Татьяна Николаева
Исповедь проститутки
– Своих забот и проблем нету, что ли? – говорила она. – Нянчитесь с этой Эллой, будто она вам родная.
Я с укоризной посмотрела на неё.
– Не обращай внимания, Марго, – сказала Роза. – Наша Камилла никогда не отличалась жалостью и сентиментальностью. Если не уделяется должного внимания её собственной персоне, то ей просто неинтересно. Она у нас неисправимая эгоистка.
– Спасибо за лестный отзыв, Розочка, – улыбнулась Камилла. – Я тебя тоже очень люблю.
– Я, пожалуй, соглашусь с вами, девочки, – сказала я, пропустив сарказм Камиллы. – Всё дело в её молодом человеке. Наверное, они были в ссоре или вообще в разлуке, а сегодня у них всё наладилось.
* * *
Но скоро я поняла, что ошибалась. Не прошло и недели, как Элла пришла ко мне и сказала:
– Марго, ты самая добрая из всех. Ты можешь дать мне денег, взаймы? А я потом тебе отдам. Заработаю и отдам.
Я широко раскрыла глаза и застыла от удивления.
– Элла, ты шутишь? – спросила я её.
– Нет, не шучу, мне нужны деньги.
– Зачем?
Элла мямлила что-то невразумительное.
– Я ничего не поняла из того, что ты сказала, – ответила я.
– Не шуми, пожалуйста, – умоляюще сказала она. – Мне очень нужны деньги. Но я не могу тебе сказать, на что. Я всё тебе верну, обязательно. Ты же сама говорила, чтобы я обращалась, если что.
– Да, говорила, но… – я совсем ничего не понимала, – но, Элла, ведь всего две недели назад мы дали тебе тысячу гривен. А теперь тебе опять нужны деньги. И сколько тебе надо?
– Семьсот гривен.
Элла опустила голову.
– Семьсот гривен?! – вскричала я. – Элла, ты с ума сошла?!
– Не кричи, прошу тебя, – снова взмолилась она.
– Подожди, давай разберёмся, – сказала я. – Значит, две недели назад ты вернула долг – тысячу гривен. Ты сказала, что это была последняя сумма. Так? Теперь, через две недели тебе опять нужны деньги. У тебя самой денег нет, хотя последнюю неделю ты уже работала, и ты приходишь ко мне с просьбой занять, но не можешь сказать, на что. Охренеть!
– Марго, прошу тебя, тише, – Элла умоляюще сложила руки.
– Хорошо, я буду говорить тише, – сказала я, приглушив голос. – Хорошо, допустим, я дам тебе эти деньги. Но, ты ведь понимаешь, что вечно работать на тебя я не собираюсь. Когда ты думаешь вернуть мне долг?
– Через неделю, – оживилась Элла. – Максимум, через две.
– И всё-таки, я хочу знать, зачем тебе нужны деньги? – настаивала я. – Что это за тайна такая?
Элла колебалась. Я видела, что она не хочет отвечать на мой вопрос. Но, видимо, деньги ей нужны были сильнее, поэтому она сказала:
– Марго, если я не отдам эти деньги, меня убьют.
– Убьют?! – я не верила своим ушам. – Но кто? И за что? Что ты натворила, Элла? От кого ты постоянно откупаешься?
Элла ничего не ответила, и вдруг разрыдалась. И, сколько я потом её ни спрашивала, сколько ни добивалась объяснений, она только плакала и бормотала что-то невнятное. В конце концов, я оставила расспросы и дала ей то, за чем она приходила.
– Вот, держи, семьсот гривен, – сказала я. – Отдашь, когда сможешь, я не тороплю. Захочешь поговорить, я готова тебя выслушать. А теперь уходи.
Элла схватила деньги и стала меня благодарить на все лады, чуть ли не в ножки мне кланялась. Я спровадила её, как можно быстрее, не в силах выслушивать горячие речи и признания в вечной любви и верности. Остаток дня потом я никак не могла отделаться от неприятного ощущения, оставленного сценой с Эллой.
Я постаралась больше не думать об этом, впервые, пожалуй, согласившись с Камиллой, что слишком много опеки и заботы вокруг взрослого человека.
– Ты с ней носишься, как с ребёнком маленьким, – говорила Камилла, – а она тебе на шею сядет и ноги об тебя вытрет.
Именно так мне сейчас и показалось, что Элла, почувствовав во мне защиту и поддержку, начала пользоваться моим добрым к ней расположением.
Как бы то ни было, я решила оставить мысли об Элле и больше не тревожить себя заботой о ней, хотя бы какое-то время.
* * *
За окнами стоял ноябрь, последний месяц осени, фактически уже зима. Прошла пора золотой осени и бабьего лета. С деревьев уже облетели все листья, и они теперь стояли голые и мрачные, словно воздев к небу свои многочисленные руки. Резкие порывы ветра срывали оставшиеся одинокие листья и кружили потом ещё долго по воздуху. Почти каждый день щли дожди, – то проливные, то моросящие с утра до вечера. А иногда уже срывались отдельные снежинки и таяли, едва коснувшись земли.
Я любила грустить, глядя в окно нашей комнаты, или сидя в кухне. Уединиться в этом доме было сложно, даже невозможно. Постоянно кто-то был рядом, прерывал мои размышления своими бессмысленными разговорами, вмешивался своими пустыми проблемами в моё одиночество.
Я едва сдерживала раздражение, понимая, что девочки ни в чём не виноваты – ни в моей грусти, ни в том, что мы такие разные. Они скучали, если вдруг ничего не происходило или не обсуждалось, если мы не гуляли и не ходили по магазинам, кафе и клубам. Мне же никогда не бывало скучно одной. И даже наоборот, порой, устав от общения, я нарочно искала уединения. И, если его не удавалось найти здесь, я уходила гулять, одна. Девочки уже привыкли к «странностям» моего поведения, и не удивлялись, если я вдруг одевалась и отправлялась одна на улицу. Поначалу они увязывались за мной следом, засыпа́я вопросами «куда?» и «зачем?», но потом поняли, что иногда мне необходимо побыть одной.
– Когда у Марго срывает крышу, она лечит это одиночеством, – так решили девочки.
В такие моменты мне особенно хотелось увидеться с Томой, поговорить с ней, услышать её голос и снова ощутить себя нормальным человеком. В один из таких унылых дней я оделась и вышла на улицу. Моросил мелкий дождь, чуть крупнее тумана, я даже зонт не стала открывать. Я прогулялась по улицам, затем свернула в аллею. Была середина рабочего дня, на улицах было мало людей. Лишь машины длинными вереницами тянулись от светофора к светофору, соперничая с городским транспортом.
Я набрала номер Томы. Словно всё преобразилось вокруг, когда я услышала в трубке её весёлый, такой родной и близкий голос.
– Господи, Томочка, ты даже не представляешь, как я рада тебя слышать, – сказала я.
– Что-то случилось, Софико? – спросила она.
– Нет, нет, всё в порядке, – ответила я. – Просто немного грущу. Но вот услышала тебя, и всё прошло.
– Ну слава богу, – весело сказала Тома. – А то я уже подумала, что-то произошло. Я тоже рада тебя слышать. Мне тебя очень не хватает. Кстати, к нам поселили третью соседку, на твоё место. Ничего такая девчонка, весёлая, из параллельной группы. Хоть не зануда, а то я с ума сошла бы с ними двумя. Но Катя тоже не взлюбила нашу цаплю Алёну. Так что мы с ней в одном лагере.
– Ой, Томочка, рассказывай мне обо всём и обо всех, и побольше, – попросила я. – Я хочу знать всё, что у вас происходит, во всех подробностях. Мне сразу становится лучше, я как будто у вас побывала.
И Томка пустилась в длинные, интересные, насыщенные и весёлые описания их жизни в колледже и в общаге. У неё всегда была наготове масса разных историй: кто с кем сошёлся, кто разошёлся, с кем гуляет наша преподавательница Ирина Яковлевна и кого в очередной раз охмуряет «сопроматчик» Олег Петрович; кто от кого сделал аборт, а кто собирается замуж. В общем, моя Томка была, как большая энциклопедия, только выдавала она информацию красочно, живо и со всеми подробностями. Под её рассказы я словно погружалась в их жизнь, ясно видела перед глазами всех действующих лиц и ярко представляла себе все рассказанные подругой истории.
– Ой, Томочка, – вздохнула я, – твои рассказы прямо бальзам на мою душу.
– Слушай, Софико, давай в ближайшие выходные встретимся, – предложила она. – Посидим где-нибудь в уютном кафе, попьём кофе или чего-нибудь покрепче.
– Конечно, – согласилась я. – С удовольствием. Только вдвоём. Я пока никого другого не хочу видеть. Я имею в виду Натали и Ксюшу. С ними в другой раз, ладно?
– Хорошо, – ответила Тома. – Я тоже не настроена на шумную компанию. Нам и вдвоём хорошо. Значит, договорились.
Мы распрощались. Я вернулась обратно на базу в совершенно ином настроении, чем была до прогулки и общения с подругой. От сердца в очередной раз отлегло. Я снова была жива, весела и приветлива со всеми. Я с нетерпением ждала выходных.
* * *
В воскресенье, как и договорились, мы с Томой встретились в кафе, давно полюбившемся нам своей уютной обстановкой, ароматным кофе и вкусными закусками.
– Каждый раз, возвращаясь сюда, вспоминаю прошедший год, – сказала я, – когда я ещё была с вами. Колледж, нашу весёлую компанию, войны с Алёной, стриптиз-клуб, мои ночные возвращения через окно.
– А ты помнишь её лицо, когда в последний раз мы вместе лезли в окно? – сказала Тома, весело смеясь.
И она вытянула вниз челюсть и вытаращила глаза – ну, точно, как Алёна. Я покатилась от смеха.
– Ты знаешь, я даже совсем не злюсь на неё, – сказала я, отсмеявшись. – Я даже по ней скучаю, иногда, совсем немножко. Мне не хватает наших весёлых и совсем незлых перепалок с ней.
– А чего на неё злиться или обижаться? – согласилась Тома. – Она несчастная, жалкая. Она уже второй год учится в колледже, а подруг себе так и не заимела. Так что её пожалеть надо, а не злиться. И вообще, на больных не обижаются.
Мы опять дружно рассмеялись.
– Тебе плохо там, да, Софико? – спросила Тома.
– Да не то чтобы плохо, – ответила я, – просто там всё по-другому, как-то иначе. Там всё так однообразно и незначительно, что порой хочется завыть. Девочки, в общем, неплохие, но такие ограниченные. Все разговоры всегда на одни и те же темы, все интересы сводятся к одному и замыкаются внутри борделя.
– У тебя просто осенняя депрессия, – попыталась успокоить меня Тома. – Вот выпадет снег, укроет всё вокруг, тогда полегчает.
– Надеюсь, – сказала я со вздохом.
В какой-то момент у Томы зазвонил телефон. Я видела, как она разволновалась от этого звонка.
– Да, да, – ответила она в трубку, посматривая на меня, – я в кафе, с подругой.
– Кто это был? – спросила я, сдерживая улыбку, когда Тома выключила телефон. – У тебя появился ухажёр? Судя по тому, как ты разволновалась, я предполагаю, что он тебе глубоко небезразличен.
Я заговорщицки подмигнула.
– Нет, Софико, ты не угадала, – ответила Тома.
– Правда? Жаль, очень жаль, – сказала я разочарованно. – Я бы очень хотела, чтобы кто-нибудь достойный сумел покорить твоё сердце.
– Прости меня заранее, – сказала Тома, сильно волнуясь. – Это звонил Виктор.
Я не сразу поняла, что она имеет в виду, и продолжала по-идиотски улыбаться.
– Это был твой Виктор.
До меня наконец дошло, хотя и не совсем.
– Виктор звонил тебе? Но зачем? И откуда…? – я не понимала, что всё это значит.
– Сонечка, милая, не волнуйся, – поспешила всё объяснить Тома. – Он позвонил мне неделю назад и очень просил встретиться. Он хотел поговорить о тебе. Я согласилась. Мне необходимо было увидеть этого человека, чтобы понять, как он на самом деле к тебе относится, действительно ли он желает тебе зла, как ты сама думаешь, или у него добрые намерения. И не жалею, что согласилась. Я увидела в нём порядочного человека, несмотря на то, как он повёл себя с тобой в самом начале.
– Порядочный человек? – возразила я.
– Да, Соня, Виктор порядочный человек, – продолжала Тома. – Он раскаивается в том, как обошёлся с тобой, и очень сожалеет о своём поступке. Мы долго разговаривали с ним, он рассказал мне их историю с бизнесом. Тогда он думал лишь о том, как спасти их компанию, и о безопасности своих близких. Но потом он всерьёз увлёкся тобой, София, ты стала дорога́ ему. Он не говорил о любви, но я поняла, что ты для него много значишь. Поэтому со временем он уже не мог сам рассказать тебе, зачем ты была ему нужна изначально. Да и как ты себе это представляешь? Разве ты смогла бы ему простить, что он так подставлял тебя и рисковал твоей жизнью?
– Я и сейчас ему этого не простила, – ответила я, – и не смогу простить никогда. Он ворвался в мою жизнь, в моё сердце, прошёлся грязными сапожищами по моим чувствам, по моей гордости, искромсал моё сердце, и в конце концов разрушил мой мир, мою жизнь. Разве можно такое простить, Тома? Я была для него всего лишь путаной, несмотря на то, что он знал о моих чувствах к нему, не мог не знать. Но это не остановило его. Он продолжал платить мне. После каждой ночи, проведенной вместе, он оставлял на тумбочке деньги, как оставляют их сейчас мои клиенты. Он откупался от меня, от моей любви. Нет, Томочка, такое невозможно простить.
– И всё-таки, – мягко настаивала Тома, – я прошу тебя, выслушай, что он хочет тебе сказать. Не ради него, а ради себя. Может, тебе станет хоть немного легче после разговора с ним. Я прошу тебя, Софико, сделай это.
Я упрямо мотала головой.
– Нет, – сказала я, – не хочу. Позвони ему и скажи, чтобы не приезжал. Разговора не будет.
– Поздно, Сонечка, – сказала Тома извиняющимся тоном. – Он уже здесь.
– Как здесь?! – вскричала я и оглянулась по сторонам. – Тогда скажи, что я ушла и не хочу с ним говорить.
Тома отрицательно покачала головой.
– Он только что вошёл в кафе и сейчас стоит у тебя за спиной, – сказала она.
Услышав это, я выпрямилась и напряглась.
– Как ты могла, Тома? – сказала я с упрёком. – Я ведь доверяла тебе, а ты…
– Прости меня ещё раз, тысячу раз прости, – сказала она, глядя на меня с любовью и болью. – Вам надо поговорить. Сколько можно прятаться? Я буду рядом, за соседним столиком, чтоб не мешать.
Тома встала и отошла к соседнему столику. Кто-то вышел из-за моей спины и сел на её место. Я подняла глаза и увидела его.
Да, это был Виктор. Тёплая волна затопила меня. Господи, как же давно мы с ним не виделись – почти четыре месяца. Как же мне его не хватало всё это время.
– Здравствуй, София, – сказал он, нарушив молчание. – У тебя очень хорошая подруга. Не ругай её. Это я виноват, я очень её просил. Она не хотела соглашаться на эту встречу, берегла твои чувства. Но мне всё же удалось её убедить.
– Откуда у тебя номер Тамары? – спросила я.
– Это неважно, прости, – ответил он. – Я долго искал тебя, и не спрашивай, пожалуйста, какими путями.
– Я знаю, что ты искал меня, – сказала я. – Вот только не знаю, зачем.
– Чтобы объясниться, – ответил Виктор.
– Зачем? – пожала я плечами. – Это всё равно ничего не изменит.
– Просто мы ни разу не поговорили нормально, – сказал он и посмотрел мне прямо в глаза, отчего у меня перехватило дыхание.
В его взгляде читалась вина и, как мне показалось, страдание. Но, возможно, мне это только показалось. Я справилась с волнением.
– Отчего же? – сказала я. – По-моему, мы всё давно выяснили. К тому же, спасибо твоему другу, он прояснил мне главные моменты. И тогда всё встало на свои места: наши «рыночные» отношения, так сказать, на финансовой основе; твоё нежелание воспринимать меня иначе, чем как шлюху с панели; то, как ты всегда уходил от разговора, стоило мне заговорить о своих чувствах к тебе и о том, что я не являюсь проституткой. Всему этому нашлось одно простое и логичное объяснение: ты женат, а я для тебя всего лишь прикрытие, ну и дежурная шлюха заодно.
– Нет, всё не так, – сказал Виктор. – Вернее, так, но не совсем. В самом начале всё развивалось именно так, прости. Вы с Ксюшей… да что там говорить, ты сама уже всё знаешь. И этого не изменить. Но я не ищу себе оправданий, я не пытаюсь найти какие-либо объяснения своему поступку. Я лишь хочу попросить у тебя прощения, София, искренно попросить. Я поступил с тобой подло. Прости, если это возможно.
– О, это что-то новое, – усмехнулась я. – Подлец раскаивается в своей подлости. Неужели такое возможно?
– Смейся, говори, что хочешь, – упрямо твердил он, – но это так. Я раскаиваюсь и хочу, чтобы ты меня простила.
– А зачем тебе моё прощение? – спросила я, повышая голос. – Чтобы очистить свою совесть, не так ли? До тебя вдруг дошло, что ты поступил низко, и теперь тебя вдруг замучили угрызения совести, не дают спокойно наслаждаться жизнью? Так вот, знай, я не прощаю тебя и не прощу никогда. Слишком глубоко ты меня ранил, слишком больно сделал мне.
– Я знаю, София, всё знаю, – сказал он, – всё, что ты говоришь, правильно, и мне нет оправданий. Я и не надеялся, что ты простишь меня за прошлое. Но я изменился. Благодаря тебе изменился. Когда потерял тебя, понял, что ты значишь для меня гораздо больше, чем я мог предположить. Ты стала частью моей жизни, частью меня. Я хочу, чтобы ты знала это, София.
Он замолчал.
– Зачем? – спросила я. – Зачем ты говоришь мне всё это? Чтобы сделать ещё больнее? Где были твои озарения и признания, когда я ждала их, когда я говорила тебе о своей любви? Почему ты говоришь всё это именно сейчас, когда уже ничего нельзя исправить, ничего вернуть?
– Почему нельзя? – горячо сказал Виктор. – Мы можем попробовать всё начать сначала. Может быть, не сразу, не сейчас, а потом, когда ты простишь и поверишь, что я искренен с тобой. Почему ты качаешь головой? София, милая, всем свойственно ошибаться. Даже преступники иногда заслуживают прощения.
– Ты говоришь ерунду, – улыбнулась я, глотая слёзы.
– Возможно, – ответил Виктор. – Но я сам не понимаю, что говорю. Я не знаю, какие подобрать слова, чтобы ты мне поверила. Я не хочу тебя терять, София. Мне плохо без тебя.
– Замолчи! – сказала я и закрыла уши руками. – Слышать от тебя о чувствах – цинично и кощунственно! Или ты думаешь, что я смогу вернуться к тебе в качестве любовницы?! Как бы не так! Хорошо устроился, Виктор Александрович! Думаешь, как ты всё здесь чудесно разрулил?! И прощение выпросил, и любовницу вернул, и жену не побеспокоил. Нет уж, дудки!
– Ты не поняла, София, – возразил он, взяв меня за руку. От его прикосновения дрожь пробежала по всему телу. – Я уже месяц не живу с женой. Я ушёл от неё. И теперь прошу тебя хотя бы дать мне надежду, что, возможно…
– Зря, – перебила я его, отнимая свою руку.
– Что, зря? – не понял он.
– Зря от жены ушёл, – ответила я, смахивая слёзы.
– Почему зря? Вовсе не зря. Я не хочу жить с ней.
– Поздно, – сказала я тихо.
– Что поздно, София? – недоумевал он. – Никогда не поздно исправить ошибку и начать всё сначала.
– Поздно исправлять ошибки, – сказала я. И добавила с усмешкой: – Интересно, выдержит ли «твоё чувство ко мне» мою правду?
– Не понимаю, о чём ты. Я не узнаю́ тебя, София.
Виктор смотрел на меня, как на незнакомку.
– Конечно, не узнаёшь, – ответила я, гордо подняв голову. – Потому что прежней Софии больше нет. Она умерла четыре месяца назад. И теперь я – украшение и гордость столичного борделя. А зовут меня Марго. Ты же всегда считал меня проституткой. Ты оказался прав. Теперь я – она и есть.
Я с удовольствием наблюдала, как смятение на его лице сменилось сомнением, а потом осознанием сказанного мной.
– Что ты хочешь этим сказать? – спросил Виктор после долгой паузы.
– Только то, что сказала, – спокойно ответила я. – Разные дяденьки, молодые и старые, худые и толстые, симпатичные и отвратительные, трахают меня за деньги! Они приходят каждый день, они чуть ли не в очередь становятся, чтобы попасть ко мне. Старшая «мамка» говорит, что у меня талант.
– Нет, ты не могла, – он отрицательно качал головой. – София, скажи, что ты пошутила.
– Отчего же? – улыбнулась я. – Какие могут быть шутки? Я серьёзна, как никогда. А почему тебя это удивляет? И почему ты разочарован? Помнится, ты платил мне деньги за секс именно, как клиент, и тебя тогда устраивало считать меня проституткой.
– Но я не думал так на самом деле, – сказал Виктор.
– В каком смысле? – не поняла я.
– Я догадывался, что ты не профессиональная путана, – сказал он тихо.
– Знаешь, что! – не выдержала я. – Не знаю, в какие игры ты играешь, но я не желаю в них больше участвовать! То ты покупал мой секс, то ты знал, что я нормальная. Не хочу больше ломать над этим голову. Теперь всё встало, наконец, на свои места – я проститутка, уже три месяца живу в борделе. Кстати, у меня там намечается карьерный рост. Так что можешь за меня порадоваться.
Я уже собиралась встать, но Виктор удержал меня.
– София, подожди, – сказал он, – не уходи. Выслушай меня. Мы оба наделали ошибок, и я один в этом виноват. И я готов исправлять, искупать наши с тобой ошибки. Я готов всё забыть и начать с чистого листа. Только прошу тебя, уходи оттуда, уходи прямо сегодня, прямо сейчас!
– Слушай, а ты всё же возомнил себя великим Гудвином, – усмехнулась я. – Смотрите, пришёл такой себе начинающий волшебник, щёлк пальцами – и София на панели; щёлк второй раз – и София снова чистая и непорочная. Да ещё и вину всю за ошибки готов взять на себя! Вот это человечище! Да за такого джентльмена держаться надо руками и ногами! Но только мне всё это не надо, Витя. Не надо меня спасать. Не нужны мне твои жертвы и твоё благородство. Вот оно где у меня сидит, – я схватилась за горло, – твоё благородство! Снизошёл до меня, глянул себе под ноги и наконец увидел, на кого наступил. И решил теперь всё исправить, пожалел, спасибо!
– А ты жестокая стала, – сказал Виктор с горечью.
– Что?! И это ты говоришь мне о жестокости? – я негодовала. – Ты готов был бросить меня на растерзание шакалам-рейдерам, ты вытер об меня ноги, а напоследок твой дружок изнасиловал меня…
Я осеклась, поняв, что сказала лишнее, то, что не хотела ему говорить.
Виктор изменился в лице. Он сжал челюсти и побледнел. Казалось, все его мускулы напряглись.
– Что ты сказала? – тихо произнёс он.
Я молчала.
– Когда это произошло? – спросил он.
– Как раз перед тем, как он вылил на меня все откровения о тебе, – ответила я.
– Сволочь, – сказал он. – Как он мог?! Ведь мы же… мы же друзья… были. Он давно поглядывал на тебя, просил уступить тебя ему. Но мы серьёзно поговорили, и я решил, что тема закрыта. Я и не думал, что всё зайдёт так далеко. Господи, бедная моя София, сколько тебе пришлось вытерпеть!
Он схватил мои руки и сжал их.
– Да чего уж там, – сказала я. – Всё уже в прошлом, быльём поросло.
– В прошлом?! – вскричал Виктор. – Да я… Я же не знал ничего. Ну, подлец, он ответит за это. За всё ответит! Он совершил такое, и продолжал вести себя, как будто ничего не произошло. Я простил ему, что он рассказал всё тебе, не стал конфликтовать, хотя с его стороны это было подло. Но я лишь потому не разорвал с ним тогда отношения, что сам был не лучше – ведь он, по сути, сказал, как есть. Он рассказал тебе то, что я сам не осмеливался открыть. Но это… Это переходит все границы! Нет, такое я ему с рук не спущу.
– Зря я сболтнула, – сказала я с досадой. – Я не хотела, чтобы ты всё узнал.
– Не хотела?! Но как же так? – негодовал Виктор. – Человек, называвший себя моим другом, насилует мою девушку! И потом продолжает говорить мне «дружище», и утешать меня и помогать мне тебя искать, как ни в чём не бывало.
– Ты с ума сошёл, – встревожилась я. – Лучше вообще ничего ему не говори, слышишь? А ещё лучше, сам держись от него подальше.
– Ты волнуешься за меня, – сказал Виктор дрогнувшим голосом. – Значит, тебе не всё равно.
– Не фантазируй, – прервала я его. – Я переживаю просто по-человечески, не более. Этот Игорь – подлый и опасный человек, и от него лучше держаться подальше. Похоже, вы с ним всё-таки разные, поэтому я и предостерегаю тебя от него. Вот как бы мне ещё Ксюшу убедить расстаться с ним? Они всё ещё вместе?
– Да, – ответил Виктор, – он разрушил только наши с тобой отношения. А сам продолжает встречаться со своей любимой Ксюшей. Я не смог поступить так же, как он, не смог всё открыть ей.
– Я тоже не смогла, – вздохнула я. – И очень жалею. Надо было сразу всё ей рассказать. Но я была растеряна и очень напугана. А теперь, боюсь, уже поздно, она не поверит.
– Господи, София, какой же я был дурак! – сказал он в сердцах. – Я так тебя обидел. Я потерял тебя, но не хочу снова отпускать. София, милая, прошу тебя, не отворачивайся, дай мне ещё один шанс, последний шанс. Позволь мне всё исправить.
Я покачала головой.
– Нет, Виктор, уже слишком поздно, – в который раз повторила я. – Что сделано, того уже не исправишь. Я уже никуда не смогу убежать от своего прошлого, так же, как и ты от своего. Ты же первый потом упрекнёшь меня, первый бросишь в меня камень, стоит мне лишь поднять голову. А я вряд ли смогу снова тебе доверять. Обман всегда будет стоять между нами, и моё прошлое тоже. И ты сам это прекрасно понимаешь. Ты просто упрямишься сейчас, ты разгневан, сбит с толку, и готов на героические поступки. Не надо, Витя, это лишнее. Возвращайся к жене, приведи свои мысли в порядок и забудь обо мне. Так же, как и я забуду о тебе и вернусь к своей жизни. Потому что у меня есть цель, и я к ней иду. А мы с тобой – это прошлое. Сладкое, прекрасное, безумное и страстное, но прошлое. Мы с тобой разные. И слишком многое нас разделяет.
– София, не надо так, – сказал Виктор. – Мы не можем просто так расстаться! Я не хочу тебя отпускать, не могу! Прошу тебя, София, дай мне свой номер телефона, я позвоню тебе, потом, через время.
Я отрицательно покачала головой.
– Тогда… – он открыл кошелёк и достал свою визитку. – Тогда, прошу тебя, позвони сама, когда сможешь, когда простишь меня, или просто, когда будет нужна моя помощь. Только, умоляю тебя, не уходи совсем, не исчезай. Ты нужна мне, София.
– Прости, но уже ты мне не нужен, – сказала я, – всё перегорело, переболело. Всё прошло. И у тебя пройдёт, поверь. И, пожалуйста, больше не надо беспокоить моих подруг.
Я встала из-за стола. Виктор тоже встал.
– София! – сказал он и взял меня за руку. – Я не верю, что всё вот так закончится.
– Всё уже давно закончилось, – сказала я. – Отпусти мою руку, пожалуйста. Не продолжай эту пытку. Каждый раз, когда мы с тобой встречаемся, ты причиняешь мне новую боль. Я хочу поскорее всё забыть и попробовать жить спокойно.
Я вырвала свою руку из его рук, схватила пальто и поспешила уйти, чтобы он не увидел слёз, которые уже выступили у меня на глазах.
– Я жду тебя за углом, – сказала я Томе, пройдя мимо неё, и бегом выскочила на улицу.
Там я свернула направо, добежала до края здания и свернула за угол. Только здесь я остановилась и отдышалась. Слёзы заливали моё лицо, я не могла остановить их поток.
– Не хочу, не хочу. Ничего не хочу, – твердила я и вытирала слёзы руками. – Слишком больно. Пусть всё закончится.
Немного успокоившись, я пошла медленно вверх по улице. Минут через десять меня догнала Тома.
– Прошу тебя, – попросила я, – только ничего не говори сейчас.
– Не буду, – ответила она.
Тома взяла меня под руку и прижала к себе. Мы прошагали так вдоль улицы минут десять, а затем вышли к метро. Здесь мы попрощались, расцеловались и перед тем, как спуститься в подземку, Тома сказала:
– Не сердись на меня, Софико. И прости, если я была неправа.
– Я не сержусь, Томочка, – ответила я. – Ты всё правильно сделала. В конце концов, рано или поздно, этот разговор должен был состояться. И я рада, что всё закончилось. И благодарна тебе.
Я ещё раз поцеловала подругу и повернула обратно. Тома спустилась в метро, чтобы вернуться к себе в общежитие. А я перешла улицу и побрела в противоположном направлении. Я не хотела пока возвращаться на базу. Я не спеша бродила улицами и пыталась отогнать от себя воспоминания недавнего разговора с Виктором. Но, как я ни старалась, мысли снова и снова останавливались на этой нашей встрече, цеплялись друг за друга и проникали в моё сознание. Я вновь и вновь вспоминала его лицо, его слова, вела мысленно диалог, что-то доказывала ему, спорила сама с собой.
Несмотря на внезапность этой встречи, несмотря на тяжесть этого разговора, я всё же чувствовала облегчение. Теперь я знала, что не была безразлична Виктору. И, хотя всё было разрушено, я всё же была рада, что он оказался не законченным подлецом, как его дружок Игорь.
