Сергей Александрович Арьков
Стражи Ирия
– Тут лежи! – пророкотал здоровяк, изничтожая пленника лютым взглядом. – Жди своего часа.
Владик покорно затих на земле, беззвучно слезоточа и проклиная свою судьбу. В черный день довелось ему родиться на свет, под феноменально несчастливой звездой. Угодил в лапы к каким-то страшным людям, от которых не приходится ждать ничего хорошего. В душе программиста теплился крошечный огонек надежды, что Цент не бросит его, и спасет, но вот успеет ли, и вообще, захочет ли? Цент, он ведь не из тех, кто бросается на помощь. Куда более вероятно, что устроится где-нибудь неподалеку, и будет спокойно наблюдать за тем, как несчастный программист принимает великие страдания. Хорошо еще, если сам не присоединится к истязателям, ведь у него и зверской троицы так много общего.
Разобравшись с пленником, кошмарная троица направилась к своему автомобилю. Открыв багажник, они, посмеиваясь, вытащили оттуда еще одного пленника, а если точнее, то пленницу – худощавую девушку с коротко остриженными волосами. Той было лет двадцать пять, или около того, и выглядела она скверно. Судя по многочисленным гематомам, ссадинам и кровоподтекам, украшающим ее лицо, бедняжке крепко досталось от зверских извергов.
Связанную девушку грубо бросили на землю. Та была упакована по рукам и ногам, даже рот, и тот закупорили солидным кляпом. Упав на землю, она болезненно застонала, за что тут же получила ногой в живот от свирепого здоровяка.
– Легче! – прикрикнул на подручного старик.
– Эта сука Павлушу порешила! – рявкнул здоровяк. – Еще с ней церемониться? Сейчас возьму молоток, и набью ей гвоздей в башку.
– Я сказал – легче! – произнес старик. Произнес тихо, не повышая голоса, но столь убедительно, что весь боевой раж из здоровяка вышел со свистом, и он, втянув голову в плечи, смиренно пробормотал:
– Ладно, ладно. Понял я, Седой, понял.
– За Павлушу одними гвоздями она не отделается, – недобро ухмыляясь, проговорил старик. – Гвозди, это ерунда. Забьешь пару, и все, отмучилась. А нам разве надо, чтобы отмучилась?
– Нет! – радостно выпалил долговязый садист, и здоровяк тоже согласно кивнул головой.
– Нам надо, чтобы мучилась, – объяснил Седой. – Долго мучилась. И она помучается.
– Может, оприходуем сперва? – предложил тощий. – Что добру-то пропадать?
Старик покосился на связанную девушку, что продолжала корчиться от боли после удара в живот, пожал плечами, и бросил:
– Ну, давайте. Только шустро. А после воздадим ей за Павлушу. Хороший он парень был. Жить бы ему, да жить.
Тут Седой покосился на Владика, который лежал на земле и смиренно ждал своей участи, и промолвил:
– А малышом помянем дружка нашего полегшего. Он хоть и худ, да сколько-то мяса с него наскребем.
Смысл сказанных слов не сразу дошел до мозга Вадика. А затем дошел, и страдалец, не сдержавшись, завопил на всю округу. Он понял, в чьи руки угодил. Это были людоеды. Вначале они собирались зверски умучить девушку, которая, судя по всему, убила одного из их подельников, а затем подкрепиться вторым пленником.
– Эй, заткнись! – прикрикнул на Владика здоровяк.
Его тощий приятель был в это время занят девушкой – перекатил ее на спину, и принялся стаскивать с жертвы брюки. Та стала вяло брыкаться, за что тут же получила несколько сильных ударов, один из которых пришелся в голову.
– Заткнись, гнида прыщавая!
Но Владик не подчинился, продолжая истошно орать. Он прекрасно понимал, что никаким послушанием и никакой покорностью не спасет себе жизнь. У него был лишь один шанс сберечь шкуру – докричаться до Цента. И то при условии, что изверг из девяностых пожелает явиться на помощь.
Поняв, что слова не действуют, здоровяк, скрежеща зубами, направился к Владику. Видя это, страдалец завопил еще громче.
– Ты что, тормоз истеричный, слов не понимаешь? – рявкнул громила, отводя ногу для удара. Владик зажмурился, мысленно прощаясь с жизнью. Этакой ногой, обутой в огромный твердый ботинок, можно запросто отправить на тот свет даже годовалого бычка. А ему, субтильному программисту, много ли надо? Сейчас как ударит этот великан, и весь скелет в труху.
Но удара не последовало. Вместо него загремели выстрелы.
Здоровяка Цент уложил точным попаданием в голову. Заряд картечи напрочь снес громиле кочерыжку, разбрызгав мозги и разбросав по дороге осколки черепа. Обезглавленное тело, повинуясь инерции, сделало еще один шаг, и всей своей массой рухнуло на вопящего Владика. А выстрелы уже гремели вновь. Тощий злыдень, успевший стащить с себя штаны и навостривший корень жизни, не успел познать радость плотских утех. Цент обломал ему весь кайф путем внедрения в организм трех пистолетных пуль. Старик оказался проворен не по годам, его рука стремительно метнулась к поясной кобуре, но достигнуть цели не успела. Первым выстрелом Цент раздробил Седому кисть, вторым продырявил колено. Дико крича, старик свалился на землю. Он потянулся за пистолетом второй, целой рукой, но подоспевший Цент лихо отвесил ему с ноги по перекошенному гримасой боли лицу и забрал оружие.
Все закончилось быстро и безжалостно. Двое из злобной троицы были мертвы, старик корчился на земле, истекая кровью и осыпая Цента проклятиями.
– Я с того света за тобой приду! – с ненавистью выплевывал он. – Я тебя….
– Заткнись, – небрежно бросил ему Цент.
– Слышишь меня? Ты! Я….
– Не слышу. Я лохов не слушаю.
Тут герой девяностых увидел автомобиль, и сердце его возликовало.
– Тачку мне пригнали! – воскликнул он. – Вот за это спасибо. Люблю лохов, с них всегда прибыток.
– Помоги! – закричал Владик, придавленный тушей обезглавленного злодея.
Цент подошел к товарищу, и без труда вытащил его из-под трупа. Затем извлек из-за пояса топор, и перерезал им веревки, что связывали руки программиста.
Едва обретя свободу, Владик, разбрызгивая слезы, бросился на своего спасителя и заключил его в объятия.
– Спасибо! – рыдал он. – Спасибо, что пришел за мной. Они хотели меня съесть! Представляешь?
– С трудом, – признался Цент, отпихнув от себя эмоционально несдержанного программиста. – Судя по исходящему от тебя аромату, в пищу ты непригоден. Очкарик, что за дела? Ты хуже маленького ребенка. Постоянно куда-то лезешь и во что-то влипаешь.
– Я не виноват, – признался Владик, размазывая сопли по щекам. – Они напали на меня. Связали. Угрожали мне ножиком.
– Бедняжка, – равнодушно бросил Цент.
Тут он соизволил обратить внимание на связанную девушку, которая вяло шевелилась на земле, и спросил:
– А это кто?
– Не знаю, – признался Владик. – Они ее с собой привезли. Хотели изнасиловать, а затем замучить.
– Изнасиловать и замучить, – мечтательно повторил Цент.
– Надо ее освободить, – опомнился программист. – Ей нужна помощь. Ее били.
Он дернулся к пленнице, но суровый спутник придержал его на месте.
– Куда ты опять лезешь? – спросил он сердито. – Тебе приключений мало? Истосковался по острым ощущениям? Так я их тебе организую, только скажи. Отвезу в город и брошу там, среди орд зомби. Нахлебаешься адреналина.
– Но не можем же мы бросить ее вот так, – сказал Владик.
– Не можем? – удивился Цент. – С чего ты это взял? Возьмем, и бросим. Что тут сложного?
– Она живой человек, – выложил последний довод Владик, хоть и понимал, что он едва ли впечатлит Цента. Изверг из девяностых лучше относился к некоторым животным, чем к людям, хотя и животным от него доставалось.
– Очкарик, ты что, тупой? – разозлился Цент. – Откуда ты знаешь, кто она такая, и сколь велик груз злодеяний, отягощающий ее совесть? Не приходила ли в твою плохо функционирующую голову мысль, что связали ее не просто так? Не думал ли ты о том, что замучить ее собирались за дело?
– Но ведь эти трое злодеи, – растерялся Владик.
– И что с того? Это ее как-то оправдывает? А вдруг она еще большая злодейка, истязательница, душегубка и маньячка? Когда же ты, фикус комнатный, поймешь, что нет никаких хороших людей и плохих людей. Есть просто люди, и все они сволочи, до последнего. Все, кроме меня. Я вот хороший. Эти трое, говоришь, тебя сожрать хотели? А она, думаешь, не захочет?
– Она не похожа на людоедку, – неуверенно произнес Владик.
– Допустим, не людоедка. А вдруг она психованная, или с отклонениями? Чуть зазеваешься, а она тебе хозяйство ножиком оттяпает.
Программист невольно вздрогнул.
– Давай хотя бы выслушаем ее, – предложил он.
– Зачем? Тебе давно в глаза не врали?
– Господи! Почему ты думаешь обо всех самое плохое?
– Потому что я опытный, умный и повидал жизнь. А теперь прекращай меня сердить, и займись делом. Пошарь в их тачке, поищи еду. Найдешь – накрывай поляну. И сходи, позови этих двух нахлебников, пусть тебе помогают. А у меня тут намечается дельце.
– О чем ты? – встревожился Владик.
– О неотвратимости наказания. Эти трое покусились на мое имущество, то есть – на тебя. За это воздам им великое возмездие.
– Но ведь двое из них уже мертвы.
– Значит, старый пердун получит за всех, и за себя, и за покойных дружков. Но сначала нужно набросать план работы.
К тому времени, когда Владик вернулся обратно с Ингой и Колей, Цент уже исписал кусочком мела весь капот автомобиля, составляя перечень пыточных процедур. Опасаясь, как бы старик случайно не помер легкой смертью, не изведав причитающихся ему на посошок мучений, князь стал торопливо воплощать терзания одно за другим, строго по пунктам. Старик нечеловечески орал все время, ввергаемый все глубже в пучину адской боли. Владик, Коля и Инга спрятались за автомобиль, чтобы не видеть невыносимых ужасов, и закрыли уши ладонями. Но это не помогало. Они слышали все. И каждый из них понимал, что эти крики будут еще долго слышаться им в кошмарных снах.
– Пункт номер пять, – произнес Цент, подбегая к капоту, чтобы свериться со своим списком терзаний. – Что тут у нас? Тройной перелом правой нижней конечности. Хорошо. А следующий? Ага! Анальное сокрушение путем внедрения полена в задний проход. Очкарик, ты где? Срочно найди мне полено, да побольше…. Эй, стой. Чтобы не бегать два раза, присмотри там большой камень, килограмм на десять. Он мне понадобится для седьмого пункта.
Старик оказался крепким, и выдержал пятнадцать терзаний из двадцати заявленных. Трижды терял сознание, сорвал голос от крика, выплеснул из себя все, что мог низом и верхом. Под конец он уже не кричал и не брыкался, а только трясся всем окровавленным телом и жутко хрипел, закатив безумные глаза.
– Ух, притомился! – признался Цент, смахивая со лба пот и капли чужой крови. – Очкарик, куда ты опять спрятался? Иди сюда и накрой поляну. Позавтракаем перед дорогой.
Появился Владик, бледный и трясущийся. На растерзанные останки старика старался не смотреть, ибо те являли собой зрелище невыносимое. Казалось, главаря шайки заживо пропустили через огромную мясорубку, притом сделали это трижды. Инга и Коля держались в стороне, и ближе подходить боялись. Владик их понимал. Наконец-то они оба увидели настоящего, истинного Цента, и это зрелище закономерно повергло их в ужас.
В автомобиле ныне покойной злой троицы оказалось богато. Багажник был забит едой и выпивкой, особо же Цента порадовала упаковка его любимого баночного пива.
– Подходите, не робейте, уже все хорошо, – крикнул Цент Инге и Коле. – Добро победило, зло наказано.
Те робко приблизились, дико косясь на свежие трупы.
– А кто это там? – просила Инга, имея в виду связанную девушку.
– Баба какая-то, – пожал плечами Цент, жадно набрасываясь на тушенку.
На еду налегал один князь. У прочих членов отряда по понятным причинам надолго пропал аппетит.
– Никогда не знаешь, где повезет, – рассудил герой девяностых, вскрывая четвертую банку подряд. Троица людоедов оказалась неожиданно прибыльной, в их автомобиле отыскалось немало приятных сердцу трофеев, в том числе пять бутылок отменного коньяка.
– Давай все-таки освободим ее, – взмолился Владик, имея в виду девушку. – Не хочешь брать ее с собой – не бери. Но бросать вот так, это же зверство.
– Он прав, – поддержала Владика Инга. – Она живой человек, как и мы.
Коля ничего не сказал – у него в отряде не было права голоса.
Цент отбросил пустую банку, неодобрительно посмотрел на спутников, и проворчал:
– Ладно, уговорили. Выслушаем ее. Но если она начнет врать, а я пойму, если начнет, бросим ее связанной, и только попробуйте мне про зверство заикнуться. Вы еще настоящих зверств не видели. И на вашем месте, я бы не рвался на них посмотреть.
Они подошли к связанной девушке, которая находилась в сознании, и следила за ними взглядом. Взгляд, как отметил Владик, был испуганный. И он прекрасно понимал бедняжку. Вначале она побывала в лапах трех злодеев, от которых натерпелась всякого, а затем стала невольной свидетельницей того, как Цент нечеловеческими пытками истязал главаря банды. Еще неизвестно, что испугало ее больше. Все-таки насильники и людоеды, это, по нынешним кошмарным временам не такая уж и диковинка, а вот неистовый истязатель, методично, пункт за пунктом, вершащий адские пытки, это уже серьезная причина для панического страха.
– Не передумали? – спросил Цент, косясь на своих спутников. – Еще не поздно сесть в тачку и убраться отсюда.
– Я так не могу, – пробормотал программист. – Она же человек. Как я после этого смогу спокойно есть, спать….
– Ого, на что губу-то раскатал! – возмутился Цент. – Есть, спать…. У нас тут зомби-апокалипсис, между прочим, а не курорт. Есть он, видите ли, собрался. Только и думаешь о том, как бы брюхо набить.
– Так можно ее развязать? – встряла Инга.
– Только рот. Послушаем, что скажет.
Владик осторожно присел возле девушки на корточки, и потянул руки к ее лицу. Глаза пленницы испуганно расширились, она, задергавшись, попыталась отстраниться от него.
– Не бойся, мы тебя не обидим! – ласково пообещал Владик.
– Говори за себя, не обобщай, – проворчал Цент. – Я могу и обидеть. И не только ее, между прочим. Ну, ты долго там?
Девушка все же позволила Владику развязать себе рот. То ли ей внушило доверие честное и доброе лицо программиста, то ли она осознала, что сопротивляться бесполезно, и эти люди, при желании, сделают с ней все, что захотят.
– Вот так, – сказал Владик, вытаскивая кляп изо рта пленницы. Та закашлялась, жадно вдыхая воздух.
– Ну, все? – нетерпеливо спросил Цент. – Эй ты, злодейка. Признавайся, за что тебя связали и собирались умучить. Да гляди, не лги мне.
– Я не злодейка, – произнесла девушка.
– Все вы так говорите. Но мы с Владиком ученые, нас не проведешь. Отвечай, как есть, за что тебя эти трое умучить хотели?
– Я убила их друга, – призналась девушка.
– Ну, что я говорил! – обрадовался Цент. – А ты, прыщавый, мне не верил. У Цента нюх на плохих людей. Он не ошибается.
– Я думаю, ты все же торопишься с выводами, – осторожно заметила Инга. – Вдруг у нее была причина так поступить. У тебя же была причина, да?
– Разумеется, была, – болезненно морщась, ответила девушка. – Эти уроды напали на нашу группу. Двоих убили. Я просто защищалась. Успела подстрелить одного из них, потом меня скрутили. Мы их не трогали, просто искали припасы для нашей общины.
– Вот видишь, она просто защищалась, – обрадовался Владик. – Она хорошая.
Цент сердито посмотрел на программиста, решительно не одобряя его склонность к скоропалительным выводам. Чего же, по его мнению, делать не следовало в особенности, так это излишне поспешно причислять абы кого к хорошим людям.
– Ты сказала о какой-то общине, – обратился он к девушке. – Что за община? Большая?
– Человек двести.
– Ого! – изумилась Инга. – Так много!
– Да, немало, – согласился с ней Цент, вновь поверивший в свою удачу. Напрасно он горевал о том, что темные силы отняли у него тридцать лохов. Судьбе было угодно преподнести ему куда более щедрый подарок. Если он приведет в Цитадель двести новых жителей, это станет настоящим триумфом.
– Выходит, ты с друзьями искала продукты для своей общины? – уточнил князь.
– Да. У нас в последнее время очень плохо с едой. Нам повезло обнаружить не разграбленный магазин. Это была большая удача. Пока не появились эти козлы и не напали на нас.
– А почему у вас плохо с едой? – спросил Цент. Это ему показалось странным, поскольку Цитадель, при гораздо большем населении, умудрялась успешно прокормиться.
– Это из-за….
Девушка осеклась, словно не желая выдавать какую-то тайну. Цент неодобрительно нахмурился.
– Ясно, – произнес он. – Так, народ, поехали отсюда.
– А как же она? – удивился Владик, указывая на связанную пленницу.
– А она тут останется. Пускай сама с собой в партизанку играет.
– Подождите! – испугалась девушка. – Я все расскажу. Просто это так странно. Вы можете мне не поверить. Подумаете, что вру.
– На сей счет можешь не тревожиться, – заверил ее Цент. – Я таких странностей за два минувших года насмотрелся, что тебе и не снилось. Ты рассказывай, а уж мы решим, верить тебе или нет.
– Ну, хорошо, – решилась пленница. – Понимаете, это началось примерно месяц назад. По ночам вокруг нашей крепости стал возникать туман. Притом в любую погоду, и каждую ночь. У нас там местность сухая, нет ни водоемов, ни болот. Откуда бы туману взяться? А что ни ночь, он появляется. Поначалу был жидкий, едва заметный, но чем дальше, тем гуще становился. И что самое странное – появляется после заката, а как утро – исчезает. И этот туман, он не просто туман. Он… что-то другое. У нас люди стали пропадать. Стоило кому-то оказаться вне пределов крепости после захода солнца, и он исчезал. Так пропали две поисковые группы, которые задержались и возвращались затемно. А недавно туман начал появляться и днем. Люди бояться выходить из крепости. Запасы еды на исходе. Мы втроем решили рискнуть, терять ведь уже нечего. Если не привезти еды, может начаться голод.
Владик, слушая рассказ девушки, побелел от страха, и Цент, глядя на него, не смог побороть соблазн. Как заорал ему в ухо громко, страшно и внезапно, несчастный программист чуть на месте не кончился. Он взвился на ноги, завопил, бросился бежать, но на втором шаге споткнулся о корягу, и растянулся на земле.
– Очкарик, как сам? – смеясь, спросил шутник. – Прыщи с испуга не осыпались?
Страдалец не без труда воздвиг себя на ноги. Он был бледен и держался руками за живот. Выходка Цента едва не стоила ему несмываемого позора. Впрочем, не только ему. Шутку Цента оценили все: Инга едва не поседела, а Коля слегка увлажнил исподнее.
Отведя своих соратников в сторонку, Цент изложил им свой гениальный замысел.
– Надо вывезти лохов, пока туман их не съел, – сказал он. – Двести голов двуногого трудоспособного скота на дороге не валяются. За такое достижение вас в Цитадели медалями наградят, а меня орденом.
– Кто тебя наградит? – удивилась Инга, которая выяснила от Коли, что Цент и есть тот самый святой и добрый правитель Цитадели. – Ведь ты же там самый главный.
– Сам себя награжу, – пожал плечами князь. – Только ты не подумай, что я какой-то поехавший, который от власти рехнулся, и себя незаслуженными орденами усыпал. Все мои достижения добыты честным путем. Вот в прошлом месяце у нас спортивное мероприятие состоялось – футбольный матч. Играли две команды. В одной команде был я, начальник гвардии, командиры поисковых отрядов. В другой выступили работники сельскохозяйственного сектора: землекопы, скотники и прочие представители низкого сословия. И что бы ты думала? Только я один двадцать восемь мячей забил! Пять из них, правда, в свои ворота, но судья и их засчитал в нашу пользу. И все честно, без поддавков.
Владик прекрасно помнил тот футбольный матч. Помнил, как за день до него, всех футболистов команды «Огородники» собрали и увели для специального инструктажа. Вернулись парни через два часа, и вид имели невеселый. Похоже, им все доступно объяснили. Ну и на матче, как и следовало ожидать, несчастные крестьяне шарахались от мяча так, будто тот был гранатой. А когда Цент пробил по вражеским воротам и промазал, вратарь схватил мяч и сам забросил его в сетку.
– Она сказала, что туман осаждает их крепость уже почти месяц, – напомнила Инга. – Это значит, что скоро произойдет нечто ужасное.
– Вот поэтому и надо спешить, – согласился Цент. – Похоже, этому туману требуется время, не может он одурманить людей сходу. Одного-двух смог бы, но не двести человек. Опередим его, и увезем всех в Цитадель. И сразу же бросим их на строительство коровника.
– Но согласятся ли они? – засомневалась Инга. – И кстати, а с чего ты взял, что в Цитадели мы будем в безопасности?
– А я этого и не утверждал, – заметил Цент. – Но безопаснее Цитадели в мире места нет.
Посовещавшись, они вернулись к связанной девушке. Та следила за ними с вполне объяснимой тревогой. Владик всецело понимал бедняжку. Вначале натерпелась от зверской троицы, а теперь оказалась в руках у каких-то незнакомых людей, от которых можно ожидать чего угодно. А что можно ожидать конкретно от Цента, она уже видела.
– В общем, так, – заговорил князь, и связанная девушка сжалась от ужаса, готовясь выслушать приговор, – мы тут проголосовали, и сим демократическим актом решили отвезти тебя домой. За этот благородный поступок высказались я и Инга, то есть большинство. А вон те двое, прыщавый тип и который в синяках, они предлагали тебя бросить на произвол судьбы. К твоему огромному счастью Коля-сказочник не имеет в нашем коллективе права голоса, ибо до сих пор не признан ни гражданином, ни человеком. А Владику полноценный голос жирно иметь, у него только четверть голоса. Поэтому радуйся, ты спасена и едешь домой. Очкарик, развяжи ее.
– Спасибо, – пробормотала пленница, когда программист разрезал веревки, связывающие ее по рукам и ногам. Страдалица попыталась встать, но не смогла. Ей помогла Инга, довела до машины и усадила рядом с ней на землю.
– Сейчас посмотрю аптечку, – сказала она. – Ты сильно ранена?
– Не знаю, – ответила девушка, сплевывая перед собой порцию кровавой слюны.
Тем временем Цент отвел в сторонку Владика и Колю, и провел с ними беседу воспитательного характера. Тыча кулаком в лица страдальцев, он объяснил им, что едут они в колонию, где проживают будущие его подданные. Подданных этих необходимо уговорить переселиться в Цитадель, для чего все должны постараться, дабы произвести на людей благоприятное впечатление.
– Поняли меня? – вопрошал Цент, переводя кровожадный взгляд с Коли на Владика и обратно. – Если у вас что-то будут о Цитадели спрашивать, то улыбайтесь во всю ширину ртов и отвечайте, что там очень хорошо. Не дай бог вы что-нибудь не то ляпните. Коля-врун, тебя это больше других касается. Только попробуй заикнуться, что в Цитадели плохо, а тамошний князь – злодей. Я тебя….
Цент скорчил зверское лицо, и навис над Колей, протягивая к нему свои огромные безжалостные руки. Коля сжался от ужаса, предчувствуя скорую гибель.
– Я буду говорить о Цитадели только хорошее! – поспешил заверить он сурового князя. – Если спросят, я скажу, что так прекрасно, как в Цитадели, люди никогда и нигде не жили.
– А если они спросят о качестве тамошнего питания, что ты ответишь? – поинтересовался Цент.
– Скажу, что кормят на убой, восемь раз в день, – давясь слезами и с ужасом взирая на огромного и злого истязателя, выпалил Коля. – Постоянно дают мясо, рыбу, сыры, колбасы, молочные продукты, шоколад и креветки….
– Вот это правильно, – одобрил Цент. – А если спросят, много ли нужно в Цитадели работать?
– Я скажу – совсем почти не нужно, – отчеканил Коля, вспомнив, как его, за отказ вкалывать в поле, опричники Цента били плетью и ногами. – Рабочий день, скажу я, длится три часа, четыре выходных в неделю. Труд строго добровольный, никто никого к нему не принуждает.
– Хорошо, хорошо, – кивал Цент. – Вот так все и говори.
Он перевел взгляд на Владика, и программист невольно съежился под его ужасным взором.
– Только попробуй мне все дело испортить, рожа прыщавая! – зарычал на него Цент. – Вот только попробуй.
– Пять выходных, креветки на завтрак, молоко… – невпопад забормотал Владик, охваченный великим страхом.
– Вот только испогань мне все дело, будет тебе тогда молоко с креветками, – зверски рявкнул Цент. – Я из тебя самого креветку сделаю.
Запугав подчиненных, Цент вместе с ними вернулся к автомобилю. К тому времени Инга уже закончила оказывать освобожденной девушке помощь, которая, главным образом, выразилась в том, что пострадавшая была обильно вымазана зеленкой и местами перебинтована.
– Едем, – сказал Цент, помещая себя в трофейный автомобиль. – Время дорого.
Путь до колонии занял примерно часа полтора. Все это время Цент расспрашивал спасенную девушку о тамошних порядках, об уровне жизни, о том, велико ли число старых, больных и вообще недееспособных. Вопрос был важный, ибо Цент мечтал обзавестись тружениками, а не нахлебниками. Праздность, даже вынужденная, обусловленная возрастом или состоянием здоровья, в Цитадели не приветствовалась. Когда принималось решение об установлении пенсионного возраста, предлагались различные варианты, но князь положил конец дискуссии, заявив, что в нынешние тяжкие времена заикаться о каких-то пенсиях и пособиях просто преступно. А когда ему попытались мягко намекнуть, что люди, в силу очевидных причин, не смогут работать до гробовой доски, Цент осадил оппонентов, заявив им, что работоспособность человека зависит отнюдь не от возраста, он от правильной мотивации. А ничто так не мотивирует человека на ударный и плодотворный труд, как чувство голода. В итоге, все же пойдя на компромисс, Цент пенсионный возраст установил. Тот был один для всех, чем князь лишний раз подчеркнул свою приверженность идеи гендерного равноправия. Отыне и мужчины и женщины Цитадели могли выйти на пенсию в сто тридцать два года. Подумав немного, добрый и щедрый князь снизил возраст до ста тридцати лет, и попросил не благодарить себя за это благодеяние.
Узнав, что в колонии почти нет стариков, а все больные давно и успешно повымерли, Цент возликовал. Правда, радость оказалась немного смазанной, когда выяснилось, что в колонии немало детей, в том числе и совсем маленьких. Детей Цент не любил. Те ели много, и не приносили никакой пользы. Впрочем, самодержец утешил себя тем фактом, что дети ведь скоро вырастут, и уж тогда-то он заставит их отработать все потраченные на их выкорм харчи, да с немалыми процентами.
Колония, подобно Цитадели, располагалась в чистом поле, вдали от населенных пунктов и иных мест возможного скопления мертвецов. Цент заметил ее еще издали, и вначале ему показалось, что они приближаются к какой-то мощной крепости – с большого расстояния защитные стены выглядели весьма внушительно. Но это впечатление оказалось обманчивым, и стоило подъехать ближе, как стало ясно – крепость хоть и выглядит внушительной, но таковой отнюдь не является. Если, к примеру, старая Цитадель, разрушенная в ходе войны с некромантом, была построена из железнодорожных контейнеров, и действительно являла собой серьезное укрепление, способное выдержать штурм средней интенсивности, то обитатели этой колонии возвели стены из того, что подвернулось под руку. А подвернулся и тонкий листовой металл, и доски, и кирпичи. Из всего этого хлама были воздвигнуты высокие, но крайне ненадежные стены. Окинув их профессиональным взглядом, Цент пришел к выводу, что они не сумели бы устоять даже под натиском небольшой толпы зомби голов в триста числом.
Рядом с крепостью Цент разглядел огороды и несколько теплиц, но выглядели они заброшенными, а грядки имели уже знакомый ему черный цвет. Он уже видел такое в покинутых людьми колониях, и это явно указывало на то, что повсюду здесь орудует она и та же темная сила. Сила, природу которой следовало скорее выяснить, после чего пресечь творимые безобразия, пока подобное бедствие не обрушилось и на Цитадель.
На стенах находились люди, и они, разумеется, еще издали заметили приближающийся по грунтовке автомобиль. Гостеприимно распахивать ворота перед дорогими, пусть и незваными, гостями, никто и не подумал. Напротив, заметив приближение незнакомцев, люди на стенах подняли тревогу, и к ним вскоре присоединилось подкрепление. Когда Цент остановил машину в двадцати метрах от ворот, со стен на него смотрели десятки стволов. Это было неприятно, ведь в нынешние суровые времена народ пошел нервный, и ему уже не требовалась какая-то веская причина, чтобы открыть стрельбу на поражение. Могли просто так расстрелять, поддавшись внезапному немотивированному душевному порыву.
Впрочем, когда из автомобиля выбралась спасенная девушка, и люди на стенах узнали ее, их суровые лица несколько смягчились. Открывать ворота они не спешили, и сделали это лишь после того, как девушка вкратце пересказала им историю своих злоключений и чудесного спасения группой добрых людей. Владик, слыша ее из салона автомобиля, не сумел сдержать горького вздоха. Бедняжка не ведала, кого она привела в свою общину. Возможно, она считала, что познала все темные стороны Цента, когда тот на ее глазах умучил старого людоеда. Наивная! То была лишь крошечная часть таящейся в душе Цента кошмарности.
Наконец, заскрипев, распахнулись ворота, и вышедшие из них люди с оружием жестом дозволили гостям въехать внутрь.
– Что ж, заглянем на огонек, – произнес Цент. – Но ты, очкарик, останешься в машине, и будешь ее сторожить. Понял?
– Да, – кивнул Владик.
– Стереги неусыпно, бдительно и храбро. Чует мое сердце, что захотят эти бесчестные люди покуситься на мои припасы. Ты должен их отстоять. Любой ценой. Дам тебе дробовик. Если кто полезет ночью, тут же стреляй. Лучше сам погибни, а консервы мои на поругание не отдай. Потому что если утром я недосчитаюсь своих харчей, то спрошу в первую очередь с тебя.
– Я все сделаю! – пообещал Владик.
– Постарайся. Потому что это задание важнее, чем ты думаешь.
– Ты хочешь сказать, что если я выполню это задание, то докажу свою полезность и ответственность и получу в Цитадели хорошую должность? – спросил Владик.
– Нет, прыщавый, я хочу сказать, что если ты не выполнишь это задание, доказав, тем самым, свою полную бесполезность, я тебя уволю посмертно.
Вид вооруженных до зубов мужчин на воротах слегка напрягал, так что когда проезжали мимо них, Цент нарочно придал своему лицу наиболее зверское выражение – пусть знают, с кем связались. И, действительно, кое-кто невольно попятился от проезжающего мимо автомобиля, а одного впечатлительного юношу свирепая бородатая рожа за рулем оного буквально повергла в трепет, он куда-то убежал и больше не показывался на глаза жуткому гостю.
Цент припарковал транспорт рядом с другими автомобилями, открыл дверь и выбрался наружу. Картина, открывшаяся его взору, была однозначно удручающей. Во внутреннем дворе крепости, как в загоне, обитало в антисанитарных и даже, пожалуй, скотских условиях сотни две лохов. Когда эти люди начали выползать из своих шалашей и сходиться к воротам, дабы посмотреть на новые лица, прибывшие из внешнего мира, они более всего напоминали пасущихся снаружи зомби. Все были грязны, худы и плохо пахли.
