Ольга Даро
Я и ты
– Мда… Как же нам его наречь?
– Волкодав, Грозный Клык? – предложила ты.
Мы глянули на добродушную глупую морду пса и посмеялись.
– А мне не верится, что всё скоро закончится, что мы словно на финишной прямой, – со слезами в голосе вдруг сказала я. – Это наше последнее лето… дни так быстро сменяются, отдавая горечью прошлого августа, потрясая вновь и вновь израненное сердце.
– Ничего не последнее, откуда тебе знать! Не надо заранее расстраиваться, пожалуйста!
– Такого уже точно не будет…
– Будет другое, совершенно точно и не обязательно хуже этого.
Но твои слова меня мало утешали, я лишь промолчала, глядя на успокаивающее течение реки, и посидев с полчаса в безмятежном уединении, мы вернулись домой за ведрами, принесли воды, и я занялась малышом, а ты помогала Софье Ярославне немного прибраться.
Вечером к нам заглянула в гости дочь старушки, чьи мальчишки приходили в гости к нам в прошлом году, мы познакомились, немного побеседовали. Оказалось, что ее семья занимается гончарным делом и позвала нас к себе попробовать данное ремесло после воскресения. Меня это очень заинтересовало, поскольку я любила лепить и буквально воспарила духом от такой возможности. К тому же хотелось хоть немного помочь Софье Ярославне заработать денег, пусть она и не просила. Тебе же было привычнее заниматься за ткацким станком, к тому же льняные полотна дорого окупались, так что ты не искала себе новых занятий, а по возможности старалась разгрузить меня от домашних дел, чтобы я хоть ненадолго почувствовала себя счастливее. Что ты, что старушка заботились обо мне и помогали с Мирошей. Он стал гораздо спокойнее и дольше спать, но самое прекрасное, что на следующий день после приезда, у меня пришло молоко, да в таком количестве, как никогда не было. Вот счастья было у малыша в тот день, он, наконец, наелся досыта и проспал три часа, и мне не приходилось больше прикладывать его к груди каждые полтора часа, и о смеси можно было позабыть. Так что теперь между кормлениями, я смогла бы заниматься делами и отлучаться в гончарную мастерскую, как я это планировала делать с понедельника.
А еще в понедельник у нас было еще два маленьких события, Мирославу исполнилось 4 месяца, и Съюткейса наша Софья Ярославна нарекла Барбосом, сказав, что негоже использовать тут всякие заморские имена, от которых язык сломаешь, пока выговоришь.
Зря я боялась, что мне будет тяжело справляться с Мирославом, здесь помощи просить не приходилось, иной раз приходили из народа посмотреть на младенца, тут он в этот раз один такой маленький из всех был, да и дети постарше любопытствовали, когда я выносила малыша на прогулку. Остаться без внимания тут было не возможно. Иногда приходилось и своей очереди дождаться, чтобы получить сына обратно.
Теперь наш день был заполнен всякими разными событиями, все шло по графику, и хоть по утрам мы вставали пораньше, около шести часов, это нас не утруждало, поскольку утро было неспешным. Начинался день с прогулки к ключу по прохладной росе и освежающего сосново-черничного ветерка, долетающего из леса, обрамляющего край нашего поселения, того самого леса, оставившего мне шрам на память. Потом топилась печь и готовилась каша, грелась вода. Мы завтракали, потом просыпался малыш, и я с ним уединялась на кормление, меняла ему пеленки, проводила с ним время, потом Софья Ярославна бегала по своим делам, проверяла курочек и уходила с яйцами на ярмарку. Ты же помогала по дому и иногда садилась за ткацкий станок. До обеда мы успевали погулять с Мирославом, подготавливали все к обеду, ставили котелок с кашей и мясом в печь, я кормила Мирошу и укладывала его спать, к тому времени возвращалась с ярмарки старушка. Мы тогда обедали и уходили погулять на пару часов, водили носом по ярмарке, я забегала на часик-другой к подмастерью в гончарную и училась работать на гончарном круге. Если я задерживалась, то забегала домой, чтобы проверить сына, хотя иногда молока так много набегало, что я оставляла сцеженное молоко, на случай, если он проснется раньше времени, и его было чем покормить.
К вечеру нам тоже было чем заняться, то стирка, то ужин, то мытье посуды, то развлечение малыша, но все вместе мы справлялись быстрее. И после семи вечера, до того, как идти в баню, мы с тобой и песиком уже традиционно стали убегать к речке, чтобы вновь и вновь ловить ощущение всеобъемлющей свободы и наполняться любовью к миру.
Мне нравилась такая жизнь, я гармонично влилась в неё за первую неделю, я, наконец-то, стала улыбаться людям, меня хорошо приняли в гончарной мастерской и уже каждый день там ждали моего прихода, меня поддерживала ты и ставшая уже родной, Софья Ярославна. Я повязывала платок на голову каждое утро, пряча волосы, и представляла себе, что мой муж и впрямь в другой стороне и когда-нибудь он вернется. Ты к концу недели, однако, стала нервничать, приближалось 16-е число, а звонков и сообщений от Дани так и не было. В пятницу вечером, когда мы с тобой пришли к реке, ты снова ушла в потайное место, где ловит сеть и пыталась до него дозвониться, но тщетно и ты позвонила его брату.
Я ждала тебя у берега, присев на толстую корягу и рисуя палочкой на песке. Тебя не было минут пять, но скоро ты вернулась. Я смотрела на тебя, боясь услышать что-то страшное.
– Фуф, с Даней все хорошо, слава богу, просто он и, правда, до меня не дозвонился, он уже в самолете. Его брат рассказал ему, что мы здесь, поэтому я не на связи была. Завтра я с ним увижусь! – ты воскликнула и закрыла лицо руками.
Я обняла тебя, но молчала, мне не хотелось выпускать тебя из рук. Но скоро придется выпустить, чтобы другой человек забрал тебя.
– Ты хотела встретить его завтра, да? – наконец спросила я.
– Да, но теперь я не успею, его брат сказал, что он сам приедет за мной.
– Вот это поворот, – улыбнулась я, – так может он доделает незаконченное дело здесь?
Ты засмеялась.
На следующий день я не чувствовала себя как-то иначе от того, что приедет Даня, всё так же обреченно я свыкалась с мыслью, что он тебя заберет, но я не собиралась пока уезжать, я хотела остаться здесь еще немного до вашего бракосочетания. Я с тобой об этом так и договорилась, что за пару дней до него, вы меня заберете.
К вечеру ты уже собрала свои немногочисленные вещи и вздрагивала от каждого шороха, но скоро мы поужинали, и наступило семь часов. Дани все не было. Мы уже вышли из избы, и ты то и дело выглядывала его у главных ворот.
Я протянула тебе руку.
– Пошли? В последний раз…
Ты глянула на меня и, увидев слезы на моих глазах, постаралась позабыть о Дане хоть на несколько минут. Ты взяла меня за руку, и мы побежали по тропинке вниз, так быстро, как могли. У речки мы остановились, запыхавшись. Немного отдышались и, усевшись на корягу, обнялись. Так и сидели, пока не настиг нас тот, кто тебя заберет. Этого не пришлось долго ждать. Всего-то спустя каких-то пятнадцать минут позади нас послышались шаги, и я уже была уверена, что это он, Даня. Съюти побежал навстречу гостю, радостно заливаясь лаем. Мы обернулись, в нескольких шагах от нас на тропинке среди высоких колышущихся трав стоял Даниил, всё такой же брутальный красавец, но уже с более короткими волосами и без своей привычной бородки, отчего показался нам юным парнишкой. Он не поленился облачиться в рубаху и порты и, щурясь от солнца, улыбался во весь рот. Ты буквально выпорхнула из моих объятий и кинулась к нему в объятия. Он подхватил тебя на руки и целовал, целовал, не смея остановиться. Я искренне радовалась вашей встрече и едва сдерживала слезы.
– Ну, наконец-то! – выпалила ты, когда он выпустил тебя из плена своих рук.
– Привет, Оля, – поздоровался он со мной, – ты простишь меня, если я ее заберу у тебя сейчас?
– Привет, Даня! – ответила я, улыбаясь – Не уж то ты думаешь, что я не знала, что ты сразу же ее заберешь? Я не в обиде, ступайте уже.
Ты подбежала ко мне и, поцеловав меня в щеку, тихонько сказала:
– Мы за тобой вернемся, а пока отдыхай, пожалуйста. Каждый вечер выходи в тайное место почитать мои сообщения, мало ли я что-то разузнаю… Ну, о Тимуре.
– Хорошо, – я улыбнулась, – ну бегите, бегите же, поздно уже.
И вы ушли, а я осталась одна со Съюти, слушая, как удаляются ваши шаги.
Без тебя мне стало сложнее управляться по дому с малышом на руках, когда Софья Ярославна была на ярмарке, а вечерами мне было грустно одной бежать к реке. Но зато я стала проверять от тебя сообщения. В одном из них ты написала, что вы уже подали заявление в загс и вас распишут через десять дней, 27-го августа, это значило, что мне придется вернуться на следующей неделе домой. А в другом, что от Тимура так и не было вестей, хотя Даня в последнем письме пару недель назад писал ему о том, что у вас планируется свадьба в конце августа и просил быть его свидетелем. А еще ты созналась, что рассказала Дане о ребенке, и он всё-таки написал Тимуру в том же письме обо мне и Мирославе.
Сердце моё тогда очень сильно забилось, и я не на шутку разволновалась. Прошло уже две недели с того письма, возможно, если бы он хотел, он уже давно бы приехал, но сейчас он не знает, где я. Но если захочет, сможет узнать.
Я прибежала в избу и взволнованно сказала Софье Ярославне:
– Тамерлан, он, вероятно, может быть, нас разыскивает…
– Успокойся, дитя моё, я вас в обиду не дам, – поспешила меня успокоить старушка.
Но с этого дня спокойствие моё было нарушено и, хотя дни шли своим чередом, и ничего странного не происходило, и от тебя не было новых сообщений, я постоянно дергалась от любых шорохов и стуков в двери. На ярмарке встречаясь с мужчинами, всматривалась в их лица, боязливо желая узнать в них Тимура. У меня опять начались проблемы со сном и кормлением сына.
В пятницу вечером я снова прогулялась к речке, присела на корягу. И тут спустя пару минут услышала приближающиеся шаги, я так перепугалась, что подскочила, а это был наш старый рыботорговец, он здесь недалеко всегда причаливал свою лодку.
– Не боись, не боись, дитя, это я, хотел к другому берегу сплавать, сети проверить.
Я облегченно выдохнула.
– Ничего страшного, я просто редко кого здесь встречаю.
– Я пораньше прихожу обычно, а тут что-то за временем не уследил.
И он зашел в реку по икры, добрел до места, где стояла лодка, отвязал веревку от колышка и залез в нее.
– А можно с вами? – вдруг мне захотелось хоть раз в лодке поплавать, тем более речка тут была неширокая, мелкая и течение небыстрое.
– А забирайся, коль не боишься ноги обмочить, – согласился старик.
Я обрадовалась и, приподняв немного подол платья, подошла по реке к лодке и с помощью рыбака забралась в нее. Я села напротив него и он, взяв весла, начал ими грести. Мы поплыли по ровной глади закатной воды.
– Как же красиво, – восторгалась я, любуясь природой.
Тут же я почувствовала вибрацию телефона во внутреннем кармане платья, это пришло сообщение, видимо на середине речки хорошо ловило, потом еще раз и еще. Я заволновалась, что же там происходит. Когда рыбак доплыл до места, где он оставил сети, он отвлекся на них, а я тем временем хотела достать украдкой телефон и быстренько проверить сообщения, ибо меня так распирало любопытство, что не было сил больше ждать. И как так вышло, что только я его достала и разблокировала экран, как он выскочил у меня из рук прямо в воду, и все что я увидела напоследок, это как высветились на экране шесть твоих сообщений. Я замерла и поняла, что с телефоном здесь покончено и не узнаю я теперь твоих новостей. А рыбак даже и не заметил плюха, он затащил сети с рыбой мне под ноги и мы отправились обратно.
Последняя нить, связывающая нас, разорвалась.
Теперь мне оставалось только ждать, когда вы сами меня заберете или еще чего непредвиденного не случится.
Наступили выходные, я как-то потихоньку успокоилась и перестала себе придумывать страшилки про встречу с Тимуром. Ярмарка в субботу была до 12 часов и Софья Ярославна вернулась домой пораньше, я ничего не успевала с Мирославом и она занялась обедом. Этой ночью сынок плохо спал, и я тоже с ним колобродила, я перенервничала после случая с телефоном, и он чувствовал мое настроение.
– Оленька, ляг, подремли с малышом, вы всю ночь не спали, – беспокоилась Софья Ярославна.
Я и правда клевала носом, поэтому я послушала старушку и решила прилечь и покормить сына на широком настиле, где нам было просторно вдвоем. Сын присосался, и я потихоньку провалилась в дремоту, краем уха услышав, что кто-то к нам постучал в двери, и потом услышала мужской голос. Я уже в полусне пыталась понять, что могло понадобиться здесь мужчине, очень это странно, а тут я еще, за шторкой лежу, кормлю сына. Голос становился то отчетливее и яснее, то вновь пропадал, и я не могла понять, о чем они говорят. Но зато я уловила отнюдь не мягкий тон голоса Софьи Ярославны.
– Не беспокой её, она кормит сына.
Как странно, подумала я, почему я вдруг понадобилась какому-то мужчине, может быть это муж ее дочери пришел, у которого я учусь гончарному ремеслу. Может быть, я там что-то неправильно сделала, и треснули все мои горшки?
– Я только посмотрю на него, – упрямился уже как будто бы знакомый голос.
– Тамерлан, – укоризненно произнесла старушка достаточно четко, – сейчас не лучшее время.
И я тут же очнулась, услышав знакомое имя, я посмотрела на сына, он почти заснул, но продолжал лениво цедить молоко. Я не могла до конца понять, что происходит, сон ли мне приснился или я в бреду и мне ничего не оставалось, как притвориться спящей и дослушать весь диалог за шторкой.
– Софья Ярославна, дайте мне взглянуть на сына и я уйду.
Я услышала, как шторка отодвинулась, и ко мне приблизился он. Наверное, в мое молоко тут же выделилась большая порция адреналина или оно вовсе перестало выделяться, но в этот момент сын отцепился от меня, и я уже не могла скрывать, что сплю, я открыла глаза, Мирослав во все глаза смотрел на кого-то, кто стоял над нами. Мне было страшно повернуть голову, встретиться с его глазами, увидеть в них презрение. Но я повернула голову и посмотрела на того, кого больше всего хотела увидеть уже много месяцев. Тимур стоял перед нами, он не отводил взгляда от сына, и смотрел на него так, словно сам не мог поверить своим глазам и никак не мог прийти в себя. Потом он перевел свой взгляд на меня, и моё сердце сжалось от любви и от чувства вины к нему. Я не знала и не понимала, что он чувствует, но по виду он был ошеломлен, и может даже зол на меня. Немая сцена длилась до тех пор, пока Мирослав не захныкал, и Софья Ярославна тут же выставила Тимура за шторку со словами:
– Ну, посмотрел и хватит, вон, малыша перепугал только! Сядь, да посиди, а то побледнел весь, выпей лучше водички.
Я сразу же переключилась на сына, поправила на себе платье, и, запеленав Мирослава, взяла его на руки и тихонечко сидела на настиле, совершенно не понимая, как мне себя вести и что делать. Я всё еще не верила всему, что происходит, из-за шторки совсем не хотелось выходить, и тогда Софья Ярославна снова вмешалась.
– Давай мне Мирославушку, а сами идите-ка наберите черники мне к пирогу, Тамерлан знает где, – в мягком приказном тоне сказала старушка и взяла у меня из рук сына, немного отодвинув шторку.
Я неловко глянула на Тимура, он допивал кружку воды и потом, поставив её на стол, строго посмотрел на меня, сразу же встал и вышел. И тут меня всю окатило жаром от его взгляда, до боли знакомого, но позабытого. Я взяла большую глиняную кружку и вышла следом, не ощущая ног под собой. Мне кажется, в тот миг я перестала дышать и на мгновение все замерло.
У меня кружилась голова, я всё еще не верила, что Тимур каким-то образом оказался рядом со мной и это всё взаправду. Только выскочивший откуда-то из-за избы Съюти на миг вывел меня из ступора, он узнал Тимура и стал звонко лаять, и скакать перед ним.
– О, Съюткейс! – удивленно сказал Тимур и его родной голос, словно пулемет, пробил в моем сердце новые дыры.
Он потрепал его по голове, но мы продолжали идти по тропинке в сторону леса, хотя, конечно, едва ли бы мы стали собирать ягоды сейчас. Мне хотелось, чтобы мы просто шли так еще очень долго, не начав говорить, чтобы подольше побыть с ним. Я была уверена, что это будет неприятный разговор, и он может закончиться полнейшим крахом. И хоть я столько раз репетировала наш разговор, но теперь я совершенно не знала, что сказать, я была застигнута врасплох. Я шла так близко к нему, чуть позади, но он был так далек, я смотрела на него, не отрывая глаз, пытаясь понять, что в нем поменялось. И хоть он по правилам поселения, переоблачился в широковатую рубаху и порты, было заметно, что он заметно похудел и имел измотанный вид, впрочем, как и я. Тут же, все чувства, которые я душила в себе весь год, восстали во мне. Весь прошедший год словно растворился, вернув нас к последнему дню расставания.
– Сколько ему месяцев? – вдруг нарушил тишину Тимур, он был напряжен, но сдержан.
– Четыре… Он родился 10 апреля, немного раньше срока… – с дрожью в голосе ответила я.
– Почему я узнал о сыне только сейчас? Почему ты не сказала мне, что беременна?! – строго спросил он и вдруг перешел на повышенные тона и стал идти быстрее.
Я едва поспевала за ним и сквозь сбившееся дыхание от волнения, затараторила, защищаясь:
– Да потому что я сама узнала, когда ты уже уехал! Ты оборвал всю связь, о тебе ничего не знал даже Даня! А когда ты вышел на связь, уже было слишком поздно, об этом не так просто было сказать, когда ты окончательно вычеркнул меня из жизни и знать не хотел!
– А ты разве не этого добивалась?! – Тимур начал злиться и в сердцах эмоционально выкрикнул. – Да, я очень хотел тебя забыть! Всем сердцем! Я, правда, пытался, я ушел в работу с головой, но просыпался и засыпал я все равно с воспоминаниями о тебе, изо дня в день. Тем не менее, мне успешно удалось вбить себе в голову, что я тебя не смогу сделать счастливой, и я пытался нарушить связь со всем, что мне напомнило бы о тебе. Бог знает, сколько бы еще прошло времени, прежде чем я опомнился. Если бы не Даня, если бы он не рассказал мне, что у меня тут сын. Я, скорее всего, не приехал бы, даже на его свадьбу, лишь бы не видеть тебя.
Его последние слова больно задели меня, значит, он не хотел меня видеть, и его обида не прошла, значит, он приехал только из-за сына…
– То есть, ты бы никогда не приехал из-за меня? – со слезами в голосе, уточнила я.
– А смысл? Ты ведь не любишь меня, – сурово ответил Тимур, он все время смотрел куда-то вдаль или себе под ноги, но не на меня.
Я вдруг остановилась от полнейшего бессилия что-либо изменить. Эмоции переполняли меня, но мне не хватало слов объясниться, поэтому я лишь обиженно смотрела на него исподлобья, а слезы готовы были вот-вот вылиться из глаз. Он тоже остановился, оглянулся и вдруг внимательно посмотрел на меня, так, словно только сейчас осознал, где он находится.
– Зачем ты носишь этот платок на голове и что ты вообще тут делаешь? – недоуменно спросил он вдруг.
– Да потому что я замужем за тобой, и я жду тебя с другой стороны! – выкрикнула я серьезно, насупившись, а потом закрыла ладошкой лицо, не желая, чтобы он видел моих слез.
Тимур застыл в недвижимом безмолвии, явно не ожидая такого ответа, а я побежала вперед, сгорая от стыда.
– Стой! – вдруг опомнился он и поспешил за мной.
Он скоро догнал меня и повернул к себе, держа меня за плечи, я стояла с заплаканным лицом, замерев, и смотрела на него, моего любимого, вот он, передо мной, он касается меня и готов вытрясти из меня всю душу.
– Что всё это значит? – он внимательно смотрел мне в глаза, пытливо и дерзко.
– Люблю я тебя! Вот что это значит! – яростно выкрикнула я, сведя брови.
Тимур изменился в лице, он как будто растерялся от моих слов, даже был поражен в каком-то смысле и тут же выпустил меня, и тогда я уже спокойно продолжила говорить, опустив глаза, пылая и дрожа:
– Хочешь, верь, хочешь – нет, я всегда тебя любила и всегда ждала… То, что произошло тогда, я очень жалею об этом, я не хотела тебе сделать больно, просто мне тоже было очень больно… Я не смогла справиться со своими чувствами. Я не знаю, поймешь ли ты меня… Прости меня, если сможешь…
Мне так много хотелось сказать, но слова путались в моей голове. Я подняла на него глаза, боясь увидеть в его взгляде нечто ужасное, но к своему удивлению, в его взгляде встретила принятие и облегчение.
Он тихонько, не говоря ни слова, взял меня за руку и привлек к себе. Я доверчиво упала к нему объятия, будто в пушистое нежное облако, мне хотелось растечься в нем навсегда. Невыносимый груз, который я все это время носила в себе, постепенно растворился, как будто с меня сняли заклятие.
– Ты не виновата, малышка, – заговорил он с искренней горечью в голосе, прижимая меня к себе так, словно я дикая птица, которая вот-вот вырвется из его рук – это я идиот, потерял кучу времени из-за собственной тупости и гордости. Ты совсем еще неопытная, а я пошёл на поводу у эмоций, для меня это непростительно. Я думал, что потерял тебя и не пытался всё исправить. Я не был рядом с тобой всё это время. В это очень важное время. Никогда не прощу себя.
Как я мечтала об этом, ощутить его крепкие объятия снова, услышать его голос, эти важные слова. Я расплакалась от счастья и, шмыгая носом, сквозь всхлипывания, спросила:
– Ты, правда, здесь? Это не сон? Не выпускай меня еще немного, чтобы я точно поверила.
– Больше никогда, ни за что не отпущу! Моя маленькая, как я люблю тебя. Как я скучал по тебе!
Я улыбалась и прижималась к его груди, обвив его руками за талию.
– Я так счастлива… – сказала я.
– А я-то как счастлив!… Боже, спасибо! – прокричал он, посмотрев в небо. – Не хочу тебя выпускать ни на секунду из виду. Теперь я компенсирую каждую минуту потерянного времени. Хочу смотреть на тебя, чувствовать тебя, что ты рядом.
Тимур был взволнован и воодушевлен, суровая маска была сорвана с лица и, засияв от счастья, он стал показывать свои истинные чувства.
– Ты не представляешь, сколько мне надо тебе рассказать!
– Может быть, тогда мы не пойдем за ягодами, а пойдем к речке посидим, и ты мне все расскажешь? – предложила я и, отстранившись от него, взяла его за руку.
– Да, Да!
– Ну, тогда побежали! – я засмеялась и, потянув Тимура за собой, мы побежали к реке, но не добежали, Тимур остановился на лугу и упал на траву, я испугалась и подскочила к нему рядом, а он лежал и улыбался во весь рот своей широкой довольной улыбкой.
– Вот она, Матушка–природа, Родина моя! – выкрикнул он на весь луг.
– Что с тобой? – улыбаясь, спросила я, а Тимур тут же повалил меня на спину и впился в меня долгим жадным поцелуем, потом он снял платок с моей головы и распустил мою косу, любуясь моими светлыми локонами.
– Мирославом сына нашего назвала, значит, – сказал он довольно, и добавил с нежностью – спасибо тебе за него, он принесет мир в нашу семью.
– Так и задумывалось, – я смущенно улыбалась.
Тимур не сводил с меня счастливых глаз.
– Как же ты нашел нас? – поинтересовалась я.
– Даня написал мне про тебя и Мирослава, но я не смог быстро взять вот так и приехать, хоть и хотелось. Откровенно говоря меня там давно все удручало, не чувствовал я себя там как дома, меня тянуло сюда, вот именно в это поселение, веришь ты? И потом такое письмо, я больше не мог себя обманывать, ни в том, что не могу позволить себе вернуться, ни в том, что не хотел бы тебя увидеть. А когда я узнал еще и про сына, я просто написал заявление на увольнение и, отработав две недели, купил билет в один конец и вернулся, куда меня всегда тянуло. Конечно, я по приезду сначала оставил вещи у себя в квартире, потом поехал к тебе, но там тебя не было, тогда пришлось связаться с Даней, и он рассказал мне, что вы тут. Это ли не знак? Мне оставалось только надеяться, что ты меня все еще любишь и простишь мои ошибки, которые я допускал раз за разом, не считаясь с твоими чувствами.
– Знаешь, и меня тоже в последнее время тянуло сюда, словно я ожидала найти тебя здесь, в месте, где я полюбила тебя. Но что же теперь? Ты не вернешься обратно?
– Ни за что, мы останемся строить свою жизнь здесь.
– В поселении? – удивилась я.
Тимур рассмеялся.
– Нет, в своем прекрасном домике.
– В том райском уголке у озера? – озарилась я. – Но там же столько надо вложить в ремонт. И как же твоя сестра?
– Предоставь мне об этом беспокоиться, а у сестры в наследство квартира перешла от отца, так что, всё по-честному, – успокоил меня Тимур и снова принялся меня целовать, а потом добавил:
– По-крайней мере я сделал два полезных дела за этот год, пока мы не были вместе.
– Каких же?
– Я покопался в себе, понял, что делал не так, прошел психотерапию, как бы это страшно не звучало. Это у них там популярно, кстати. Ты просто болтаешь по душам с психотерапевтом, и он раскручивает твои проблемы, как клубки. Хоть это очень болезненно и неприятно порой, но я смог осознать многие вещи.
– Есть чем гордиться, – сказала я, – это вселяет надежду, что теперь у нас всё сложится иначе, хотя мне тоже не помешало бы разобраться в своих травмах.
– Сложится всё, как надо, не переживай, это я был главной движущей силой в конфликтах, как бы мне сейчас не было неприятно в этом признаваться. Психологические травмы и страхи из детства давали о себе знать и прорывались наружу. И, хоть я не кардинально поменялся, но я работаю над собой.
– Маленький Тимуля требовал внимания к себе? – предположила я.
– Маленький Тимуля боялся полюбить, всех отвергая, а потом так сильно боялся потерять, что наломал дров и потерял.
– Но теперь ты разрешаешь ему любить?
– Я снова ему позволяю любить и хоть боюсь потерять, это адекватный страх. С этого дня я чувствую себя исцеленным, иным… Нормальным, наконец!
– Ты не потеряешь, все будет хорошо! – успокоила я Тимура.
– Я уже знаю, как сделать, чтобы все было хорошо, – довольно сказал Тимур, – недаром все те страдания прошли, и я батрачил как ослик и у нас есть сбережения, чтобы поднять наш домик.
– Знаешь, я так рада, что не придется теперь ехать в Америку, и хоть ради тебя, я, конечно, поехала бы, но остаться здесь, это самое наилучшее, что может быть. Если б еще и Настя не уезжала. Я останусь без единственной подруги…
Я поникла.
– Через годик и они вернутся, не переживай, там нечего делать. Я лично больше не собираюсь менять свою семью лишь на карабканье по карьерной лестнице, я хочу смотреть, как растет мой сын, хочу жить полной жизнью.
– Ой, наш сын! Нам надо идти домой! – опомнилась я, и мы с Тимуром поднялись с травы и направились к избе.
– А ты знала, что Софья Ярославна моя бабушка по линии мамы? – вдруг улыбаясь, спросил Тимур.
– Что? – изумилась я, – не может быть!
– А дочь ее тут, моя тетя и крестная, – ещё больше расплылся в улыбке Тимур.
– И те мальчишки, тебе двоюродные братья? Они тебе в племянники годятся!
– Угу, поздние дети, так случилось, – довольно кивнул Тимур, – так что не беспокойся за Мирослава, он в надежных руках.
– А что насчет дедушки?
– Дедушка в кузнице, ты наверняка и его видела.
– Видела… Да я гончарному делу с мужем твоей тети всю неделю обучалась, помогала ему! – я рассмеялась, – У тебя тут вся семья, что ли? Боже, и ты все время молчал об этом? Теперь понятно, почему Софья Ярославна о твоем добром сердце мне втирала. Думала я, откуда же ей знать, а оно вон что. И правнука она своего нянчит там, как родного, ну понятно. И мне не просто так же позвонила, наверное, она ведь знала, что между нами что-то есть, хотела разузнать о тебе новостей, ты же совсем слился.
– Ты тысячу раз права! Ну не вся семья, кроме старшей сестры, она не приобщилась. А чего ты удивляешься, у нас тут каждый приводит кого-нибудь из своих родных и близких, не с улицы же люди попадают, ну бывают исключения, – ухмыльнулся Тимур и с любовью глянул на меня.
– Так я поняла, хорошо, ну а сейчас мы не поедем домой, я имею ввиду, совсем домой?
– Если ты не возражаешь, я был бы рад побыть тут еще пару дней, так соскучился по этим местам и родным людям.
– Да хоть пять, ты заслужил этот отдых, – согласилась я, – а за нами приедут, когда потребуется, не переживай.
И Тимур тогда снова привлек меня к себе и поцеловал, а потом аккуратно покрыл мне голову платком, который снял с меня и гордо сказал:
– Теперь волосы только для мужа.
– Давай это будет работать только в этом месте, пожалуйста, – ответила я с улыбочкой и подвязала платок.
– Жена, а ты знаешь, что раз уж я вернулся с чужих земель, нам бы с сыном следовало вернуться в княжеские хоромы по здешним правилам?
– Да мы тут как-то по-простому… Это обязательно? Софья Ярославна мне очень помогает… Я боюсь, одна не справлюсь… – засомневалась я.
– В будущем ты можешь стать княгиней.
– Можно я только буду женой?
Я смущенно засмеялась и посмотрела на Тимура, он улыбался.
– Ну, ты чего? Я ль тебе помощь с сыном не окажу?
– А как же твои тренировки? Ты вон какой истосковавшийся по всему этому, думаешь, я не вижу как глаза твои горят, того и глядишь, побежишь сейчас из лука стрелять или мечом махать, да в кузницу к деду помогать.
– Я везде поспею, но сначала я побуду с вами, – пообещал Тимур и мягко подытожил, – Оль, таковы правила, сегодня мы переселимся, но ты всегда можешь приходить к Софье Ярославне, приносить Мирослава, если надо отлучиться.
Но я мягко настояла на своем.
– Милый, ты просто не провел еще ни дня с маленьким и понятия не имеешь, что такое бессонные ночи. И добавь к этому еще то, что от пережитого потрясения у меня наверняка пропадет молоко и хоть, по секрету, я с собой прихватила смесь, поверь мне, не лучший вариант создавать сейчас мне и сыну дополнительные перемены. Там у нас все уже налажено, понятно и просто. Мироша уже привык к Софье Ярославне и я тоже.
Тимур на удивление сразу же сдался.
– Хорошо, пусть так, не буду настаивать, главное, чтобы тебе было спокойнее, я и, правда, пока ничего не понимаю в этом.
– Спасибо, – с облегчением сказала я и улыбнулась, а Тимур в ответ наклонился ко мне и поцеловал.
Мы так долго не могли наговориться, что потеряли счет времени, но к счастью, когда мы вернулись, наш сын еще спал, а Софья Ярославна тихонечко сидела за ткацким станком и что-то себе под нос напевала.
Мы смущенно переглянулись, когда она, заметив наши счастливые лица, довольным тоном спросила:
– Ну что, помирились, голубки?
Скоро проснулся малыш, Тимур ждал этого момента и все не отходил от люльки, пытался украдкой от нас растормошить сына, ему все не терпелось с ним провести время. И только сынок сонно закряхтел, Тимур уже взял его на руки и стал поглаживать его ручки и гладить по голове, рассказывая ему, что он его папа. Потом он передал мне его на кормление и снова занимался с ним до самого вечера. Я наблюдала за ним украдкой и едва ли могла скрыть своё долгожданное счастье, которое так страшно было выпустить из виду, выронить из рук, очнуться вдруг и понять, что ничего и не было, лишь чудный сон. Мне приходилось удостоверяться в действительности происходящего каждый раз, проходя мимо Тимура, коснувшись его руки или прильнув к его груди. Он тоже не упускал момента улучить минутку, когда можно было бы лишний раз уединиться со мной и постоять крепко обнявшись.
