bannerbannerbanner
полная версияТёмный легион

Сергей Александрович Арьков
Тёмный легион

Полная версия

Он дошел до прилично выглядевшего забора, над которым возвышалась крыша дома. Толкнув ногой калитку, Владик заглянул во двор. Там никого не оказалось. Программист просочился внутрь, и долго стоял, вновь прислушиваясь и разглядывая все темные углы. Под сенью виноградника ему почудился какой-то силуэт, и Владик едва не отдал богу душу от ужаса, пока не понял, что это не более чем игра света и тени.

Дом выглядел неплохо, двери и окна были на месте. Осторожно ступая по хрустящим под снегом сухим листьям, Владик подкрался к крыльцу. Входная дверь была слегка приоткрыта, сквозь щель в прихожую намело немного снега. Тот лежал ровным слоем, и никаких следов, человеческих либо звериных, на нем не было. То же самое касалось и крыльца. Разумеется, это ни о чем не говорило, ведь мертвецам не надо каждый день выходить из дому по разным, присущим живым людям, нуждам. Они запросто могут хоть месяц, хоть два, стоять себе внутри, привалившись к стене, и выжидать. Владик сам такое видел, когда они с Центом и Машкой влезли в отделение полиции в поисках оружия и боеприпасов. Там, в изоляторе, как раз и был такой мертвец. К тому времени прошло уже четыре месяца с момента зомби-апокалипсиса, а этот фрукт и не думал разлагаться, хотя определенные перемены в нем все же произошли. И, тем не менее, надежда на то, что зомби сгниют естественным путем за два-три месяца, не оправдалась. Мертвецы со временем лишь слегка усыхали, их кожа приобретала темно-коричневый оттенок, вытекали глазные яблоки, зато в движениях появлялась какая-то хищная стремительность. Нынешние зомби были куда опаснее тех, что бродили по улицам городов в самом начале конца света. Они уже двигались довольно быстро, а неделю назад Владик своими глазами видел бегущего мертвеца. Напрашивался леденящий душу вывод, что эти твари как-то учатся и осваивают новые навыки.

На самом деле, о природе зомби было известно очень мало. Члены Последнего ордена, перед тем как их всех убил Цент, рассказывали, будто мертвецов оживляют навьи, что вселяются в их тела. Владик плохо представлял себе, что такое навьи, но тот факт, что эти существа прибыли из мира мертвых по приказу Кощея, уже характеризовал их с резко отрицательной стороны. Вполне возможно, что эти навьи постепенно осваиваются в новом для себя мире, и, чего доброго, со дня на день зомби начнут демонстрировать наличие разума. Вот тогда действительно наступит конец всему живому. Тогда не устоят даже такие железобетонные субъекты, как Цент. А уж о нем самом и говорить нечего – слопают в первый же день.

Владик постарался прогнать от себя кошмарные думы. Незачем дополнительно накручивать себя, и так мочевой пузырь готов взорваться, даром что Владик опорожнил его перед входом в деревню. Повинуясь не столько порыву отваги, сколько насущной необходимости, программист поднялся по скрипучим ступеням крыльца и легонько толкнул входную дверь. За ней открылась прихожая. Там стоял старый стол, холодильник времен индустриализации, на вбитых в стену гвоздях висела какая-то одежда. Дверь, ведущая в прочие помещения дома, была закрыта.

Войдя внутрь, Владик прикрыл за собой входную дверь и сгоряча запер ее на засов. Впрочем, уже через секунду он понял свою ошибку, и отпер единственный выход. Так уж сложилось, что самым эффективным боевым приемом в его небогатом арсенале было паническое бегство, и не стоило блокировать самому себе пути к отступлению.

Снаружи еще было относительно светло, но в доме, не смотря на распахнутые ставни, царил мрак. Повинуясь какому-то инстинктивному чутью, Владик пошарил по карманам висящей на гвоздях одежды, и едва не вскрикнул от радости, когда вытащил наружу небольшой светодиодный фонарик. Новой радостью оказалась новость, что тот находится в исправном состоянии. Яркий луч света ударил в глаза так мощно, что Владик на мгновение ослеп. Теперь бы еще какое-нибудь оружие, и, возможно, тогда у него перестанут так яростно трястись коленки и стучать зубы.

Тяжелую булаву он поставил в угол – с ней особо не разбегаешься, а сам осторожно приоткрыл дверь, ведущую в жилые помещения. Луч фонаря выхватил из полумрака стол, заваленный грязной посудой, старый рукомойник, две сорокалитровые алюминиевые фляги и бок печки. Запах в доме стоял неприятный, но это была не трупная вонь, которую неизбежно распространяли вокруг себя зомби. Набравшись храбрости, Владик открыл дверь шире и просочился внутрь.

Домик оказался маленьким, разделенным печкой и фанерной перегородкой на две неравные части. Малая часть, как понял Владик, исполняла роль кухни, большая была одновременно и залом, и спальней и столовой. Свободного пространства в ней было очень мало, поскольку большую часть территории занимала архаичная мебель. Продавленный тушей владельца диван раскинулся так вольготно, что сразу становилось ясно – это сердце избы, ее центр и сосредоточие. У левой от входа стены возвышался древний шкаф, куда Владик заглянул, дабы убедиться, что внутри не притаился зомби. Оказалось, что ничего, кроме одежды, внутри нет. Владик, однако, этому ничуть не огорчился. Напротив, он быстро порылся в ассортименте, вытащил какое-то странное черное пальто и надел его на себя. И только после этого понял, что пальто на самом деле является флотской шинелью со споротыми шевронами и знаками отличия. Она была пыльная, странно пахла и рассчитывалась на человека, значительно превышающего программиста габаритами, но Владик не обратил на это никакого внимания. Наконец-то на нем оказалась одежда, которая действительно грела, а не только прикрывала срам.

У противоположной от шкафа стены, на тумбочке, разместился покрытый слоем пыли телевизор. Рядом с ним стояла большая корзина, внутри которой обнаружилось несвежее белье. Владик наугад вытащил что-то, и этим чем-то оказались женские трусы кружевного фасона.

Убедившись, что внутри безопасно, Владик, набравшись нечеловеческого мужества, выскочил наружу и запер все ставни. Для надежности он не просто сцепил их крючками, но и зафиксировал найденной в прихожей алюминиевой проволокой. К тому моменту снаружи уже стояла ночь. Владик старался все делать быстро, но и на совесть, потому что теперь он был один, и полагаться приходилось лишь на себя. В случае чего, его не защитит Цент, не оборонит Машка. Теперь все сам.

Вернувшись в дом, он запер входную дверь, и дверь, ведущую в прихожую, после чего бросился к печке. Ноги в кедах замерзли так, что он не чувствовал пальцев, да и все остальное тело пребывало в состоянии, близком к обморожению. Никогда прежде Владику не приходилось топить печь (один раз в компьютерной игре что-то такое было, но там все делалось одним кликом мышки), но он сразу понял, что лишь в ней его спасение. Если он не сумеет освоить эту исконную русскую процедуру, то околеет этой ночью в любом случае, в доме или снаружи, потому что температура и там и там была одинаковая – убийственно низкая.

Освоить печку с наскока не удалось. Когда Владик напихал внутрь мятых газет и поджег топливо, то вместо живительного огня в избу повалил едкий удушливый дым. Владик закашлялся, но не запаниковал, и успел потушить прежде, чем атмосфера в доме стала непригодной для жизни. Затем примерно полчаса у него ушло на то, чтобы понять принцип работы печи и обнаружить проблему – оказалось, что дымовая труба перекрыта металлической заслонкой. Выдвинув ее, программист попытал счастье повторно, но в этот раз не стал пихать полную топку бумаги, положил лишь пару листиков. Огонь разгорелся, дым вначале опять полез в избу, но затем нашел другой, более подходящий для себя путь. У Владика из глаз брызнули слезы радости. Он стал быстро подкармливать огонь бумагой, с ликованием чувствуя, как к пальцам рук возвращается чувствительность. Затем быстро прошелся по дому, нашел старый табурет, разломал его, по возможности без шума, и отправил в топку получившиеся дрова.

– Господи! Хорошо-то как! – всхлипывал страдалец, протягивая ладони к огню.

Работа согревала, а недостатка в ней не ощущалось. Примерно час Владик заготавливал дрова, переломав половину мебели. В процессе им были сделаны разные интересные находки. Так в одном шкафу на условной кухне он обнаружил связку парафиновых свечей. Теперь можно было выключить фонарь, две свечи давали достаточно света, а третью Владик держал в руке, ведя свои исследования. Печка, охотно пожирающая домашний интерьер, уже слегка нагрелась. Покинутый людьми дом, то того стоящий будто мертвым, начал заново пробуждаться к жизни. Владик с возрастающей радостью понял, что не умрет. А он-то думал, что стоит ему оказаться в одиночестве, без Цента и Машки, как тут же сгинет на месте. Оказалось, что выживать одному не так уж и сложно. Он нашел себе убежище, сумел согреть его. И ведь это только начало самостоятельности.

Надежда отыскать в доме колоссальные запасы консервов не оправдалась. Все, что он нашел, это соль, какие-то специи и пакет с макаронами. Последняя находка воодушевила. В прошлой жизни, еще до Армагеддона, Владик макароны не жаловал, но теперь он готов был съесть их хоть целое ведро.

Вода в алюминиевых флягах ожидаемо оказалась тухлой, так что пришлось совершить еще одну вылазку наружу и набрать в кастрюлю снега. Ее Владик поставил на печь, которая к тому времени уже разогрелась настолько, что в шинели стало жарко. Снег быстро превратился в воду, Владик посолил ее и стал с нетерпением ждать. Макароны ему прежде готовить не доводилось, но он знал, что те надлежит бросать в кипящую воду, после чего, помешивая, варить до тех пор, пока те не размякнут настолько, что их уже можно будет съесть.

Спустя полчаса Владик с наслаждением уплетал макароны, щедро сдобренные солью и перцем. В избе было тепло, даже ступни ног оттаяли настолько, что к ним вернулась чувствительность. Владик жадно ел, время от времени воровато косясь по сторонам, будто боялся, что у него попытаются силой отнять порцию. За этот условный рефлекс следовало сердечно поблагодарить одного недочеловека. Ведь сколько раз такое было: найдет Владик случайно какую-нибудь еду, и только начнет ее потреблять, как Цент вот он, появляется будто из-под земли, и давай в садизме упражняться. Притом, если Владик пытался сжевать брикет быстрорастворимой лапши или черствый сухарь, все ограничивалось подзатыльником и лицемерной проповедью о вреде чревоугодия, а вот если страдальцу выпадало счастье добыть тушенку или шоколад, изверг запросто мог дать волю кулакам. Один раз вообще был страшный случай. Владику тогда посчастливилось невероятно – нашел герметично запаянную в полиэтилен палку сервелата. Умом понимал, что сильно рискует, но голодомор сделал его буквально одержимым едой. Не смог с собой совладать, набросился, пошел грызть колбасу вместе с полиэтиленом. И ведь почти успел, оставалось всего сантиметра четыре умять, когда появился терзатель. Ох, что там было! И напрасно Владик думал, что если что-то съел, то уже не отнимут. Отнял! Все отнял, изверг жестокий! Весь сервелат обратно вытряхнул, и, похоже, даже кое-что сверху.

 

Владик вздрогнул, стоило ему вспомнить о Центе. Полгода в компании этого демона сильно пошатнули его душевное здоровье. Психика являла собой одну сплошную травму, ночами снились исключительно кошмары, да и реальность была им под стать. Только теперь, уплетая макароны в теплой избе, Владик осознал, как был несчастен последние шесть месяцев, и сколь большой ошибкой с его стороны было считать, что одному в этом мире ему будет хуже, чем вместе с Центом.

Заглотив полную тарелку макарон (на пережевывание пищи время не тратил, вот еще!), Владик почувствовал себя крайне непривычно. Живот раздуло, сытость неприятной тяжестью навалилась на едва не атрофировавшиеся от безработицы кишки. Охая, и чувствуя, что погорячился, Владик прилег на пыльный диван. Какое-то время в утробе происходило нечто зловещее, доносились весьма грозные звуки, будто там, внутри, пробудился некий монстр. Владик даже стал опасаться, что у него там злой инопланетянин-людоед, но все обошлось. Если внутри и сидел инопланетянин, он удовлетворился макаронами.

Спустя полчаса боль в животе улеглась, и Владик понял, что организм успешно усвоил пищу. Программист поднялся на ноги, подбросил дровишек в печку и заварил себе чая. В заварке и сахаре недостатка не было, набитый в чайник снег очень скоро закипел на печи. Поскольку последние полгода Цент не позволял страдальцу съесть ничего, слаще горчицы, Владик, извергу назло, насыпал в чашку восемь столовых ложек сахара. С некоторым трудом размешав его в кипятке, он выпил напиток залпом, и тут же сообразил себе добавку. Таким манером усидел четыре чашки – уж больно соскучился.

После чаепития Владик почувствовал ужасную слабость. Разморенный теплом и сытостью, утомленный и психически травмированный, он более всего сейчас нуждался в долгом крепком сне. Цент ведь, собака лютая, и поспать ему толком не давал, постоянно будил разными изуверскими способами: то водой обольет, то ногой наступит, то в ухо заорет диким криком. После еды сон был первейшим лекарством для истерзанной души. Владик чувствовал, что завтра он проснется другим человеком, более решительным, независимым, не нуждающимся ни в чьей опеке. Но это завтра, а сейчас его веки неумолимо смыкались, и он всерьез опасался, что если срочно не устроится на диване, то рухнет прямо на пол. И все же он нашел в себе силы еще раз проверить засовы на дверях, а так же притащил из прихожей, и поставил возле дивана неподъемную булаву. Нет, ну надо же было подобрать ему настолько неподходящее оружие. Хотя бы меч, как у Машки, его он хотя бы мог держать в руках, притом без риска нажить грыжу. Удивляться тут, кончено, было нечему. Выбирал ведь Цент, а у этого талант к садизму от бога. Изверг сам как-то хвастался, что завистники ему однажды все паяльники переломали, так он одним ржавым гвоздиком так жадного коммерсанта попытал, что тот не только все номера своих счетов назвал, но и покаялся, в каком возрасте начал заниматься онанизмом, и что проделывал в своих фантазиях с учительницей истории – в подробностях.

Убедившись, что все входы в избушку надежно заблокированы, Владик сунул в печь остатки дров, а сам рухнул на диван и захрапел еще в полете. Невероятно, но впервые за полгода он спал спокойно, вообще без сновидений. А ведь обычно ему снилась всякая чернуха: Цент, разрывающий пасть порядку и стабильности, Машка, отдающаяся нескольким зомби сразу, или же вовсе бесконечные колонны марширующих паяльников под русский шансон о волках и зоне.

Сон Владика был подобен сну младенца в хорошем подгузнике. Не исключено, что ему приснилось бы что-нибудь хорошее, например, его прошлая жизнь, такая счастливая и безопасная. Или же он мог бы стать героем одной из своих любимых игр, могущественным магом или отважным воином, что прочесывает локацию за локацией, копит опыт, улучшает навыки и вообще ведет полную смысла и драйва жизнь. Ну, или там про Машку что-нибудь. Владик не отказался бы заняться сексом хотя бы во сне. Но в какой-то момент безмятежный младенческий сон вдруг оборвался. Владик открыл глаза, и обнаружил, что лежит на чем-то мягком в полной темноте. В первое мгновение он не мог вспомнить, где он, что с ним, и куда подевались спутники. Затем память восстановила события минувшего дня. Спутники бросили его и сбежали, он остался один, сам по себе.

Дрова давно прогорели, воздух в избе стал прохладным. Владик не знал, сколько сейчас времени, но судя по тому, что сквозь щели в ставнях внутрь не пробивался свет, снаружи еще была ночь. Макароны, съеденные на ужин, за минувшее с трапезы время успели пройти тернистым желудочно-кишечным путем и теперь все настойчивее намекали на свое желание обрести свободу. Владик вначале решил, что это-то его и разбудило, но затем понял, что дело в чем-то другом. За время зомби-апокалипсиса, когда постоянно приходилось жить в страхе и ждать нападения в любую секунду, примитивное звериное чутье на неприятности резко обострилось. У Цента и Машки оно было развито сильнее, до того, что к ним даже спящим невозможно было подкрасться незаметно, но и Владик не лаптем щи хлебал. Ничем другим, правда, тоже не хлебал, ибо до щей его просто не допускали на том основании, что те, жирные, наваристые и вкусные, могут подорвать его здоровье. В отличие от лука – вот лук, это да, это сама жизненная сила природного происхождения. Но даже чувства программиста, терзаемого отвратительной едой и постоянными издевательствами, обострились до предела. Например, он мог почти физически ощутить на себя чужой взгляд, особенно взгляд недобрый. Раньше, до конца света, тоже случались аналогичные ощущения, но они были ложными, и являлись побочным эффектом просмотра темной ночью фильмов ужасов. Тоже казалось, что кто-то смотрит из угла или зловеще выглядывает из-за шторы. Но в том-то и дело, что тогда просто казалось, а теперь Владик точно мог понять, что да, смотрят, и смотрят отнюдь не из праздного любопытства, но с гастрономическим интересом.

Так вот, прислушавшись к своим ощущениям, Владик с нарастающей тревогой понял, что разбудил его вовсе не переполненный кишечник, а внутренний сигнал тревоги. Что-то было не так. И хотя умом он понимал, что двери надежно заперты, а сквозь окна не пробиться, не наделав при этом шума, все равно сердце было не на месте.

Не желая оставаться в темноте, Владик нашарил на столике перед диваном коробок спичек и зажег две новые свечи, поскольку старые успели полностью прогореть, пока он спал. Когда огонь рассеял тьму, стало чуть легче. Владик осмотрел свое убежище, и убедился в том, что и так было очевидно – никого, кроме него, тут не было, ни живого, ни мертвого.

В чайнике еще оставалась вода. Владик доломал все, что можно было сломать, и вновь растопил печь. Хотелось выпить большую кружку горячего, крепкого и сладкого чая. Ему понадобится заряд бодрости, потому что грядет не просто очередной день в мире, кишащем зомби. Его ждет первый день самостоятельности. Владик не планировал сегодня же покинуть деревню, потому что не очень-то и представлял себе, куда ему теперь идти. Везде было одно и то же – обезлюдивший мир, безмолвные памятники рухнувшей цивилизации и толпы мертвецов. Здесь же, в деревне, было относительно безопасно. Вокруг еще много домов, в которых наверняка найдется еда и подходящая ему теплая одежда. Без валенок и теплой куртки идти куда-то в такой холод это форменное самоубийство. Да и вообще, нужно основательно подготовиться, найти оружие, собрать припасы в дорогу. Ну и еще понять для себя, а куда, собственно, ему идти.

Загрузив в печку дрова, Владик вновь присел на диван. В этой хате было уютно, тихо и безопасно. Если бы иметь солидный запас консервов, он бы остался тут зимовать – место ничем не хуже любого другого, а то и лучше. Что ж, можно пошарить по соседним домам, авось ему улыбнется удача обнаружить склад продовольствия на случай так и не случившейся ядерной войны. Тогда и идти куда-то через снег и мороз не придется.

План был неплох, но у него имелось одно слабое место: Владик не знал, есть ли в деревне зомби, и если есть, то сколько их. С двумя-тремя мертвецами поодиночке он, пожалуй, справится, но не с целым войском. Впрочем, будь здесь много трупов, он бы наткнулся на них, когда подыскивал дом для ночлега.

Владик стал придумывать, как лучше бороться с мертвецами. Богатырскую палицу в качестве оружия он даже не рассматривал, еще надорваться не хватало, размахивая этой тяжестью. Гораздо больше ему подошел бы топор на длинной рукоятке, а еще лучше, канистра бензина и спички. Зомби, даже расчлененные, продолжают сохранять активность, но вот огонь действует безотказно.

Мог ли в деревне быть бензин? Вполне. Владик загорелся этой идеей. Все-таки он не чувствовал в себе готовности разносить людям, пусть и мертвым, головы топором, отсекать конечности, дробить позвоночник. А вот облить бензином и бросить спичку…. Ну, да, не по-рыцарски как-то, но с другой стороны, какое там к черту рыцарство, когда имеешь дело с ожившими мертвецами?

План в голове сложился четкий и гладкий, и никаких трудностей, как это обычно и бывает на уровне планирования, Владик не видел. Бензин, спички, горящие мертвецы, и вот он уже единственный жилец на всю деревню. Новый шериф так расхрабрился, что едва не бросился притворять свой замысел в жизнь сиюминутно, но вовремя вспомнил, что на улице еще темно.

Печка разогревалась медленно, Владик, чтобы не тратить времени даром, порылся в вещах прежних хозяев. В основном попадалась женская одежда, но в одной из коробок, пыльной и старой, он нашел зимние мужские ботинки, тяжелые, не новые, но зато теплые. Так же стал счастливым обладателем вязаных носков и свитера, явно женского, но зато толстого, с высокой шеей, и удобного. Вкупе с шинелью и найденной им шапкой-ушанкой, можно было сказать, что для суровых погодных условий он экипирован неплохо. Сложив обновку возле дивана, Владик подбросил дров в печь и снова лег. Свечи в целях экономии потушил, а сам остался в темноте. Лежал, слушал, как потрескивают дрова в печи, а сам думал разные думы. И вовсе не суицидальные думы, как раньше, при Центе, а светлые, связанные с надеждой на лучшее. Владик понял, что хочет жить, и будет жить. А Цент пусть катится ко всем чертям, и Машку с собой прихватит.

Владик начал фантазировать, как освоится в новом мире, станет невероятно крутым, сколотит себе лихую банду из бывших программистов и геймеров, а потом встретит Цента и жестоко отомстит ему за все хорошее, но тут до его слуха донесся какой-то звук. Это не был треск дров в печи. Хуже того, этот звук зародился где-то внутри дома. Он был похож на скрип деревянной ступени под чьей-то ногой. Владик, резко вспотев, какое-то время панически прислушивался, а затем его рука медленно потянулась к спичечному коробку на столике. И тут звук повторился вновь. Отпали последние сомнения в его реальности. Звук был настоящим, и его источник, соответственно, тоже. Притом списать все на мышку или еще какую-нибудь безопасную мелочь не удалось, потому что так шуметь могла только мышка размером с дога.

Владика охватил дикий ужас, вызванный не только этими звуками, но и непониманием их природы. Он ведь хорошо осмотрел всю избу. Кроме него здесь точно никого не было.

С пятой попытки он зажег спичку и перенес огонек на фитиль свечи. В тот же миг послышался жуткий скрежет и треск. Он несся из кухни, откуда-то из-за печки. Владик от страха намочил диван. Тут бы вскочить на ноги, схватить палицу и приготовиться к бою, ну или просто вскочить на ноги и бежать прочь, но программиста сковал паралич. То, что лезло к нему, не являлось человеком, ни живым, ни мертвым. Это было что-то другое, что-то неизвестное и явно кошмарное. Владик тут же вспомнил Кощея, которого Цент вначале довел до белого каления, а потом завалил камнями. Древний бог явно не испытывал теплых чувств ни к извергу, ни к его друзьям. Будь у Владика возможность, он бы объяснил Кощею, что Центу он не друг, но вряд ли монстр станет вникать в эти мелкие подробности. Что, если это он сам и пришел мстить одному из своих обидчиков? Или прислал кого-нибудь, сделать за себя всю грязную работу? А работенка и впрямь намечалась грязная – под напором ужаса Владик не удержал в себе макароны.

 

Тут раздался жуткий хрип, плавно перешедший в рычание. Такие звуки издавали зомби. Чуть живой от страха, Владик увидел, что из кухни в зал входит нечто. Это был мертвец. Женщина-мертвец. Она остановилась в дверях, подняла голову, и когда грязные волосы сползли с ее лица, Владик увидел на месте глаз два жутких черных провала.

Рот мертвеца приоткрылся, обнажив два ряда гнилых зубов. Из него прозвучал рык, каковым можно было напугать до икоты даже медведя, и кошмарная тварь пошла прямо на Владика, выставив вперед руки со скрюченными пальцами.

Нервы храбреца сдали. Ступор неожиданно прекратился, обретшее подвижность тело лягнуло ногой стол, опрокинуло его, и упавшая на пол свеча погасла.

Сбылся худший кошмар Владика. Он оказался один на один с зомби, в крошечном замкнутом пространстве, да еще и в полной темноте. В такой жуткой ситуации программист счел разумным сделать только одно – завизжать так громко, как только мог.

Где-то совсем рядом раздалось зловещее рычание, затем что-то коснулось его, и Владик понял, что это пальцы, мертвые и холодные. От страха у страдальца помутился рассудок, и он жалобным голосом стал упрашивать зомби не кушать его. А когда вторая рука мертвеца ухватила его за волосы и повлекла к себе с нечеловеческой силой, Владик понял – это конец.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28  29  30 
Рейтинг@Mail.ru