Степан Витальевич Кирнос
Во имя порядка: на заре новой эры
– Не понимаю тебя.
– Смотри, – собираясь с мыслями огляделся по сторонам. – Взять старика Огневспыха. Что будет, если перед ним вдруг откроется, что есть высшие силы, определяющие суть мира? Он, в порыве свободолюбия и возможно даже, заблуждений которые выстроил, сможет принять истину? Не думаю… скажи, а что было бы с человеком при Наратзуле, если бы кто-то вдруг встал на площади и воззвал к народу с требованием принять истину? Я готов поставить сотню медяков на то, что его бы упекли в тюрьму, – между нами повисло небольшое молчание. – Каждый сам возводит идолов в своей голове… и пускай они на первый взгляд не кажутся богами, но человек поклоняется им, и готов за идею пойти на самый… отвратительный поступок.
Лишари молчит. Не знаю, обидели её мои слова или заставили задуматься, но она не открывает уст. Всё же, спустя пару мгновений от неё звучит осторожный вопрос:
– А ты сам? Веришь во что-нибудь? – неожиданно спросила девушка и на этот раз её голос был лишён всякого гнева.
– Да, – утвердительно отвечаю я. – Верю в то, что у этого мира был Творец. Исаил изучив Предание рассказывал, что Рождённые светом, или другие могущественные существа, это посылаемые Им в каждой эре, периоде, посланцы, которые должны установить вечный порядок и приготовить мир для спасения. Но раз за разом люди воспринимают их как богов и сбиваются с истинного пути.
– Знаешь, в Остиане людей приносили в жертву то же во имя… одного бога.
– Нет, я верю не в такого «творца». С учётом того, что происходит в мире, он может быть только любовью, ибо если бы он ею не был, то и наше бытие прекратилось.
– Понятно, – то ли с обидой, то ли с разочарованием бросила Лишари. – Значит для тебя я просто атеистка, борющаяся с проявлением «добра» в мире.
– Нет, – бодро ответил я. – Ты для меня приятная девушка, для которой я готов обшарить любые пирийские руины.
– Ох, неожиданно, – обрадовалась Лишари и мне полегчало от того, что этот разговор её не обидел. – Я не думала, что это так.
– Ладно, может закончим этот разговор о религии?
– Хорошая идея, – поддержала она. – Ты не хотел бы переместиться в место… немного поживописнее этого? Я понимаю, что оно успокаивающе действует, но есть места куда по лучше. Так как?
– Куда?
– На западный берег. Идёт слух, что сейчас у замка Златобород всё стало спокойно. Что ты думаешь?
– Согласен.
– Тогда, – чародейка протянула руку. – Возьмись.
Я протянул ей свою ладонь и обхватил её пальцы, аккуратно, не сжимая. Она же тут же крепко заключила их в хватку и приложив уйму психических сил сотворила заклятье. Мигом мы вдвоём поднялись в воздух и потоки магической энергии пронзили наши тела, забирая их в путешествие.
Спустя мгновение мои ноги оказались на новой поверхности – мягком золотистом мокром песке. До ушей достиг приятный шум вечернего прибоя, перемежающийся с криком чаек и шелестом насыщенного влагой солоноватого ветра. А впереди изумительная картина заката – солнце, яркое и пылающее, медленно погружается за горизонт. По водам, что вдалеке, растекается плещущееся золото, море стало отражением огненных красок заката. В небесах облака стали нежно-розовыми, их изумительный окрас сочетается с холодными тонами угасающего неба. И где-то на востоке, откуда наступает ночь уже зажигаются первые звёзды.
– Как же тут прекрасно, – восхитилась Лишари и повернувшись в её сторону я заметил, как её каштановые волосы подхватил ветер, развивая их на игре порыва.
– Ты уже тут бывала?
– Один раз… видела его, когда мы прибыли сюда.
Мы вдвоём нашли небольшой камень на который можно присесть и отдохнуть от всего происходящего… странно, но по поблизости не одной твари или краба и у меня возникает вопрос – какой лютый деятель меча, лука или магии мог здесь всё вычистить? Мой вопрос, наверное, так и останется без ответа.
– Фриджидиэн, – улыбнулась Лишари. – Можно я буду называть тебя просто Фриджи? А то твоё имя… такое ощущение, что я общаюсь с чиновником или священником. «Мессир Фриджидиэн, не соблаговолите ли вы подписать документ», – сыронизировала дама.
– Хорошо, можешь так называть, – соглашаюсь я, присаживаясь рядом с ней. – А вообще, я люблю документы, работал с ними раньше в Святом ордене.
– Интересно, а какие тут документы? В стране, где всем заправляют религиозники разве может быть развитое право?
– Отчасти ты права, с законами тут туговато. Но есть ещё и постановления Святого ордена, внутренние акты Трибунала, приказы магистров, каноны первосвященника, и уйма договоров в банков, Золотым серпом и торговцами, – меня пробрала ухмылка. – Особенно договора интересны. Такого количества заморочек мало где можно встретить.
– И тебе реально это интересно? Даже больше чем магия и археология?
– Да, отчасти, но покопаться в древних строениях я тоже люблю. В том храме, на севере, были интересные вещицы, отчего мне теперь и интересны немного стали руины. Да, но больше всего мне нравится изучение законов.
– Ох, да ты книжник и законник.
Приятный прохладный ветер бьёт нам в лицо, последние лучи солнца падают на лик Лишари, еле-еле осветляя золотистым её немного смуглую кожу; да и мне в глаза попадает его свет и тепло.
– Фриджи, ты всё же прав. Война в Нериме, война на Киле, цикл, хаос в Эндерале… всем нам нужно немного покоя и тишины. Но заслуживает ли его этот говённый мир?
– В мире много хороших людей, – сложив руки на груди, тихо говорю я. – Может их не видно, из-за кучи подонков, но это так. Есть матери и отцы, заботящиеся о детях, есть добрые властители, есть верные солдаты, есть много хорошего в людях… только в глаза сильнее всего бросается плохое… оно заметнее всего.
– Может ты и прав, Фриджи. Но знаешь, я столько всего навидалась в этой жизни… столько всего. И думала, что орден магов Наратзула это проблеск света в этом мире, но всё пошло в треклятую бездну, – Лишари сердито сказала.
– Чем выше цели, грандиознее задуманное, тем больше соблазна использовать всё в своих, корыстных мотивах. Ты же понимаешь, что революции задумываются романтиками, а их результатами пользуются проходимцы, – я остановился, погрузив подошву ботинка в песок. – А хорошее. Кузнец, с любовью и усердием делающий броню, матерь, воспитывающая день и ночь напролёт детей, учитель, отдающий себя полностью работе, воин с честью выполняющий свой долг и погибающий за родину – всего этого мы не замечаем, а оно есть. Да, порой кажется, что в этом мире нет ничего, кроме драмы и предательств, жестокости и похоти, но так ли это? Мне кажется, что нечто доброе, нечто истинное хорошее скрыто не в великих делах, а проявляется в мелочи, в быту. Нам не каждый день приходится это видеть, поэтому забываем.
– Скажи, вот зачем ты мне подарил это ожерелье и кольцо? – неожиданно спросила девушка, зажав в руках амулет с осколком сигила, который носит на себе. – Это тоже из добрых побуждений? Или какой-то расчёт?
– Кольцо пирийское, и я знаю, что тебе нравятся украшения этой сгинувшей цивилизации, а ожерелье… я вижу, что оно тебе просто идёт.
– Понятно, – Лишари всмотрелась вдаль, в самый горизонт, опершись подбородком на ладони, поставленные локтями к коленям. – А вот ваша кампания в Эндерале, это же побуждение к хорошему?
– Ты о чём? О Велисарии и его плане?
– Да.
– Наверное это так, – мельком взглянул на Лишари. – Если ты называешь добром спасение Арка и всего континента.
– Мне такие люди как он… не внушают доверия. Все они сначала – порядочные и желающие добра, а потом, как стукнет время каждый скидывает с себя маску, превращаясь из «отца» в деспота.
– Зря ты так. Велисарий – хороший командир. Я помню как-то мы попали в засаду бандитов, и всё, мне бы настал конец, но тут он ворвался в их ряды.
– Расскажи об этом подробнее.
– Мы тогда были послушниками и нас отправили в помощь страже на патруль. На медяковом тракте, дороги из Арка в Речное, на нас напало не менее двух десятков грязных оборванцев. Нас, трое послушников и пятеро стражников…, – мне стало слегка не по себе когда это вспомнил. – Я думал там и положат, но благо рядом проходил Велисарий, отправленный на одну миссию. Он сразу бросился в бой, поставив наши жизни выше долга. В итоге он смог их оттеснить – магией и клинком. Я благодарен ему за многое… не только за это.
– Ох, тогда в нём опыта должно быть, как у самого знаменитого и великого из хранителей – Лорама Водореза.
– Может так и есть. Он родился в Арке в небогатой семье, но смог пробиться… прямо как Йеро. Только один сошёл с ума, а второй всё ещё держится, – я решил быстро сменить тему, мне неохота вспомнить канувшего учителя. – Скажи, а как случилось, что такая прекрасная девушка как ты, сдружилась с Константином Огневспыхом?
– А что такое?
– Не могу поверить, чтобы рядом с этим стариком были вообще какие-то люди. Он тебя называется Лишуши, Джеспара – Йозеф, хранителей поносит на чём стоит мир, а если обратиться к нему, можно получить порцию оскорблений.
– Имена… да, он от старости уже не запоминает. Я вместе с ним состояла в ордене Наратзула, не более того. Да, у него такой, немного скверный характер.
– Немного? – удивился я ответом. – Да он нас называл мракобесами, Орден – преступной организаций душевнобольных.
– Ладно, – на мгновение девушка перестала говорить, посмотрев на меня. – А что там у тебя с темнотой? Справился?
– Нет… это слишком глубоко сидит в моей душе. До всего этого я не боялся темноты, но испытание, оно изменило меня. Понимаю, что это ненормально, но ничего не могу поделать.
– Знаю, что это. В детстве тоже боялась темноты. Когда охватывает страх, ты попробуй дышать неглубоко. Хотя, – девушка протянула ладонь. – Дай мне руку.
В ответ я сделал то, что она просила. Пальцы обхватили запястье и в плоть полилось лёгкое тепло, отозвавшееся в душе воздушностью и радостью.
– Одно заклятье. Я надеюсь оно немного ослабит твою… проблему.
– Спасибо, – говорю, отнимая руку. – Премного благодарю.
Снова между нами не звучит не единого слова, мы вдвоём смотрим на солнце, которое уже наполовину опустилось за горизонт. Всё больше звёзд начинают зажигаться на вечернем небосводе.
– Скажи, – я услышал, что голос Лишари немного дрогнул. – А у вас, у хранителей было разрешено иметь отношения? У тебя когда-нибудь была девушка?
Я не знаю, зачем Лишари это спрашивает, к чему ей это и почему она не узнала об этом раньше. Но всё же, чувствуя лёгкое волнение, отвечаю:
– До Святого ордена у меня никого не было. А потом… посты, молитвы и тактика чистого разума… сама понимаешь.
– Да. Вот ещё почему я считаю, почему вся эта «духовная» жизнь Ордена – чистая муть, – возмутилась девушка. – Ведь нельзя делать, что хочешь, всё, что предаёт жизни вкус – запрещено. Разве отношения – это не хорошо… не приятно для тебя?
– Лишари, скажи, если можно делать, что хочешь, то почему светопыль, сильнейший наркотик под запретом? – осторожно я спросил. – Представь себе ситуацию, один хранитель пал в объятия тёмных сил, а его жена из Ордена всё ещё служит чести. Не станет ли для неё это тяжёлым выбором и душевной травмой? Лишари, пойми, запреты иногда установлены не просто так… что позволено королю, то не позволено крестьянину и наоборот.
– Понимаю, но для меня вся эта фигня – мутная и не понятна, – всё так же продолжает возмущаться Лишари.
Что ж, мне её недовольство понятно, и я не стану её переубеждать или спорить с ней… просто наслажусь временем, проведённым с ней.
– А ты сам не хотел бы найти кого-нибудь? – неожиданно спросила неримка и честно сказать от такого вопроса я вздрогнул, он прозвучал совершенно неожиданно для меня. – Ты сейчас не в Святом ордене… думал ли ты о том, чтобы найти кого-нибудь?
– Знаешь, мне трудно об этом говорить. Годы, проведённые в Ордене налагают свой след в душе. Мне тяжело даже думать о чувствах. Наверное, мне и может понравится девушка, но вряд ли я смогу ей об этом сказать.
– Страх?
– Не думаю. Когда тебя годами учили служить Ордену, то ты потом не можешь делать ничего, кроме исполнения приказов, – сухо отвечаю я, не зная, как ещё подобрать слова, чтобы донести мысль о том, что трудно распознать в себе всякое аморное чувство.
– Но меня ты как-то пригласил, – её губы тронула лёгкая улыбка.
– Это как-то само получилось, – усмехнулся я. – А у тебя самой были отношения?
– У меня самой? Да бывало. Иногда не на долго, а иногда затягивало, как в треклятое болото, – я ощутил, что Лишари стала печальнее. – Был один, из Кабаэта. Я думала, что его можно исправить, но он… эта кобелиная морда изменила мне.
– Жалко… как можно изменить такой девушке? Это какая-то острая разновидность безумия?
– Не знаю. Твои слова, мне приятно, – Лишари загадочно посмотрела на меня, а затем задала поистине неожиданный вопрос. – А какая у тебя была любимая игрушка в детстве?
– Ох…, – смутился я. – Это был красный деревянный кот.
– Хорошо, – улыбнулась девука.
После ответа девушка поднялась с камня, отряхнула себя от песка и протянула мне руку.
– Спасибо тебе за прогулку, но нам пора возвращаться в Арк. Меня ждут эти несчастные пирийские артефакты и тексты, а тебя… Велисарий.
Лишари встала, но замерла. В её глазах отразилось солнце, на лице промелькнула тень тревоги. Я же встал рядом с ней и посмотрел на прекрасный лик, озолочённый небесным светилом. Она ещё пару секунд впивалась в рассвет, прежде чем её губы распахнулись и голос донёс новость, пропитанную тревогой:
– У меня будет ещё одно к тебе… не дело. Просьба. Прошу тебя, давай встретимся завтра в Храме солнца. А теперь…. Уходим отсюда.
– Ты права, – встаю и я, обхватывая её тёплую приятную на ощупь ладонь и нас двоих поглощает магия, унося с побережья, откуда открывается изумительный вид на то, как солнце практически опустилось за линию горизонта.
Глава 9. Живая драма мёртвого храма
«Искусство древних поразительно. Пирийцы возводили настолько искусные дворцы и капища, что им нельзя не отдать дань восхищения. Но тем не менее, это были полуязыческие храмы, где правил балом дух злобный, а значит и суть этих храмов полна черноты»
– Гюнтер Фарис, эндеральский исследователь.
Спустя три дня. На севере.
Холод и снег властители сих мест, промораживающие ветра сковали ледяным духом всё от далёкого севера и до самой Тёмной долины, неся бесконечные снежные бури, метели и ледяные ураганы. Им нет конца – ветер так и желает впиться в мою светлую кожу, которую я прикрыл тёплой накидкой и хорошей одеждой. Меня согреет утеплённая кожаная куртка с сетью наружных кольчужных колец, штаны из волчьей шкуры, поверх которых шерстью пестрят меховые сапоги, пальцы рук прикрыты же толстыми перчатками. За спиной у меня покоится добрый друг для дальних походов, и для исследований подобных храмов древних – посеребрённый длинный меч, на клинке древняя надпись – «Мой меч разрежет тьму, мой свет развеет мрак», а навершие блестит ярким символом крыла. В последнее время усыпальницы древних ломятся от нежити и монстров, тварей и порождений мрака, а поэтому серебро на мече и молитвы Исаила над ним станут идеальным подспорьем в битве с монстрами.
«Что я здесь делаю?», – спросил я себя и тут же нашёл ответ – в воспоминаниях и в человеке, что стоит рядом. Это статный пожилой чародей, его лик обращён к древнему строению, что массивным монолитным каскадом высится к небу, внушает чувство собственной ничтожности от одного исполинского вида. Прямые линии, серый камень и грациозность, слитая с могуществом в потемневшем камне, а образ чудного исполина довершает массивная статуя чародея выше всего. На всё это обращён взгляд старого неримлянина – его бороду и седые волосы треплет ветер, вздымая вместе с тем и насыщенно-зелёные мантии. Тело защищено заклятьем теплоты, и он не чувствует хлада, я же в тоже время вынужден кутаться в свой плащ с капюшоном, чтобы не околеть. Он стоит у большого камня, подле которого высится на метра три чёрная руина, и его взгляд устремлён вперёд, туда, через далёкую пропасть, где внушительного роста врата хранят бесчисленные тайны «Живого храма».
«Фриджи, прошу тебя, отправляйся с ними, присмотри за Джеспаром, Пророком и особенно Константином», – навеяло мне в памяти звучный голос Лишари, перед лицом промелькнули воспоминания – на необычайно высоком Оке ветров, куда мы вышли прогуляться между её исследованиями и моими операциями, она долго рассказывала о своём пути в Нериме, как выживала, как познакомилась с Константином и как он ей помог, ещё сильнее раскрыл её чародейский потенциал, а потом и обучил таким высотам магии, которые не каждому аэтерна будут доступны. Вскоре она сменила тему и стала умалять, чтобы я отправился на север вместе с Джеспаром. Я просто не мог отказать… мне невыносимо было даже подумать, что Лишари будет в надрыве сердца мучиться от одной мысли, что Константин может быть убит. У меня был только один вопрос – почему она так трепетно относится к пророку?
«Это трудно объяснить», – дала тяжкий для меня ответ она, – «Я чувствую… силу, эта личность не может не притягивать, а способности… ты бы видел. Мы не можем потерять эту персону».
«Хорошо», – дал я тогда согласие. – «Я отпрошусь у Велисария. Всё будет хорошо, Лишари», – заверил я её в успехе похода и что никто не пострадает.
Что ж, теперь я здесь – в оковах холода, перед древним храмом, который явно встретит нас древней злобой, упокоенной в нём души, и адским парком защитных механизмов, и холодной ненавистью восставших мертвецов. За моей спиной клинок, а в сумке подарок от Велисария, который дал мне вольную – свиток телепортации в Златоброд, чтобы я смог быстро улизнуть из храма.
Я поворачиваюсь назад. Глаз болит от необычайной красоты – вниз уходит мощёная дорога, что рассекает кристальный лес, её ужимают чудесного вида деревья – листва сверкает брильянтово-розовым и лиловатым цветом, заполняя всё вокруг неестественно-чудесным сиянием. Белоснежные снежные покровы отражают блики света, устремляя их далеко в пространство и кажется, что лес парит в пурпурном ореоле, усиливаемой хаотично разбросанными кристаллами, которые усиливают общий тональный фон. Один взгляд на строений минувшей эпохи рождает во мне мысль:
«Как же первобытные люди реагировали на эти строения? Кому они приписывали их? Древним цивилизациям, ушедшим богам или ещё кому-нибудь?»
Хотя ответ я могу найти в древних манускриптах и Предании, которое возвестило, что после того, как минуло время прошлого эолита21, люди расселились по Пангоре22. Они тысячелетия существовали в виде родов и племён, самые организованные смогли создать царства, во главе которых встали мифические цари-герои. Хазбирийская эра23, как она названа на страницах благословенной книги, длилась долгие тысячилетия. Как рассказывает Предание – «практически не было тогда тех, кто бы устоял в Истине, один род, семейство, ещё ходило пред Всевышнем, но иные сбились, стали темны душами и дела их – злы. Ели и пили, не задумываясь о путях света. И ради горсти верных, и чтобы привести народы к Отцу был избран пророк из племени крепкого, имя которому Азатарон».
– Зараза, – выругался Константин, вернув меня к реальности. – Где уже Йозеф?
– Красиво, не правда ли!? – кричу я Константину, но он будто бы не слышит меня, его взор всё также прикован к Храму.
Именно оттуда должны прийти Джеспар и наш новый «друг» из Нерима. Мы ждём их уже не меньше часа… я по крайней мере пришёл сюда ко времени, которое назвал Константин… нехотя и много раз послав меня, но всё же.
– Константин, как вы думаете, когда они придут?! – кричу я сквозь ветер, что всё же привлекло его внимание.
Не отвращая взгляда от храма он мне ответил:
– Ох, я так сожалею, что они не пришли раньше тебя. Я бы даже не ждал тебя, чтобы ты зад отморозил!
Его резкое осуждение нашло отклик возмущения в моём сердце. Откуда в нём столько злобы и язвы? Да, он ненавидит нас, не любит эндеральцев из-за нашей пристрастности к религии, но как же он не поймёт, что мы не враги ему, что не желаем зла. Мы приютили его, не надсмехаемся, но он постоянно нас поносит, называя далёкими мракобесами и шутами.
– И зачем ты попёрся с нами? – продолжает он язвить. – Сидел бы у себя, да и внимал бреду проповедников в Арке.
– Лишари волнуется за вас, – дал я твёрдый ответ. – Я не хочу дать ей повод выкурить мешок сон-травы от того, что она изведётся волнениями по вам, мессир Константин.
– Лушиши… она говорила, что за ней мотается какой-то эндералец, как собачонка эрофинская за своей хозяйкой, – усмехнулся Константин, не продолжая униматься. – Во истину, жалкое зрелище. Поверь мне, ей подошёл бы неримец, наша кровь, а не ты, – Константин провёл рукой и за ней оранжевым роем разлетелись искры. – Найди себе какую-нибудь крестьянскую девку, которая молиться каждый день, чтит идиотские заветы и готова каждый день провести в молитве, как только её мысль коснётся образ красивого мужчины.
Я не знал, что ответить на дерзость Константина, но он оказался страшно проницателен… настолько, что нечто колкое и странно жуткое поселилось у меня в сердце. Смотря в глаза Константина, я вижу в них усмешку, смешанную с жалостью. От этого мне стало ещё сильнее не по себе – гнев, жажда реваншизма разожглась во мне, но я её быстро подавил. Хотелось доказать обратное, но это не более чем эмоция, от которой нужно избавиться. Если с тьмой в душе войти в сумрачные склепы, то можно стать жертвой инфернальных тварей потустороннего мира и вернуться оттуда не совсем тем же человеком.
– Знаешь, не надейся на что-то с Лишари, – более спокойно стал говорить Константин, его напор ниспал. – Она девушка вольная, да и привлекают её не такие парни.
– Что ж, это уже радует.
Я было хотел потренироваться контроле мысли, как в лесу замерцали две фигуры, что стремительно приближаются к нам. Константин отстранился, снова забыв про остальной мир и внимая лишь красотам храма и не видит их. Моя рука соскальзывает на пояс, где покоится «огневица», а глаза внимательно смотрят на приближаются. Спустя минуту ладонь разжимается, ибо я вижу, что один из них – светловолосый в кожаном панцире поверх синей куртке, а второй – та личность, что возмутила спокойствие, стала надеждой в рядах Святого ордена.
Константин, как только те приблизились, словно «ожил». Он бодро отпрянул от камня и встал на их пути, энергично спрашивая:
– Вы вернулись быстрее, чем ожидалось, вы нашли самоцвет?
– Да, – дал кроткий ответ Прорицатель, вынимая из сумки большой круглый камень, ровной формы и истемнённый, отполированный до идеальной гладкости; только стоило Константину его увидеть, как его взгляд загорелся.
– Покажи мне, – потянулся к нему старик, – Хм… будь я проклят, это то, что нужно. Тогда, полагаю, самое время мне рассказать тебе некоторые вещи об этом храме. – Константин сделал шаг в сторону исполина и восхищённо заговорил. – Может, вы слышали эндеральскую легенду об этом месте: она гласит, что этот храм «живой», и что весь лес представляет собой нечто его «органов чувств», – речь Константина сменилась загорелась неприязнью. – «Слушающий его шёпоты, песни деревьев, боящийся его взгляда». Бла-бла-бла, ну тебе понятна суть. В отличие от большинства народных легенд, эта основана на правде: у храма действительно есть нечто вроде самосознания.
«Мда, старик на старости лет совсем стал с ума сходить», – не озвучивая сих мыслей, говорю я себе. – «Неужто действительно можно говорить о том, что душу живого существа можно поместить в целую крепость?». Я читал эти легенды, знаю взгляд учёных на эту проблему… и все они похожи на нелепость.
– Однако у него куда меньше со всякими суицидальными любовными трагедиями, чем рассказывают, и куда больше с пирийским защитным механизмом… «Каменным сердцем».
– Так значит благодаря этому «Каменному сердцу»… храм оживает, – даже «Пророк» смутился». – Как это работает?
– Он работает, потому как пирийцы нашли способ соединить материальные вещи с человеческой душой. В таких случаях необязательно строить подобное, предметом мог быть и амулет, и меч. Связанные, как называли тех, чьё сознание было перемещено, страдали невыносимыми болями…
Константин продолжил рассказывать о храме, и я надеялся уже не на то, что их разговор перетечёт в русло научным рассуждений, но нет, неримец гордо заключил:
– Верно, это ужасающая судьба. Но, если нести любую чушь и ахинею с достаточно серьёзным лицом, приправляя всё сказанное религиозными бреднями, то можно убедить людей и не в таком бреде.
– Ну да, – фыркнул я, – бреде. Ведь мы говорим о душах, переносе её в материальные вещи. Говорим о «высших», чья сила равна божественной. Во истину, как говорили древние аэтерна – «Delasia asiran delassi’i».
– Религия сменяет религию, – перевёл Константин и тут же «взорвался». – Да как ты смеешь говорить подобное? Пёс прихрамовый? Я тебя взял только потому, что навязала Лушиши, так что из почтения к ней заткни свою пасть и не раскрывай её до конца похода!
– В этом строении покоиться душа пирийца. Его сознание? – спросил «Пророк», отвлекая от меня гнев Константина.
– Покоиться, думаю тут, неправильное слово, – отвлёкся старик от меня. – Он наблюдал за падением собственной цивилизации. Вряд ли, это как-то положительно сказалось на его рассудке, – зелёные мантии чародея встрепенулись, когда он резко дернулся в сторону, уступая дорогу. – Но посмотрим. Ну вперёд, помести самоцвет вон в то углубление.
«Пророк» быстро пошёл в сторону небольшого холмика, подле которого мы стояли. Я только заметил, как засверкали его пятки, он резко взлетел вверх и скрылся за краем камня, да редкой листвой широкого куста.
Одного мига понадобилось, чтобы всё сделать и вот уже пространство прорезали сияющие лучи неведомого света. Сначала один, а затем ещё пару ослепительных потоков и вот между массивными вратами и куском моста засветилась надёжная опора, сотканная из тонких материй. Магический мост перекинулся через пропасть.
– Прекрасно… идём, – без особого восхищения отнёсся к сему Константин и двинулся вперёд, я же последовал за ним. – И держите оружие наготове. Подпоезд находится на нижнем уровне храма. По крайней мере если Лушиши верна в своих теориях.
– Мессир Огневспых, один вопрос – почему я? – спрашивает Джеспар, потирая рукояти кинжалов.
– Почему что?
– Вы уже в третий раз нанимаете меня, а ведь я стою недёшево. Почему?
– Что ты хочешь услышать, любовную серенаду? Ты – пьяница и попрошайка, но ты делаешь свою работу. И делаешь её хорошо.
Я оказался под сводами огромной арки, и быстро зашагал вперёд, мне присутствие под ней не приносило удовольствия, только подавленность от неразрешимого вопроса – как древние могли это построить? Быстро оставив её позади предо мной расстелился светозарный мост. Пару раз сталкиваясь с подобными чарами, я практически без робости делаю шаг вперёд. Внизу, сквозь свет ещё виднеется пропасть, но страха это не вызывает, только трепет, развеянный словом Константина:
– День, когда я уверую в одного из этих божьих ягнят, будет днём, когда я пропляшу голым по всему Верхнему кварталу, распевая гимны во славу Рождённых светом.
– Я бы на это посмотрел.
– Не сомневаюсь в этом. А теперь… закрой рот, наш вход нельзя назвать искусным, но по крайней мере не нужно кричать в лицо этому храму, где активатор следующей ловушки.
Я аккуратно касаюсь воротины. И она поддаётся, чему я удивился, а за мной последовали все остальные. И вот я миновал ворота вместе с Константином, они захлопнулись за нами без единого скрипа – таково мастерство ишийцев. Перед нами открылось просторное помещение, где встречается буйство природы – хрустящий снег под ногами разносит весть о нашем прибытии, скалы и камни органично сочетаются с далёкими стенами и монументальной архитектурой и рук творение – вдалеке, в самом конце укрепления, разбитые клети и лестница, да холодные жаровни. Всё озаряет тусклый свет остро-длинных кристаллов, пробривавшихся из-под снега.
Мы двинулись вперёд, ступили на ступени, ведущие вниз, с первого яруса храма, что подобен малому выступу, но едва ли что-то хорошее может случиться в подобном месте. Мёртвый храм, где давно нет жизни встретило нас подобающе – изо мрака древнего собора выступили монстры. Их кожа давно истлела, стала пергаментом, обтягивающим кости, защищённые ржавой бронёй. В тонких пальцах сжаты мечи и топоры, глаза сверкают неестественно-голубым светом мертвенности. Крича и кряхтя не менее дюжины мертвецов бросились на нас.
– Седьмое пекло! – вскрикнул Константин.
Сердце дрогнуло при виде мертвецов, но дух воспламенил гневом от зрения противного – мертвецы должны покоиться. Мой меч с лязгом оказался у меня в руках. Отступив, я делая восходящий удар, и мертвец с распоротой грудью хрустнул снегом, исторгнув жуткое зловоние. Джеспар штормом кинжалов, кружась и вертясь разрезает серую плоть. Ловко уходя от клинка, он рассекает руку выше локтя, второй же ладонью вгоняет в голову через подбородок кинжал. Труп умирает по второму разу. Константин же, разжав ладони выпускает концентрированный поток электрической энергии, осияв всё светом грозы и заливая врага током – кожа стала чернеть и сползать, три меча так и не настигли зелёной мантии, глухо упав в снег.
Мой меч снова встречается с мертвецом. Ловко отбив его неумелые выпады, я пинаю его в грудь, а затем обрушиваю лезвие на ключицу. Оно рассекает гнилую плоть и трухлявую кость. Враг пошатнулся и снова попытался ударить, но я быстро провожу дугу и вот его голова закуталось в снег, свет из глаз рассеялся, а тело как безвольная кукла – упало.
– Вот это – последний, – сказал Джеспар, пронзая клинком грудь мертвеца.
– Не думаю! – крикнул я, показывая на то, как снизу, где раскинулась малая снежная долина, упирающаяся в гору и монолитные серые стены с чёрными окнами, к нам подтягивается ещё дюжина мертвецов, ведомые трёхметровой тварью, похожей на человека; в руках существа покоится огромный молот, кожа шита-перешита, не имеет доспехов, но огрубела, лицо же представляет перекошенную гримасу ужаса.
– Ну, Фриджи, Лишари говорила, что ты – хороший воин, – усмехнулся Джеспар. – Покажи это.
Я вынимаю «огневицу» и целюсь вперёд. Подняв чуть выше трубку, чем нос рослого монстра, я прижимаю кусочек стали, и даю зачарованной игле проткнуть мешочек с порохом. Громовой выстрел эхом прокатился по пещерам и коридорам, а свинец угодил в лоб гиганта. Кость харкнула, металл прошёл внутрь и вскоре лицо рассекла струя крови. Радуясь, что изобретение Гаспара серьёзно облегчает жизнь, я убираю его и бодро сжимаю рукоять меча в предвкушении встречи с мертвецами.
Первый покойник не выдержал напора моего клинка, намоленность стали для нежити стала фатальной – лезвие оставляло чёрные обугленные раны. Джеспар с «Пророком» вступили в жёсткую рукопашную, не ведая жалости к ним. Один за другим, храмовые трупы падали на снег, шум боя лихо разносился до самых дальних углов залы, говоря, что сюда пожаловали если не лучшие воины Эндерала, то и не самые слабые.
