Ольга Даро
Я и ты
Я увидела, как Тимур сжал ладонь в кулак так сильно, пока не побелели костяшки на его пальцах. Я глянула на него и покачала головой, типа « НЕ смей»
– Тимур, – вмешалась сестра, – я не знала, что у тебя есть невеста.
Я почувствовала, что мне как будто не хватает воздуха, я больше не могла этого выносить и, поднявшись со стула, сказала:
– Простите, мне надо в дамскую комнату.
А сама незаметно вышла из кафе, взяла такси и уехала домой, желая провалиться сквозь землю. Уже в такси мне названивал Тимур, я не отвечала. Звонила и ты. Если бы можно было уехать в другой город, я бы уехала подальше от всего этого.
Я ждала его дома на диване в зале, я знала сейчас он приедет, он будет кричать, и возмущаться и мы поссоримся. Я ждала в тишине, Кейс сидел у моих ног. Я слышала, как тикают часы на стене, и как еще громче бьется моё сердце, опережая их. Я слышала, как открывается дверь, я слышала, как она захлопнулась, слышала его приближающиеся тяжелые быстрые шаги, он даже не разулся, он ворвался так резко, что я подскочила с дивана и встретила его с гордо поднятой головой и вывернутой наизнанку душой.
– Объяснись! – только выпалил Тимур, кипя от ярости.
Но объясниться он не дал, он продолжил.
– Ты думаешь, ты верно поступаешь?! Это правильно?! Уходить так, бросать гостей?! Меня?
Я смотрела на него, такого злого, но боже, такого любимого, его глаза, они такие прекрасные, и даже этот его хмурый вид делает его чертовски привлекательным. Глаза страстные, властные, строгие. Я не слушала его нравоучения о правилах этикета в светском обществе. Я думала о том, какой он желанный для меня и как мне не хочется его отпускать, как мне хочется броситься ему в ноги. Но это выше моих сил, я больше не могу терпеть эти душевные муки, от того что я как будто не вытягиваю его, как будто он меня подавляет, требует и требует, но чтобы я не делала, у меня никак не получается соответствовать ему. Мне так было больно любить его. И так больно отпускать.
– Ты ничего не хочешь сказать?! – оборвал он мои мысли.
– Я… я хочу, чтобы ты ушел, – соврала я, не глядя на него, и отвернула голову в сторону.
– Что так просто?! Ушёл из твоей жизни или из этой квартиры?! – как всегда начал он драматизировать. – Ты бесишь меня своей неопределенностью! Почему ты, то тянешься ко мне, то отстраняешься? Ответь мне на этот простой вопрос!
Тимур завелся как никогда. Я посмотрела на него испуганными глазами.
– Скажи мне, в чем секрет!? – не унимался он.
Он взял меня за плечи и немного тряхнул, чтобы я вышла из ступора.
– Я…, – я убрала его руки и, отвернувшись, сказала, – понимаешь, это непросто объяснить…
– А ты постарайся! И не отворачивайся от меня, когда говоришь со мной!
Он сам повернул меня к себе и ожидающим взглядом уставился на меня.
– Каждый раз, когда я понимала, что привязываюсь к тебе, я хотела этого избежать, я с этим боролась, – промямлила я.
– Почему?
– Потому что … мне кажется, я не достойна тебя… Ты вон какой! А я… кто я такая? Никто, пустое место, ты и сам говорил…
– Это неправда! Да что я говорил?! Я сам не понимал тогда, что говорил, зачем вспоминать то, что сейчас не имеет значения? И притом, я ведь на самом деле совсем другое чувствовал к тебе. Ты же знаешь. Оль, это всё твои домыслы.
– Я всегда буду для тебя бездарной студенткой, всегда буду не дотягивать до твоего представления об идеальной женщине … Знаешь, лучше сейчас расстаться, пока не так больно. И там ты сможешь найти кого-то достойнее меня.
– Не говори глупостей! Я тебя люблю, даже с такими тараканищами в голове! Поехали со мной, я предлагал тебе!
– Нет.
– Да почему нет? Ты сводишь меня с ума своими сомнениями.
– Потому что я не хочу туда ехать, я не готова к таким переменам. Ты хоть немного попытался понять меня? Я боюсь неизвестности, я боюсь…
– Довериться мне?
– Я не говорила этого, – с сомнением прошептала я.
– Значит, да. Знаешь, мне кажется, твоя проблема в том, что ты так и не решила чего хочешь. Ты можешь тогда, хотя бы ответить на один вопрос? Ты вообще любишь меня? – вдруг спросил он меня.
«Да-да, люблю» – кричало сердце.
Но если бы я так сказала, то еще немного и я бы сдалась. И я молчала, нахмурившись, сдерживая порыв.
– Это, наверное, очень сложный вопрос, да? На него столько ответов может быть, – как-то разочарованно сказал Тимур.
– Я отвечу тебе, когда ты вернешься. Если вернешься.
– Нет уж, тогда мне уже не надо. В общем, я понял тебя. Ключи я тебе от своей квартиры не оставляю, так?
– Так. Ты знаешь, я не хотела там жить.
– Отлично. Тогда и эти ключи забери. Не хочу больше терпеть этот дурдом. Варись в нем сама, если это тебе доставляет удовольствие. Сегодня я переночую у своей сестры.
– Но… Тимур… – я хотела было предпринять попытку остановить его. Я почувствовала по его голосу, как он задет, столько боли в нем было. Я не хотела, чтобы это произошло так болезненно.
– Я опустошен. Я хочу побыть один. И да, чтобы нас больше ничего не связывало… – он взял мой мобильный и трясущимися от злости руками нашел свой контакт и удалил его, – теперь нас ничего не связывает и ничего не свяжет никогда!
Как мне хотелось броситься ему на шею, но я стояла словно статуя, еще не осознавая происходящего. Я так и не поняла, кто кого бросил сейчас. Но может так лучше для нас? Мы не подходим друг другу, мы слишком разные.
Он стремительно вышел из зала, Съюти побежал за ним.
– Нет, мальчик, ты остаешься, – сказал он ему.
У выхода он мне крикнул:
– Если он тебе будет слишком напоминать обо мне, ты можешь от него всегда избавиться! Как и от меня! У тебя это неплохо получается. Удачи в твоем будущем здесь. Прощай!
И он захлопнул дверь, забрав с собой свой чемодан.
Наконец, мой ком прорвало и я, сев на диван, разрыдалась, как и в том лесу, только не было рядом никого, кто мог бы меня выслушать и успокоить. После такого можно было и не надеяться, что он меня простит и вернётся. Но больно было невыносимо, почти наступил болевой шок, после которого теряешь сознание. Потом ступор, непонимание происходящего, отрицание, убеждение себя в верности принятого решения, умышленная забывчивость лучших прожитых моментов вместе, оправдание себя и жалость к себе. Слезы, слезы, много слез, совершенно не дающих облегчение. Только я забыла, что после такой боли больше всего хочется стремительно умереть.
Ты не знала, что у нас случилось, и никто не знал. Тимур уехал тихо, он даже с Даней попрощался по телефону, не сообщив ему, во сколько у него рейс. И только вечером шестого числа ты пришла ко мне навестить меня. А на мне лица не было, вернее оно было каким – то каменным, взгляд был потухшим, потерянным.
– Как ты проводила Тимура? – обеспокоенно спросила ты меня, разуваясь в прихожей.
– Я его не провожала. Вчера мы поссорились.
– О, ничего удивительного, он так разозлился вчера, что ты ушла.
– Мы расстались. И плохо расстались. То есть совсем расстались. Понимаешь?
– Как?! – округлила ты глаза, не веря услышанному. – Как так-то?
– Я сыграла в этом не последнюю роль. Пошли, расскажу.
Мы прошли на кухню, и я тебе не спеша всё рассказала, ты была в шоке.
– Значит, ты специально его на это спровоцировала, чтобы он бросил тебя? Ты сама себе враг, Оля. Разве встретишь ты еще такого мужчину?
– Мы просто не сможем существовать вместе.
– Заметь, эта гнилая мысль сидит только у тебя в голове. Ты себе судьбу исковеркала и ему тоже, полагаю. Бедный Тимур, – ты вздохнула. – Ты должна с ним помириться. Попросить прощения.
– Нет, это конец, он намеренно удалил свой номер телефона из моих контактов, он не хочет меня ни видеть, ни слышать.
– Может, отойдет еще.
– Это вряд ли, выглядел он убедительно.
Ты поболтала со мной еще какое-то время, пытаясь поддержать, и собралась уходить в десятом часу, когда за тобой подъехал Даня.
Напоследок ты сказала:
– Знаешь, Оль, ты сделала просто ужасную вещь, теперь эта боль будет жить вечно в ваших сердцах. Никогда вы ее не забудете, если вновь не встретитесь. А пока я тебя оставляю одну с ней. Даня сегодня написал заявление об уходе, он скоро тоже уедет, и я тогда перееду к тебе жить обратно. Если хочешь.
– Хочу. Очень, – сквозь слезы проговорила я.
И ты не сдержалась, обняла меня, и я расплакалась на твоем плече.
Дни проходили для меня однообразно тоскливо, мучительно, одиноко за перебиранием некоторых вещей Тимура. Он оставил домашнюю футболку в стирке, зубную щётку и туалетную воду. Казалось, что он ещё здесь. Утром его зубная щетка напоминала мне о нем, я мочила её, словно он только что вышел из ванны. А если побрызгаться его туалетной водой, можно представить, что он только что был рядом, крепко сжимал меня в своих заботливых объятиях, а потом просто ушёл на работу. И постиранная свежая футболка ждала его на пустующей полке в шкафу. Я понимала, что живу в иллюзиях и никак не хотела осознать, что Тимур уже не часть моей жизни, он словно погиб для меня. Съюткейс мне дарил больше всего радости и самые теплые воспоминания о Тимуре в эти дни.
У тебя дни тоже были наполнены легкой грустью по убывающим дням, но также теперь и грустью по мне. Ты рассказала Дане, что я с Тимуром рассталась, и немного истории, он же только сказал: «Кажется, на сердцах обоих любовь сделала слишком глубокий ожог».
Но 13 августа я вдруг покинула иллюзии, я неожиданно вспомнила, что забыла о чем-то важном, я что-то упустила. Я поняла, что мои месячные не пришли ко мне вовремя, хотя живот периодически тянуло. Может сбой от нервов, я молилась, чтобы так и было. Но за тестом на беременность я не пошла, все же надеясь, что у меня гормональный сбой. И неделя сменилось другой, но ничего не менялось. Так что как бы мне не было страшно, мне пришлось отправиться в аптеку и произнести эти слова, которые я не думала, что произнесу так скоро: «Пожалуйста, дайте мне тест на беременность». Каким был страшным тот день, в тот день аптекарь был неприветлив и тот тест был таким чуждым, дорога до дома казалось длинной, ожидание мучительным. И этот бесконечный момент прочтения инструкции и эти несколько секунд, решающие всю мою дальнейшую жизнь. Этот судьбоносный тест показал мне две яркие полоски. Я сидела с ним в руках и пыталась осознать свои чувства. Сначала была пустота, тишина в голове, мысли на миг остановили поток, словно в голове включилась пауза. Вообще никаких ощущений. Радости не было вообще, наконец, наступил страх. Страх от осознания того, что внутри меня есть жизнь, еще совсем маленький зародыш, но уже был страх за его безопасность, страх не суметь его защитить, не справиться с трудностями в одиночку. Потом я поняла, что люблю этого ребенка и меня наполнил трепет, мне захотелось уберечь его от любых невзгод. Потом возник снова страх, а как же я теперь одна воспитаю его? Но у меня же есть работа и ты. Да, все хорошо. Мы не одни, у нас есть опора. Потом я подумала о Тимуре, что он, должно быть, был бы рад, но не теперь, а тогда, когда всё еще было хорошо. Я сидела так с получаса, потом набрала тебе и попросила срочно приехать. Ты сорвалась с работы чуть раньше и когда ты вошла в зал, я мечтательно лежала на диване и загадочно улыбалась.
– Что случилось? Тимур звонил? – подбежала ты ко мне и присела рядом.
– Я беременна, – сразу перебила я тебя со слезами на глазах.
– Что? Да ладно! Правда? Ох, у меня нет слов… Это чудесно, да? Если Тимур узнает…
– Он не узнает.
– Но почему, ведь тогда он точно приедет!
– Я не хочу устраивать свою личную жизнь за счет ребенка.
– Ну почему устраивать-то? Он ведь любит тебя, а ты его, ребенок это просто мостик между вами.
– Мы должны немного остыть, прийти в себя после ссоры. С горячки не стоит принимать решения. Я подожду.
– Сколько?
– Сколько надо. И ни слова Дане. Ни слова! – строго сказала я.
– Почему меня не покидает ощущение, что ты поступаешь всегда неверно? Почему нельзя поступать проще? Ты словно специально ищешь извилистые пути к своему счастью.
– Ему надо устроиться сейчас там. Я не стану его отвлекать.
– Конечно, зачем человека отвлекать такими мелочами, – иронично заметила ты. – Я считаю, он обязан знать, что у него будет ребенок.
– Тем не менее, я прошу тебя молчать.
– Я поняла, – недовольно проговорила ты.
Ты посидела со мной еще немного, обескураженная моей новостью, потом позвонил Даня, сказал, что он подъехал за тобой.
– Насть, помни, – проговорила я тебе напоследок.
Конечно, Даня не мог не заметить твоего прибитого состояния, ты словно заколдованная ходила по квартире.
– Настёныш, что-то не так? – обеспокоенно спросил Даня, нахмурившись. – Ты сама не своя после Оли.
– Всё нормально, – как можно более равнодушно ответила ты, продолжая готовку ужина.
Но лицо тебя выдавало, да и Даня был слишком настойчив.
– Посмотри-ка на меня. И рассказывай, я вижу, ты что-то скрываешь.
– Не переживай, это всё равно не касается тебя, – пыталась ты увернуться от разговора на эту тему.
– Ты переживаешь за Олю? Я понимаю. Я не могу ничего сказать тебе в утешение. Тимур еще не связывался со мной. Он там только вторую неделю и может быть, не совсем еще устроился. Он обещал выйти на связь, как только всё более или менее уляжется. Я могу у него спросить, если ты хочешь, серьезно ли он порвал с Олей. Ну, в общем, поговорю с ним на эту тему.
– Да, это было бы здорово, – с фальшивой радостью в голосе ответила ты.
Тебе было мучительно скрывать от Дани этот маленький секрет, тебя всю подмывало рассказать об этом ему, и в ту же минуту созвониться с Тимуром, который непременно должен сорваться и забрать меня к себе. Он обязательно так и сделает. Тебя одолевали мысли, что ты можешь сейчас изменить всю мою судьбу. Ты можешь повлиять на её ход, нарушив обещание молчать и возможно, я потом тебе скажу спасибо. И мне больше не придется страдать и переживать.
– Всё будет хорошо, малыш, – он подошел к тебе и обнял.
И ты вырвалась из его объятий и отчаянно прокричала:
– Нет, нет, не будет!
Даня недоуменно и напугано смотрел на тебя, а потом таким мягким приказным тоном сказал, сам начав изрядно нервничать:
– Настя, так, что случилось? Говори!
Ты из последних сил боролась с собой и слезы отчаянья наполнили твои глаза. Если ты можешь сделать как лучше, ты не сможешь простить себе, что не сделала этого.
– Я тебе помогу. Я думаю, я почти уверен, что дело в Оле. Она что-то сделала с собой?
– Нет.
– Что тогда?
Ты не могла никак проронить это слово, оно не выходило из твоих уст, ты ведь обещала молчать.
– Хорошо, я полагаю, тебя просили мне об этом не говорить, раз ты стоишь, в рот воды набрав, – проницательно заметил Даня, сложив руки за спиной, и как следователь начал расхаживать по кухне, нарезая круги вокруг тебя.
– По-видимому, это связано как-то с Тимуром, и ты не можешь говорить мне, потому что я единственный, с кем он может выйти на связь.
Ты стояла и утирала слезы, слушая его предположения.
– Зная Олю, она могла наделать уйму всего, что могло бы не понравиться Тимуру. Это непросто, сразу понять, что именно. Но это что-то действительно серьезное, то что могло бы даже вернуть его… И ты не должна мне об этом рассказывать, но и держать в себе ты это не можешь… Хм… Это что-то очень важное…
Он остановился, подошёл к тебе, посмотрел в твои мокрые глаза проникновенным серьезным взглядом и предположил:
– Она беременна…
Ты опустила глаза и отрешенно села на стул. Ну, по крайней мере, не ты это произнесла.
– Она не должна знать, что ты знаешь. Но мы должны сказать об этом Тимуру. Как можно скорее, – отчаянно произнесла ты. – Прямо сейчас!
– Во-первых, я не думаю, что это хорошая идея, правильнее, если она скажет ему сама. Во-вторых, даже, если бы мы сами захотели ему всё рассказать, не смогли бы. Я не могу с ним связаться прямо сейчас, он должен сменить номер телефона.
– Черт! Но почему всё так сложно? Она не собирается ему рассказывать.
– Пойми, мы не имеем права вмешиваться.
– Имеем! – не сдавалась ты. – Ты же можешь ведь написать ему на электронный ящик!
– Нет, Настя, я не стану. Вот ты упрямая, ты мне напоминаешь историю в лесу. Опять все пострадают из-за этого. Ты какое отношение имеешь ко всему этому? Свечку держала над ними?
– Она моя подруга! Наоборот, они снова будут вместе. Он должен знать, что у него будет ребенок.
– У него там и так геморроя по уши, ты хочешь ему еще одну заботу накинуть?
– Может он вернется за ней, если узнает?
– Не думаю, это очень небольшой шанс.
– Но почему?
– Видишь ли, раньше мы никогда с ним не расставались так, по телефону, это очень странно. По голосу я слышал, что он был раздавлен. Возможно, там уже нет прежнего Тимура. Нельзя так сразу в лоб ему сказать, что Оля беременна. Надо постепенно разобраться, как он, что насчет неё думает. Я с ним обязательно поговорю. И Оля права, не стоит пока говорить ему, хотя бы месяц. И лучше все же, если она это сделает сама.
– И почему я не удивлена твоим суждениям. Вы все такие рассудительные, одна я неразумная, – обиженно проговорила ты.
– Нет, просто ты очень добрая и справедливая. Но в жизни не так много справедливости. И не всегда получается, так как мы хотим. Люди часто поступают иначе, не зависимо от нашего желания. Если ты хочешь помочь ей, просто будь рядом.
Он разговаривал с тобой, как с ребенком, присев на корточки рядом со стулом, где ты сидела, и, взяв твои руки с коленей, обхватил их своими ладонями.
– Я понимаю, ты переживаешь, но мы не имеем права вмешиваться, по крайней мере, до тех пор, пока этого действительно не потребуется. Сейчас оставь это право им. Я обещаю, что как только Тимур выйдет на связь, я дам его контакты Оле, и она сама сможет с ним связаться, если пожелает. А сейчас дай им время.
– Ладно, – ты немного успокоилась.
Он приподнялся, поцеловал тебя в губы и сменил тему разговора.
Последующие дни прошли без всяких происшествий, размеренно, с тенью печали. Тимур так и не объявился. Вы проводили по-прежнему много времени вместе, Даня старался много времени уделять тебе, на выходных вы приезжали ко мне. Он делал вид, что ничего не знает, но всё же мне было неловко с ним. Он мне напоминал о Тимуре и о том, что я как бесчувственная дура, так подло поступила с его лучшим другом.
В последнее воскресение Даня пригласил меня и тебя в гости к его большой семье для торжества, посвященному его скорому отъезду. Меня потихоньку начал одолевать токсикоз и такое обилие запахов еды по дому его родителей, заставляло меня часто выходить из-за стола на свежий воздух. Все как всегда были очень гостеприимны и общительны, пытались нас накормить до отвала. Потом меня немного зацепили по поводу того, почему я отказываюсь выпить, но я придумала себе уже отговорку заранее, что простудилась и принимаю лекарства. Ты вела себя скромно, молчаливо, улыбалась, когда надо, хотя была грустна, радости от торжества было немного. Чему радоваться-то?
Все желали Дане хорошо устроиться на новом месте, прилично зарабатывать и ждали приглашения погостить к себе на новое место. Даня сидел рядом с тобой и не выпускал твою руку, он казался взволнованным. Когда все высказались, он встал и сказал:
– Спасибо мои дорогие родители, братья с сестрами, и все остальные, кто пришел, спасибо за добрые слова, сегодня не просто повод собраться всем вместе, чтобы попрощаться со мной и дать напутствия. Я хочу сделать очень важное заявление в кругу своей семьи. Здесь находится очень дорогой для меня человек. Я хочу, чтобы вы знали это. Я встретил свою любовь. Я хочу, чтобы вы относились к ней, как к члену нашей семьи, оберегали её, пока меня не будет рядом.
Потом он обратился к тебе, а ты сидела как зачарованная, не понимая, что происходит.
– Настя, я хочу признаться при всех, как сильно я люблю тебя.
Ты жутко засмущалась, ошарашено глядя на него, а он вышел из-за стола, убрал стул в сторону, таинственно достал что-то из кармана своей сумки, висевшей на спинке стула и, встав на одно колено взволнованно и любяще глядя тебе в глаза, протянул тебе открытую коробочку с изящным колечком со словами:
– Ты будешь моей женой, когда я вернусь?
Наступила тишина. Я всхлипнула, утирая слёзы салфеткой. Все взоры упали на меня.
– Чёрт побери, это так трогательно! – ответила я в полголоса.
Даня ждал ответа. Ты смотрела на него, не отрываясь, пока я тебя не толкнула локтем в бок. Ты очнулась и, взяв кольцо из его рук, произнесла сначала тихо, а потом громко два раза:
– Да, Да!
Даня, сияя от счастья, встал с колена.
– Встань ты уже, – прошептала я тебе.
Ты встала и он, улыбаясь во весь рот, взял кольцо из твоих рук и сам надел тебе его на палец. Оно было слегка великовато, но это не беда. Потом раздались торжествующие овации, смех, свист и аплодисменты. Кто-то открыл шампанское. А вы тем временем целовались. Я плакала от счастья за вас, уже не стесняясь. Во время беременности я стала еще более эмоциональна. Потом вас благословили родители Дани и сказали, что приглашают всех твоих родных в гости, чтобы познакомиться и как полагается отпраздновать помолвку. Но это потом, теперь уже надо собирать чемодан и всё необходимое. Надо уметь прощаться. Даже ненадолго и даже на веки.
Последний ваш вечер был свободен от сборов, суеты, и ненужных звонков. Даня позаботился об этом. Вы провели его как обычный вечер, словно завтра ему никуда не надо. Нет никакого самолета, нет никакой Шотландии, и чемодан припрятан за дверь. Вы не говорили о ней и о его работе. Не говорили о том, что завтра надо рано вставать. О том, что завтра утром не надо варить кофе, завтра будет слишком мало времени на это. Завтра будет только такси и аэропорт. Зато сейчас один неспешный вечер, застывший в голове. Вы просто были рядом, смотрели обычный фильм в обнимку на диване, ты положила голову ему на грудь, а он гладил твои волосы, и так было спокойно на душе, пока так рядом его дыхание, пока ты слышишь его сердцебиение. Мгновение замри…
– Может, ты останешься здесь жить, пока меня не будет? Тебе не надо платить аренду, только за коммуналку. И Олю можешь позвать, – предложил Даня.
– Не, это слишком тяжело, здесь всё пропитано тобой, я умру с тоски. Уж лучше мы по старинке.
– Ну, смотри, подумай хорошенько, а то там уже очередь из моих родственников выстроилась для проживания здесь, пока меня не будет.
– Тем более, они будут не в восторге.
– Как я скажу, так и будет.
– Спасибо, но нет. Это слишком, я не смогу. У меня и так душа рвется на части.
– Что ж и у меня, любимая… Это временные неудобства. Мы это переживём. И потом, я обязательно найду способ с тобой связаться, как только смогу.
Он обнял тебя еще крепче.
Минуты бежали словно секунды, нещадно, безвозвратно, не жалея вас. Настала ночь, потом утро. Ты провожала его в аэропорту. Это было невыносимо, лучше бы не провожала. Когда он исчез в зоне посадки, твою душу пронзила боль. Вот и всё. Теперь тебе придется привыкать жить без него. Завтра наступит работа, где всё напомнит о нем, каждая вещь, к которой он прикасался. Ты украдкой заплакала, не было сил держаться, но тихонько, беззвучно, незаметно смахивая слезы.
Вечером я тебя встречала на пороге нашей квартиры. Ты бросила сумку в прихожей и смотрела на меня потерянным взглядом, готовая вступить в мои ряды бесконечной безжалостной печали и тоски.
– Для тебя кое-что тут есть, – грустно улыбаясь, проговорила я и кивнула в сторону кухни.
Ты недоуменно посмотрела на меня и неторопливо заглянула на кухню. А там лежал огромный букет, из него выглядывала как минимум сотня прекрасных розовых бутонов кустовых роз. В букете лежала записка.
«Пусть они напоминают тебе обо мне так долго, как смогут.
С любовью, твой Даниил».
– Их принес курьер минут двадцать назад, – сказала я, еле сдерживая слезы от того, как это трогательно.
А твои слезы уже капали на записку. Я подошла к тебе и обняла тебя за плечи.
– Знаешь, такие розы засыхают, как живые, если их не ставить в воду, – сказала я и, оставив тебя, поставила чайник на плиту.
Я почувствовала себя гораздо легче, как только ты пришла. Теперь всё будет хорошо. Я не одна, мы не одни.
