В процессе мышления важную роль играют особые ощущения (я называю их интрапсихическими), репрезентирующие связи между другими репрезентациями, в том числе, вероятно, и те ощущения, которые Н. Н. Ланге называет «ощущения отношений или относительные ощущения сходства, различия и т. п.». «Неопределенные чувствования» – это особые сенсорные же феномены, к которым мы еще вернемся. Что касается «обертонов сознания», то указание на их существование лишь подтверждает, что мгновенные образы и ощущения, а также кратковременные эмоции и побуждения играют важнейшую роль в нашей психической жизни, но при этом в основном не успевают рефлексироваться, а причины их появления, их связи и последствия для других психических явлений плохо понимаются нами.
Итак, мое мышление – это скорее случайно, то есть независимо от моей воли, всплывающие в связи с основным образом или идеей (заданной мышлению темой) ассоциации, представляющие собой кратковременные невербальные образы, ощущения, их последовательности, понятия и вербальные конструкции. Вместе с тем среди множества этих невербальных и вербальных психических репрезентаций присутствуют те, которые жестко ассоциированы между собой и создают связные, то есть последовательные и стройные конструкции и модели окружающего мира и меня в нем – все то, что только и можно считать адекватным, целенаправленным и логическим мышлением.
Любые из возникающих репрезентаций могут сопровождаться эмоциями и побуждениями. «Основной образ» или вербальная идея (в виде образов и идей, сходных с первоначальными) с определенной периодичностью вновь всплывают в сознании, позволяя мышлению удерживать тему, подлежащую рассмотрению. Те «случайные и эскизные содержания», которые Н. Н. Ланге считает «суррогатами мышления», и есть часто единственное и самое что ни на есть естественное содержание моих мысленных процессов, так как мышления в форме возникающих, как в кино, образов или чего-то столь же однородного и последовательного, как текст романа, не бывает.
Немаловажную роль в появлении разных точек зрения на характер психических репрезентаций играют, по-видимому, не только теоретические представления разных исследователей, но и то обстоятельство, что у людей вообще существуют значительные индивидуальные различия в особенностях протекания их психических репрезентаций, о чем сообщают В. Х. Кандинский (2001), Ф. Гальтон (F. Galton, 1883) и другие авторы. Поэтому можно думать, что у одних людей в сознании возникают образы воспоминания и представления, не намного уступающие в своей яркости, устойчивости и детализированности образам восприятия, тогда как у других – стертые и неустойчивые образы, принципиально отличающиеся от образов восприятия. Кроме того, у одних индивидуумов в сознании могут преобладать невербальные образы, а у других – вербальные. Наконец, все мы в разной степени способны рефлексировать собственное психическое содержание. Все это не может не сказываться на наших представлениях о собственных психических репрезентациях.
В. фон Гумбольдт (2001) пишет:
…Если язык представлять в виде особого и объективировавшегося, самого по себе, мира, который человек создает из впечатлений, получаемых от внешней действительности, то слова образуют в этом мире отдельные предметы, отличающиеся индивидуальным характером также и в отношении формы [с. 90].
Э. Кассирер (2002) подчеркивает:
Слово – не обозначение или наименование, не духовный символ бытия, а само является его реальной частью [с. 51].
…слово с точки зрения физического субстрата – всего лишь дуновение воздуха: но в этом дуновении таится необычайная сила, воздействующая на динамику представления и мышления [с. 43].
Таким образом, звучащие слова, будучи «дуновениями воздуха», являются, с одной стороны, специфическими искусственными физическими объектами, представляющими собой такие же результаты человеческих действий, как, например: звуки кашля, чихания, смеха, звуки шагов, ударов кулаком в дверь и т. п. С другой стороны, эти искусственные объекты обладают особым символическим значением для людей, владеющих данным языком, то есть их образы вызывают появление в человеческом сознании более многоообразных, но и более ясных специфических ассоциаций, чем образы результатов большинства других перечисленных выше человеческих действий. Образы слов актуализируют в сознании людей, владеющих языком, психические конструкции, моделирующие обозначаемые соответствующими словами сущности.
Следует констатировать, что понятие слово четко не определено, поэтому неясно, что есть слово: физический объект – материальный «носитель» слова, психический образ этого объекта или значение этого образа. Термин «слово»[77] имеет множество значений: единица языка, языковой знак, минимальная свободная лингвистическая единица, единство звука и значения и др. Кроме того, плохо определено соотношение слова и соответствующего понятия. Тем не менее:
В слове различают его содержание (несколько типов значений) и внешнюю форму: определенную совокупность звуков (в устной слышимой речи), систему зрительно воспринимаемых знаков (в письменной речи) и артикуляционных образов (в произносимой речи) [Большой психологический словарь, 2004, с. 475].
Итак, слова по своей форме – это простейшие и, вероятно, древнейшие искусственные материальные объекты, легко создаваемые людьми, в том числе повторно, и столь же легко воспринимаемые ими. Главной чертой всех объектов, относимых к категории слово, является способность их образов актуализировать в сознании человека соответствующее каждому понятному слову его конвенциональное значение. Образ слова, получивший такое новое понятное человеку значение, превращается в его сознании в понятие. Для человека, не владеющего соответствующим языком, слово теряет свою главную функцию и становится лишь одним из множества окружающих искусственных объектов. Может быть, именно поэтому Б. де Куртене говорит, что:
…слова… представляют собой абстракции, которым прямо не соответствует во внешнем мире ничего непосредственно чувственного [цит. по: А. А. Леонтьев, 2001, с. 49].
В понятии слово при более внимательном его рассмотрении выявляется новая сторона. А именно: и звучащее слово «стул», и письменное (печатное) слово «стул», и даже дактильное слово «стул» обозначают один и тот же объект – стул, и мы привыкли к тому, что все эти разные формы слова «стул» есть не что иное, как одно и то же слово «стул». Однако аудиальное (звучащее) слово «стул» – совершенно иной физический объект по сравнению с письменным (печатным), например, или дактильным словом «стул». Все они не только воспринимаются человеком в разных модальностях и существуют в физической реальности разное время, но и реально являются разными объектами.
Тем не менее любые по модальности образы слова «стул», моделирующие эти совершенно разные физические объекты, ассоциируются между собой в рамках модели-репрезентации данного слова. В результате человеческая психика образует новый психический объект – слово «стул», как бы существующий одновременно в разных физических формах. Сам объект – стул – один, хотя он тоже репрезентируется человеку в разных модальностях: визуальной, тактильной, кинестетической и даже слуховой (в процессе действий со стулом). Объект же, которым, казалось бы, является слово «стул», на деле объединяет в себе несколько разных объектов.
Исторически первична устная форма слова – искусственный материальный объект, который можно отнести к группе звуковых объектов, представляющих собой воздушные колебания определенной частоты и продолжительности. В качестве слов могут выступать и другие искусственные материальные объекты: письменные, печатные или даже дактильные. Одни слова возникают и тут же исчезают, например звуковые. Другие, например письменные, могут сохраняться в течение тысячелетий. Ж. Бодрийяр (2006) замечает:
…они (слова. – Авт.) обладают собственной жизнью, и то, что они, следовательно, смертны, очевидно любому… [с. 9].
Человек еще в детстве научается с легкостью создавать слова, а также узнавать, распознавать и выделять любое слово своего языка среди множества прочих сходных объектов, даже когда они непрерывно следуют друг за другом в процессе, например, устной речи [Х. Шиффман, 2003, с. 601]. Образ слова (вербальный образ) имеет свое индивидуальное значение или личностный смысл (см.: А. Н. Леонтьев, 1983а; А. А. Леонтьев, 2001; Д. А. Леонтьев, 1999) для человека, владеющего данным языком. Вербальные образы, имеющие сходное, а главное, понятное для всех людей, знакомых с данным языком, значение, являются понятиями.
Вследствие того, что люди наделяют каждое из слов конвенциональным, или договорным, символическим значением, образы слов начинают означать нечто отличное от того, чем они являются в качестве физических предметов. Как поэтично говорит М. Мерло-Понти [1999, с. 180], слова – это «прозрачные оболочки смысла». Сьюзен Лангер (2000) пишет:
…короткие звуки (слова) являются идеальными передатчиками понятий, потому что они не дают нам ничего, кроме своего значения. В этом заключается причина «прозрачности» языка, на которую уже указывали некоторые ученые. Вокабулы сами по себе настолько не имеют никакой ценности, что мы вообще перестаем отдавать себе отчет в их физическом присутствии и начинаем осознавать только их коннотации, указывания на другие значения. По-видимому, наша концептуальная деятельность протекает при их посредстве, а не просто сопровождает их, как другие переживания, которые мы наделяем значениями [с. 70].
Данное обстоятельство позволяет людям обмениваться словами, заменяя слуховыми или зрительными образами слов другие, гораздо более сложные психические феномены, репрезентирующие такие объекты и сущности, которые невозможно непосредственно предъявлять друг другу во время коммуникации. Слово поэтому выступает как символический знак, заменитель и может использоваться не только вместо обозначаемого соответствующим понятием предмета, но и даже вместо обозначаемой словом абстрактной сущности, сконструированной человеческим сознанием. В. фон Гумбольдт (2001) пишет:
Слово действительно есть знак до той степени, до какой оно используется вместо вещи или понятия [с. 304].
Благодаря своей способности содействовать если не передаче, то по крайней мере актуализации в чужом сознании психического содержания, сходного с тем, которое передающий человек хочет донести до слушателя, образы слов и их значения со временем приобрели для развития сознания приоритетное значение. Они стали особой группой психических явлений и своего рода «строительным материалом» психики. В результате использования вербальных образов, имеющих символический смысл, у человека появилась возможность моделирования даже недоступной его восприятию реальности.
Рассмотрим ряд сущностей: 1) основной (для «здравого смысла») материальный предмет (А), например стул; 2) дополнительный материальный предмет (В) – звучащая форма слова «стул», создаваемая человеком и выступающая для него и других людей как аудиальный символический знак основного предмета; 3) дополнительный материальный предмет (С) – письменная форма слова «стул», создаваемая человеком и выступающая для него и других людей как письменный знак аудиального знака (В); 4) другие материальные предметы (D, E…), например тактильно воспринимаемая дактильная форма слова «стул» или звучащее слово другого языка – «cheir» и др.
Проблема разграничения этих предметов и их образов осложняется тем, что основным значением образа любого из них является для нас модель-репрезентация стула. При этом наше сознание имеет дело с образами разных предметов: 1) предмета (А) – стул; 2) предмета (В) – звучащее слово «стул»; 3) предмета (С) – письменное слово «стул»; 4) предметов (D, E…) и т. д. Устная, или акустическая, форма слова «стул» – это один предмет (В), а письменная форма слова «стул» – совсем другой предмет (С). Их образы восприятия – слуховой и зрительный – имеют по два значения. Первое раскрывает чувственную специфику перцептивного образа определенной модальности (слуховой или зрительной), которая специфична для каждого из этих физических предметов и уникальна. Вторым значением является модель-репрезентация означаемого предмета – стул (А). Однако второе значение образа восприятия слова является основным и всегда актуализируется им в первую очередь.
У взрослого человека образ восприятия основного означаемого объекта – стула (А) сам обычно актуализирует в сознании наряду с моделью-репрезентацией означаемого объекта модель-репрезентацию соответствующего слова, в первую очередь слуховые образы представления объекта (В), но нередко и визуальные образы представления объекта (С). При этом может включаться и моторная реакция, ответственная за воспроизведение (создание) соответствующего аудиального объекта (В).
Я рассматриваю здесь эти объекты-образы, чтобы показать сложные связи, существующие между разными формами слова и обозначаемого им объекта, а также чтобы обратить внимание читателя на сложную сущность самого слова. Каждое слово для человека представлено не одним объектом – звучащим словом «стул», например, а целым множеством сходных объектов – и аудиальных, и графических. Более того, человек никогда не имеет дела с одним и тем же искусственным объектом – словом «стул», а всякий раз создает или воспринимает новый объект, хотя и сходный с предыдущими, который актуализирует в его сознании значение, лишь субъективно ощущаемое им как одно и то же.
Чтобы стало понятно, о чем я говорю, давайте рассмотрим ваше имя. Вы уверены, что это одно слово, но представьте теперь, что его произносит ваша мать, ваш отец, ваш любимый человек, ребенок, ваш друг, ваш недоброжелатель, ваш учитель и т. д. Вы, без сомнения, согласитесь с тем, что каждый из перечисленных людей создает свой, уникальный искусственный аудиальный объект, который тем не менее является для вас и для окружающих вроде бы одним и тем же, строго определенным словом, так как имеет для всех сходное значение, обозначая вас. Множество разных слуховых образов этих разных объектов превращается для всех людей, владеющих его значением, в одно-единственное понятие – ваше имя.
Ф. де Соссюр (2006) замечает:
Когда мы слышим на публичном докладе постоянно повторяемое слово «господа!», то мы ощущаем, что каждый раз это то же самое выражение; а между тем вариации в произнесении и интонации его в разных оборотах речи представляют весьма существенные звуковые различия, столь же существенные, как и те, которые в других случаях служат для различения отдельных слов (ср. pomme «яблоко» и paume «ладонь», goutte «капля» и je goûte «пробую», fuir «убежать» и fouir «рыть», русские примеры: угол и уголь, копать и купать, страна и странно и т. д.). …Сознание тождества сохраняется, несмотря на то что и с семантической точки зрения нет полного тождества между одним употреблением слова «господа!» и другим… (ср. «принимать гостя» и «принимать участие», «цвет яблони» и «цвет аристократии» и т. д.) [с. 108–109].
Отмеченный Ф. де Соссюром факт объясняется тем, что всякий раз в чем-то отличающийся сенсорно слуховой или визуальный образ восприятия определенного слова всегда актуализирует в нашем сознании модель-репрезентацию обозначаемого этим словом объекта или же вербальную конструкцию, репрезентирующую обозначаемый словом объект, которые, собственно, и ответственны за субъективную тождественность для нас всякий раз разного образа данного слова.
Ф. де Соссюр (2006) продолжает:
Каждый раз, употребляя слово «господа!», я возобновляю его материю; это новый звуковой акт и новый акт психологический. Связь между двумя употреблениями одного и того же слова основана не на точном подобии смыслов, не на материальном тождестве, но на каких-то иных элементах, которые надо найти… [с. 110].
Этими «иными элементами» являются модель-репрезентация либо вербальная конструкция или даже смешанная психическая конструкция, выступающие в качестве значения данного слова. Звучащее слово – это, по сути дела, такой же материальный объект, как и стул, например, или раскат грома. Следовательно, в вашем сознании при повторном восприятии слова, например вашего имени, актуализируется его модель-репрезентация, как и при повторном восприятии любого другого объекта. Тогда правильнее будет сказать, что каждое понятие – это даже не единичный образ определенного слова, а модель-репрезентация соответствующего слова, ассоциированная с моделью-репрезентацией обозначаемого данным словом объекта. Что такое модель-репрезентация слова?
Модель-репрезентация слова, как и модель-репрезентация любого другого объекта, представляет собой множество образов воспоминания и представления этого объекта, а в данном случае еще и множество воспоминаний интероцептивных ощущений, связанных с созданием этого объекта, поступавших от структур, ответственных за вокализацию соответствующего слова.
Модель-репрезентация слова является «прямым» значением любого (слухового, зрительного, тактильного) образа данного слова. Однако слово – это не простой объект. Это объект-символ, обозначающий другой объект или иную сущность. И поэтому образ восприятия слова всякий раз актуализирует в сознании не столько даже модель-репрезентацию самого слова (его «прямое» значение), сколько модель-репрезентацию означаемого им основного объекта («дополнительное», но при этом «основное» значение слова).
Модель-репрезентация основного объекта выступает как символическое и более важное значение образа слова, поэтому понятие образуется только тогда, когда модель-репрезентация слова, обозначающего некую сущность, ассоциируется (включается) в модель-репрезентацию этой сущности (объекта, явления, свойства и т. д.). Понятие, следовательно, можно рассматривать как единую психическую конструкцию, состоящую из модели-репрезентации обозначаемой сущности и модели-репрезентации обозначающего ее слова. Эта психическая конструкция является также значением любого по модальности образа соответствующего слова.
Итак, слово, как и всякий другой объект, представлено в сознании собственной сенсорной моделью-репрезентацией, которая обеспечивает понимание человеком факта наличия и восприятия им слова как существующего вовне объекта, даже если слово не несет для человека никакого символического значения. Мы можем, например, видеть написанное слово чужого языка, слышать его, произносить и даже запомнить, а потом узнавать, не понимая его значения. По сути дела, такой объект и не является для нас тем, что мы привыкли считать словом, так как не имеет для нас символического значения. Мы просто знаем, что это слово для других людей, а потому и называем его так.
То обстоятельство, что модель-репрезентация слова – не фантазия, иллюстрирует следующее сообщение Б. М. Величковского (2006):
Браун и Макнилл давали испытуемым словарные определения редких слов. В тех случаях, когда испытуемые не могли назвать слово, но утверждали, что знают его и вот-вот вспомнят, их просили угадать число слогов, примерное звучание, положение ударения, отдельные буквы и т. д. Оказалось, что часто они оказывались в состоянии воспроизвести эту фрагментарную информацию об отдельных признаках слова [с. 113–114].
Данные эксперименты лишний раз подтверждают, что само слово даже без присущего ему символического значения представлено в сознании в форме особой модели-репрезентации данного физического объекта, включающей в себя в том числе визуальные образы его частей. При этом какие-то из них могут стираться из памяти, тогда как другие человек в состоянии вспомнить.
Образ слова, или вербальный образ, Большой толковый психологический словарь (2001) определяет так:
1. Перекодирование зрительного образа в вербальную форму. 2. Эхоическая память… [с. 123].
Вряд ли данное определение может нас устроить, поэтому я, за неимением лучшего, определил бы понятие вербальный образ как образ слова, представленный в сознании в разных модальностях: слуховой, зрительной, тактильной (у слепых) и даже кинестетической. Причем образ, понимаемый переживающим его человеком именно в качестве слова.
Р. Л. Солсо [1996, с. 326] пишет, что в основу модели опознания слов Мортон заложил логоген – гипотетическую конструкцию, суммирующую сенсорную информацию о воспринимаемом слове до тех пор, пока не будет достигнут некий критический порог, вызывающий ответ, соответствующий определенному классу стимулов. Логоген, по мнению автора, формируется из сенсорной информации разного вида: слуховой, зрительной или контекстуальной. Используется, например, опыт восприятий объектов, связанных со словом «стол»: чтения слова «стол», прослушивания звучания слова «стол» или появления слова «стол» в виде ассоциаций к слову «стул». Все эти образы будут суммироваться в логогене, относящемся к слову «стол». Мортоновский логоген очень напоминает то, что я называю моделью-репрезентацией слова.