Сергей Александрович Арьков
Стражи Ирия
– Я бы все-таки хотел попробовать себя в чем-нибудь другом, – набравшись смелости, вновь поднял больную тему Владик.
– Ну, я же тебе уже предложил должность скотника.
– Нет, не в поле и на ферме. Что-нибудь другое.
– Например?
– Я даже не знаю. В Цитадели много вакансий, что-нибудь мне бы наверняка подошло.
– Ты хочешь именно в самой Цитадели? Ну, могу тебе посоветовать одну работу, но вот осилишь ли ты ее?
– Я буду стараться, – пообещал Владик. – А что это за работа?
– Рубщик дров. Оплата сдельная: куб древесины – сто грамм картофеля или иной еды по курсу.
Поскольку возрождающаяся цивилизация еще не успела выработать денежную систему, торговля осуществлялась путем натурального обмена. Картофель, как самый популярный и ходовой продукт питания, был чем-то вроде условной единицы, в которой измеряли все, от тушенки до гвоздей. Владик, горбатясь в поле, получал килограмм картофеля в день, и при этом питался достаточно однообразно и невкусно. Если же он, по совету Цента, поступит на должность рубщика, ему придется накалывать по десять кубов дров в сутки. Владик знал, что это такое. Несколько раз в жизни ему приходилось рубить дрова. То был тяжелый и опасный труд. Владик сомневался, что сумел бы наколоть десять кубов дров даже за месяц.
– А нельзя ли мне что-нибудь менее трудоемкое? – попросил он.
– Да тебе не угодишь! – возмутился Цент, ослабляя ремень на брюках, чтобы вошло еще больше мяса. – Предлагаю тебе ферму, тебе не нравится. Предлагаю должность рубщика дров – нос воротишь. Ты скажи сам, кем хочешь работать?
– Я не знаю, – беспомощно проронил Владик. Ну не мог же он прямым текстом заявить, что хочет трудиться там, где работы мало, а платят много.
– Ты и сам не знаешь, чего хочешь, – отмахнулся Цент. – О чем это говорит? О том, что тебя, на самом деле, все устраивает. Так что оставайся в поле, и не забивай себе голову всякой ерундой. И давай уже укладываться. Я сегодня не выспался – в багажнике тесно, неудобно. Надо набраться сил. Кто знает, что ждет нас завтра?
Спать легли в машине, в которой Владик залепил пробитое медведем стекло куском полиэтилена. Спальные места распределили по феодальному принципу – князь изволил почивать в салоне, превратив его в огромную кровать, а слуге выпало коротать ночь в багажнике.
– Там хорошо, – заверил его Цент. – Даже я поместился. А ты маленький, тебе будет удобно.
– А если ночью кто-нибудь подберется к машине и откроет багажник? – забеспокоился Владик.
– Не бойся. Я запру дверь.
– А что, если мне понадобится выйти?
– Ну, как-нибудь обойдешься. Возьми с собой баклажку, если что, в нее отольешь. А если по крупному приспичит, то уж ты, братец, терпи. Хоть ладошкой зажимай, но в моей тачке испражняться не вздумай. Иначе заставлю языком слизывать. Ну, или можешь ночевать снаружи. Тут, в принципе, не холодно.
Владик вспомнил ужасного медведя, сородич которого мог оказаться где-нибудь поблизости и посетить ночью их лагерь, и решительно полез в багажник.
Ночевка на природе оказалась сомнительным удовольствием. Всю ночь из салона автомобиля несся могучий храп Цента, и под эту дьявольскую музыку Владик не мог заснуть, как ни пытался. Стоило задремать, как изверг, будто нарочно, брал особо пронзительную ноту, или начинал ворочаться, от чего весь внедорожник ходил ходуном. До самого рассвета Владик принимал муки, а ближе к утру ситуация еще более усугубилась. Плотный ужин дал о себе знать весьма недвусмысленным образом. Владик крепился и мужался столько, сколько было возможно, но когда почувствовал, что катастрофа вот-вот грянет, пересилил свой страх перед Центом, и закричал во все горло. Кричать пришлось долго – сон у князя был императорский, каковой и из пушки не прервешь.
– Ну, что ты там шумишь? – ворчал Цент, отпирая багажник. – Рано еще, можно часика два покемарить.
Из багажника выскочил бледный Владик и, приплясывая, метнулся в ближайшие кусты.
Костер разжигать не стали, позавтракали холодным. Цент был недоволен, что его опять разбудили раньше полудня, Владик клевал носом, готовый заснуть на ходу. Он сто раз успел пожалеть, что не остался ночевать снаружи. Да, холодно, да, опасно, но тут хотя бы был шанс выспаться и набраться сил. Вместо этого он провел ночь в скрюченном состоянии, наслаждаясь храповыми ариями национального лидера.
– Поехали, – постановил Цент, добивая утреннюю бутылочку пива. – Далеко там еще до места?
– Километров двести, – ответил Владик.
– Добро. Садись за руль. Поведешь. А я еще подремлю. Плохо спал сегодня, на новом месте. Жестко, неудобно, бабы рядом нет. Отвык я от таких невыносимых условий проживания.
Владик не стал сообщать о том, как замечательно он провел эту ночь. Понимал – Центу это едва ли интересно. Теперь главным было не уснуть за рулем, и не въехать в дерево или столб. Чтобы взбодриться, Владик разорвал пакетик с кофе и ссыпал его содержимое себе в рот. Помогло. От вкусовых ощущений глаза взметнулись к челке.
– Трогай, Владик, – повелел князь, откидывая спинку кресла. – Как доедем, нежно разбуди. Да гляди, сильно не тряси. Помни, что не дрова везешь, но коронованную особу.
Глава 3
Растолкать Цента оказалось непросто. Тот откинулся на спинку кресла, и храпел беспробудным образом. Владик не уставал поражаться тому, сколь много сна вмещается в его спутника. Казалось, Цент мог спать, жрать и пить бесконечно долго. Впрочем, какие еще навыки он мог в совершенстве освоить на княжеской должности? Это ведь не он вставал в несусветную рань, и целый день горбатился в поле. Это не он получал за свой тяжкий труд скромную порцию невкусной еды. Отнюдь не он жил в крошечной комнатушке со сверхтонкими стенами, сквозь которые во всех подробностях была слышна личная жизнь соседей. Не для него редкий выходной был сродни празднику, а полноценный отпуск оставался несбыточной мечтой. Нет, все это было не про него.
– Ну, что еще? – заворчал Цент, нехотя приоткрывая опухшие от долгого сна глаза. – Завтрак уже? Обед? Что?
– Мы на месте, – доложился Владик, послюнявленным пальчиком увлажняя свои красные бессонные очи.
– На каком еще месте?
Потирая глаза, Цент выглянул в окно, но не увидел там ничего интересного. Они стояли посреди трассы, по бокам от которой тянулись однообразные лесополосы.
– Очкарик, ты что, с пути сбился? – спросил князь, шаря рукой на заднем сиденье в поисках пива. – Куда ты нас завез?
– Я не сбился, – заверил его Владик, протягивая Центу карту. Тот отмахнулся от нее, откупорил бутылочку пенного зелья и надолго присосался к ней.
– Вот, мы сейчас здесь, – стал объяснять Владик, водя по карте пальцем. – Эту метку Андрей поставил. Сказал, что ехать нужно сюда. А вот, видишь, тут рядом отмечена деревня? Мы ее полчаса назад проехали. Так что мы точно там, где надо, никакой ошибки.
Утолив жажду, Цент выбрался из автомобиля и отлил на обочину.
– Ну, значит, твой Андрей что-то напутал, – сказал он, закуривая сигарету. – Сам же видишь – тут ничего нет.
– Алиса сказала, что, возможно, придется обыскать местность, – напомнил Владик.
– Опять эта Алиса! И здесь своими командами достала. Местность обыскивать…. Что тут обыскивать-то? Глухомань.
И Цент демонстративно огляделся окрест.
– Ладно, – сказал он, – разберемся. Давай-ка сначала перекусим. Грешно на пустой желудок делами заниматься.
Накрывать для князя поляну традиционно пришлось Владику. Пока он таскал на капот банки, свертки и тарелки, предложил связаться по рации с Цитаделью и запросить дополнительных инструкций. Но Центу данная идея по душе не пришлась.
– Что у нас, своего ума нет? – рассердился он. – И у кого ты там инструкций спрашивать собрался? С тобой самый умный и самый главный человек Цитадели, то есть я.
– Но мы же не знаем, что делать дальше, – напомнил Владик.
– Это ты не знаешь, – возразил Цент, приступая к обеду.
– А ты?
– А я все знаю. Вот сейчас подкрепимся, и поедем себе обратно.
– Как? – испугался Владик. – В смысле – обратно? В Цитадель?
– Да, в нее.
– Но как же наше задание?
– Во-первых, не наше, а твое. А во-вторых, задание выполнено в полном объеме. Что тебе было поручено сделать? Прибыть на место, осмотреться, выяснить источник сигнала. Так?
– Да, – признал Владик.
– Мы на место прибыли? Прибыли. Осмотрели его? Осмотрели. Источник выяснили? Нет тут никакого источника, и выяснять, соответственно, нечего. Следовательно, задание выполнено. Или ты считаешь иначе?
– Ну, может быть, все-таки, нужно осмотреться или проехать чуть дальше?
– Не вижу смысла, – ответил Цент. – Черт, подкрепились славно, но я привык к послеобеденному чаю с ватрушкой. Заварка, сахар и вода есть. Ватрушка, кажется, еще осталась. Слушай, будь другом, метнись к посадке за дровами и сообрази костерок. Попьем горячего чайку, да двинем к дому.
Владик вовсе не считал, что они выполнили задание в полном объеме, или хотя бы частично, но спорить с Центом было бесполезно. Тот ясно дал понять, что не желает тратить время на поиски источника сигнала. Не для того он отправился в эту поездку. Оправился, чтобы отдохнуть от изматывающей княжеской рутины, состоящей из сна, еды и секса. Для него это была увеселительная прогулка.
Вода в котелке закипела быстро, и вот они уже сидели на обочине, и пили чай из огромных алюминиевых кружек. Денек выдался погожий, теплый и ясный, этакий эталонный весенний день. Но Владик не мог наслаждаться им, ибо мрачные думы одолевали программиста. Он очень рассчитывал на эту поездку, мечтал вернуться героем, увенчанным славой и любимым девушками, и вот все его надежды пошли прахом. Вернется он тем же, кем и отбыл на задание – пустым местом. И вновь окажется в ненавистном поле с ненавистной лопатой. Эх, не будь с ним Цента, он, пожалуй, предпочел бы возвращению бегство, но теперь об этом нечего и мечтать.
– Поели, попили, пора и к дому двигать, – постановил Цент, выплескивая из кружки остатки чая с заваркой. – Собирай продукты, и поехали. Отдых – дело хорошее, но княжество без присмотра тоже надолго оставлять нельзя. Там же, в стратегических кладовых, такие разносолы хранятся, что за ними глаз да глаз нужен. Только ослабь внимание, как бессовестные слуги обязательно влезут и преступным образом что-нибудь сожрут. И что потом делать? Казнить-то их я казню, но ведь съеденное обратно не воротишь. По крайней мере, в первозданном виде. Ну, чего застыл? Собирай, говорю, харчи. Домой пора.
Озадачив слугу покорного, князь взгромоздился на капот и закурил. Сидел, глядел вдаль, куда уводила трасса. Вопреки словам, особого желания возвращаться в Цитадель немедленно у него не было, но и заниматься поиском приключений тоже не тянуло. Приключения в нынешние времена все до одного были опасными, сопряженными с риском для жизни. А Центу, в отличие от Владика, было что терять. Зря, что ли, напрягался, к успеху шел, и дошел, чтобы теперь сгинуть. А развлечения можно и в Цитадели найти. А не найдутся, так организовать. Олимпиаду, к примеру, провести, или футбольный турнир. Или просто взять и учредить какой-нибудь новый праздник, а потом шумно его отметить.
Цент как раз подумал о том, что по какой-то неведомой причине подданные до сих пор не отмечают день рождения монарха, но тут его рассеяно блуждающий взгляд заметил на дороге какой-то блестящий предмет, отражающий солнечные лучи. До него было недалеко, решил сходить пешком, пока Владик грузил продукты в машину.
– Ты куда? – тут же встревожился верный слуга.
– Сейчас вернусь, – отмахнулся Цент. – Занимайся своим делом.
Пройдя по дороге сотню метров, Цент достиг заинтересовавшего его предмета. То была банка тушенки, которая бесхозно валялась прямо на асфальте. Наклонившись, и подняв ее, Цент убедился в том, что банка целая, не вскрытая, и, судя по выбитым на днище датам, содержащая пригодную в пищу еду.
– Вот даже как, – протянул Цент, подозрительно поглядывая по сторонам. У него не было сомнений в том, что банка оказалась на асфальте совсем недавно. Пролежи она здесь значительный срок, неминуемо покрылась бы ржавчиной или стала добычей проезжавших мимо людей.
С банкой в руке он вернулся к машине, но, вопреки ожиданиям Владика, полез не на пассажирское сиденье, а в багажник, откуда вытащил дробовик и коробку патронов к нему. Встревоженный программист сгоряча подумал, что Цент засек какую-то опасность, и поспешил выяснить, в чем дело.
– Рядом зомби, да? – простонал он. – Они близко? Их много? Может, уедем, а?
– То ты рвался искать источник сигнала, то хочешь уехать, – удивился Цент, снаряжая дробовик боеприпасами. Два десятка патронов рассовал по карманам. Подумал немного, взял вторую пачку патронов, и протянул ее Владику.
– Положи в рюкзак, – велел он. – Туда же помести провианта с расчетом на легкий походный перекус.
– Что случилось? – недоумевал Владик, которого сильно напугали все эти загадочные сборы.
– Ты тупой, да? – повысил голос Цент. – Идем искать источник сигнала. За этим ведь приехали, разве нет?
Владик только что рвался на поиски, но едва дошло до дела, ему резко перехотелось. Вдруг как-то внезапно понял, что это не просто прогулка на свежем воздухе, а крайне опасное задание. Одному богу известно, с чем они могут столкнуться, обнаружив тот самый источник. А когда Цент протянул ему сумку с патронами, Владик ощутил жгучую тоску по жизни простого крестьянина, пахаря неутомимого, что днями напролет копает землю лопатой. И с чего он решил, что ему не нравится такая жизнь? Очень даже хорошая жизнь, стабильная, спокойная, никаких тебе опасностей и ужасов. Копай себе землицу, да горя не знай. Нет же, взалкал лучшей доли. Понесло на подвиги. Будто забыл, что он совсем не герой, и не рожден для жаркой битвы.
Цент сунул за пояс волшебную секиру, а в руки взял дробовик. От пистолета, подумав, отказался. Против живых людей и ружья хватит, против мертвецов у него припасен божественный топор. Незачем себя металлоломом перегружать. А программисту оружие вообще давать опасно – тот скорее сам застрелится, чем сумеет им грамотно воспользоваться.
Когда Владик попытался замкнуть двери автомобиля, князь остановил его, попросив этого не делать.
– А если кто-то будет проезжать мимо? – выразил опасение Владик.
– Кто захочет, тот залезет, и на замки не посмотрит, – растолковал Цент. – А вот если нам придется быстро отступать, возня с запертыми дверями может обойтись очень дорого. Да и невелик шанс, что кто-то тут появится, пока нас не будет. Ныне плотность населения не та, что прежде. Скорее встретишь медведя, чем человека.
Оставив автомобиль на обочине, вооруженные герои неспешно пошли вперед по трассе. Цент вертел головой, будто что-то высматривая, Владик покорно плелся позади него, исполняя роль мула, везущего поклажу хозяина. А поклажа оказалась нелегкой. Патронов-то Цент взял про запас одну коробку, зато провизии набрал на целый банкет. Это было в его стиле – и хорошо покушать, и транспортировать свое добро на чудом горбу. Как еще сам верхом не залез?
Прошли метров триста. Вадик не понимал, куда они идут, и почему идут, а не едут, но спрашивать боялся. Цент был нетипично собранным, его обычная вялая расхлябанность сменилась напряженной сосредоточенностью. И Владик, видя это, всем ливером чуял грядущие неприятности. Что бы ни встревожило князя, это определенно было что-то опасное. Да в мире ничего другого, считай, и не осталось. Все хорошее, доброе и светлое умерло в нем два года назад, остались только тьма, ужас и свирепые люди.
Цент вдруг резко остановился, и радостно произнес:
– Ага!
Владик вздрогнул, готовясь спасаться бегством. Пересилив страх перед суровым повелителем, он все же дерзнул задать вопрос:
– Что там?
– Дорога.
– Где?
– Вон там. Видишь?
Если бы Цент не ткнул пальцем, и не обозначил точку, куда следовало смотреть, Владик бы легко пропустил тщательно замаскированную прореху в сплошной череде деревьев. Только приглядевшись, можно было заметить ее. Прореха, обозначающая ведущую неведомо куда дорогу, была завалена сухими ветками, и сделано это было намеренно. Кто-то сильно не хотел, чтобы этот съезд был обнаружен случайными людьми, проезжающими мимо по трассе. Мертвецы вряд ли стали бы заниматься чем-то подобным, следовательно, выходило, что дорогу скрыли живые люди.
Как и следовало ожидать, за завалом из веток скрывалась узкая дорога, уводящая куда-то в лес. Здесь же Цент обнаружил еще одну улику – банку пива. Поднял ее, осмотрел, затем откупорил и утолил жажду.
– Что происходит? – спросил Владик. Он ничего не понимал, и это непонимание пугало его.
– Там, – Цент указал рукой направление вглубь лесного массива, – люди. Какая-то община, судя по всему. Думаю, их-то сигнал мы и приняли.
– И мы пойдем к ним?
– Надо сходить. Хоть посмотрим, кто там, в каком количестве. Если они не дикари и не людоеды, попытаемся уговорить их переехать в Цитадель. Мне лишние подданные не помешают.
– А если они окажутся враждебно настроенными? – забеспокоился верный слуга. Оснований для подобного рода беспокойства было более чем достаточно. После конца света дружелюбно настроенных людей почти не осталось.
– В этом случае мы воспользуемся планом «Б», – ответил ему Цент.
– «Б» значит бегство?
– «Б» значит беспощадное истребление. Пусть только попробуют не встретить князя подобающим образом, с красной ковровой дорожкой, караваем и банкетом. Если вдруг выяснится, что эти нехристи не желают стать моими новыми подданными, нам с тобой придется их всех убить. У нас просто не останется иного выбора.
– Необязательно это делать, – рискнул сказать Владик. – Люди сами вольны выбирать, где и как им жить.
– Это устаревшая концепция, – возразил ему Цент. – Свобода выбора давно изжила себя, как и еще целый ряд свобод. Ведь что такое, по сути, свобода?
Рассуждая, Цент пошел вперед по лесной дороге. Владику ничего иного не оставалось, кроме как последовать за своим господином.
– Свобода, это возможность быть собой, – ответил он.
– С этим согласиться не могу, – покачал головой князь. – Если каждому позволить делать все, что заблагорассудится, то многие ли тогда станут работать в полях и на фермах? Да и потом, чтобы быть собой, нужно точно знать, кто ты. Понять это. И понять правильно. Ведь тут и ошибиться недолго. А ошибка может повлечь за собой настоящую катастрофу. Вот подумает какой-нибудь недалекий балабол, что он вождь и лидер, взбаламутит народные массы призывами пламенными, а дальше что? Куда он их, дурень этот, поведет? В какое светлое будущее? Он сам туда дорогу не знает. А народ-то уже взбаламучен, уже на низком старте. Все ждут, когда же оно, светлое будущее, грянет. Когда их, горемычных, величием окатит. Когда, наконец, с колен поднимутся. Все дела побросали, ни за что приниматься не желают. Ждут себе и ждут, год за годом. Ну и чем, по-твоему, хорошим это может завершиться? Ничем, разумеется. Потому и говорю, что прежде, чем свободу человеку давать, нужно понять, кто он и на что годен. Кто-то, например, думает, что он крутой перец, и достоин величия. А на деле он лох обычный, и место ему в поле с лопатой в руках. Что нужно делать? Правильно – отправлять в поле. Если придется, то методом насильственного принуждения. Откажется работать – сечь. Ну а если человек крут и конкретен, ему, понятное дело, почет и уважение, перед ним все дороги открыты. Это, я считаю, более совершенный и прогрессивный вид свободы. Тут тебе не просто анархия, что хочешь, то и делай, тут научный подход.
Владик внимательно слушал Цента, и понял для себя лишь одно – тот величает свободой обычную тиранию, власть силы, и нарекает прогрессивной систему, при которой крутые перцы, вроде него, ведут паразитический образ жизни, эксплуатируя народные массы.
Заметив, что слуга молчит, Цент подумал, что тот имеет дерзость не согласиться с его видением мира.
– Смотрю, ты иного мнения, – произнес он недобрым тоном.
– Нет, нет, ты во всем прав! – быстро сказал Владик. Согласно своду законов Цитадели, несогласие с лидером нации хоть в чем-либо считалось тяжким преступлением и каралось так, что мало не казалось. Процедура наказания состояла из трех стадий, и, как слышал Владик, до третьей стадии пока что никто не дожил.
– Я долго и напряженно размышлял о сути бытия, – вновь заговорил Цент, – и мне открылось немало мудрых вещей.
Легко было думать о сути бытия, целыми днями пиная баклуши и обжираясь шашлыком. Впрочем, Владик, без выходных вкалывая в поле последние полтора года, тоже кое-что понял об этом бытии.
– Думаю, прежний мир, при всех его достижениях, был устроен неправильно, – высказал свое мнение Цент. – Более того, начинаю подозревать, что именно его неправильность и спровоцировала пробуждение древних богов.
– Но ведь это не так, – не удержавшись, возразил Владик. – Богов пробудили люди. Не все люди вообще, а конкретные. Вина на них, а не на всем человечестве.
– Презумпция невиновности, – кивнул головой Цент. – Еще одно заблуждение старого мира. Мы не потащим в будущее весь этот бесполезный хлам. Пойдем вперед своим путем. Иным.
– Каким? – вздрогнул Владик. Зная Цента, он боялся даже представить тот путь, каковым этот свирепый истязатель собирался повести остатки рода людского.
– Иным, – загадочно ответил князь Цитадели. – Я уже давно работаю над новой концепцией мироустройства, но до конца сего эпохального труда еще далеко. Однако кое-что уже успел набросать. Называется все это дело: «Научный крутинизм».
От комментариев Владик удержался, но, судя по всему, на его лице что-то такое проступило, что не укрылось от всевидящего взора правителя.
– Да, согласен, название не очень, – согласился тот. – Есть другой вариант, более развернутый и конкретный. Звучит так: «Концепция нового мирового порядка, или почему крутые должны кушать плов и шашлык, а лохи пахать и помалкивать».
– И в чем суть концепции? – поинтересовался Владик, хотя многое ему стало ясно уже из одного названия.
– Ну, я, вообще-то, пока что только название придумываю, – признался великий мыслитель. – За саму концепцию еще не брался. Отвлекают постоянно, то тем, то этим. Бывало, лежишь себе на диванчике, кушаешь пирожки с ливером, попиваешь пиво, мыслишь о великом, а тут подбегают к тебе всякие, и давай мозги сокрушать – надень штаны, хватит лежа жрать, причешись, побрейся, почисти зубы….
И Цент гневно сплюнул на обочину.
– Что можно взять с этих недалеких людей? – продолжил он. – Не умеют мыслить глобально. Видят только то, что у них перед носом, а дальше и не смотрят. Я же, как вождь возрождающегося человечества, зрю в далекое будущее. И чем дольше зрю, тем четче осознаю, что залог грядущего процветания кроется исключительно в строгом разделении общества на крутых и лохов.
– Но ведь человечество это уже проходило, – напомнил Владик. – Классовое деление….
– Я тебе не о классах толкую, тупая твоя голова! – повысил голос Цент, чем едва не опрокинул слугу в обморок. – Прежде люди делились на знать и чернь, на богатых и бедных. Это было. А вот на крутых и лохов никогда не делились. В благословенные девяностые была предпринята попытка, но она сорвалась происками темных сил.
– Но я не понимаю, в чем отличие твоей концепции от того, что уже было, – признался программист.
– То, что ты слаб умом, я понял еще в день нашего знакомства. Вообще не знаю, зачем я веду с тобой столь многомудрые разговоры. Разве твой скудный разум способен понять все величие и грандиозность моего замысла, всю его прогрессивность и все ожидаемые выгоды? Разве можешь ты понять, какое благоденствие наступит, когда общество строго разделится на крутых и лохов? Только представь – крутые живут в состоянии непрерывного блаженства, отдаются праздности, вкушают изысканные блюда. Их жизнь похожа на сказку. А лохи, в это время, работают, трудятся в поте лица, вкалывают, не ведая выходных и отпусков, за что получают трижды в день миску безвкусной баланды. Разве можно вообразить себе мир прекраснее?
– Но что в этом нового? – не унимался Владик.
– Какой же ты тугодум! Новое то, что прежний мир делился на богатых и бедных, на знатных и незнатных, на умных и глупых. И все это ни к чему хорошему не привело. Я же построю мир, в котором человечество разделится на две фракции: по одну сторону крутые перцы, по другую лохи безмолвные. Что может быть более справедливым? Если человек крут, то заслуживает достатка и благополучия, и не должен он позорить себя физическим трудом. С другой стороны, каково еще предназначение лоха, как не труд бесконечный и покорность во всем?
– Ну а если лохи будут недовольны? – допытывался Владик. – Если они восстанут?
– В том-то и прелесть лоха, что он не восстает, – усмехнулся Цент. – Восстать может только крутой. А если всем крутым уже хорошо, то некому и восставать. В этом-то и новизна моей модели мироустройства. Раньше ведь почему все шло наперекосяк. Взять те же средние века. Там все определялось происхождением. Но что такое происхождение? Ведь у крутого царя запросто может народиться сын лох. А какой из лоха правитель? Навоз на конюшне разгребать он годен, но стоять во главе государства неспособен. Но монархия, классовое общество. Никуда не денешься. Что уродилось, то и будет править. Как править – догадаться не трудно. И заканчивается правление такого лоха закономерно – смута, революция, пуля в монаршей башке, притом не сказать, что незаслуженная. Или вот взять капитализм. Кто правит? У кого денег больше, тот и правит. Но где гарантия, что капитал обязательно попадет в крутые руки? А если в руки лоха? Тут уж жди беды, ибо лох на то и лох, что ничего-то сделать не может.
– Но как же демократия? – спросил Владик. – Разве выборы не являются справедливым способом избрания правителя?
– Какой же ты глупый, – покачал головой Цент. – Выборы…. А кто выбирает? Все? А известно ли тебе, что лохов на свете больше, чем крутых перцев? Вот и думай, кого лохи изберут. Нет, друг Владик, все это полный отстой. Принимать решения могут только крутые перцы, лохи вообще не должны иметь права голоса. Всех прочих прав тоже не должны иметь. Права, это такая штука, которую кому попало дарить нельзя. Свое право на права еще нужно доказать. Вот покажи сперва, что ты крут, яви конкретность свою немалую, и обретешь права. А лохам они зачем? Я даже думаю, что лохам эти права вовсе не в радость, и совсем не нужны. Лоху ведь что главное в жизни?
– Что?
– Иметь хозяина. Того, кто будет его от опасностей защищать, за провинности карать, а за успехи поощрять. Когда у лоха есть хозяин, он счастлив и спокоен. Жизнь сразу становится простой и ясной. Все, что лоху надо знать, хозяин ему расскажет: что делать, что не делать, где друзья, где враги. А лоху это и надо. Ему нужен простой и понятный мир, двухцветный, без полутонов и теней. А вот дикий лох, лишенный хозяина, весь охвачен тревогами, все время нервничает. Он ничего не понимает. Реальность, в своей многогранности, страшит его. Он желает скорее обрести хозяина, чтобы тот, своим крутым словом, внес ясность и положил конец сомнениям. А какие-то права, свободы и тому подобные вещи лохам вовсе без надобности. Да и что они с ними делать будут? Так что, сам видишь, замысел мой мудр, а планы грандиозны. Думаю, что в будущем, когда научный крутинизм победит по всей планете, мне, как его основоположнику, воздвигнут монументы, дабы слава моя жила в веках. Центизм-крутинизм будут изучать в школах и институтах, как основной, и, возможно, единственный предмет. И на школьных линейках будут петь новый гимн. Я тут уже кое-что набросал. Примерно так.
И Цент, прочистив горло, негромко, но с душой, запел:
– Сквозь грозы сияло нам крутости солнце,
И Цент грандиозный нам путь озарил.
Крутым даровал шашлыки и беконы,
Лохов же трудом навсегда одарил.
– Или вот еще:
– В победе бессмертных идей крутинизма,
Мы видим грядущее нашей страны.
Крутые во всей заправляют Отчизне,
А лохи по жизни работать должны.
– Крутинизм неизбежен! – заверил слугу Цент. – Тысячи лет человечество искало идеальную форму социального устройства, и вот, моими стараниями, она была обретена. Ты, Владик, присутствуешь при эпохальном событии. Если бы у тебя могли быть дети, ты бы однажды рассказал им об этом великом дне. Жаль, что не расскажешь.
– Но у меня могут быть дети, – поспешил напомнить Владик.
– Не обманывай себя, дружище. Ты, возможно, не знал, но дело в том, что детей не находят в капусте. И в магазине их не покупают. Должен признаться, что и аисты не имеют никакого отношения к процессу производства детей. Ты уже достаточно взрослый мальчик, чтобы узнать правду без психологической травмы. Тебе как: зайти издалека, с тычинок и пестиков, или вывалить все в лоб, грубым народным языком?
– Я знаю, откуда берутся дети, – проворчал Владик. – Я просто не понимаю, почему их не будет у меня.
– Все-таки придется начать с тычинок, – вдохнул Цент. – Понимаешь, какое дело, чтобы образовались дети, помимо пестика нужна еще и тычинка. Пестиком ты оснащен, но вот вопрос – найдется ли на свете тычинка, которая захочет поучаствовать в процессе размножения совместно с тобой? Сейчас ведь времена суровые, людей осталось мало. Раньше, до конца света, у тебя был шанс на размножение. Но теперь…. Нет Владик, даже не мечтай об этом. Бабы нынче пошли разборчивые, абы кого к своей тычинке не подпускают. Раньше все деньгами можно было решить, а теперь, сам понимаешь, только личной доблестью, отвагой, умом и умением выживать. Видел, как девки к поисковикам липнут? Это потому, что от таких парней детей рожать не страшно. И потомство, и жену прокормят, всем необходимым обеспечат. А к землекопам они не липнут, потому что землекоп даже себя прокормить не может, иначе не был бы он землекопом. Так что, Владик, надежды на твое размножение почти нет. Лучше всего просто смирись. В конце концов, дети не такая уж важная штука. Есть они, нет их – не все ли равно? Найди себе другую радость в жизни. Марки, к примеру, начни собирать или строить домики из горелых спичек.
Владик обиженно засопел – Цент коснулся больной для него темы. Что самое обидное, коронованный изверг во многом был прав. Женщины в Цитадели обращали свое внимание на кого угодно, но только не на него. Им нравились гвардейцы, поисковики, успешные дельцы, нажившие добра на коммерции, а ударник сельскохозяйственного производства не нравился совсем. Даже девки из числа крестьян игнорировали Владика. Даже самые некрасивые из них. Будто сговорившись, они день за днем сокрушали его мужское самолюбие, и в итоге добились своего – Владик твердо уверился в том, что он никому не интересен, и не видать ему половой жизни, как шашлыка.
