Сергей Александрович Арьков
Стражи Ирия
Цент, поразмыслив, ответил:
– Нет, ночью не полезем. Дождемся рассвета.
Владик шумно выдохнул. Он дико боялся мертвецов при свете дня, но в ночной тьме боялся их в сто раз сильнее.
– Но как мы сумеем пробиться сквозь такую толпу мертвецов? – спросил он.
– Придумаем что-нибудь, не парься, – посоветовал Цент. – Лучше постарайся поспать. Тебе ведь известно, что утро вечера мудренее.
Осчастливив слугу народной мудростью, Цент рухнул на гудрон, свернулся калачиком и вновь захрапел. Ни холод ночи, ни замогильный вой чудовищ, не мешали ему. А вот несчастный Владик до самого рассвета не сомкнул глаз. Ему все время чудилось, что из темноты к нему подбирается какое-то немыслимое злобное существо, тянет когтистые руки, жаждет схватить и утащить во мрак. Вой мертвецов, монотонный, жуткий, шурупом вкручивался в мозг. Владик возжелал оглохнуть, лишь бы больше не слышать его.
Рассвет Владик встретил со слезами радости на лице. Как только небо на востоке осветилось зарей, зомби прекратили тянуть свою кошмарную песню, и на мертвый мир пала долгожданная тишина. Впрочем, радоваться пока было нечему. Наступивший день не сулил ничего хорошего. Они все так же сидели на крыше, и Владик не видел ни единой возможности покинуть ее.
Часа через два после рассвета изволил пробудиться князь. Сладко потягиваясь, он прошелся по крыше, изучил оперативную обстановку вокруг дома, и тут же грянул гениальной идеей.
– Нужно перебраться в нижнюю квартиру, – сказал он. – Можно вон там, через балкон.
– Я не смогу! – быстро выпалил Владик, который был уверен, что именно его жестокосердный князь заставит осуществлять этот дерзновенный замысел. И не то чтобы задумка Цента была неосуществима, вполне возможно, что человек с подходящей подготовкой и надлежащей физической формой сумел бы сделать это. Но про себя Владик знал точно – он явно не тот человек. Он неминуемо сорвется и упадет на землю. Если ему крупно повезет, то разобьется насмерть сразу, если же удача отвернется от него, придется быть съеденным заживо. А это, как подсказывала Владику интуиция, будет чертовски больно.
– Очкарик, что за разговор? – рассердился на него князь. – Я что, зря вчера остался без ужина? Быть съеденным ты не хочешь, заниматься самоубийственным альпинизмом не желаешь. К твоему сведению – меня уже порядком утомили твои капризы. Дождешься, возьмусь за ремень. Перетяну им твою ногу выше бедра, все, что ниже, обглодаю, остальное оставлю про запас.
– Но это невозможно! – слезоточа, заверил Владик. – Там даже держаться не за что.
– Значит, проявим смекалку. Свяжем веревку из одежды. Из твоей. Мне, потому что, заголяться не солидно. Все же князь благородный, а не землекоп отстойный.
– А если веревка порвется? – пискнул программист.
– Очкарик, не печаль меня! – рыкнул самодержец. – Ты что же, предлагаешь на этой крыше остаток жизни провести? Ну, тебе-то хорошо, ты быстро отмучаешься. Съем я тебя не сегодня – завтра. А мне, значит, лютой смертью погибать? Хватит плакать. Раздевайся. Будем веревку вязать. И молись, чтобы тряпья хватило. В противном случае, придется использовать твою кожу.
Напрасно Владик надеялся, что удастся сохранить хотя бы штаны. Чудо, что трусы остались при нем, хотя Цент и к ним присматривался с немалым интересом. Веревку вязал сам князь, не доверив это ответственное дело криворукому слуге. Та получилась вроде бы и прочной, но слишком короткой.
– Что поделать? – пожал плечами Цент, стаскивая с себя куртку. – На что только ни пойдешь ради выживания.
В итоге и князь, и слуга остались в одних трусах и ботинках, а веревка достигла необходимой длины. Цент привязал один ее конец к перилам, уперся в них ногой, подергал, пробуя на прочность. И веревка и узел держали. Вроде бы.
Сбросив веревку вниз, Цент сделал Владику приглашающий жест.
– Женщины, дети и программисты идут первыми, – сказал он. – Смелее, костлявый. Я вчера ужин пропустил, не хочу еще и завтрак прогулять.
Владик ждал, что едва повиснув на веревке, он тут же упадет вниз, но натренированное землеройными работами тело приятно удивило его. Руки держали надежно. Оставался вопрос – выдержит ли веревка.
Спустившись до балкона, Владик без труда проник внутрь, благо окно было открыто нараспашку. Подергал веревку, давая знать Центу, что он внутри. Вскоре затем пожаловал и сам князь. Хоть и весил добрый центнер, лез легко и проворно, при том, что тащил на себе весь боекомплект.
– Обстановку разведал? – спросил князь, ввалившись на балкон.
– Нет, я решил тебя подождать, – ответил Владик.
Цент подергал дверь, затем окно. Все выходы с балкона оказались заперты изнутри. К счастью, на балконе нашлось средство, могущее это исправить. Им оказалась пудовая гиря, старая и ржавая. Точно такая же была в детстве у будущего князя. С ее помощью он третировал свое тело, подготавливая его для великих дел. Словно чувствовал, что вот-вот грянут времена свободы и вседозволенности, благословенные девяностые, и физическая сила ему очень понадобится.
Подобрав гирю, Цент сделал замах, и метнул ядро в стекло. Гиря пролетела насквозь, породив умопомрачительный грохот и звон. Мертвецы, бродившие возле дома, разумеется, услышали его, и откликнулись хоровым рыком.
В квартире было пусто. Жильцов, к счастью, не оказалось дома. Подойдя к входной двери, Цент приложил к ней ухо и прислушался. Вначале показалось, что в подъезде царит тишина, но чуткий княжеский слух различил едва слышное рычание. Зомби были там. Они выжидали.
Первым делом герои обзавелись одеждой. Центу повезло – прежде в квартире проживал какой-то мужик примерно его габаритов, а вот на Владика ничего не нашлось. Он ограничился тем, что натянул на свое хилое тельце громадный свитер, в котором полностью утонул.
– Что дальше? – шепотом спросил он у Цента.
– Через подъезд не прорваться, – ответил он. – Остается окно. С той стороны зомби немного, можем проскочить. Главное нам на землю спуститься, а уж там как дадим стрекача, никакие мертвецы за нами не угонятся.
Владик не был уверен, что этот план так уж хорош. Зомби нынче уже не те, что прежде, и так просто от них не убежишь. Да и куда бежать? К машине им не пробиться, там пасется целая орда чудовищ. Остается один путь – к трассе. А там, собственно говоря, их тоже ничего хорошего не ждет.
Пока программист терзался сомнениями, князь действовал: стаскивал с кроватей пыльные простыни и пододеяльники, резал их ножом на широкие полосы и связывал вместе. Получившуюся веревку привязал к батарее, другой конец сбросил в открытое окно. Внизу паслись мертвецы, но не слишком много. Основная часть зомби топталась с другой стороны здания.
– Пора, – сказал Цент.
Владика трясло и бросало в пот. Все-таки конкретно он отвык от приключений за полтора года крестьянской жизни. Привык к покою, к стабильности, даже перестал каждую ночь просыпаться с криком.
На этот раз первым пошел Цент. Он быстро съехал по самодельной веревке, упираясь ногами в стену, а когда до земли оставалось метра два, спрыгнул прямо на голову удачно подошедшему зомби. Мертвец сложился под тяжестью княжеской туши, под ногами Цента хрустнули сокрушаемые кости.
– С почином! – поздравил сам себя бывший рэкетир, и рубанул волшебным топором набежавшего мертвеца. Дробовик решил использовать только в крайнем случае, стоит раз пальнуть, и на звук выстрела мигом сбежится вся несвежая орда.
К тому времени, когда Владик спустился на землю по самодельной веревке, Цент успел нагромоздить вокруг себя небольшой курган из поверженных врагов. С этой стороны дома плотность зомби была невелика, набегали они по одному, а уж один на один Цент мог справиться с кем угодно, будь он живой или мертвый.
– Что так долго? – спросил князь, уложив себе под ноги очередного мертвеца. – Путь чист, пора валить. Уйдем по-тихому, без погони.
Они бы и ушли по-тихому, если бы Владик на втором шаге не наступил ногой на торчащий из земли железный штырь, который успешно пропорол подошву ботинка. Рана оказалась пустяковой, не успел толком перенести вес тела на эту ногу, но неожиданная резкая боль заставила программиста громко вскрикнуть.
– Боже! Почему я до сих пор тебя не пришиб? Почему? – недоумевал Цент, улепетывая во все лопатки. Владик бежал рядом, глотая горькие слезы. А за ними смертоносной лавиной катилась несметная орда мертвецов. Все они прекрасно слышали крик Владика, и все явились за свежим мясом.
– Я нечаянно! – сквозь отдышку оправдался Владик. – Я не хотел….
– Бить тебя надо было, вот оно что, – гнул свое князь. – Бить часто, долго, каждый день и крепкой палкой. Глядишь, после года-другого интенсивных побоев ты бы превратился в человека. А я тебя запустил. Ну, ничего, как запустил, так и наверстаю. Года-другого у меня нет, поэтому буду тебя воспитывать по ускоренной программе: привяжу к дереву, возьму дубину, и буду бить до тех пор, пока не перевоспитаю. Или пока не убью – этот исход меня тоже устроит.
– Я больше не буду! – рыдал Владик.
– Уж в этом-то можешь не сомневаться, – заверил его князь. – Я об этом позабочусь. Готовься, очкарик, скоро ты станешь совсем другим человеком. Ты себя буквально не узнаешь под слоем гематом, ушибов, ссадин и прочих увечий. Подойдешь к зеркалу, глянешь в него, и ахнешь. Еще и удивишься – а кто это там такой, до полусмерти избитый? Вот ведь ему не повезло в жизни.
Они выбежали на трассу и помчались по асфальту. Через несколько секунд на дорогу вывалилась толпа мертвецов. Цент оглянулся, и выяснил, что зомби и не думают прекращать преследование. Напротив, они полны решимости не упустить добычу из своих лап.
– Очкарик, час пробил, – прохрипел Цент, обращаясь к слуге.
– Что? – не понял тот.
– Пришло время совершить мужской поступок.
– Какой?
– Акт самопожертвования. Двоим нам от них не сбежать. Кому-то одному придется остаться и прикрыть отступление. Я думаю, что этим кем-то будешь ты.
Владик в один миг понял кошмарный замысел Цента. Тот хотел пожертвовать своим спутником с целью личного спасения. Подобное намерение ничуть не удивило Владика, оно было вполне в духе изверга из девяностых.
– Прыщавый, давай уже, не томи! – нетерпеливо требовал князь. – У меня силы не бесконечные.
– Я не хочу умирать! – сквозь льющиеся по щекам слезы, прокричал Владик, и мертвецы, преследующие двух людей, вторили ему кошмарным хоровым ревом.
– Будь мужиком! – потребовал Цент.
Владик так и не смог взять в толк, каким образом бытие мужиком связано с готовностью к суициду.
– Вспомни героев прошлого! – гнул свое жестокий князь. – Они, не раздумывая, жертвовали собой во имя великих целей. Спасение любимого князя разве не есть великая цель? Разве не для этого живет любой землекоп?
– Я программист! – дерзко выкрикнул Владик.
– В этом и состоит твоя главная проблема. Даже продолжительная трудотерапия не сумела вытравить из тебя программиста. Землекоп послушен, покорен, исполняет любой приказ князя, а программист эгоист и смутьян. Каким же негодяем нужно быть, чтобы желать себе спасения в тот момент, когда жизнь любимого князя находится под угрозой? Стыдись, Владик, такие поступки не красят человека.
Оглянувшись, Цент обнаружил, что мертвецы уверенно держат дистанцию. Отставать зомби и не думали, поскольку не ведали усталости, и могли бежать за добычей сутки напролет. Чего нельзя было сказать о самой добыче. Ту пока спасала неплохая физическая форма, которую князь нажил лежа под штангой, а его слуга в поле с лопатой. Но долго ли они смогут держать взятый темп?
– Владик, прекрати капризничать, и немедленно пожертвуй собой! – потребовал Цент. – Что ты как маленький? Почему мне тебя уговаривать приходится? Давай! Не бойся, все произойдет быстро. Гляди, какая их толпа. Ты даже ничего почувствовать не успеешь – в один миг на куски разорвут.
Несчастный программист не знал, что хуже – монстры позади него, или чудовище рядом с ним.
– Ну что тебе, трудно, что ли? – сквозь отдышку возмущался Цент. – Всего-то и нужно оступиться и упасть. Я же не требую от тебя невозможного. Упади, закрой глаза, представь что-нибудь хорошее. Например, что у тебя есть подруга. Даже, знаешь что, разрешаю представить, что у тебя две подруги. И не какие-то страшные, а красивые подруги. И они тебя такие любят без памяти, ласками осыпают, комплиментами.
– Боже! За что мне все это? – воззвал к небесам Владик. – Сколько мне можно страдать?
– И я о том же, – подхватил Цент. – Хватит уже мучиться, положи конец своим терзаниям. Жизнь твоя лишена радостей и счастья, наполнена лишь рутиной и воздержанием от всего. Да и в будущем тебя не ждет ничего хорошего, уж ты мне верь, я об этом позабочусь. Вот и покончи со всем раз и навсегда. Знай, я не забуду твоего отважного поступка. Каждый раз за ужином первый кусок мяса буду съедать в твою честь. А если у меня когда-нибудь родится сын, я обязательно подарю ему хомяка, которого назову Владиком. Память о тебе не померкнет в веках – на каждой пирушке буду рассказывать собутыльникам истории о тебе. А там есть о чем рассказать – что ни история, то анекдот.
Владику казалось, что не будет конца сему ужасу, и он уже всерьез начал подумывать о том, чтобы действительно свести счеты с жизнью, но тут случилось чудо. Сквозь толпу мертвецов, неласково расшвыривая их бампером, пролетел их внедорожник. Поравнявшись с бегущими людьми, он снизил скорость, приглашая, тем самым, проследовать внутрь. Цент первым подбежал к нему, распахнул дверь и запрыгнул в салон. Владик последовал примеру князя, но, проникая внутрь, оступился и упал. К счастью, успел схватиться руками за ручку двери. Минуту его волокло по асфальту, он кричал, звал на помощь, но никто не соизволил подать ему руки. Пришлось спасаться самостоятельно.
– Очкарик, что ты там так долго? – проворчал Цент, когда страдалец сумел втащить свое тело в салон. Телу досталось – от трения об асфальт Владик обзавелся массой кровоточащих ран.
– Я едва не погиб! – прорыдал он, дуя на стертые до крови колени.
– Едва не считается. Вот, что я тебе говорил, – обратился Цент к человеку, сидящему за рулем автомобиля, – тот еще нытик. Помяни мое слово, он и тебя своим нытьем достанет.
Владик поднял голову, и, наконец, смог разглядеть водителя, спасшего их от неминуемой смерти. Водителем оказалась молодая симпатичная девушка, в которую программист тут же, без разбега, влюбился по самые уши. Он вообще влюблялся во все, что угодно, лишь бы оно было женского пола. Сказывалось непростительно затянувшееся воздержание.
– Спасибо, что не бросила, – сказал Цент девушке. – Давай, что ли, знакомиться. Я, например, Цент, а вот тот нытик на заднем сиденье зовется Владиком.
– Инга, – представилась девушка.
– Так это ты была на той крыше?
– Да.
– А твои приятели….
– Погибли, – коротко ответила Инга. Было видно, что обсуждать это ей не хочется.
Владик догадался, что они с Центом отвлекли на себя всех зомби в округе, что позволило Инге спуститься с магазина и сесть в автомобиль. И он был безмерно благодарен девушке за то, что та соизволила подобрать их двоих, потому что запросто могла этого и не делать. Решил, при случае, поблагодарить за спасение, но только когда они останутся наедине.
– Что ж, печально, – вздохнул Цент, извлекая из бардачка сигареты и зажигалку. – Эй, прыщавый, дай-ка мне из багажника баночку пива, надо промочить горло после пробежки. Инга, ты будешь?
Девушка отрицательно мотнула головой.
– Как знаешь. Ну, тогда рассказывай, как вы додумались до такой глупости. Я, как бы, не хочу порочить светлую память о твоих павших друзьях, но соваться в город в нынешние времена это реально тупо.
– Спасибо, что подсказал, – сердито бросила Инга. – Без тебя я бы это не сообразила.
– Ну, так ведь действительно не сообразила, – хмыкнул Цент.
– Мы полезли в город не от хорошей жизни, – уже спокойнее ответила девушка. – Нам пришлось.
– И что же вас вынудило? – поинтересовался князь, беззаботно прихлебывая пиво и попыхивая сигаретой. Тот факт, что они едва не погибли лютой смертью, совершенно не волновал Цента. Он вообще не переживал о прошлом, да и в будущее смотрел без страха. Того же Владика, к примеру, колотило на заднем сиденье от накатившего ужаса. Осознал, что был на волосок от смерти, и аж дурно стало.
– Нам срочно требовалось продовольствие, – ответила Инга.
– Продовольствие, это штука нужная, – согласился Цент. – Но его ведь можно и в других местах поискать. Зачем в город-то лезть?
– Ты просто ничего не знаешь, – бросила ему девушка.
– А ты возьми, да и просвети. Мы же теперь друзья. Ты, я, ну и еще вон тот, прыщавый. Если у тебя проблемы, можем помочь, ибо добры и сострадательны, да и грешно это, оставаться глухим к страданиям православного люда.
– Я, вообще-то, неверующая, – нехотя призналась Инга.
– Сие заблуждение одобрить не могу, но в чужие духовные дела стараюсь не лезть. Так что у тебя стряслось?
– Не у меня. У нашей общины.
– Общины? – оживился Цент. – Так у вас община? И где она? Сколько там людей? Достаточно ли они трудолюбивы и богобоязненны?
– Община недалеко, людей там где-то человек сорок. Ну, было сорок, теперь уже меньше….
И девушка горько всхлипнула, а затем из ее глаз неудержимым потоком хлынули слезы.
– Так, ну-ка тормози, – приказал ей Цент, схватившись рукой за руль. – Чего доброго из-за твоей истерики в кювет уйдем. Давай, давай, останавливайся. Дальше я поведу.
Глава 6
Когда автомобиль съехал на обочину и остановился, Инга дала себе волю, и разрыдалась в голос. Цент не стал донимать ее утешениями, решил, что пусть лучше проплачется вволю и сама успокоится. Вместо этого выбрался из салона и направился к багажнику. Пора было сделать то, о чем он мечтал со вчерашнего вечера – основательно заморить червячка. Вскоре к нему присоединился Владик.
– Община у них, прикинь, – прошептал Цент, чтобы не быть услышанным новой знакомой. – Сорок лохов…. Ну, то есть, человек. Вот так удача привалила. Представляешь, явимся в Цитадель, и столько народу с собой приведем. Я их всех, первым делом, на коровник брошу. Давно пора уже его достроить. Коровка, это штука хорошая. Молочко дает, теляток производит. Не век же нам поисковиков в рейды гонять. Пора переходить на самодостаточное хозяйство. А как коров разведем, я тебя на высокую должность назначу. Станешь пастухом княжеского стада.
С этими словами Цент вытащил из багажника тушенку, пиво и сухари, после чего уселся на обочину и приступил к трапезе. Слуге он тоже великодушно позволил подкрепиться, но посоветовал знать меру и не налегать на мясные консервы.
Минут через пять к ним присоединилась Инга. Цент протянул ей открытую банку тушенки и пачку сухарей. Девушка взяла пайку и присела рядом с новыми знакомыми.
– Простите, что сорвалась, – сказала она, шмыгая носом и моргая красными от слез глазами. – Просто там, в магазине, погиб мой жених. Ну, мы еще до конца света собирались пожениться, но потом все это случилось, и как-то не срослось. Но мы все время были вместе, и не переставали надеяться, что как-то наладим новую жизнь. Даже что-то стало получаться….
Инга опять начала хныкать, и Цент, дабы утешить ее, сказал:
– Нынче тяжелые времена, времена потерь и лишений. Все потеряли кого-то. О том, чего лишился я, и рассказывать не буду, ибо тут у любого сердце разорвется. Прыщавый Владик тоже понес тяжелейшую утрату невосполнимого типа – зомби съели его невесту Маринку.
– Мне так жаль, что это случилось, – всхлипывая, посочувствовала Владику Инга. – Прими мои глубочайшие соболезнования.
– Да, да, спасибо, – пробормотал Владик, который хоть и любил Маринку (или думал, что любит), но за два прошедших с ее смерти года успел успешно свыкнуться с понесенной утратой и не испытывал в связи с ней особых душевных страданий.
– Действительно, соболезнования тут будут нелишними, – кивнул головой Цент, – ибо Владик до сих пор тяжело переживает это страшное горе. Он все еще любит свою покойную невесту, так сильно любит, что добровольно принял обет безбрачия и публично отрекся от секса, лишь бы хранить ей верность до гробовой доски. Неоднократно требовал, чтобы его кастрировали, дабы случайно не изменить любимой, насилу отговорили от акта членовредительства. А однажды, представляешь, он в доме заперся, и не откликался. Мы за него, понятное дело, испугались, сломали дверь. Глядим, а он сидит на полу голый, в одной руке нож, в другой фотография Маринки. А в глазах такая решимость убить в себе мужское начало, что даже мне, человеку бывалому, стало не по себе. Спасли его тогда, конечно, но вот надолго ли? Он ведь в любой момент может сорваться и опять попытаться совершить акт стерилизации.
– Надо же! – изумилась Инга. – Я и не знала, что любовь может быть настолько сильной. Терять близких людей тяжело, но отказ от секса и требование кастрации…. Не перебор ли это?
– Я тоже так считаю, – вздохнул Цент. – Однако Владик непоколебим в своем решении провести остаток жизни вдали от плотских утех, но лишь отдавшись помыслам о высоком, добром, вечном. Кто мы, чтобы осуждать его за это? Он сам сделал свой выбор, и мы должны его уважать, сколь бы странным он нам ни казался.
– Да, пожалуй, ты прав, – согласилась Инга, и, обратившись к Владику, сказала. – Извини, что я назвала твое решение перебором, ведь оно было продиктовано большой и чистой любовью.
– Ничего страшного, – пробормотал Владик, которому хотелось разрыдаться, но не от тоски по давно погибшей и порядком забытой невесте, а из-за того, что Цент легко и непринужденно опорочил его доброе имя в глазах новой возлюбленной. Приписал ему какой-то обет безбрачия, оклеветал желанием кастрации, и вообще выставил каким-то неадекватным типом, от которого лучше всего держаться на расстоянии.
– Ну, ладно, бог с ним, с Владиком, – сменил тему Цент. – Лучше расскажи о своей общине.
– Что рассказывать? – пожала плечами Инга. – Община как община. Сейчас таких немало. Ну, то есть, наша община довольно многочисленная, обычно люди собираются в небольшие группы, человек по десять-пятнадцать. Так прокормиться легче. Нам с этим поначалу непросто пришлось, но потом освоились, стали сажать огороды, завели кур.
– Ну, насколько я понимаю, ничем хорошим это не кончилось, – подсказал Цент.
– В этом нет нашей вины. Это все из-за тумана.
– Из-за чего? – удивился князь.
– Из-за тумана. Знаю, вы мне, скорее всего, не поверите, я бы и сама в такие байки не поверила. К зомби все уже как-то привыкли, а вот к какой-то иной чертовщине относятся скептически. А тут натуральная чертовщина.
Владик, слушая девушку, вспотел и затрясся. Уж он-то верил в чертовщину, благо повидал ее на своем веку досыта. И из опыта общения с чертовщиной усвоил одно – что от нее следует держаться как можно дальше.
– Объясни все обстоятельно, – попросил Цент. – А мы уж сами решим, верить тебе или нет.
– Ну, это началось где-то с месяц назад, – заговорила Инга. – Понимаете, наша община, она расположена в сухом месте, болот, озер или иных водоемов поблизости нет, а тут вдруг, ни с того ни сего, каждую ночь стал приходить туман. Вначале он был жиденький, и не сплошной, какими-то рваными клоками, но с каждой ночью он будто бы креп, набирался сил, становился гуще и плотнее. Пока не стал окутывать нашу крепость полностью, сплошной белой стеной.
Слева от себя Цент услышал лязг зубовный, и понял, что это верный слуга излишне эмоционально отреагировал на рассказ Инги. Впрочем, даже самому князю, человеку достаточно отважному, стало не по себе. С чертовщиной в виде белого тумана он прежде не сталкивался, а тут еще интуиция взяла слово, и подсказала, что дело тут нечисто. В том смысле, что нечистая сила замешана в этом туманном деле.
– Мы, конечно, тревожились из-за тумана, – продолжила рассказ Инга, – но поскольку он нас никак не беспокоил, относились к нему без опаски. До тех пор, пока однажды утром не вышли за ворота, и не обнаружили, что весь урожай в теплицах погиб. Мы, разумеется, никак не связали это с туманом, решили, что причина в чем-то другом. Пока выясняли ее, случился мор птицы, и все наши куры погибли в одну ночь. А затем….
Слева несся уже настоящий зубовный грохот. Жуткая история повергла робкого программиста в состояние дикой паники.
– Затем стали пропадать люди. Первыми сгинули двое, парень и девушка, совсем молодые, лет по пятнадцать. Пошли погулять, и задержались допоздна. У нас там, вообще-то, место тихое, мертвецов в округе нет, поэтому никто особо не волновался за них. Решили – нагуляются и вернутся. Но они не вернулись. Мы их потом искали, но не нашли никаких следов. Будто они растворились в воздухе. Точнее – в тумане.
Цент покосился на Владика. Тот был бледнее смерти и начал ощутимо попахивать.
– Потом пропал дозорный со стены, еще одна женщина, которая задержалась снаружи после прихода тумана. Мы начали догадываться, что все дело именно в тумане, что он не совсем обычный, и не просто так появляется каждую ночь. А тут еще пришлось каждый день выезжать на поиски продовольствия, поскольку все наше хозяйство было уничтожено. Округа тут бедная, все, что было можно, мы подобрали еще раньше. Ездить приходилось далеко, а возвращаться засветло. И вот однажды одна из поисковых групп задержалась дотемна. Мы держали с ними связь по рации, пока они не въехали в туман. А потом наступила тишина. И больше мы их не видели.
Слева уже не попахивало, а несло отвагой так, что хоть нос зажимай. Владик был напуган до такой степени, что балансировал в шаге от трусливой комы.
– Но самое ужасное случилось неделю назад, – призналась Инга. – Тогда туман впервые появился днем. Жидкий, слабый, небольшими клоками, да и продержался недолго. Но все же он появился среди бела дня. Выезжать за продовольствием стало очень опасно, в крепости почти не осталось еды. Тогда мы впятером вызвались поехать за продуктами, бензином и транспортом. Всем стало ясно, что оставаться в крепости нельзя. Нужно было покинуть ее, и бежать. А для этого требовались техника, топливо и запас пищи. Мало сбежать, нужно еще найти новое место, обосноваться там…. В общем, все непросто. Вот мы и сунулись в город. Решили рискнуть. Знали, что там есть целый магазин, да и автобусы с грузовиками там тоже найти легче. Все это требовалось для переезда, нужно ведь взять с собой не только себя, но и все наши вещи. Они понадобятся нам на новом месте. Но вышло то, что вышло. Теперь даже не знаю, как быть. Вся община надеялась на нас. Что будет, когда вернусь я одна и с пустыми руками?
И Инга вся обрушилась в пучину пессимизма. Впрочем, погрузиться в нее с головой девушке не позволил Цент.
– Ну, вернешься ты вовсе не с пустыми руками, – заметил он.
Инга покосилась на него и мрачно проронила:
– Нет, не с пустыми. С двумя лишними ртами, которых тоже нужно чем-то кормить. Извините, если прозвучало грубо, но это правда.
– Во-первых, о своих ртах мы позаботимся сами, – заявил Цент. – Мы парни бывалые, шустрые, и еще ни разу за минувшие два года не ложились спать на пустой желудок. А во-вторых, ты даже не представляешь, как тебе повезло встретить нас. Я, признаться, даже вижу в этом божье вмешательство. Ибо чьим промыслом, если не его, судьба свела нас вместе?
– Я тебя не понимаю, – призналась Инга.
– Да все тут просто. Твоя община подыскивает новое место жительства, и мы с очкариком можем кое-что вам предложить.
– И что же это?
– Цитадель. Это такое место, что ты и представить себе не….
– Почему же, могу, – перебила его Инга. – Наслышана я об этой Цитадели.
Тот тон, каким девушка произнесла свои слова, явно давал понять, что о Цитадели она слышала не самые лучшие отзывы.
– От кого наслышана? – насторожился Цент. – И о чем наслышана?
– Где-то месяца четыре назад к нам в общину пришел паренек. Он и рассказал нам о Цитадели – большой крепости, где проживают сотни людей. Мы вначале обрадовались, хотели ехать туда, но потом паренек стал рассказывать о царящих там порядках, и мы быстро передумали.
– И что же этот паренек вам рассказал? – сквозь зубы процедил Цент.
– Сказал, что в Цитадели царит закон силы. Всем заправляют безжалостные громилы, а остальное население фактически находится в рабстве и вынуждено работать по пятнадцать часов в день за миску похлебки. Тех, кто отказывается работать, зверски избивают, а иногда даже убивают. Правит Цитаделью безжалостный тиран и деспот, известный своей неслыханной жестокостью. Всех своих подданных он держит в великом страхе, и сам лично занимается расправами над неугодными людьми. У него есть камера пыток, где он денно и нощно истязает невинных жертв. Еще этот монстр установил в Цитадели право первой брачной ночи, и сформировал целый гарем из несчастных девушек, силой отнятых у родителей и мужей.
– Очень интересно, – проворчал мрачный, как грозовая туча, князь. – А о том, что правитель Цитадели молочных младенцев на завтрак употребляет, твой паренек не упоминал?
– Да и без младенцев все мрачно, – вздохнула Инга. – Жизнь сейчас тяжела и опасна, но никто из нас не хочет добровольно становиться рабом. Мы уж как-нибудь сами. Тот паренек, что рассказал все это, чудом сбежал из Цитадели. Он говорил, что его заставляли работать в поле, почти не кормили и постоянно избивали. Если уж люди бегут оттуда, глупо было бы направиться в это жуткое место по собственной воле.
Цент сидел, сидел, а затем не выдержал и возмущенно воскликнул:
– Да откуда же в людях столько злобы и лживости? Как? Как, спрашиваю я, повернулся его грязный язык возвести на прекрасную Цитадель и ее доброго и мудрого правителя столь отвратительную клевету?
– Он сказал неправду? – удивилась Инга.
– Неправда, это мягко сказано. Не знаю, кто этот лживый мерзавец, но обязательно узнаю, и поимею с ним разговор тет-а-тет, но вам он наврал с три короба.
– Надо же, – покачала головой девушка. – Он так убедительно рассказывал, с такими подробностями….
– Да брехать-то много ума не надо, – фыркнул Цент. – А вы и уши развесили.
– Но мы и подумать не могли, что он нас обманывает. Да и зачем ему?
– Это я скоро выясню. Надеюсь, он все еще в вашей общине.
– Да.
– Прекрасно! Мне не терпится встретиться с ним кулаком к лицу. Нет, ну надо же – такого вранья насочинять! Да как его земля-то носит? К счастью, недолго ей его носить осталось. Я лично об этом позабочусь. Я ему все то устрою, что он нафантазировал. И еще от себя добавлю.
Пока Цент гневно возмущался, Владик кое-что припомнил. Действительно, где-то полгода назад поисковики привезли в Цитадель подобранного в диких землях юношу. После карантина, вывода вшей и постановки на довольствие, его отправили туда, куда отправляли всех новичков – на сельскохозяйственные работы. И вот тут-то начались проблемы. Обычно попавшие в Цитадель люди были страшно рады, и не возмущались тому факту, что их заставляют заниматься физическим трудом, поскольку лучше трудиться живым в крепости, чем отдыхать мертвым за ее пределами. Но вот этот юноша с самых первых дней стал проявлять решительное нежелание работать. Все время спрашивал, почему его заставляют трудиться, заявлял, что он никому ничего не должен, и вместо того, чтобы копать землицу, больше предпочитал сидеть и бездельничать.
