Степан Станиславович Сказин
Моя тюрчанка
– Идем!.. – настойчиво звала меня Ширин. – Ты уже защитил меня.
Она снова потянула меня за рукав.
Да, моя звездочка была права: надо идти. Савелий Саныч может-таки, утерев сопли, связаться с охраной, которая задержит нас на выходе из офисной высотки. Неизвестно, в какую историю мы тогда вляпаемся. Хорошо, если ЧОП-овцы окажутся ленивыми и ограничатся тем, что погрозят нам электрошокерами да скажут парочку нелицеприятных слов. Но возможен и худший сценарий: обратив внимание на то, что моя девочка – нерусская, подколодные змеи-охраннички звякнут в миграционную полицию. Бравый полицейский наряд немедля примчится. Ну конечно, конечно!.. Бедная восемнадцатилетняя девушка-мигрантка – это же дамоклов меч над национальной безопасностью!..
Я нервно скрипнул зубами. В мозгу пронеслась не раз посещавшая меня мысль: в какой бы переплет мы с Ширин ни попадали, моей любимой приходится в тысячу раз хуже, чем мне. Мало того, что я парень, привыкший, к тому же, получать от жизни тычки, а моя возлюбленная – хрустальная куколка. Нельзя забывать: я полноправный расейский гражданин, я у себя на родине, а моя девочка – приезжая, безработная, без пяти минут нелегалка с истекающим сроком действия визы. Что если правда, по зову негодяев-охранников, нагрянет миграционная полиция?.. Дебиловатые жандармы не будут разбираться, что к чему. Они действуют по унаследованному еще с монархических времен принципу: «давить и не пущать».
Со мной они не сделают вообще ничего – лишь только глянут на адрес прописки в моем паспорте с пурпурной обложкой. Но вот увидев синий, как море, западно-туркестанский паспорт Ширин и визу, которая скоро будет просрочена – истекут пеной изо ртов, как шакалы при виде выпавшего из гнезда птенчика. Жандармы шлепнут в документы моей девочки штамп – своего рода «черную метку», с которой моя милая уже и мечтать не сможет ни о трудоустройстве, ни о том, чтобы вообще задержаться в Расее. «Черная метка» означает, что в течение трех суток ты должна сама, в добровольно-принудительном порядке, покинуть территорию унитарной расейской (банановой?) республики. Да и когда на родине тебе выдадут новый паспорт – без похожего на клеймо следа от печатки расейской миграционной полиции – ты не сможешь вернуться. Потому что тебя внесли в список лиц, чей въезд в гостеприимную хлебосольную Расею нежелателен.
Но сделать себе еще хуже – попытаться после получения «черной метки» остаться в Расее. Это поставило бы мою Ширин в положение революционерки, которой только грим и строгая конспирация не дают пропасть в шумном городе, переполненном сыщиками и филерами. Получается мутное кино в жанре несмешной комедии: наше истинно демократическое, правовое, социально-ориентированное государство с такими упорством и изобретательностью охотится за каждым битым жизнью «нелегальным мигрантом», как будто тот всюду носит с собой маленькую, но чертовски мощную бомбочку, чтобы при удобном случае подорвать царский кортеж. (Или – в современных реалиях – бронированный президентский лимузин).
Я закусил губу почти до крови и почувствовал сильную пульсацию в висках. Но странно дело: никакие думки и опасения не могли окончательно остудить мое добела раскалившееся сердце и бурливо кипящий мозг. Я оставался бьющим себя хвостом по полосатым бокам взбесившимся тигром с широко раздувающимися ноздрями и оскаленной пастью. Хотя, покорный зову Ширин, я и последовал за моей девочкой прочь из кабинета. Оставив «медведя» под статуей Аполлона – как Щелкунчика под елкой – утирать кровь, слезы и сопли, да размазывать по кудрявым волосам мою обильную слюну, мы вышли и громко хлопнули дверью.
Офис «Сочной клубнички» жужжал, как пчелиный растревоженный рой – отовсюду, из-за каждой перегородки, на нас распахнутыми глазами глядели озадаченные и любопытствующие клерки. Дамочки удивленно поднимали подкрашенные брови, а сбитые с толку мужчины теребили кончики своих галстуков или белые воротнички рубашек. По-видимому, у кабинета Савелия Саныча были достаточно тонкие стены – и офисный народец хорошо слышал грохот от падающего кресла, а затем кряхтенье, вздохи и плач своего босса.
Интересно: что должен думать и чувствовать серенькая мышка менеджер, привыкший лебезить перед грозным, как крыса, начальником – когда этого начальничка не по-детски отпинали и заставили реветь, как малолетнюю девчонку?.. Для офисных рыцарей и дам «Сочной клубнички», еще даже не знающих всех подробностей скандала, крушение Кроноса, т.е. Савелия Саныча, имело эффект большого взрыва. Бледные перепуганные клерки переглядывались и перешептывались. То снова уставляли глаза на нас с Ширин, ступающих неторопливо и гордо, будто конкистадоры по завоеванной столице ацтеков. Да, моя красавица, как и я, шагала с высоко поднятой головой и дерзким взглядом. Будучи дальновиднее меня, милая, конечно, успела подумать обо всех возможных последствиях моей драки с Савелием Санычем. Но прямо сейчас, держась со мной за руку, Ширин ничего и никого не боялась. Ни жандармов, ни самого черта с хвостом и рогами. Лучистый, полный огня, взгляд моей девочки как бы говорил: «Мой мужчина меня защитил».
Клерки суетливо расступались, давая нам проход. Они все, разумеется, поняли: господин гендиректор хотел обзавестись новой любовницей-секретаршей, но – как бы это помягче сказать? – жидко обкакался. Завтра-послезавтра по офису, как масло по сковородке, растекутся слухи и о компьютере с разбитым монитором, и о раскоканных статуэтках. О том, что воображавший себя грозным божком «медведь» был позорно свален вместе с креслом-троном, получил изрядную порцию крепких пинков и потерял свои передние кроличьи зубы. Кое-кто из менеджеров будет охать и качать головами, негодуя на «понаехавших азиатов» (со мной была нерусская девушка, значит – по обывательской логике – во всем виноваты «проклятые чурки»). Но найдутся и такие, которые будут хихикать в кулачок и потихоньку перекидываться репликами: «А начальничку-то нашему здорово начистили рыло» – «Ага. Выбили из нашего главнюка немного спеси, как пыль из бабушкиного матраса».
Я с презрением и с не до конца утоленной жаждой мести смотрел на клерков. Так ворвавшийся в загон леопард на сотую долю секунды застывает с горящими, как жаркие угли, глазами, прежде чем начать рвать и потрошить жалостливо «мекающих» коз. Дрожащая, как овечий хвост, Изольда Ивановна, беспрерывно вздыхая, со стаканом воды протискивалась в направлении кабинета Савелия Саныча. Преданная боссу, как карманная собачонка, офис-менеджер верно унюхала, что господину директору, как никогда, требуется помощь.
Офисный планктон вжимался в стенки – не переставая таращиться на нас с Ширин с таким видом, как будто над головами у нас торчали рога или сияли нимбы. Я взглядывал на растерянных клерков – как черкал бритвой, так что те опускали глаза и втягивали головы в плечи. Врезав ногой в морду Савелия Саныча, я переступил невидимую грань. Надо было, как только чертов директор начал выплескивать на нас (а вернее, на мою милую) свои эротические фантазии, встать, с холодной вежливостью объяснить, что работа в «Сочной клубничке» моей девочке не подходит и, не дожидаясь реакции, уйти. Тогда бы нам не пришлось волноваться по поводу охранничков, миграционной полиции и «черной метки». Но сделанного шага не отменить: я пересек черту.
Теперь я жег офисных дядечек глазами. И мне хотелось – да, хотелось!.. – чтобы один из этих женоподобных увальней осмелился бы что-то вякнуть против нас с Ширин, загородил бы нам дорогу. О, тогда бы я, с лихостью индийского воина-раджпута, ринулся бы в новый бой. Как итог: перечень корчащихся на полу ублюдков пополнился бы еще на одно имя. Я верил: какого угодно длинного или пузатого клерка я свалю с такой же легкостью, с какой расправился с Савелием Санычем.
Если «пострадавшие» заявят на меня (хуже, если и на мою девочку) в полицию – государственная кара будет примерно одинаковая, независимо от того, только ли из «медведя» я вытряс пару кило дерьма, или, в придачу, и из другой крысы.
Мы проходили мимо офисной кухни, откуда знакомо веяло запахами гречки и вареной рыбы. Вспомнив что-то, я остановился, отпустил руку моей милой и сказал:
– Ширин, родная. Подожди меня пару минут.
На лицо моей любимой набежала тень тревоги. Но все-таки моя красавица еле заметно мне кивнула. Пружинящими шагами, как снежный барс подкрадывается к горному козлу, я прошел на кухню. Я не ошибся. Рыжий клерк в узких бежевых брючках – тот самый, который восклицал про «классную задницу» – все еще сидел и уплетал свою гречку с рыбой, попутно беседуя с двумя офисными барышнями. У одной барышни на тарелке была красная семга, у второй – вареная куриная грудка без кожи да овощной салат. На кухне, по-видимому, не уловили гам, который поднялся вокруг нас с моей девочкой. Рыжая морковка что-то весело рассказывала дамам, а те улыбались, с притворной скромностью отворачивались и тоненько хихикали. Наверное, Рыжий травил пошлые анекдоты. Чего можно ожидать в таком борделе, как «Сочная клубничка»?..
Я подошел – сутулясь, как борец в начале схватки – к сидящему на стуле Рыжему. Ни слова не говоря, схватил тихо ойкнувшего клерка за волосы и развернул урода ко мне лицом. Менеджер сопротивлялся меньше, чем картонная кукла. Должно быть, в мою пользу сыграл эффект внезапности. Да и кто из белых воротничков мог предполагать, что в офисе, где ты перекладываешь бумажки с правой стороны стола на левую, зависаешь за компьютером и литрами хлещешь капучино – тебя могут отмутузить?..
Не отпуская рыжих волос, свободной рукой я со всей силой двинул клерку кулаком по носу. Раздался хруст. Рыжий сложился в четыре погибели, глотая воздух, как выброшенный на берег окунь. Из ноздрей дурака бежали струйки крови. Две дамочки задергались и завизжали, роняя ножи и вилки. У одной мадмуазели даже перевернулась тарелка с куриной грудкой и тушеными овощами.
– Вот тебе «классная задница», подонок!.. – выпалил я, по-прежнему сжимая и чуть ли не выдирая рыжие, как беличий хвост, волосы своего беспомощного противника.
– Отпустите меня… – простонал «белый воротничок».
На заднем плане продолжали визжать дамочки. Но они почему-то не уносили ноги из кухни. Видимо, поняли: я не поднимаю руку на женщин. А мне доставляло какую-то звериную радость то, что я расправляюсь с обидчиком Ширин при свидетелях. Публичное унижение – это часть наказания, которое настигло любителя девичьих ягодиц.
– Ах, тебя отпустить?! – прорычал я, за волосы поворачивая клерка обратно к узкому столу, на котором стояла тарелка с рыбой и гречкой.
Я с силой окунул пошляка мордой в эту самую тарелку – и только тогда убрал руку от волос Рыжика. Но экзекуция на этом не закончилась: я сразу же, резким ударом ноги, выбил из-под «белого воротничка» стул. С перемазанной в гречневой каше лицом, клерк растянулся на кафельном полу. Тарелка, которую менеджер, падая, зацепил носом, разбилась у моих ног. На полу сложилась куча из гречки, рыбьих кусков и голубоватых осколков тарелки. У меня промелькнула даже излишне садистская мысль – заставить Рыжего, как пса или свинью, жрать с пола. Но я побоялся, что менеджер проглотит осколок тарелки и поранит себе кишку. Это не входило в мои планы. Не хватало еще, чтобы нас с Ширин обвинили в непреднамеренном, а то и в преднамеренном, убийстве. (Директора и клерка бил только я. Но не надо быть астрологом или гадателем из «Нострадамуса», чтобы предсказать: заодно со мной – виноватой сделают и мою любимую. Моя милая – нерусская, не-христианка и, вдобавок, мигрантка. И потому – «виновата» перед судебно-полицейской расейской системой по умолчанию).
Рыжий перевернулся на живот, распластался по кафелю, прижался лицом к полу. И, прикрыв голову руками, немужским писклявым голоском взмолился:
– Пожалуйста, не бейте меня. Прошу: не бейте!..
Клерк был прямо-таки завидным «мешком картошки» для топтания и ударов ногой. Но я уже почти насытил свою тигриную ярость. Мне достаточно было, что охотник до «классных задниц» скулил, как позорный шакал: «Не бейте меня» – да еще в присутствии женщин. Теперь подлец четыреста раз подумает, прежде чем бросать замечания насчет ягодиц проходящих мимо девушек. Я двинулся прочь, в последний раз пнув жалкого клерка. Случайно раздавил тушеные овощи и куриную грудку, вывалившиеся из тарелки одной из дам. И, на секунду скосив воспаленный чешущийся глаз на перепуганных мадмуазелей, покинул кухню.
Верная Ширин меня ждала, как жена ждет ушедшего на войну мужа. Моя девочка ничего мне не сказала, только с любовью посмотрела на меня своими большими глазами серны и вложила тонкие пальчики в мою чуть вспотевшую ладонь. Держась за руки, мы без спешки направились к двери, выводящей из офиса «Сочной клубнички». Менеджеры, при нашем приближении, притихали и ныряли за стенки и ширмы, как сычи и филины прячутся от солнечного луча.
Взгляд моей милой горел каким-то особенным теплым светом. А уголки ее губ были чуток приподняты. Ширин… улыбалась. Моя Несмеяна улыбалась!.. Моя девочка редко цвела улыбкой – даже когда мы кормили уток на пруду в лесопарке, заедали круассанами кофе в недорогом бистро французского стиля или, утомив друг друга жаркими любовными объятиями, голые лежали на смятом одеяле.
И вот сейчас – после неудачного собеседования, обернувшегося раздачей пинков – моя девочка улыбалась, улыбалась. И напоминала только-только распустившийся голубой лотос. Будто сама богиня Лакшми или прекрасная пастушка Радха, моя милая так и сияла пленительной женственностью. Но если твоя возлюбленная – Радха, то сам ты, по меньшей мере, Кришна. Я вдруг понял незамысловатую истину: только нежная привязанность девушки, женщины способна возвысить мужчину; дать тебе почувствовать себя храбрым, большим и сильным, как слон.
Моя девочка, за руку со мной, с поднятой головой и выпрямленной спиной, ступала точно по красной ковровой дорожке, усыпанной лепестками роз. И напоминала всплывшую над горизонтом, разогнавшую тучи луну. Гордость Ширин была гордостью женщины, чувствующей защиту со стороны своего мужчины. Какая девушка не хотела бы бросить в лицо Вселенной: «Смотрите: мой любимый готов за меня драться, как лев!..»?..
Менеджеры «Сочной клубнички» – с робостью, опаской, но и с неодолимым любопытством – поглядывали на нас из своих укрытий. Я бросал на стайку офисного планктона вызывающий огненный взгляд – и клерки снова прятались, как мыши по норкам. Никто не остановил нас, не задержал до прибытия охраны. Мы – наконец – покинули офис «Сочной клубнички» и зашагали по длинному коридору к лифту.
Я не мог не думать о том, что осталось позади нас. Мы разворошили термитник. Офисным джентельменам и леди придется как-то переварить, что гендиректору – да, самому великому и ужасному Савелию Санычу – не досталась девушка, которая приходила на интервью по вакансии секретарши. Термиты-клерки – особенно мужчины – конечно, очень ждали каждую претендентку на заманчивую секретарскую должность. Это ведь повод обменяться двусмысленными улыбочками, пофантазировать, как господин директор будет заниматься с новой девушкой «этим делом». Попробовать на глазок определить, какого размера трусики и бюстгальтер носит будущая секретарша. На прошедшую собеседование кралю дамы смотрели бы с плохо разыгранным равнодушием и едва прикрытой завистью – потому что сами хотели бы стать моложе и получать бешеные деньги за то, что просто подаешь шефу кофе, ну и еще оказываешь кое-какие несложные услуги. А мужчины пялили бы глаза с горячим интересом и норовили бы, пока босс отвернулся, ущипнуть девицу за ягодицы или грудь.
Но господин гендиректор – этот офисный божок, вокруг которого подчиненные «белые воротнички» разве только хороводом не ходят – не получил секретутку. Больше того, кое-что и потерял: несколько зубов и свой непререкаемый авторитет. Трудно с прежним усердием поднимать перед начальником лапки кверху, если знаешь, что этот начальничек получил ногой в рыло. Правда, позор настиг Савелия Саныча за закрытой дверью. Но стены и перегородки в офисе «Сочной клубнички» – тоньше раскатанных блинов. Чуткие уши менеджеров (а клерк должен обладать кошачьим слухом, чтобы вовремя услышать шаги руководителя отдела и свернуть открытый на рабочем компьютере порносайт или игру «Сапер») наверняка уловили и бесстыдные тирады Савелия Саныча в адрес Ширин, и грохот от упавшего кресла, и треск разбивающихся статуэток. А потом офисный народец увидел, что я и моя милая выходим из кабинета директора с железными – непроницаемыми – лицами и высоко поднятыми головами.
Не зря и Изольда Ивановна поспешила к Савелию Санычу со стаканом водицы. Офис-менеджер однозначно шепнет паре подружек из бухгалтерии, в каком жалком виде застала дорогого шефа. А вечером техничка наткнется на выбитые зубы, на стеклянные и фарфоровые «останки» статуэток. Наконец, парней из ремонтного отдела вызовут менять монитор директорского компьютера на новый.
Так расползутся по офису слухи, которые заставят клерков почувствовать себя неуютно – большими рыбинами в пересыхающем грязном пруду. Как?! Директор – о, сам господин генеральный директор!.. – альфа-самец, атлетически сложенный брутальный мужчина, покоритель Эвереста и женских сердец – не смог подложить под себя какую-то смазливую нерусскую девчонку. Да еще пропустил в рог от ее бойфренда. Поражение Савелия Саныча будет для клерков «Сочной клубнички», как для филистимлян падение идола Дагона с пьедестала. Сможет ли битый директор с прежним самоуверенным видом раздавать менеджерам приказания, вызывать «на ковер» и распекать?..
А тут еще эпизод с любителем «классных задниц», которого тот же бойфренд нерусской девки разве что по полу не размазал и заставил молить писклявым голоском о пощаде, в присутствии двух свидетельниц. Эти-то охающие и вздыхающие дамы-свидетельницы и разнесут шокирующую новость по всем уголкам и закуткам обширного офиса.
Для клерков-мужчин история с Рыжиком будет, пожалуй, еще более чувствительным уколом, чем трескучий позор гендиректора. Потому что на месте рыжего пошляка мог оказаться любой другой «яйценосец». Все они, офисные мужчины, не далеко ушли в своем развитии от переполненных тестостероном шимпанзе. Потому-то и выбрали местом работы «Сочную клубничку» – которая, суть, сеть магазинов «игрушек для взрослых» и порно-студия. Почесать языки и окунуться в мир своих эротических фантазий, цинично обсуждая груди и ягодицы приходящих на собеседование девушек – это любимое дело господ-«кавалеров». Но сегодня этим «рыцарям» ноутбука и бесплатного капучино напомнили: за скабрезную болтовню можно отхватить и по морде.
Я со злорадством думал: на несколько дней офис погрузится как бы в траур. Клерки станут тише воды и ниже травы. Лишь только шепотком, оглянувшись через плечо, будут обмениваться мнениями насчет потрясших фирму событий. Мужчины будут говорить обо мне с невольным страхом и уважением, пытаясь унять дрожь поджилок и пальцев. А женщины – перетирать косточки моей Ширин, с деланым негодованием, но и с завидками. Какая дама отказалась бы от парня, способного защитить?.. Врезать покусившемуся на твою честь уроду прямехонько в челюсть?..
Рыжий менеджер, сунутый физиономией в гречневую кашу и поцеловавшийся с кафельным полом, превратится в «знаковую фигуру», к которой глаза коллег липнут, как мухи к дерьму или меду. Участливые барышни будут жалеть Рыжика. А некоторые из мужчин – посмеиваться над ним. Пожимая ему с утра руку, коллеги будут с некрасивым любопытством заглядывать в лицо «пострадавшего». Точно стараясь по мутным глазам Рыжего угадать: как тот себя чувствует после перенесенного унижения?.. Возможно, дабы спастись от жалостливых и от чуть насмешливых взглядов офисного народца, рыжий клерк поспешит взять расчет.
В кабинете директора Рыжик, разумеется, не признает истинных причин своего «увольнения по собственному желанию». А промямлит что-то про то, что в «Сочной клубничке» «я достиг своего потолка. Я благодарен фирме за все – и коллективу, и начальству. Но я хочу развиваться. Мне нужны новые горизонты» – и т.д. Или что там за пургу гонят менеджеры, которые прощаются со старой работой, потому что нашли новую – на две станции метро ближе к дому, да с немного более жирным окладом?..
Но Савелий «медведь»-Саныч, который – после того, как потерял несколько зубов – стал проницательнее Кассандры, легко угадает, почему на самом деле Рыжий хочет уйти. Два избитых пошляка – важная шишка и рядовой клерк – с особой остротой почувствуют, что опутаны веревкой общего позора. Гендиректор чуть не всхлипнет, похлопает «рыжего-бесстыжего» по плечу, пожелает успехов на профессиональном поприще и в личной жизни и расщедрится настолько, что велит бухгалтерии выплатить Рыжику три зарплаты. Так рыжий трепач покинет «Сочную клубничку», оставив свое унижение на пороге офиса. А бывшие сослуживцы еще долго будут судачить о том, как сбежавший из фирмы коллега валялся на кафельном кухонном полу, прикрывал голову руками и молил о пощаде. Да и кого молил?.. Какого-то случайно забредшего в офис дрища (это про меня), оказавшегося, правда, весьма воинственным. Эту историю будут рассказывать новеньким сотрудникам, как старейшины у дикарей вбивают мифы и предания в неокрепшие головы племенной молодежи перед обрядом инициации.
Рыжий сладострастник сядет на теплое, возле корыта, местечко в другой фирме. Наказание, которому я подверг дурака, не сделало из паскуды приличного человека. Рыжик и впредь будет с голодной пенной слюной, нет-нет, да и заглядываться на проплывающую мимо коротенькую юбчонку. Но он уже не посмеет вслед хоть одной барышне, чмокая лоснящимися губами, обронить: «Классная задница». И тем более – не отважится лапать девушек за груди.
А что Савелий Саныч?.. Он директор – и в отставку не подаст. Слишком уж привык давить своей могучей широкой попой комфортное начальническое кресло. Счастливее крупного босса только крокодил, вылезший из реки, чтобы впитать чешуйчато-пупырчатым телом лучи жаркого солнца. Вот господин «медведь» и вцепится в подлокотники кресла-трона. Но вот незадача: почтенный гендиректор не почувствует прежнего удовольствия от своей роли офисного идола, а паства не будет так же ревностно, как раньше, справлять в честь своего бога, отца и героя шумные молебны и воскурять пахучий ладан. Все потому, что если ты и идол – то сваленный с постамента. Нет – тебя, конечно, поставили обратно. И приклеили отвалившиеся руки, чтобы ты не слишком смахивал на Венеру Милосскую. Но… но – как в анекдоте – осадочек останется. Клерки по-прежнему будут трястись и поджимать шакальи хвосты, когда директор неожиданно вызывает к себе в кабинет. Но между собой офисные рыцари и дамы не устанут перешептываться: начальничку-то нашему съездили по морде ногой.
Обходя офис, Савелий Саныч будет чувствовать спиной ироничные улыбки. Если раньше перед господином директором ходили на цыпочках потому, что тот был самой здоровенной гориллой в стаде – то теперь клерки будут лебезить перед начальником только из соображений долга. Савелий Саныч чутким нюхом уловит это изменение в настроениях подчиненных. Постарается пореже казать нос из своего кабинета. Будет переставлять с места на место, как фигуры в шахматах, порнографические статуэтки, привезенные со склада взамен тех, которые я разбил. А чай и кофе директору будет носить все та же неутомимая и по-собачьи верная (но великовозрастная и, несмотря на яркий макияж, не очень красивая) Изольда Ивановна.
Пройдет месяца два-три, прежде чем Савелий Саныч рискнет возобновить поиски секретарши. Теперь он будет предельно осторожен – как пес, лишившийся кончика хвоста. Поставит условие: претендентка должна приехать на интервью одна, так как на собеседовании будут обсуждаться очень личные вещи. Излишне скромной девушке – сразу даст от ворот поворот. Не хватало еще надевать маску галантного кавалера, потихоньку соблазняя собственную секретаршу с помощью конфет, цветов и комплиментов. Нет – после удара в челюсть и потери нескольких зубов всевластный господин директор будет действовать трусовато и с оглядкой. Будет охотиться за девушкой поразвязнее, которая знает, на что идет: мол, ты мне деньги – а я тебе дырку. Проституция в чистом виде, только обернутая в фантик благопристойных «рабочих отношений».
…Мы с Ширин зашли в серебристо-серый лифт. Кроме нас в кабине был немолодой клерк с бакенбардами, как у небритого Пушкина, и с дипломатом под мышкой.
– Вам вниз?.. – хрипло и отрывисто спросил я.
– Д-да, – с небольшим заиканием промямлил клерк, отступая на шаг. Казалось: он хочет впечататься в стенку. Видимо, от меня все еще «пахло» тигриной яростью – вот дядечка и испугался попасть под мою горячую руку. Но он был в безопасности: возможно, клокочущего во мне моря гнева хватило бы на всех офисных бездельников с их паразитическим образом жизни – но все-таки дядя ничего плохого не сказал и не сделал, так что я не тронул бы мужичка и пальцем.
Лифт доставил нас на первый этаж. Пройдя через турникет в холл, мы не без тревоги покосились на охранников с верещащими рациями и резиновыми дубинками. Савелию Санычу достаточно было нажать кнопку и сказать в аппарат несколько слов, чтобы дать отмашку длинным, как минареты, охранничкам в безукоризненных черных костюмах задержать нас на выходе. Опознать нас ЧОП-овцам не составило бы труда: можно упустить из виду блондинистого славянского парня или ошибиться, высматривая тюрчанку с темными волосами и нежно-смуглым цветом кожи – но невозможно не заметить славянина и тюрчанку, держащихся за руки. Живя в Расее с малолетства и до самой старости, ты можешь ни разу не встретить такую интернациональную пару.
Один секьюрити торчал под экзотическим растением, заложив руки за спину и чуть расставив ноги. Он скользнул по нам ленивым взглядом. Второй «человек в черном», с банковской карточкой в руке, погруженный в философскую задумчивость, стоял перед автоматом с закусками и напитками. Наверное, как разрывающийся между двумя копнами сена буриданов осел, не мог решиться, что взять: сэндвич с ветчиной и стаканчик капучино или пакетик чипсов и кофе латте. Выбор осложнялся тем, что сэндвич легко скомбинировать с латте, а чипсы – с капучино.
Холл офисной высотки кипел небольшим муравейником, где каждая тля была на своем месте. У секретарш за длинной стойкой ресепшена беспрерывно звенели телефоны. Волосы дамочек – у двух рыжие, еще у двух соломенные, у одной каштановые плюс у еще одной черные – сливались в разноцветное крыло гигантского тропического попугая. Туда-сюда сновали муравьи-клерки. Одни текли в сторону стеклянных автоматически разъезжающихся дверей – перекурить на улице. Другие – за турникеты, к лифтам. Парень с багровым лицом и в синем комбинезоне, поставив на кожаный диванчик плоскую, в жирных пятнах, картонную коробку с логотипом в виде пингвина – утирал пот с не по годам морщинистого лба и учащенно дышал. По всему видать: курьер привез пиццу какому-нибудь проголодавшемуся «белому воротничку» – и ждет, когда клиент спустится за заказом.
Ширин и я могли выдохнуть с облегчением: никому, начиная с секьюрити, нет до нас дела. Очевидно, Савелий Саныч так и не нажал кнопку. Ясно, как день: «медведь» счел за лучшее «проглотить» свой позор, чем предавать скандальное происшествие огласке. Ведь мобилизуй директор охранников и вызови охранники миграционную полицию – «пострадавшему» пришлось бы перед десятком людей в подробностях рассказать о своем поражении, понесенном от смазливой и наглой нерусской девчонки. Правда, не моя милая отпинала директора – а я. Она даже пыталась меня остановить. Но я-то ринулся в драку именно потому, что вонючка-«медведь» с влажными кабаньими глазками оскорбил Ширин. Так что для похотливого директора все понятно: «Психованный юнец расквасил мне физиономию за то, что я хотел раздеть его бабу. Виновата баба».
Нет – на откровения господин гендиректор не решится. Для него желательно, чтобы летучая весть о его фиаско не перепорхнула порога офиса «Сочной клубнички». А уж с тем, что история про «наглую девчонку-азиатку», «бойфренда-дрища», про выбитые зубы и разбитые статуэтки будет циркулировать среди клерков «Сочной клубнички», как священные предания или героический эпос – посрамленному «медведю» придется смириться.
За стеклянными дверьми – кружась, падал снег. С таким чувством, будто отмываемся от какой-то грязи, мы вышли из высотки, под тяжело нависающее серое небо. Большие, пушистые снежинки медленно планировали, напоминая белых шмелей. Воздух потихоньку становился непрозрачным. Мы ступали по обледенелому, присыпанному снегом, тротуару, мимо притягательных, горящих электрическим огнем, вывесок: «Сударушка: русская традиционная кухня бизнес-класса» – «Емеля на печи: пирожки и кулебяка вкуснее, чем у бабушки» – «Икра и осетрина: элитные блюда только для вас».
Я подумал: не плохо нам было бы посидеть в какой-нибудь кафешке – привести мысли в порядок и перекусить. После боя с чудовищным циклопом Савелием Санычем мы это заслужили. Но все заведения с манящими вывесками были не по нашим карманам. На что недвусмысленно намекали и сами вывески в орнаментах мигающих разноцветных лампочек, и припаркованные поодаль авто зашедших отобедать или отужинать клиентов – сплошь роскошные иномарки; и завернутые в плащи, от снега и ветра, усатые, в каких-то дурацких фуражках швейцары, почетным караулом заставшие у вращающихся револьверных дверей фешенебельных ресторанов.
Насколько я знал неписаную историю Расеи, в годы юности моих родителей в мегаполисах процветала еще и восточная кухня. В маленьких бистро или вовсе в киосках можно было купить разнообразную выпечку: от пухлой круглой лепешки без начинки до жирного беляша; плов на одноразовой пластиковой тарелочке, люля-кебаб и бешбармак. А на запивку – кисловатый тан или сладкий шербет. И цены не были заоблачными. Так что общепит «с восточным лицом» успешно конкурировал со «славянско-национальным».
Так было до тех пор, пока расейское государство не сделало резкий поворот в сторону «православной духовности», «этно-национальных ценностей» и «русского мира», т.е. пока оно решительно не размежевалось с бывшими союзниками по конфедерации – заволжскими, южными, уральскими и зауральскими республиками. Тогда-то торговые точки восточной кухни, одна за одной, исчезли с карт расейских городов – за «нарушение санитарных норм», «неправильно оформленную лицензию» и т.д. В один миг тысячи приезжих превратились в безработных нищебродов, которым никто не продлит визу, и которым нечем заплатить за жилье, поскольку зарплата, получаемая за работу в кулинарной лавочке, была для этих бедняков единственным источником средств к существованию. Кому посчастливилось, тот трудоустроился еще куда-то. Большинство же выброшенных на улицу мигрантов было изловлено полицией, погружено в автобусы и отправлено в рейс в сторону границы.
