Ольга Даро
Я и ты
День четвертый.
Утром следующего дня, Софья Ярославна, после завтрака, оставила меня ненадолго, и через четверть часа вернулась с лукошком яиц.
– Ой, это откуда? – спросила я.
– А это у меня курочки есть, вот три десятка на ярмарку отнесу, продам и нам куплю молока, тогда и пирогов напечем, авось жених придет, а нам его и потчевать нечем.
Меня даже передернуло при упоминании жениха, и с какой стати я должна тут его еще потчевать? Я попыталась представить, как он ест пирог за столом с его вечно нахмуренным недовольным лицом и фыркнула себе под нос. Но, тем не менее, опару поставить пришлось. Пока Софья Ярославна была на рынке, она наказала мне не выходить без надобности, если только по нужде, а мне и самой особо не хотелось высовываться. Так что я принялась ткать ткань для рубахи, пока была одна. К счастью, старушка вернулась к обеду с кувшином молока и ещё с мешочками круп и овощей. И я с ней вместе хозяйничала на кухне. Она была чем-то обеспокоена и безуспешно скрывала это, но я заметила, как изменилось её настроение.
– Что-то случилось? – осторожно спросила я.
– Ох, нет-нет, – как-то не уверенно ответила она, пряча глаза, – так слухи нелепые распускают.
Я почувствовала, что это касается меня, но не стала её расспрашивать, в чем дело, я знала, что он найдет любой способ, чтобы не жениться на мне. Хоть меня это и не огорчало, но всё же задевало моё самолюбие в том, что меня отвергли на глазах у всех.
К вечеру пироги наши были готовы, ароматные, румяные, прямо из печи. И, правда, сразу, как по заказу, к столу пожаловал гость. В дверь так громко постучали, что у меня внутри все сжалось от неожиданности. Это был Тимур. Он вошел в избу уверенно и равнодушно, окинув меня надменным скользящим взглядом.
– Тамерлан, здравствуй! Проходи, у нас как раз пироги на столе. Невеста так старалась, пироги-то вышли, как в сказке, – раскланивалась перед ним Софья Ярославна.
Я залилась краской по уши от неловкости и злости от того, что Софья Ярославна назвала меня невестой и расхваливала меня перед ним. На самом деле это была не совсем правда, пекла то по большей части она. Я мельком поглядывала на него, желая провалиться сквозь землю.
– Добрый вечер, хозяйка, спасибо, я только со стола, не голоден. Пироги отведаю ваши в следующий раз, а пока мне надо поговорить с ней, – в третьем лице обо мне произнес он низким монотонным голосом, лишенным всякой эмоциональности, – оставьте нас на пару минут.
Софья Ярославна взглянула на меня обеспокоенно, но всё же неохотно повиновалась и медлительно направилась к выходу, ответив:
– Но только на пару минут.
Когда она вышла, я собралась с духом и подняла на него глаза, ожидая его речи. Он как стоял у входа, так и не приблизился ко мне ни на шаг. Я подумала тогда, как должно быть я ему неприятна, что он даже не может находиться со мной в одном помещении.
– Я не могу на тебе жениться, – сразу сказал он как-то сухо и равнодушно, – наверное, я должен извиниться, что поставил тебя в такое неловкое положение. Но так вышло.
– Что ж, я тоже не могу выйти за тебя замуж, – как-то слишком эмоционально ответила я, почувствовав себя задетой.
Он даже не изменился в лице, только скулы его стали напряженнее, словно он сдерживал себя. Я чувствовала, что за всей этой его внешней сдержанностью скрывалось нечто страшное.
– Завтра мы решим, что с тобой сделать, вернее всего сосватать кому-то, кто согласен будет взять тебя в жены, – продолжил он говорить стальным голосом. – Желающие есть, об этом не беспокойся.
– Нет, не надо меня сватать! – выкрикнула я в сердцах и, поборов своё упрямство и страх перед ним, подскочила к нему так резко, что он сделал шаг назад от меня, и к его суровому взгляду добавилась легкая растерянность. – Верни меня обратно, прошу!
– Нет, обратного пути нет, – резко ответил он в небольшом замешательстве и развернулся к выходу.
– Ну и не надо, я и сама уйду! – в гневе выкрикнула я ему в спину.
– Не посмеешь, – так же ровно ответил он, взявшись за ручку двери.
– Тогда я объявляю голодовку, лучше я умру, чем здесь замуж выйду! – еще больше разозлившись его бесчувственности, крикнула я.
Тогда он не спеша повернулся ко мне, и впервые так пронзительно глянул мне в глаза своими серо-голубыми холодными глазами, что я даже отошла от него на несколько шагов к столу.
– Дура, – тихим низким голосом произнес он.
Я, никак не ожидая от него такого обращения, открыла рот от возмущения и первое, что пришло мне в голову, бросить в него что-нибудь. Тут мне попался под руку скрученный клубок из ниток, что я спряла, он лежал прямо на столе подле меня, и я кинула его в него, да так метко и сильно, что он стремительно прилетел в его лоб и отскочил на три метра к стене. И тут мне сначала стало смешно, потому что у него было такое недоуменное выражение лица, словно его контузило, а когда он весь побагровел от злости и глаза его налились кровью, тогда моя улыбочка сползла с лица и я подумала, что мне пора бежать. Я, не сводя взгляда с его лица, медленно отошла назад и думала, куда мне метнуться. Я готова была поклясться, что он вот-вот бросится на меня, но в последнюю секунду в избу зашла старушка.
– Поговорили, голубки?
– Поговорили, – отрезал Тамерлан, бросив на меня презрительный взгляд, и ушёл, хлопнув дверью.
– Что-то случилось? – аккуратно спросила старушка.
– О, нет, ничего особенного, кроме того, что он сказал, что не будет на мне жениться, и судьба моя под вопросом, – с сарказмом произнесла я, всё еще не придя в себя после случившегося.
– Не может быть! Это противоречит нашим традициям. С его стороны это очень подлый поступок, ведь он опорочивает твою честь, – с досадой произнесла старушка и села на лавку в негодовании. – Так что же ему не по нраву?
– Характер у меня скверный, – с иронией произнесла я. – Не каждый выдержит.
– Ох, у него можно подумать подарок, – негодовала она, – каков сам, такую и нашел, не зря судьбой всё предрешилось.
– Тем не менее, свадьбы не будет, к счастью для нас обоих. Но и ни за кого другого, я не собираюсь здесь замуж выходить, я домой хочу, к Насте, – как обиженный ребенок, пробурчала я.
– Да кто ж тебе решать даст? – покачала головой старушка. – Тебя за нарушение правил могут и наказать. Себе же только хуже сделаешь!
– Я убегу, – решительно сказала я.
– Да ты ж не знаешь куда! Заплутаешь! А тут места дикие и зверь всякий водится! Не вздумай, дурёха! Ты молодая совсем, опасности не понимаешь и не знаешь.
– Тогда я объявляю голодовку! – не унималась я.
– Ох, Оля, совсем ты ребёнок ещё, не наделай глупостей.
– Не ребенок я! – разозлилась я. – Я сама в праве за себя решать. И я решаю уйти.
– Куда ты! Нельзя теперь тебе из дому без меня. Если он отказался от тебя, то теперь у тебя нет защиты иной, пока другой жених не нашёлся, кому ты передана, ты ничья и родителей нет у тебя здесь, чтобы уберечь от посягательств. Подловят тебя за домом и честь погубят.
– О, господи, что за чушь? Это всего лишь ваша бестолковая выдуманная игра. Не надо меня страшилками пугать! Я что, вещь что ли, чтобы от меня отказываться или передавать кому-то? – разъярилась я от таких слов. – Я могу за себя постоять! И сидеть здесь взаперти, терпеть унижения, ждать, что на мне кто-нибудь изволит жениться, не намерена! Очень надо!
Вся полыхая от ярости, я направилась к двери, тогда старушка подскочила и кинулась под дверь, не давая мне пройти.
– Не пущу, – строго крикнула она мне. – Хоть убей! Пока я здесь, ты не уйдешь.
Я глубоко дышала, сердце бешено стучало, гнев и обида переполняли меня, почему я должна слушаться всех и каждого? Мне нужно было вырваться отсюда сию же минуту. Эти четыре стены сдавили меня, я больше не могла находиться здесь.
– Хорошо, – протянула я как можно смиреннее, чтобы она ушла от дверей, – я не уйду.
Я сделала несколько глубоких вдоха и пошла за печь, чтобы прясть.
– Вот и хорошо, ты главное успокойся, – отошла осторожно она от двери.
Я думала, как избавиться от неё непременно сейчас, потому что я готова была бежать, я была настроена твердо именно в этот момент. Пришлось снова включить актерскую игру, и через некоторое время я со стоном прилегла на постель.
– У меня жутко болит голова, есть что-нибудь от головной боли? – спросила я спокойно спустя некоторое время, когда всё, казалось бы, утихомирилось.
– Надо идти к нашему лекарю, он даст лекарство. Пойдем вместе?
– Нет, я не пойду, я лучше полежу, очень сильная мигрень.
– Хорошо, я схожу. Только не вздумай убегать.
– Куда мне с такой головной болью, даже сидеть невозможно, не то, что бежать, – уверяла её я.
– Ну ладно, я постараюсь побыстрее, – недоверчиво сказала она и пошла из избы.
Как только дверь закрылась, я вскочила с лавки и, подбежав к ней, приоткрыла, удостоверилась, что старушка скрылась за другой избой, потихоньку вышла и направилась за избу.
– Черта с два я вам тут останусь, – проворчала я себе под нос.
По окраине незнакомого поселения я намеревалась выйти хоть куда-то в поле и вдоль реки покинуть это место. Я не знала куда идти и это меня пугало, но я знала, что недолго буду незамеченной, что меня бросятся искать и найдут, но зато я могла доказать им, что не им тут одним решать мою судьбу, что у меня тоже есть своё слово. Но маленькая надежда остаться незамеченной и найти дорогу обратно все же оставалась.
Миновав несколько домов, я увидела вдали лес, и небольшой луг перед ним, туда я и целилась. Только я обрадовалась, как ловко я смогла незаметно пройти до края поселения, как я вдруг набрела к ключу, куда пришли напиться воды молодые хлопцы. Они не сразу поняли, кто я и поначалу лишь заинтересованно пялились на меня, посвистывая мне и предлагая воды. Но я уклончиво и подозрительно шла дальше, пряча от них ошалевший взгляд.
– Погоди! – вдруг позвал меня один из хлопцев. – А не ты ли невеста Тамерлана?
Все сразу как по сигналу подскочили и обступили меня. Их было трое. Мне показалось, что я реально попала в беду и тут совсем не игра назревает. Я с недоверием и презрением смотрела на каждого из них и молчала.
– Тамерлана ли? – спросил второй ехидно.
– А кого же? – с непониманием спросил первый.
– Тамерлан же отказался от неё, говорит не благочестивая она, испорченная.
Мои щеки раскраснелись от злости и ненависти к ним и к Тамерлану.
– Хм, а по мне так не дурна собой, – сказал третий. – Может, моей невестой станешь? – приставал он.
– Разве что на раз сойдет, – сказал первый.
И они стали обступать меня плотнее, друг за другом говоря какие-нибудь непристойности, а потом то один, то другой норовил прикоснуться ко мне и ущипнуть. И когда один из них неожиданно схватил меня за рукав, обнажив моё плечо, я поняла, что игра перешла все границы и мне надо скорее бежать. Я рванула с места, но естественно, не успев сделать и пару шагов, меня кто-то поймал за талию и, приподняв над землей, крепко прижал к себе и тогда я начала отчаянно кричать, и сопротивляться, пинаться и царапаться. Двое даже отступили немного, но потом решили меня куда-то поволочь. Я успела еще раз завизжать, прежде чем мне зажали рот. Я уже подумала, что это конец, как где-то рядом раздался стрекот копыт и воздух пронзил резкий приказной голос:
– Быстро отпустили её! Это нарушение!
Перед нами на коне предстал Тамерлан, меня тут же выпустили из рук, и я упала на землю. Эти трое скрылись и я, подскочив, побежала дальше от этого места.
– Стой! Нельзя туда! – кричал мне вслед Тамерлан, но я уже побежала через низину к лесу.
– Быстро трубите в горн! Прекратите охоту немедленно, она бежит в лес! Я за ней! – приказал Тамерлан и, соскочив с лошади, побежал за мной.
Когда я сбежала со склона поля прямо в лес, я не ожидала, что и там будет резкий спуск вниз. Сбавлять скорость я не собиралась, так как услышала, что сзади меня догоняют. А вдруг это снова они!? У меня была паника и отчаяние. Разогнавшись на спуске, мне было тяжело тормозить, и я хваталась за каждое деревце, растущее на склоне. Стремительно перескакивая через торчащие корни на земле, и поваленные деревья, я цеплялась за острые ветки, которые безжалостно рвали рубаху на клочья и царапали кожу. Я бежала напрямик, не разбирая дороги, рискуя переломать себе ноги и изрезать в кровь руки и ноги об острые сучки, но я ничего не чувствовала, пока не попала на острие стрелы, торчащей в стволе молодого деревца. Я почувствовала, как что-то ощутимо полоснуло меня по боковой поверхности бедра и, мельком взглянув вниз, я заметила, как тонкий ручеек крови стремительно ползет по моей щиколотке вниз. Я испугалась вида крови и, потеряв равновесие, обо что-то споткнулась и упала. Я лежала неподвижно, устремив взгляд в небо сквозь кроны сосен, переводя сбившиеся дыхание, не имея сил встать, оставалось только слушать, как рвется из груди сердце и как кто-то надвигается на меня сверху. Я боялась поглядеть на рану и чувствовала, как теплая струйка крови стекает по ноге. С трудом я приподнялась, и в этот же момент прямо передо мной появился запыхавшийся Тамерлан, он ни слова мне не сказал, но выглядел серьезно и озабочено. Он сразу стал задирать мне подол рубахи, как только увидел кровь на ней, а я стала убирать его руки и кричать.
– Убери от меня руки, не трогай меня!
– Заткнись! – крикнул он мне строго и в тоже время встревожено, не обращая внимания на мои препирательства.
Не имея сил больше сдерживать пестрящий шквал эмоций, я заплакала. Заплакала в истерике, как маленькая девочка, которой очень страшно. Так, что он оторопел и убрал от меня руки. Я плакала от страха и от боли, от унижения, и от его грубости, я кричала сквозь слезы обо всей своей обиде, что наполняла меня:
– Уйди! Не помогай мне! Ты отказался от меня! Не трогай меня! Ты предал меня! Это всё из-за тебя! Ты во всем виноват!
Черты его лица вдруг смягчились, он посмотрел на меня ошарашено и виновато, суровость в его взгляде сменилась сочувствием. Но я не видела этой перемены, потому что слезы застилали мне глаза, и я не поднимала на него глаз, а только всхлипывала, скрючившись, закрывшись от него так, словно он лесной хищник, который вот-вот набросится на меня. Он еще с несколько секунд смотрел на меня, дав мне время высказаться и немного успокоиться, а сам начинал беспокоиться, наблюдая, как медленно наполняется лужица крови возле меня. И в этот момент он сам не понял, как я сумела, растрепанная в рваной грязной рубахе в слезах со шмыгающим носом, сломать все барьеры, которые он тщательно устанавливал, защищаясь от меня. Он смотрел на меня так, будто перед ним был другой человек, которого он доселе не знал. Он терпеливо слушал мои причитания, давая мне высказаться, о том, как я его ненавижу, что он предатель и бесчувственный человек. Когда он успел таким стать и почему? Когда он в очередной раз хотел проверить мою рану, я снова проявила протест.
– Не надо помогать мне! Я ведь тебе не нужна! Оставь меня!
Я ожидала услышать от него любые грубости, но он сдержанно сказал:
– Успокойся и позволь мне помочь тебе, ты истекаешь кровью, мне надо срочно перевязать рану. Пожалуйста, не перечь мне хотя бы сейчас, хорошо?
Я, не поднимая на него глаз, кивнула в знак согласия, и после этого он оторвал несколько клочков ткани от моей рубахи и быстро начал останавливать кровотечение. К тому времени я уже успокоилась, но невероятная слабость стала наполнять тело, я ощущала боль по всему телу и нарастающий холодный жар.
– Верни меня домой… – успела я прошептать, перед тем, как у меня потемнело в глазах.
Я открыла глаза и по капельнице, стоящей рядом со мной поняла, что я в доме лекаря. Всё тело ныло, и было тяжело пошевелиться, очень хотелось повернуться на бок, но на деревянном настиле это не так просто, даже с тонкими соломенными матрасами, как полагается у них. Но стоило попробовать, и я поняла, что я лежу на вполне себе мягкой кушетке. С трудом я немного сменила положение тела и прислушалась к шорохам. По шелесту страниц, я поняла, что лекарь был в кабинете и, похоже, вел какие-то записи, сидя за столом за шторкой разделяющей нас.
Немного погодя в дверь тихонько постучали, и кто-то почти беззвучно вошёл, так, что я не могла понять по шагам, кто это может быть. Я навострила уши.
– Она еще слаба, спит, приходи уже завтра, – ответил шепотом доктор кому-то безмолвному, и этот кто-то также неслышно ушёл.
И я почему-то очень хотела надеяться, что это он. Не знаю почему, но мне хотелось верить, что у него все-таки доброе сердце, откуда тогда это известно старушке? Что-то странное творилось в моей душе, я и ненавидела его, и не ненавидела. Я закрыла глаза и снова заснула.
Твой день начался как обычно, ты уже начала привыкать к распорядку дня и ловчее выполняла поручения. С утра ты предложила матери сходить на ярмарку вместо нее, но она отказала в помощи, незамужних девиц здесь держали при доме. Отец присоединился к ярмарке после обеда, и с девяти утра до шести вечера ты была одна с детьми и хозяйством, теперь и козы тоже легли на твои плечи. Матушка, как правило, уходила на ярмарку не раньше девяти, с утра она всегда помогала тебе с завтраком и после него уже покидала вас, приходила потом только на обед. Отец же с пяти утра уходил на рыбалку и приходил к обеду, отдыхал, обедал и шёл с матушкой опять на ярмарку. В шесть часов был ужин, в восемь вы уже шли в баню и в девять укладывались спать. Матушка с вечера готовила отцу узелок на утро, чтобы спозаранку он уходил на рыбалку без лишних хлопот. В шестом часу она поднимала тебя, дети же спали до семи часов, до этого как раз успевали прогореть дрова в печи и разогреться вода для умывания детям. Потом сразу же ставили томиться кашу на минут сорок – пятьдесят, и пока она подходила, вы пили чай с чабрецом и медом. Как матушка уходила, ты справлялась с посудой, выводила пастись коз и занималась с детьми, читала им, придумывала игры, выводила гулять. Больше всего хлопот было с двухлетним Глебом, потому что это был неуемный мальчик, который бегал быстро и в непредсказуемом направлении. В обед приходилось его укладывать спасть вместе с Ярославой. Святослав же помогал тебе развлекать младших, приглядывал за ними, когда тебе надо было отлучиться куда-нибудь на десять-пятнадцать минут, а также выполнял всякие мелкие поручения. В целом, его помощь было сложно недооценить. В обед, сразу после полудня, похлёбка должна была уже стоять на столе с приборами, чтобы, когда приходили родители на обед, им не приходилось тратить время на ожидание. Это было строгое правило. Ни позже, ни раньше, иначе отец мог разгневаться, и тогда влетало всем под горячую руку. Так что отдыхать было некогда, никакой мелочи нельзя было пропустить, особенно, что касается присмотра за детьми и приготовления еды. После обеда, только управившись с посудой и уложив детей спать, тебе надо было уже подумать об ужине, потому что в четыре часа котелок уже должен быть наполнен содержимым для томления. Зазеваться никак нельзя было. Ко всему прочему тебе было необходимо собрать высохшее белье, которое обычно матушка замачивала на ночь в кадке после посещения бани, а утром после завтрака её стирала, полоскала в речке и развешивала сама или поручала это тебе. Единственный свободный час, когда у тебя не было дел, это промежуток времени между завершением ужина и началом сборов в баню, ориентировочно с семи до восьми часов вечера. Но это не значило, что ты могла кинуться восвояси из избы на всё это время, гулять тебя отпускали ненадолго, обычно ты гуляла всегда с детьми. Вечером матушка, как правило, мыла посуду, а ты пряла, если не было других дел.
В этот вечер ты собиралась сходить на разведку и изучить обстановку, как там и что происходит возле княжеских хором, может быть даже пробраться туда. Как обычно, ты вышла в районе семи часов, пообещав вернуться минут через двадцать, и направилась к площади. Даниила там не было, был другой, его напарник, он стоял со своим конем и обозревал окрестности скучающим взглядом. Ты думала, как же выведать информацию и рискнула на то, что совершенно точно не сделала бы в обычной жизни. Ты робко подошла к нему, изобразив такое наивное беспечное выражение лица, чтобы невозможно было даже подумать, что ты что-то замышляешь.
– Что-то как-то тихо, народ весь разбрелся, – пролепетала ты, как бы, между прочим.
Ты пыталась завязать разговор. Это был не твой конек, в обольщении больше успехов было у меня. Ты вообще не любила всё это, но ты обязана была побороть свою неловкость и обаять парня.
Он не сразу тебя заметил и вообще не ожидал, что с ним кто-то заговорит, поэтому он сначала так недоуменно поглядел на тебя, что ты подумала – всё пропало, но его взгляд тут же изменился, как только он осознал, какое прелестное молодое создание стоит перед ним.
– Так отдыхают все после рабочего дня, – ответил он тебе, с интересом разглядывая тебя.
– А ты почему же не отдыхаешь? – играла наивную девчушку ты, хлопая ресницами.
– Я только заступил, – ответил он и улыбнулся.
– Понятно… Раз ты в княжеской дружине, полагаю, ты очень… отважный и ловкий, – сказала ты первое, что пришло на ум, пытаясь отыскать к нему подход.
Хлопец засиял от комплимента и даже слегка залился краской, гордо поправил на себе кольчугу и меч на поясе, а потом ответил:
– Ну, без этого никак в бою.
Ты поняла, что выбрала верную стратегию и продолжила:
– И с тобой никуда не страшно пойти, не то, что с этими гончарами, да плотниками.
Он посмеялся довольно и ответил:
– А куда же ты собралась идти? Тут и пойти-то некуда.
– Ну… почему же? – наигранно изумилась ты и печально добавила. – Я вот грибов да ягод собрать хочу… хочу в лес пойти, да вот местности не знаю. Да и нет отважного друга, кто подстерег бы меня.
– Одной в лес идти, конечно, не гоже, такой девице – могут и украсть, – предостерег он.
– А что, очень рядом тут другое племя находится? Я просто новенькая, ничего не знаю даже, – так, между прочим, спросила ты, зацепившись за ниточку.
– Так за лесом этим.
– А он большой?
– Не боись, они достаточно далеко, и наведываются очень редко.
– Ох, ну что же мне тогда делать, как же мне быть… А ты со мной сходил бы в лес? – неловко улыбаясь, спросила ты, не спуская с него глаз, а потом добавила для надежности: – За поцелуй.
Он даже приоткрыл рот от такого неожиданного предложения. Он посмотрел на тебя с удивлением и подозрением – не разыгрываешь ли ты его, а ты игриво наматывала прядь волос, выбившихся из косы, на пальчик и строила ему глазки.
– Я… ээээ… – растерялся он, не зная, что ответить, потом оглянулся настороженно и ответил, – когда надо?
– Как только начнут рассеиваться утренние сумерки.
Ты хотела уйти незаметно с самого утра, чтобы тебя не скоро хватились.
– Хм, не рановато ли для ягод? – с прищуром спросил он.
– Так светает нынче быстро, пока придем, пока я пойму куда идти… – занервничала ты.
Он потоптался на месте в нерешительности, потом еще раз взглянул на тебя и, не справившись с соблазном поцелуя, промолвил:
– Хорошо. Только завтра я не могу. Я на посту до 8 утра должен быть.
– А когда сможешь? – с надеждой спросила ты.
– Ну, послезавтра же костер будет, там тоже никак, так что не раньше, чем через два дня, мне тогда надо будет с восьми на пост выходить, могу до этого с тобой сходить.
Ты немного расстроилась, что так долго надо будет ждать, но это лучше, чем ничего.
– Вот и отлично, – заулыбалась ты. – Только вот мне бы карту леса…
– Зачем тебе? – усмехнулся он, видимо посчитав, что ты не можешь там хоть что-то понять.
Ты и сама не знала, зачем и стала придумывать какую-то околесицу, надеясь, что он в этом ни капли не разбирается. Ты состроила слегка обиженный взгляд, и затараторила:
– Ты что, это ведь очень важно! Разве ты не знаешь, что подосиновики растут только в северной части леса? А лисички в южной, а подберезовики в юго-западной, а белый, так вообще, намного восточнее от лисичек. А что уж говорить о ягодах! Это еще большая наука!
Он ошалел от потока информации, обрушившейся на него, и тут же остановил тебя:
– Всё-всё, я понял-понял, будет тебе карта.
Ты облегчённо вздохнула и улыбнулась ему.
– Когда?
– Что когда? – не понимал он.
– Ну, когда ты её принесешь мне? – надавила ты на него.
– Вот когда соберемся идти – тогда и принесу, – произнес он с хитринкой.
– Хорошо, договорились, – натянуто улыбнулась ты ему снова, – только о нашем разговоре никому ни слова.
– Ясен пень, – усмехнулся парень и подмигнул тебе.
И ты, довольная собой, побежала домой, где тебя уже ждала очередная работа. В душе ты надеялась о нашей скорой встрече.
