостей о Ксюше так и не было. Уже три недели прошло, как она пропала. За это время были уже разосланы ориентировки с Ксюшиным фото и подписью: «Пропала». Помощник следователя, Скворцов связывался с Игорем, но ничего нового от него не услышал, кроме того, что знали и мы; а также вызвал в Киев родителей Ксюши. Приезжали её мать с отцом, общались со Скворцовым. Мама Ксюши была в слезах, места себе не находила, предполагая, так же, как и мы, самое худшее. Спустя два дня они вернулись домой, забрав с собой вещи Ксюши.
Но самое страшное было на прошлой неделе. Позвонила Натали и со слезами сказала, что звонил Скворцов, позвал нас на опознание. По его словам, на окружной нашли молодую девушку с перерезанным горлом, светловолосую, по описаниям похожую на нашу Ксюшу. При ней не было документов, поэтому нас попросили прийти на опознание.
Мы приехали в морг в сопровождении Скворцова, там нам пришлось какое-то время подождать. И лишь через полчаса мы попали в холодную комнату с характерным тошнотворным трупным запахом, смешанным с запахом формалина. Эти несколько минут, проведенные здесь, показались нам вечностью. Я никак не могла унять дрожь во всём теле, у меня пересохло во рту, а зубы стучали так, что, казалось, это было слышно даже в коридоре. Я видела, что с Натали творилось то же самое. Я взяла её руку и сжала. Стало немного спокойнее.
Под белой простынёй угадывалось тонкое девичье тело. Из-под края свисала прядь пшеничных волос. Мы застыли в напряжённом ожидании. Наконец, врач откинул простыню, открыв лицо мёртвой девушки. В первую секунду пришло облегчение – это была не Ксюша. В следующую секунду повергло в шок открывшееся зрелище. То ли случайно, то ли нарочно, врач откинул простыню ниже, чем было необходимо, и нашим взорам предстала страшная картина – багровая рана, поперёк пересекавшая шею девушки, из которой стремительно и мучительно вышла её жизнь.
Я отвернулась, Натали вскрикнула. Врач поспешно вернул покрывало обратно, а мы вместе со Скворцовым вышли в коридор. Натали была бледна, у меня тоже кружилась голова. К горлу подступала тошнота.
– Это не Ксюша, – сказала я тихо.
Натали в подтверждение моих слов молча кивнула.
– Девушки, простите за эту экзекуцию, – сказал Скворцов подавленно, – но иначе никак нельзя.
Он взял Натали за руку, и она облокотилась о его плечо.
– Натали, вам плохо? – встревоженно спросил Скворцов.
– Нет, всё в порядке, – еле слышно ответила Натали. – Просто переволновалась. Можно мне воды?
– Сейчас, одну минуту, я принесу, – сказал он, усадил Натали на скамейку и вбежал в ближайший кабинет.
Через секунду он выскочил со стаканом воды в руках и кинулся к Натали.
– Вам лучше? – спросил он, когда она немного отпила.
– Да, уже лучше, – ответила она. – Спасибо, Женя.
От неожиданности он широко раскрыл глаза. Натали впервые назвала его по имени, и это вызвало в парне бурю эмоций.
Она передала стакан мне, а затем сказала:
– Давайте уйдём отсюда поскорее. Здесь жутко и мрачно.
Мы покинули морг. На улице, на свежем морозном воздухе нам стало намного легче. Мы были рады, что убитая девушка оказалась не Ксюшей. Но ведь это тоже была молодая симпатичная девушка, её тоже, возможно, кто-то искал, кто-то ждал домой.
– Интересно, кто эта девушка в морге? – спросила я. – И кто мог с ней такое сделать? А главное, за что?
– А кто её знает, – сказал Скворцов, – наверное, проститутка какая-нибудь. Их чуть ли не каждую неделю находят в разных уголках города или на окружной: то с перерезанным горлом, как эта, то со свёрнутой шеей, то зарезанной. Многие так и остаются неопознанными. Ведь мало кто из них носит с собой документы.
– Вы так говорите, как будто это не люди, – возразила Натали, – как будто они заслужили такой участи.
– Простите меня, но они сами избрали свой путь, – ответил Скворцов.
– Может быть, вы и правы, – сказала я, – и они осознанно выбрали свою «профессию». Но никто не заслуживает такой страшной смерти, чем бы он ни зарабатывал себе на жизнь.
– И эта девушка, и остальные, которых вы находите, заслуживают, по меньшей мере, сочувствия, – добавила Натали.
– Простите, если задел вас, – сказал Скворцов. – Просто в нашей работе не принято задумываться о личности убитого, мы просто ищем того, кто совершил убийство, и стараемся восстановить справедливость.
– Ой, не смешите нас, Евгений Леонидович, – сказала Натали. – О какой справедливости вы говорите? Сегодня, когда всё решают деньги? Справедливость?! Ха!
– Почему вы так говорите? – спросил Скворцов.
– А вот вы мне ответьте, Евгений Леонидович, – сказала Натали, – мою подругу-стриптизёршу изнасиловал один подонок, довольно состоятельный и влиятельный подонок. Хотя она его никак не провоцировала. Вы станете добиваться его наказания?
– Натали, перестань, – сказала я.
– Подожди, Софи, я не называю сейчас имён, – продолжала Натали. – Так что же, Евгений Леонидович, вы сумеете доказать его вину, как вы думаете?
– Если ваша подруга сразу обратилась в милицию, судмедэкспертиза зафиксировала факт полового контакта и побоев, если таковые были, то, скорее всего… – Скворцов запнулся. – Конечно, иногда доказать факт изнасилования бывает сложно. Но это не значит, что невозможно.
– Вы меня не совсем поняли, – сказала Натали. – У него деньги. Он заплатит, где надо, и ваше следствие будет длиться вечно. А потом найдутся свидетели, которые якобы видели жертву насилия раньше в борделях и притонах, или на окружной. Девушку, которая и так натерпелась ужаса и унижения, обольют грязью, назовут шлюхой и, в конце концов, обвинят в том, что она сама спровоцировала несчастного мужика, чуть ли не сама его изнасиловала, а теперь деньги требует в обмен на своё заявление. Или вообще у насильника алиби нарисуется на момент изнасилования, с десятком свидетелей, готовых по минутам подтвердить пребывание его в тех или иных местах, никак не связанных с местом преступления. Но прежде всего от ведения дела отстранят таких вот следователей, как вы, Женя, которые стараются добиваться справедливости.
– Очень жаль, что вы так думаете, – ответил Женя.
– Да, я думаю именно так, – сказала Натали, глянув на меня. – И не только я.
Остаток пути мы прошли в молчании. Возле ближайшего метро мы расстались. Женя предложил проводить Натали, а я села в такси и вернулась к себе.
10
На светском балу, посвящённом наступающим новогодним праздникам, собрался весь бомонд столицы. Дамы сверкали бриллиантами и соперничали роскошью нарядов. Мужчины в смокингах держали в руках бокалы, наполненные вином из самых дорогих погребов южных французских провинций. В громадной бальной зале звучали вальсы венских классиков в исполнении лучшего оркестра, кружили пары танцующих в бальных нарядах, мягко горели свечи, а в перерывах между танцами лакеи бесшумно сновали с подносами, заполненными бокалами с вином и шампанским. Кругом царила атмосфера королевской роскоши.
От небольшой мужской компании, с увлечением беседовавшей последние четверть часа, отделился один из гостей и, приветливо улыбаясь, пошёл навстречу вновь прибывшему господину.
– Михаил Васильевич, собственной персоной, – произнёс он и раскрыл дружеские объятия. – Рад тебя видеть. Присоединяйся к нам, дорогой.
– Добрый вечер, Юрий Юрьевич, – так же приветливо ответил Михаил Васильевич. – Рад встрече.
– Ну, ты точно король, – сказал Юрий Юрьевич, и он был прав.
Михаил Васильевич выглядел полноправным членом высшего общества. На нём был безупречный смокинг и бабочка, усеянная мелкими бриллиантами. Гладко выбритое лицо и тонкая полоска аккуратно подстриженных усов, прямая осанка и свободная манера, с которой он держался и общался, могли кого угодно ввести в сомнение: уж не персона ли королевской семьи инкогнито посетила нынче бал?
– Ну, довольно, довольно, – улыбнулся Михаил Васильевич. – Будет вам меня расхваливать на все лады.
– Да нет же, я не лукавлю, – ответил Юрий Юрьевич. – Ты выглядишь превосходно. Само время, кажется, не властно над тобой. Годы идут, а ты молодеешь.
Михаил Васильевич с холодной снисходительностью принимал поток лести от старого знакомого. Он давно вращался в высших кругах и знал цену подобным речам. Пока ты на гребне успеха и популярности, пока ты чем-то полезен и выгоден, тебе поют дифирамбы и засыпают лестными эпитетами. Ты желанный гость, для тебя открыты все двери и предоставлены неограниченные возможности. Но стоит только тебе оступиться, попасть в неприятность или, не дай бог, не угодить кому-либо, и ты уже в опале. Против тебя ополчаются все, кто совсем недавно восхвалял тебя и вводил в свой круг. От тебя отворачиваются все, кто ещё вчера крепко жал твою руку и обедал с тобою в светлых гостиных. О том, чтобы кто-то протянул руку помощи, даже речь не шла. О тебе забывают настолько быстро, что ты сам не успеваешь опомниться. Как будто тебя и не было вовсе. И при случайной встрече тебя, скорее всего, даже «не узна́ют». Михаил Васильевич знал жестокие и беспощадные законы выживания в высших кругах, поэтому не обольщался относительно громких похвал и комплиментов.
Вместе с Юрием Юрьевичем он примкнул к компании гостей и влился в общую беседу. Как правило, он мало говорил и по большей части слушал и наблюдал.
– Вы здесь один? Где ваша супруга, господин Вениаминов? – поинтересовался один из беседовавших.
– Я принадлежу к категории счастливцев, не обременивших себя статусом «примерного семьянина», – ответил Михаил Васильевич. В его словах сквозила скрытая ирония. – Я холостяк по убеждению. Я дорожу свободой и слишком люблю женщин, чтобы отдать себя во владение какой-то одной.
– Ах, Михаил Васильевич, твои речи, как всегда, остры и точны, словно скальпель хирурга, – засмеялся Юрий Юрьевич. – А вот мы из числа тех самых «примерных семьянинов», как ты выразился.
– И, к слову сказать, это не мешает нам любить всех остальных женщин, не правда ли, дорогой Юрий Юрьевич? – добавил тот, кто первым завёл беседу.
– Да, именно, – подтвердил Юрий Юрьевич.
– Вот, к примеру, наш друг господин Ольшанин много лет женат, имеет прекрасную супругу, троих замечательных детей, и это, тем не менее, не мешает ему заводить любовниц и выбрасывать кучу денег на их содержание, – ответил всё тот же господин, положив руку на плечо соседа. Как показалось Михаилу Васильевичу, в его тоне звучало высокомерие и нескрываемая насмешка.
– Да, – согласился господин Ольшанин, пропустив сарказм говорившего мимо внимания. – А кто-то оставляет кучу денег в стенах элитных борделей. Какова мотивация?
– О, это выстрел в мою сторону, – со смехом ответил неприятный господин. – Принимаю. Да, я, правда, предпочитаю услуги профессионалок. Ни одна любовница не сравнится с ними в мастерстве. Они такое вытворяют, отрабатывая свою «зарплату», что не передать словами. Вот вам и вся мотивация.
– Каждому своё. Я прав, дружище? – подытожил Юрий Юрьевич, поставил пустой бокал на поднос, стоявший рядом, и взял новый.
– Разумеется, – согласился тот. – Взять хотя бы всем нам хорошо известного господина Дашкова. Так он вообще не скрывает своих похождений и свободных взглядов. И я считаю, он прав. Всем прекрасно известно, что господин Дашков девушкам и любовницам предпочитает услуги профессионалов-мальчиков. Все знают также о его пристрастии к различного рода оргиям. О его закрытых вечеринках ходят легенды. И что же, это вовсе не роняет его рейтинга или популярности. А даже наоборот.
Михаил Васильевич с презрением посмотрел на говорившего. Он, в общем, спокойно относился к сплетням – они могли дать много полезной информации. Но его коробили фамильярность и высокомерие, с каким говорил собеседник. А он, в свою, очередь, продолжал:
– А наш немолодой уже друг, господин Н…, так тот вообще взял в содержанки девку из элитного борделя. И превосходно себя чувствует, и плевал он на условности. Поговаривают даже, что он женится на ней. Правда, она втрое младше его, – он усмехнулся. – Ну и пусть говорят, что она из «бывших». Зато у него каждый день высококлассный секс. А что ещё надо старику, когда у него есть всё?
Последнюю фразу он произнёс с таким сарказмом, что все присутствующие разразились дружным смехом.
– Я вообще считаю, что платный секс давно пора узаконить, – продолжал он. – Следовало бы на законодательном уровне решить этот вопрос. И тогда вообще не было бы никаких проблем, отпали бы все предубеждения и предрассудки. Как ты думаешь, Юрий Юрьевич?
– О, с этим я согласен на все сто процентов, – горячо поддержал его Юрий Юрьевич. – Давно уже пора вывести этот сегмент из тени. В конце концов, мы же стремимся стать цивилизованной страной. А во всей цивилизованной Европе секс-услуги узаконены, путаны считаются полноправными членами общества. Они уравнены в правах с представительницами иных профессий, они получают трудовой стаж, платят налоги.
– Я, как человек, имеющий непосредственное отношение к вопросам бюджета, скажу вам больше, – вмешался господин Ольшанин, – казна крепко «недополучает» доход от секс-индустрии, которая у нас, собственно, и не развита вовсе. А это, скажу я вам, золотое дно. Там крутятся такие деньги. И всё мимо казны, потому как нет законодательной базы.
– О, я вижу, зацепило вас за живое, – усмехнулся всё тот же грубый циничный собеседник.
– Нет, это, правда, важный вопрос, – ответил господин Ольшанин. – И он требует серьёзного рассмотрения. А пока что дальше разговоров дело не двигалось. Я готов со своей стороны инициировать данный проект и поднять в парламенте вопрос об узаконении секс-услуг. Я уверен, многие меня поддержат. Только надо бы подумать, как завуалировать истинную финансовую подоплеку этого проекта. Ну, скажем, к примеру, что в выигрыше будут, в первую очередь, сами барышни: права, свободы, и т. п., и иже с ними.
– В этом вопросе вы найдёте поддержку у всеми уважаемого господина Костюка, – важно сказал Юрий Юрьевич, гордый знакомством с такой крупной фигурой. – Я думаю, он не откажет помочь в продвижении данного проекта.
Дальше беседа потекла в данном русле, заняв внимание компании ещё, по меньшей мере, на четверть часа.
– Кстати, Михаил Васильевич, – сказал Юрий Юрьевич, многозначительно взяв господина Вениаминова за локоть, – господин Костюк остался очень доволен вашей работой. Он весьма лестно отзывался о вашей сноровке и вашем отменном вкусе, который вы показали при подборе «персонала», как в первую нашу встречу, так и в дальнейшем.
– Благодарю вас, – сдержанно ответил Михаил Васильевич
– В ближайшее время намечается несколько мероприятий, – продолжал Юрий Юрьевич, отводя Михаила Васильевича в сторону. – Ваши услуги будут просто необходимы, причём, не только в организации увеселительной программы и подборе персонала, но и в поставке более «деликатного» товара, – добавил он, понизив голос. – Вы понимаете, о чём я?
Юрий Юрьевич говорил загадками и намёками, словно опасаясь, что кто-нибудь может услышать их разговор. Михаила Васильевича вполне устраивала подобная манера изъяснения, особенно в вопросах бизнеса. Он также не хотел, чтобы кто-нибудь случайно подслушал тему их беседы. К тому же в высоком обществе не принято было называть такие слова, как «наркотики» и «проститутки» – это порочило лицо того самого высокоморального светского общества и могло бросить тень на его добропорядочных представителей. Поэтому он многозначительно посмотрел на Юрия Юрьевича и ответил:
– Я вас превосходно понимаю. Как только вы сообщите мне подробности и пожелания заказчиков, я буду готов организовать всё в лучшем виде и в кратчайшие сроки.
– Вот и превосходно, – заключил Юрий Юрьевич, потирая руки. – Среди заказчиков будет также и господин Костюк.
И он напустил на себя важный вид, раздувшись, словно индюк.
– Я вас понял, дорогой Юрий Юрьевич, – ответил Михаил Васильевич. – Не беспокойтесь, всё будет, как всегда, на высоте.
– Я в вас уверен, мой дорогой, – сказал он. – Что ж, тогда давайте отвлечёмся от деловых вопросов? Предлагаю вернуться к нашей компании и выпить чего-нибудь покрепче.
– Я полностью вас поддерживаю, – ответил Михаил Васильевич и последовал за коллегой.
Вечер продолжился.
Снова звучал венский вальс, кружились пары, горели мягко свечи.
* * *
31 декабря 2008 года.
Новый год. Мы встречали его вместе с Томой и Натали в нашей квартире, где жили раньше с Ксюшей и Вероникой. Соседки Натали уехали на неделю домой, и мы решили, что незачем пустовать шикарной квартире – устроили новогоднюю вечеринку. Мы украсили комнаты гирляндами и огоньками, сверкающими снежинками и свечами, нарядили ёлку, накрыли праздничный стол. В эти моменты особенно остро недоставало Ксюши.
Около десяти вечера Натали позвонил Женя и поздравил с наступающим новым годом.
– Знаете, что я подумала, Женя, – сказала Натали, – а приезжайте-ка вы к нам праздновать новый год, а то у нас чисто женская компания, некому даже шампанское открыть. Ну, если у вас, конечно, не было других планов на эту ночь.
