– Мы отведем, отведем, – стали уверять его бойцы.
– Немедленно! – срывая голос, завопил Владик. – Это вопрос жизни и смерти. Быстро меня ведите, иначе все пропало.
Владику даже не пришлось напрягать актерские способности, поскольку говорил он, в сущности, совершенно искренне. Медлить и впрямь не стоило. В любую секунду сюда мог пожаловать Цент.
До Цитадели его довезли на машине, притом в наручниках. Владик клялся, что никуда не убежит, на что ему сообщили, что верят на слово, а его активность ограничена исключительно для его же собственной безопасности.
– Не дай бог сам себя поранишь, – пояснил один из бойцов. – Мы же знаем, что каждая капля твоей крови на вес золота.
Снова зашла речь о его крови, и Владик побледнел. Надежда на то, что ему позволят благополучно уйти после изложения руководству Цитадели послания Легиона, таяла на глазах.
– Хорошие у тебя друзья, – заговорил тот же боец. – Мне бы таких.
– Друзья? – вздрогнул Владик, в первую секунду подумав о Легионе. Других друзей в этом несчастном мире у него не осталось. Раньше-то много было, только и успевал, что новых людей в друзья добавлять, а теперь уж нет никого, все сгинули.
– Ну да, друзья. Особенно тот, здоровый лось. Он тут просто места себе не находил, когда ты пропал. Всех на уши поднял. Это было так трогательно. Нечасто встретишь такую заботу даже о родных, а вы ведь с ним чужие люди. С такими друзьями и родня не нужна.
Тут Владик сообразил, что речь идет о Центе, и его заколотило с новой силой. А сам про себя твердил как молитву – только бы успеть убраться прочь прежде, чем воротится изверг.
Когда его ввели в ворота крепости, навстречу кинулась целая толпа людей. Бойцы встали цепью, дабы не дать напирающей массе добраться до Владика, а люди тянули к нему руки и говорили что-то о его крови. У страдальца душа ушла ниже пяток. А тут еще какая-то страшная баба прорвалась сквозь оцепление и кинулась к нему с вязальной спицей в одной руке, и трехлитровой банкой в другой. К счастью, ее успели перехватить прежде, чем она приступила к отбору крови. Бледный Владик трясся от ужаса, баба, вырываясь из рук бойцов, визгливо кричала:
– Что уж его беречь-то? У меня там муж где-то бродит, два месяца назад обратился. Сыщу, вылечу, ворочу в семью. Мне и нужно-то пару капель.
При этом она размахивала спицей как кинжалом, а на прорыв уже шли новые жаждущие крови. И все говорили об одном и том же. Что у них там, за стенами, кто-то из родных или друзей, и надо-то им всего-то три капельки. Ну, пусть пять, от Владика, дескать, не убудет.
– Люди! Народ-то дурят! – вдруг заорал какой-то грязный и щетинистый мужик. – Сколько будем терпеть? Всю жизнь с нами, как со скотиной, обращались, и даже теперь, когда появился шанс близких наших вылечить, не хотят того позволить. Не дадим себя больше дурить!
– Правильно! – взревел кто-то, вторя чумазому провокатору. – Возьмем каждый столько крови, сколько нужно. И нечего нам мешать. Мы тут все равны. Все право имеем.
Но когда подстрекаемый горлопанами народ пошел на решительный приступ, имея желание добраться до Владика и поживиться его кровушкой, один из бойцов опроверг слова последнего крикуна. Грянула автоматная очередь, пока что в воздух, и толпе вдруг одномоментно стало понятно, что равенством тут и не пахнет.
– Назад! – рявкнул боец, направляя ствол в толпу. – Вы что, совсем ополоумели? Вам же сказали, что лекарство еще приготовить надо. Кровь не лекарство, кровь, это то, из чего лекарство делается.
Толпа застыла, и как-то в одночасье утратила весь свой задор. Люди начали расходиться, пожимая плечами и что-то бормоча. Однако Владик успел перехватить брошенный на него взгляд бабы со спицей и банкой, и оный взгляд отнюдь ничего хорошего ему не сулил. Программист понял, что оставаться в Цитадели ему нельзя. Особенно на ночь. Интуиция подсказывала, что во тьме кромешной за ним могут прийти.
– Идем скорее, пока они успокоились, – сказал один из бойцов, толкая Владика в спину.
Владик торопливо зашагал в сторону штабного контейнера. Боец был прав – люди вовсе не оставили своих кровожадных планов на его счет. Время от времени он ловил на себе столь многообещающие взгляды, что мочевой пузырь скручивало дикими спазмами. Но особенно худо стало тогда, когда он увидел двух молодых людей, худого и толстого. Оба выглядели так, будто побывали в застенках гестапо, потом в подвалах лубянки, а потом еще где-то, и там им тоже наваляли. Они стояли и смотрели на ведомого под конвоем Владика, а когда заметили, что он обратил на них внимание, сделали страшное. Тощий указал на программиста пальцем, а затем провел себе ладонью по горлу. Толстый слегка вытащил руку из кармана, и показал Владику заточку. Страдалец чуть на ровном месте не оступился. Этих ребят он решительно не знал, ничего плохого им не сделал. За что же они так его ненавидят?
– Эй, я все вижу! – рыкнул на парочку один из бойцов. Толстый и тощий после этих слов поспешно ретировались.
– Кто они такие? – пропищал Владик.
– Эти-то? Да наши золотари.
Страдалец тут же вспомнил рассказ Алисы о программистах, ставших золотарями. Похоже, это и были они. Но тогда и вовсе непонятно, откуда у них такая ненависть к своему брату по разуму?
– За что они меня так? – всхлипнул Владик. – Остальные ладно, но они-то за что?
– Ну, просто твой друг провел с ними излишне интенсивную беседу. С чего-то думал, они знают, где ты скрываешься. Они кричали…. Блин, как вспомню, так мурашки по коже. А твой друг продолжал беседу и приговаривал, что это все из-за тебя. Неудивительно, что они зло затаили. Твой друг одному из них всю мошонку пассатижами отдавил до лазурной синевы, а второму…. Нет, не буду рассказывать. Ел недавно.
Ну, вот все и выяснилось. Изверг из девяностых выместил всю злобу на беззащитных программистах, и теперь эти программисты винили в пережитых страданиях не своего мучителя, но Владика. Как же он их понимал. Сам ведь столько всего вытерпел от Цента, что хоть садись и пиши десятитомную жалобную книгу из цикла «Хождение по мукам». В иной ситуации он бы мог подружиться с этими ребятами, у них ведь так много общего: они все программисты, все любят компьютерные игры, всех их терзал Цент. Но теперь ни о какой дружбе не могло быть и речи. Клятый изверг настроил против него даже собратьев программистов.
В штабном контейнере все уже были оповещены о поимке Владика. Его ждали. Здесь был Батя и все командиры поисковых групп. Ему, естественно, начали задавать какие-то вопросы, опять что-то про кровь, но Владик, возвысив голос, попросил слова.
– У меня для вас важное послание, – произнес он в воцарившейся гробовой тишине. – Я знаю, как положить конец зомби-апокалипсису.
Никто не проронил ни слова, только Батя коротко предложил:
– Говори.
И Владик заговорил. Так заговорил, как никогда в жизни. Обычно он стеснялся выступать на публику, даже в школе краснел, когда вызывали к доске отвечать урок. Начинал запинаться, мяться, а когда бездушные одноклассники принимались ржать над ним, мог вовсе расплакаться и убежать. Но в этот раз все было иначе. Владик говорил так, будто его подменили. Будто кто-то другой, решительный и уверенный в себе, говорил его устами. Он не испытывал ни страха, ни стеснения, и речь его лилась подобно могучей реке. И столько силы и уверенности было в ней, что никто не осмелился перебить оратора, даже когда тот коснулся самой сути вопроса, а именно – поставок человеческого материала для Легиона. Все слушали Владика как завороженные, а тот, все больше входя во вкус, яркими красками расписывал им картины грядущей эпохи порядка и стабильности, будто победа над зомби уже решеное дело. А когда он замолчал, то слушатели, потрясенные силой его убеждения и ораторским искусством от бога, разразились дружными аплодисментами и живо на все согласились.
– Ну, говори же! – повысив голос, повторил Батя.
Владик удивленно моргнул, и понял, что так и стоит столбом посреди штаба, а зажигательная речь в собственном исполнении ему только привиделась.
– Если тебе нечего сказать, то не отнимай наше время, – проворчал начальник Цитадели.
– Есть, – выдавил из себя Владик. – Сейчас я скажу. Только, пожалуйста, вы меня до конца дослушайте, не перебивайте и не бейте. В общем, дело такое….
Цент полагал, что скотомогильник окажется небольшой по площади рощицей, которую они прочешут минут за пять. В реальности же перед ними предстал дремучий лес, окутанный тишиной и поглощенный смертью. Даже деревья здесь были столь пугающей формы, будто она отражала впитанную ими из недр земных темную энергию. Перекрученные стволы, страшные, похожие на лапы, ветви, и все это под соусом из бабкиных страшилок. Никакой храбрости не напасешься. Цент-то сам держался молодцом, стараясь не поддаваться жуткой атмосфере места, а вот спутники трусили так, что хоть нос зажимай. Да еще взялись сами себя накручивать, шепотом пересказывая какие-то пионерские байки на тему чертовщины. Андрей поведал о том, что слышал еще до зомби-апокалипсиса про одну мертвую деревню с ярко выраженными аномальными свойствами негативного характера. Дескать, страсти там творились такие, что уму непостижимо. Днем и то жутко – ставни скрипят, двери хлопают, чуется, что смотрит кто-то на тебя взглядом плотоядным. А уж ночью начиналось чисто светопреставление. И вот как-то отправились туда двое юношей и две девушки, дабы разведать неизведанное и познать непознанное. Ушли они в те края, и пропали. Потом, спустя неделю, родня забила тревогу, отправили в деревню спасателей да полицию. Те обыскали всю округу, и в погребе нашли одного из храбрых исследователей. Был он весь седой, говорить ничего не говорил, только мычал и глаза пучил. Вытащили его наружу, отмыли, еще раз отмыли, и стали расспрашивать. Но ничего-то он им не сказал, ибо лишился рассудка от страха великого. Так его прямым ходом в сумасшедший дом и свезли.
– Как страшно жить, – прошептала Машка, качая головой. – Повсюду сверхъестественные силы.
– Не вижу доказательств, – проворчал Цент. – При чем тут сверхъестественное? Поехали четверо в заброшенную деревню. Не с пустыми руками, надо думать, поехали. Перепились, в лучшем-то случае, а то и усугубили чем-нибудь наркотическим – молодежь нынче всякую дрянь жрет. Вот у них чердаки и зашатались.
– Но куда же, в таком случае, делись остальные трое? – спросил Андрей.
– Могли броситься в лес, угодить в болото и утонуть. Болото, это дело такое, там с концами занырнешь. А этот, последний, полез в погреб, потому что подумал, что там классно, упал, ударился головой и стал дураком. В общем, слава богу, все хорошо кончилось, потому что с галлюциногенными грибами недалеко и до беды. Меня вот как-то угостили, так повидал я ужасов. Был там, среди прочих, один демон, страшнее не накрашенной Анфиски раз в тридцать, а это, сажу я вам, не каждому демону дано.
– Кто такая Анфиса? – заинтересовалась Алиса.
– Не спрашивайте меня о ней! – решительно мотнул головой Цент, которому воспоминания о своей бывшей сожительнице, в силу крайне удачного стечения обстоятельств павшей жертвой зомби-апокалипсиса, доставляли почти физические страдания. Стоило вспомнить, сколько ужасных лет провел под каблуком у бывшей проститутки, так самооценка с грохотом ссыпалась в бездонную пропасть.
Затем Алиса стала рассказывать страшилку про перевал Бакланова, где тоже произошло нечто, выходящее за грань здравого смысла. Цент, прущий сквозь сугробы первым, хотел пресечь поток мракобесия, который мало того, что действовал на нервы, так еще и оскорблял его чувства верующего, но тут случилось нечто, что заставило его пересмотреть планы на будущее. Потому что, подняв взгляд, Цент увидел прямо перед собой мертвеца. Тот стоял столбом, по колено в снегу, и таращился куда-то в пустоту. От неожиданности Цент шарахнулся назад, потерял равновесие и уселся в сугроб. Соратники тоже заметили зомби, и отреагировали с отрадным профессионализмом – дружно вскинули стволы, готовясь попотчевать несвежего гражданина свинцовым ассорти.
– Стойте! – громким шепотом приказал им Цент, с трудом извлекая ягодицы из сугроба. – Не стрелять!
Мертвец стоял на месте, не двигался и, судя по всему, не видел людей прямо перед собой. Держа в одной руке костяное копье, а в другой шашку, Цент осторожно приблизился к нему. Теперь их разделяло всего метра полтора. Медленно подняв руку, Цент нежно толкнул мертвеца кончиком сабли в грудь. Вурдалак слегка качнулся, недовольно рыкнул, повел головой из стороны в сторону, будто принюхиваясь, и вновь застыл столбом.
– Он нас не видит! – прошептала Машка.
– И не слышит, – добавил Андрей.
– Работает бабкино колдовство! – обрадовался Цент, щупая костяные бусы. Теперь даже стало стыдно, что сразу не поверил пенсионерке, посчитав оную обыкновенной шарлатанкой. Решил так – если все завершится удачно, то есть сам не погибнет, и Владика отловит, обязательно пришлет ей кого-нибудь, чтобы дров накололи.
– А что, если это ловушка? – предположила Алиса. – Давайте убьем его.
– Нет, не надо, – возразил Цент. – Тогда злой колдун точно узнает, что мы здесь. Обойдем сторонкой, и пусть его стоит. Наша цель – Владик. Не забывайте об этом.
Застывшего столбом мертвеца обошли большим кругом. Тот, по всем признакам, не замечал живых людей возле себя, но Центу все равно было неуютно поворачиваться спиной к тухлому перцу. Он, как и Алиса, тоже подумал о ловушке. А еще о том, что бабка могла быть в сговоре с некромантом. Ну и Владик, ясное дело, с ними заодно. Что еще ждать от программиста?
Прямо за мертвецом обнаружилась тропа, широкая и качественно протоптанная. Именно протоптанная, то есть кто-то, не щадя ног своих и времени своего, прокладывал эту магистраль, вместо того, чтобы взять лопату и просто прокопать дорожку. Живые люди, даже очень скудные умом, не стали бы так делать хотя бы из элементарной лени. Оставался единственный вывод – тропу проторили зомби. И поработали они на совесть. Дорожка получилась достаточно широкой, так что двое могли разойтись на ней без лишних маневров и втягивания животов, а снег был утоптан до твердости асфальта. Тропа приходила из леса и в лес же уходила, где надо огибая встающие на пути деревья.
– Это что, сделали зомби? – спросила Машка, осторожно, не без опаски, ступая на тропу.
Цент оглянулся на мертвеца, что продолжал стоять и смотреть в пустоту, и на ум ему пришла аналогия с часовым, что бдительно несет свою вахту, терпя холод, голод и прочие лишения. Мертвецы строят дороги, выставляют часовых – это уже что-то запредельное. Мало того, все еще хуже. Дороги они строят качественно, караул несут исправно и трезвые. Кто же научил их всем этим европейским гадостям? Похоже, бабка сказала правду, и тут действительно обитает некий колдун, названный Машкой некромантом.
– Я предлагаю вернуться и вызвать подкрепление, – прошептала Алиса, не выпуская караульного зомби из виду. Цент ее понимал – ему тоже было неуютно поворачиваться к мертвецу спиной. А вот предложение вызвать подмогу пришлось отвергнуть, хотя в иной ситуации и сам бы так поступил.
– У нас колдовские бусы, мы ели заговоренную дохлятину, – напомнил он. – Зомби нас не видят. А если подтянется гвардия, их тут же заметят. Кто знает, сколько тут мертвяков засело? Еще, чего доброго, подведем всю дружину под монастырь. Нет уж, решили идти, так идем. Пока все хорошо.
Хорошего, на самом деле, было мало. Цент не боялся обычных зомби по вполне объективным причинам – те были тупы, не организованы и при известной доле осторожности опасности не представляли. Но вот мертвецы, подчиненные некому разумному существу, это совсем другое дело. От таких субъектов можно ожидать любой пакости, и тут хоть в три слоя обвешайся колдовскими амулетами, а душа все равно не на месте.
Но Цент не подал виду, что встревожен. Вождь должен вдохновлять дружину личным примером, демонстрировать бесстрашие и полную невозмутимость, иначе можно забыть об уважении и субординации. Ну и о личном авторитете тоже следует помнить. Раз покажешь себя трусом, потом вовек не отмоешься от позора.
– Идем дальше, но глядите в оба, – сказал Цент. – Не забывайте, что мы находимся в логове нехристей.
– Утроба монстра, – прошептала впечатлительная Машка.
После этих слов из утробы Цента прозвучало грозное урчание. Похоже, девушка была права, и там действительно обитал какой-то монстр повышенной ненасытности. Цент только недавно покормил утробного зверя тушенкой, а тот опять голоден и зол.
Они пошли по тропе сквозь лес, зорко высматривая врагов и Владика. Но ни тех, ни другого, не было видно. Цент оглянулся назад, но оставленный за спиной зомби продолжал стоять на месте, никак не реагируя на вторжение чужаков. Добро бы и его дружки тоже не увидели заглянувшую в гости компанию, а то тропинку перекрыть плевое дело, а по глубокому снегу не больно-то от них и убежишь. Цент тряхнул головой, прогоняя мысли о засаде и подвохе. Найти бы Владика да успеть его умучить, а уж после и помереть не страшно.
Спустя пять минут вновь наткнулись на мертвецов. В этот раз тех была целая компания – восемь голов. Зомби шли по тропе строем, прямо навстречу, притом двигались так быстро и целеустремленно, что Цент сгоряча решил – они обнаружены. Слава богу, хватило хладнокровия не броситься в бой и удержать от этого соратников. Все четверо спешно сошли с тропы, давая дорогу мертвецам, и те бодро протопали мимо, даже не глянув на живых людей.
– Не почуяли, – выдохнул Цент, когда тухлый отряд скрылся из виду. – Работает колдовство.
Остальные участники разведывательно-спасательной операции радоваться не спешили. Мало того, что влезли в самое логово зла, так еще дико пугали зомби, ведущие себя крайне нетипично. Но Цент был настроен решительно. Уверовав в силу деревенской магии, он вернулся на тропу и зашагал как у себя дома, даже стал насвистывать под нос блатной мотивчик. Теперь, невидимый для мертвецов, он чувствовал себя почти богом.
Им попадались еще мертвецы, по одному и группами. Цент вначале сходил с тропы, пропуская зомби, а затем решил, что много тухлым чести, и, эксперимента ради, попер напролом. Навстречу как раз двигался небольшой сплоченный коллектив, состоящий из трех граждан несвежего качества. Стараясь не слышать громкий шепот соратников, умоляющих его не испытывать судьбу, Цент расправил плечи, и мощно врезался в строй дохляков. Зомби понять ничего не успели, как оказались в сугробе, а Цент, остановившись, стал выжидать, что будет дальше. Оказалось – ничего интересного. Мертвецы поднялись на ноги и, как ни в чем не бывало, пошли дальше своей дорогой. Как только они удалились, трусоватые соратники набросились на героя с необоснованной критикой.
– Ты с ума сошел? – громким шепотом выпытывала Алиса. – Жить надоело?
– Спокойно, – попытался остудить накал страстей Цент. – Все хорошо, никто не пострадал.
– А могли бы.
– Вот как пострадаешь, так и предъявляй. И вообще, что вы все шепчите? Они нас не видят и не слышат. Расслабьтесь.
Вскоре их догнали два мертвеца, груженые лопатами и ломами. Цент пропустил их, после чего поспешил следом, желая выяснить, куда зомби тащат шанцевый инструмент. Соратники едва поспевали за ним, умоляя прекратить преследование и заняться поисками Владика. Цент отмахнулся от советчиков. Впервые, кажется, за последнее время, беглый программист опустился в его списке приоритетов на второе место, уступив пальму первенства загадочной деятельности мертвецов. Что-то тухлые затевали, и вряд ли что-то хорошее. Цент понял, что должен это выяснить, ну и по возможности пресечь. Мир зомби-апокалипсиса ему нравился, и он не желал, чтобы какие-то некроманты вносили в него изменения.
Впереди показался просвет между деревьями, и одновременно с этим до слуха отряда разведчиков донеслись многочисленные и вполне знакомые звуки. Судя по ним, там кипела работа. Стучали молотки, ломы глухо ударялись в землю. Не хватало только человеческих голосов, что, впрочем, было объяснимо – зомби не из болтливых. А когда отважные герои подобрались ближе и смогли разглядеть источник шума, то даже непробиваемого Цента пробрало так, что захотелось немедленно вернуться к автомобилю, домчаться до Цитадели, запереться там и никогда не выходить наружу.
Прямо посреди леса огромным черным пятном разверзся котлован. Он был метров пятьдесят диаметром, и глубиной все десять. И в нем, как в гигантской чаше, опарышами копошились мертвецы. Их были сотни. И каждый из зомби, будто деталь гигантского механизма, четко и упорно выполнял свою работу. Та была нехитрой, и заключалась в рытье земли. Мертвецы орудовали инструментами, использовали ломы, кирки и лопаты. Комья мерзлого грунта наваливались в носилки, которые затем подхватывались другими мертвецами и выносились за пределы котлована. Цент не увидел отвала, из чего заключил, что выбранную землю зомби таскают довольно далеко от места раскопок. Именно таскают, а не возят, к примеру, на тачках, что было бы и проще, и легче. Но тут, похоже, царствовала иная логика. Живой человек всегда ищет способ сделать много, потрудившись при этом мало, поскольку здоровье не казенное и силы не бесконечные. Если пахать с полной самоотдачей, на разрыв жил и на разлом сфинктера, долго не протянешь, да и никто тебя за такое ударничество не похвалит. То есть, встречаются и среди людей паталогические стахановцы, уверенные, что точно смогут заработать все деньги на свете, а выходные вообще для слабаков, вот только кончают они плохо – к сорока годам эти яростные труженики превращаются в насквозь больных развалин, а то и обретают инвалидность. Все заработанные деньги, что не были спущены на ипотеку, харчи и тряпки для жены, тратятся на заведомо безрезультатное лечение обретенных на производстве болезней. Потом деньги кончаются, а болезни нет. Дальше долги, нищета, импотенция…. В общем, труд, это такое дело, что лучше им не злоупотреблять.
Цент давно это понял, еще в юности. Как-то вот однажды для себя решил, что труд не для него, и всю жизнь строго придерживался этого правила. Примеров того, что избранный им путь верен, было предостаточно перед глазами. От одного вида честных пахарей, несчастных бедолаг с сорванными спинами, переломанным костями, навек увядшим мужским началом, бросало в дрожь. Всякий раз наблюдая ударника, из которого упорный самоотверженный труд за два десятка лет выжал все жизненные силы, оставив только немощную тушку и букет диагнозов, Цент переполнялся гордостью, ибо оказался, как выяснилось, мудрее многих. Он-то сразу понял – труд бесполезен. Труд унизителен. Труд превращает человека в обезьяну. Единственный способ сохранить здоровье и силы до преклонного возраста, это всячески сторониться физического труда. Он так всегда и поступал, и тем преуспел в жизни. В девяностые жил, будто в раю, потом, стиснув зубы, перетерпел жуткие времена порядка и стабильности, и вот снова на коне. А был бы он какой-нибудь строитель или токарь, давно бы уже помер, если не от профессиональных болезней, то от осознания собственного ничтожества.
Так вот, Цент труд не любил (то есть он его любил, но на расстоянии, как хороший чиновник высокого полета любит родину из Лондона), но все же иногда ему доводилось наблюдать за тем, как работают другие. И даже носители самых тяжелых форм трудолюбия не могли похвастать такой самоотверженной и слаженной деятельностью, как толпа мертвецов. Цент наблюдал за ними уже минут десять, и все эти десять минут один зомби, высокий, тощий, с оторванной нижней челюстью, безостановочно, как автомат, долбил землю ломом. Второй, стоя на коленях, руками отгребал в сторону комья мерзлой земли. При этом лом уже минимум дважды угодил ему по рукам, продырявив шкуру и попортив мяско. Будь на месте мертвеца живой труженик, любая из этих травм затормозила бы весь рабочий процесс. Пострадавший субъект стал бы дико орать, все бы бросили инструменты и сбежались глазеть на подранка, и в итоге производственный процесс оказался бы сорванным. Да еще и работодатель мог быть ввергнут в убыток, окажись покалеченный работяга трудоустроенным официально. В общем, один неосторожный удар ломом по руке, и, как результат, целая катастрофа.
Мертвецы в этом плане были намного лучше. Они не чувствовали боли и не замечали даже такие травмы, которые неминуемо отправили бы на тот свет живого человека. Они не отдыхали, не перекуривали, не чесали языки. В гробовом молчании они могли трудиться на одной и той же скорости сутками напролет. Им не нужна еда, им не нужен свет, им не нужна одежда. Холод, слякоть – кадавры не простынут и не уйдут на больничный. Ну и не стоит забывать самый главный плюс – покойникам за их труды не надо было платить денег.
Пока Алиса, Машка и Андрей с ужасом разглядывали копошащихся в яме мертвецов, и шепотом обменивались между собой впечатлениями, Цент, наблюдая за протухшими ударниками, крепко призадумался. Прежде он воспринимал зомби только как ходячие декорации, и уделял им внимание только когда хотел помахать шашкой. Но сейчас ему открылось иное. Как оказалось, покойниками можно управлять, принуждая оных к совместным и довольно сложным действиям. Злой колдун в силу умственной ограниченности не придумал ничего лучшего, кроме как заставить зомби рыть яму. О, сколь примитивный и жалкий ум! Сколь убогая фантазия! Сколь ничтожные амбиции! То ли дело Цент, который сразу понял, как бы он распорядился войском мертвых. План в голове сложился так быстро, что даже затылок нагрелся. Это не какая-то братва, состоящая из смертных быков, которых надо постоянно дрессировать, воспитывать и держать в страхе, это неудержимая и неодолимая сила. Имей он под своим началом тысяч пять мертвого воинства, сможет легко рулить хоть всем миром. И, что самое главное, всеми оставшимися в нем живыми людьми.
Воображение Цента тут же ловко подсунуло ему восхитительную картину возможного будущего, где он предстал императором Центом Первым и Последним. Многочисленные слуги исполняли его малейший каприз, многочисленные наложницы дарили неземные ласки. Прочее человечество, которое рабы и лохи поголовно, самоотверженно трудилось на благо повелителя, выращивая овощи и фрукты для его стола, разводя скот, чтобы пил он молоко, а ел мясо и яйца, варило для него вкусное пиво и гнало божественный самогон. Дабы никто не отлынивал от своих обязанностей и не жрал бессовестно господские харчи, за рабами присматривали послушные владыке зомби, жестоко карая за непослушание и вероломные попытки покуситься на котлеты. Мертвецы бдительно несли службу, запуганные лохи трудились и не вякали, а он, Цент, наконец-то жил той жизнью, которую всегда заслуживал. В своем роскошном дворце он только и делал, что пил, ел да развратничал, и пусть бросит камень тот, кто не хотел бы аналогичной участи. Ну а в качестве развлечения (от котлет, пива и румяных девок тоже нужно отдыхать) при себе император Цент держал любимого шута Владика. Вот так, бывало, навернет тарелку жареного мяса, опорожнит бочонок пива, хлопнет рабыню по упругой попке, и ну очкарика терзать. И тогда разносятся по дворцу истошные крики программиста, а вместе с ними восторженный хохот истязателя. И просит Владик пощады, и клянется, что больше так не будет, а Цент его еще сильнее мучает и хохочет, мучает и хохочет…. И так на душе у него хорошо и светло, будто вышел в чисто поле, обнял березку, и соловьиной трелью заслушался.
– Да, вот это вот оно конечно бы да, – несколько бессвязно подытожил свои фантазии Цент. – Вот так-то оно, конечно, оно бы так-то.
– Что? – спросила Алиса, повернувшись к мечтателю.
– Говорю, не выйдет из очкарика шута. Что это за шут будет? Не шут, а одно название. Перед людьми меня осрамит.
– Ты вообще о чем?
– Да так, помыслил вслух. Ну, что, насмотрелись на бесовщину? Пошли Владика искать.
– А как же все это? – удивился Андрей. – Ты посмотри на них! Это же…. Да я глазам не верю. Такого просто не может быть.
– Мир устроен сложнее, чем ты думал, – просветил паренька многоопытный рэкетир. – Я тоже когда-то считал, что чудовищ не бывает, но однажды утром узрел Анфису без макияжа. Видишь седину на моих висках? Она там неспроста образовалась. До сих пор удивляюсь, как еще к логопеду ходить не пришлось, потому что….
Цент осекся, ибо его бесцельно блуждающий взгляд натолкнулся на нечто воистину невероятное. В первое мгновение решил, что померещилось с устатку, но после того, как трижды моргнул, потер глаза и безжалостно ущипнул себя за мягкое местечко, понял, что ошибся. Это была реальность. И она оказалась не только суровой, но и страшной до непроизвольной дефекации.
По соседнему краю котлована двигалось нечто огромное. Это был какой-то немыслимый монстр метров трех высотой, неимоверно толстый, весь обвитый проволокой и цепями. Он медленно переставлял короткие ноги, а пальцы рук, каждый размером с батон вареной колбасы, едва не касались земли. Голову было не разглядеть, ее скрывал металлический шлем. В этот шлем, при желании, можно было бы запихнуть намыленного Владика. Поместился бы весь с вероятностью восемьдесят процентов. А если отрубить очкарику ногу для уменьшения общего размера тела, то и все сто.
– Это что такое? – выдохнула Алиса. – Вы это видите?
Машка и Андрей неотрывно наблюдали за исполинским монстром, и не находили слов. Да что там они, даже Цент не нашел, что сказать, потому что был до смерти напуган. Он как-то сразу понял, что против такого великана будет мало всей его крутости, даже подкрепленной шашкой, битой и дробовиком. Это существо было не от мира сего. Оно не являлось человеком, не являлось зверем. Оно либо вылезло из самых глубин преисподней, либо было сотворено чьей-то недоброй волей. Цент сразу понял, на кого грешить. Некромант. И одновременно с этим пониманием, смекнул еще кое-что – он, похоже, изрядно недооценил злого колдуна. Ведь сотворить такое из мертвой плоти и железа это совсем не то же самое, что заставить плодотворно трудиться сотню зомби.
– Нужно уходить, – сказал Андрей, не сводя глаз с великана. Голос у него дрогнул.
Цент едва не согласился с парнем. Исполин внушал какой-то первобытный ужас, будто пробудилась генетическая память о встречах далеких предков с дылдами парантропами. Последних, конечно, вырезали под корень, но ведь далеко не сразу. Наверняка и тупиковый подвид человека записал на свой счет немало победных очков в нелегкой борьбе за выживание. Справлялись, поди, на первых порах, за счет силы и размера. Отлавливали более мелких людей, рвали на куски, как собаки рвут отловленного стаей кота. Вот и этот гигант наверняка успеет оборвать немало жизней, прежде чем кто-нибудь додумается, как эффективно бороться с этаким паровозом.