Таблица 4. Соотношения значений объекта «медаль» и слова «медаль» со значением понятия «медаль
Образ объекта медаль имеет также «прямое» вербальное значение в виде вербальной конструкции, раскрывающей сущность этого объекта. Образ же слова «медаль» имеет уже два вербальных значения. «Прямое» в форме вербальной конструкции, раскрывающей сущность самого слова – особого искусственного объекта. Это значение является дополнительным. И значение в виде вербальной конструкции, раскрывающей уже сущность обозначаемого словом предмета, которое является основным и в первую очередь актуализируется в сознании этим словом. Понятие медаль имеет чувственное значение в виде модели-репрезентации объекта медаль, которая ассоциирована с моделью-репрезентацией слова «медаль» и вербальной конструкцией, раскрывающей сущность объекта медаль.
Слово, точнее, известное нам понятие может, имея чувственное значение, не иметь при этом вербального. Б. Рассел (2007), например, пишет:
«Мыслить» значение слова – значит вызывать образ того, что оно обозначает. …Для «понимания» слова вовсе не нужно, чтобы человек… был способен сказать: «Это слово обозначает то-то и то-то» (то есть чтобы он был способен воспроизвести вербальную конструкцию, являющуюся значением слова. – Авт.). Слово имеет значение более или менее нечетко; но значение должно обнаруживаться единственно наблюдением за его использованием… [с. 238].
Рассмотрим, например, значение понятия лев. Это понятие замещает, во-первых, собирательную модель-репрезентацию данного объекта – огромной, желто-коричневой, дурно пахнущей кошки, вызывающей страх и желание держаться от нее подальше. При этом у человека может быть и вербальное значение этого понятия в виде вербальной конструкции, например: опасный хищник, царь зверей. Следовательно, мы можем иметь два значения понятия: невербальное и вербальное, которые ассоциированы и представляют собой две разные стороны одного понятия. Более сложной мне представляется феноменология отвлеченных понятий.
Рассматривая в лингвистической плоскости проблему значения, У. Эко (2005), как и многие другие исследователи, предпочитает по возможности меньше опираться на чувственные образы, которые он называет «ментальными содержаниями выражений, странствующих в голове интерпретатора», но тем не менее пишет:
Среди интерпретантов слова [собака] – все изображения собак в энциклопедиях, книгах по зоологии и т. д., а также все комиксы, в которых это слово ассоциируется с соответствующим изображением (и наоборот). Среди интерпретантов военной команды «К ноге!» – и соответствующий сигнал трубы, и соответствующее поведение группы солдат [с. 330].
Это согласуется с моим утверждением о том, что модель-репрезентация объекта собака включает в себя не только множество образов конкретных собак, с которыми человек сталкивался в течение своей жизни, но и образы всех искусственных объектов, репрезентирующих собак, в том числе образы их многочисленных изображений и т. д.
У. Эко (2005) приводит некоторые возможные формы значений понятия и вербальной конструкции:
Семантическая теория может анализировать содержание выражения различными способами:
a) подыскивая эквивалентное выражение в другой семиотической субстанции (слово [собака] – изображение собаки) (вербальный образ замещается визуальными образами собаки. – Авт.);
б) подыскивая все эквивалентные выражения в той же семиотической системе (синонимия) (значением понятия собака является тогда понятие пес. – Авт.);
в) указывая на возможность взаимного перевода между разными кодами, относящимися к одной и той же семиотической субстанции (перевод с одного языка на другой);
г) заменяя данное выражение более аналитическим определением (значением понятия собака может являться тогда более абстрактная вербальная конструкция, например: хищное домашнее млекопитающее из семейства волчьих. – Авт.);
д) перечисляя все эмоциональные коннотации, привычно связываемые с данным выражением в данной культуре, и поэтому особым образом кодируемые (так, [лев] имеет коннотации [свирепость] и [лютость]) (применительно к собаке вспоминаются понятия преданность, послушание и т. д. – Авт.).
Но никакой семантический анализ не может быть полным, если он не анализирует словесные выражения посредством визуальных, предметных и поведенческих интерпретантов (и наоборот) [с. 330].
У. Эко, естественно, не может не упомянуть образы данного объекта, хотя и с оговорками (см. далее). Придерживаясь бихевиористских убеждений и рассматривая значение с лингвистических позиций, У. Эко безуспешно пытается обнаружить его в мире физических сущностей, так как «ментальные содержания» для него – что-то слишком умозрительное и абстрактное. Автор пытается во что бы то ни стало найти значение всех лингвистических выражений в чем-то «материальном», например в иных семиотических системах, иных семиотических субстанциях и т. д., даже значение тех лингвистических выражений, значение которых скрывается в пирсовском «неограниченном семиозисе». Однако нельзя обнаружить значение лингвистическими методами среди физических вещей, потому что оно является психической сущностью и не поддается в силу этого лингвистическому анализу.
Значение понятия – это ассоциированная с определенным вербальным образом (моделью-реперезентацией слова) устойчивая совокупность психических явлений, в том числе и других понятий. Оно может быть представлено не только чувственной моделью-репрезентацией или несколькими понятиями, связанными в объясняющую первое понятие вербальную психическую конструкцию – вербальное значение понятия, но и в виде другого понятия (синонима).
Границы значения понятий не являются жестко фиксированными. Значения понятий меняются со временем и у человека, и у целого народа, то есть в объективной психической реальности. У человека они могут меняться и в результате приобретения им нового личного опыта, и под действием объективной психической реальности. В объективной психической реальности значения одних понятий могут со временем уточняться (атом), размываться (душа), исчезать (эфир) либо оставаться почти прежними (вино). Это обусловлено естественным прогрессом науки и развитием языка. Ж. Деррида полагает, что не существует ничего, что можно назвать раз и навсегда или даже на какое-то конкретное время данным значением знака [цит. по: Дж. Пассмор, 2002, с. 39]. И это действительно так.
Значение многих понятий настолько обширно, что отдельные его элементы могут выступать в качестве самостоятельных, вполне достаточных, а часто и антагонистических по отношению к другим элементам. Так, например, значение понятия Сталин может быть выражено в виде многих противоречащих друг другу вербальных конструкций: Сталин – террорист и преступник; Сталин – великий вождь советского народа; Сталин – генералиссимус Красной Армии, победившей в Великой войне; Сталин – кровавый тиран и убийца; Сталин – генеральный секретарь коммунистической партии Советского Союза; Сталин – старый параноик, умирающий от инсульта и т. д. и т. п. Представленные самостоятельные значения достаточно адекватно раскрывают значение понятия, при этом они порой прямо противоположны друг другу.
Значение понятия может быть ясным и конкретным, а может быть изначально неопределенным, представляя собой аморфную психическую конструкцию, не лучшим образом моделирующую какой-то недоступный восприятию аспект реальности. Примером таких понятий являются, например, материя, энергия, энтропия, сила, работа и многие другие. Со временем их значения, вероятно, или будут уточнены в результате прояснения обозначаемых ими сущностей, или они перестанут использоваться и сохранят к себе лишь исторический интерес.
Наличие значений у понятий – реальный психический факт, обнаруживаемый даже экспериментально, например в «феномене Струпа», который, как мы уже обсуждали, заключается в том, что из-за несоответствия значения образа восприятия цветного изображения слова значению обозначаемого данным словом понятия возрастает время выполнения испытуемыми задания.
Значения не находятся во внешнем физическом мире, как порой полагают даже очень авторитетные авторы, такие как Г. Фреге (1997), Р. Карнап (2007), У. Эко (2004, 2005) и др. Г. Фреге (1997), например, пишет:
Значение собственного имени – это сама вещь, которую оно обозначает. Что же касается представления, связанного с данным именем, то оно абсолютно субъективно [с. 114].
Обсуждая работы Г. Фреге и Р. Карнапа, Х. Патнэм (1999), однако, замечает:
Даже если значения, как считают Фреге и Карнап, представляют собой «платоновские», а не «ментальные» сущности, усвоение этих сущностей, по-видимому, является психологическим состоянием в узком смысле… [с. 173].
Впрочем, сам Х. Патнэм (1999) считает, что:
…«значение» некоторого слова является функцией правил, управляющих его употреблением [с. 158].
С помощью достаточно сложных, но не очень убедительных утверждений он тоже пытается доказать, что:
…значения не находятся в уме! [С. 179.]
Однако большинство исследователей все же полагают, что значение существует в психике. В. В. Налимов (2007) приводит мнение, высказанное еще Дж. Локком:
…что слова обозначают только собственные идеи отдельных людей… очевидно из того, что слова часто не вызывают у других людей (даже говорящих на том же языке) тех идей, за знаки которых мы их принимаем. Каждый человек обладает такой неотъемлемой свободой обозначать словами какие угодно идеи, что никто не в силах заставить других при употреблении одинаковых с ним слов иметь те же самые идеи, что и он (с. 465) [с. 81].
Г. Фреге (1997) задает интересный вопрос:
Остается ли мысль одной и той же, если прежде ее высказывает один человек, а затем другой? Человек, не затронутый философией, осознает прежде всего те вещи, которые может видеть и осязать, одним словом, воспринимать с помощью чувств, такие как деревья, камни, дома, и он убежден, что и другой человек может точно так же видеть и осязать то же самое дерево, тот же самый камень, которые он сам видит и осязает. В разряд подобных объектов мысль, разумеется, не входит. Может ли она, несмотря на это, находиться в том же самом отношении к людям, что и дерево? [С. 33–34.]
Давайте рассмотрим, чем значение образа дерева отличается от значения слова «дерево» (вообще) и значения слова «дерево» в суждении «кедр – хвойное дерево». И Петр, и Павел никогда не видят дерево вообще. Они всегда видят конкретное дерево: этот дуб, тот кедр, эту сосну и т. д. Возникающие у них индивидуальные зрительные образы восприятия конкретного дерева различны, но этими различиями можно пренебречь и условно считать психические образы одного и того же дерева у разных людей феноменологически идентичными[142]. Однако то, что наш «здравый смысл» считает одним и тем же физическим объектом – конкретным деревом, например, не только моделируется в сознании разных людей разными чувственными образами, но последние еще и имеют при этом разное индивидуальное значение (разный личностный смысл).
Тем не менее разные индивидуальные чувственные значения образов восприятия одного и того же предмета, если последний прост, хорошо известен и понятен всем людям, тоже можно условно считать идентичными. Например, чувственные значения таких предметов, как ложка, стакан, вода, дерево и т. п. Конечно, чувственные значения даже и таких простых предметов у разных людей различаются. И все же они достаточно близки в силу общей биологии людей, общей физиологии их восприятия, общих потребностей и общих приемов использования этих предметов. Именно поэтому даже не владеющий еще речью ребенок обычно пытается наливать воду в стакан, а не в туфлю, ложкой зачерпывает кашу и берет ее в рот и т. д.
Другими словами, индивидуальное чувственное значение перцептивного образа того же предмета настолько похоже у разных людей, что его условно можно считать общим. Феноменологически таким общим (точнее, очень сходным) чувственным значением, например, образа восприятия предмета являются входящие в модель-репрезентацию предмета образы его воспоминания-представления и воспоминания-представления ощущений, связанных с ним, репрезентирующие в том числе варианты использования данного предмета людьми и способы их действий с ним. Например, образы использования воды, стакана, ложки и т. д. и вызываемые этими предметами ощущения. Усвоение общего абстрактного понятия, обозначающего в том числе данный предмет, сопровождается формированием собирательной модели-репрезентации множества сходных предметов, поэтому индивидуальные чувственные значения такого общего абстрактного понятия начинают различаться гораздо сильнее, чем значения конкретного понятия.
Слова, как уже обсуждалось, в отличие от прочих физических объектов имеют два чувственных значения: основное и второстепенное. Последнее различается у людей незначительно, а основное значение может различаться сильно. Так, слово «дерево», например, вызывает и у Петра, и у Павла актуализацию в сознании собирательной модели-репрезентации «дерева» (вообще), которая, однако, может у них различаться хотя бы потому, что прототипом понятия дерево для Петра является, например, ливанский кедр, а для Павла – олива. В. фон Гумбольдт (2001) говорит:
Никто не понимает слово в точности так, как другой, и это различие, пускай самое малое, пробегает, как круг по воде, через всю толщу языка [с. 84].
Контекст, в котором используется слово, конкретизирует значение соответствующего понятия. Так, значение понятия дерево в структуре вербальной конструкции кедр – хвойное дерево резко сужается, и его индивидуальные различия уменьшаются. Но они не исчезают совсем, так как прототипом понятия кедр для Петра может быть кедр ливанский, а для Павла – кедр сибирский. Поэтому, отвечая на вопрос Г. Фреге, можно сказать, что мысль кедр – хвойное дерево меняет свое значение, если после Павла ее рассматривает Петр, так как для одного речь может идти о сибирском кедре, а для другого – о ливанском. Еще более отчетливы различия даже в чувственных значениях понятий, обозначающих предметы, известные всем людям не так хорошо, как дерево.
Индивидуальные различия субъективных значений общего абстрактного понятия увеличиваются по мере приобретения субъектами разных вербальных знаний об обозначаемом понятием предмете. Так, например, трудно обнаружить у разных людей индивидуальные различия в субъективных значениях их визуальных образов китайского иероглифа, если они не знают китайского языка. В то же время индивидуальные вербальные значения иероглифа уже отчетливо различаются у людей, владеющих и не владеющих китайской письменностью.
Различия в чувственных значениях понятий усиливаются с увеличением степени абстрактности понятия. Например, один человек понимает значение фразы «вкусная еда» как жаркое из мяса, а другой – вегетарианец – как овощной салат. Тем не менее какие-то части этих разных субъективных значений настолько сходны, что люди способны понимать речь друг друга. На этом основании исследователи предположили, что можно говорить о наличии у разных людей, принадлежащих к одной культуре, общей части в субъективных значениях каждого понятия, то есть можно выделять общую для всех и индивидуальную части значения понятия. А. Н. Леонтьев [1983а, с. 237] предложил субъективное значение – «значение для меня» обозначать термином «личностный смысл», а общую для всех людей его часть – термином «значение».
Что же представляет собой феноменологически общее значение понятия, если оно есть, как полагают исследователи? Как мы уже обсуждали, чувственные значения понятия дерево имеют у Петра и Павла сходные элементы – похожие чувственные образы воспоминания-представления разной модальности. В случае понятий, обозначающих окружающие предметы, для всех людей, правильно пользующихся этими понятиями, именно чувственные значения составляют ядро того, что можно было бы назвать «общим значением понятия». В случае абстрактных понятий главную часть «общего значения» каждого из них составляет уже вербальное значение понятия.
Рассмотрим, например, «общее значение» понятия масса. Его вербальным значением у разных людей являются разные, хотя и похожие в чем-то вербальные конструкции: масса – это вес тела, масса – это сила, с которой тела притягиваются друг к другу, масса – это мера инерционных и гравитационных свойств материальной точки, масса – это сила, с которой тело давит на опору, масса – это мера количества материи (или энергии) тела и т. д. Все эти вербальные конструкции достаточно сильно различаются. Более того, не так уж и много людей способны выстроить вербальную конструкцию, являющуюся значением каждого абстрактного понятия, то есть вербализовать его значение. Почему же все-таки люди понимают друг друга?
Вероятно, они понимают друг друга потому, что индивидуальные значения слов все же достаточно близки у них, а кроме того, люди имеют навыки использования слов в определенных контекстах. Именно применение слов в структуре фраз и предложений обеспечивает существенное повышение точности понимания значения соответствующих понятий.
Необходимо отдавать себе отчет в том, что одинаковых психических явлений у разных людей нет. Следовательно, нет и не может быть общего значения одного понятия у двух людей, несмотря на то что об «общем значении понятия» много пишут в литературе. Есть только более или менее сходные индивидуальные значения понятий, и лишь это сходство позволяет людям понимать друг друга.
Таким образом, «общее значение понятия» – это лишь конструкция исследователей, а в сознании людей существуют только конкретные индивидуальные значения понятия, или их «личностные смыслы». Мне могут возразить, что общие значения понятий представлены, например, в словарях. Однако в последних значения понятий нет вовсе. Они существуют там лишь потенциально. В словарях есть лишь то, что называется в логике «определениями понятий», – материальные объекты (языковые конструкции) в виде специальных предложений и даже текстов. Причем в разных словарях предлагаются разные определения, но даже одно и то же определение, воспринятое разными людьми, актуализирует в каждом конкретном сознании различающиеся между собой индивидуальные смыслы. И все же индивидуальные значения понятий часто настолько сходны, что можно условно говорить об «общем значении» понятия, пренебрегая индивидуальными различиями значений, что делает возможным понимание людьми друг друга.
Кроме индивидуального и «общего значения» понятий, вслед за Л. С. Выготским (2005д) целесообразно различать «узкое» и «широкое» значения понятий. Первое рассматривают как устойчивый смысл, остающийся при использовании понятия в любых контекстах. Это значение понятия вне контекста, то есть вне любой вербальной конструкции, включающей в себя это понятие, своего рода «чистое общее значение» понятия. Второе – это конкретное значение, связанное с контекстом. Например, понятие лист имеет, видимо, следующее «узкое» вербальное значение: лист – объект, размеры поверхности которого во много сотен раз больше его толщины. То же понятие в разных вербальных конструкциях: лист растения, лист бумаги, лист металла и т. д. – имеет уже несколько иные значения.
Значение любого психического явления, а не только понятия, зависит от контекста – конкретной ситуации, репрезентируемой в сознании в данный момент, то есть от прочего психического содержания, связанного с данным психическим явлением. Так, даже значение такого простого, казалось бы, ощущения, как боль, вызываемого самоистязаниями религиозного фанатика, и значение того же ощущения (боль), вызванного у него же иными причинами, могут сильно различаться. Происходящее вокруг мы понимаем строго определенным образом потому, что в сознании в норме всегда присутствует глобальная целостная модель-репрезентация реальности, включающая в себя множество психических конструкций, формирующая контекст для любого возникающего психического содержания. Контекст – это общая структура психического содержания сознания на текущий момент.
Вернемся ненадолго к концептуализации и разному влиянию языков на понимание мира. В. фон Гумбольдт (2001) указывает, что:
…слова разных языков, даже обозначая в целом одинаковые понятия, все-таки никогда не бывают в подлинном смысле синонимами… Но подлинная сфера разнообразия в смысловой наполненности слов – обозначение интеллектуальных понятий. Здесь редкое слово выражает то же понятие, что и слово в другом языке, без того или иного очень заметного отличия. …Каждый самостоятельный писатель непроизвольно дополняет или изменяет значение слов, потому что не может не передать свою индивидуальность языку, на котором пишет, а язык предлагает ему выражения, вызванные в свое время иными потребностями [с. 181].
Таким образом, слова разных языков, которые традиционно принято рассматривать как аналоги, имеют, оказывается, сильно различающиеся значения. У. Эко (2004) приводит, например, интересную таблицу значений сходных слов в разных европейских языках, демонстрирующую несовпадение их значений (табл. 5). Он пишет:
…французское слово arbre охватывает тот же спектр значений, что и немецкое Baum, в то время как французское же слово bois соответствует итальянским legno и bosco одновременно, тогда как на долю foret приходится значение «более густого лесного массива». Напротив, немецкое слово Holz значит legno, но не bosco и подводит значения bosco и foresta под общее наименование Wald [с. 78].
Таблица 5. Границы совпадения значений сходных слов в разных европейских языках
Видимо, смысловые различия слов, которые часто представляются нам эквивалентными, гораздо существеннее, чем мы привыкли думать.