После ужина мы все трое собирались бы у ноутбука и смотрели кино. Я заранее находил бы по нескольку мелодрам, фантастических триллеров, комедий, боевиков, чтобы девушки могли выбрать из предложенного мною списка киноленту себе по вкусу. Сегодня мы, затаив дыхание, следили бы за похождениями бравого, вроде Шерлока Холмса, детектива, распутывающего тайны полного привидений готического замка. Завтра – хихикали бы над не в меру пафосным героико-приключенческим фильмом, где вооруженные бластерами и лазерными винтовками бородатые дядьки-охотники на вездеходах гоняются по раскаленной пустыне за динозаврами. Послезавтра – индийская любовная драма на фоне Тадж-Махала. Еще на следующий день – лента в историческом жанре, про лукавую и страстную Клеопатру; горячие чувства под сенью пирамид и обилие постельных сцен, от которых моя девочка будет густо краснеть.
Но кроме фильмов у нас будут и более интеллектуальные развлечения. Может быть, шахматы?.. С блестящими от азарта глазами, мы будем стучать фигурами по черным и белым шестидесяти четырем клеткам шахматной доски. Сначала Ширин будет играть с приятельницей, а я с не неослабевающим интересом наблюдать; потом я буду «рубиться» с моей милой; и – наконец – приятельница моей девочки будет маневрировать слоном и ферзем против моих коней и ладьи.
А возможно – мы заразим подружку Ширин своей любовью к чтению вслух. Хорошо будет сидеть тесным кружком и передавать друг другу какую-нибудь захватывающую книгу – например, поэтический перевод «Махабхараты», где есть место описаниям грандиозных сражений, пронзительно-лирическим страницам об отношениях мужчины и женщины и отвлеченным философским рассуждениям. Каждый из нас должен будет с выражением, на распев, прочитать главу, прежде чем передать книгу сидящему рядом.
А в иные вечера девушки, заливисто смеясь (так журчит ручей или позвякивают маленькие колокольчики), будут закрываться от меня в комнате приятельницы. Пряча улыбку, я устроюсь с книжкой на кровати в спальне. Но вместо того, чтобы погрузиться в чтение, примусь гадать: о чем там шепчется с подружкой моя милая?.. Меня будет переполнять неподдельная радость оттого, что Ширин обзавелась приятельницей. Конечно, на первом месте для моей девочки – муж, т.е. я. Мы спим под одним одеялом, у нас нет друг от друга секретов, горе и счастье мы делим пополам. Но, наверное, каждая девушка, чтобы ощутить всю полноту жизни, нуждается в подружке.
Ширин и приятельница могут заплетать одна другой косы. Обсуждать сорта губной помады, тушь для ресниц и бритье «зоны бикини» – словом, такие вещи, в которые мужчине лучше не углубляться. Подруга будет рассказывать о своей невезучести на парней и, навострив уши, выслушивать советы моей милой. А моя девочка, с гордостью богатой собственницы, будет, в свою очередь, говорить обо мне, о наших отношениях; о том, как сильно я свою красавицу люблю. И, быть может, девственница-подружка примется с горящими глазами выпытывать у моей звездочки, что происходит за дверью нашей с Ширин спальни. Чуть смущаясь, опуская взгляд, моя милая не без тайного удовольствия расскажет о том, чем мы занимаемся в постели. Сначала откровения моей девочки будут обтекаемыми и расплывчатыми. Но любопытству приятельницы не будет предела. Так что Ширин, помаленьку входя во вкус, в подробностях начнет описывать ласки, которыми мы наслаждаемся каждую ночь. С губ моей девочки будет точно капать мед. Она с улыбкой поведает о том, как тает в моих жарких объятиях. Какое неземное блаженство испытывает – закрыв глаза и тихо постанывая – когда я покрываю ее огненными поцелуями, щупаю ей грудь, прикасаюсь ладонями к затвердевшим соскам. Моя милая шепнет подружке на ушко о том, как восхитительно ощущать себя слабой кошечкой в руках любимого мужчины. Выгибая спину и запрокидывая голову, уступать напору возлюбленного.
Приятельница будет слушать мою девочку с жадностью, боясь пропустить хоть слово – как прилежная ученица внимает гуру. По телу подружки Ширин будут точно пробегать электрические волны, от которых девушка вся покроется «гусиной кожей»; станет потягиваться в истоме. Приятельница моей милой будет мечтать сама попробовать те сочные плоды, о которых узнала от моей любимой.
Потом девушки спохватятся, что времени уже много – дело к ночи – и что я, наверное, заскучал. Подружка, хихикая, сделает моей милой красивую прическу, нанесет на губы Ширин помаду, а на ресницы – тушь. И такую, готовую к любовному сражению, отправит мою девочку ко мне. Приятельница уверена будет: я и моя милая, прежде чем уснуть, час или полтора проведем во взрослых утехах. При мысли об этом, у подружки Ширин загудит огонь в жилах, а мозг перегреется от безумных фантазий. Девушка будет с нетерпением ждать следующего вечера, чтобы подробно расспросить мою красавицу, насколько я был темпераментным в постели …
Я улыбнулся собственным мыслям.
Насколько легче было вообразить, что моя девочка забесплатно, просто по доброте души, поселит в пустующей комнате подругу – чем что Ширин будет лопатой грести червонцы в жульнической конторе «Нострадамус для вас» и чем что я буду по пятам ходить за съемщицей (еще и отсчитывающей нам деньги) и капать бедняжке на мозги, что, мол, надо экономить на воде и свете.
Все потому, что у моей любимой – нежное, отзывчивое сердце. Что она никогда не пойдет по головам. А, наоборот, протянет руку, чтобы помочь ближнему выбраться из придорожной канавы. Все терпящие муки живые существа, от уличного блохастика-котенка до собирающего бутылки и металлолом одинокого старичка – вызывают у моей милой чувство сострадания, как у буддийской святой. Я, конечно, в гораздо большей степени индивидуалист и эгоист, но – по мере своих скромных сил – стараюсь быть достойным своей сострадательной девушки.
Впервые увидев ее за прилавком в бистро, я полюбил ее талию, тонкую, как стебелек цветка, алые лепестки губ, блестящие агатовые глаза, черные полумесяцы бровей, волнистые темные волосы. Но с каждым нашим разговором или даже просто контактом, за который мы едва успевали сказать друг другу «привет», передо мною приподнималась завеса и над внутренним миром Ширин. Так что я смело могу заявить: я полюбил не только тело – но и нежную душу моей девочки. Когда моя милая обнаженной легла со мною в постель, когда я впервые прикоснулся губами к напоминающей жасминовые бутоны груди – тогда же моя звездочка распахнула передо мной и душу.
Боги редко бывают справедливы. Скольким хорошим, не скованным средневековыми предрассудками, приятным в общении барышням насмешники-небожители дали совсем заурядную, простецкую или, я сказал бы, «деревенскую» внешность?.. И сколько кругом красавиц – знающих магическую силу своей наружности – чопорных, заносчивых и продажных!.. За туфли модной марки, за обеды в фешенебельных ресторанах и за отдых в Гоа отдающихся богатеньким папикам, разъезжающим на роскошных авто.
Такой наклеившей на себя ценник развратной кралей Савелий Саныч и счел Ширин. Но господин «медведь» жестко облажался – получил от меня по морде. Его наглые «подкаты» только оскорбили мою девочку. Потому что – чего похотливый, грубый жвачный парнокопытный скот Савелий Саныч не мог, конечно, предвидеть – моя милая была исключением из всех правил. Неземную красоту райской девы Ширин соединяла с незапятнанным сердцем ангела.
На долю моей прекрасной тюрчанки выпали алчные родители, пытавшиеся за калым сбагрить дочь, как рабыню, жирному старику ишану; бегство на чужбину и вытекающие отсюда проблемы с документами и работой; наконец, еще и беспомощный, психически больной возлюбленный. Так что боги и тут оказались несправедливы. Но тот, кто следует голосу собственной совести и для кого честь – не пустой звук, тот в силах подняться над враждебностью Вселенной или, если угодно, сверхъестественных сил. Если судьба так и будет ставить нам подножки, если агрессивное государство со своей похожей на гестапо миграционной полицией, и лицемерное общество, видящее в несчастных мигрантах чуть ли не бесов с хвостами и рогами, не дадут нам жить тихой и спокойной жизнью – мы будем знать, что делать. Пусть не жизнью, так смертью своей мы распорядимся сами. Приняв по пачке – т.е., больше всякой нормы – сильнодействующих снотворных таблеток, мы сбросим с себя собственную плоть, как старую одежду. А наши души растают, как утренняя дымка.
По правде, мне страшно умирать. При одной только мысли о небытии у меня трясутся поджилки. Я впадаю в ступор, как пасущаяся на лужайке антилопа, до которой из чащи долетел львиный рык. Но ради любимой я преодолею какое угодно гипнотическое оцепенение. И, за руку с милой, ступлю навстречу распахнутой пасти черной бездны.
Говорят: к хорошему быстро привыкаешь. Средней упитанности обыватель, видящий идеал в высокопоставленном бюрократе, в преуспевшем олигархе или в своем боссе, «хорошим» назовет виллу на побережье Мраморного моря, яхту, персональный двухэтажный гараж, заставленный джипами и лимузинами, стайку содержанок и личного повара. Мол, если для тебя стало нормой опустошать на завтрак миску красной икры с французской булкой вприкуску, то возвращаться к гречке с молоком или к макаронам с тушенкой покажется тебе невыносимым. А для меня единственное хорошее, что было в жизни – это Ширин, это наша любовь.
Благодаря моей девочке я переродился, как зеленая гусеница вспархивает легкокрылой бабочкой. Впервые я узнал, что на свете можно заниматься чем-то иным, кроме как жалеть себя, глядя на кривые деревья под окном. О, я испытал, что такое «любить» – отражаться в другом человеке; причем, этот другой (вернее, эта другая) становится для тебя дороже и важнее, чем ты сам. Я прочувствовал, что значит заботиться о ком-то. Именно ради моей милой, я – замшелый трухлявый пень – сдвинулся с места, попытался вернуть себе дееспособность. Я надеялся: восстановлю право распоряжаться унаследованной от родителей жилплощадью по своему усмотрению – и пропишу Ширин. Пусть у меня на первый раз ничего не получилось, но я не принял обратно положение пня.
Да. К хорошему привыкаешь. Жить без милой – для меня немыслимо.
Если бы моя девочка умерла бы от болезни или под колесами автомобиля, я бы еще остался жить. Потому что понимал бы: Ширин хотела бы, что я жил. Я хранил бы память о любимой. Каждую неделю приносил бы на могилу милой цветы. Но дела обстоят иначе: моя красавица замышляет самоубийство. В самом деле: если с пропиской и работой ничего не выгорает – что тогда остается?.. Само общество, не принимающее нетрудоустроенную мигрантку с просроченной визой, толкает Ширин за роковую черту. И я буду величайшим трусом, животным, волочащим по полу собственные кишки полураздавленным тараканом – если не переступлю эту черту вместе с возлюбленной.
Продолжая после суицида моей милой серым дымом коптить небо, я не мог бы и чашку чая выпить спокойно. И днем, и ночью – как орел печень Прометея – меня клевало бы осознание того, что я предал свою Ширин. Моя девочка убила себя, а я по-прежнему дышу. Получается: я попользовался ею, насытился ее ласками, а потом вернулся в исходную точку, как бы к тем дням, когда я не знал мою милую, будто и не было ничего. Нет!.. Нет!.. Нет!.. Воспоминания о каждом нашем поцелуе, о каждом стоне, сорвавшемся с нежных губ Ширин во время интимной близости, будут жечь мне душу каленым железом. Рядом с любимой я был, пусть и неудачливым, но борцом – старавшимся как-то защитить свою даму сердца от зол сего мира. После этого скатиться обратно в состояние унылой навозной кучи, жалкого инвалида, глотающего свои «колеса» и уставившего глаза в окно, на три горбатых дерева, было бы непередаваемо ужасно.
Захваченный мутным пенящимся потоком образов и мыслей, я то улыбался, то вздыхал, то прислонял пальцы к вискам. Так что милая, не без волнения, спросила:
– С тобой все нормально?..
– Д-да, – без особой бодрости отозвался я.
Мы по-прежнему сидели с ноутбуком на кровати. Кажется, мы перелопатили весь интернет. И в итоге откопали сайты пяти кадровых агентств, хотя бы с первого взгляда не казавшихся лохотроном. Что ж. Теперь эти агентства надо прозвонить. Моя девочка посмотрела на меня испуганной ланью. Губы моей милой чуть дрожали. Я положил руку ей на грудь: сердце Ширин бешено колотилось.
– Все будет хорошо, – тихо сказал я, обняв любимую за плечи и поцеловав между глаз. – Все получится. Смелее.
Я говорил: «все хорошо», «все получится» – а голос у меня предательски прерывался. Я должен был бы успокоить свою девочку: сказать, что не может такого быть, чтобы из пяти агентств нам не повезло хотя бы с одним. Если «доброе» (ага – «доброе», как император Калигула) расейское государство так прессует мигрантов, имеющих проблемы с визой, оно не могло не оставить хоть бы узенькую лазейку для тех иностранцев, которые изо всех сил стремятся жить и работать в Расее легально.
До встречи с Ширин я мало задумывался о том, в каком обществе живу. Мне было безразлично: воруют ли чиновники – как твердит молва – или нет; человечные у нас законы или каннибальские. Но приведя в дом красавицу-тюрчанку, я впервые – причем носом к носу – столкнулся с тем, что наше «суверенное», «демократическое», «социально-ориентированное» государство ведет тотальную войну против «не граждан», «инородцев», «нерусских», «не славян», «гастарбайтеров». В этой войне задействованы миграционная полиция, а также вооруженные хитро составленными кодексами судейские крючки, как на конвейере штампующие решения о депортации того или другого «человека второго сорта». А главный союзник госструктур – это нарастивший жирок и сало благонамеренный обыватель. Хоть я и жил до сих пор одиноко, а был в курсе соответствующих историй. Когда весь из себя добронравный папаша звонит в полицейский участок: «Алло. Офицер?.. У нас тут возле подъезда часто ошивается группа нерусских, смуглых. Вы у них проверьте паспорта и визы. А то мне неспокойно: у меня дети во двор гулять ходят…»
Расея гнобит и топчет мигрантов. Делает их пребывание на чужбине нестерпимым. Но обойтись без них не может. Я ни разу не видел мусорщика-расеянина. У переполненных хламом контейнеров возятся облаченные в синие комбинезоны и оранжевые жилеты тюрки, таджики и кавказцы. Среди кассирш в супер-, гипер- или минимаркете – тоже редко заметишь расеянку; дамы из-за Волги или Урала, с берегов Каспия или из Ферганы – явно преобладают. Причем русская мадам, если таковая все-таки торчит за кассой, крайне недовольна своим положением. Она уверена, что достойна большего, чем изо дня в день долбить по клавишам кассы. Хотя бы зарабатывать на акциях какой-нибудь транснациональной компании. В то время, как коллеги – тюрчанки, таджички, сибирячки, кавказки – рады возможности работать в помещении, под крышей, а, скажем, не раздавать и в снег, и в дождь рекламные листовки у подземного перехода. Быть кассиршей – пусть это и ответственная работа с деньгами – куда лучше, чем уборщицей, которая, несмотря на резиновые перчатки, портит кожу рук химическими порошками; или чем официанткой – обязанной весь день грациозно парить между столиками и не сметь присесть.
Моя девочка склонила голову ко мне на грудь. Одной рукой я обвил любимой талию, а другой – гладил густые длинные волосы милой. Я понимал Ширин. Она ничего не просит у судьбы – только работы с какой-никакой зарплатой и продления визы. Моя девочка готова быть кассиршей, официанткой, промоутером или техничкой. Но сейчас устала, и оттого не решается сделать следующий ход в шахматной партии жизни – начать звонить по кадровым агентствам. Не знаю, сколько мы так просидели. Я крепко обнимал любимую и прислушивался к ее дыханию. Она чуть посапывала, точно во сне. Наконец – аккуратно освободилась от моих объятий, выпрямила спину, поправила непослушный локон и сказала:
– Будем звонить.
Лицо моей девочки сделалось хмурым, непроницаемым, холодным. Ширин закусила губу, как бы готовясь ринуться в бой. Подняла телефон – и набрала номер первого агентства (как всегда, включив громкую связь, чтобы и мне был слышен разговор).
– Алло, алло, – после нескольких долгих гудков откликнулся довольно мелодичный женский голос.
– Это кадровое агентство?.. – спросила моя милая.
– Да. Это кадровое агентство «Альфа-бета», – откликнулась дамочка из трубки. – А вы ищете работу?..
– Да.
Дамочка попросила Ширин, чтобы та подробнее рассказала о себе. Моя милая, волнуясь и учащенно дыша, выложила все, как есть. Что она мигрантка из Западного Туркестана, что у визы почти истек срок действия; работа, на которой помогут с продлением визы, требуется незамедлительно; любая посильная работа: оператора колл-центра, секретарши, вахтерши… Дамочка слушала, время от времени обозначая свое присутствие на линии деликатным «угу». Когда моя девочка, огненно выдохнув, закончила изложение своей биографии, больше похожее на исповедь, дамочка, все тем же журчащим голоском, сказала:
– Ну что ж, Ширин. У нас есть, что вам предложить. Мы плотно занимаемся трудоустройством мигрантов. С мигрантами иметь дело проще, чем – если можно так выразиться – с аборигенами. Наш среднестатистический расеянин – ленивый и капризный. Работенку хочет непыльную – так, чтобы только штаны протирать. Но получать при этом, как золотопромышленник. Вот и сидят такие великовозрастные детки на шее у пап и мам и ждут, когда поступит особое приглашение на должность гендиректора или топ-менеджера, либо на главную роль на съемки блокбастера с многомиллионным бюджетом. Ах, о чем это я?.. Ой, ну да!.. Вы очень удачно позвонили: сейчас у нас действует специальное предложение для соискателей-мигрантов. Мы массово набираем их в охранники – как мужчин, так и женщин.
– Интересно !.. – чуть оживилась моя милая.
– Объекты, на которые направляем охранников – очень разные. Это может быть коттеджный поселок или офисный центр. Или автостоянка. Гаражи. Посылаем охранять, также, больницы, школы и магазины. Барышням стараемся подбирать работу под крышей, а не на тех же автомобильных стоянках. Так что мокнуть под снегом или дождем вам, скорее всего, не придется. Почти на каждом объекте оборудована комната для отдыха охранников. Там обязательно есть лежанка, чайник, микроволновка – разогреть еду – а иногда и телевизор. Смены – по двенадцать часов либо суточные…
Дамочка рассказывала, чем дальше – тем более увлеченно; точь-в-точь лила Ширин в уши елей. В груди моей затеплилась надежда: может быть – вот оно, моя девочка нашла работу?.. Трудиться охранницей – не так плохо. Особенно, если работать в помещении и сидя на стуле. Пусть себе любимая выписывает разовые пропуска посетителям делового центра, удобно устроившись во вращающемся кресле у турникетов. Когда нет наплыва народу, можно даже почитать книжку.
– А визу вы продляете?.. – чуть напрягшись, спросила моя милая. Собственно – это был главный вопрос. Если работа «нелегальная», без продления визы – тогда нас не заманить никакими коврижками. Кое-как мы перебиваемся и на мою пенсию. Моя девочка ищет работу, в первую голову, для того, чтобы не превратиться в «нелегалку», избежать проблем с миграционной полицией.
Дамочка заверила:
– Обязательно, обязательно!.. Мы хорошо понимаем, что для работников-мигрантов важно, чтобы с визой было все в порядке. Как только с вами заключат трудовой договор, в миграционную полицию будет направлен запрос о продлении срока действия вашей визы. Можете на этот счет не волноваться…
Со слов дамочки в мозгу у меня рисовалась яркая лубочная картинка: идеальная работа для мигранта. Но я беспокойно ерзал, боясь подвоха. Как-то все хорошо, чтобы быть правдой: с первого звонка мы наткнулись на подходящее для Ширин место. Похоже я привык, что кругом обман, и не верю в старую – переменчивую, как погода весной – плутоватую тетку-удачу. Бахром, Анфиса Васильевна, Арсений Петрович, Савелий Саныч – научили нас подобному скептицизму. Моя девочка тоже заметно нервничала. Он слушала дамочку, покусывая губу. А когда собеседница прервалась – спросила:
– Все это прекрасно. Что мне надо сделать, чтобы вы направили меня на работу в охрану?..
Дамочка с готовностью ответила:
– Завтра подъезжайте к нам, Ширин. Я записываю вас на тринадцать тридцать. Если есть – захватите трудовую книжку. Да, и еще вам понадобится четыре тысячи червонцев на оформление…
Услышав про четыре тысячи червонцев, я сразу сник. Мне стало ясно: мы напоролись на очередных мошенников. Снова нам говорят: гоните наперед денежки, а потом, мамой клянемся, после снегопада в четверг, мы устроим вас на работу. Говорила бы моя милая с хитрой дамочкой целых восемь минут, если б та сразу заявила: «Заплатите-ка мне четыре тысячи червонцев»?..
На лицо моей девочки точно набежали тучи. Ее, будто углем нарисованные, брови сошлись над переносицей. Милая резко спросила:
– И за что же я должна платить вам четыре тысячи червонцев?.. За ваши сладкие речи?..
Дамочка, видимо, немного растерялась, так как ответила не сразу. Она-то – наверное – думала, что рыбка уже проглотила наживку; что горячий пирожок сам прыгнул с противня на блюдце. Шумно выдохнув в трубку, аферистка затараторила:
– Вы должны понимать. Мы кадровое агентство, и имеем право снимать с соискателей сумму себе в вознаграждение. Иначе – как нам существовать?.. Да и подумайте сами: охранная деятельность требует лицензии. А по-другому – незаконна. Вот за лицензию вы нам и платите… А еще униформа с нашивками… Не будете же вы на посту стоять в вечернем платье…
Я чуть не поперхнулся. Лисьи уловки дамочки были точно такие же – будто под копирку сведенные – как у стервы Анфисы Васильевны. Мне на секунду показалось даже, что Ширин ошиблась номером – и случайно набрала рекрутершу из гипермаркета. Впрочем, Анфиса Васильевна была более тертым калачом. Она начала тянуть с нас деньги только при очной встрече. В телефонном разговоре даже не заикнулась о «презренном металле». Но и у дамочки из «Альфа-беты» мог быть свой тонкий расчет: аферистка хочет быть уверенной, что мы приедем с деньгами. Допустим, дамочке звонят за день пятьдесят безработных бедолаг. Сорок, услышав про четыре тысячи червонцев, пошлют обманщицу к черту. Семеро – признаются, что не имеют на руках такой приличной суммы. Наконец, двое или трое самых неопытных и наивных принесут деньги.
Зарабатывать по восемь-двенадцать тысяч червонцев за день – не хило так, да?.. Интересно: а сколько «наваривает» на собеседованиях Анфиса Васильевна, к которой народ выстраивается в очередь?..
Но до чего у мошенников грубые методы «работы»!.. Наверное, так неандерталец обтесывал каменным топором сосновую колоду, как вонючие аферисты курочат нам мозги. У Бахрома, у Анфисы, у дамочки из «Альфа-беты» – на вооружении один и тот же прием. Они говорят: братец (сестрица) мы окажем тебе ценную услугу (устроим на работу или, допустим, поможем с пропиской), ты только уплати нам вперед. И ведь люди ведутся на эту лажу!.. Иначе бы проклятые лгуны не жировали, как Бахром, который, должно быть, вареным мясом кормит своего ручного крокодила, а черепаху – отборной травкой, доставленной самолетом откуда-нибудь с полей Голландии.
Мы-то с моей девочкой стреляные воробьи. Да и то, стали такими после того, как сиятельный ловкач Мансуров запустил пятерню нам в карман и еще заставил вхолостую смотаться на Лиственную улицу (моя милая тогда заболела). Мы не поверим медовым речам скользкой дамочки из «Альфа-беты». Но проклятая лисица не останется без барыша. Не успеет она чашку кофе выпить после разговора с Ширин, как позвонит новый клиент, которого можно обдурить.
– Ну, в вечернем платье стоять на посту я не собираюсь, – жестко, чеканя слова, сказала в телефон моя девочка. – Но униформу пусть мне выдаст работодатель. И по поводу лицензии пусть он же подсуетится. Я не подарок себе на день рождения выпрашиваю, а работать собираюсь.
Дамочка хотела что-то возразить, судя по вздохну из трубки. Но моя милая не стала слушать:
– До свидания!.. Ищите дураков и дальше.
Ширин нажала кнопку сброса звонка и уронила телефон на кровать. У моей девочки дергалось веко над левым глазом; грудь поднималась и опускалась. Я молча смотрел на любимую. Возможно, надо было бы что-нибудь сказать. Но что?.. Ситуация была до боли ясна нам обоим: из пяти агентств, сайты которых мы нашли, процедив целые озера мутной и бесполезной интернет-информации, одно оказалось жульническим. И мы ничего не можем с этим поделать. Я подумал о том, что похожий на бурный пенный океан мегаполис – это самая подходящая среда для мошенников разного калибра, как коровий кал для всяких червей и микроорганизмов. Аферистам достаточно забросить сеть, чтобы вытащить целый килограмм отчаянно бьющейся рыбешки, т.е. поддавшихся на обман «дурачков».
– Выпьем кофе?.. – предложил я, чтобы только не затягивать молчание.
– Да… – кивнув головой, тихо отозвалась Ширин.
Я сходил на кухню и вернулся с двумя чашками ароматного напитка.
– Спасибо, – поблагодарила моя девочка.
Маленькими глоточками, никуда не торопясь, мы пили кофе. Насколько я мог «читать» в агатовых глазах моей милой, она была рада передышке перед вторым звонком. Мы оба понимали: чтобы устроить себе более или менее сносную жизнь – мы должны скользить, как угорь; как карп, выгребать плавниками против течения. Если придется, двенадцать раз перерыть весь интернет в поисках объявлений о вакансиях или телефонных номеров кадровых агентств. Прозвонить десятки организаций, компаний и фирм. Но – боже!.. – до чего все это утомительно!..
С самого начала мы ничего не хотели, кроме как не дразнить миграционную полицию и прочие властные институты. Мы готовы были поступать строго по букве закона: найти для Ширин работу с продлением визы; не с первой – так со второй или десятой попытки добиться, чтобы меня признали дееспособным; пожениться. Но государство и общество – это очень хитро функционирующие системы, хуже русской рулетки или «одноруких бандитов». Чем последовательнее ты соблюдаешь правила игры, навязанные тебе этими китами – государством и обществом – тем дальше от тебя приз в виде спокойной и относительно обеспеченной жизни. А может быть – и нет никакого приза?..
Когда моя девочка прозванивала объявления о работе, первым делом слышала вопрос: «А вы славянка?» – или «У вас расейское гражданство?». «Нет – я не славянка и не расеянка», – уже почти машинально отвечала милая и клала трубку. Когда мы попытались искать работу для Ширин через кадровые агентства, мы сразу напоролись на подлеца Бахрома Мансурова, что стоило нам немаленькой суммы денег, километров нервов, да еще ударов по здоровью. Сколько дней моя девочка, охваченная огненным жаром, металась по постели?..
Видимо, тысячи рабочих-мигрантов на собственном горьком опыте убедились: соблюдать расейские законы – себе дороже. Фирмы, которые по-честному нанимают иностранцев, помогают продлить визу и не кидают на деньги – можно пересчитать по пальцам. Что тогда остается бедолаге-приезжему, если не податься в «нелегалы»?.. Работай без всякого оформления, не говоря уже о двухнедельном отпуске и вообще о «социальном пакете», лишь бы в конце смены тебе на банковскую карточку перечисляли самую малость червонцев. (Эти червонцы алчный работодатель отрывает от себя, как кусок мяса из груди). Вместе с собратьями по несчастью, такими же шудрами, ютись в холодном мрачном подвале, куда забегают отвратительные крысы с лысыми хвостами, а в дождь просачивается вода. Ну или арендуй койко-место – разумеется, без всякого письменного договора с квартирохозяином и без посредничества риелтора; владелец квадратных метров в любой момент может вышвырнуть тебя на улицу – что называется, «без объяснения причин». Радуйся, если твоя лежанка отгорожена тонкой ширмой от тех десяти человек, которые делят с тобой комнату. Привыкай к запаху чужих прелых носков, к тому, что туалет вечно занят, и к не смолкающему ни днем, ни ночью гулу голосов…
Играй в прятки с миграционной полицией. Каждое утро, выползая из своей норы и направляясь на работу – сыплется ли снег, льется ли дождь, палит ли солнце – помни: назад ты можешь не вернуться. Потому что однажды – в январе ли, в марте – тебя остановит патруль и прикажет: «Предъявите документы». Что ты тогда будешь делать со своей трижды просроченной визой?..
Конечно, есть среди «гастарбайтеров» люди гибкие, как змеи – прирожденные дипломаты. Это, как мне представлялось, в основном мужички в возрасте за сорок. За деньги, пиво и сигареты такой мигрант покупает у полицейских, как шайтан у Аллаха, отсрочку. Полисмены гогочут, хлопают «гастарбайтера» по плечу и, прямо-таки с царским великодушием, говорят: «Иди, иди!.. И больше нам не попадайся. А то в следующий раз мы тебя по шерстке не погладим, а поставим в паспорт штамп о нарушении миграционного законодательства, возьмем под локотки и посадим на поезд, отбывающий в твою родную Азию!..»
Но большинство «нелегальных мигрантов» – не мастера разводить с жандармами китайские церемонии. А потому, после первой же встречи с полицией, отправляются с опустошенным кошельком (а может быть и с отбитыми резиновой дубинкой почками) сначала в «обезьянник», а потом и на вокзал, где полисмены распихивают бедолаг по вагонам поездов, отправляющихся на Восток или на Юг.
Я думал о незавидной доле мигрантов, смотрел на мою милую, маленькими глоточками пьющую кофе из фарфоровой чашки – и у меня леденела кровь. Ведь моя девочка – тоже в одном шаге от участи просрочивших визы приезжих рабочих!.. Воображение нарисовало мне: моя любимая ступает по узкой тонкой длинной дощечке, перекинутой через зияющую бездну. Одно неверное движение – и сорвется в бездонную черноту. Как же все-таки нам найти для Ширин распроклятую официальную работу?..
С горькой улыбкой я думал еще и о том, что хоть в чем-то пригодился моей милой. Я зазвал Ширин жить к себе. Я вытащил ее из комнаты с пропыленными коврами на стенах, в которой с моей девочкой соседствовала семья, состоящая из мамы и не прекращающих ни днем, ни ночью возню крикливых детишек. Страшно и представить, насколько не выспавшейся, с трещащей по швам головой, милая ходила на свою «черную», без оформления, работу в бистро, в котором нам и посчастливилось познакомиться.
Переехав ко мне, Ширин получила возможность спать в мягкой постели, на удобной кровати, а не ворочаться на тесной жесткой койке под храп и кряхтение соседей по «коммуналке», да под ту же возню неугомонных ребятишек. Готовить еду тогда, когда захочется есть, а не когда кухня свободна. Принимать ванну тоже, когда хочешь – а не ждать, пока соседка по комнате выкупает своего седьмого ребенка. А если моя девочка, живя в такой «съемной гастарбайтерской квартире», заболела бы?.. О, никто не подал бы моей милой стакана воды, не принес бы аспирин. Куда там!.. Других квартирантов только раздражал бы шаркающий кашель Ширин. Мама мелюзги шипела бы коброй: «Ты мне тут еще деток перезаражай, дьяволица!..». И какой бы отпор могла дать моя любимая – с отяжелевшей горячей головой, кутающаяся от озноба в шерстяное одеяло?.. Да и не утихающий в квартире гам, ревущий телевизор – который бородатый глухой дед (один из съемщиков) всегда включает на полную мощь, чтобы послушать вечерние новости – не способствовали бы выздоровлению моей девочки.