Сергей Александрович Арьков
Стражи Ирия
Глава 14
Цент позволил себе прибавить скорость лишь после того, как они покинули пределы города, а с обочин пропали люди, подчиненные чьей-то недоброй воле и занятые, безусловно, недобрым делом. Цент видел не все, но видел достаточно, чтобы прийти к однозначному выводу – в городе затевалось злодейство неслыханных прежде масштабов, и за всем этим явно стояли либо сами древние боги, либо их подручные демоны.
Когда город остался за спиной, а вдоль трассы потянулась частная застройка пригорода, Цент позволил себе утопить педаль газа в пол. Грузовик, взревев, бодро помчался по пустой дороге.
Стыдно было это признавать, но визит в кошмарный город поколебал отвагу князя. Казалось бы, за время зомби-апокалипсиса, да и за не менее богатые на события времена благословенных девяностых, успел насмотреться на все, что только возможно, и ничто уже не сможет ввергнуть в удивление, а уж тем более в страх. Но, как выяснилось, Цент недооценил темные силы. Те, надо отдать им должное, не разучились удивлять. Город, кишащий загипнотизированными людьми, занятыми возведением некого загадочного, но, безусловно, злодейского, сооружения, поселил в отважном сердце Цента семена страха. Он и прежде понимал, что древние боги являются опасными и грозными противниками, но в этот раз демонстрация их могущества потрясла князя. Настолько потрясла, что в голове его сложился только один вариант решения возникшей проблемы, не слишком продуманный, весьма радикальный, но, в настоящий момент, кажущийся наиболее эффективным.
– Бедный Владик, – нарушила молчание Инга. – Мне не верится, что мы его потеряли. Он ведь пропадет там один. Или уже пропал.
На фоне информации, полученной в ходе разведывательной операции в логове врага, судьба какого-то Владика тревожила Цента меньше всего. Он даже успел забыть о существовании программиста, будто того никогда и не было на свете. Сделать это оказалось нетрудно. Цент вообще с легкостью вычеркивал из памяти тех, кто ему не нравился.
– Забудь о нем, – посоветовал князь, не спуская глаз с дороги. – Не до очкарика сейчас. Сама видела, что там делается.
Инга с укором покосилась на Цента, и ворчливо произнесла:
– Как ты можешь так говорить? Владик был одним из нас. Он твой друг, и ты с такой легкостью бросил его.
Цент терпеть не мог, когда ему начинали читать нотации. Особенно, когда этим раздражающим делом начинали заниматься представители низшей формы жизни, то бишь бабы.
– Сообщаю, – произнес он громко и с нажимом. – Владик мне не друг. Он, в лучшем случае, знакомый, притом не очень близкий и не сильно любимый. Жалко ли мне его? Что ж, не буду кривить душой – за минувшие два года я успел привязаться к этому убогому беспомощному человечку. Но пойми и ты, что гибель Владика была предрешена. Он с самого начала был обречен. На самом деле, Владик прожил гораздо дольше, чем должен был. По всем законам мироздания он должен был погибнуть в первый же день зомби-апокалипсиса. То, что очкарик сумел протянуть целых два года, ни в коем случае не его заслуга. В этом виноваты третьи лица, и я, пожалуй, больше прочих, за что мне еще предстоит держать ответ перед лицом Всевышнего. Гибель очкарика вполне закономерна, и тут нет причин для скорби. Как доберемся до ближайшего не разграбленного магазина, помянем малыша тушенкой и пивом. И будет с него. Потому что неприлично горевать о каком-то Владике, когда на кону стоит судьба всего оставшегося человечества и моей княжеской карьеры. Откровенно говоря, о Владике вообще горевать неприлично. Потому что это я просто так сказал – поминки. А на самом деле имел в виду праздничный банкет. Не подумай, что я действительно желал очкарику смерти. Это не так. Я желал ему жизни. Долгой, мучительной, наполненной горестями и разочарованиями, обидами и обломами, скудным питанием и половым воздержанием. А смерть – разве это трагедия? Смерть, это мгновение. Раз – и нет Владика. Он и почувствовать толком ничего не успеет. Разве же эти монстры умеют попытать да помучить? Вот я бы постреленка просто так на тот свет не отпустил, дня три терзал бы. Так что можно смело сказать, что прыщавый балласт легко отделался.
По лицу Инги было видно, что объяснениями Цента она осталась недовольна, но девушке хватило ума не развивать данную тему. Вместо этого она спросила:
– Что ты планируешь делать теперь? Ты ведь что-то планируешь, да?
– О, да! – плотоядно оскалившись, заверил собеседницу князь. – Кое-что я действительно планирую. Первым делом планирую добраться до Цитадели, затем планирую хорошенько отъесться шашлыком, отмыться в баньке и отоспаться на перине, после чего в силу вступит вторая часть моего плана.
– В чем же она состоит?
– Мне кажется, тут все очевидно, – пожал плечами Цент. – Едем по воинским частям и арсеналам, затариваемся гаубицами и установками залпового огня, после чего заявляемся в дьявольский город и прекращаем всю эту злодейскую деятельность. Вообще-то хорошо бы разжиться парочкой ядерных фугасов килотонн на пятьдесят, чтобы уж наверняка. В общем, стираем город с лица земли со всем, что в нем есть.
Инга уставилась на Цента дико округлившимися глазами.
– Ты ведь сейчас пошутил? – с надеждой спросила она. – Это ведь шутка, да?
– Какие шутки, когда мир в опасности? – возмутился князь. – Я такими вещами, как ядерные фугасы, не шучу. Сказал, что применю, и применю. Мне для темных сил килотонн не жалко.
– Но ведь… – Инга от изумления даже лишилась дара речи.
– Ну что еще? – проворчал Цент. – Да, мне тоже не нравится перспектива применения ядерного оружия. Но поверь, есть вещи и похуже. Ты просто не сталкивалась с силами ада, а вот я с ними встречался. И могу тебя заверить – это очень неприятные личности.
Инга, наконец, справилась с собой, и выпалила:
– Да ведь в городе люди! Живые люди! Их там сотни, если не тысячи. И если ты станешь обстреливать город из пушек, или, не дай бог, используешь ядерное оружие, они же все погибнут. Этого нельзя допустить.
– Эти люди под контролем темных сил, – напомнил Цент. – Пока не побеждены древние боги, или кто там подчинил их себе, их не спасти.
– Значит, нужно придумать, как победить этих самых богов, – подсказала Инга. – Но обстреливать город, это безумие.
– Победить богов? – усмехнулся Цент. – Думаешь, это так просто? Думаешь, это какая-то шпана? Это, блин, боги! Притом не такие, как наш русский Иисус, который всех любит и все прощает. Эти злобные, дикие, свирепые, у них на уме одни гадости. Притом убить их можно только небесным оружием, которого, в настоящий момент, у меня нет. Его забрал гнусный неблагодарный Коля…. О, сколь безмерными будут его страдания, сколь глубока будет бездна боли, в кою я погружу его черную душонку. Я его найду, я его, гниду, из-под земли извлеку. И тогда грянет пытка. Ух, что я с ним сделаю…. Для начала глаз ему шилом выковырну, потом расплющу пассатижами левое яичко. Потом подключу паяльник – верное средство, никогда не подводит. Познав паяльник, Коля поймет, сколь глубоко он был неправ и как велика пагубность его заблуждений. Но на этом терзания не закончатся. Напротив, все это станет лишь началом для целой череды феерических мук и нескончаемой боли.
– Возможно, Коля и заслужил это, – прервала кровожадную речь Инга, – но люди в городе не сделали ничего плохого. Они невинные жертвы.
– Разберемся по ходу, – уклончиво ответил Цент. – Я тоже без нужды геноцид устраивать не жажду, но если не будет иного выхода, боюсь, придется пожертвовать многими ради победы над злом. Давай-ка сперва доберемся до Цитадели, а там уж решим, как быть.
Ехали без остановок, благо полный бак это позволял. Цент даже не останавливался возле придорожных магазинчиков, чтобы поискать еды и сигарет. Терпел. Инга тоже терпела. Впрочем, убаюканная тряской, она вскоре заснула, утомленная как физически, так и морально. Цент был рад этому. Никто не отвлекал пустой болтовней, не лез с советами, не указывал, что делать. Можно было спокойно подумать о важном. О том, например, каким еще невероятным пыткам он подвергнет вероломного Колю, когда отловит его. Следовало набросать пыточный план заранее, и действовать строго по нему, пункт за пунктом. А то ведь Цент себя знал. Если начать импровизировать, обязательно сорвется и умучает Колю слишком быстро. Что недопустимо, ведь не так важна интенсивность пытки, как ее продолжительность и регулярность. Впрочем, талант палача тут тоже играет не последнюю роль. Какой-нибудь бездарь даже по учебнику не сумеет толком ввергнуть в страдания, а вот терзателю, наделенному природным даром, никакие шпаргалки не нужны – он интуитивно чует и дозировку, и продолжительность и температуру нагрева паяльника.
Разбудил Ингу довольно сильный толчок. Открыв глаза, она обнаружила, что за окнами уже воцарилась ночь. Автомобиль стоял на месте, фары были выключены, но в кабине горел свет. Цент, матерясь сквозь зубы, шарил рукой под сиденьем, пытаясь что-то там найти.
– Ну как так можно? – сокрушался он. – Куда катится мир? Монтировки, и той нет.
– Где мы? – спросила Инга, потирая глаза и широко зевая.
– На бескрайних просторах отчизны, – ответил ей князь. – Посмотри под своим сиденьем, у тебя там ничего нет?
Нашлась не просто монтировка, а целая сумка с инструментами. Цент порылся в ней, и выбрал огромный гаечный ключ. То еще оружие, особенно против зомби, но всяко лучше, чем встречать нечисть голыми руками.
– Куда ты собрался? – забеспокоилась Инга.
– Надо тачку заправить, – ответил Цент. – Ну и харчей поискать. У меня от голода уже глаз дергается.
– Мы сейчас на заправке?
– Да. Пойду, гляну, что там и как.
– Я с тобой! – вызвалась Инга, схватив из сумки с инструментами небольшой молоток.
Цент не стал возражать. В конце концов, кто знает, что здесь творится, а он, считай, безоружен. В такой ситуации любая помощь не будет лишней.
Выбравшись из грузовика, они какое-то время стояли возле кабины, прислушиваясь к ночной тишине. Рядом черной громадой возвышалось здание автозаправочной станции. Воздух был непривычно прохладный и свежий. Где-то на самом горизонте беззвучно сверкнула молния.
– Мы полезем туда без света? – дрогнувшим голосом спросила Инга, имея в виду заправку.
Цент вытащил из кармана зажигалку, в противоположный торец которой был встроен крошечный светодиодный фонарик. Света он давал чуть, но это было лучше, чем ничего.
– Место тут глухое, поселков поблизости нет, – шепотом сказал князь. – Если внутри и есть мертвецы, то немного. Управимся. Главное их не прозевать. Ну, готова?
Инга хоть и трусила, но решительно кивнула головой. Близость Цента придавала ей уверенности. Тот был человеком свирепым и жестоким, обожал причинять людям боль, но в нынешние непростые времена именно такие страшные персонажи были наиболее успешны в деле выживания. А дело это было непростое.
Дверь магазинчика при заправке не была заперта. Цент осторожно приоткрыл ее, включил свой крошечный фонарик, и обвел им недра помещения. Все здесь пребывало в относительном порядке, хотя товара на полках заметно поубавилось – видимо, сюда до них уже заглядывали мародеры. Что тоже было добрым знаком – если на заправке и водились зомби, прежние визитеры о них позаботились.
– Вроде бы все тут чисто, – сказал Цент, просачиваясь внутрь. Инга проскользнула следом, держа дверь открытой на случай панического отступления.
– Так, где тут стеллаж с харчами? – произнес Цент, продвигаясь вперед. Чем дальше, тем больше он убеждался в том, что никаких мертвецов здесь нет. Хотя бы потому, что отсутствовал характерный трупный запах, неизменно сопровождающий зомби. Воздух внутри заправки был не самый свежий, но тухлятиной не воняло.
– Сухарики? Орешки? Где вы? – ласково позвал Цент. – Я пришел вас спасти.
Вдруг свет крошечного фонарика скользнул по какой-то куче тряпья у стены, и эта куча внезапно шевельнулась. Будь Цент слабонервным, он едва ли сумел сдержать вопль ужаса. Но поскольку являлся он осененным крутостью перцем, среагировал соответствующим образом – занес для удара гаечный ключ и стал неслышно подкрадываться к горе ветоши. Инге, которая продолжала трусливо топтаться в дверях, он ничего говорить не стал, дабы баба не закатила истерику раньше срока. Возможно, здесь всего лишь один зомби, притаился под тряпками и хитро выжидает. Вот сейчас как получит ключом по голове, будет ему, тухлому, урок, как с конкретными пацанами в прятки играть.
Добравшись до кучи, Цент решил вежливо сообщить мертвецу, что тот обнаружен. Ну и сообщил – душевно двинул ногой, готовясь размозжить голову зомби, когда тот выскочит из своей бездарной засады. Но вместо привычного замогильного рычания в ответ на удар Цент услышал болезненный вопль, а затем и вовсе членораздельную речь.
– Нет! Пожалуйста! – слезно бормотал кто-то, судорожно копошась под ворохом тряпья. – Не надо! Не ешьте меня! Я невкусный!
Странное дело – голос показался Центу знакомым. Наклонившись, он сдернул в сторону тряпки, и едва сумел сдержать возглас изумления. Потому что прямо перед ним, на полу копошился старый знакомый – сказочник Коля, а рядом с ним лежала похищенная у законного владельца мистическая секира духов.
– Вы кто? Вы люди? – трусливо выспрашивал Коля, ослепленный светом фонарика. – Вы живые люди? Вы меня не обидите, да?
Цент бросил гаечный ключ, наклонился, и поднял с пола топор. Едва секира оказалась в его руке, как узор на лезвии ярко вспыхнул синим огнем, осветив весь магазинчик. В его свете Коля наконец-то сумел разглядеть, с кем свела его судьба-злодейка.
– Здравствуй, дружок, – поприветствовал его Цент. – Вот мы и встретились вновь. Какое счастливое стечение обстоятельств.
До Коли, наконец, дошла суть происходящего, и он издал дикий, полный ужаса, крик. Попытался броситься бежать – но конечности, парализованные ужасом, ему не повиновались. Он упал на пол под ноги Центу, и забился в истеричных рыданиях. А сам при этом думал, что лучше бы его спящего обнаружили зомби. Потому что те просто загрызли бы, и все, а вот чего ждать от изверга из девяностых, он даже представить себе боялся.
– Кто это там кричит? – забеспокоилась Инга. – Это живой человек?
– Да ты не поверишь! – ответил ей Цент. – Я бы и сам не поверил. Видимо, стражи Ирия молвили правду, когда сказали, что волшебный топор сам меня отыщет. Он и отыскал, родимый. А заодно привел меня к другу Коле. Ты ведь помнишь Коленьку?
Инга подошла ближе и тоже узнала юношу.
– Это ты! – выдохнула она. – Как тебе не стыдно? Ты оклеветал нас перед своим дядей, фактически, обрек на гибель. Это так низко. А я еще за тебя заступалась.
– Ну, ну, – примирительно произнес Цент.– Не будем судить Колю строго. Мы вообще не будем его судить, ибо вина данного субъекта представляется мне вполне очевидной. Поэтому, без всякой юридической волокиты, перейдем к наказанию. Суровым ли оно будет? Не стану лукавить, и скажу – да. Более того, могу сообщить, что масштаб ожидающих Колю мук настолько беспрецедентен, что трудно даже подыскать какие-то исторические параллели. Не хочу хвастаться, но Колина кара станет, без преувеличения, событием. Главное, это все подробно задокументировать, описать каждый пункт, чтобы историкам будущего было проще восстановить хронологию событий. Осмелюсь предположить, что по своей важности хроника Колиных терзаний встанет в один ряд с главнейшими летописями прошлого. Только представь: «Повесть временных лет», «Слово о полку Игоря» и «Сказ о том, как я умучил Колю контрацептива».
– Пожалуйста! – выл Коля, корчась у ног Цента. – Я больше не буду!
– Вот в это, дружище, верю! – ответил князь. – Более того, лично за этим прослежу. А теперь ответь-ка, как ты сюда добрался? Не пешком же прибежал.
– На машине….
– Ага, так у тебя тачка есть. Где она?
– Там, снаружи, за заправкой.
– Она на ходу?
– Да, да. Я ее даже заправил. Можете ее забрать, вот ключи.
С этими словами Коля трясущейся рукой протянул Центу ключи зажигания.
– Забирайте все, только меня отпустите, – всхлипывая, взмолился Коля.
– Да ты, верно, шутишь? – удивился Цент. – Отпустить тебя? Нет, дружище, этого я сделать не могу, ибо имею на твой счет обширные планы.
Коля догадался, какого рода планы имеет на его счет этот страшный человек, и не сумел сдержать крика ужаса.
Колю, дабы не попытался сбежать, Цент основательно связал по рукам и ногам, а чтобы тот не докучал своими воплями и мольбами, сунул ему в рот кляп. Затем он осмотрел автомобиль Коли, и нашел его более пригодным для путешествия, чем грузовик. А когда, в ходе обыска, на заправке было найдено некоторое количество продовольствия, в основном в виде сухариков, орешков и газировки, князь и вовсе поверил в то, что вновь сделался любимчиком судьбы.
Перекусив, они решили заночевать на заправке, а с рассветом выдвинуться в дальнейший путь. Инга устроилась прямо на прилавке и вскоре засопела, а Цент подсел к другу Коле, и рассказал ему сказку на сон грядущий. Сказка была даже не сказкой, а самой настоящей былью. Поведал Цент сокровенным шепотом о том, что ждет друга Колю в ближайшем будущем, конкретно, когда они прибудут в Цитадель.
– Есть у меня там одно заведение, – шепотом вещал Цент, а связанный Коля лежал рядом и интенсивно потел. – Называется – теремок радости. Предназначено оно для проведения комплекса определенных процедур, и оснащено всеми надлежащими для этого приспособлениями. Поверь, тебе там понравится. Ибо ты познаешь в теремке радости массу доселе неведомых ощущений, а не это ли делает нашу жизнь ярче?
Цент закурил сигарету, и нежно погладил заткнутый за пояс волшебный топор.
– Пытка, друг Коля, – вновь заговорил он, – это целая наука. Лишь зеленые дилетанты полагают, что пытка, это какая-то ерунда – дескать, ломай пальцы, или паяльник в зад пихай, вот и все дело. Сколь же это примитивный и ошибочный взгляд. Ведь в чем назначение пытки? В чем ее цель? Добиться чего-то? Принудить к чему? Нет, друг Коля, это все вторично. Основная цель пытки это боль. И нужно быть настоящим доктором пыточных наук, чтобы точно угадать и дозировку, и интенсивность, и зоны воздействия. Нужно быть виртуозным мастером, чтобы неделями держать пытаемого на грани жизни и смерти, ввергать его в немыслимую боль, но не позволять легко отделаться путем отброса копыт. Все это непросто, ведь учебников по этой науке не написано, и до всего приходится доходить своим умом. К счастью, друг Коля, тебе повезло. Потому что тобой займется самый талантливый и виртуозный мастер пыточного дела, доктор мучительных наук и профессор затяжных терзаний. То есть – я сам, лично.
Коля замычал сквозь кляп, и, судя по журчащему звуку, пустил под себя ручеек.
– О, дружище, мы с тобой проведем немало прекрасных часов. Нас ждут дни и ночи, наполненные целой палитрой пыток. Я специально ничего не рассказываю тебе заранее – пусть это станет для тебя сюрпризом. Но знай – в теремке радости восемнадцать пыточных агрегатов, у каждого из них четыре режима болезнетворности. Никому еще не удавалось пережить их все. Ты станешь первым. Я тебе обещаю.
После прозвучавшего клятвенного заверения из-под Коли, вслед за ручейком, сошел обильный оползень.
– Ладно, отдыхай, – сказал Цент, похлопав жертву по плечу. – Я тоже, пожалуй, вздремну. Нужно набраться сил. Нам с тобой они пригодятся.
Разумеется, после прозвучавшей колыбельной Коля до самого утра не сомкнул глаз. Он лежал на холодном полу, исходил на ужас, и молил всех известных ему богов о ниспослании быстрой и безболезненной смерти. Но высшие силы проигнорировали его просьбы. Когда рассвело, он все еще был жив и пригоден для пыток.
Пленника Цент запихнул в багажник, по той причине, что от него попахивало неблагородным образом. Позавтракав сухарями, они с Ингой сели в салон трофейного автомобиля, и князь, запустив двигатель, вывел технику на трассу.
– Сегодня, бог даст, доедем, – сказал он, набирая скорость. За окнами раскинулось чистое голубое небо. Погодка обещалась прекрасная, и ничто не должно было помешать им достигнуть Цитадели еще засветло.
Цент гнал, не щадя техники, благо траса была пустынна, а если где-то попадались выбоины или ухабы, он нарочно собирал их на радость Коле. Тот пытался что-то мычать из багажника, но, к счастью, в автомобиле была магнитола. Список песен на носителе оставлял желать лучшего, ни одного хита в жанре русского шансона, но настроение у Цента было приподнятое (как-никак он возвращался домой), и князь согласился осквернить свои уши воплями про любовь, разлуку и прочие вязкие сопли.
– Вот доберемся до Цитадели – отдохнем! – обещал он Инге, которая сидела рядом и вяло грызла соленые орешки. – Увидишь, как нас встретят. Ну, в основном, меня, конечно, но и тебя, за компанию. Знаешь, как меня там любят! На руках носят. Буквально. Сегодня вечером пир устроим. Вот у тебя какое любимое блюдо?
Инга какое-то время думала, затем неуверенно ответила:
– Я, вообще-то, по котлетам очень скучаю.
– Будут тебе котлеты! – щедро пообещал князь. – Вот такой тазик! И говяжьи, и свиные, и куриные, и утиные…. Любые! А вот как ты насчет плова?
– Честно говоря, я уже забыла его вкус, – призналась девушка.
– Сегодня вспомнишь. У нас намечается вечер воспоминаний. И плов вспомнишь, и котлеты, и шашлык, и блины с клубничным вареньем. Это не то что сухарями давиться. Не подумай, я хорошо отношусь к сухарикам, но будем честны – пища это нездоровая. То ли дело огромная тарелка тушеного мяса с овощами, да под самогон – вот она где польза-то.
Инга помолчала, а затем вдруг произнесла:
– Жаль только, что Владика с нами не будет.
Напоминание о сгинувшем денщике испортило Центу настроение.
– Вот это ты зря, – произнес он ворчливо. – Я тебе уже сказал, что горевать о Владике не стоит. К тому же, даже будь он жив, я бы все равно не позвал его на свой вечер воспоминаний. Еще не хватало этого перца котлетами да пирогами кормить! А репа да турнепс для кого?
– Все равно мне его жалко, – с каким-то маниакальным упорством повторила Инга.
Цента так взбесило, что кто-то смеет скорбеть по Владику, что он решил раскрыть девушке глаза на гнилую суть очкарика.
– Если бы ты знала Владика лучше, то не горевала бы о нем, – заверил собеседницу князь. – Этот прыщавый субъект в жизни научился делать хорошо лишь одно – давить на жалость. Он нарочно прикидывается жалким, убогим, беспомощным. Чтобы, значит, все его, несчастного, жалели, а попутно кормили и защищали. А ведь, по сути, он взрослый мужик, не инвалид, и должен сам заботиться о себе и о других, а не высматривать подходящую шею, на которую можно влезть и свесить ножки. Сколько я его знал, столько пытался выколотить из него этот гнилой иждивенческий настрой. Но даже полуторагодовая трудотерапия и скудная диета не дали желаемого результата. Стоило Владику попасть в большой мир, как он тут же стал собой, то есть трусом, нытиком и дылдой, изображающей маленького ребеночка. Вот почему я не горюю о его кончине. Не потому, что сердце мое черство и чуждо скорби. А потому, что если бы этого паразита не сгубили темные силы, я бы прибил его самолично. Ну а что еще с ним делать? А так, хоть не пришлось брать грешок на душу. Хотя, грех ли это? Скорее, благодеяние.
– Не все могут приспособиться к нынешним условиям, – заметила Инга. – Я видела людей, которые не смогли. Просто не смогли.
– А Владик даже и не пытался, – парировал Цент. – Смог бы или нет – вопрос десятый. Но он даже попытки не предпринял. Вот чего я ему простить не могу. И вообще, хватит же говорить о Владике. Помер он – туда очкарику и дорога. Хоть его вечное нытье мня больше бесить не будет. Давай лучше заранее спланируем, какие блюда закажем поварам, когда прибудем в Цитадель. Вот это действительно важно. И я предлагаю следующую комбинацию – на первое плов и котлеты, на второе шашлык и печеный картофель, а в качестве десерта трехъярусный торт с кремом и вареньем. От этого и предлагаю плясать. Если хочешь что-то добавить – не стесняйся. Я вот уже надумал – поросеночка печеного, он у нас пойдет между первым и вторым.
В мечтах о предстоящем пире время в пути пролетело незаметно. Цент даже сам удивился, когда начал подмечать на обочинах знакомые приметы в виде дорожных указателей и развилок. Поняв, что до родимого порога осталось не больше сотни километров, князь невольно прибавил скорость, торопясь к пиршественному столу. Сам невольно представлял, с какой великой радостью, с каким сыновьим восторгом, встретят его подданные. Там все будет – и качание на руках, и групповое лобзание ног, и стихийно организованный крестных ход по случаю возвращения любимого правителя. Кое-кто, понятное дело, встретит его менее тепло. Найдутся любители поворчать, поругать, попенять самодержцу за то, что тот тайком покинул Цитадель. Но Цент для себя решил, что он этих ворчуний на место-то поставит, потому что давно уже пора это сделать. Слыхано ли дело, чтобы помазаннику божьему указывали, до которого часа ему спать и надевать ли ему штаны на его державные ноги. К тому же он не просто так в отпуск съездил, он, можно сказать, был на боевом задании. И выяснил немало. И пусть новости, в основном, имели негативный характер, но было и чем похвастаться – наконец-то избавился от депрессивного землекопа Владика.
Когда на горизонте показалась громада Цитадели, у Цента аж слезы на глазах выступили. Инга смотрела на приближающуюся крепость с огромным удивлением. Она явно не думала, что та окажется такой большой.
– И вы все это построили сами? – изумилась она.
Цент не ответил. Чувство радости от возвращения в родную гавань сменилось нарастающим возмущением. Во-первых, на дозорной вышке, стоящей возле трассы, он не увидел ни одного караульного. Во-вторых, что уже откровенно взбесило государя, в поле не было ни одного крестьянина, хотя до конца рабочего дня оставалось еще немало часов.
– Вот, значит, как, – проворчал Цент сквозь скрипящие зубы. – Только царь-батюшка за порог, как они все дела побросали, на служебные обязанности забили, и теперь, поди, пьют да гуляют. И у кого-то еще хватает наглости о какой-то демократии заикаться. Какая, к лешему, демократия, ежели эти паразиты работают только пока над ними Цент с дубиной стоит? Ох, чую, придется раскрутить маховик репрессий. Этакое безобразие, потому что, терпеть никак нельзя. Многим, ой, многим, предстоит посетить теремок радости.
Цент был полон решимости ворваться в Цитадель и с ходу начать сечь нерадивых холопов, но когда они подъехали к воротам, то выяснилось, что те распахнуты настежь, и никакой охраны подле них нет. Точно так же не было людей на стенах, да и вообще, сколько князь ни вертел головой, он не видел ни одного своего подданного. Гнев сменился тревогой, и та стремительно нарастала. Почти не сбавляя скорости, Цент влетел в распахнутые ворота, и резко ударил по тормозам.
– Мать твою! Да что же это? – простонал князь.
Площадь, раскинувшаяся сразу за воротами крепости, была безлюдна. А ведь здесь всегда, и днем и ночью, толпился народ, происходила торговля, совершался обмен, плюс тут же находилось одно из питейных заведений, никогда не страдавшее от недостатка клиентов. И вдруг – никого.
– Что происходит? – спросила у Цента Инга. На спутника она смотрела с тревогой. Таким она его еще не видела. Тот страшно побледнел и выглядел напуганным.
– Не знаю, – пробормотал князь, поспешно покидая автомобиль. Снаружи его самые страшные опасения подтвердились – над крепостью стояла мертвая тишина. Ни один звук не нарушал ее. И это в Цитадели, где шум и гам не стихали ни днем, ни ночью. Иной раз даже самому князю приходилось высовываться из окна своего терема, и диким голосом требовать от подданных, дабы те вели себя тише и не мешали венценосцу спать.
– Здесь никого нет, – заметила Инга, тоже выбравшись из машины.
Вместе они медленно пошли по улице города, мимо пустых домов с распахнутыми настежь дверьми. В некоторые Цент заглядывал, и видел там одно и то же – полный порядок. Все было на месте. Не было следов штурма или боя, не было следов разрушения. Крепость находилась в идеальном состоянии. В ней только не хватало жителей.
Так, бредя по главной улице, они достигли княжеского терема. На его входе больше не стояла охрана, дабы пресекать попытки черни попасть на прием к самодержцу, и, тем самым, отвлечь оного от высоких дум. Двери резиденции были распахнуты настежь – входи, кто хочешь, бери, что приглянулось. А взять-то было что, ибо Цент набил свой терем самыми лучшими и красивыми вещами. Одно чучело медведя чего стоило – когда его вносили, пришлось даже стену разбирать, ибо в дверь топтыгин не пролезал. А сколько дорогих ковров! Сколько мебели из ценных пород древесины! Сколько серебряной посуды – а с иного металла князь себе кушать не позволял. И все это добро никто не охраняет.
Цент вошел в свою резиденцию, держа в руке волшебный топор. Он уже догадался, что в его отсутствие дома произошло нечто страшное, и теперь прикидывал, могли ли темные силы, забрав всех его подданных, оставить ему какой-нибудь неприятный сюрприз.
– Ты здесь живешь? – шепотом спросила Инга, поражаясь открывшейся ее очам роскоши. Казалось, она угодила в хоромы какого-то варварского вождя, который долго и самоотверженно грабил цивилизованных соседей, стаскивая к себе все мало-мальски красивое. Притом красивое по его, варварским, представлениям.
– Жил, – ответил Цент, который вдруг понял, что ему одному, без сотен подданных, эти царские палаты и даром не нужны. Что он станет тут делать один? Бродить по пустым залам? А кто убираться будет? Кто князю покушать сготовит? Кто его, в конце концов, развлечет, дабы скуке не отдался?
Когда они приблизились к дверям пиршественного зала, Цент первым почуял тяжелый запах, повисший в воздухе. Запах крови и тлена. Запах смерти. Инга тоже его учуяла, и в нерешительности остановилась.
– Жди здесь, – сказал ей Цент, подходя к дверям. За ними могло скрываться все, что угодно, в том числе один из темных богов. Если так, Цент не собирался с ним церемониться. Волшебный топор с ним, так что пусть силы зла поберегутся.
Он рывком распахнул дверь, и замер, пораженный увиденным. За его спиной прозвучал пронзительный визг Инги, а затем удаляющийся топот – девушка бросилась наружу, подальше от открывшейся картины. А Цент остался стоять на месте, тупо глядя перед собой. Ко многому он был готов, но только не к такому.
Весь огромный зал был залит кровью и завален человечиной. Именно человечиной, потому что людские тела были разорваны на небольшие куски. Стены зала украшали морды зверей на медальонах. На этих мордах гирляндами повисли кишки. Посреди зала стоял огромный котел, в котором на праздники варили разные вкусные блюда. Он был с горкой заполнен человеческими головами.
